Целый день за окном метет. Снежинки прилипают к стеклу окна, медленно тают и превращаются в тонкие причудливые узоры. В тусклом желтом свете уличного фонаря наискосок проносится белая пушистая стая, которой нет ни начала, ни конца.
Дорожки, которые еще с утра прочистил краснолицый дворник, гроза местных мальчишек, дед Толя, бесповоротно замело, и весь двор превратился в огромное белое поле.
Все исчезло под снегом - уснувшие до весны машины, железные детские горки, деревянные песочницы, цепные качели, каменные ступени у входа.
Даже старенькие пятиэтажки с покатыми крышами и узкими, похожими на бойницы крепости, окнами словно вросли в землю, сжались, стали похожи на пытающихся согреться нахохлившихся воробьев.
Зимняя ночь опустилась быстро, накрыв землю темным одеялом.
А в комнате тепло и уютно.
Мокрые варежки сушатся на крашенной чугунной батарее. Тут же стоят мокрые, в беловатых разводах соли, сапожки. Две пары. Те, что поменьше - Максима, большие широкие, на рифленой подошве - Славкины.
На часах двадцать минут двенадцатого. Мама еще на работе, будет не раньше трех. Славка, старший брат, светловолосый, круглолицый, с густыми и красивыми как у девочки ресницами, давно спит. А Максиму что-то не спиться. Он сидит у окна, задумчиво смотрит на снежную кутерьму за окном, иногда поглядывает на часы - как смертельно медленно ползут стрелки по циферблату.
Ждет маму.
На улице не души. В теплой комнате тихо. Лишь размеренный стук часов и чуть слышное сопение брата.
Мучительно ноет правый висок. Максим трет его, морщится.
Вот если бы дома была мама. Она может все. Ей лишь нужно прикоснуться, провести теплой шершавой ладонью по волосам, поцеловать больной место - и все. Боль сразу же пройдет.
Мама уложит Максима в постель, накроет до самого подбородка одеялом, поцелует в лоб и тогда все станет на свои места. Придет покой и долгожданный сон. А боль раствориться без остатка.
Но мамы все еще нет, минутная стрелка замерла на месте, а висок болит не переставая. Максим на несколько минут включил, было, телевизор, но там ничего интересного нет. Реклама, реклама, реклама.
Потом взял с полки книгу - иллюстрированная энциклопедия для школьников, но читать не хотелось. Несколько минут Максим рассеяно рассматривал картинки, потом устало вздохнул и отложил книгу в сторону.
До прихода мамы оставалось три с половиной часа. Боже, как долго ждать! Максим выключил настольную лампу, подошел к окну и стал смотреть на улицу.
Вдруг он услышал стук. Тихий осторожный стук в дверь. Максим замер, прислушиваясь.
Может быть послышалось?
Точно послышалось.
Но через минуту стук раздался опять.
Максим тихо встал и осторожно, на цыпочках подошел к входной двери. Посмотрел в глазок.
Но там никого не было.
Пустая лестничная клетка, санки у стены, старенькая соседская коляска в дальнем углу.
Максим осторожно, старясь не шуметь, опустил на место пластиковую крышку дверного глазка и пошел обратно в комнату.
Когда он уже подходил к окну, снова раздался стук. Тихий, осторожный.
Теперь Максим испугался. Он подошел к старшему брату и стал осторожно его будить. Но Славик лишь отвернулся к стене, натянув одеяло на голову.
Максим растеряно смотрел на спящего брата и не знал, что делать.
Стук раздался снова.
Может быть это мама? Но у мамы есть ключ!
Максим снова подошел в двери и посмотрел в глазок.
Никого. Никого нет.
Но кто же тогда стучит в дверь?
Максим замер в коридоре, прислушиваясь. Сердце в груди колотилось от испуга и... любопытства.
Тук, тук. Тук, тук, тук.
Тихий, осторожный, настойчивый стук в дверь, туда, где находится замочная скважина.
- Кто там?
Голос Максима, тонкий, испуганный похож на скрип половицы.
Но в ответ мгновение тишины. Бездонная пропасть молчания.
И снова - тук, тук. Тук, тук, тук.
Максим осторожно одел висящую на двери стальную цепочку в паз. Потом медленно провернул защелку.
Два оборота по часовой стрелке.
Сердце в груди бешено колотилось.
Скрипнула, приоткрываясь, дверь.
Максим испуганно выглянул в образовавшуюся щель. Он был уверен, что там никого нет. По крайней мере, там не будет людей.
Может быть кошка. Да. Кошка. Замерзла на улице и скребется в дверь...
На пороге стоял мамин брат, дядя Миша.
Он жил в соседнем подъезде на втором этаже.
Невысокий, полный, с пивным животом, и большими, пахнущими соляркой руками.
- Максим... Впусти погреться, а то у меня дома никого нет. А на улице холодно очень.
Только сейчас Максим заметил, что дядя Миша без верхней одежды - затертый старый свитер, мешковатые брюки, ботинки. Из под растянутого воротника нелепо торчит уголок рубашки.
Максим снял цепочку и шагнул в сторону.
- Проходите, я вас чаем сейчас угощу.
Это дядя Миша. Но тревога почему-то не оставляла сердце.
Максим попытался заглянуть в глаза гостю, но тот устало опустился на стул и отвернулся к окну.
- Холодно. Так холодно. Все никак не могу согреться.
Дядя Миша все ежился и тер плечи ладонями.
Максим налил в чайник воды и поставил его на газ.
Потом насыпал прямо в чашку несколько ложек чая.
- А Славик спит, наверное?
- Да. Спит. И мама еще на работе.
Помолчав, Максим добавил:
- А вы меня немного напугали.
- Не бойся. Вот отогреюсь и пойду. Моих то дома нет. Стучу, стучу - никто не открывает. А я замерз совсем. Холодно очень. Холодно.
Чайник, наконец засвистел.
Максим влил в чашку кипяток. Достал сахар.
- Вот. Пейте, дядя Миша.
- Ты такой молодей. Спасибо тебе.
Окна прочертила полоса света. Кто-то приехал во двор. Раздались приглушенные голоса. Потом тихий скрип двери. И снова наступила тишина.
Он держал горячую чашку двумя руками, и каждый раз медленно, словно боясь расплескать чай, подносил ее к губам. Низкий широкий лоб был бледен, весь в круглых капельках пота.
Дядя Миша ничего не говорил, но молчание это не было тягостным.
Когда на улице вновь раздались приглушенные голоса, Максим словно проснулся. Испуганно вскочил, прижался лбом к стеклу окна.
У подъезда стояла легковая машина, ходили какие то люди. Курили и о чем-то встревожено говорили. Лиц из-за метели было не разобрать.
- Кто это?
Максим сказал, словно сам себе, но потом вдруг оглянулся.
Дяди Миши за столом не было.
Лишь чашка с остывшим чаем.
Максим вышел в коридор, посмотрел в глазок.
Пусто.
В соседней комнате, на кровати тихо сопел Славик.
Максим снова подошел к окну.
Во дворе ходили незнакомые люди. Белые облака пара отделялись от губ и сразу же таяли в ночной мгле.
В некоторых окнах зажегся свет.
Голоса. Голоса. Голоса.
Но ничего разобрать нельзя.
Вдруг в замочной скважине провернулся ключ.
Один оборот. Два.
Максим испуганно посмотрел на опускающуюся ручку двери.
Это была мама.
- Господи, Максим. Как ты меня напугал! Ты чего не спишь?
- Не хочется. А почему ты плачешь?
Мама подошла к Максиму и ласково прижала к себе.
- Сегодня ночью наш дядя Миша разбился.
Максим вдруг задрожал всем телом.
- Поехал вечером в командировку на грузовой машине и перевернулся на трассе. Там милиция приехала. Его два часа назад только нашли. Говорят, он после аварии был еще жив. Но его, раненого, прижало машиной. А когда нашли, он уже замерз.