Аннотация: Он либо сумасшедший, либо его жизнь течет в девяти руслах.
- Здравствуйте, - сказал доктор, усаживаясь напротив своего пациента, молодого человека в дорогом костюме с безукоризненной прической, это сразу приметил доктор психологии, - мне сказали, что вы настаивали на встрече со мной?
- Да, здравствуйте, - ответил молодой мужчина приятным низким баритоном и одарил доктора располагающей улыбкой, - мне нужны были именно вы.
Дорогой костюм, хороший вид - депрессия на почве неудовлетворённости своею полностью обеспеченной жизнью.
- Что ж, я нужен многим, - задумчиво произнес доктор, доставая из портфеля потрепанный от нескончаемой работы диктофон, - вы не против, если, во время нашего сеанса, я буду производить запись?
- Конечно, - согласился незнакомец, - делайте все, так как считаете необходимым. Но прошу вас, поймите меня правильно, для меня, куда большую ценность представляют не ваши врачебные навыки, а ваше хобби.
Доктор щелкнул кнопкой записи на панели диктофона, своеобразно объявляя о начале сеанса, затем снова полез в портфель, несколько замешкавшись, доставая карту пациента из узкой прорези. Признаться, день у доктора психологии не задался с утра: у него буквально все валилось из рук, да еще и изжога замучила.
- Мое хобби - удивленно переспросил доктор, он рассеяно поглаживал гладкую поверхность пластиковой карты пациента.
- Да, именно хобби, - молодой человек снова улыбнулся и указал на свою больничную карту, - откройте ее, и вы сразу поймете.
Доктор удивленно посмотрел на незнакомца, и в его голове невольно промелькнула мысль, что возможно стоит называть пациента "больной", хоть тот и не был завернут в смирительную рубашку и вовсе не пытался откусить себе ухо, что в его практике случалось не редко...
- Томас Спандж! - воскликнул доктор, увидев имя пациента на первой странице его карты - прямо как тот писатель или рок-музыкант?!
- У вас прекрасная эрудиция, доктор. Вы назвали сразу двух моих известных тесок, если в моей ситуации их можно так сказать.
- Чего только не будешь знать, имея детей подростков - так доктор, человек образованный и начитанный, конечно, оправдывал свое знание о существовании скандально известного рок-музыканта Томаса Спанджа, с творчеством которого он был знаком исключительно благодаря своим детям.
О писателе же Томасе Спандже он знал куда больше, ибо тот писал в его излюбленном жанре научного детектива и знал как о творчестве самого писателя, так и о его личной жизни практически все.
- Теперь я понимаю, почему вас так интересует именно мое хобби! - воскликнул доктор Браун, а именно так его звали доктор Элиот Браун.
И он был счастлив как ребенок! Еще бы, такой персонаж для его коллекции! Даже изжога, мучившая его с утра, перестала причинять неудобство. А дело все в том, что, будучи светилом современной клинической психологии, автором многих передовых методов лечения различных психических заболеваний, доктор Браун славился главным образом своим экстравагантным хобби: он разыскивал тесок известных людей. Доктор считал большой удачей, если совпадало и второе имя, а если совпадали и имена родителей или же человек имел внешнее сходство со знаменитостью! Но в последнее время доктор Браун был вынужден заниматься исключительно работой, а на своих сеансах он мог встретить лишь лже-Бонапарта или воскресшего Элвиса, что стало ему уже порядком поднадоедать. А тут такой сюрприз!
- Что ж мистер Спандж... Извините, могу ли я называть вас Томас? - взволнованно спросил доктор, пытаясь все же взять себя в руки, и держаться профессиональной инструкции.
- Да, конечно, только не Том, пожалуйста, мне это не очень-то нравится - вежливо ответил молодой человек, тактично молчавший в то время, когда доктор пытался совладать с собой.
- Хорошо Томас. Здесь сказано лишь ваше первое имя, могу ли я узнать второе? - доктор Браун скрестил пальцы под столом.
В выразительных серых глазах мужчины блеснули лукавые искорки:
- Сейчас, доктор, я обрадую вас еще больше. Мое полное имя Томас Энтони Спандж, что полностью совпадает с полными именами и писателя и рок-музыканта.
Радости доктора не было границ, а тем временем Спандж продолжал:
- Я родился и вырос в пригороде Нью-Джерси, моими родителями были Питер и Сьюзен Спандж, излишне говорить, что и это полностью совпадает с биографией известных нам личностей.
Ни изжога, ни какие-либо другие жизненные ухабы более совершенно не интересовали доктора Брауна, дыхание у него перехватило, но лбу выступили капельки пота, он начал судорожно обыскивать карманы в поисках носового платка.
- Это просто поразительно - только и смог произнести взволнованный доктор - и вы сами меня нашли?
- Доктор, - вкрадчиво произнес Спандж и провел рукой по гладковыбритой щеке демонстрирую отнюдь не дешевые часы - мне давно уже хотелось разобраться в этом странном феномене, и я так давно искал именно такого высококлассного специалиста как вы, я слышал о ваших методиках и не оставляю надежды, что они мне помогут. Учитывая ваш оригинальный фетиш с именами, я был стопроцентно уверен в том, что смогу вас заинтересовать своей персоной до того как вы прикажете завернуть меня в смирительную рубашку. Дело в том, доктор Браун, что я это и есть они.
Доктор неуверенно прищурился, его несколько оскорбило слово фетиш, а на языке ощущался вкус обмана. Но зачем такому элегантно одетому господину, вполне отвечающему за свои действия, выдавать себя за сумасшедшего или пытаться притулиться к чужой славе? По всей видимости, он и сам имеет вес в своем обществе. Уверенность в том, что к Спанджу необходимо обращаться не иначе как "больной" все крепла.
- То есть, Томас, вы хотите сказать, что вы и есть и писатель и рокер? Насколько я помню, когда я в последний раз видел рокера Спанджа, он выглядел несколько менее презентабельно, чем вы.
Будучи одной из ярчайших звезд, Спандж вобрал из мира рок-музыки все до последней капли. Он писал хорошую музыку в пределах своего жанра, обладал оригинальным голосом, носил длинные волосы, облачался исключительно в черную кожу...но это не так сильно волновало доктора, Спандж был рьяным наркоманом и славился своими дерзкими безрассудными выходками. Именно это и беспокоило доктора, ведь его шестнадцатилетняя дочь просто души не чаяла в этом социопате.
- Я знаю, доктор, - продолжил мужчина, - что это звучит как минимум смешно, если не безумно, но по миру бродит еще несколько Томасов и они это тоже я.
Доктор не знал, что и сказать на такое смелое заявление. Большая рыба - Спандж уплывала из его коллекции, он был всего лишь сумасшедшим.
- На протяжении всего своего сознательного возраста меня волнует этот феномен, не могу сказать, чтобы он мешал мне жить, нет, я нахожу это весьма увлекательным, ведь мне выпал исключительный шанс прожить целых девять жизней!
- Девять чего? - не выдержал доктор.
"Он что кот?" - доктор начинал терять терпения, так как выдержку он утратил уже давно, но врачебный этикет не позволял ему выместить всю досаду на больного, а именно им сейчас являлся Спандж.
- Доктор, - напористо начал Спандж - какой бы безумной не казалась вам моя история, но я действительно проживаю девять жизней. Подвергните меня гипнозу, тогда вы будите уверены, что я не лгу вам.
- Вообще-то, если человек твёрдо убежден в своих иллюзиях, то и под гипнозом...
- Доктор, но разве можно придумать девять полноценных жизней?
Серые глаза Спанджа возбужденно блестели, ладонями он крепко сжал столешницу, темная прядь волос выбилась из гладкой прически и упала на лоб пациента. В его словах было столько искренности, столько страсти и одновременно надежды, что доктор Браун решил послушаться своего больного и провести с ним сеанс гипноза. Как-никак он врач и должен помогать, тем более что больной оплатил время Брауна с лихвой.
- Что ж, Томас, я помогу вам, все же это мой долг, - он чуть было не пустился в пустопорожние рассуждения о клятве Гиппократа, но вовремя сдержался.
И доктор Браун принялся за дело и снова бегло пролистал карту больного: Томас Спандж, тридцать три года, никакими серьезными заболеваниями не страдал, психических заболеваний не выявлено, хронических также. Взвесив все за и против, доктор решил приступить к сеансу гипноза.
- Томас, прошу вас, проходите и располагайтесь на кушетке, сейчас мы начнем.
- Доктор, надеюсь, вы будете продолжать записывать наш диалог? - поинтересовался больной.
Доктор Браун бросил взгляд на диктофон, который тихо шуршал, послушно записывая их со Спанджем разговор.
- Конечно, это поможет мне в дальнейшей работе с вами - в докторе все крепла уверенность, что это их отнюдь не последний сеанс.
Захватив папку со стопкой чистых листов и ручку, доктор Браун и Томас Спандж перешли в дальнюю часть кабинета, где доктор опустился в мягкое кресло, а больной устроился на кушетке.
Доктор всегда нахваливал свой кабинет и испытывал определённую гордость за созданную здесь уютную атмосферу. Казалось, от самих стен, обитых деревянными панелями, шло душевное тепло, чего так иной раз не хватало как доктору, так и его пациентам: в одной стороне кабинета стоял дубовый письменный стол с двумя приставленными к нему креслами для посетителей, на стене позади не было никакого множества разнообразных рамок с дипломами и наградами. Над столом профессора красовалась лишь одна картина "Неаполитанский залив". Это была еще одна "причуда" доктора: в то время как его коллеги обвешивали стены своих кабинетов ненужными бумажками, доктор Браун стремился подарить пациентам как можно больше духовного. В другом же конце кабинета стояла широкая кушетка, мягкая до безумия, если можно так сказать, а рядом глубокое кресло, всегда обращенное в сторону изголовья кушетки.
- Доктор, проследите, чтобы вы все записали, я уверен, что смогу убедить вас.
- Обязательно, - заверил доктор Браун - давайте же начнем.
Доктор опустился ниже к больному и произнес медленным, внушающим тоном:
- Расслабьтесь, ...все тревоги позади,... вы засыпаете,... вас окутывает тепло, ...веки все тяжелее,... вы вспоминаете, ...вспоминаете,... Что вы видите?
- У меня ничего не получается - измученно произнес больной, мотая головой из стороны в сторону.
Будучи уверенным, что больной уже находится под действием гипноза, доктор Браун продолжил расспрашивать его:
- Томас, что такое?
- Ничего не получается, я больше не способен ничего придумать.
Доктор чуть было не закричал "БИНГО!", полагая, что практически поймал больного на лжи, но тут Спандж продолжил:
- Эти персонажи! Эти старые, заезженные персонажи! Он бессмысленны! А мой слог, это больше никто не будет читать, сроки поджимают, а я не могу выдавить из себя ничего дельного, я теперь боюсь чистого листа, меня забудут! Я исчерпал себя, сработался!
Спандж задергал головой так, словно бился лбом об стол.
Доктор был намерен прекратить это:
- Томас, успокойтесь все хорошо, все спокойно, вы слышите? Вам хорошо, где вы сейчас?
На лице Спанджа проступила дурацкая улыбка, он закатил глаза под закрытыми веками и стала судорожно дергаться.
- Мне кайфова, - заговорил он, растягивая слова, чего не делал раньше - мне чертовски хорошо! А они тупицы меня куда-то уносят! Кажись мне все же не так хорошо. Этот урод Андре продал мне какое-то дерьмо, опять, больше никогда не пойду к этому... Я, блин, должен отыграть концерт, а не блевать за кулисами!
- Возьмите себя в руки - скомандовал доктор.
"Шизофрения" - подумал он и почему ее не выявили ранее? Доктор взял карту больного и уже хотел сделать пометку, но больной вдруг тихо заговорил:
- Мне нужно забрать детей из школы, - Спандж словно говорил сам с собой.
Доктор вытаращился на больного.
- Кэти точно не успеет, я должен съездить сам - Спандж резко умолк, затем затрясся как от озноба - Здесь холодно, я должен найти другое место...
Спандж выгнулся на кушетке, пытаясь подняться:
- Кажется, я совсем ослаб... Сколько дней я не ел? Два, три, неделю? Я должен идти, иначе замерзну, нужно выпить. Выпью и мне станет теплее...
Доктор решил прибегнуть к одному из своих действенных методов и попытаться освободить больного от сковавшего его страха. Писатель, рокер, отец, бродяга... Как в одном парне может столько уместиться?!
- Томас, идите туда, где вы счастливы, где вы спокойны...
- Я уже здесь - голос Спанджа разительно изменился, он перестал дрожать, исчезла болезненная хрипота.
Доктор вжался в кресло, чтобы это могла значить? Что происходит с его пациентом?
Наверно, самое время рассказать о методе доктора Брауна. Зачастую он вместе со своими пациентами искал опорные точки их жизни: то место, где пациент счастлив, обеспокоен, испуган, то место, где пациент испытывает чувство покоя, и так далее в зависимости от случая. На основании того, что говорили ему пациенты, находясь под гипнозом, доктор и основывал последующее лечение.
- Слышите, - чуть слышно шепнул Спандж.
- Что ты слышишь, Томас? - спросил своим профессионально-доверительным тоном доктор Браун.
-Волны, слышите их шум? - черты лица Спанджа разгладились, с лица пропала его прежняя обеспокоенность, обнажая всю красоту молодого человека, правильные черты лица, тонкий нос, линия бровей. Он был так молод и так красив, ему так шла безмятежность.
Доктору Брауну вспомнился бархатный баритон его пациента, его тон, переходящий от спокойно-уравновешенного до страстно-взбудораженного, то, как больной постоянно с мольбой обращался к нему "доктор". Этот мальчик, именно таким сейчас его видел доктор, был болен. Едва ли осознавая, что он говорит, доктор Браун прошептал:
- Кто вы, Томас?
Как же профессионально! В ту же секунду Браун принялся корить себя за утрату самообладания, припомнив себе все грехи за сегодняшний день, он бы вспомнил и за всю жизнь, если бы Спандж не заговорил, четко поставленным солдатским тоном:
- Томас Спандж, сержант морской пехоты, сэр.
За секунду до того, как Томас произнес это, на его лице проступила бросающаяся в глаза строгость, даже суровость, находясь в лежачем положении, он резко выпрямился, и его рука взметнулась ко лбу и замерла в жесте.
- О боже! - воскликнул доктор и в туже секунду пожалел о собственной несдержанности.
Тело больного скорчилось, словно его комкали невидимые руки.
- Господи, спаси!
Мгновение, и тело Спанджа выворачивает в противоположном направлении, глаза открыты, и бешено вращаются.
- Твой бог умер, чертов святоша!
Настало время положить конец этому безумию. Доктор вывел больного из транса.
Из груди Спанджа вырвалось тяжелое хриплое дыхание, не смотря на это, он все же нашел силы спросить:
- Теперь вы мне верите?
Доктор Браун кивнул, в его голове уже происходили расчеты. Перебирая в голове все известные ему расстройства личности, он никак не мог соотнести их симптомы с тем, что ему довелось увидеть сейчас.
- Томас, кто они все?
- Они это я.
***
- Я думаю, мне стоит начать сначала. Как я уже и сказал, доктор, я родился в пригороде Нью-Джерси. Неплохое место для ребенка, но для меня оно связано с не самыми приятными воспоминаниями. Моими родителями были Сьюзен и Питер. Мама была парикмахером, у нее никогда не было недостатка в клиентах, даже наоборот, она была талантлива, ее воображению можно было только позавидовать. Папа был инженером в строительной фирме, помню, как он вставал в шесть утра, чтобы успеть на работу вовремя и так каждый день. Я думаю, он действительно любил свою работу, только люди, которые действительно любят свою работу, могут находить в себе силы вставать так рано с улыбкой на лице.
Мы были одной из тех счастливых семей, фотографии которых красуются на страницах журналов...пока папу не уволили. Не знаю, что люди называют душой, но было похоже, что именно ее он и лишился,- Спандж приложил руки к сердцу. - После увольнения он всегда повторял, что у него болит вот здесь. И, хотя у него по-прежнему были мы с мамой, его жизнь потеряла смысл, и он так и не нашел в себе силы подняться, даже ради нас.
Он начал пить, с каждым днем я все чаще стал видеть этот лихорадочный блеск в его глазах, пока однажды он окончательно не потерял над собой контроль. Мне было двенадцать, но я помню эту ночь, как будто это было вчера. Он вернулся поздно изрядно напившись, от его громких криков я проснулся, через приоткрытую дверь своей спальни я увидел, как отец колотит маму. Казалось, она просто не могла сопротивляться. Потом он повалил ее на пол и стал пинать ногами, до тех пор, пока не заметил меня.
С той ночи он постоянно избивал нас. Хуже всего было маме: он стал ломать ей пальцы, и она больше не могла держать в руках ножницы. Думаю, отцу было невыносимо принять, что у мамы было любимое дело, а его этого лишили. Вскоре мама совершенно не могла стричь, примерно в это время и начались мои странности.
Однажды рано утром мама разбудила меня, все лицо у нее было в отеках, рука наскоро перебинтована. Ужасное зрелище... Моя красавица-мама, она была такой худой, синяки по всему телу, одежда висит лохмотьями. К тому времени мне только исполнилось пятнадцать. Она сунула мне в руки рюкзак с вещами и деньги. Она сказала мне бежать на вокзал и купить билет на поезд, я должен был уезжать к своей тете и оставить маму одну с этим извергом. Я сказал, что без нее не уеду, но она заверила меня, что у нее еще есть деньги на билет для себя, и скоро она приедет, но я понимал, что вижу свою маму в последний раз. Тем утром я ушел из дома и поехал к тете, я постоянно огладывался, боялся, что меня преследует отец, надеялся, что мама бежит за мной. Но я уехал один. Сел у окна в поезде и наблюдал, как гипнотически бегут за окном и сменяются пейзажи. Я не спал, я просто не мог спать...
На перроне меня встретила тетя. Она жила одна и приняла меня со всей душой. Она очень добрая. Помню, как она завела меня в дом, я не ел в тот день и едва волочил ноги от усталости, но первое, что бросилось мне в глаза это огромная библиотека. Книгами было заставлено все свободное место в доме, полки начинались у самого пола и заканчивались под потолком. Книги заменили мне жизнь. Тетя не противилась, она все понимала. Это многообразие цветных обложек, ровными рядами выстроившихся на полках, завораживало. В тот день, я видел лишь корешки и то мельком, но за этими обложками скрывались целые миры. Я плохо помню тот вечер, помню лишь, как тетя накормила меня, и показала мою новую комнату. Я заснул не чувствуя абсолютно ничего.
Утром я ощутил, как мама будит меня, как она трясет меня за плечи и говорит, что я должен торопиться. Я открыл глаза и увидел свою комнату в нашем доме, это был тот же день, когда я уехал из дома. Мама сунула мне в руку деньги и принесла рюкзак, она снова целовала меня в лоб и гладила по волосам, уверяя, что приедет ко мне, и я все еще верил.
Был ли это сон? Я снова ушел, испуганно оглядываясь, я бежал в сторону вокзала и однажды оглянувшись, увидел то, что так боялся увидеть. Сбивчивым бегом он догонял меня, его лицо перекосилось, глаза утратили всяческое выражение, но самое страшное, этот человек больше не был моим отцом, сомневаюсь, что он вообще остался человеком. Он приволок меня домой, где оставил под замком маму. Не знаю зачем мы были ему нужны, скорее всего ему просто нравилось видеть как он калечит наши жизни, наслаждаясь своей властью над нами. Огрев кулаком по голове, он запер меня в ванной, через стекло в двери я видел, как он избивает маму, тягает ее за волосы по всему коридору, удар о стену и на стекло брызнула кровь. Я понял: мамы больше нет. Не раздумывая и не желая стать следующей жертвой, я вылез в окно и ушел. В моем кармане все еще лежали деньги, собранные мамой на билет для моего освобождения. Но я не мог вернуться к тете, я просто не представлял, как скажу ей, что мамы больше нет - Спандж запрокинул голову и прикрыл глаза - Я выбрал другой путь, и купил другой билет. Так я отправился в Нью-Йорк. Там я долго бродил по улицам и заснул у заднего входа в какой-то бар.
Каково же было мое отчаяние, когда утром все вновь повторилось, опять то утро, мамины слезы, поцелуи и обещания, рюкзак и деньги, снова побег и снова я пойман! Вновь заперт в ванной, вновь мамина кровь на стекле! Я ничего не мог сделать. Меня нашли ближе к ночи, одного в доме с двумя трупами: мама лежала на полу в гостиной, полиция говорила, что он ее оттащил и лег рядом с ней, перерезал себе горло. Такое кощунство... Его кровь и кровь мамы смешались воедино. Так выглядело их последнее фото, сделанное полицейскими.
Меня забрал к себе Гарри, он был одним из полицейских, которые приехали осматривать наш дом. Он и нашел меня одного без сознания в ванной. Его сын погиб за месяц до этого, он тоже был полицейским и едва успел закончить академию, Гарри решил, что это знак свыше.
Но на этом этот день не закончился!
Снова и снова я уходил, и снова меня возвращали, снова крики, снова кровь на стекле. Как я не сошел с ума раньше?! - Спандж прикрыл ладонями лицо - девять раз... девять смертей, девять жизней Томаса Спанджа, - он горько усмехнулся. - Что я еще могу сказать? Словно котенка меня подбирали все кому не лень.
На четвертый раз я оказался в доме нашего соседа, он был дружен с моим отцом, до того как тот запил. Он привел меня к себе домой, там я и встретил Кэти. Ей было тогда всего двенадцать, такая маленькая. В мире нет больше таких людей как Кэти, она единственная. Я помню как однажды поздно вечером, она пришла ко мне в комнату, ее волосы были распушены и кудри светились при свете настольной лампы. Она села ко мне на противоположный край дивана и чуть прищурившись, спросила: "Томас, а ты умеешь целоваться?". - Впервые за долгое время Спандж искренне улыбнулся. - Она спросила это таким серьезным тоном, что я чуть сдержал смех. Я сказал, что умею и поинтересовался, зачем она спрашивает. Она наклонила голову и, с видом человека заключающего сделку, сказала: "Хочу, чтобы ты меня научил. Только хорошо!". Несколько поколебавшись, я заверил ее, что все будет в лучшем виде. Она лишь бросила: "Докажи!".
Кэти мне нравилась, я даже был влюблен, я до сих пор считаю, что этот предлог с поцелуями был ее хитрой уловкой. Мне тогда уже исполнилось шестнадцать, и я чувствовал себя на вершине мира. Этот наш первый поцелуй, то, как она робко прижалась к спинке дивана, взволнованное биение ее сердца... Она приходила ко мне каждый вечер, когда родители ложились спать. Пусть мы просто целовались, но этот шестнадцатилетний мальчишка чувствовал себя королем, в объятьях ангела. Не знаю, чтобы сделал со мной ее отец, если бы застал нас вместе, но этого не произошло, а когда Кэти исполнилось восемнадцать, она своим железным характером пробила нам дорогу в будущее. Ее отец был владельцем небольшого семейного ресторанчика, именно за его бизнес и взялась Кэти, и я пошел за ней.
Знаете, что самое удивительное в сильных женщинах? Лишь с тобой они слабы. И это вовсе не проявление снисходительности. Они напуганы, в постоянном страхе перед миром, но тебя она не боится, с тобой она настоящая. Милая, маленькая Кэти.
Это своеобразное лирическое отступление от лужи крови на полу. Из ночи в ночь все повторялось. Каждый день по девять раз, девять жизней, которые никогда не встретятся. В то время как одни люди думают: "Как бы мне поступить? У меня всего один шанс". У меня их было девять, я знаю все возможные варианты развития своей жизни и, поверьте мне, ни одна из них не тускнеет в свете другой.
И все же та ночь, все завязано на ней, это как огромный языческий знак со множеством расходящихся в стороны лучей. Что я мог сделать, какой мог найти выход, я все испытал.
Я мог бы уйти из дома и, направившись к побережью уйти юнгой с первым кораблем - ставим галочку. Уйдя из дома, я мог бы и заблудиться, попав в незнакомое место и сейчас один из "я" может спать под мостом. Но меня могли найти и отправить в приют, а оттуда мой артистизм вывел бы меня в совершенно другое общество - сделано. Многие ищут прибежища в лоне церкви, так я мог бы попасть в церковную семинарию. Но вдруг бы я не вынес этого? Вдумайтесь: девять раз один день со скверным сценарием - я мог бы просто не выдержать и провести остаток дней в комнате с мягкими стенами.
Кто всем этим управляет? Почему мы, то есть я, не можем увидеть друг друга? Сколько я проживу с таким ритмом? Что будет, если кто-нибудь из нас умрет? Я не уверен, есть ли на эти вопрос какие-либо ответы.
Томас замолчал, казалось, он просто остановился перевести дух, но пауза затянулась.
- И вы хотите, чтобы я нашел их для вас? - спросил озадаченный доктор.
- Вы? - Спандж рассмеялся - вы не можете мне помочь, да и помощь тут ни при чем. Пожалуй, так и есть, я напрасно пришел беспокоить ваше воображение, и мне стоит уйти, уж я-то знаю какие у вас расценки!
Томас встал с кушетки и поправил пиджак. Он взглянул на доктора:
- Прощайте. Простите, что отнял у вас время.
Захлопнулась дверь, в комнате все еще стрекотал диктофон, записывая повисшую тишину.
Что это было? Кто это был?
***
Доктор Браун не мог прийти в себя после встречи с таинственным незнакомцем. Долгие недели его жизни превратились в беспрестанные поиски ответов. Его мысли поглотил этот таинственный сумасшедший.
Рациональный разум ученого не мог принять мистику на веру. Где факты, где доказательства? Одно имя еще ничего не значит. А было ли имя? Ведь доктор не видел никаких документов в лицо.
Он не мог спать, не мог есть, работа не помогала. Он раз за разом прослушивал пленку с их со Спанджем разговором. С того момента как за незнакомцем захлопнула дверь, доктор Браун боялся, что пленка исчезнет или, что на ней и вовсе ничего нет и так каждый раз.
Все его необычные пациенты стали самыми заурядными сумасшедшими.
И вот так в воскресенье, будучи на почте ему на глаза попался огромный телефонный справочник с желтыми страницами и потертой обложкой. Не понимая до конца, чего именно он хочет добиться, доктор открыл нужную ему букву "С" и они были там. Пять Томасов Спанджей. И в чем тут соль? Пять тесок это обычное дело для большой страны, где обладатели распространённого имени привыкают к звуку собственного имени в толпе и уже не оборачиваются на случайные выкрики.
Но доктор не мог свыкнуться с этой мыслью. Девять жизней значить девять Томасов и один из них болен, а Браун доктор. К пациенту Спанджу он и отправиться.
Имея такие связи, какие были у доктора Брауна, найти Томаса оказалось задачей не сложной. И вот доктор Браун уже идет по коридору психиатрической лечебницы, ведомый огромным медбратом.
- Знаете, Томас не буйный, но его странности странные даже для сумасшедшего.
- Будьте добры пояснить?
- Он попал сюда еще мальчишкой, на его глазах отец убил мать, вот психика и не выдержала. Пятнадцать нежный возраст, впечатлительным там лучше не бывать. Томас обожает число девять, он приходит от нее в полный восторг, она имеет для него какой-то особый смысл. Но хуже всего то, что он постоянно сбегает!
- Как это сбегает?
- Вот и я задаюсь этим вопросом уже почти двадцать лет. Это не идет на пользу моему резюме. Но я до сих пор не понимаю, как можно испариться из коробки с мягкими стенами. Этот парень покруче Коперфильда!
Медбрат остановился перед железной дверью мягкой палаты:
- Вот мы и пришли, если что понадобиться - зовите.
И вот двери разгадки распахнулись прямо перед доктором Брауном. Ключ от его бессонных ночей сидел на полу, сжимая руками колени, молодой человек дремал, коротко стриженые волосы стояли торчком.
Медбрат зашел в палату и похлопал парня по плечу:
- Томас, к тебе пришли. Этот человек хочет с тобой поговорить.
Сонный, Томас поднял голову и посмотрел на доктора теми же блестящими серыми глазами, удивительно, но это был тот же человек, что приходил к доктору Брауну!
- Здравствуйте, Томас. Меня зовут...
- Доктор Элиот Браун, сэр - Томас улыбнулся, как улыбаются люди при встрече со старым знакомым. - Мы же с вами знакомы, доктор, я к вам приходил. Вы не помните? А еще меня называют сумасшедшим. Хотя, забудь вы меня, мы бы снова не встретились.
Доктор изо всех сил старался сохранять спокойствие, он профессионал и не должен так нервничать на глазах у пациента.
- Я знаю зачем вы здесь, доктор. - Продолжил Спандж номер два. - В тот раз я несколько растерялся, тот я непривычен к опытам и предпочитает жизнь в собственном доме в кругу семьи, чем быть окруженным мягкими стенами. Число девять...Оно меня завораживает, и далеко не только потому, что оно делится трижды на три. Три тоже хорошее число и его три в девяти. Почему в недели не девять дней? Вы любите животных, доктор Браун?
Спандж наконец дал слово своему собеседнику:
- У нас с женой ретривер...
- Эээ... - протянул Томас, - Ретривер это не правильный ответ. Здесь должен быть...
- Кот?
- Вы понимаете с полуслова, док! Именно кот! У него девять жизней. Я помню, как в начале моей жизненной катастрофы мама гладила меня по голове, приговаривая "мой котенок, все еще наладится". И она напевала песенку, мама знала много песенок:
Мой котенок, мурлыка, ладошкой поглажу живот,
Ты в своей бесконечной игре, будто выросший кот:
Взрослый, важный, вальяжный, мурлыка и плут -
ты пока еще мелкий, но прошлые жизни зовут.
Девять жизней кота от усов до хвоста,
как полоски на шкуре отметят котенка.
В первой жизни собака, второй - слепота,
В третьей руки садиста, в четвертой - ребенка.
В пятой вдох под водой ледяного ведра
и нет жизни. В шестой были добрые руки,
а в седьмой-то хозяйка как вечность стара,
в доме ниток клубки, и спокойные звуки.
Восемь - холод, помойка, приют, пустота,
а в девятой ты здесь. рыжина у кота
будет яркой, пока лишь младенческий пух.
В этой жизни ты будешь счастливым,
мой маленький друг.
Она называла меня котенком, мне это нравилось, это успокаивало. И я котенок со временем ставший котом, что перелазит через любые стены к свободе, кот, у которого в кармане девять жизней. И почему только в неделе не девять дней? Так бы было куда удобнее...
Спандж поднялся на ноги и стал прохаживаться по периметру комнаты:
-Беги по радуге, малыш,
Резвись, шали, играй,
Над облаками, выше крыш -
Такой кошачий рай.
Ты только лапки береги,
И осторожней будь!
Беги по радуге, беги,
И про болезнь забудь.
Голос Спанджа становился все громче, переходя на визгливые нотки. Доктор понял, что настало время звать медбрата, больше Томас ничего ему не скажет. Пришедшие санитары постарались привести Томаса в чувство, но говорить с ним было уже невозможно.
-Боюсь, в ближайшее время, вы от него не добьетесь ни слова - бросил в дверях, прибежавший со шприцем, дежурный врач.
Доктор Браун вышел из палаты, а за спиной у него все еще слышались выкрики:
- Давай не думать о судьбе,
Но лишь имей в виду:
Когда-нибудь и я к тебе
За радугу приду.
Я обниму с восторгом всех,
Тех, кто успел уйти.
И слезы превратятся в смех
На радужном пути.
И наконец-то нас ничто
Не сможет разлучить...
О! Кажется, мне есть за что
На этом свете жить!
По белым коридорам доктор Браун направился в кабинет главного врача.
- Спандж... Да, я помню его с первых дней. Бедный парень, он у нас уже около двадцать лет - доктор провел пальцем по строчке в карте своего пациента - а именно восемнадцать. С пятнадцати лет страдает мальчик, пережить такой шок, увидеть драку своего отца и матери. Его нашли в крови обоих, полиция предполагает, что он убил собственного отца или точнее то, что от него осталось, совсем спился. С тех пор и бродит мальчик по мягким комнатам. Сомневаюсь, что он когда-нибудь поправится. С ним случаются странные приступы, бывает он по нескольку дней не приходит в себя и впадает в состояние близкое к коме и до него никак не достучаться.
- Дайте угадаю - перебил своего коллегу доктор Браун - эти приступы длятся девять дней?
- Он любит это число - главврач развел руками - у него все по девять...и он девятый...
- Что вы сказали?
- Что у него всего по девять, он даже горошины девятками...
- А потом? Что вы сказали после?
- Потом ничего.
- Извините.
Выйдя из лечебницы, доктор Браун не переставал думать о своей случайной догадке, или же он просто ослышался?
Он девятый?...
Эта странная история случилась с доктором Элиотом Брауном.
Где-то Томас Спандж допишет новую книгу, что станет бестселлером. Томас Спандж отыграет еще один концерт и уйдет в глубокий запой, такой же глубокий, как океан, который Спандж бороздит на небольшой яхте, по пути в жаркие страны, где сержант Спандж воюет в таких же жарких боях. Он спит в песках, что так похожи на грязь под мостом, где живет Томас Спандж. Отец Спандж проводит службу в церкви, где в юности нашел приют. Томас Спандж снимет сутану священника Нотр-Дама, роль которого только что исполнил на сцене арт-театра, куда иногда Томас заходит с женой Кэти, оставив детей на попечение няни, и где-то Томас Спандж сожмется в комочек, беззащитный как котенок, в мягкой белой комнате, он девятый.
![[]](/img/m/makarenko_a_p/dewjatxzhiznejtomasaspandzha/image_561703121231591288089kopijakopija.jpg)