Аннотация: Есть ещё солдаты в наших батальонах! Но удержится ли на них держава...
В семь лет по мальчишеской шалости оказался я в военном госпитале, в хирургическом отделении. Когда мне позволили на костылях выходить на террасу, увидел: прогуливается там немало загипсованного люду. Костя, старший сержант из нашей части, объяснил мне, что это ребята из особотрядов. Здесь они после операций в лесах. Зацепило... Вылавливают попрятавшихся, но "шкодящих" местных эсэсовцев. Сам Костя попал в госпиталь случайно - кого-то разоружал. Ребята приглашали меня к себе в палаты, навестить скучающих "лежачих". Попадались интересные рассказчики. Парни-то прошли фронт. Их цветастый фольклор врезался в мои извилины. Но, видимо, не только он. Дух неунывающих весёлых бойцов, их фронтовое братство, бессребренность тоже воспринялись. Но если про фольклор мне позже напоминали - "здесь без этого...", то русская душа и дух, который, видимо, засел во мне крепко, нравился. Но не всем. Были тайные недруги, и с малых лет. Правда, когда приезжал какой-нибудь высокий гость в лабораторию, куда меня судьба прятала годика на два-три, - звали меня. Я не тушевался. Говорили на темы, которые я "подсовывал", а в конце беседы интересовался, из каких они мест, где бывали. (Это известные учёные - где они работают, я, конечно, знал, если гости из России). Довольно часто в этих местах бывал и я. Вспоминали, смеялись... Я же учился в семи школах, в четырёх республиках. А в четыре года в эшелоне, в теплушке прокатил от Тихого до Атлантики. Это сейчас у меня память скверная, а тогда... Так что, если я где и не "топал ножками", то мимо проезжал. Если что интересное - меня тормошили: смотри - Байкал! Расставались с "гостями", можно сказать, как близкие люди.
...Военную кафедру ликвидировали. Парней стали забирать в армию. В стране демографический провал. И меня как-то утром уже добровольно остриженным с двадцатью такими же "добровольцами" в мягком автобусе укатили куда-то в степь. Странное дело, если в моём "фронтовом" детстве бойца от офицера отличали только по звёздочкам на погонах, то где-то через пару дней, пообтесавшись, я стал замечать некоторые различия армии только что вышедшей из боёв и нынешней. Через пару месяцев меня и ещё нескольких парней перебросили в другой гарнизон. А там комбат и комроты - вообще сволочи. Что-то мне подсказывает - на фронте им жить - до первой атаки. Это уже не различия, это небо и земля.
... Генералов у нас перебывало... Место, видать, везучее. И все под метр девяносто. В глаза лучше не смотреть - что-нибудь не то прочтёшь... И вот приезжает как-то высшее начальственное лицо из Москвы, но ... среднего роста. Чем-то даже похож на моего смоленского "друга" детства - дядю Кручину (полковник Кручинин). Любил сосед Кручина со мной "потолковать".
Нашу роту, свободную от караулов, выставили на плацу в две шеренги. Комбат стоит чуть в сторонке, комроты в трёх шагах от начала шеренги. Генерал-полковник не торопясь проходит вблизи первой шеренги, вглядываясь в лица. Вдруг спрашивает кого-то:
- Кто таков?
Тот с перепугу что-то мямлит. Генерал матерится:
- Что за батальон? Совсем одичали?
Перепугался не только комбат. Смотрю: в глазах комроты то ли ярость, то ли в сортир захотелось... Я вспомнил Гашека, его описания смотров, стараюсь погасить улыбку. Глаза наши встретились.
- А это кто такой?
Ну что ж, не отвертеться. А ну-ка выйду и упрусь ему в грудь. Отойдёт? Или останется на месте? Я, как нас учил сержант, хлопнул впереди стоящего Валерку Передёру по плечу. Тот шаг вперёд, шаг вправо. Я делаю два шага прямо на генерала и всё-таки останавливаюсь в нескольких сантиметрах от его груди:
- Рядовой такой-то.
- Молодец! Стать в строй! Есть, есть солдаты в батальоне!
Я стал в строй, осторожно озираюсь: комбат смотрит на меня как на спасителя нации. Я думал: будут мне поблажки, увольнительные посыплются... Где там. И комбат, и комроты, наоборот, почему-то возненавидели меня. Зато комвзвода на "тихую" увольнительные начал выписывать, а ему как бы и не положено.
- Ты сейчас куда?- догнал как-то меня взводный, когда я уже выходил из переулка во время очередной увольнительной.
- Через квартал пивной подвальчик.
- Это ты брось. Любимое место патрулей. Не будем их смущать. Идём ко мне. Вот дали квартиру в самом центре.
- А вам не влетит?
- Не посмеют.
Из всего офицерского состава батальона только Лёха и был настоящим русичем с настоящей русской фамилией Телегин. Был и ещё один лейтенант, но уж очень рвался в партийные работники. Думал через армию - прокол. Стал искать способы, как из неё рвануть. Я это знал по откровениям самого "партейца" и по сведениям, которыми почему-то делился со мной Лёха. Серёга симпатичный парень, но явный проходимец. Из комсомольских работников. Мы с ним регулярно в нашем буфете брали по стакану сметаны после солдатской столовой. Первое там я игнорировал. Он, видимо, не знал, что в городке в обеденное время цены в ресторанах, как в столовых, щадящие, а повара те же. Можно хорошо и недорого отобедать. А может быть, Серёга просто жмот?
Меня после полученного разгона в штабе корпуса от грозного московского генерала стали изредка вызывать в штаб. Там давали пакет со словами: "в руки писарю". Я спускался на первый этаж и, зная, что здесь где-то есть офицерская столовая - открываю одну из двух дверей. Комната, четыре столика и никого. Заходит официантка, улыбается: "присаживайтесь. Лучше сюда". Я заказал окрошку, отбивную на косточке, холодный компот. Это после солдатской кухни...
Доедаю второе, заходит высоченный генерал. Молча глянул на меня. Ему тут же принесли полный поднос.
В офицерской столовой в этом белом зале обедали только генералы, но после "высоченного". Молоденькая официантка, видимо, из шалости меня не прогнала.
Через месяц я, набравшись наглости, дождался ту же самую официантку и ничего не успел спросить:
- Проходи.
На обратном пути я зашёл в соответствующий магазин, купил красивую чёрную сумку (не на последние деньги). Пакет в сумку. Пивной подвальчик, а потом уже часть.
...На ученьях где-то в барханах. Днём жарко, ночью холодно. Прибыл вездеход и застрял. А прибыл он с очень важным пакетом. Ни по радио, ни по "морзе" ни-ни, только из рук в руки: большой секрет. Пакет срочно доставить генерал-лейтенанту Иванову. Мы с ребятами безмятежно греем пятки на солнышке, скоро обед. "Генералы играют в войну... Людовики..."
- Вот тебе пакет, сейчас подлетит вертолёт, заберёт тебя, передашь в генеральскую палатку. Кому - сам сообразишь. - А в глаза не смотрит...
Несколько поодаль стояли офицеры нашего батальона. Что-то с ними не то. То ли подавлены, то ли перепуганы. Лёхи среди них не было. Он уже месяца два в командировке.
- Первая палатка генеральская. Пакет отдашь самому высокому, генерал-лейтенанту Иванову.
- Спасибо. А теперь щёлкни меня на фоне вертолёта, пока публика не набежала.
Лётчик засмеялся, взял у меня маленькую "шпионскую" камеру "Вега" и совершил необходимые действия. Я потом долго хвастал этой фоткой.
Захожу в палатку.
- Куда?
- К генералу Иванову с пакетом.
Картинка, которую я увидел в довольно обширной палатке, мне очень напомнила сцену из какого-то французского фильма... Генералы и полковники склонились над развёрнутой на столе картой.
- Кто таков?- приподнял голову, видимо, самый главный генерал, командующий учениями.
- А почему ты? Что, офицеров рядом не оказалось? Кто послал?
Генерал внимательно посмотрел на меня. "Еле заметная улыбка пробежала по мужественному лицу воина".
- А, это ты. Накормить рядового.
Это был тот самый генерал, с которым мы пару раз "обедали", и, видимо, он тоже сопровождал московского генерала, когда тот инспектировал нашу часть. Я надеялся, отправят в генеральскую столовую "по старой памяти". Нетушки, отправили в солдатскую. А она оказалась "не хуже" нашей, батальонной. Неделю я был ничейным. Армейская поговорка гласит: кто армию прошёл - тот в цирке не смеётся. Этот цирк во мне накапливался постепенно, день за днём, а вот за эту неделю - "глядя со стороны" - я увидел "игру" генералов. В цирк не хожу, и не только потому, что дети выросли.
У капитана, который сопроводил меня в столовую, я спросил, как мне добраться до своего батальона. У полевой кухни с грузовика что-то сгружали.
- К вам приписывается посыльный штаба корпуса рядовой...
- Я выпалил свою фамилию.
- Временно приписывается. Вы же развозите тушёнку по полевым кухням, всякие борщевые наборы. Дня два посыльный побудет с вами. А там, смотришь, и на батальон свой наткнётся. Это приказ командующего.
Лейтенант и его водитель оказались классными ребятами. Мы довольно весело проводили время. Но ночи в октябре даже на юге довольно холодные. В кузов поверх ящиков мы насыпали солому (подвернулся стог), раскатывали свои скатки, закрывали уши раскрытыми пилотками и всё равно дрогли.
- Коля, как раз время попробовать нам генеральский коньячок. Один ящик мы в их палатку занесли, а второй - "забыли"... Доставай бутылочку.
Добродушный силач водитель залез под солому, позвякал и достал бутылочку. На закуску пошла тушёнка. Открывали и ели кинжалами (штык-нож автомата).
Утром около нас остановился "козлик". Соскочил капитан с красной повязкой на рукаве:
- Освободите дорогу: едет артиллерия!
Грохот и пыль метрах в пятистах подтверждали слова капитана.
Коля покатил в противоположную от колонны сторону искать "нычку". Нашёл. Мы молча смотрели на современные "катюши", пушки, гаубицы. Пролязгали гусеницами танки...
- Хорошее место. Подождём здесь полевую кухню артиллерии.
Лейтенант всё правильно рассчитал. Вскоре показался и грузовичок с прицепом полевой кухни. Сержант Коля отдал положенные данной команде ящики. Повар расписался в накладных, мы наелись горячей гречневой каши с тушёнкой, залили чай в свой ёмкий термос, и кухня укатила догонять своих. А лейтенант Краснов с кем-то успел переговорить и получить интересные сведения. Оказывается, сейчас справа от нас полосой в двести метров совершит марш-бросок пехота. Заляжет. А в двух километрах от неё будет совершён взрыв, имитирующий атомный. Гриб, дым, но без ударной волны.
- Пехоте на глаза не показываемся. Сидим в кузове. И взрыв пересидим. Коля, давай по чуть-чуть.
Взрыв был, дым был, но гриб не получился. Я не стал тратить плёнку. Мы покатили вдогонку войскам, но "не догнали". После ужина лейтенант, он же Володя, говорит:
- Не торопись догонять свой батальон, Вит. Комбат отправил тебя к грозному командующему почему? Офицеры струсили. А почему он никому из них не приказал? Сам трус. Генерал Иванов, увидев тебя со скаткой через плечо, с автоматом и пакетом, всё усёк. Загонят ваш батальон после учений куда-нибудь в Гусиноозёрск, если не дальше. Тебе сколько до дембеля?
- Полгода, ежели гром не грянет.
- За полгода не грянет. Утром будем проезжать офицерскую столовую - палатку, конечно, с полевой кухней. Мало ли что. Давай-ка загрузи свой рюкзак.
Кашу выкладывай. Коля давай из генеральских запасов горбушу четыре штуки, лосося столько же, говяжьей тушёнки две и две столичной.
- А коньяк доставать?
Коля вовремя про коньяк вспомнил. Во дни раздумий и сомнений глоток из фляги был хорошей поддержкой. Да простит меня классик.
- Коньяк армянский, Вит, залей в свою флягу и не афишируй. Она у тебя 0,7. До краёв. А ребят из взвода водкой угостишь.
Заполнив флягу, я потряс второй ёмкостью. Там оставалось ещё ой-ё-ёй...
- Это судьба. Открывай горбушу, Коля.
Предусмотрительный Коля несколько банок закуски держал под боком.
Тишина. Высыпали звёзды. Мы на соломе размечтались... Лейтенант стал вспоминать есенинские строки:
Я - беспечный парень. Ничего не надо.
Только б слушать песни - сердцем подпевать,
Только бы струилась лёгкая прохлада,
Только б не сгибалась молодая стать.
Володя замолчал. Молчали и мы. Слушали ночь. В тишине у меня всплывает радостная мысль: "скоро дембель". Я закрыл глаза и как бы про себя продекламировал ещё несколько строк:
К чёрту я снимаю свой костюм английский,
Что же, дайте косу, я вам покажу -
Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,
Памятью деревни я ль не дорожу?
...Нет у меня деревни, вернусь в лабораторию, продолжу свои изыскания.
- Коля, ты не спишь? Спи, ты за рулём. Утром выезжаем. Буду спать и я, а ты, Вит, днём отоспишься, а сейчас вслушивайся в шорохи. Автомат положи рядом. Людей здесь быть не должно, но мы открывали консервы. Пустые банки в мешке, но запах... Могут придти лисы, даже волки. Близкий шорох - толкнёшь меня.
Ребята в минуту засопели. Я вглядывался в звёздное небо. Показалась луна. Вспомнились строки почти забытого романса:
Ах, зачем эта ночь была так хороша
Не болела бы грудь, не страдала душа...
Я стал засыпать. Вспомнил, что на посту в такие моменты я, прогоняя сон, повторял про себя страницы текста гонок на Миссисипи. Так я учил английский. Вспомнилась кучка наших перепуганных офицеров, ждущих вертолёт. Ну и картинка! Понятно - боятся гнева командующего учениями. А почему боятся? Тогда, в двадцать лет, я не догадывался. А мог бы. Отец отвоевал лейтенантом. После госпиталя с семьёй по городкам от Дальнего востока до Белоруссии. И в каждом по году, по два, и так до отставки. В Таллине только год, в Ленинграде четыре месяца. А эти годами живут на юге в университетском городе, воинская часть почти рядом с филармонией. И никто их не сдвинет с места... Но, видимо, с ними уже поговорили... Странный снабженец лейтенант Володя в двух фразах разъяснил мне весь цирк нашего батальона, а московский генерал дал повод поразмышлять.
Наконец стало светать. Волки так и не появились. Да какие тут волки! Пехота прошла. Стреляла холостыми. Зверью-то откуда знать. Пролязгали гусеницами танки. А какой взрыв с огнём и дымом! Даже комаров не было...
... Армия есть армия. Несколько раз чудом избегал очень больших, если не сказать, смертельных неприятностей, но бог меня берёг...
- Подъезжаем к офицерской столовой. Вит, ты не высовывайся. Мы с Колей сгрузим пару ящиков и драпанём дальше.
Я вспомнил московского генерала, и мне показалось - он хотел сказать: даже в этой коррумпированной, разрушающейся армии остались ещё люди. Генерал был провидцем. Люди были и есть... Но удивительное дело - настоящему человеку серость всегда чинит препятствия. В любой профессии.
Отслужил. Думал продолжить научные изыскания. Но! "Единицы" в лаборатории не оказалось. "Иди к директору".
Директриса, увидев меня, позволила себе слегка улыбнуться:
- Ты хочешь продолжить исследования в знакомой тебе области?
- Хорошо бы.
- В походах не всё забыл?
- Таскал в сапоге перевод одного австралийского автора. Иногда листал. Наверстаю.
- Не сомневаюсь. Но время не стоит на месте. Поработай месячишко с литературой и напиши обзор. На машинке печатаешь?
- Двумя пальцами.
- Тебя оформят младшим научным сотрудником, как?
- Спасибо, А. К.
- Обратишься в машбюро, к Вале - она все твои пальцы обучит. Обзор свой обсудишь с В.В. ("с заведующей отделом"), а потом покажешь мне. Я поговорю с ней.
Проходит неделя, другая. В нашей институтской библиотеке перерыл всю литературу. По теме немного. Просмотрел рефераты. Маловато. Временами захожу в лабораторию. Новых приборов раз, два и обчёлся. Сотрудницы всё те же. До тридцати ещё не дошли, но уже тётушки-тётушки. Куда-то выбегают, забегают, что-то щебечут. На новых приборах уже поработали. Но тонкости их подключения к газовым баллонам почему-то не освоили. Вызывают прибориста, Вадима. К полевым приборам не прикасались вообще. Приносят листочки из сада и мудрят с ними. Я из любопытства вышел с прибористом к баллонам.
Он смеётся:
- Да то же самое, что включить газовую горелку на кухне или поработать с опрыскивателем на даче.
С Вадимом мы подружились.
Вдруг пронёсся слух: в институт приезжает местное телевидение. Будут снимать достижения учёных... В лаборатории переполох... Всех завлабов вызывают к директрисе. Телевизионщики будут завтра. В НИИ несколько лабораторий. Все свои. Как я оказался в этом семействе? Приборы, упакованные в чемоданы, тяжело таскать по аэродромам и вокзалам. А тему спустили как раз изучить физиологию полезных человеку культур в различных почвенно-климатических зонах. Вот тут я и пригодился. Втянулся. Какие-то мысли появились. Стал сравнивать, анализировать. Но загремел в армию. Тему прикрыли.
Вернулся. Директриса стала строить планы...
Вот сижу в библиотеке, отыскиваю новизну. Утром из читателей я один. Звонок.
- Это тебя, заведующая спрашивает.
Захожу в кабинет.
- Ты в курсе? Завтра приезжает телевидение. Выйдешь в сад с двумя новыми приборами, что-нибудь расскажешь. Займёшь минуты три. В. В. указала на новенькие коробочки на столе. Достаём беленькие портативные приборы. Инструкций нет. Берём приборы и идём в лабораторию. Заведующая строго смотрит на настороженных дамочек.
- Кто брал инструкции к этим приборам?
- Я отнесла их переводчице,- говорит дрогнувшим голосом одна из дамочек.
- Срочно за инструкциями! А ты бери эти коробочки и иди-ка к прибористам. Может быть, им эти вещи знакомы. Я-то заказывала люксметр и флуориметр. Но что прислали?
Я так и поступил. Пошёл к Вадиму. Он посмотрел.
- Ага... Нет аккумуляторов ни у одного, ни у другого. Стал рассматривать какие-то стёкла разной прозрачности.
- Так это светофильтры, вспомнил я свои походы в пионерский фотокружок.
- Точно!
- Значит, это люксметр, или прибор, определяющий инсоляцию.
- А вторым должен быть флуориметр. В.В. хотела им определять содержание хлорофиллов в листьях. Поищем, есть ли там намёки на что-нибудь подобное.
- Ты пока ищи, а я подготовлю две соответствующие батареи.
Через час и "флуориметр", и люксметр заработали. Портативные приборы можно было повесить на плечо. Но для удобства Вадим взял у фотографа два высоких табурета. Установили мы их под клёном в скверике, в двух шагах от окон нашей лаборатории.
Проверка приборов прошла успешно. Что-то показывали. Но если люксметр выдавал данные вполне соответствующие тому, что по моему опыту есть на самом деле, то разгадать цифири флуориметра без инструкции было мне не по зубам. И я решил потратить всё отведенное мне время на трёп об изменении солнечного излучения в течение светового дня, о динамике интенсивности фотосинтеза, связанного с этим, о полуденной депрессии. И вот новые приборы помогут нам более успешно, с меньшей затратой времени определять свойства изучаемых нами растений. Примерно это же я и проделал на следующий день и перед камерами телевизионщиков.
Главный из них, наверное, режиссер, машет мне: ещё, ещё. Но я к дальнейшему трёпу готов не был.
- Ну, о приборах всё,- сказал я, а про себя думаю: "Больше ни слова, а то ляпну что-нибудь не то".
Красный огонёк на снимающей камере, слава богу, потух.
Меня несколько удивило, что ни при проверке приборов в скверике, ни сейчас "под камерами" никто из нашей лаборатории не появлялся.
Обеденный перерыв. Мы с Вадимом за столиком "пережёвываем" приезд телевизионщиков.
- А знаешь,- говорит мой товарищ,- я много пересмотрел инструкций к иностранным приборам, и все они имели русский аналог, где-то в конце брошюрки.
- Выходит, тётки просто затеряли инструкции?
- Или отнесли переводчице, не перелистав даже страниц? Ты, Вит, пойди сейчас в лабораторию и осмотри внимательно полку с методичками. А вдруг они там стоят, забытые?
Я так и сделал. В лаборатории никого. Внимательно осматриваю верхнюю полку. Вот! Последними стоят две беленьких тонких брошюрки. Достаю. На обложках "мои" приборы. Я, как Штирлиц, брошюрки за пазуху и иду в библиотеку. Точно: перевод есть. Иду в машбюро в свой уголок к выделенной мне машинке и начинаю работать. До прихода девчонок успел в кратком изложении обе инструкции перепечатать. Другой техники в те времена ещё не было. Это сейчас телефоном минута и порядок. С большой неохотой, но всё же кладу инструкции обратно. А через пару дней, к удивлению, вижу - их уже нет!
Переполох, вызванный приездом телевизионщиков, стал забываться. Я отпечатал свой литературный обзор. Получилось 15 страниц. Перечитал. Не пойдёт! То ли литература попадалась не та, то ли маловато её. У некоторых авторов заметил противоречия. Вот здесь бы следует и "положить глаз". Посоветоваться бы с мастером. Нашей заведующей я перестал доверять. С приборами она меня подставила. Зачем ей понадобились незнакомые, без инструкций и питания, датчики? Могла бы просто рассказать о достижениях лаборатории. Разговору на три минуты. Почему бы не обнародовать достижения лаборатории? Если они, конечно, есть.
Я всегда держал в уме профессора В. П. С ним, ещё до армии, мы на велосипедах облазили Крым. Там: и в Ялте, и в Ботаническом саду - он навещал своих друзей-товарищей, известных физиологов. Знакомил меня с ними. Я был мальчишкой. Идеи, которые они мне втолковывали, воспринимал смутно (так мне казалось), а вот дух научного поиска принял сразу. После совсем недавно прочитанных "Детей капитана Гранта", фантазий про "Наутилус". Да, учёные именно такие, интересные, увлечённые, чудаковатые, вот как В. П. ... И сейчас, по прошествии многих лет, моё мнение не изменилось. Только среди научной братии учёных-то единицы. "В субботу к В.П.",- решил я. Он-то наверняка подскажет, где и как искать нужную литературу.
И как бывает. Идём мы с Вадимом играть в настольный теннис - наше любимое занятие после посещения столовой, а навстречу директриса.
- После перерыва зайди ко мне и захвати отпечатанные страницы обзора.
- Так он ещё в работе...
- Ничего, заходи.
Захожу.
- Пройдём-ка в соседнюю комнату. Там у меня термос с чаем.
"Ого,- думаю,- разговорчик будет"...
- Час назад звонил мне твой старый друг, профессор В. П.. Что ты вернулся из армии, узнал, только просмотрев передачу про наш институт. Что ж ты его не навестил до сих пор?
- Да я-то у него и бывал всего пару раз. А после того, как меня там попытались накормить грибным супом с "шоколадкой" - варёной луковицей - всё. Встречи как-то прекратились.
- Не любишь варёный лук?
Я кивнул.
- И я его в таком виде не терплю. Но лук луком, а с В. П. дружбу не теряй. Учёный он настоящий и человек хороший.
- Я знаю. В субботу собираюсь навестить. Как раз по поводу литературного обзора,- и я потряс отпечатанными страницами.
- Дай-ка их мне.
А. К. молча просмотрела текст.
- В. П. спрашивал, чем ты занят сейчас. Советовал отправить тебя в "ленинку". Там вся литература, ознакомишься с диссертациями по теме. Десяти дней тебе хватит. Когда будешь готов?
- В понедельник могу вылетать.
- В субботу намечал навестить В. П. - навести и передай привет.
... Профессор внимательно прочитал принесенные страницы собранных в библиотеке последних новинок по теме. И тоже ничего не сказал, подошёл к своим шкафам, достал две монографии.
- Просмотри их. Они тебе будут полезны. И ссылки. Просмотри их сегодня же. Ссылки запиши. В "ленинке" отыщи оригиналы. Да, в Москве посети ИФР, зайди к П. А., моему старому товарищу. Я ему позвоню. Зайди обязательно. Вот эта монография его,- похлопал В. П. по одной из отобранных для меня книг. Он, если какие возникнут трудности, поможет, да и консультации с ним тебе очень даже не помешают. Он не одну собаку съел в том деле, к которому ты только подбираешься.
... В "тиши" самолёта на впечатляющей высоте меня снова стали одолевать те же думы, что будоражили по ночам где-нибудь на посту, когда я с автоматом на плече размеренным шагом ходил вдоль какого-нибудь склада с "портянками". Не буду мудрствовать. Прозорливый московский генерал уже подытожил мои тягостные размышления: "И всё-таки есть, есть солдаты в наших батальонах!" Солдаты-то есть. В нашем втором радиовзводе с каждым рядовым можно было пойти в разведку. И наш взводный, лейтенант Телегин, тоже был отличным парнем. Один офицер из всего батальона... А в нашем НИИ? Настоящих учёных по пальцам на одной руке...
Но есть ещё солдаты в наших батальонах! Директор нашего НИИ и сколько-то её сподвижников, профессор В. П. и его друзья, разбросанные по стране. А институт, который я заканчивал - там почти на каждой кафедре два, три человека - личности. Есть, есть ещё солдаты. А удержится ли на них держава?