Аннотация: На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком?
Реквием дому моему.
На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком?
Иов,3-23
Мы иногда странно развлекались, затворяя ставни посреди бела дня, так что он превращался в осажденную крепость, освещаемую только через узкие щели бойниц. На столе сушился мак - много, много маковых зерен, источающих сладкий запах. Я тогда почти ничего не знал и очень любил украдкой брать щепотку рассыпчатой черноты и засовывать в рот, пока никто не видит. А потом распахнуть тяжелую дверь и выбежать на ослепительное солнце. Там было уже жарко и неуютно, но все равно завораживал меня сам момент перехода, когда легкая прохладная легкость сменялась легкостью ослепительно жаркой.
Намедни мне опять снился он. В который раз, теперь уже в окружении глиняных бастионов, размокших от холодной осени. Сквозь извечные дыры в палисаде (мама, мама, поздно уже корить себя за эти дыры - я ушел через них в свое время и не жалею) уверенно протиснулись большие черные собаки. Я закрыл от них сенцы, но дверь начали вырывать из рук. После нескольких жестких рывков я сдался. За порогом стоял мой давешний спутник... я его имени не знаю, мне нет нужды. Пожалуй, так выглядел бы Крысолов, если бы у него не было флейты. Он гладил по спине одну из собак и знающе усмехнулся мне. - Кончилось время. - сказал он, все еще улыбаясь. - Пора.
Я осознал, как что-то тяжелое свалилось с меня. Отстранив обоих, я выбежал из сеней, из-под навеса - прямо на середину ограды и взял старт, как я делал это, бывало, в школе. И свершилось. Закрутив крутой вираж в полуметре над скатом крыши, я набрал высоту. Опять пошел дождь, тщетно пытаясь смыть с меня легкость. Толку-то. Десять лет.. нет, больше. Или меньше? Полетай в полуметре над землей, быстро научишься ценить вид родного дома с высоты одного километра.
С деревьями у нас были странные отношения. Насколько я помню, всегда хранил с ними вооруженный нейтралитет. Странные прозрачные существа, живущие в ином времени, не более и не менее. Думает ли лесоруб о смерти, когда рубит сосну на дрова? Нам привозили дрова на грузовиках и сваливали в большую кучу. Хорошо, что ни один из моих родственников не стал деревом после смерти, чтобы там ни пела сладким голосом Лариса. Иначе мне сложно было бы покинуть свой дом, особенно сейчас, когда я могу их видеть, эти деревья, что стоят в палисаднике.
У нас тут их много, этих...
У нас тут их много, этих странных созданий. Идет листопад при отсутствии какого-либо ветра - просто в тишине валятся листья, целыми горстями, медленно и беззвучно. Молодая осинка вся облетела, почти до макушки и стоит в белом кругу от брюшек опавших листьев.
Что не изменилось, так это церковь. Стоит и стоит себе в лесу, звонит по утрам колоколом - медленно и печально, пробуждая тоску по высоком. Я, помнится, сложил для тебя хокку, возвращаясь в свой пустотелый дом по Блистающему Лесу. "В воздухе пахнет раскаяньем. / Чай. / Свежее место в лесу."
Идущий, который в свое время преподал мне урок о сути Ахимсы, почему-то сказал, что хокку правильное, полностью по размеру. Я не стал спорить. Ему виднее. Мы разговаривали часто, почти каждый вечер, иногда прерываясь на разъяснения очевидных истин одной недалекой девице, переживающей трудные времена безденежья. Сейчас она работает в Н. и не узнает меня при встрече, что совершенно курьезно и завораживает. Мне нравится глядеть из глубины и тьмы капюшона, как она деловито разговаривает по сотовому телефону, уверенно глядя в пустоту своими Рязанскими глазами. Последнее время стали возникать перед носом разные мелочи - все чаще и чаще. Рисунки, прочерчиваемые стаей птиц в небе над домами, оранжевые пятна, остающиеся после выключения лампочек, куски типографского текста там и сям. Let Us See Our Naked Butts, например. Фонтан "Козел, выжимающий задними копытами воду из лягушек в прилежащую емкость". Фрай знал толк в таких совпадениях, когда хотел. Я же встречаю их с детским интересом - что еще мне подсунет неведомая сила? Тварей, например. О, я люблю тварей. Я даже пытался создать бестиарий, но бросил эту затею, когда понял, что к тварям я причисляю слишком большой процент мира, который меня окружает. Отбросив всем известного Того, кто приходит ночью и Тварь за левым плечом, все равно останется Тот, кто живет под снегом (он обездоливает бомжей зимой, питаясь зашвырнутыми в снег бутылками), Хаати, Мё-ранн, Джа-Эй-Ай, маленький Абадонна, Перад... и еще полный парад ярлыков, с преобладанием безымянных. Не говоря уже о тараканах, которые приходят в мое отсутствие.
А еще бывают твари, которые снятся. Их разделяет Зеркало. Помню, в свое время я учился избавляться от Твари, которую не уничтожить, лежа с головой под одеялом и пробуя одно средство за другим. Хорошо, что это мне удалось, иначе бы некому было бы писать мемуары - не Левкину же, певцу ангелов головой об угол стола... А дальше уже проще. Даже дерьмо в вентиляторах меня больше не останавливает - я просто дергаю за рычаг рубильника и все затихает, что помогает засыпать. Сны же снятся странные. Недавно во сне А. учила И., как правильно делать минет. На моем примере. В основном это были, конечно, разговоры и смех. А мне было просто приятно видеть их обоих.
Дом был красно-коричневого цвета...
Дом был красно-коричневого цвета. Мой отец красил его в свое время, примостившись на кондовой лестнице из молодых березовых стволов, начерно обработанных топором и скрепленных гвоздями- стапятидесятками. Ставни светло-голубые, иссеченные кракелюрами - новыми поверх старых, начисто-начерно.
Если потрогать стены рукой, чувствуется ячеистая структура, скрепляющая всю эту эфемерную конструкцию воедино. В панельных домах эта структура отсутствует начисто. Когда я переехал в местное отделение Лимба, я часто удивлялся, как только не разваливаются эти бесконечные круги общежитий. Ведь ткни пальцем - и упадет. Pinokkio's empire. У Транка, помню, висела эта картина на стене. Мы вместе шлялись по тесному зальчику с картинами, наматывали круги, только я ушел - и забыл, а он купил, повесил на стену и даже иногда смотрел на нее сам. Странный человек. Впрочем, не мне говорить о странности, певцу летающих коров...
В последнее время все чаще накатывает ощущение, что я не здесь и все происходящее - только отблеск чужого света в чужом же любопытном глазу. Нахлынет - и отпустит. Ф. ничего не говорит, но порой мечтательно изрекает: - надо вить гнездо. Я ничего не имею против, но сомневаюсь, что это у нас получится в текущий отчетный период.
Налицо парадокс, для меня пока неразрешимый - дома должны были рухнуть еще в процессе постройки - ан нет, стоят себе, студентов приютили и даже выдерживают их буйное бытие. Помню, шатались в коридоре с рамками - я и высокий Строц, проверяли некоторые корреляции. Не о них речь, но как минимум по две точки поворота на три метра стабильно присутствовали. Мы, два идиота, не подумали о составлении полной карты - нас больше интересовала корреляция результатов. Хвастуны.
За домом росла конопля. Двухметровыми зарослями, которые никому не были нужны. Маки еще кого-то интересовали, поэтому мать тщательно избавлялась от непрошеных красных цветков на грядках. Конопля же росла на помойке как ни в чем не бывало. Слева направо: конопля; (Х) хмель; ревень; малина. Сверху вниз: малина; ревень; огурцы; (Х) смородина. Справа налево - хрен; смородина; смородина; лиственница; сирень. Свертка. Снизу вверх молочно- белые ростки пырея, пробивающиеся сквозь пол каждой весной; помидоры; сухая земля, сыплющаяся с потолка; мох; дикая ранетка. Сагиттальная ось - окно, упирающееся в двор; труба; закрытое окно, никуда никому не упирающееся. Свертка. Три стяжки трехмерного графа по линии пырей - труба - входная дверь. Свертка. Четвертая стяжка - перпендикулярно: диван - и икона над телевизором. Свертка. И, наконец, камень Каабы. Макам. Невзрачная заплата из почему-то зеленого ситца на квадрате ковра L2, просто не дающая нитям разлохматиться.
От ковра отказались вместе с домом...
От ковра отказались вместе с домом, как-то осенью. Пауки уже покинули свои летние гнезда, лишние загородки были снесены уже давно и ничего не мешало нам работать. Вода уже не впитывалась в землю, а упавшая лебеда уже не скрывала Воронку и Развалину. Наступало время и дому становиться Домом, он терял свои опоры, ребра и растяжки - одно за другим, одну за другой, с каждым узлом и мешком, которые торопливо вытаскивались на взлетную полосу. Через два часа мы уже сидели в тесной, но вполне приемлемой кабине грузовоза, а мама махала нам вслед, отражаясь в дрожащем боковом зеркале с левой стороны.
Более или менее обычная ситуация, когда лежишь в ночной постели, глаза закрыты, а сон пока не нужен. Гойя зря говорил про сон разума - спящему не снится ничего, а уж тем более какие-то чудовища, которые скорее являются выдумкой ума бодрствующего, ума ненасытного, которому мало картин, которые есть - он создает картины сам, без ограничений, без натяжек, без фальши. Дважды я был убит из огнестрельного оружия, один раз, спящий, ушел на стук барабанов и не вернулся, один раз пал жертвой глобального терраформирования и тысячу раз был съеден заживо. Главное - привыкнуть. Даже Неуничтожимого Зверя можно обвести вокруг пальца, если не паниковать. И Шекли тут ни при чем, хотя я и подозреваю, что он не зря постоянно впадает в такой сарказм и вычурность. Если бы мог, он бы тоже купил билет на планету Транай.
Еще несколько лет пройдет, прежде чем остынет след от нашего перемещения вместе с грузом. Смешно, но эти полторы тысячи километров непоправимо изменились, хотя вряд ли кто это заметит - разве что владельцы многочисленных придорожных харчевен, если кого-нибудь из них минует чаша сия. Напыщенное сравнение - грузовоз как Корабль Хаоса, но другого пока нет, не придумали добрые люди. За спиной в мареве дрожала асфальтовая лента, постепенно стираясь, а в динамиках в который раз выкаблучивалась Таня Буланова "Уплыла в туман белая фуражка"... Помню стойбище огромных грузовиков, которых не пускали в город степняков и они кучковались под недостроенными кирпичными стенами, уже изрешеченными квадратными провалами сотен окон. Помню бесконечные блокпосты, которые даже посмотреть на груз отказывались. Лабиринт и мост при въезде в Лимб...
А за нами, плавно выгнувшись гиперболой, шла Волна. Разрушены серебряные башни...