Мне явилась Тварь... Странное мифическое существо, уносящее меня в иные миры...
Я стою на крыльце и с жадностью глотаю свежий зимний воздух. Мороз, проникая под свитер, успокаивает мою разбушевавшуюся от работы кровь. Крыльцо словно возносит меня над окружающим миром.
Я смотрю окрест. Снег - всюду снег. Лишь кое-где прорываются на его поверхность жухлые пучки травы, да голые ветви кустов - останки летнего буйства природы. Небо серое и бесчувственное на западе, на востоке - там, где холодное северное солнце прячет свое изнеженное тело за однообразными корпусами домов - приобретает одухотворенный оттенок розового. Боже! Разве небо бывает таким чистым и девственным! Нетронутым, непревзойденным и независимым!!! Чистое и безоблачное небо, что может быть красивей?
Я чувствую себя памятником - столпом мира - олицетворяющим всё человечество.
Я хочу быть вечным! В бронзу меня!!! В бронзу! В века!!!
- Как жаль, что мертв Роден, - думаю я. - Великий ремесленник скульптуры - он, и только он смог бы запечатлеть мои чувства в камне. Он смог бы подарить моим чувствам вечность...
Тело мое становиться невесомым, незримым, и я слышу призывное хлопанье крыльев Твари, которая давно уже кружит над головой, ожидая. Куда отнесёт меня она на этот раз? Неужели к самому Огюсту Родену??? Оттолкнувшись от крыльца, я взлетаю и усаживаюсь на её спину.
Мы поднимаемся. Вскоре земля исчезает за тонкой пеленой перистых облаков, и я чувствую легкое дрожание воздуха. В какой-то момент он превращается в густой кисель. Мне становится трудно дышать - я захлёбываюсь этой вязкой массой. Ну, давай же! Давай! - кричу я - Давай! Выноси!!!
Несколько мучительных мгновений и мы вырываемся из плена небытия. Я облегченно вздыхаю - прорвались. Но, похоже, я рано успокоился. Заложив крутой вираж, Тварь входит в штопор. Поток встречного ветра закладывает уши и заставляет зажмурить глаза. Я покрепче хватаюсь за лохматую гриву. Тварь не исправима!
Несколько секунд стремительного спуска и вот мы парим над крышами домов большого города. Париж - безошибочно определяю я, увидев на голубом фоне неба очертания Эйфелевой башни. Я смотрю вниз и замечаю, что мы приближаемся к Площади Альма, расположенной неподалеку от набережной Сены, почти в самом центре столицы.
* * *
Облетев вокруг Дворца электричества, сверкающего как новогодняя елка множеством огней, мы снижаемся напротив небольшого павильона, представляющего собой обычное белое здание с рядом античных колонн**. Вдоль фасада неспешно прогуливается человек. Атлетический торс с покатыми плечами, массивная короткоостриженная голова, и немного короткие не пропорциональные телу ноги. Это Роден. Короткие ноги! Боже! Что я говорю! У гения не может быть коротких ног!
Тварь бесшумно приземляется у ног мэтра и склоняет пред ним голову. Приехали! Я спускаюсь на землю. Прыгаю - разминаю затёкшие от напряжения ноги.
- А... это ты, - снисходительно говорит Роден, обращаясь к Твари за моей спиной, в его голосе чувствуется уверенность и сила. - Прилетела навестить старика?
Тварь часто кивает головой в знак согласия и жмется к ногам мэтра. Это неказистое чудовище, доставившее мне столько мук и страданий, ведет себя перед Роденом как кроткий ягнёнок. Я поражён. Что же за сила скрыта в человеке, подчинившем себе такого монстра? В голове всплывает фраза, прочитанная мной в одном из учебников: "Тиран и деспот в быту, гений в скульптуре...". Поймав на себе его жесткий целеустремленный взгляд, я понимаю - это правда. Но неужели он меня видит?
Сделав несколько шагов в сторону, осознаю, что ошибся. Взгляд мэтра скользит мимо меня, упираясь во Дворец Электричества - символ прогресса нового столетия.
- Будущее грядет, - печально говорит Роден, и Тварь вновь кивает соглашаясь.
Я с удивлением смотрю на залитое электрическим светом здание, стоящее по другую сторону площади. Неужели десяток электрических ламп может повергнуть человека в такое уныние?
- Раз уж ты прилетела, - говорит Роден, обращаясь к Твари за моей спиной. - То мы можем посмотреть на то, что создали за это время. Я собрал здесь всё самое лучшее.
Роден и Тварь входят в павильон. Я спешу вслед.
Вот они; маленькие и большие; божественно красивые и откровенно реалистичные; обнаженные - мэтр не приемлет одежд. Все они детища Родена. Их здесь, наверное, не меньше двухсот***, разные непохожие друг на друга они толпятся, вокруг выплёскивая на меня всю скрытую в них энергию. Я чувствую смятение. Оглядываюсь в поисках помощи, но зал пуст - помощи ждать неоткуда. Тварь и Роден словно растворились в своих творениях. Я пытаюсь упорядочить ощущения и подхожу к ближайшей скульптуре.
Передо мной стоит обнаженный атлетически сложенный молодой человек. В правой руке его зажат кусок материи, которую он прижимает к кровоточащей на голове ране. В его лице застыли боль, и досада поражения. Но это не все, есть что-то, чего я сразу не заметил. Я делаю несколько шагов назад, в поисках нового ракурса, и сразу же улавливаю некую асимметрию, ускользавшую от меня. Чувствовать не значит понимать. Я теряюсь в догадках, ища причину своей неудовлетворенности. Левая рука! Боже, как же я сразу не понял. Левая рука, согнутая в локте и приподнятая на уровень лица совершенно расслаблена. Она словно живет другой, отдельной от скульптуры жизнью. В ней чувствуется свобода и независимость, сила, стремление к жизни. Я чувствую, что разгадка где-то рядом, но в этот момент до меня доносится призывное хлопанье крыльев Твари****.
Я выбегаю на крыльцо павильона, в тайне надеясь, что ошибся. Моим надеждам не суждено оправдаться. Тварь кружит над крыльцом, ожидая меня. Сколько прошло времени с нашего прибытия? Час? Два? Этого мало. Однако с Тварью не поспоришь. Я отталкиваюсь от крыльца, взлетаю и усаживаюсь на её спину.
* * *
Мы возвращаемся. Скоро начнется переход, с его тягучим и непригодным для дыхания воздухом, но я не думаю о нем. Перед моим внутренним взором мелькает калейдоскоп лиц запечатленных в камне, гипсе, мраморе, глине, бронзе. Детища Родена. Многих из них я вижу впервые, но всё равно безошибочно узнаю в них руку мастера.
Скульптурный ряд сменяют лица живых. И мимо меня в безудержном ритме проносятся лики давно уже умерших людей: Моне, Ренуар, Мопассан, Сезанн, Дега, Бальзак, Гюго, Мане, Золя - сколько их? Десятки? Сотни? Тысячи? Современники Родена, величайшие умы, гении искусства, цвет нации. Что заставило их явиться на свет в одно и то же время - в один век? Думаю, ответа на этот вопрос не знает никто... даже Тварь...странное мифическое существо, уносящее меня в иные миры...
Примечания:
* Образ Твари-вдохновения позаимствован мной у Веры Юшмановой с её великодушного позволения, за что я ей ОЧЕНЬ БЛАГОДАРЕН,
** Речь идет о выставке 1900 г. Павильон был отстроен Роденом на собственные средства и получил название "Храм скульптуры".
*** Экспозиция выставки состояла из 171 скульптуры Родена.
**** Речь идет о скульптуре: Бронзовый век1870 - е гг.Это одно из самых знаменитых произведений Огюста Родена. Исполненная в 1876-1877 гг., статуя называлась "Раненый воин" или "Побежденный". Изобразив с необычайным реализмом, без идеализации и условностей, обнаженного юношу, держащего копье, Роден бросил вызов академическому искусству. Критика обвинила скульптора в том, что он выдал за творческую работу слепок, снятый с натурщика. Лишь вмешательство группы художников положило конец обвинениям. В ходе дальнейшей работы мастер убрал копье и придал статуе символический смысл. Название "Бронзовый век" связано с легендой о периодах истории человечества: счастливом - золотом и несчастливом - бронзовом. Вместе с пробуждением своей силы человек как бы предчувствует и потрясения, которые грозят миру.
Я стою на крыльце и чувствую, как онемели мои ноги. Я еле-еле могу пошевелить пальцами, а на моем носу пристроилась снежинка. Она даже не растаяла. Так и простудиться недолго, - думаю я - Всё хватит мечтаний. Горячая печь и крепкий чай это всё что мне нужно.