Аннотация: Рассказ с "Рваной Грелки-7". Написан на тему свифтовских струльдбругов (что хуже - смерть или бессмертие?). Прошел во второй тур, где ухитрился занять то ли 69-е, то ли 70-е место. Опубликован в журнале "Наука и техника" (2007, N 1), Харьков
Обреченность... Каждый из людей знаком с этим чувством, не правда ли? Но в полной мере - немногие.
...Я проснулся сегодня утром, испытывая непривычную легкость и умиротворение. Снилось, что я с помощью какого-то прибора ускорил себя в сотни раз, затем в миллионы раз уменьшился и начал падать на крохотную планетку. В ушах звучала завораживающая музыка, внизу вспыхивали разноцветные буквы, приветствуя меня. Букв этих я не знал, но догадался, что это жители планеты превращаются в них, когда умирают, причем у каждого своя буква и свой цвет. И радуются, умирая. И смерть у них называется - освобождение.
Пару минут я лежал, сам себе улыбаясь, потом вспомнил, кто я и где я, и обреченность холодным червяком заползла в душу. Тяжело поднялся, привычным движением вскинул руки - халат сам прыгнул со стула, надеваясь. Глупо. До чего же глупо, до чего все наоборот... Дурацкий, бессмысленный сон. Освобождение? Ну да, освобождение - для меня, а не для них: вот о чем я думал вчера, засыпая. Эти мелкие, отвратительные твари... и почему мне приснилось, что они красивы? И при чем тут планета?
Но они не дадут мне освобождения. Они держат - и не отпустят.
* * *
Еще в детстве я узнал, что обречен. Конечно, я не сразу это понял. Помню, однажды вечером к маме пришли люди в белых халатах и о чем-то долго говорили с ней наедине, когда я отправился спать. Потом мама много плакала. И назавтра, и в следующие дни. А в чем дело, не говорила. Просто гладила меня по плечу и молчала.
А потом моя жизнь изменилась. Толком не помню, как я это почувствовал. Вроде бы дети во дворе ни с того ни с сего стали относиться ко мне по-другому. "Давай поиграем!" - "Не могу. Я тебя боюсь". - "Почему?" - "Мама говорит, что ты какой-то не такой". - "Какой?" - "Не знаю. Я побежала, пока". Я ничего не понимал. Мне ведь никто, конечно, не сказал, что меня выбрала рулетка, я и знать тогда не знал, что такое - рулетка. В шесть-то лет...
Прошло около года, и меня забрали в больницу. В огромное, до неба, здание с белыми стенами и белыми людьми. Мама не пошла туда со мной и перед этим долго плакала. Я лежал, один в пустой комнате, и смотрел в потолок. Мне делали разные процедуры, а потом однажды утром повезли на операцию, и дальше я ничего не помню.
Очнулся я здесь. И здесь оказалось весело. Здесь была куча разных игрушек, и послушных вещей, и можно было каждый день уходить в виртуал и играть там, пока не надоест. А главное - никакой школы. Вместо этого - виртуальные уроки, на которых все время играешь и узнаешь массу интересного, а силой учиться никто не заставляет. Получилось куда эффективней, чем в школе. За три года я выучил все, что нормальные дети учат за десять. И никакой тягомотины. Само собой, сейчас уже почти все забыл - но, уверяю вас, это неважно.
А еще здесь у меня завелось множество друзей. Послушные и веселые - не то, что в том дворе. Я у них всегда был командир. Говорю делиться на две группы и играть в солдаты - и все в два счета выполняют команду. Говорю играть в прятки - и надо же, никто не возражает, если ему нужно водить! В общем, никогда не скучно было.
И мама. Я, кажется, не сказал, что ее привезли сюда вместе со мной? В больнице ее со мной не было, а здесь почему-то появилась. Теперь она больше не плакала, а всегда была веселая и совсем никогда не кричала на меня.
И все было хорошо, пока ко мне не стали приходить люди оттуда. То есть снаружи. Они появлялись, говорили со мной недолго и уходили. Насовсем.
А началось все, как я вроде бы вспоминаю, с маленькой девочки. То есть не такой уж и маленькой. Ей было, кажется, десять. Как и мне.
Она смотрела на меня во все глаза - только что из орбит не выпрыгнут - и молчала, а я был страшно растерян. Вот уже сколько лет я не испытывал такого смущения... Чем-то она отличалась от моих приятелей. Не знаю чем. Голосом, лицом, манерой вести себя... Короче, во всем этом было что-то не так. И бант. Огромный ярко-розовый бант над головой. Ни у кого из моих подружек никогда не было такого банта. Они (то есть друзья и подружки) одевались всегда одинаково. Каждый день по-разному, но все - одинаково. Сегодня, например, они были одеты в космонавтов.
Я сказал ей:
- Давай поиграем в звездные сражения!
- Я не умею, - ответила девочка и вдруг заплакала.
Я еще больше растерялся. Давно не видел, чтобы люди плакали.
- А что случилось?
- У меня мама умерла, - призналась девочка, всхлипывая. - На нее машина наехала.
- А что такое "умерла"?
Не смейтесь. Я действительно не знал, что такое смерть. Мне никто об этом не рассказывал.
Девочка посмотрела на меня с недоверием.
- Ты серьезно не знаешь? Я тебя боюсь. ("Опять!") Это правда, что в тебе эти самые сидят?
- Кто? - спросил я, и тут пришла моя мама. Она молча взяла девочку за плечо и повела к выходу. Девочка не вырывалась и даже ни разу на меня не оглянулась: видно, поняла, что к чему, очень уж крепко мама сжимала ее за плечо.
- Кто сидит? - повторил я.
- Конечно, сидят, - бормотала мама. - Маленькие-маленькие, бактерии называются. Ты ведь знаешь про них, девочка? Они во всех людях сидят, и никто не пугается. Бывают полезные, и бывают вредные, только вредных у нас теперь в организме нет, об этом медицина позаботилась.
Что такое бактерии, я, конечно же, знал. И потому немного успокоился.
С тех пор ко мне много людей приходило - дети и старики, больные и здоровые. Потерявшие близких. И боящиеся умереть сами. Уставшие от тяжелой работы. Измученные болезнями. Они смотрели на меня молча или говорили со мной, а потом шли дальше по коридору, смотреть на других обреченных. Может, и в самом деле чуть-чуть успокаивались.
Да, вот что еще я забыл сказать: таких, как я, в нашем доме живет немало. Думаю, сотни... а скорее тысячи. Правда, почти все они, когда я прибыл в дом, были уже взрослые. У каждого несколько больших комнат с разными там штуковинами... послушной мебелью, устройствами... в общем, массой всего, что для жизни и удовольствия требуется... и дом этот - коридоры, лестницы - тянется на несколько километров в стороны, вниз и вверх. Иногда я думаю, что он бесконечен. Но это определить нелегко. Я редко выхожу за пределы своих комнат. Все мы, обреченные, живем в одиночку.
А как же мама, подруги, приятели? Ну, это-то понятно - они роботы. А вы что, до сих пор не догадались? Мне об этом рассказал мой сосед, когда мне было лет шестнадцать. Я знал его уже давно. Он время от времени заходил ко мне с тех пор, как я прибыл сюда. И я все время пугался. Еще бы, прожить несколько сотен лет - не шутка. Надо видеть со стороны, каким тогда становишься. На первый взгляд кажется - человек человеком, а приглядишься - все равно похоже, но не так чтобы очень.
Ну и вот, значит, этот сосед привязался ко мне, как к родному... сыну? праправнуку?.. и решил, что просветить меня, когда я подрасту, должен именно он. Так оно и вышло. Он рассказал мне, что я струль и что людей вроде нас во всем мире немного. Слово "струль", оказывается, взято из одного древнего романа, там это как-то по-другому звучало - но уж больно заковыристо, язык сломаешь, пока выговоришь. "Мы нужны, - сказал сосед, - чтобы люди никогда не захотели стать такими, как мы".
Затем он рассказал мне про маму и про приятелей. Про то, что мама, оказывается, совсем не мама - ее подменили, когда привезли меня сюда. Нельзя же было допустить, чтобы мама жила со мной все время и привыкала к мысли, что я - урод и буду жить вечно. А так, глядишь, она меня и забудет. Не совсем, но хотя бы наполовину.
Сами понимаете, не очень-то приятно мне было это слышать. Я как раз несколько месяцев назад впервые переспал с девчонкой. Одной из своих приятельниц-роботов.
Нет, их, даже когда спишь с ними, от людей не отличишь. Если не знаешь. Да и если знаешь - тоже. Они во всем - люди как люди. Только послушные очень.
А дальше... ну, вы поняли, да? Девчонок-роботов было у меня много, и я спал со всеми по очереди, не особо отличая одну от другой. В виртуал по десять часов подряд ходил. Короче, пытался забыться - на всю катушку пытался.
И даже не очень огорчался, когда людей приводили. Чтобы показать им, насколько я счастлив.
У меня была богатая жизнь, вы не думайте! Когда на виртуал времени хватает, то можно сто жизней взамен одной прожить. Путешествия по планетам, геройские приключения. Миры, красотки, чудовища... А в реале - огромные, как во дворце, комнаты. И роботы, и цветники. И пища на любой вкус.
И можно лишь изредка спохватываться, что в твоей жизни чего-то не хватает. Самую малость не хватает. Чуть.
А потом... не знаю, сколько прошло - сто, триста лет... вдруг все резко, словно бы за день изменилось. Исчезли куда-то роботы. Точнее, я сам их прогнал: надоели. И в виртуал ходить перестал. Тоже наскучило...
Это неправда, что я разучился чувствовать. Что все такие, как я, чувствуют мало. Неправда. Только уж очень это надоедает - чувствовать. Надоедает до остервенения...
Уснуть бы... Да, уснуть.
Вчера я опять пришел в отчаяние. Я спрашивал их, этих мелких тварей, как будто они могли услышать: отпустите ли вы меня? Отпустите, прошу. Ведь я же ничего плохого вам не сделал. Ведь это так просто - покинуть меня. И все.
Я почти физически чувствую, как они пробегают по моему телу, и дрожь, и омерзение охватывает меня. Я схожу с ума.
И не кривитесь так, молодой человек! Не смотрите на меня с отвращением. Тоже мне, красавчик, розовые щеки... Вот посмотрел бы я, кем бы вы стали, если б четыреста лет прожили. Да, старик. Старик. Ну и что? Триста лет назад волосы выпали... кожа высохла, как на мумии. Одно слово - струль... Ну и что? Надо же, в конце концов, сострадание иметь!
Да, сострадание... Как я нуждаюсь в сострадании. Отпустите меня, пожалуйста. Нет, не твари - они не слышат... а люди. Отпустите меня - я же знаю, вы можете. Ну и что, что я нужен? Что, глядя на меня, люди не желают быть такими, как я? Но я ведь тоже человек. Отпустите, я устал...
Освобождение. Я знаю, оно наступит. Хоть через тысячу. Хоть через три тысячи лет. Когда люди станут другими. Когда им не нужны будут несчастные, выбранные рулеткой. Крайняя степень счастья - для доказательства от противного - будет не нужна... И вот тогда я отдохну. Ах, как долго я буду спать... Вечность.
* * *
- Ну, как вам наш знаменитый пациент? - медсестра улыбнулась, взмахнув бархатными ресницами - очевидно, считает себя привлекательной. Ну, пусть считает.
Доктор сдержанно улыбнулся ей в ответ:
- Любопытно... Даже, я бы так сказал, замечательно. Впервые встречаюсь с таким видом самовнушения. Он живет в вымышленном мире, где людям внедряют нанороботов против их воли - но не всем, а только тем, на кого укажет жребий. Для этих людей создается специальная среда, исполняющая чуть ли не все их желания и мешающая им покончить с собой... И даже логика общества у него выстроена: для обычных граждан нановнедрение воспрещается законами, и только такие вот - как он считает, несчастные - демонстрация пагубного взгляда на мир. Интересно... Вероятно, я этим займусь. Перешлите мне его документы, пожалуйста.
Медсестра кивнула. "А он милашка, - подумала о докторе. - Румяные щечки, белобрысый... И богатый, рассказывают. Чудачина, мог бы себе и получше работу найти. Эх, была б я богатой..."
Доктор сделал шаг по коридору, остановился. Вспомнилась трясущаяся головенка старика, слюна в уголке его губ, редкие волоски на подбородке. И половины того, что он говорил, нельзя было разобрать... Неприятно. Но случай занимательный.
Что о нем рассказывали коллеги в четвертой больнице? Говорят, этот бедняга хотел заработать себе на внедрение: боялся умереть от старости или от случайной болезни, - работал как проклятый... Тоже мания в своем роде. После тридцати лет работы скопил достаточно, чтобы открыть маленькое предприятие - нановнедрение в несколько раз дороже стоит. Открыл и через пару месяцев обанкротился. От безысходности сошел с ума, уверил себя, что уже бессмертен и что это - его проклятие, выстроил целую систему, новую жизнь себе сочинил... Нет, право, над этим стоит поразмыслить.
"Определенно, он в моем вкусе, - думала медсестра. - Молодой, обаятельный... Молодой ли? Да, кстати, сколько ему лет?"
- Доктор Сергей Иванов, - сказала она компьютеру.
Над столом поплыла голограмма - личное дело Иванова. Фотография, паспортные данные... Медсестра раздраженно откинулась на спинку стула. "Так и знала!" Рядом с фотографией значилось:
"Иванов Сергей Анатольевич. Год рождения - 1980".
- Четыреста лет! - сказала медсестра в пространство. - Ну, не сволочь ли?