Котляр Ася. Мамки

МАМКИ

Трагикомедия

Посвящается всем мамам.

Действующие лица:

Все три женщины примерно одного возраста.

Оксана - 50-55 лет, украинка.

Наталья - 50-55 лет, русская.

Соня - 50-55 лет, еврейка.

КАРТИНА ПЕРВАЯ.

2015 год. Подвал полуразрушенного дома. Отдалённо слышны взрывы. В подвале на ящиках сидят три женщины. Сидят, не глядя друг на друга. И лишь когда слышится взрывы, они растерянно интуитивно тянутся друг к другу, как бы ища поддержку.

На полках подвала стоят консервы, лежит всякая утварь. Старый стол, лавки, старые кресла, кушетка. С потолка свисает лампочка на проводе. Взрывы и грохот смолкли.

Женщины сидят молча, боясь пошевелиться.

С о н я. Эй, вы чего нахохлились, как куры на насесте? Кто-нибудь вылезет и посмотрит, что там происходит?

О к с а н а. Сонька, заткнысь и сыды тыхо. Заважаєшь слухаты.

Н а т а ш а. Ксюха, можно подумать, ты слушаешь Венскую оперу. Что там слушать. Бабахают, почём зря, а кто бабахает - не понять.

О к с а н а. Хто бабахае? Це ж наши хлопци цых нелюдив ганяють. Невже ж не розумиеш?

С о н я. Оксаночка, а как ты поняла, что это ваши хлопцы?

О к с а н а. О, як ты забалакала! Сыдыш туточки, зараза, в моёму погрэби, так ще й натэ вам: ваши! Наши, Соня. Уси воны наши.

Н а т а ш а. Так, за всех попрошу не говорить. Сонька права: это ваши лупасят. Слышь, как снаряды летят? (Тоненьким слабым голоском.) Пи-и-и-и-и-бух! А наши отбиваются, слышишь как? (Громко.) Ба-бах! Ба-бах!

Раздаётся свист снаряда и женщины кидаются на пол, закрывая руками головы.

Н а т а ш а. Я же говорю - наши!

О к с а н а (встаёт, отряхивается, подходит к лежащей молча Соне). Гей, ты що, заснула, чы що?

С о н я (задыхается, достаёт аэрозоль из сумочки, пшикает в рот). Ужасно... Как же это всё ужасно, девочки... Столько лет мы с вами рядышком, на одной улице жили, мальчишек рожали вместе, семьями дружили, мужа моего схоронили вместе, а теперь нате вам: наши и ваши. (Заплакала.)

Н а т а ш а. Это когда-нибудь закончится, скажите? Я и в страшном сне не могла представить себе, что мы с вами будем сидеть в этом жутком погребе и вздрагивать от взрывов. Господи, как там мой Сашенька?

О к с а н а. Ой-ёй-ёй! Як там твий прэдатель, краще спытай? Або нэ так: як там твий терорыст?

Н а т а ш а. Это кто предатель, а? Это Сашка мой - террорист? Ты что, с ума сошла? Сколько раз я тебе говорила, что мой сын Землю родную защищает и никакой он не предатель! А твой Сашко кто? Националиста вырастили на свою голову!

О к с а н а. Так! Мий Сашко - националист! И горжуся я цым! Дуже горжуся! А твий - сэпаратыст, ясно!

Н а т а ш а (встала, грозно пошла на Оксану). Это мой сепаратист? Да этот сепаратист на твоей кровати спал, твои помидоры ел, мамкой тебя звал! Я тебе сейчас... Я тебя сейчас!

С о н я (закричала). Молчать, заразы! (Женщины с удивлением посмотрели на Соню и двинулись на неё).

О к с а н а. Сама зараза! Ни, Наташка, ты подывыся на цю гадыну! Покы наши сыночкы кров свою пролывають, йийи товстопузый Алэкс свое товстэ пузо в Израиловке пид сонэчком грие! Як тоби це подобаеться?

Н а т а ш а. Да уж. Наши-то за Землю свою сражаются, а вот он где, предатель!

С о н я. Бить будете? Бейте. Дуры вы, дуры... Сейчас снаряд прилетит, на погреб твой сраный рухнет, даже простить друг друга не успеем... Вы моего Алекса не трожьте, понятно? Он за свою Землю отвечает. Надо - под ружьё пойдёт. Надо - кровь прольёт, так он хотя бы знает, за что! А ваши придурки за что? Выборы-шмыборы! Олигархов долой! Власть народу, землю крестьянам... Дуры вы и ваши Сашки тоже дураки, понятно!

О к с а н а. А ось я тэбэ зараз зи свого погреба выкыну, тоди и подывымося, що ты заспиваешь! И до дому не впущу, колы бомба на твою хату впадэ! Ось пошлю зараз своему Сашко есэмеску, щоб прыцилювався точнишэ и будэ тоби по заслугах, маты пидлюкы!

Оксана подбежала к Соне и начала её подталкивать к выходу. Соня сопротивляется. Наташа растерялась.

О к с а н а. Гэть звидси, паскудына!

Н а т а ш а (закричала). Летит! Ложись!

Соня с Оксаной кинулись на пол и закрыли руками головы. Наташа начала смеяться. Сначала тихо, поскуливая, потом громче и до истерики. Соня с Оксаной подняли головы, посмотрели друг на друга и тоже начали посмеиваться. Хохот перешёл в плач и три женщины, обнявшись, заплакали. Плакали долго, целуя друг дружку, прося прощения, понемногу успокаиваясь...

С о н я. Слушай, Оксанка, у тебя ж здесь еды хоть отбавляй. Давай, что ли, баночку огурцов съедим!

О к с а н а (вытерла слёзы). А давай. Що ж не пойысты, якщо стоять? Розбомблять погрэб, так хоч банку огиркив спасэмо. Що добру пропадаты?

Н а т а ш а. А я хлеб взяла, девочки. Сонь, а ты что успела прихватить, пока тревогу слушала?

С о н я. Что-что - баксы!

Н а т а ш а и О к с а н а (вместе). Что? Що?

С о н я. Чи вы оглохли обе на все ваши уши, чи вас контузило? Баксы! Война никогда не заканчивается войной, понимаете? А вдруг она сейчас возьмёт и закончится, а мы как дуры, с огурцами и буханкой хлеба на паперть пойдём. А там все такие, как мы, из погребов повылазили. Нет, мои дорогие, это вам не игра. Мой Алекс присылает понемногу, так я их в банку и в сейф. Оксанка, у тебя погреб проветривается? Что-то мне дышать тяжело. Сыро здесь и пыльно.

О к с а н а. Пробачтэ, пани, помыты не встыгла. Пшыкай давай! Мынулый раз пшыкала и зараз пшыкай.

Н а т а ш а. Сонечка, а про какой сейф ты говоришь? Когда это ты его сделать успела? Что-то я не видела, чтобы к тебе мастер по сейфам захаживал! А ты видела, Ксюха?

О к с а н а. Ни, нэ бачыла! Ось Фиму Шляпмана - ото так, бачыла, а майстэра по сейфах - та нэ прывэды господь!

С о н я. Сейф у меня в надёжном месте, дурочки. Только я вам не скажу где. А то вдруг один из ваших Сашек победит, потом пойдёт еврейские дома грабить, а тут вы ему мой сейф и сдадите на блюдечке с золотой каёмочкой. Хоть пытайте, не скажу.

Н а т а ш а. А чего тебя пытать - ты ж их с собой принесла. Сейчас окружим и захватим!

Оксана достала банку огурцов, помидоры, луковицу и завёрнутый кусок сала. Наташа вытащила буханку хлеба, Соня вытащила банку с долларами. Всё это поставили на стол. Сели рядышком.

С о н я. Оксаночка, мне кажется, или это сало?

О к с а н а (режет сало). Якщо тоби здаеться - хрэстыся.

Н а т а ш а. Ксюха, ей ни то, ни другое не подходит.

О к с а н а. Точно. Сонька, скажы мэни, будь ласка, а ось якщо з голоду пухнуты будэшь, якщо мы туточкы на мисяць застрянэмо...

С о н я. Типун тебе на язык.

О к с а н а. Ни, ну це ж я навпрыклад. Ты и тоди сало жраты не будэшь?

Н а т а ш а. А у тебя сала на месяц хватит?

О к с а н а. Досыть. У мэнэ туточкы тэж сэйф. Я в нёму, знаешь, скилькы сала маю? На вик хватэ. Дорожчэ, ниж Сонькины баксы будэ. Так будэшь, чы нэ будэшь?

С о н я. Не буду.

О к с а н а. Сонька, мы ж з тобою на цёму самому сали вырослы, що ж ты його зараз жраты нэ будэшь? Брэзгуешь?

С о н я. Это я маленькой его ела. Потом, когда в Израиле у Алекса моего побывала, да в синагогу походила, поняла, что грех это.

Н а т а ш а. Она доллары на хлебушек положит и огурчиком закусит. Ишь ты, грех. А по мне грех - это когда человек умирает, потому что спасти себя не захотел. Сало - это даже не поросёнок, понимаешь? У сала ни глаз, ни сердца нет. Сало воно i є сало! Правда, Ксюх?

С о н я. Я согласна, что если помирать буду с голодухи, то, возможно, я бы и ела его, но без удовольствия.

О к с а н а. От дурыща! Якщо вже гришыты, то хоча б насолодыся грихом. Цэ мени колысь твоя мамка казала.

С о н я. Да... Мама столько поговорок знала... Нет мамочки. Вот уже десять лет, как нет. И Гришеньки нет...

Н а т а ш а. А мой, придурок, сбежал через год после свадьбы. Помните? Я беременная Сашкой ходила.

О к с а н а. А то ж! Той щэ прыдурок був. И всэ ж вин у тэбэ був... А мий Сашко з роду свого батька нэ знав...

Н а т а ш а. А ты знала?

С о н я. Наташ, замолчи!

О к с а н а (напряглась). Та чого вжэ там. Продовжуй, Наташка.

С о н я. Молчи, я тебя прошу. А то она и тебя из погреба вышвырнет.

О к с а н а. И выкыну! Ты що, хочэшь сказаты, що я - простытутка?

Н а т а ш а. Да ну тебя. Просто никто вообще тогда ничего не понял. Только мы с Сонькой твоего ухаря и знали. вернее, видели. Для остальных он загадкой так и остался.

С о н я. Но мы тогда сопливые были, предположить не могли, что ты с ним... Того...

О к с а н а. Чого того?

С о н я. Вступила в эти... В половые отношения.

О к с а н а. Та вже ж, що зараз горюваты? Вступыла. Дура довирлыва була. А вин хорошый був, памьятаетэ? Мы з вамы на КПП бигалы, так вин мени видразу сподобався.

Н а т а ш а. Помним, как не помнить. Потом солдатики эти к нам на танцы бегали в самоволку? Как звали то его, Ксюха?

О к с а н а. А що я, пам'ятаю? Павло, здаеться.

Н а т а ш а. Господи, когда это было? В восьмидесятом? Ужас, как давно! Я тебя спросить всегда хотела, но как-то не решалась: а чего ты тогда аборт не сделала?

О к с а н а. Нэ зробыла, хоч маманя мэнэ волоком в ликарню волокла. А я як уявыла соби, що його, малэнького, там по частынам шматуватымуть, так мойи волосся дыбкы и всталы. И знаетэ, николы не пошкодувала, що не зробыла. Якого Сашко выростыла! Гордисть моя! Тильки б жывый залышывся, кровынка моя... Якщо б ни вы, дивчатка, вид ганьбы б здохла. Я, Соня, памьятаю, як ты Петривни видповила, колы вона з бабамы шушукалася, та на мэнэ пальцэм показувала. Наташка, а ты памьятаеш?

Н а т а ш а. Помню, конечно! Петровна орала: гляньте, потаскуха вон идёт, подолом метёт! И все заржали, как ненормальные. А возле Петровны ведро с водой стояло. Так Сонька вперёд выскочила, ведро выхватила и всё его на ту Петровну и вылила. А водичка студёная, колодезная. Вот смеху-то было! А потом Сонька ещё что-то орала несусветное...

С о н я. Да ладно, девочки, что уж вспоминать. Нам по восемнадцать было, смелые были, комсомолки.

О к с а н а. Тьфу на ваши дурни головы. Знайшлы, що згадаты. Ты ще згадай, як нас в пионэры прыймалы... До речи, Соню нашу не хотилы прыйматы. Сонь, а чого тэбэ прыйматы нэ хотилы? Ты ж видминныцэю була?

С о н я. Вспомнили, что у моего прадеда магазинчик был. Артель обувная, а при ней магазинчик. Помните, я вам место показывала? Ну и решили, что я не достойна носить красный галстук.

О к с а н а. Зараз бы пидтэртыся цым галстуком!

Н а т а ш а (закричала). Не сметь! (Женщины подпрыгнули от неожиданности).

О к с а н а. Ты що, божэвильна, крычыш?

Н а т а ш а. Оксанка, мне давно не нравится, как ты своим языком поганым мелешь всякую ерунду. Ты же с нами в одном ряду стояла и от счастья плакала! Это же детство наше было! Что же ты сейчас творишь-то такое!

С о н я. Моя мама говорила: не стреляй в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки... По-моему, затихло, девочки. Ну, кто полезет посмотреть, что там?

Н а т а ш а. Давайте кидать жребий.

О к с а н а. Можэтэ кыдаты скилькы вам завгодно - всэ одно нэ полизу. Сырэна будэ, тоди и вылизэмо. Подыхаты зовсим не хочэться.

С о н я. А сколько времени?

О к с а н а. Восьмiй вэчора. Чотыры годыны сыдымо.

Н а т а ш а. Сидим.

С о н я. Сидим.

КАРТИНА ВТОРАЯ.

Оксана заснула на топчане. Соня сидит и тихонько шевелит губами, молится. Наташа листает старые журналы и прислушивается к молитве.

С о н я. Господи, ты помогаешь даже тем, кого я не знаю... Почему же ты не поможешь мне, Господи! Прошу тебя, прекрати эту кровавую бойню! О, Господи, будь же любезен взглянуть на дело рук Твоих. Или это ты нас всех проверяешь? Наши мальчики - враги лютые, кто бы мог подумать? Наши Сашки выросли вместе, пили ели из одной посуды, все праздники вместе, на свадьбах гуляли друг у друга, а теперь что? Знаешь, Господи, ты на меня не сердись, но я тебе так скажу: то, что ты нам тут устроил, прямо какой-то ужас. Брат на брата пошёл! Оксанкин Сашко в АТО служит, а Наташкин в сепаратисты подался. Кто такие эти из АТО и кто такие эти сепаратисты? Это же мальчики наши, сыны наши, дети твои, Господи! Пощади и пожалей, чтобы руки у них дрогнули, когда оружие направлять друг на друга будут. И моего Сашеньку пожалей, прошу тебя!

Н а т а ш а. Сонь, опять бубнишь? А ты по-настоящему молиться умеешь?

С о н я. А я как молюсь?

Н а т а ш а. Да сама сидишь и придумываешь.

С о н я. Зато от сердца идёт. А что от сердца - то Б-г и слышит. Знаешь, когда я в институте училась, я помню, как перед экзаменами молилась. Сижу себе перед кабинетом и губами шевелю. А сдавала научный атеизм, на минуточку.

Н а т а ш а. Да, помню. У нас в Педе тоже такая гадость была.

С о н я. Вот именно, гадость. Терпеть не могу тех, кто без веры живёт. И тогда не очень жаловала. Бабушка моя, помните, какая иудейка была! И Алекс сейчас в Израиле тоже религиозным стал. Ну, не фанатиком, как эти, пейсатые, но в синагогу ходит, шаббат празднует, Диночка его тоже молится. И Арончика приучают. Ему четыре годика, а он уже алфавит знает, представляешь?

Н а т а ш а. Так что с научным атеизмом?

С о н я. Сижу, глаза закрыла, молюсь втихаря. Экзамен ещё не начался, а преподаватель - зверюга, всех валит. Нам старшекурсники рассказывали. Знаешь, я до сих пор вопрос имею: зачем из товароведов атеистов делали?

Н а т а ш а. Не отвлекайся. Вы, евреи, всегда с темы на тему перескакиваете.

С о н я. О! Полезло из тебя! Антисемитка.

Н а т а ш а. Тише. Ксюху разбудим.

О к с а н а. Я й нэ сплю. Так що там з цым нэлюдом було?

С о н я. Сижу, глаза закрыла, молюсь. Чувствую, рядом кто-то стоит и сопит. Открываю глаза - Викентий Тарасович, собственной персоной. Толстый, красный, злой. Я ему говорю "Здравствуйте", а он мне "До свидания". Я ему: "В каком смысле?" Он: "Я у вас принимать экзамен не буду. Мало того, что вы тут сидите и молитесь, вы ещё Леонида Ильича всуе вспоминаете! Вон, барышня и до пересдачи." И тут я вспоминаю, что когда я просила у Всевышнего помочь мне сдать экзамен, я ещё попросила, чтобы Брежнев с мужиками не целовался. Противно смотреть было.

Н а т а ш а. Ага. Взасос прямо целовались. Брежнев подходит к Кастро и ну давай его засасывать. Борода Фиделя на Брови Брежнего налезала...

О к с а н а. Ты що, Соня, дура була? Тоби-то що до того, що Брэжнив цилувався? Можэ цэ в ных протокол такый був?

С о н я. Да этот Викентий Тарасович тоже с мужиками целовался, представляете? Его потом посадили за это. Время такое было. Это сейчас парады по центральным улицам мира маршируют, а тогда скрывали все. Сажали за это. А он подумал тогда, что я знаю его маленькую тайну!

Женщины услышали летящий снаряд.

Н а т а ш а. Начинается!

Женщины бросились на пол. Звон разбитого стекла.

О к с а н а. От сволота! Мойи огирочкы! Дывытэсь, як трясэ! Мий дид ще цэй погриб майстрував - стилькы рокив стояв, а тут здрыгатыся став.

Н а т а ш а. Да уж. Мой погреб первым аукнулся. Потом Сонькин сарай бамбанули. Вот Соня дура. Ехала бы к своему Алексу в Израиль, так нет, засела тут и наши консервы потребляет. А вдруг мы и правду тут на месяц застряли! Девочки, я в туалет хочу - сил нет.

О к с а н а. Писяй туточки. На двир не лизь. Грохнуть.

Н а т а ш а. Прямо, здесь. У меня высшее образование, а ты говоришь "Писяй здесь!"

С о н я. Наташа, у меня тоже высшее, но пожалуй, я соглашусь с Оксанкой. Ведро где?

Н а т а ш а. Девочки, я по-большому хочу. Это от страха. Я побежала.

Наташа двинулась к выходу. Женщины кинулись за ней, но Наташа успела выбежать. Соня и Оксана с ужасом посмотрели друг на друга. Молча придвинули старые стулья и сели ждать. Хронометр отстукивает секунды. Женщины не двигаются. Соня начала поскуливать. Оксана придвинулась ближе и обняла Соню за плечи.

О к с а н а. Сонь, ты просты мэнэ, дурну.

С о н я (сквозь слёзы). Да за что, Оксаночка?

О к с а н а (заплакала). Ой, мамо, як жэ нэма за що? Я ж тэбэ выгнаты хотила!

С о н я. Ну ведь не выгнала же...

О к с а н а. Свит порушывся. Як прэдставлю, що Наталкын Сашка мого Сашко з автомата вбывае - задушыты йийи готова. Нэнавыджу прям!

С о н я. Ты лучше тех ненавидь, кто людей стравливает и на братоубийство посылает. Мама моя говорила, что если Мир исчезнет, то исчезнет он не оттого, что много людей, а оттого, что много нелюдей. Они, небось, своих детей на войну не посылают... Вот объясни ты мне, Оксанка, неужели это так любовь к Родине проявляется?

О к с а н а. Ой, нэ знаю, Соню. Ну, патриотызм е, звычайно. Але щоб сына виддаты - ны за що! Я його одна пидиймала, ростыла, а зара що?

С о н я. Ты бы спрятала его, что ли.

О к с а н а. Здоровенькы булы! Як цэ я б його сховала? Ты що такэ кажэш? Це що, Землю нашу ворогам виддаты? Та ни за що!

С о н я. Каким врагам, Оксаночка! Где ты врагов видишь?

О к с а н а. Це ты ничого нэ бачыш! Сашку свого видправыла вид грыха подали и сыдыш соби тут щаслыва. Та й нэ твоя цэ Зэмля. И нэ Наташкина! Йихалы б соби свойи батькивщыны освоюваты, захыщаты. Тилькы вы там кому потрибни?

С о н я. А здесь мы кому нужны? Что-то Наташки долго нет.

О к с а н а. Тыхо покы. Зараз прыповзэ.

Совсем рядом прозвучал взрыв. Женщины с ужасом вскочили. Соня кинулась к выходу. Оксана вцепилась в Соню.

О к с а н а. Нэ пущу! Що хочэш робы - нэ пущу!

С о н я. Пусти! Она там! Вдруг ей помощь нужна? Вдруг она ранена?

О к с а н а. Нэ поранэна. Вона хытра бэстия. Вона и смэрть навколо пальця обвэдэ.

С о н я. Сволочь, пусти! (Кричит.) Наташа! Наталья!

Тишина. Соня в изнеможении опустилась на пол. Рыдает. Оксана опустилась с ней рядом. Обнимает Соню, тоже рыдает. Женщины потихоньку стали успокаиваться. Соня достала лекарство, пшикнула в рот.

О к с а н а. Сонька, ты тыхэсэнько тут посыдь, я злазаю, подывлюся, що там.

С о н я. Нет, Оксаночка, миленькая, не бросай меня, я с тобой.

О к с а н а. Сыды, Сонька. Там, дэ хохол пройд., жыду робыты ничого. Цэ мий двир и я знаю, дэ и що лэжыть...

С о н я. Ты сказала " лэжыть "! Почему ты сказала " лэжыть "? Это Наташка наша там лэжыть?

О к с а н а. Типун тоби на язык! Там, здаеться, завалыло усё. Я пробэруся, а ты ни.

С о н я. А чего это я нет?

О к с а н а. Сыди, я говорю! Якщо щось зи мною, Сашку моему мамкою будэш.

С о н я (испуганно). А что "если что"?

О к с а н а. Досыть. Шуткую я. Удвох нам ничого там робыты. Ну, з Богом!

Двинулась к выходу. Соня догнала, женщины обнялись. В этот момент в погреб ввалилась Наташа. Соня и Оксана закричали и уставились на Наташу. В руках у Наташи мешок. Она вся перепачканная. Ставит мешок на пол и подходит к женщинам.

Н а т а ш а. Чо орёте, как буд-то приведение увидели? Жива я. Перепачкалась только.

О к с а н а. Сволота, ты дэ була? Ты хоч розумиеш, що мы тэбэ вжэ поховалы?

Соня стоит в оцепенении, не может вымолвить ни слова.

Н а т а ш а. Сонька, живая я. Да очнись ты! Фу ты, Господи. Оксанка, вода есть?

О к с а н а. Розсил вид огуркив пидийдэ?

Н а т а ш а. Воду тащи, а то с Сонькой что-то не то.

Оксана принесла воду в пластиковом бидоне. Наташа отхлебнула воду и выплюнула на Соню. Соня встрепенулась, пришла в себя и с криком "Живая" бросилась на Наташу.

Н а т а ш а. Вы что тут, с ума посходили, пока меня не было?

О к с а н а. Ты дэ була так довго? Ты чого така грязна?

Н а т а ш а. Ты будешь смеяться. Сижу я в твоём туалете и тут как бомбануло! Не поверишь, снаряд в дом твой попал, но не разорвался!

О к с а н а. Брешешь.

Н а т а ш а. Вот те крест. (Перекрестилась.)

О к с а н а (запричитала). Ой, горэ мени, горэ! Ой, як жэ ж я тэпэр жыты буду! Ой, на що мени тэпэр будынок видновлюваты? И шо, багато збытку? А ты як выжыла, якщо ты в моему туалети сыдила?

Н а т а ш а. Так в том-то и дело, что этот снаряд прямо перед дверью в туалет упал. В пол врезался, а дверь заклинило. Я и так и эдак - никак. Потом вытолкала дверь, еле- еле протиснулась. Дому твоему не совсем хана. Сашко твой , если выживет и в плен не попадёт, восстановит, как нечего делать!

О к с а н а. Це мий Сашко в полон потрапыть? А ну пишла назад! Геть звидси! Щоб духу твого нэ було! Мий Сашко твойих десятёх стое! Це твий Сашка хлюпик нэдороблэный! Поганэць! З цымы ворогамы зв'язався, гад. Продав Зэмлю ридну иновирцям!

Н а т а ш а. Это кто продал? Это мой Сашка продал? Да он родился на этой Земле! Это твои сородичи Американцам продались с потрохами!

О к с а н а. А нэ ты крычала "Хочу в Европи пожыты?" А чи не ти орала, що Майдан захищати поїдеш? Що державна незалежнiсть найважливiше!

Н а т а ш а. Да если б знала, что дальше будет, своими руками бы всех позадушила! И тебя в том числе! Да чтоб ты сдохла со своим правительством!

О к с а н а. Цэ ты здохнэш зи свойим урядом!

С о н я. Девочки, я так понимаю, правительство у вас одно. Если вы обе сдохнете, наша бедная страна останется без всякого правительства. Вопрос, за кого бьются ваши дети? Что спасают? Какие такие ценности? Землю защищают, понятно. Но ведь Земля наша, общая. Вы спрашивали, почему я в Израиль не уехала? Могилы у меня здесь. Десять штук. В разных уголках кладбища. Куда я от них? А раз могилы здесь - моя это земля. Да, я понимаю, мне легче - легко рассуждать, когда мой Сашка там, а ваши здесь, воюют друг против друга. Но ведь ваши мне так же дороги, девочки мои дорогие! Оба! Ну вспомните же вы, как мы имя выбирали, чтобы одно на троих, если мальчики родятся. Оксанка первая родила, сказала: "Девочки! Сашко будет! Если Наташка родит мальчика, Сашей назовём, а если у Соньки мальчик будет, как деда Гришкиного - Шая наречём. Шая - Саша на идиш." Я ещё тогда возмутилась - Шая уж как-то очень старомодно звучало. И мы решили: пусть Алексом будет. Гришенька мой никак на Алекса не подписывался, а потом согласился. Но когда я не слышала, называл Алекса Шаей...

Н а т а ш а. Господи, за что нам всё это?

О к с а н а. Якщо ты така розумна, скажы, чому Бог допустыв цэ? Чому мы тут сыдиты повынни, чому бомба мий будынок порушыла?

Н а т а ш а. Оксана, я же тебе сказала, что только крышу и пол в одном месте. И я дверь туалета. А так ничего - жить можно...

С о н я. Почему Б-г допустил это? Не знаю, но знаю точно, что всё в мире имеет цель и значение, девочки. Вы спрашиваете, как ЭТО может быть? У меня только такой ответ: Один Б-г знает. То что нам не дано знать, мы и не будем знать. Но моя мама говорила, что Б-г создал нас для того, чтобы мы изменили мир так, чтобы это никогда больше не случилось...

О к с а н а. Мудрёно говорыш якось. Сонька, чого цэ тэбе на философию потягнуло? Выпыты б, дивчынкы. Та заспиваты, як ранишэ ...

Н а т а ш а. Вот ту я тебе помогу, хоть ты меня и прокляла только что. (Наташа достаёт из мешка бутылку водки.)

О к с а н а. Дэ ты йийи взяла?

Н а т а ш а. Оксана, глупый вопрос. Если я сидела в твоём туалете, где я могла её взять?

О к с а н а. Цэ НЗ. Цэ пыты неможна.

С о н я. Тем более, что мне закусывать нечем.

О к с а н а. А вдруг Сашкив нашых поранэных прывэзлы, а в мэнэ спырту нэмае, одна ось ця горилка й залышылася!

Н а т а ш а. Вчера говорили, помощь гуманитарная идёт. Может там водка будет?

О к с а н а. Нэхай воны подавляться своею допомогою! Дывысь, вэсь свит повынэн знаты, яки воны щыри! А знаетэ, що в цых машынах? Кулеметы, ружжя, та тэхника, зрозумило!

Н а т а ш а. Ты это, Оксаночка, своими глазами видела оружие и технику? Ты их что, разгружала, что ли?

О к с а н а (крестится). Ось тоби хрест. Вси говорять.

Н а т а ш а. А чего ж не сфоткали-то? Пока мне фотку не покажешь - не поверю. Конкретная фотография. Хоть одна. И я тут же скажу своему Сашке, чтобы шёл в АТО. Пока фотки не будет - не верю!

О к с а н а. Уся Украйина дурни, по-твоему? Вси вирять, а ты ни? Соню! Йды сюды.

С о н я. О, Господи, только не это. Можно я нейтралитет держать буду. А то опять во всём евреи виноваты будут. Достали.

О к с а на. Дийсно, у кого я пытаю! Еврэи и Росию колысь продалы. И Україну зараз продають.

С о н я. Оксана, ты - дура. Нет, ты не просто дура, ты - идиотка! Ответь мне на вопрос. Если ответишь, и я на твой отвечу.

О к с а н а. Давай!

С о н я. Если евреи продали Россию - то у кого они её купили?

О к с а н а. Чо?

Н а т а ш а. Суп "Харчо"! Расчокалась тут. Соня, пришла пора делать выбор. Ты за кого?

С о н я. Я за Израиль.

О к с а н а. Нэ валяй дурня, София Соломонивна. Ты зараз, конкрэтно, за кого?

С о н я. Девочки, не мучайте меня. Я не знаю, за кого я.

О к с а н а. Ага! Значить, у тэбэ нэмае твэрдойи громадянськойи позыции! Це ж твоя Батькивщына! Ты ж тилькы що про цэ крычала!

С о н я. Вот я и хочу её любить, эту Родину. Только я не знаю как. Я хочу её молча, тихо любить: без стрельбы, без вражды, без ненависти. Понимаете?

О к с а н а. Не юли. Просто видповидай: у грузовыках бронэтэхника?

С о н я. Я не видела, прости, Оксаночка!

Н а т а ш а. Вот! Молодец Сонька!

С о н я (осторожно Наташе). Но ведь они там чем-то воюют...

О к с а н а. Ось! Нарэшти и Соня зрозумила, дэ вона правда.

С о н я. Давайте выпьем, девочки. Это горилка?

Н а т а ш а. Нет. Горилка - это не водка, это маленькая обезьянка. Человекообразная. А это водка. Водяра. Сонь, тебе хлеб с долларами, нам с Оксанкой сало и огурцы. Давайте девочки, чтоб мальчики наши были живы. Тихо-то как...

О к с а н а. Затышшя пэрэд бурэю.

С о н я и Н а т а ш а (вместе).Тьфу на тебя.

Гаснет свет.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Бутылка водки пустая стоит на столе. Женщины сидят вокруг стола.

Н а т а ш а. А не запеть ли нам, девочки?

С о н я. Ты писсимисистка...

Н а т а ш а. Псисимистка... Так правильно будет.

О к с а н а. Дуры пьяни. Писимиси... Тьфу. Соня, колы твий самолёт злитае?

С о н я. Какой самолёт, Оксаночка?

О к с а н а. Та цей, жидивский, шо на Израиловку Груз-200 возыть?

Н а т а ш а. Ты что, совсем того? Груз-200 - это когда мертвяков перевозят. На Израиловку самолёты с грузом-300 летят.

С о н я. Это как? (Икнула.)

Н а т а ш а. Это когда триста живых евреев на борту и все на постоянное место жительство едут. Как там, Сонь, на Пэ-Мэ-Жэ. Сонь, женись на мне, я тоже на Пэ-Мэ-Жэ хочу.

О к с а н а. Ага. И на мэни жэныся. Разом полэтымо. (Запела на русском языке.)

Стюардесса по имени Соня

В самолёт села прямо спросонья

Полетело туда, где так много жида

Стюардесса по имени Соня.

С о н я. Заткнись. Достала ты меня со своими жидами. Солько можно?

Н а т а ш а. Вот. Что я тебе говорила. И Сашка её - генсек проклятый.

О к с а н а. Хто?

Н а т а ш а. Ой. Правосек, я хотела сказать. Хохол недобитый.

О к с а н а. Ватныця, кацапка... (Стала скакать и напевать.) Хтой не скачэ, тот москаль!

Наташа кинулась на Оксану. Завязалась потасовка.

С о н я (бросилась к женщинам). Вы же петь собрались, что ж вы так-то? Хохол, ватница, жидовка... Противно слушать. И сидим мы все в этом поганом погребе и все перед смертью равны. (Вцепилась в Оксану.) Никогда! Ты слышишь, никогда чтобы я не слышала слово жид! Ты поняла меня или совсем с ума сошла? Я никогда тебе руки не подам больше!

О к с а н а (вцепилась в Наташу). Якщо щэ раз "хохол" вид тэбэ почую - пыняй на сэбэ! Я на тэбэ рукы накладу! Зрозумила?

Н а т а ш а (вцепилась в Оксану). Ты первая начала. Сонька, я тебе говорила, этой алкоголичке больше не наливай! Если ты ещё раз скакнёшь тут, знай, я тебя ногами затопчу. Ну и руки не подам тоже. Понятно?

Соня рухнула на землю, как подкошенная. Оксана и Наташа растерялись, кинулись к ней. Стали тормошить её. Потащили на кушетку.

О к с а н а. Натуля, там у нэйи пшыкалка дэсь лэжала. Давай швыдшэ шукай.

Н а т а ш а. Да где? О, Господи! Соня, дыши! Дыши, Сонечка. Пыльно здесь, её на воздух нужно. Астматикам пыли нельзя. У Соньки ни одной дорожки не было дома.

О к с а н а. Шо ты мэни про дорижкы. Дывысь, можэ вона выпала. Швыдшэ, помрэ ж!

Женщины стали искать. Послышался взрыв и в подвале пропал свет.

Н а т а ш а. Это ты виновата. Это ты её довела.

О к с а н а. Спычкы на. Почэкай, свичку знайду. Я йийи нэдалэко поклала. Телефоны мовчать, зараза.

Н а т а ш а. Ты что, правдща думаешь, что к ней скорая приедет сейчас?

О к с а н а (зажигает свечу). Сонечка, просты мэнэ, дуру стару. Тилькы нэ вмырай.

Н а т а ш а. Во! Нашла. Раскрывай ей рот. Ну!

Они попытались пшикнуть в Соне в рот, но баллончик оказался пуст.

Н а т а ш а. Что делать будем?

О к с а н а. Ша! (Женщины прислушались.) Дыхау! Чуеш? Дыхае наша Сонэчка!

Н а т а ш а. Сонь, а Сонь, что это ты нас пугать вздумала? Ты как, Сонечка.

С о н я (слабым голосом). Девочки, я умру скоро.

О к с а н а. Ти що, Соня! Хто тоби помэрты дасть? Так мы з Наташкой за тэбэ... Та мы з тобою!

С о н я. У меня лекарство закончилось...

О к с а н а. Ты жэ пшыкала?

С о н я. Это я себя и вас обманывала. Чтоб не волновались. На самом деле, оно уже давно закончилось... Слушайте и не перебивайте. Похороните меня по всем законам. По еврейским законам. Кадиш пусть прочтут. Десять евреев нужно собрать.

Н а т а ш а. А если мы только девять найдём?

О к с а н а. Нэ зроботае.

С о н я. Десять мужчин нужно. И чтобы обмыли меня. И оденьте в приличное.

Н а т а ш а. Ага, а то вдруг Шляпман на похороны придёт, а ты в спортивном костюме! Вот беда-то!

С о н я. Шутите? Я умираю, а они шутят! Я давно знала, что вы моей смерти хотели. Обмывать еврейки должны, понятно?

Н а т а ш а. А если мы обмоем?

О к с а н а. Нэ зроботае. Так. Потрибно щось робыты. Наташ, дэ можна цэй балончык взяты?

Н а т а ш а. А я откуда знаю? Где ты его сейчас ночью найдёшь?

О к с а н а. Ладно. Подывыся, дыхае?

Н а т а ш а. Дышит пока.

С о н я. Дышу, но плохо...Скоро совсем перестану. Банка!

Н а т а ш а. Что банка?

С о н я. Банка с долларами где?

О к с а н а (притащила банку, отдала Соне). Ось твоя склянка. Счытаты будэш, або як?

С о н я (прижала банку к себе). Когда я уйду, деньги честно поделите.(Соня захрипела.)

Н а т а ш а. Ксюшенька, она умирает! Сделай что-нибудь, родненькая! Умоляю тебя! Ты же всегда что-то придумывала!

О к с а н а. Ладно, я спробую. Сыдить тут, чэкайтэ мэнэ. Дывысь за нэю. Воды дай. Там трохы е. Нащо мы йий горилку давалы?

Н а т а ш а. Да при чём тут водка?

О к с а н а. Точно, ни до чого. Я одын рэцэпт почула в магазыни вид одного астматыка. Потрибно взяты хорошого самогону, чыстого, градуиiв п'ятдэсят и добрэ напытыся. Потим, колы протвэрэзышся, - знову по новий. И так килькы разив. Астму як рукою знимае.

Н а т а ш а. Вместе с человеком. Делать-то что?

О к с а н а. Дай мэни пшыкалку. Пиду, можэ дистану дэ?

Н а т а ш а. Где достанешь? Где ты кого найдёшь сейчас? Все по подвалам прячутся.

О к с а н а. Значыть, по пидвалах пиду. Нэ помьятай лыхом, Наталочка. Нэ сэрчай, якщо буво щось нэ так.

Н а т а ш а. Плачет. И ты прости меня, Ксюха. За всё прости.

Женщины обнялись. Оксана наклонилась к Соне, чтобы поцеловать её.

С о н я (слабым голосом). Не в лобик только. Я ещё жива...

О к с а н а. Усэ. Пишла. (Оксана пробирается к выходу.Уходит.)

Наташа садится рядом с Соней.

Н а т а ш а. Сонечка, ты как?

С о н я. Вроде отпустило немного... Наташка, страшно мне... Бабка уже, а страх сидит и не выгнать его никак.

Н а т а ш а. Конечно страшно. За всех страшно. За детей страшно, за тебя страшно, за Оксанку очень страшно...

С о н я. Наташенька, а что дальше будет?

Н а т а ш а. Трудно сказать, Сонечка. Война идёт. Если бы кто сказал два-три года назад - рассмеялась бы в лицо. Мне другое непонятно: как наши мальчики домой вернутся? Они ж как братья были! Вот горе! Убивают же сейчас друг друга!

С о н я. Наташенька, поплачь, дорогая. Может легче будет...

Н а т а ш а. Молодец ты, Соня. Сашку своего в Израиль отправила. Рановато, правда. В пятнадцать-то лет!

С о н я. Программа такая была. А у меня Гриша тогда умер. Я бы его одна не потянула. А там они и выучился, и университет закончил, женился, работает... Всё успел.

Н а т а ш а. Он-то успел, а сколько ты подушек слезами намочила? Ну да ладно. Вот закончится этот ад, жизнь лучше станет, ты и поедешь к сыну...

С о н я. Мама моя говорила, что не так страшен ад, как путь к нему... Как страшно мы к нему идём, Наташенька! Ой!

Н а т а ш а. Что там? (Прислушалась.) Опять начали. Это с которой стороны бабахают?

С о н я. Да разве ж поймёшь...

Н а т а ш а. Сонь, представляешь, наших с Оксанкой детей убийцами сделали... Как нам теперь жить с этим? Я их в школе красоте учила, любви, а им раз! - и автомат в руки: идите, хлопцы, мочите друг друга. А то кому-то легче от этого делается...

КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ

Н а т а ш а. Сонь, ты как?

С о н я. Дышу, как могу. Посмотри, связи нет:

Н а т а ш а. Нет. И не будет, пока тут такое. Уже три дня нет. Я с ума схожу.

С о н я. У меня Алекс там с ума сходит. А я тут. Ой, что-то мне... Помоги!

Н а т а ш а. Потерпи, Сонечка. Сейчас Ксюха придёт, она знаешь какая у нас! Она что-то найдёт, вот увидишь. Слышишь? Она это!

В погреб спустилась перепачканная Оксана.

О к с а н а. Дивчата, вы жыви?

Н а т а ш а. Оксанка, что у тебя? Соньке совсем плохо.

О к с а н а. Ничого нэма. Уси по пидвалах. Астмы ни у кого. Таблэтку далы, "Еуфилин". Сонька, давай, глотай.

С о н я. Это что?

О к с а н а. Яка ризныця, давай глотай!

Н а т а ш а. Ты уверена?

О к с а н а. У нас выбир е? Воду тягны.

Раздаётся громкий телефонный звонок. Женщины замерли.

Н а т а ш а. Это Сонькин. Как это он сработал? Связи нет?

О к с а н а. Нэ бэры. Вдруг нас вычысляють.

Н а т а ш а. Как это?

О к с а н а. Дэ дзвоныть, туды и шмальнуть.

Н а т а ш а. Прямо. Я возьму.

С о н я. Девочки... Это Алекс... Возьмите...

О к с а н а. Звидкы ты знаеш?

С о н я. Чувствую...

О к с а н а (берёт телефон.) Точно! Алекс, хлопчык мий! Цэ ты? Як там у вас погода?.. Так цэ ж я, а хто ж щэ щось?.. Так, мий хорошый, и мама тут, тилькы выйшла вона. До сэбэ побигла, лэкарства забула ... Ну да, а тэлэфон тут ось забула. Й титка Наташа тут. Мы чай п'емо сыдиымо... Яка вийна? Ты що, всьому вирыш, що у вас кажуть? Альо! Альо! Ось зараза, пэрэрвалося.

Опять звонок.

О к с а н а. Так цэ я. Ни, нэ стриляють... Кажу тоби, спокийно всэ... Чай п'емо. Ты що, мени не вирыш? На, у Наталкы запытай!

Наташа делает жесты руками, но Оксана суёт ей трубку. Наташа нехотя берёт трубку.

Н а т а ш а. Алекс, привет, дорогой! Да мы тут девичник устроили. У кого? У Тёти Оксаны сидим... Мальчишки где? А где им ещё быть - работают... А, ночь сейчас? Значит спят уже. Дружат? Конечно дружат! В гости ходят друг к другу. Да не верь ты всему, что пишут. Так, постреливают иногда.

Соня привстала, потянулась к телефону.

Н а т а ш а. А вот и мамочка прибежала. Запыхалась. Даю, даю...

С о н я. Мальчик мой! Сыночек! Всё хорошо! Ты позвонил и всё уже хорошо...Алё! Алё! Девочки, что это?

О к с а н а (взяла телефон). Зв`язь пропала. Ну, головнэ, ты, Сонэчка, його почула. Лягай!

Оксана кидается и накрывает собой Наташу и Соню.

Взрыв снаряда. Свеча потухла. На сцене мрак.

Часы отстукивют секунды. Слышны голоса.

Г о л о с С а ш и. Фу, как завалило! Мама! Вы здесь? Мама! Отзовитесь! Сашко, помоги мне. Не отодвинуть.

Г о л о с С а ш к о. Швидше, Сашка, не успеем. Так дэ вы! Титка Наташа! Титка Соня! Ну хоч хто-нэбудь! Мамо! Мамки! Не выходыть, чорт.

Женщины зашевелились.... Поднялись, кинулись к выходу. Кричат.

"Мальчики! Мы здесь! Дверь завалило!"

Г о л о с С а ш и: Вы все здесь, мамки?

Н а т а ш а. Здесь, сыночек. Вы живы?

Г о л о с С а ш к о. Жыви, мамкы наши, жыви! Давай! Щэ раз! Стэпан, от труба. Пидклады! Щэ раз! Давай, хлопци! Там мамкы наши! Ще раз, взялы! Ще раз ... Жыви мамкы-то! Жыви! Пишло!!!

Конец.

2016. 03. 15.

Комментарии: 2, последний от 20/11/2016. © Copyright Котляр Ася (tamajka@mail.ru) Размещен: 16/05/2016, изменен: 16/05/2016. 43k. Статистика. Пьеса; сценарий: Драматургия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: 3 женские роли. Действие происходит в Украине. Идёт самая настоящая война и всё смешалось в этой круговерти: боль, страх, любовь, привязанности. Три женщины, три подруги сидят в погребе во время бомбёжки. Одна из них украинка, одна русская и одна еврейка. Скорее всего, так бы и остались они врагами, если бы не любовь друг к другу, к детям, которых растили вместе, к Родине. Украина - моя Родина и всё, что сейчас происходит там - страшно. Но выход, на мой взгляд, есть: просто нужно вовремя вспомнить, что все мы - люди...

Котляр Ася : другие произведения.

Мамки