Аннотация: 1942 год. Польское гетто. Семья. Последняя ночь и есть возможность спасти ребёнка... Но какой ценой - это вопрос, который всю ночь решают родители. Пьеса написана по одноимённому рассказу Семёна Винокура, израильского писателя, журналиста.
Ася Котляр
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
ДРАМА
По мотивам рассказа Семёна Винокура "Последняя ночь"
"Чтобы правильно ответить на вопрос "Что такое смерть?" мы, прежде всего, должны определить, что такое жизнь. Истинным источником жизни является душа. А душа бессмертна, потому что она связана с Б-гом, подарившим человеку жизнь..."
Любавичский Ребе М.-М. Шнеерсон
Из книги "К жизни, полной смысла".
Действующие лица:
Хаим - отец Моше и Янкеля, работавший пекарем в нелегальной пекарне гетто.
Лея - мать Моше и Янкеля, швея, работала дома.
Ярек - мусорщик.
Гетто. Маленькая каморка, старая бедная утварь, полумрак. У задника стоит кровать, на которой спят двое детей (манекены, сделанные, как дети). Рядом старый стул, на котором висит детская одежда. Швейная машинка, примус, старый чайник, чашки, старый чемодан. Лея моет в алюминиевой миске посуду, тщательно вытирает её полотенцем, ставит на тумбочку. Одета бедно, в фартуке, с покрытой головой. Лея нервно ходит по комнате, подходит к кровати, поправляет одеяло, садится к столу.
Л е я (молится).Господи, помоги! Не оставляй нас, Господи, спаси от беды. Защити и сохрани. Мы-то ладно, а вот дети как? Посмотри, Господи, какие мальчики чудесные растут! Янкеле такой нежный, такой ласковый. Как прижмется, так сердце останавливается. Вчера подошёл и говорит: "Мамочка, ты не плачь! Мне дядя кусочек сахара дал, так я не съел его, тебе принёс". И протягивает мне кусочек сахара. "Какой дядя?", - спрашиваю. А он говорит: "Добрый"! Для нашего Янкеле все добрые, потому что он сам такой добрый, такой добрый! Он всё отдаст... А что у него есть, Господи? Что у нас здесь есть? Ничего ты нам не оставил... Ничего... А Мойшеле наш какой чудесный! Да, он не такой ласковый, как его брат, но зато он очень умный! Честное слово он очень умный! Даже ребе сказал: "Ваш Мойшеле пробьётся в жизни: он хваткий и ум у него недетский. А вот Янкеле тяжко придётся: его каждый обмануть может". А мы с Хаимом и сами так думаем. Когда я носила мальчиков под сердцем, я чувствовала, что один из них толкает другого. Скорее всего это Мойшеле толкался. Янкеле вообще толкаться не умеет... господи, где мой Хаим, чтобы он был здоров? Я не могу смотреть на то, как он мучается... Разве такой жизни он хотел, когда мы с ним поженились? Он был известным в нашем городке адвокатом и работал в самой лучшей юридической конторе Варшавы... Скажу тебе по секрету, он сейчас печёт хлеб, но об этом мало кто знает. В гетто столько спрятанных пекарен, вот он там и печёт. Хорошо, хоть эта работа у него есть. Да что я тебе рассказываю - ты и сам всё знаешь, Господи!
В дверь постучали три раза: два раза сразу, третий через 3 секунды. После двух ударов Лея посчитала до трёх и обрадованно подошла к двери.
Входит Мойша.
Л е я. Хаим, душа моя, где тебя носит? Сколько можно ждать? Я уже вся извелась, не знаю что думать.
Х а и м. Лея, вы ели что-нибудь?
Л е я. Ели. Вчерашний суп остался, две картошины сварила и хлеб.
Х а и м. Мальчики спят?
Л е я. Спят, родной, уложила.
Х а и м. Сама чего не легла?
Л е я. Так тебя жду. Как я могу. Что слышно, Хаим? Что говорят?
Х а и м. Лея, налей мне воды горячей.
Лея поставила чашку на стол, потрогала чайник, налила в чашку. Хаим достал полбуханки хлеба. Разломав хлеб, он кусок дал Лее, кусок взял себе, большой кусок завернул в полотенце.
Прежде чем приступить к еде, Хаим подошёл к миске и взял кружку. Лея налила ему воды. Хаим дважды полил из кружки на кисть правой руки, затем дважды на кисть левой руки. Лея подала мужу полотенце. Хаим вытер руки и взял хлеб. С момента омовения и до благословения на хлеб нельзя отвлекаться ни на какое другое дело. Не произносят ни слова. Хаим взял в руки хлеб в руки и сделал благословение:
Х а и м. БАРУХ АТА, АДОНАЙ ЭЛО-hЕЙНУ, МЕЛЕХ АОЛАМ, АМОЦИ ЛЕХЕМ МИН ААРЕЦ!
Лея положила свой кусок хлеба под полотенце.
Х а и м. Ешь, Лея. Ешь.
Л е я. Я ела, Хаим, а завтра вдруг не получится достать? Мальчишкам оставлю. Так что слышно, Хаим?
Х а и м. Лея, ты стала такая...
Л е я. Какая? Страшная?
Х а и м. Уставшая.
Л е я. Ничего, родной, вот всё это закончится и мы поедем к морю. Мы с тобой так мечтали поехать к морю... Не успели... Ничего не успели. Так что там слышно, Хаим?
Хаим сделал несколько глотков, задумался.
Л е я. Хаим, что не так? Я же вижу...
Х а и м. Сядь, Лея.
Лея молча села. Хаим опустил голову на руки.
Л е я. Что?
Х а и м. Нужно поговорить.
Л е я. Ну, говори уже. Ты же видишь, что я нервничаю. Что-то в пекарне?
Х а и м. Да, её сегодня закрыли.
Л е я. И что?
Х а и м. И другие пекарни закрыли. Почти все.
Л е я. А что говорят?
Х а и м. Плохо говорят, Лея. Очень плохо.
Л е я. Когда, Хаим?
Х а и м. Завтра...
Лея встала, стала нервно ходить. Подошла к кровати, заплакала. Перевернула один манекен, укрыла одеялом, подошла к столу, села.
Л е я. Куда?
Х а и м. Говорят, в новое гетто. Говорят, недалеко отсюда.
Л е я. Я не верю... От тех, кого перевезли никаких новостей нет. Вообще ничего нет. Как буд-то их вывезли в никуда. Что будем делать, Хаим?
Х а и м. Собери вещи, документы. Кольца спрячь. Может, там пригодятся.
Л е я. Где, там, Хаим! Где? Скажи мне, где там?
Х а и м. Лея, ты так спрашиваешь, как буд-то я там уже был. Если бы я знал... если бы я только знал! Если бы я послушал Шлёму, а не тебя, мы бы уже давно были в Америке... Это ты говорила: детей и стариков не тронут...
Л е я. Хаим, нас убьют?
Х а и м. Нет, что ты. Не должны... Не могут! Невозможно же просто так уничтожить тысячи!
Лея вытащила старый чемодан, стала тихо собирать вещи.
Л е я. Так. Нужно взять самое необходимое: документы, тёплые вещи. Хаим, как ты думаешь, посуду брать?
Х а и м. Бери.
Л е я. А может там, куда нас повезут, будет хоть какая-то посуда?
Х а и м. Может и будет, но лучше возьми. Мы же с детьми.
Л е я. И то правда, возьму.
Лея тщательно упаковала две чашки, две тарелки, две ложки. Всё аккуратно сложила в чемодан.
Л е я. А что с одеялом, с подушками? Господи, я что-то совсем растерялась. Может, нас ненадолго туда? Может, война вот-вот закончится и мы вернёмся?
Х а и м. Не так всё быстро, Лея. Сорок второй год на дворе. Год ещё как минимум воевать будут. А может и больше.
Л е я. Тогда одеяло и подушки упакую, когда дети встанут.
Х а и м. Как они сегодня, Лея?
Л е я. Ничего, родной. Играли, на улицу не пустила, Янкеле что-то мне не нравится, кашляет. Лекарств нет, сам знаешь. Растёрла остатками спирта, но температуры, вроде бы, нет.
Х а и м. Вещи тёплые приготовь. Спирт остался?
Л е я. Нет, Хаим. Говорю же тебе, остатки были. А тебе зачем?
Х а и м. Выпить...
КАРТИНА ВТОРАЯ.
Стук в дверь. Хаим с Леей переглянулись, Хаим тихо подошел к двери, прислушался.
Х а и м. Кто там?
Я р е к. Это я, Хаим.
Х а и м. Кто я?
Я р е к. Ярек.
Хаим открыл дверь, вошёл Ярек, оглядываясь.
Л е я. Здравствуй, Ярек. Что случилось? Тебе сюда нельзя!
Я р е к. Дети спят?
Л е я. Спят.
Я р е к. Лея, мне нужно сказать пару слов Хаиму. Сходи к соседям.
Лея упрямо села к столу.
Х а и м. Лея, сходи.
Лея встала и быстро вышла из комнаты.
Я р е к. Ты что-нибудь слышал, Хаим?
Х а и м. Слышал.
Я р е к. Лея знает?
Х а и м. И да, и нет. Я сказал, что об этом поговаривают.
Я р е к. Хаим, для меня наша дружба что-то значит. Я помню и всегда буду помнить, как ты спас меня, доказав, что я не виновен. Ты был чертовски дорогим и хорошим адвокатом.
Х а и м. Когда мы с тобой учились в школе, ты тоже спас меня, Ярек. Если бы не ты, меня бы выгнали в десятом классе, прямо перед экзаменами. Какой я был дурак: сказать учителю, что он подонок и антисемит. Ты поручился перед директором за меня. Тогда ты был моим адвокатом...
Я р е к. Просто этот учитель на самом деле был антисемитом и подонком. У нас смелости не хватало сказать ему об этом. Служит, гад, в полиции. У него нюх на евреев.
Х а и м. Да, он к нам и привёл немцев. Не забыл, сволочь, про подонка. Радостный стоял, когда нас сюда отправляли.
Я р е к. Да ладно, чёрт с ним. Я не для того пришёл, чтобы вспоминать прошлое. Я пришёл поговорить о будущем.
Я очень рисковал, придя сюда, ты знаешь.
Х а и м. Знаю. Говори, Ярек.
Я р е к. Завтра будет акция, Хаим.
Х а и м. Это точно?
Я р е к. Я подметал улицу возле комендатуры и слышал, как два офицера говорили об этом, когда выходили. Акция назначена на шесть утра.
Х а и м. Куда нас повезут? В другое гетто?
Я р е к. Нет, Хаим. Не в гетто.
Х а и м. Я тебя правильно понял?
Ярек кивнул.
Хаим встал, стал нервно ходить по комнате. Сел к столу.
Х а и м. Что делать, Ярек. Что мне делать?
Я р е к. Я хочу помочь. В пять утра я подъеду сюда с мусорным баком.
Х а и м (сжал руку Ярека). Ты возьмёшь детей, Ярек?
Я р е к. Ребёнка, Хаим. Одного. Янека или Мойшу. Одного.
Х а и м. Почему одного, Ярек? Я умоляю тебя взять двух! Вот, возьми наши обручальные кольца, больше ничего нет, но забери обоих!
Я р е к. Я не могу. Взяв одного, я скажу соседям, что ко мне прислали сына моей сестры. Все знают, что у Агнешки только один сын. Он примерно возраста твоих мальчишек. Поэтому, я могу взять только одного.
Х а и м. Ярек, второго пристрой куда-нибудь...
Я р е к. Хаим, ты мне друг, но у меня семья. Ты же знаешь, что бывает с теми, кто укрывает евреев. Я не могу рисковать своей семьёй. Ребёнка я через неделю переправлю надёжным людям, на хутор.
Х а и м. Ярек, я всё понимаю, но не ставь меня перед выбором, прошу тебя! Господи, как мне сказать об этом Лее? Она умрёт от разрыва сердца... Вейз мир, что я такое говорю! Она и так, и так умрёт... Мы умрём. (Хаим встаёт на колени перед Яреком.) Я умоляю тебя, Ярек, забери обоих!
Я р е к. Я не могу. Да к тому же у меня бак маленький - оба не влезут... Прости, друг, не могу. Я должен идти. Прости... Прости меня, я ничего не могу, теперь я простой мусорщик, Хаим... Простой мусорщик...
Ярек встал, поднял Хаима, они обнялись.
Я р е к. В пять утра подготовь ребёнка. У меня будет десять минут. В шесть патруль меняется, сам знаешь. Прости...
Ярек вышёл.
Хаим подошёл к кровати, перевернул манекены, укрыл их.
Г о л о с м а л ь ч и к а. Папа, уже утро?
Х а и м. Нет, Мойшеле, ещё не утро... Спи, мой хороший, спи...
КАРТИНА ТРЕТЬЯ.
Хаим сел к столу. Уставился в потолок. Стал раскачиваться.
Х а и м. Владыка мира, Господь мой! Дай мне поверить в самого себя, что молитва моя является сосудом, через который приходит всякое благо. Укрепи веру мою в тебя, в твою силу, ибо она готова пошатнуться. Оглядываюсь на свой путь и понимаю, что я, наверное, не заслужил твоего прощения и твоей помощи, но прошу тебя, всемилостивый, не ради себя, ради семьи моей, ради Леи и детей, Янкеле и Мойшеле. Они ничего такого не сделали, чтобы ты не простил их. Дити мои чисты и невинны, если, конечно, не брать во внимание их детские шалости. И если ты не можешь помочь мне и Лее, молю тебя, Господь, Б-г мои и избавитель, спаси детей наших... Дай мне сил сказать Лее, Господи! Дай мне сил... (Мойша закрыл глаза и издал немой крик, больше похожий на стон). В комнату вошла Лея.
Л е я. Хаим, Белла ложится спать. Что сказал Ярек?
Хаим не открывает глаз, сидит молча. Приложил палец к губам, прося Лею помолчать. Лея молча садится с мужем, неотрывно смотрит на него.
Х а и м (не открывает глаза). Сядь, Лея. Нужно поговорить.
Л е я. Я сижу, Хаим. Говори уже, я вся дрожу.
Х а и м (посмотрел на жену). Лея, я должен тебе сказать что-то очень важное. Но я не могу.
Л е я. Это как-то связано с завтрашним днём? Нас увозят? Это правда? Что сказал Ярек? Не молчи уже...
Х а и м. да, Лея, связано. Нас увазят. Но увозят не в гетто. Гетто ликвидируют. Ты понимаешь, что это значит, Лея?
Л е я. Нет.
Х а и м. Лея, когда ликвидируют гетто, евреев никуда не увозят. Их просто убивают.
Л е я. Как убивают? И детей?
Х а и м. Акция назначена на завтра. Утром за нами придут.