Я расскажу вам одну историю. Однажды, давным-давно... Стоп! Не так. Нельзя сказать, будто я не знаю, с чего начать. Согласитесь, в наше время уже редко ждешь чего-то необычного. Рассказчиков нынче развелось -- кирпичу упасть негде. Я часто сомневающийся человек, поэтому не могу утверждать, собственная оплошность тому виной, козни забытых деревянных истуканов, потусторонних сущностей или что другое, но могу с уверенностью сказать одно: жадность к любому человеку рано или поздно присосется пиявкой. Вы умеете считать до пяти? Ровно столько времени мне понадобилось для того, чтобы ввязаться в историю, в которую и поверить трудно. И началась она не с дурного предчувствия, а с натурального кошмара. Вот за эту ниточку я и потяну... Откуда берутся страшные сны, никто не знает. Кошмар той ночи давно исчез, но оставил в памяти холодный след. Два видения почти одновременно возникли в моем сознании. Одно из них -- Алиса. Она беззвучно плакала, поджав губы и дрожа всем телом. Другое -- я сам, лежащий на снегу и раскинувший руки, словно на распятии. Тишина стояла до звона. Снежинки кружились маленькими балеринами, прежде чем упасть на мое бледное лицо. Я не щурился. Седые от изморози ресницы открытых глаз были неподвижны, в застывших зрачках, как в черном зеркале, отражался лунный серп. Что произошло? Я -- умер, глядя в небо? Крайне странно видеть себя и Алису с разных ракурсов -- то своими, то чужими глазами. Разве такое возможно? "Часть твоей души витает над телом", -- пришел ответ, безмолвный шепот мысли. Видения мягко искажались и уже начинали тонуть в сумерках разума, как вдруг Алиса перестала плакать и пристально посмотрела на меня. Красота женщины не потускнела даже от горя. Неожиданно она поморщилась, словно почувствовала в животе острый укол боли. А затем все произошло очень быстро -- ее облик несколько раз выгнулся туда и обратно, как в кривом зеркале, и превратился в оскал смеющейся, злобной старухи из бредовой сказки. Мир тотчас разрушил молчание. Глаза ведьмы сверкали ненавистью и безумием, а плоть лица была распорота и покрыта язвами. Ее дыхание отдавало смрадом склепа, зубы скрипели и приближались ко мне, издавая мерзкие звуки, проникавшие в самые глубины души. Рванувшаяся следом иссохшая рука старухи пронзила мою грудь и намертво вцепилась узловатыми пальцами в сердце. Боль, как ни странно, я не испытал. Захотелось завопить от ужаса, но крик застрял камнем в горле. И тут все замерло, как в стоп-кадре. Ведьма застыла на месте, спустя пару секунд стала почти прозрачной, покрылась трещинами и рассыпалась мелкими кусками льда, в которых просматривались крупинки крови. Мое лицо тоже претерпело жуткие изменения. Оно было изуродованным. Почерневшее, будто сожженное, без кожи, остались лишь кости и глаза. Я выглядел так, словно пролежал долгое время во льдах. Возможно, тысячи лет... Подушка медленно подсказала, где я, и сон моментально рассеялся. Я проснулся посреди ночи с бешено колотящимся сердцем и мокрый от пота, вскочил с кровати, сунул ноги в тапки, накинул халат и поплелся на кухню. Там наполнил чайник водой из-под крана, поставил его на плиту и зажег газ. Затем достал с полки банку "Нескафе", пустую чашку и сахарницу с ложкой. Под чайником трещал огонь. Сев на стул, я провел пятерней по влажным волосам и задумался. Время позднее, не для звонков друзьям, а пообщаться очень хотелось. Положив руки на стол, я опустил голову. Чертовщина! Какое-то время я не мог прийти в себя, на меня будто продолжало веять стужей. Согласитесь, наши сны не всегда лучшее место для отдыха. Блин, пригрезится же такое! Но, как говаривал Шекспир, у всякого безумия есть своя логика. В спальню возвращаться не хотелось, боялся, что кошмар вернется и снова окутает почти материальной пеленой. Чайник издал одышливый свист. Я плеснул немного кипятка в чашку, ложкой взбил кофе с сахаром до карамельной желтизны, затем долил воды, чтобы пена поднялась и окаймляла края. Я мелкими глотками потягивал растворимый кофе -- сладкий, горячий и обычно приятно согревающий пустой желудок, однако теперь он плескался внутри меня, как в могиле. Поэтому достал из холодильника початую бутылку армянского коньяка и наполнил рюмку, пролив немного на стол. Вздохнул и выпил, чего раньше никогда не делал в такой поздний час. А восьмилетний коньячок ничего! Темные мысли в голове начали оттаивать. "Ладно, хорош, Максим! -- мысленно обратился я к самому себе и убрал бутылку обратно в холодильник. -- А то так скоро колокол начнет раскачивать звонарем, а не наоборот". Мой взгляд приостановился на настенном календаре, висевшем на кухне с тех пор, как не стало мамы. Помеченная кружочком, там краснела последняя дата давно ушедшего года. Несколько раз хотел его снять и выбросить, да что-то не давало, сдерживало. Дальше, под конвоем все еще гнетущих мыслей, я потопал в гостиную, прилег на диван, подложил под голову подушечку, укрылся пледом и долго ворочался, пока не забылся глубоким сном. *** И так, как я потянул за эту ниточку, так и началось мое странное путешествие. Но ночь, смешанная с кошмаром и страхом, преподнесла мне не весь тот ужас, на который способна, он был всего лишь предупреждением. Настоящая жуть началась позже. Ш-ш-ш! Итак, слушайте дальше. *** Долгожданная зима пришла в Москву в канун Нового года -- мороз ударил еще затемно, а к рассвету повалил снег. Сначала он был мягкий и пушистый, будто вата, покрыл белой периной ночной иней на асфальте, на капотах и крышах машин, на поблекших газонах и голых деревьях. К десяти часам -- посыпала жесткая крупа. Ветер завыл, колол прохожим лица и уши, но вскоре перестал свирепствовать и заметно потерял силу. Полетели крупные, мокрые хлопья. Странная метель. В эту пору даже солнце теряло высоту, погружая мир в серые и молочные тона. Я знал, что будет дальше, когда народное гулянье закончится: темнота, слякоть, следы соли на обуви, новый штамм гриппа, ерундовые прививки и удушливые маски на лицах. И запахнет долгой зимой. -- Гы-гы-гы! -- рано утром заржали хором соседи. И загалдели. Кто-то на улице орал и с азартом свистел. Донеслись хлопки петард. Развеселилась гоп-компания. Точно сговорились. Странно, что две соседские собаки молчали. К тому времени я сидел в кресле, перед громадным плоским телевизором, предаваясь посторонним мыслям и безразлично щелкая пультом по каналам. На экране одно изображение сменялось другим. Мелькали какие-то дурацкие лица, ток-шоу, давно наскучившие кинокомедии, новости и бессмысленная реклама. Я припоминал, как ночью проснулся от кошмарного сна, отголоски которого во мне еще блуждали, и от этого меня охватывала физическая усталость. Медленно подняв голову, я невольно прислушался к хохоту взрослых, к ликующим крикам и заливному смеху детей, доносившимся сверху. Все это сопровождалось топотом. На душе стало совсем погано. Ладно, к черту! Не нужно вести себя, как брюзгливый старик, еще успеется. Ну не за ухом же у меня они зубы чистят? Но чему они так радовались? Мои соседи из четырнадцатой квартиры продолжали хохотать, несмотря на то, что с деньгами у людей становилось туго, что страну то и дело душили санкции, политика, необъявленные войны, эпидемии, налоги и много-много прочих дурных вещей, малопонятных простому обывателю. Неужели их больше интересовали события, творившиеся в мире заграничного капитализма: если белокурую немку изнасилуют мигранты; если колено полицейского случайно удушит чернокожего преступника при задержании; если одного из служителей католической церкви застукают за растлением детей; если подростки с дробовиками устроят месилово в школе; если очередного маньяка сожгут на электрическом стуле. Телевизор основательно сушил людям мозг. Правильно говорила Антигона, дочь царя Эдипа, в одноименной трагедии Софокла: "И есть ли в мире хоть что-нибудь неправедное, злое и горькое, неведомое нам?" Для общества это все мелочи (даже если затевалось что-то чудовищное) -- симптомы, и только. Плевать, что экономика давно превратилась в лужу нефти. Свой страх не действовал, и это надо считать за факт. Ведь всегда встретятся люди, которым живется куда хуже, чем вам. Соседи радовались -- понимаете? -- радовались. Откуда же в них столько счастья? Вот такой вот хитрый парадокс. И тут я услышал соседей напротив, кто-то настойчиво барабанил им в дверь. Раздались голоса -- хриплый женский и низкий мужской тон. С минуту они без энтузиазма матерились. Затем: "Бдымс!" -- грохнула тяжесть двери из трехмиллиметровой стали, обитой деревом. Хорошо хоть дом не покачнулся. "Да идите вы в жо!" Естественно, никто никуда не пошел. Но мне стало значительно легче. Правильно называют такие здания -- "человейник", с его протянувшимися этажами над головами, ярко освещенными коридорами и лестницами, ведущими неизвестно куда, местами залитые слабым светом и заканчивающиеся в чернильной темноте. В многоэтажках в каждой квартире прячется скрытая угроза. Люди живут по-собачьи -- год за семь. Именно столько жизненных сил они тратят на то, чтобы вытерпеть друг друга, время от времени совершая ответную пакость и заподазривая соседа в шизофрении. Человеческий яд хуже змеиного. Короче, воздавать зуб за зуб и око за око -- это правило никто не отменял. Непогоду лучше встречать дома, с этим любой человек согласится. Завалиться на теплый диван и через окно наблюдать за происходящим снаружи. Особенно в новогодний праздник, с утра. Сплошная расслабуха. На работу завтра не вставать. Настроение возвышенное. Чувствуешь себя именинником. Подчас кажется, будто и секундная стрелка резвее бежит, невтерпеж ей, вот-вот -- и запенится шампанское в бокалах, раздадутся шутливые тосты. Будущее застолье, салюты на половину неба во дворах, хлопки петард и огни фейерверков, семейные подарки и поздравительные слова от лидера страны заранее придают многим людям не только задорный оптимизм, но и надежду на будущее. Но только не мне. Не сегодня. Хорошее настроение куда-то улетучилось само собой. С моего лица не сползало недовольство. Я мастерски владею Гугл-фу. Но поздно спохватился, нужно было заранее сделать заказ -- пассажиры уже смели все билеты в СВ, купе и даже плацкарте, остались только сидячие места в третьем классе. Вариант. Но не мой. Кто автолюбитель -- поймет. Да и вообще, железнодорожный вокзал или аэропорт всегда вызывали у меня хмурую улыбку, несмотря на то, что их услугами пользоваться доводилось. Погода будто специально учинила свинство. Я нервничал и мрачно предвкушал грядущий поединок со стихией, мне вовсе не улыбалось оказаться с ней лицом к лицу среди снежных дюн на дороге. Выходить на холод, в метель, ужасно не хотелось, а тем более садиться за руль. Я прошел на кухню и на некоторое время разместился там, погрузившись в интернет и одновременно занявшись приготовлением припоздавшего завтрака. Червячка заморить не помешало бы. Не только здравый смысл, но и друзья в чате советовали переждать непогоду. Вначале я прислушался к ним, строил планы, словно под диктовку, но мной овладело непонятное беспокойство, будто кто-то меня так и толкал. Аж сердце закипело. Скроллить посты друзей в соцсетях быстро надоело. Информация там часто напоминала банку с мухами. Закрыв крышку ноутбука, я взял вилку и впился зубами в порцию политых сметаной хинкали, до корочки обжаренных с двух сторон на растительном масле. Дымящийся, крепкий и сладкий напиток уже дожидался в турке из кованой меди. Кофе -- это хорошо, бодрит и органы стимулирует. С еще набитым ртом, дожевывая сочную мясную начинку, я перелил его в большую фаянсовую чашку и выпил глоток за глотком, с передышкой, и следом -- стакан холодной воды. Позавтракав, сразу помыл посуду, заскочил в туалет по-маленькому, прогнал со сливного бачка тонконогого паучка и вернулся в гостиную. Там пошагал из угла в угол, одернул штору и замер у окна, наблюдая за заснеженной улицей, где изредка появлялись неуклюже бредущие куда-то люди. В соседней многоэтажке народ начинал лениво готовиться к застолью. Пейзаж не вдохновлял. Обычно там происходило активное броуновское движение: кто ехал на работу, кто возвращался с ночной смены, кто спешил на учебу, кто просто по делам. Где-то вдалеке послышалась и стихла сирена "Скорой помощи". Я отошел от окна, потянулся до хруста в затекшей спине и сделал несколько махов руками. Зевнул и плюхнулся в кресло. Веселье рано разгулявшихся соседей, слава богу, закончилось так же быстро, как и началось. Наверное, ушли. В моей квартире стояла тишина, нарушаемая только негромким бормотанием телевизора. В затемненную комнату проникал бледный зимний свет. За окном изредка каркали вороны. Я глянул на часы именно в тот момент, когда айфон издал звук сообщения -- абонент снова был в сети. Алиса по выходным и в праздники чуть ли не до полудня с постели не вставала, даже по будням любила подольше поспать в свое удовольствие. Она считала ранний подъем чуть ли не нарушением прав человека. Повторно набирать ее номер я не стал, ведь сама увидит пропущенный звонок, поймет, что помню о ней. О такой женщине просто так не забудешь. Мы как-то столкнулись с ней в шумном баре, в людской толчее, случайно встретились глазами и мгновенно, еще до знакомства, поняли: вот родная душа. А на следующий день мы купили батон и кормили уток в парке. Я подумал, подумал -- да и решил: пора выбираться, пока мозоль на заднице не натер. Одевшись наскоро, я отправил Алисе короткое голосовое сообщение, воткнул в уши беспроводные наушники, нахлобучил вязаную шапочку, забросил дорожную сумку на плечо и выскочил за входную дверь. Пока запирал ее на замки, меня не покидало дурацкое ощущение, что никогда больше не вернусь сюда. Мотнув головой, быстро отогнал эту мысль. Проклятое воображение. Лифтом пользоваться не стал, спустился с третьего этажа по пустой лестнице. Там увидел лишь облизывающегося толстощекого кота на ступеньках, который вскочил и убежал, когда я прошел мимо. Выйдя на улицу, я на пару секунд приостановился, сделал глубокий вдох, набрал полные легкие воздуха, с шумом выдохнул. Морозным воздухом можно было захлебнуться -- свежий и не наполненный бензиновыми парами. Огляделся по сторонам. Этот район постоянно застраивали, по-новому "одевали" фасады домов, однако он не хорошел. Все вокруг оставалось неизменно, как овал земного шара. Около подъезда бодренький дворник расчищал от снега площадку. Алишер не охладел к своему давнему ремеслу, работал лопатой справно; лицо у него отяжелело и одрябло от возраста, словно от засухи растрескалось, однако оно всегда было мирным и доверчивым, а глаза обычно щурились, будто время их ослепило. По-русски он понимал, но продолжал говорить с грехом пополам, поэтому мы быстро кивнули друг другу -- молча обменяли "здрасте" на "привет". Была там еще одна особа: горбатая, с лицом старой ведьмы. Она часто кашляла, от нее неприятно несло дешевым табаком и схороненной болезнью. Неприветливая и сушеная, как вобла, соседка выгуливала сенбернара и делала вид, что в упор никого не видит. Ни "здравствуйте", ни "до свидания". На людей старуха чаще таращилась как пикадор, готовый засадить копье в шею быка. С выражением невыразимого блаженства она смотрела лишь на своего пса, даже когда тот вытаптывал газоны и везде гадил, как ненормальный. Ее молча терпел весь дом, а кто-то из жильцов справедливо ненавидел. В общем, злобная карга, к ней лучше не подходить близко. Далее мне встретилась молодая семья, чьи мальчики-двойняшки радовались снегу, щебетали весело и беззаботно, как птички; на их раскрасневшихся личиках играли улыбки. Они со мной и поздоровались улыбаясь. Я миновал еще одного человека, незнакомца с потухшим взглядом и тяжелыми пакетами в руках, который шел вразвалку, точно гусь, мне навстречу -- и все лица разом унеслись назад, словно пожухлые листья, подхваченные с земли ветром. Ритмичная музыка в наушниках настраивала на позитивный лад. Я втянул шею в меховой воротник куртки, проверил, не расстегнута ли ширинка, и прибавил шагу. Свернув с тротуара налево, направился по тропинке из глубоких следов в глубину двора, к платной парковке, огороженной забором из профнастила, на котором красовалось граффити -- у прибрежной полосы ехал Иисус на ослике, рядом пышнотелая и белокурая Венера стояла одной ногой в раковине моллюска, а над ней пламенела красная нахальная надпись: "У Юльки жопа лучше всех в Москве". Это ж надо так поглумиться над картиной Боттичелли! Юльку эту я не знал, но в мыслях стразу начинали лепиться напряженные округлости ягодиц и стройные ноги, уже вышагивающие из юбки. Я начал возбуждаться. Сторож на стоянке был славным дядькой и страстным рыбаком, но, полураздавленный похмельем, встретил меня со слезящимися глазами и хмурой нелюдимостью. "Летом жара -- шары вылезают, комарье жрет, а зиму ждешь-ждешь, а потом снегу наметет по яйца", -- пожалился он, воткнул лопату в сугроб и тяжело вздохнул. Затем снял шапку и почесал макушку, роняя себе на плечо значительные хлопья перхоти. Что ему ответить? Кивком я согласился с ним, молча, и опять сделал громче музыку в наушниках. Сторож надел шапку обратно на голову, вытащил из пачки сигарету, закурил и уставился на лопату, как на поплавок. Я пошел дальше. На площадке стояло больше сотни легковых автомобилей, но я быстро отыскал свой "Форд-Мондео". Достав из багажника складную лопату, щетку и скребок, я запустил двигатель, чтобы прогреть машину, и принялся очищать ее от снега. На это ушло не меньше получаса. "Что ж, надеюсь, доберусь без приключений, а там вскрытие покажет", -- подумал я, когда наконец-таки забрался в теплый салон. Мой взгляд уперся в приборную панель. Я положил левую руку на руль -- он был мягкий, обшитый сверху натуральной кожей. А правая рука коснулась ручки переключения передач -- массивной, круглой, выточенной под заказ из благородного орешника. Был полдень. Бледный солнечный свет зимы навевал скуку. *** Я выбрался с кольцевой на трассу около двух, успел заплатить вымогателям в форме, только бы эти "артисты" с полосатыми жезлами поскорее отвязались, и уже начинал переживать, что встречу Новый год за рулем. Когда стемнеет, придется еще и скорость сбросить -- освещение есть не всюду, местами даже столбы для фонарей не предусмотрены. Зато камер контроля по пути наставили столько, что не везде разгонишься, несмотря на антирадар и навигатор. Машина быстро подминала под капот ленту дороги. "Дворники" судорожно работали -- небо почти белое, но уже не сливалось с землей. Ветер, к счастью, утих. Снег сыпал и сыпал, падая ровно и неторопливо. Двигатель мягко урчал, будто прирученный зверь. В салоне -- тепло и уютно. Я снял куртку и бросил ее на заднее сиденье рядом с шапкой. Автомобиль слегка покачивался и подрагивал, отчего игрушечная собака на передней панели, доставшаяся от первого владельца машины, во все стороны кивала бульдожьей головой. Алисе эта безделушка жутко нравилась, она всегда, как только устраивалась на сиденье, улыбалась и щелкала пальцем по качающейся мордочке. По радио обещали усиление снегопада и заносы на дорогах. Проснулись! Что вы, синоптики, в Улан-Удэ сидите, что ли? Столица уже с утра топталась длинными вереницами в бесконечных пробках, где банальная на первый взгляд езда приравнивалась к подвигу. С каждым оставленным позади километром я все меньше и меньше нервничал, хорошее настроение потихоньку проникало в меня с легкостью мотылька. Ведь расстояние к моей цели сокращалось. Все мысли были о сегодняшнем вечере, о том, как мы проведем время вдвоем, предвкушая желанную близость. Я мысленно успокаивал себя: "Ничего страшного. По-любому доберусь, куда ж я денусь". Автомобилей давным-давно стало больше, чем лошадей, но в преддверии праздника поток попутных и встречных машин заметно иссяк. Что не могло не радовать. Если не считать залетную "Хонду-Сивик", проскочившую со свистом по встречке, и большую груженую фуру, обогнавшую меня и с сердитым сигналом промчавшуюся мимо голосовавших Санта-Клаусов, то трасса в зоне видимости пустовала. Глаза у меня не столь зоркие, как у сокола, но эти зимние волшебники, ловившие попутку, почему-то сразу вызывали тревогу. Я до конца надеялся, что мое слегка воспрянувшее настроение продлится дольше. "Да идите вы собаке под хвост!" Спросите, что я нашел в них подозрительным? Во-первых, явно не на санях с оленями добрались сюда ребята. На противоположной стороне, у отбойника, на обочине стоял черный внедорожник с включенными габаритами, к которому слово "скромность" неприменимо. Ломаться там особо нечему, разве что электроника забарахлит. Ведь не какая-то куцая кобылка, а породистый скакун с элитным тюнингом. А вот аккумулятор точно сядет быстро. Вряд ли другой водитель бросил "Гелендваген" в таком месте. Но не факт. Во-вторых, топливо у них не закончилось -- пустой канистры не заметил. Я не скряга, но из-за конских ценников на местный бензин поневоле станешь прижимистым, поэтому еще на МКАД заправил полный бак. Однако солярки, если она им нужна, у меня не было. Подъехав ближе, я рассмотрел их более детально. Один из Санта-Клаусов был с габаритами и внешностью громилы -- настоящий великан, почти квадратный, и краснолицый, как помидор. На левом плече у здоровяка висела большая спортивная сумка, в которую легко поместится дюжина бейсбольных бит. Другой Санта, сухощавый и невысокого роста, держал в руке не мешок с детскими подарками, а черный кейс-дипломат. Странная парочка. Декабрьский морозец начинал подкошмаривать. Скоро короткий день начнет угасать в долгих, медлительных сумерках. Мужики мерзли, наверное, уже больше часа, судя по тому, как снег засыпал их машину. Около дороги, посреди поля, они так долго не протянут, решил я. Может, выручить? Лишь бы бухими не оказались. Не люблю, когда стекла запотевают от тяжелого, наполненного перегаром и табаком дыхания. Фу, гадость какая! И еще я не брал попутчиков из-за того, что зачастую приходилось выслушивать историю их жизни. Не надо меня принимать за психотерапевта. Я по умолчанию старался ко всем людям относиться с доверием. Но тут засомневался. Нужны мне такие попутчики? Они были какие-то стремные, от них хотелось противотанковыми ежами отгородиться. "Проехать мимо надо, надо проехать мимо!" -- вертелось у меня в голове. Я крепче сжал руль. Кто-то не любит или боится ряженых клоунов. Мне же всегда не нравились Санта-Клаусы. Тошнило от них, как собаку от редьки. И еще на дух не переносил назойливых промоутеров, облаченных в костюмы в виде банки пива, пачки сливочного масла, дой-пака майонеза, чебурека, сэндвича или хот-дога, и прочий рекламный выпендреж на грани абсурда. Согласитесь, у каждого человека имеются фобии, подчас весьма странные. Я успел проехать мимо, оставив безликие красные силуэты в зеркале заднего вида. "Струсил?" -- неожиданно шепнула мне мысль. Черта с два! Дабы колеса не пошли юзом, я плавно сбросил скорость, хотя и до этого не сильно разгонялся. Ни разу не видел, чтобы лошадь ходила задом, но мой железный конь это отлично умел -- я притормозил и дал задний ход, направляя машину по рыхлому снегу к обочине. Едва "форд" остановился, я на всякий случай заблокировал двери. Санты подбежали и обступили автомобиль с обеих сторон. Мои пальцы нервно постукивали по рулю. Уже неплохо, дорогу никто не перегородил, успокоил я себя, списывая все на игру воображения. Но все же возникло ощущение, будто меня окружили два вражеских танка -- это хорошо знакомо тем, кто сутками напролет играет в World of Tanks. Едва правое боковое стекло чуть сползло вниз, туда тотчас залетел морозный воздух, а вслед заглянуло лицо с ватной бородой. -- Заблудились, Деды Морозы? -- спросил я, пытаясь немного разрядить обстановку и приободриться. -- Где Снегурку-то потеряли? Или она вам уже не нужна? Но шутка повисла в воздухе. Глаза сухощавого Санты быстро обшарили салон. Беспардонное любопытство этого человека с первого взгляда не вызывало к нему расположение. -- До столицы подбросишь? -- поинтересовался он, сразу перейдя на "ты". Не люблю, когда мне начинают "тыкать", особенно незнакомцы, но решил себя держать в тисках вежливости. -- Нет, -- ответил ему, пожав плечами. -- Мне в другую сторону. Ехать еще далеко. В такую погоду сильно не разгонишься. Но могу вас бесплатно подкинуть до ближайшей заправки или стоянки. Должно быть, фастфуд на стоянке, беседы с дальнобойщиками, жадно пьющими кофе, и томительное ожидание, когда над тобой сжалятся и подвезут в Москву, его точно не прельщали. Мои слова вначале вызвали у Санты снисходительную ухмылку, а затем он широко улыбнулся. Несмотря на его пышную бутафорскую бороду, я заметил длинный нос и кожу лица, покрытую болезненной бледностью, и обнажившиеся два желто-белых ровных резца, как у кролика. Он поставил кейс у ног, полез во внутренний карман камзола, извлек оттуда потертое портмоне. Что будет дальше, стало ясно как дважды два четыре. "Сейчас поглядим, какой ты жадина-говядина", -- с долей злорадства подумал я. -- А так? -- предложил Санта, просунув в щелку окна банкноту номиналом в пятьсот евро. Да ладно! Нежданчик! Я замялся. Нахрапистый тип. Не фальшивую ли всобачивает? Но фиолетово-сиреневый тон банкноты мне жутко понравился. Без сомнения, мое лицо меня выдало. Я мельком бросил взгляд на стоящего столбом большого Санту, а потом снова посмотрел на его сухощавого товарища. Тот опять улыбнулся. Однако глаза у него оставались колючими. Я открыл рот, но сухощавый Санта меня опередил: -- Понимаю, праздник... Нас вот серьезные люди в гости пригласили. Ждать до утра не будут. Бизнес. Время не ждет. Пышки-коврижки из еловой шишки, понимаешь? -- Понимаю, -- ответил я, стараясь вложить в слова максимальное чувство сожаления. -- У вас работа, мужики, а мне очень надо домой. Жена и дети ждут. Вы меня тоже должны понять. Возникла неловкая пауза. На меня начало накатывать раздражение: да кто он такой, что я перед ним оправдываюсь? Да, я солгал, поскольку не торопился домой. Меня там никто не ждал, даже собакой или котом не успел обзавестись, не то что семьей. Какие дети в мои-то годы? Для себя еще пожить не успел. Признаюсь, всегда предпочитал наблюдать за входом в ЗАГС через окуляры бинокля, а украшенная розовыми сердечками, колокольчиками и лентами машина из свадебного кортежа мне больше напоминала гламурный катафалк, собравшийся похоронить чью-то свободу. Поэтому я ехал в гости к шикарной до одури женщине, созданной исключительно для любви, которая ждала от меня мужское внимание, а не цистерны с нефтью и, чего доброго, не случайную беременность. У нас намечалось свидание. Без всяких заморочек. Раньше я по именам путал своих пассий, и многих из них не узнал, если б встретил завтра на улице -- о, это, должно быть, кому-то покажется неприятным, но зато чистая правда. Зачем мне их звать-различать? У многих из "бывших" и душа была тощая, не только тело. С ними у меня происходил культурный обмен денег на любовь, чего тут скрывать. Никакого подрыва морали, просто мне так удобнее, никто хоть мозг не выжимал, как губку. Однако Алиса, врать не буду, живо заполнила мою сердечную пустоту, к ней прикипел душой, как электрод к металлу. Я не акула бизнеса, даже не пиранья, не вкалывал с утра до вечера, но дела у меня -- тьфу-тьфу! -- шли неплохо. Прошлым летом на Кипре вместе отдохнули. А в наступающем году собирались на зимовку в страну пирамид, фараонов, финиковых пальм и молчаливых бедуинов -- в Хургаду, к пахнущему спелыми арбузами морю. У нас тут деревья надели снежные доспехи, кругом холод и неприветливые виды, а там -- тепло на солнышке, зелено, бассейны с подогревом, кричат чайки в выцветшем до голубизны небе. Разве не здорово? Из расставленных женщиной сетей сложней выпутаться, нежели отказаться от сигарет, выпивки и компьютерных игр. Но Алиса не гонялась за мной и не была сторонницей рабского подчинения мужчин. Она никогда ничего не просила, с ней у меня всегда все шло своим чередом -- музыка, вино, танцы вдвоем, объятия с поцелуями, которые заканчивались утехами в постели, превращавшейся в остров наслаждений. Будто в другой мир окунуться. В общем, мне с ними не по пути -- это я о Сантах. Да и квартира моя, тесная двушка, находилась в другой стороне, в паршивой дыре на краю Москвы. Но этим ряженым об этом знать вовсе не обязательно. Я попытался сделать понимающий вид, но сухощавый Санта видел меня насквозь, и бровью не повел. Краем глаза он моментально срисовал мою правую руку без обручального кольца. Блеф не удался. Пара секунд -- и, о чудо, в салон уже заглядывали полторы тысячи евро. Опупеть! Все чудесатее и чудесатее... Как говорится, чем дальше в лес, тем толще партизаны. -- Настоящие? -- осторожно спросил я. Он молча кивнул, не отводя глаз и нисколько не изменившись в лице. А потом приобщил серьезным тоном: -- Чтоб дети дома не голодали. Если поднажмешь, то и к своей елке успеешь. Я молча смотрел на руку в тоненькой, как у бильярдиста, белой перчатке и на три купюры, зажатые большим и указательным пальцами. Ничего себе! Живут же люди. Откуда такое богатство? Пойти к ним эльфом работать, что ли? "Если они так деньгами разбрасываются, то наверняка обслуживают кого-то из высших сфер и крутых кругов. Живут с размахом, черти. Иначе откуда у них столько евриков и гелик", -- мысленно подытожил я. Пожалуй, Алисе придется сегодня обождать. Что же ей сказать? Типа бабушку через дорогу перевел -- точно не прокатит. Детский сад, штаны на лямках. А вот не приехал ввиду того, что погода испортилась -- единственная отправная точка моему вранью. Отмазка железобетонная, решил я. Позвоню ей попозже, а чтобы ее не терзали страшные подозрения, следом отправлю голосовое сообщение с самыми-самыми красивыми словами, которые Алисе нравятся. Придется солгать. Точнее, сказать не всю правду. И почувствовать себя виноватым перед ней. В бешенстве метаться по квартире и дозваниваться ко мне Алиса точно не будет. Я нередко ставил мобильник на беззвучный вызов даже в городе, а на этой трассе зачастую нет связи ни с интернетом, ни с сотовым оператором. И долго смотреть в скучное окно на падающий снег -- не ее фишка. Рванет если что в ночной клуб, к подругам из бухгалтерии, там ей будет с кем танцевать и штурмовать бар с алкогольными коктейлями. Она женщина новых правил и форматов, не готовая с вымученной улыбкой умереть среди кастрюль и сковородок. Утром приеду. Надеюсь, простит, а дальше -- стерпится-слюбится. Может, отшагнет, вывернувшись из моих объятий, но с огромным букетом роз, ее любимым мартини и конфетами точно не прогонит. Пардон муа, я не французский кавалер, скорее русский гусар в чине поручика. В России иначе нельзя, а то умрешь девственником в доме престарелых. Я взвешивал все за и против. "Что на тебя нашло?" -- шепнет любой разумный внутренний голос. Но мой голос от меня предательски отмахнулся. И милое лицо обиженной Алисы тоже не привиделось. Она, наверное, сейчас бы округлила глаза и постучала по своему лбу, намекая, какой я тупица. В воздухе словно носилось нечто такое, что указывало на подвох. "Раз, два, три, четыре, пять -- вышел зайчик погулять..." -- мысленно вспомнилась мне детская считалочка, которая иногда лезла в голову, когда я собирался что-то предпринять, но не был в этом до конца уверен. До трагического "пиф-паф" в ней никогда не доходила очередь. Я почесал затылок и дал согласие: молчаливым кивком, разбавленным вялой улыбкой. Затем разблокировал дверцы авто. Тем самым совершил роковую ошибку. Санта, находившийся ближе ко мне, словно услышал беззвучный гонг. Как только щелкнули замки, он резко схватился за ручку и распахнул водительскую дверцу. Ловко! Ранее здоровяк прикидывался безмолвным шлангом, лишенным интеллекта, даже не оглядывался по сторонам, а теперь -- нате вам здрасте, такой фортель выкинул. Меня накрыла волна протеста, я открыл рот, но ничего произнести не успел -- в мой висок уткнулся ледяной цилиндр глушителя, накрученный на ствол пистолета. Этого еще не хватало! Мне стало жарко, кровь прихлынула к голове и застучала в висках. Теперь оставалось улыбаться собственной глупости. Мысленно я отпустил крутого матюга. -- Глуши мотор и выходи, -- без эмоций пробасил здоровяк. Странный способ уговаривать человека, но весьма эффективный. Пришлось повиноваться. Я понимал: крошечная и легкая пуля быстро положит конец любым колебаниям. Глухое "пах!" -- и весь мир исчезнет, все и навсегда. Ну не вопить же не своим голосом "помогите!", рупором сложив руки у рта, посреди безлюдной трассы? Да мне и пикнуть не дадут. И кто здравомыслящий остановится, поможет при таком раскладе? В пути встречались одни фуры дальнобойщиков, а эти парни не любят совать нос не в свои дела. Сложившаяся ситуация была изначально проигрышной для меня. Сердце у меня скакало, будто у загнанного кролика, при всем при этом я не трусил. Не знаю, как назвать данное состояние. Геройствовать особо не хотелось. -- Сними верхнюю одежду и брось ее на заднее сиденье, -- приказал большой Санта. -- Мужики, я же замерзну... -- Не шуми! -- оборвал меня здоровяк. Ни капли сочувствия в голосе. -- Обувь бросай туда же. Живо! В своем кармане я почувствовал громкую вибрацию, будто маленькая дрель зажужжала. -- Дай сюда. -- Здоровяк протянул мне растопыренную пятерню. Замявшись на миг, я расстегнул пуговицы нагрудного кармана на вязаном жакете и отдал здоровяку айфон. Тот посмотрел на экран гаджета. Его ранее сонный взгляд заметно оживился. И гадать не надо, кто звонил. Перетерпев миг слабости, я отогнал мысли об Алисе. Стиснул зубы. Уверен, в моих глазах вспыхнул огонек злости. -- Позже ее нашампуришь, если доживешь, -- ухмыльнувшись, произнес здоровяк. Его, кажись, даже позабавило то, как я смотрел на него исподлобья. -- Э-э-э, послушай... -- начал я и осекся. Здоровяк невозмутимо сбросил вызов, перебросил пистолет в другую руку, широко размахнулся и швырнул модный гаджет подальше в снег. Нормально, да? Минус новый айфон. Вот же козел! Посаженный на цепь питбуль и то, наверное, будет добрее. Что дальше? -- Заканчивай тормозить, -- напомнил здоровяк, -- раздевайся. -- Мужики, забирайте тачку, а меня отпустите, -- попросил я. -- Обузой ведь только буду. -- Исключено, -- хмуро ответил здоровяк. Пистолет опять ловко переселился в правую руку бандита. В том, как здоровяк держал оружие, чувствовался выработанный годами и обстоятельствами навык. Лучше лишних движений не делать. Окрасить снег моей кровью он мог запросто. Я был упакован в хорошие тряпки, обувь тоже всегда брал из натуральной кожи. Честное слово, я вроде не совершал в этом году ничего плохого, а тут на тебе: "Мне нужен ваш сюртук, панталоны и вороной скакун!" -- классика, прямо как в первой части "Терминатора". Только теперь запрограммированная машина убийства поменялась ролями с вооруженным отморозком в образе гребаного Санты. Остатки моего чувства юмора и те стали ядовитым фельетоном. Здоровяк забросил на заднее сиденье свою сумку, приглушенно звякнувшую металлом. Боковым зрением я успел заметить, что она приоткрыта и почти доверху набита всевозможным оружием и коробками с патронами разного калибра. Стрелковый тир я время от времени посещал, по душе был сам процесс обращения с оружием и нравилась кисловатая вонь пороховой гари. Но от вида этих вороненых и хромированных стволов мне стало немного дурно. Дыбись оно конем! Я точно попал. Откуда они взялись на мою голову?! Лихие девяностые в стране давно закончились, ушли в небытие вместе с заказными убийствами, наперстками в ловких руках кидал, проститутками и спиртом "Роял". Сейчас на смену бандитам пришли государственные служащие, жизнь продолжалась под каблуком другого времени -- так с незапамятных времен повелось в России. Пока я освобождался от собственной одежды, сухощавый Санта открыл багажник и почти все оттуда выбросил: домкрат, буксировочный трос с карабинами, знак аварийной остановки, небольшой картонный ящик с фруктами и вином, сумку с инструментами и дорожную лопату с прочим мелким инвентарем. Две алюминиевые канистры с бензином он по-хозяйски перенес в салон, разместив между задним и передним сиденьями. Елки-палки, компактный подкатный домкрат был куплен на прошлой неделе, даже ни разу им не попользовался. Ключи, накидные головки и отвертки -- чисто германские. Хорошо хоть "докатка", которой я заменил полноразмерную запаску, убрав ее вместе с пенопластовым органайзером, осталась на месте, под ковриком. Но зачем им теперь запасное колесо? Сняв ботинки, я остался в трусах-боксерах, спортивной майке без рукавов и моментально промокших носках. Голова от холода быстро покрылась мурашками, а следом за ней и все тело. Я скривился, как от зубной боли. Неприятно стоять почти босиком на заснеженном ледяном асфальте, но ближе к Москве могло быть куда хуже: снег там всегда грязный, смешан с песком, водой и жидким реагентом. В армии сутками мог мокнуть под дождем и мерзнуть на морозе, но когда это было -- десять лет, считай, прошло. Теперь вот расслабился да изнежился, можно сказать. -- Руки! -- велел мне сухощавый Санта, зайдя сзади. Как же мне захотелось вырубить этого дрища коронным ударом в челюсть, затем с разворота ударить ногой в пах его напарника, и дать деру. Я отрабатывал приемы еще в секции карате, куда лет пять ходил до армии. Спорт никогда не бросал, мышцы пресса и бицепсов всегда оставались сухими и прокачанными. Я и сейчас редко пропускал трехкилометровые пробежки по утрам. Ударить мог, причем крепко ударить. Но что будет дальше? Пуля вдогонку? Как говорится, не торопись, а то успеешь. Я повернулся и протянул руки вперед. Сухощавый Санта ловко скрепил мои запястья нейлоновой самоблокирующейся стяжкой, которую обычно используют в работе электрики. Скользнув взглядом по моим часам "Восток-Амфибия" и по цветной татуировке на левом плече, где рядом с горными пиками и пограничным столбом красовалась морда овчарки в зеленом берете, он хмыкнул и произнес: -- Кинолог? -- И посмотрел мне в глаза так, будто я снимался в фильме "Ко мне, Мухтар!". Я оставил его без ответа и повернул голову на звук нарастающего хриплого гудения мощного мотора -- по встречной полосе к нам приближался грузовик. Из-под сдвоенных скатов КрАЗа валила снежная пыль. Через минуту-две он с нами поравняется. -- Живо в багажник! -- скомандовал здоровяк и грубо подтолкнул меня в спину. Я молча повиновался. И дело здесь не в малодушном страхе перед плохими людьми, а в том, что понимаешь: твой собственный узкий мирок тебя еще не до конца измучил, рано с ним расставаться. На языке давно крутилась пара-тройка матюгов по поводу действий бандитов. Однако сейчас лучше поменьше открывать рот. В моей ситуации эта тактика будет единственно правильной. -- Может, пасть ему заткнуть? -- предложил здоровяк, наблюдая, как я неохотно загрузился в багажник. -- Он шуметь не будет, -- спокойно ответил ему сухощавый Санта. И обратился ко мне: -- Договорились? Я кивнул. Лучше играть в пленного партизана без кляпа во рту. Сухощавый Санта, прищурив левый глаз, оглядел меня с ног до головы, вздохнул с легкой улыбкой, как будто я был давно решенным для него вопросом. Затем снял со своей головы ярко-красный колпак с белой окантовкой и помпоном, кинул его мне. -- Мы люди честные. Будешь себя хорошо вести, тогда и живым останешься, и денег заработаешь. В общем, расслабься и получай удовольствие. Я же на это исчадие ада поглядывал далеко не с обожанием, заодно понимая -- чуда не произойдет. Во что они собираются меня втянуть? Я никогда не связывался с криминалом. От всего этого крышу сворачивало. Мимо проехал грузовик, его двигатель работал неровно, постукивая. Он был родом из СССР и давно дышал на ладан. Багажник захлопнулся. Дело тухлое, вот тебе и "джингл бэлс", горестно вздохнул я. Дальнейшие мои планы в одночасье развалились, как карточный домик. Громко, с дребезжанием, по очереди хлопнули дверцы. "Форд" послушно заурчал двигателем, набиравшим обороты, немного пробуксовал в рыхлом снегу и сумел-таки выбраться на дорогу. Машина хоть и с хорошим пробегом, но я за ней следил. *** В багажнике было темно и неуютно: не просто телу жестко, а и костям больно, к тому же холодно. Хорошо хоть дышать можно свободно, а не мычать сквозь кляп. Так, стоп! Мне удобно-удобно-удобно-удобно... Вот теперь я привыкал к новому качеству -- похищенного человека. Итак, я попался. Банально попался. Зачем им моя тачка? Какую роль я сыграю в их криминальном водевиле? Или они меня где-нибудь убьют по дороге? Почему они бросили свой немецкий "уазик"? Я не знал ровно ничего. И не мог поверить -- разве так могут поступать люди в ответ на то, когда им предлагаешь помощь? Но это бандиты, и я понимал, что они могут, еще как могут! Мысли бежали чуть ли не наперегонки. Но возникало больше вопросов, чем ответов. Дальше -- в чем я абсолютно не сомневался -- будет еще интересней. Ну почему я вовремя не включил логику? Ведь яблоки не падают в небо. Все очевидно изначально. Я сразу решил: если выберусь невредимым из этой передряги, то первое, что сделаю, -- напьюсь. Холод -- паршивая штука. Остывал я быстро, как кипяток на морозе. Горячим кофе и круассаном тут никто не угостит. Следовало согреться, пока зубы не застучали. Благо, я когда-то устелил сверху коврика старый шерстяной плед. Он, конечно, был истерт, кое-где в дырах, продушился бензином, маслом и еще черт знает чем, но сейчас вполне мог сгодиться. В общем, аромат от него был как от надутой-потной-гнойной-уродливой-задницы с примесью гнили и с тонкими нотками коровьего дерьма, как любят выражаться ценители парфюмерии в описании духов. Пока в багажник не попадешь, этого никогда не прочувствуешь. Однако морщить нос некогда, нужно довольствоваться тем, что имеешь. Справляясь с дрожью в теле, я натянул на голову красный колпак с искусственной опушкой меха и помпоном, а после закутался в плед и съежился. Спустя какое-то время начал понемногу согреваться. Зачем эти придурки меня раздели? Разве я убегу из закрытого багажника со связанными руками? Раньше мне думалось, будто уединение возможно только в лесу или в пустыне, но оказалось, в багажнике тоже хватает места для размышлений. Но спасительные мысли, как назло, не шли, они расползались в стороны. В то время как мир вокруг готовился накачаться вдрызг шампанским, виски с коньяком, провести время шумно и весело, я пытался всего лишь избавиться от собственных страхов. Что можно сделать в такой ситуации? Я пошевелился и больно зацепился обо что-то мизинцем правой ноги. Черт, в багажнике темно, как у негра в ухе! Я еще раз слегка вытянул ногу и почувствовал под стопой огнетушитель. Внезапно созрел план спасения. Обычно так и бывает. Добраться до огнетушителя несложно, замки на зажимах легко расстегиваются. Когда эти козлы откроют багажник, нужно брызнуть им в рожи струей пены и ударить баллоном по башке того, у кого в руке замечу оружие. Забрать ствол и навести справедливость. Но в этот план и самому поверить трудно. Так бывает лишь в глупом кино. В жизни все иначе. Что, если подойдет только один похититель? А если ни у кого в руках не окажется оружия? Что, если не успею никого вырубить? Мои руки крепко связаны. Их двое. Чего им меня опасаться? Пена или шишка на голове у одного из них надолго похитителей не остановит, а пуля в спину не даст мне далеко убежать. Нет, вся эта затея, мягко говоря, хромала на обе ноги. Я не умел ходить по воде, а тут понадобится разве что чудо.