Пепел подобно белым снежинкам кружился в воздухе. Анхели больше уже не смеялась над своей болью - она стала с ней единым целым. Боль покоилась на дне её бокала, красным вином растекалась по венам, солеными каплями стекала по щекам, звучала в наушниках, и - никуда не уходила. Вечер медленно вползал в открытую дверь балкона, мучая шторы, осенним холодом наполнял комнату - но Анхели даже не пыталась закрыть дверь.
Она хотела, чтобы он подошел и обнял её за плечи, но он сидел у монитора, увлеченный какой-то глупой игрой. Между ними уже давно все было кончено. Он даже не представлял себе, какую рану ей нанес.
Хотелось выть.
Она пыталась бороться.
Хотелось выть.
И Анхели завыла...
Протяжно, слезно - не как человек. Этот вой был полон саднящей боли - той, что уже стала частью её.
Он обернулся - в его глазах читался ужас. Он оцепенел и не мог даже кричать. Его руки вцепились в спинку стула, но вскоре он осознал, что должен делать: отшвырнув стул, который с глухим стуком ударился о кровать, он бросился к двери.
Она настигла его двумя мощными прыжками, и, повалив на пол, впилась клыками в шею - ту нежную шею, которую так любила целовать. Его длинные хрупкие пальцы, которые доставляли ей раньше столько наслаждения, теперь судорожно цеплялись за светло-серую шерсть. В любимых серых глазах Анхели увидела отражение своего лица. Нет, уже не лица - волчьей морды с двумя печальными изумрудами глаз.
Он был ещё жив, когда когтистая лапа на его груди начала принимать очертания женской руки - её руки. Холодными безжизненными пальцами она коснулась его теплой небритой щеки, скользя вниз к кровавой ране на шее. Обмакнув пальцы в кровь, Анхели, пристально глядя ему в глаза, облизала их.
- Ты сделал ошибку попытавшись возродить во мне любовь. Надо сказать, что тебе это почти удалось, но...
Тут она одним быстрым движением руки пробила его грудную клетку и вырвала трепещущее сердце. Он успел увидеть это прежде чем уйти.