Аннотация: Тёщины метки. Портрет молодой парижанки.
ТЁЩИНЫ МЕТКИ
В одном городе счастливо жила дружная семья. Отец и мать работали, сыновья учились. Но вот и сыновья начали работать, женились, а родители вышли на пенсию. И так как-то получилось, что один из сыновей женился и переехал к жене. Там им комнатку выделили. Тесть тоже был на пенсии и был страстным рыболовом, а тёще вскоре пришлось нянчить внуков, готовить обеды и топить углём бак водяного отопления. Молодые работали и работали. Но тёще помогали. Ведро с золой регулярно выносили на мусорку.
Но иногда зять уезжал на недельку-другую в командировки, дочка была занята работой и детьми, и тёща втихую подбрасывала в огород ядовитую золу.
Прошли годы, сыновья выросли, тёща и тесть, царство им небесное, нашли успокоение в другом месте. А на участке только цветы и низенькая не задёшево купленная тёмно-зелёная травка. Но во всю эту прелесть влезают места, где ничего не растёт. Чёрные пятна. Это тёщины метки.
ПОРТРЕТ МОЛОДОЙ ПАРИЖАНКИ
С юных лет часто бываю в Ленинграде, а теперь уже и Питере. В школьные годы проводил там летние каникулы. В студенческие - приезжал к друзьям зимой на недельку-другую. Покататься на лыжах. Да и аспирантом, и очень младшим научным сотрудником часто приходилось бывать по разным, но в пределах "темы" делам. Захаживал в два известнейших музея: Русский и Эрмитаж. В одном из них меня всегда останавливал внимательный взгляд молодой женщины. Картина так и называлась: "Портрет молодой парижанки". Художник был из кучки сейчас знаменитых, а в ту пору вполне доступных французских импрессионистов.
А у нас в семье бытовала легенда, будто бы то ли дед, то ли прадед моей матери учился архитектуре (теперь это называют - проходил стажировку) у одного парижского архитектора. Влюбился в его дочку и увёз в Россию. Но был скандал. Мать девушки ни в какую... Но когда увидела, что любовь победить не в силах даже она - прокляла весь будущий род влюблённых до десятого колена.
Я эту легенду впервые услышал где-то лет в восемь. А через пару лет к нам в гости с Дальнего Востока приезжают родственники: мамина родная сестра и её сын, студент. И эта история как-то вечером обсуждается дома за ужином. Я узнаю некоторые, ранее мне неизвестные, подробности.
Француженка всю жизнь бредила Парижем. Оставшись вдовой, выдав последнюю дочь замуж, а их было штук пять, вернулась в свой Париж. Дочкам и внучкам (два или три поколения - одни только девочки) оставила свой портрет. Но в 37-м портрет исчез вместе с двумя зятьями.
Мы с товарищем, коренным ленинградцем, в музее стоим перед портретом молодой парижанки, и нам хочется узнать, как он попал сюда. Рассуждаем: "Если сделать официальный запрос, ответ, скорее всего, не получим".
- А знаешь,- говорит Саня, - на обратной стороне должна быть приклеена бумажка с данными: у кого изъята картина, когда, и город.
- Точно!
Мы задумались: "Как бы нам взглянуть на обратную сторону?"
- Я знаю! Идём в буфет.
Саня артист. Он не знаменитость. На вторых ролях. Но в компаниях он незаменим. Вся богема Питера кидается к нему целоваться. Я думаю, он ждёт своего часа. За столиками Саня мгновенно вычислил двух работяг. Мы подошли к ним. У Сани это профессия. Мы вмиг стали закадычными дружбанами. Артист выждал момент и выдал нашу просьбу.
- Щас сделаем.
Мы всей компашкой отправились в наш зал. Один из работяг, что повыше, буркнул что-то старушке у входа. Мы подходим к столько лет притягивающим мой взгляд глазам. Наши сподвижники поворачивают невысоко висящую картину, и мы с Саней видим выцветший листок, приклеенный к полотну. Я прочитал нужные мне слова: Благовещенск, 1937.
Я махнул ребятам. Те повесили картину правильно, и я уловил торжествующую улыбку в глазах моей молоденькой прародительницы.