Вячеслав Маликов

	Парень для клана

	'Сказки из снов #2'


	В машине было душно. Не спасали даже открытые окна. Ирина всё
выглядывала из окна, привставая с сидения. Я периодически видел её тщательно
уложенную причёску, когда она в очередной раз говорила сидевшему слева от неё
Диме:
	- Сейчас уже подъедем, - и высовывалась по плечи в окно. Около минуты
она напряжённо всматривалась в густую зелень по обе стороны от лесной дороги,
а потом, не найдя ничего знакомого, обиженно падала на сидение, надув губки
и обвиняюще смотрела через запылённое лобовое стекло вольво на бегущую впереди
дорогу.

	Через пару часов мы вывернули на заветном повороте и нашему взору
открылась поляна, на которой стоял добротный трёхэтажный деревянный дом,
сложенный из массивных сосновых брёвен. Около дома стояло ещё несколько таких
же основательных строений, правда, высотой пониже. Вся эта лесная архитектура
была обнесена высоким, деревянным же забором. Массивные ворота были закрыты.
	Ирина радостно взвизгнула, пулей вылетев из машина, когда та ещё не
успела затормозить, и побежала отпирать ворота.

	Дом достался Ирине в наследство от деда и отца. Построенный ещё
полвека назад, он и по сей день являл собой мощь русского строителя,
посягнувшего на трёхэтажные хоромы в дикой глуши, спрятаные от посторонних
глаз в лесной чаще.

	До самого позднего вечера мы распаковывались и занимали комнаты на
свой вкус, готовили еду и жарили шашлыки. Дима вымыл свою вольву, надраив
её до блеска - благо вода была под рукой - во дворе стоял колодец. Ещё один
колодец был сделан в подвале дома. На случай осады, - шутила Ирина.

	Всё шло как запланировали, но где-то после полуночи в ворота
постучали. Глухой раскатистый звук прокатился несколько раз по внутреннему
двору, отразившись от хлева и стойла для лошадей, и упёршись в окна дома.
	- Ой, кто это? - перепугалась Иринка. - Я никого не жду.
	- Долбят-то, - недовольно ответила Наташа.
	- Не хватает только лая собак, - почти неслышно добавил я.
	- Пойдём глянем, - вздохнул Дима. Мы с Алексеем пошли за ним.

	- Пустите нас к себе, - ответил усталый мужской голос. Говорившему,
на мой взляд, по голосу в тот момент можно было дать все сорок лет, хотя,
как потом я узнал, увидев его обладателя - тому было не больше двадцати
восьми.
	- Откуда ж вы такие взялись? - Дима приотворил ворота, разглядывая
стоящих по ту сторону людей. Их было около пяти человек - тени от нашего
фонарика плясали там вовосю и разобрать можно было только того парня, что
говорил с нами.
	- Так вы нас пустите? - словно не видя приглашающего жеста Димы
переспросил незнакомец. Видимо, ему очень нужно была словесное разрешение,
словно без него он не решался переступить наш порог.
	- Да, проходите, - кивнул Дима, зажмурив глаза.
	Они вошли цепочкой по одному через узкую дверцу в воротах. И я смог
разглядеть каждого из них:
	Первым во двор вошёл тот молодой мужчина, что говорил с Димой. Он
был среднего роста, широк в плечах, но немного сутулился. Тёмные волосы,
скорее всего каштановые - в темноте не очень хорошо можно разобрать цвет -
были спутаны. Чёрные куртка и брюки на нём были помяты и измазаны землёй.
За ним вошёл парень повыше и помоложе, такой же измотанный и помятый. На
переносице у него сидели очки в изящной тонкой оправе. Войдя во двор, он
подслеповато сощурился в свете Диминого фонарика и поправил свои очки.
	За этими двумя во двор вошла молодая женщина лет двадцати шести.
Одета она была в бесформенную чёрную рубашку и серые джинсы. На ногах у
неё красовались армейские ботинки. Русые волосы были перетянуты ленточкой
в узкую короткую косу, из конца которой всплохом выбивались волосы наподобие
конского хвоста. Она шла прихрамывая на левую ногу и держась рукой за левый
бок и бедро. Мне могло показаться, но в тот момент её левая сторона от
груди и до ботинка блеснула чем-то влажным.
	За ней в ворота протиснулись сразу двое молодых парней лет по
двадцать пять - двадцать семь. Они тащили волоком по земле что-то. Когда это
что-то попало в пучок света от фонарика, Дима ахнул: эти двое держали под
руки мужское тело, волоча его по земле лицом вниз, так что он свободно уронил
голову, пытаясь достать до колышущейя в нескольких десятках сантиметров
перед его лицом земле. Ноги незнакомца свободно волочились по земле, задевая
ветки и листву, оставляя в дорожной пыли чёткие борозды от пальцев. Что самое
интересное - тело, что несли двое парней, было абсолютно обнажённым.
	- Что вы наделали! - взвыла с порога дома вышедшая навстречу незваным
гостям хозяйка. Ирина схватилась за крестик на груди, запричитав, обречённо
глядя на нас троих:
	- Кто из вас пустил в дом оборотней?

	Тело оборотни молча пронесли в гостиную, уронив его, правда, с
некоторым почтением, на ковёр лицом вниз. Лишь сейчас я разглядел, что по
его спине прямо по позвоночнику от копчика и до шеи идут стальные пластинки.
Пластинки были хорошо сработаны и отстояли отдельно друг от друга, составляя
некоторое подобие спинных позвонков - каждый стальной кусочек был уникальной
неповторимой формы. Те пластинки, что начинались от копчика, были маленькими
треугольничками, постепенно по мере движения вверх к шее они всё увеличивались
в размерах, потом треугольнички сменили трапеции. Их было около дюжины - тогда
я не стал их считать. На уровне середины лопаток цепочка странного пирсинга
обрывалась, по коже дальше шли не стальные пластинки, а чуть заметные
татуировки, изображавшие всё те же стальные пластины - отсутствовало, если
верить татуировкам, порядка четырёх пластин. Причём следующая из отсутствующих
в ряду должна была быть самой большой - татуировка, изображавшая отсутствующую
железку, в отличие от пяти-семи сантиметровых собратьев, раскинулась на всю
ширину спины, и представляла собой сложную фигуру наподобие ломаной трапеции
высотой в три и шириной в тридцать с чем-то сантиметров.
	- Тотем клана! - гордо заявила единственная девушка в пришедшем из
темноты отряде.
	- Лайка, у тебя кровь всё ещё бежит, - окликнул её их предводитель -
тот самый молодой мужчина со спутанными волосами, устало падая в кресло.
	- Ненавижу это имя! Знаешь же! - вспылила девушка.
	- Ты бы так там злилась, - заметил парень в очках, улёгшись на бок
прямо на пол рядом с креслом предводителя.
	- Я старалась, честно..., - если до этого девушка была похожа на
дикого волка, то теперь она напоминала промокшего замученного щенка. А кровь
по её ногам продолжала течь, капая с ботинок на деревянный пол.
	- Мы вас не тронем, завтра поутру уйдём, - обратился их предводитель
к нам. Мы стояли здесь же, наблюдая за разворачивающейся перед нашим взором
картиной.
	- Да уж, - язвительным голосом ответила Ирина, теребя нательный
крестик. Потом повернулась к двери в боковой коридор и вышла из гостиной.
Дима вышел за ней следом. Я успел уловить как её недовольный голос спросил
Диму:
	- Зачем? Почему у меня не спросил? Как ты мо...

	Потом из комнаты срулили и Алексей с Наташей. Лена тоже ушла наверх,
бросив на меня вопросительный взгляд. Я остался.

	- Ай-яй-яй! - шипела сквозь зубы девушка, которую их командир назвал
Лайкой, когда парень в очках встал с пола и, отдёрнув край ковра и уложив
её на пол, стал разрезать на ней джинсы коротким узким кинжалом.
	- А ты чё пялишься? - один из тех угрюмых парней, что нёс тотемное
тело, было уже шагнул на меня, но его остановил голос очкарика:
	- Коготь, не трогай его. Они нас пустили в дом добровольно. Нас сейчас
защищают лишь эти стены, приютившие нас в очень неспокойную ночь. Тронешь хоть
одно здешнего обитателя - стены обернутся против тебя, и защиты не будет.
Тогда нам конец.
	- Слепой прав, - это их командир трёт воспалённые глаза, не глядя на
нас. - Парень, как тебя там, принеси воды, будь добр.
	- Сколько? - спрашиваю его.
	- Ведра два, - отвечает очкарик. Он уже распорол левую штанину, где
у девушки были многочисленные рваные раны и уже бойко распарывал правую, не
особо осторожничая с ней.
	- Ластик, иди с ним, поможешь, - приказывает командир второму парню,
что нёс тело. Сейчас он стоит у огня камина, греет руки. Заслышав своё имя он
вздрагивает и оборачивается к нам. На его грязных пыльных щеках видны
влажные дорожки слёз:
	- Хорошо.

	Взяв два ведра мы направились во двор к колодцу и набрали ледяной
колодезной воды. Ластик вымыл у колодца лицо и руки. В свете слабого освещения
я заметил на его левой руке неглубокую, но длинную рваную царапину, наподобии
той, что украшают ногу Лайки, над которой колдует очкарик. Или как там его
назвали - Слепой? Рана у Ластика, в отличие от Лайкиных, старая, почти
уже зарубцевавшаяся.

	- Вода готова, - Ластик ставит подле дивана, около которого на полу
лежит Лайка, скривив в гримасе боли своё лицо. Джинсов на ней уже нет,
трусиков тоже. Очкарик осторожно орудует где-то уже добытыми ножницами,
отрезая лоскут за лоскутом от её рубашки, которая, похоже, прилипла к свежим
ранам на левом боку девушки.
	Заворожено гляжу на обнажённое окровавленное, но красивое женское
тело, что лежит передо мной.
	- Достань чистые тряпки, - просит у меня Слепой, на мгновение
бросая своё кропотливое занятие.

	Да где ж я тряпок возьму в чужом доме? Наверное, стоит поискать в
комнате на втором этаже, откуда сегодня Ирина выдавала нам постельное бельё.
Нахожу там в шкафах различное бельё. Беру оттуда пару полотенец и несколько
простыней, и несу вниз.
	У нашего столика, где мы сидели до прихода гостей, сгрудились
Ластик, Коготь и их командир, доканчивая остатки нашего вечерне-праздничного
ужина. Тотемное тело, или что там ещё, продолжало лежать лицом вниз на ковре
без движения, Слепой уже снял с девушки всю одежду и теперь она лежит на полу
на боку полностью обнажённая. Весь её левый бок покрывают свежие вновь
открывшиеся раны с жуткими рваными краями. Глядя на них думаешь, что её
полосовал своими лапами медведь. Вокруг неё на полу валяются куски её одежды.
Более-менее целым куском лежат джинсы с распоротыми вдоль штанинами. Рубашка
и лифчик с трусиками разрезаны на несколько частей и валяются вокруг. Полностью
целыми остались только армейские ботинки да носки, что валяются отдельно.
	- Наконец-то! - парень в очках забирает у меня простыни и полотенца
и суёт одно из полотенец в ведро, собираясь, видимо, промывать раны Лайке.
	- Я принесу бинт и антисептики, - уже без всяких просьб поднимаюсь
наверх и приношу аптечку из своего рюкзака. Лена уже спит. Или делает вид,
что спит. Ну и ладно.

	- ...но Травинку всё равно жалко, - Ластик вытирает тыльной стороной
руки глаза, когда я возвращаюсь в гостиную с аптечкой.
	- О, спасибо! - Слепой забирает аптечку у меня.
	- Может помочь? - спрашиваю у него.
	- Если не будешь мешать, - жестом подзывает меня к себе. Лайка лежит
у наших ног на полу. Вокруг неё на полу стало мокро от воды и крови.
	- Времени нет всё это стерилизовать, - словно извиняется передо мной
парень в очках, продевая в ушко иглы, загнутой в виде полумесяца, шёлковую
нить. - Так что будем шить так. Твоя задача - держать края раны и не давать
им расползтись. Понял?
	- Угу, - киваю.
	Мы с ним опускаемся на колени но тут я спрашиваю:
	- А, может быть, стоит её на стол положить? Удобнее будет.
	- К чёрту стол, шейте! - шипит сквозь зубы девушка. Это как, без
аннестезии её очкарик шить собирается?
	- Всё ради тебя, - Слепой сжимает первую рану на боку Лайки. Сквозь
неё только что была видна кость ребра. Я перехватываю края раны, кивая - что,
мол, понял, как это надо делать. Парень в это время делает первый стежок,
говоря при этом девушке:
	- Белянка, шью все слои за раз. Спецниток нет, эти не рассосутся под
кожей. Поэтому всё на один шов.
	- Да хоть как, - цедит девушка. По её щекам змеятся слёзы, но глаза
у неё злые, даже сейчас.
	- Давай следующий, вот этот - Слепой показывает мне на рану и я
демонстрирую ему, как я понял его в прошлый раз. Он кивает и начинает сшивать
новую рану.

	Зашили мы совместными усилиями двадцать две раны. Четыре раза Лайка
теряла сознание от боли. Пять швов пришлось накладывать мне, так как Слепой
просто уже устал и ничего не видел. После того, как наложили последний шов,
я помог очкарику завернуть дело девушки в простыню и унести наверх в пустующую
спальню.
	Остальные тоже разбрелись по пустым спальням, благо их тут было много.
Одеял или простыней они не попросили, а я и не подумал дать - спать хотел
ужасно и ни о чём другом не думал. Даже тот факт, что в гостиной лежало
татуировано-пропирсингованое бездыханное, но не коченеющее тело, что только
что на моих глазах и при моём участии штопали девушку прямо по живому - почему,
не знаю, хоть убейте, и даже то, что Ирина назвала их оборотнями - всё это
нисколько не взволновало меня тогда. Я хотел спать. К тому же, на востоке над
деревьями уже теплился рассвет.

	Проснулся я только после полудня. Первым делом в голове у меня
пронеслись события предыдущей ночи. Вскочив с постели, я прошёл по притихшему
дому в ту спальню, где мы утром оставили Лайку. Приотворив дверь, я осторожно
заглянул внутрь.
	Девушка лежала на спине, разметав руки по простыне и выпростав из
оной левую покалеченную ногу. Из её груди при каждом вздохе вырывалось еле
слышное глухое рычание.
	Лучики солнца, пробившись сквозь полуприкрытые ставни, рисовали на
деревянном полу и вязаном половичке узкий прямоугольник света. В этот
прямоугольник попадали ноги Слепого, который спал сидя, привалившись спиной
к боку высокой деревянной же кровати. В этом доме всё, что было только можно,
было сделано из дерева, как я уже успел заметить ещё вчера.
	Дверь была напротив окна, а кровать с раненой в дальнем правом углу
от двери. Рядом с кроватью стояла табуретка, на которую мы вчера водрузили
ведро. Слепой остался дежурить у её кровати, меняя холодный компресс на
её горячем лбу.
	Теперь он спал, умаявшись, а Лайка так и продолжала рычать во сне.
Я осторожно подошёл к кровати, стараясь не скрипеть половицами, и коснулся
кончиками пальцев её лба. Температуры не было, жар спал. Я отнял пальцы, но
в этот момент девушка заскулила... как настоящий щенок.
	Меня пробил озноб - чёрт, и имена у них как клички у собак, и вот она
тут лежит и рычит и скулит во сне, и повадки у них какие-то странные. Неужели
Ирина правду говорила этим вечером и это действительно оборотни?

	Вожака клана я нашёл на внутреннем дворе. Он стоял у запертых ворот
и вдыхал дневной воздух, который струился снаружи.
	Я подошёл со спины, но он не обернулся, а сразу спросил:
	- Как она?
	- Жар спал, но она... рычит во сне. И скулит, - ответил я, немного
смутившись.
	- Это хорошо. Вспоминает вчерашнее, наверное, - сухо кивает он.
Вдохнув полной грудью воздух, он оборачивается на меня:
	- Этим вечером мы уйдём.
	- А это правда? То, что вы оборотни? - спрашиваю у него, пиная изо всех
сил себя внутри своего разума, чтобы я был смелее, и не трусил.
	- Правда, - спокойно отвечает молодой мужчина, немного склонив голову
набок.
	- А... я... я хочу к вам. Возьмите меня к себе, - говорю, наверное,
слишком быстро, но понимаю, что второго шанса у меня, возможно, не будет.
	- А зачем ты нам? - так же спокойно продолжает командир оборотней,
и бровью не повёл даже.
	- Я вам зачем - я не знаю. Но я знаю, что вы мне нужны, - отвечаю.
Звучит как слабая попытка пофилософствовать, блин!
	- Вот как? - удивляется человек-оборотень.
	- Да, - надеюсь, это "да" прозвучало очень твёрдо, иначе...
	- Странные времена нынче, - вожак уже успокоился, от былого удивления
не осталось и следа. Он, тем не менее, продолжает:
	- Ну да когда они не были странными, - усмехается только ему одному
понятной шутке. - У меня к тебе будет задание. Называй как хочешь - испытание
или крещение...
	У меня в голове от его слов проплывают картины одна страшнее другой.
И все кровавые.
	- Успокойся, - ухмыляется он. - Не надо будет никого убивать. Дело
такое...

	Топаю по просеке в поисках какой-то поляны. Вожак потребовал с меня
принести ему с поляны осиновых кольев. И не с любой, а именно с той самой,
дорогу до которой он мне расписал в мельчайших подробностях. Я даже удивился -
как он может столько запоминать в лесу. Ну да он же оборотень - зверь, не
человек.
	Топаю по просеке, верчу головой во все стороны. На поясе болтается
топор. В руках верчу кинжал, что дал мне командир оборотней. Блин, так и не
спросил, как его зовут... Да ладно, велика важность - вернусь, спрошу.

	Полянку я завидел издалека и даже узнал с расстояния - ведь как хорошо
её мне вожак расписал! Поражаюсь вновь его талантам и даже немного своим - ведь
признал же!
	Солнышко бьётся в не слишком густую листву деревьев, кидаясь острыми
бликами, слепя ими глаза. Лес редкий, кустарника мало - земля усыпана
полусгнившими прошлогодними листьями, уже бесцветными и бесформенными. Сквозь
эти истончённые, некогда живые оболочки тянется к свету многочисленная армия
травинок-зеленинок.
	Щебечут птички, стрекочут по разбросанным в округе полянкам кузнечики,
рычит собака...
	Собака?!
	Резко оборачиваюсь на просеку, с которой свернул, выйдя на поляну.
Навстречу моему направлению по дороге мчит широкими прыжками большая собака
светло-кремового окраса. Несётся не на меня, а просто по дороге туда, откуда
я пришёл.
	У меня всё холодеет внутри - так вот с кем вчера сцепилась Лайка?
И если собака сейчас найдёт Иринкин дом, то она приведёт за собой остальных.
Кого остальных? Я не знал кого, но знал, что они есть.
	- Стой! - я хотел её перехватить, попытаться задержать, а, может быть,
даже попытаться убить с помощью кинжала, но я отчётливо себе представлял, что
это будет непросто. Ой как непросто.
	Я уже было выскочил на просеку, но тут из чащи на собаку вылетела
другая. Чёрный окрас, более крупный, широкий в плечах, но узкий в бёдрах,
корпус.
	Чёрная собака налетела на кремовую и сбила её с ног, вцепившись в
гриву. Понимая, что я ничем не помогу чёрной собаке - а это, скорее всего
либо Ластик, либо Коготь - я вернулся к своему занятию - поиске той самой
ивы, которую мне предстояло пустить на колья.
	Надеюсь, для этих целей кинжала и топора мне хватит. Колья
предполагалось сделать на самой поляне - срубить дерево топором, наколоть им
заготовок, и заточить оные вот этим самым кинжалом. Такова технология, ничего
не попишешь. Так что застрял я в лесу на пару часов, не меньше. Я же городской
житель, и мне топор и кинжал не то чтобы в диковинку, но не основные мои
орудия труда, скажем так.
	За себя я не особо волновался - где-то здесь бродит, нарезая круги,
то ли Ластик, то ли Коготь в облике большой собаки. Светло-кремовая же
бездыханной тушей лежит поперёк лесной дороги, с переломаным хребтом.
	Бог ей судья. Аминь.
	Вздыхаю и наношу первый удар топором по трясущемуся мелкой дрожью
стволу тоненькой осины.

	Обратно возвращаюсь только часов в пять, несу связанные в вязанку
осиновые колья - ровно четыре дюжины. В ноль-семь метра длиной и пять-семь
сантиметров толщиной колышки, остро заточенные с обоих концов. Чёрной собаки
больше не видел, ну да и ладно - чувствую, здесь она была всё это время,
рядом со мной, неотступно следила за каждым моим шагом, то ли охраняя, то ли
надзирая.

	- Держи, - опускаю вязанку на пол у ног вожака клана. Устал. Хочу пить.
Нет чтобы взять с собой воды - весь день промучился без неё. Стою и матерюсь
про себя. На самого себя же. На кого ещё можно свалить собственную рассеянность
и глупость?
	- Хороши, - одобряет он, наклонившись из кресла вперёд и выдернув из
связки один колышек. Пробует его остроту большим пальцем. Кивает и кладёт
осиновый колышек на вязанку.
	- Я приму тебя в клан.
	- Ты что? Вожак, ты сбрендил? - в дверном проёме стоит Лайка, держась
за косяк. Стоит всё так же обнажённая, левый бок, левое бедро и левую ногу
покрывают многочисленные полоски белого лейкопластыря, которым мы вчера
залепили медицинские швы для стерильности. Глупо, конечно, так защищать швы,
если их делали нестерильными инструментами. На мой взгляд глупо. Слепой имел
на этот счёт совсем другое мнение.
	- Лайка, поосторожнее со словами, - голос у командира густеет,
становится ниже.
	- С каких это пор в клан добровольно приходят? Мы сами должны искать
и выбирать людей для клана, а не они нас! - Лайка проходит вперёд, осторожно
переставляя ноги. Когда она наступает на левую, она заметно прихрамывает, да
и тугие швы не дают ей распрямиться в полный рост.
	Осторожно сев на диван - от моей помощи она пренебрежительным жестом
отказалась - она продолжила:
	- Понимаешь меня, Вожка? Слышишь ли ты меня Вожка?
	- Слышу тебя! - Вожак багровеет от её насмешливого тона:
	- А ты слышишь меня? Там, за оградой, нас ждут. Ты знаешь это не
хуже меня. Мало того, что мы потеряли Травинку и Лохматого, мы едва не потеряли
тебя...
	- Не успей вы..., - хотела встрять девушка, присмирев, но её перебил
вожак:
	- Не успей мы, тебя бы располосовали на ремни! Дура! А всё потому, что
вы не послушались меня! Вожака!
	- Да вожак Вожка, - Лайка склонила голову. - Как скажешь.
	- Он пойдёт с нами. Он нам уже помог не раз.
	- Когда выходим-то? - в проёме другой двери стоит Коготь, меланхолично
жуя зелёное яблоко.
	- Ближе к ночи, - отвечает вожак.

	- Но почему? - Лена стоит поодаль и не смотрит на меня. Это спрашивает
Дима. Остальные, как и Лена, стараются не встречаться со мной глазами. Только
Дима не бросил меня, и говорит со мной. Хотя и он держится теперь особняком,
не подходит близко. Стоит в паре шагов и смотрит в глаза.
	- Я... У меня ничего нет в этом мире. Ни любимой работы, ни любимого
человека, - объясняю ему. Поймёт ли он? Неглуп, поймёт, я в него верю.
	- Понятно, - кивает, жмуря при этом глаза. - Давай обнимемся на
дорожку, попрощаемся.
	Крепко обнимаем друг друга.
	- Если понадобится помощь, ты знаешь, где меня найти, - говорит
вполголоса, чтобы никто не услышал.
	- Спасибо, - хлопаю его ладонью по спине. Отвечает мне тем же.
	- Идём, - Вожка разворачивается и уходит вослед пропавшим из виду
оборотням.
	Я в последний раз оборачиваюсь на своих друзей. Все смотрят в стороны,
лишь Дима ободряюще кивает мне, чуть улыбаясь и жмурясь. Верит, он верит в
выбор человека, уважает этот выбор. Только он один из всех. Лена не смотрит
на меня. Пусть.
	Оборачиваюсь на приоткрытые ворота. За ними по темному в сумерках лесу
струится туман. Последний раз вздыхаю, и шагаю в эту белесую мглу за теперь
уже своей стаей.

					сон		21.05.2004.05.
					набрано		12.07.2004.01.