Отца по службе занесло в маленький провинциальный украинский городок. Было мне тогда лет десять-одиннадцать. С любопытством и настороженностью отправился я в новую школу. Это была уже третья школа в моей жизни. Первый класс я проучился в Таллине, второй в Ленинграде, третий в Пярну, а вот в четвёртом угораздило грызть школьные науки в этом полуукраинском, полуеврейском местечке.
После европейского севера украинский, или точнее, еврейский бедлам новой школы смутил мою неокрепшую душу. Но в классе, на моё счастье, оказалось двое русских парней. Они взяли меня под опеку. С ними было поспокойней. Их местная шпана "уважала".
Хитрющая наша учительница, Мария Давыдовна, умела утихомирить класс. Она читала нам то вирши Шевченко, то "Тараса Бульбу". Задушевно читала. Школьная программа обязывала каждого школьника прочитать "Бульбу", но учительница упростила нам задачу... Несколько уроков подряд мы с трепетом вслушивались в далёкие гоголевские истории, когда высокая украинская степь скрывала козака на коне, а Днепр был столь широк, что редкая птица могла долететь даже до середины... А потом: "Я тебя породил - я тебя и убью!" И ещё:
- Батько, где ты? Слышишь ли ты?
- Слышу!
Несколько удивляло, что Мария Давыдовна со словами: "Ну, это вам не надо, это вам незачем..." перелистывала несколько страниц. И делала это довольно часто.
Мне запомнились эти гоголевские чтения. Засело в памяти и перелистывание страниц. Позже я перечитал всего Гоголя, но к "Тарасу Бульбе" не возвращался. Хорошо помнились выразительные чтения учительницы.
... У меня есть привычка - засыпать под бормотание радио. Однажды мой приёмник вдруг поймал знакомые гоголевские интонации - "Тарас Бульба"! Стал слушать. Очень скоро понял, почему в еврейском городке Гоголя нам, деткам, а скорее маленьким разбойникам, не доверили читать самим. Торгаш со своим товаром, увязавшийся с козаками, - жид. Корчмарь - жид. На вопрос, сколько в городе "наших", торгаш начал перечилять...
- Что ты мне тычешь свое жидовское племя! Я тебя спрашиваю про наших запорожцев,- перебил его Тарас.
Это сколько лет я не знал настоящего Николая Васильевича, не полностью ведал о его "наблюдательности" и не знал, что уже и в ту пору этот пришлый народец жил тем, что где-то что-то покупал дёшево, а затем норовил перепродать дороже. В поле и у станка их не найти. Они возле кассы.
Прости, великий Гоголь! Провели меня в юном возрасте с "Тарасом Бульбой". Не узнал того, в чём самому пришлось тут же и разбираться. Кто тебе друг, а кто предаст в опасные моменты. Накопив опыт, побывав в разных городах и странах, со многими людьми общаясь, я уже первым делом смотрю в "паспорт", в глаза, изучаю поведенческие реакции, словам не доверяю. Бывает, ошибаюсь, конечно, но редко. Помогают и нажитый опыт, и внимательное изучение классиков. И наших, и мировых. То есть с интересом воспринимаю опыт мудрецов.
Виталий Май
ВЕЧЕР ПОЭЗИИ
Поэт в России - больше чем поэт.
В нём суждено поэтами рождаться
Лишь тем, в ком бродит гордый дух
гражданства.
Кому уюта нет, покоя нет.
Евгений Евтушенко
Наша южная сторона, можно сказать, обласкана известнейшими русскими поэтами и писателями. Лермонтов и Грибоедов, Толстой и Булгаков, Горький, Есенин, Маяковский хоть проездом, да бывали у нас. И в наш городок заглядывали. Но ни видеть, ни слышать никого из них не пришлось. С веками несостыковочка. А тут мне звонит очень начитанная, да вдобавок учёная подружка и обрушивает новость: в наш город едет поэт. Настоящий. Знаменитый. Даёт "вечер поэзии". Я дрогнул и согласился составить приятельнице компанию.
Выяснили. Билеты будут.
Учёные дамочки всегда чем-то заняты, но я пришёл за полчаса до встречи и отправился к кассам. По дороге меня перехватил рослый парень в белой "рубашоночке".
- Не берите билет. Остались по восемьсот, а я вас проведу перед началом за пятьсот. Я охранник.
- Хорошо,- отвечаю,- вот узнаю в кассе, сколько уже продано билетов.
Кассирша сказала, что ушли только самые дешёвые места и что зал полупустой. Сказал охраннику, что пока погуляю, и стал слоняться возле памятника Пушкину.
При низком солнце я вдруг заметил "бронзовую" шутку явно молодого душой скульптора. Хитро он устроил складки на развевающихся одеждах поэта. В мои аспирантские годы бывал я в друзьях-товарищах у художников и ваятелей. Все они, как один, озорники, выдумщики и любители шумных застолий.
Ведь сколько лет ходил я мимо памятника, и если поднимал глаза, то смотрел только в лицо или издалека озирал фигуру. А вот сейчас задирать голову что-то и не хочется. Складочки разглядываешь...
Но вот уже и время. Моей любительницы поэзии всё нет. Я подхожу к охраннику. Их уже двое.
- Время! Можно и в зал,- говорю я.
- А ваш номер телефона?
- Это зачем?
- Мы потом созвонимся и рассчитаемся.
- А получите сразу. - И я ловким движением, как дантисту, всучил ему приготовленную пятисотку.
Хитрые ребята. Зная мой телефон, они будоражили бы меня, каждый раз навязывая каких-нибудь исполнителей и прочее, прочее, обеспечивая себе, таким образом, стабильный приработок...
А поэт тем временем запаздывал. Народ толпился в буфете. Это были седовласые, благородные старики и старушенции. Они занимали "лавочки" вдоль стен. По краям буфетного зала стояли стойки. Янтарное сухое вино в бокалах резало глаз. Я не устоял. Купил один бокал. По стоимости целой бутылки. Вино великолепное.
Все ждали поэта. Запаздывала и моя подружка. И телефон у неё не срабатывал. Я купил второй бокал. Великолепное вино. Какое-то фанагорийское. Чтобы не искушать себя, пошёл выбирать место. Мимо меня проскочила стайка молодых людей. По всем приметам - студенты. Я уселся на пустующий край восьмого ряда. Сзади щебетала молодёжь.
Спросил у парня:
- Студенты?
- С филологического.
- Бесплатно?
- Угу.
Поэт явился народу минут через пятнадцать обещанного времени. Подружка влетела в зал после поэта с тем же интервалом. В антракте она мне сообщила, что к её приходу кассы уже не работали, а все двери были раскрыты настежь.
- А как мне? - спросила она в дверях.
- Да идите так!
И она проскочила и села на шестом, полупустом, ряду, с некоторой натяжкой можно сказать, почти передо мной.
Поэт лихо прочитал парочку своих стихов, написанных в бурные молодые годы, а потом мудро уступил сцену известному киноартисту, который стал, к моему удивлению, читать Пушкина: "Поэт! Не дорожи любовию народной..." И далее: "Ты царь: живи один. Дорогою свободной иди, куда влечёт тебя свободный ум..."
Зная бурную и неоднозначную биографию гастролирующего по стране поэта, понимаешь - у великого ищет поддержки.
Потом артист здорово читал Есенина. Я уже и подзабыл "Письмо к женщине", а в этот вечер я почувствовал заново силу этих строк.
Было несколько артистов. Известных и не очень. Читали Гумилёва, пели Высоцкого. Сам поэт несколько раз читал свои стихи. Девица-певица пела его песни.
Объявляет поэт следующего артиста со словами:
- Вы, конечно, любите...
Имел в виду помните... Мы помнили. Я думал, будет читать Бродского. Ошибся. Пел под гитару Павла Когана:
Но мы ещё дойдём до Ганга,
Но мы ещё умрём в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
Здорово пел. Вспомнил и Высоцкого.
На сцену пригласили молодого, рослого, чем-то дорогого поэту чтеца. Тот начал декламировать великого Лермонтова "Смерть поэта". Тембр, жар. Всё как надо. Но вдруг после строчки "Сражённый, как и он, безжалостной рукой..." артист замолкает. Проходит секунда, вторая... Зал понимает: парень забыл. И начинает сердобольно подсказывать. А ведь собрались одни знатоки, все любители поэзии. Полно студентов филфака. Но нет дирижёра. Разнобой. Однако был момент, когда зал почти освоил "хоровое" декламирование и наслаждался!
Но декламатор, хоть и молодой, но тёртый, говорит в микрофон:
- Кто-нибудь один!
Встал довольно молодой, видимо, преподаватель и громко напомнил артисту забытую строчку:
- Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет...
А закончил забывчивый чтец своё выступление в нашем городке, посоветовавшись с поэтом, монологом Чацкого "А судьи кто?" Отомстил! Но мы проводили его аплодисментами. Парень нас развлёк.
Снова читал поэт. Мудрый человек. Не надоедал своей поэзией. Его книжки с автографом продавались у входа в зал, и все, кто так уж жаждал "его стихов", могли заполучить их, и недорого.
Вечер заканчивался песнями Окуджавы под гитару.
... Живут на земле талантливые люди - поэты. Благостными они не бывают. Кого-то высмеивают, в кого-то влюбляются, а на ком-то их взор просто не задерживается. С ними тревожно, но без них скучно и, пожалуй, опасно.