Аннотация: Там солнце просыпается в объятиях ветра. Там осень пышным убором ложится на плечи деревьев. Там особые силы живут в человеческом сердце. Но сердцу этому не покойно. Оно ищет свою правду и свое счастье.
Осоловелый глаз луны мерцал сквозь оконницу. Круглая, она была похожа на блин. На завтрак бабушка как раз напекла целую стопку. А Владан с любопытством разглядывал каждый на просвет, прежде чем съесть с густым липовым медом. Блины у бабушки выходили на загляденье - ажурные, вкусные язык проглотишь. Когда Владан уплетал их с ароматным взваром, ему казалось, что в жизни нет ничего лучше.
Сейчас от сытого умиротворения не осталось и следа. Хотя в избе стояла такая тишь, что слышалось перешептыванием поленьев в печи. На душе было не спокойно.
Владан завертелся на лавке, подтягивая одеяло к подбородку. Луна смотрела в самое естество, словно вопрошая, что мол не спишь? Владан не спал, потому что его напугал дурной сон. Но мальчик ничего не помнил, только дрожал. Вынурнув из дремы, хотел кинуться к бабушке за утешением, но передумал. Теперь он уже совсем большой - скоро шестую зиму зимовать. Не гоже прятаться за бабской юбкой. Даже если бабушка лучше всех умеет прогонять кошмары.
Владан горько вздохнул, отвернулся от любопытного глаза, зашептав наговор Баюну, как учила бабушка. И действительно, как только стих шепот, сон смежил веки.
***
Поздний сентябрь хорош тем, что работы день за днем становится меньше. Запасы овощей куплены и расфасованы по ларям. В погребе вкусно пахнет соленьями из кадушек. А скоро к пряному аромату добавится еще и мясной дух. Бабушка начнет сначала вымачивать, затем варить в специях, обжаривать мясо. Остывшее и ароматное она разложит его в глиняные горшочки, зальет топленым маслом. А потом оставит в погребе вместе с овощами. И некуда будет ступить от зпасов, а голова начнет кружиться от обилия сытных пряных ароматов.
Владан мечтательно облизнулся. Страсть как захотелось моченого яблочка.
-- Бабуль, а яблоки уже можно пробовать?
Бабушка провела тыльной стороной ладони по высокому чистому лбу. Пока Владан без особого аппетита ковырялся ложкой в каше, она перебирала высушенные травы и вязала из них пучки.
Несмотря на солидный возраст, бабушкой Полуницу язык не повернется назвать. Ни единой морщины, ни единого пятнышка на остроскулом девичьем лице. Возраст выдавали лишь глаза - золотые, как у дикой кошки. В них плескалась извечная мудрость земного и небесного царств, да седые в лунное серебро волосы, заплетеные в тяжелую косу до колен.
-- Пока кашу не съешь, яблоко не получишь, -- а вот голос был по-старушечьи надтреснутым.
Внук обиженно склонился над тарелкой. В гуще ребром деревянной ложки выдавил бороздки. По ним тут же тягуче потекло ярко-желтое разомлевшее на горячей пшенке масло. Кашу Владан, как и все дети не любил. Ну и что, что она полезная? И без каши он рос здоровым, настоящим богатырем. Не по годам сообразительный, ласковый как котенок.
-- Ешь, не вредничай, Данечка, -- бабушка немного смягчилась, засмотревшись на внука, -- я твои пирожки любимые поставила. Полдничать сладким будешь.
Владан радостно блестнул глазами. Вихрастая макушка в солнечных лучах казалась совсем белобрысой. Рыжие крапушки веснушек весело заплясали на курносом носу и щеках, когда Владан отправил в рот ложку с горкой и принялся пережевывать.
Жили вдвоем в лесной чаще. До ближайшего села пол дня ходьбы, до города и того больше, не сосчитать. Жили вдвоем без матери.
Полуница рассказала внуку, куда делась ее дочь Леда. В ночь, когда родился Владан, Леде не здоровилось. Стояла душная августовская полночь. Леда измученная долгими родами вышла из сеней на крыльцо. Споткнулась о высокий порог, и вместо того, чтобы упасть на землю, превратилась в чудо-птицу и улетела.
Владан не знал, как выглядит чудо-птица. Но в большой сухо шуршащей страницами книге, затянутой в кожанный переплет, лежало перо дивной красоты. Большое переливающееся от черемного до кумашного, перо часто покидало страницы, исписанные знаниями о лекарственных травах. Владан вынимал его и любовался, тихонько рассказывая, что нового произошло в его жизни. Он верил, что чудо-птица еще вернется, а пока ее нет мальчик доверял свои тайны тому, что являлось единственным о ней напоминанием.
Полунице это не нравилось и она каждый раз прятала книгу на новое место. Когда прятала, обычно ворчала себе под нос, что "Много чести этой кукушке". Владан не понимал, о какой кукушке идет речь, но не давал разойтись своему любопытству. Чай не дурачок какой. Помнил, что разговоры о дочери бабулю расстраивают. А расстраивать ведунью себе дороже - потом сладкого не допросишься.
Полуница лучше всех умела слушать травы. И несмотря на тяжелый неуживчивый характер, снадобья варила изумительные. А Владан потихоньку перенимал знания, насколько это было в его силах. Огромный сборник лекарственных трав уже выучил на зубок. Чем не помощник. Тем более, что других не наблюдалось. Коза Тишка была никудышней помошницей, куры несушки тем более. А больше на их опушке никто не жил.
Полуница села на лавку, отложив очередной душистый пучок сухих стеблей.
-- Ба, опять голова болит?
От глазастого внука не укрылось то, что ведунья несколько раз проводила рукой по лбу, словно пыталась стереть хворь. Владан любил сентябрь, его яркие краски и утренние густые туманы, вползающие в их чащу с озера. Которые так и норовили сунуть в слюдянную оконницу свои сырые белесые лица. Но то, что бабушка начинала часто мучится головной болью, его сильно растраивало.
-- Ничего, матушка-земля засыпает. Думаешь легко ей? Много сил требуется, вот она мои берет про запас. Ничего, сам знаешь, облетит листва - выправлюсь.
-- Знаю, приляг отдохни. Я очанку сам переберу. И сейчас тебе настойку разведу, -- Владан вскочил из-за стола.
Выбежал в сени вместе с тарелкой и ложкой. Вернулся через мгновение, ополоснув их водой из колодца. Разложил все на свои места.
Владан стрелой взлетел на лавку, чтобы достать настойку. Отлил в плошку, разбавил водой, как учила бабушка, пошептал и протянул, пламеняя веснушками от гордости за свою расторопность. Полуница только хмыкнула, держа холодную ладонь у виска. С благодарностью приняла, отважно отпила, даже не покривилась от нестерпимой горечи.
-- Задумал поди чего, горе луковое?
Глаза Владана удивленно округлились. Он стал похож на совенка.
-- Чего задумал?
-- Знаешь же, что от настойки сплю крепко, чай не спроста лечить взялся?
-- Ба, ничего не задумал, -- внук даже сник от обиды, -- из лука в сухую яблоню постреляю, очанку в сенях развешу и ты как раз к полудню встанешь.
Полуница смягчилась. Погладила внука по вихрастой макушке.
-- Не бедокурь, Данечка. В лес не ходи - мне не спокойно.
Внук кивнул, помог бабушке подняться на печь, укрыл одеялом и посидел рядом, тихо как мышка, пока не заснула. Когда она задремала, Владан слез с печи. Сопя от натуги отодвинул заслонку, заглянул в горнило. На железном листе румянились пирожки. Все как на подбор ровненькие с поднявшимися сдобными спинками. Владан облизнулся, вернул задвижку на место. Разобрал, как обещал, очанку, унес пучки в сени и задумался.
Владан был хорошим внуком, он старался не расстраивать бубушку. Но еще больше всего на свете он мечтал найти чудо-птицу и расколдовать ее обратно. Бабушка проспит до полудня. А он как раз успеет сбегать к лесовику. Бабушка говорила, что лесовик большее нее живет на свете. А раз так, он точно должен знать, куда улетела чудо-птица и где ее искать. Полуница сердится, вот и не хочет ее искать, но Владан ее отыщет и сможет всех премирить. Большой уже - справится. Да и лес ему дом родной.
Владан воодушевленно заметался по избе. Подпоясал рубаху, приторочил на спину лук и колчан со стрелами, сунул за пазуху перо, чтобы было что показать лесовику и бегло всунув ноги в башмаки, выскочил на крыльцо. Все это продел тихо и сноровисто, чтобы не будить Полуницу. Та проспит до полудня, наберется сил, чтобы хворь победить, он как раз воротится.
Владан поправил колчан. Лук и стрелы ему подарила бабушка на прошлые именины. Сказала - взрослый уже, пора учиться за себя и за отчий дом постоять. Лук был почти игрушечный и стрелы укороченные, специально для него кузнец и древовщик мастерили. Кузнецу ба своей настойкой больную спину излечила, древовщику же зворовье женки хворой после родов выправила. Вот и были они Полунице по гроб жизни благодарны, все отблагодарить пытались. Она им и заказала подарок для внука. С этим луком теперь Владан не расстается. Шагу из избы ступить не может. Но стреляет только в мертвую яблоню. В зверей Полуница не велит. Живые они звери, плоть от плоти Матушки-земли. А ее нельзя обижать, детей невинных губить.
Но с собой Владан лук взял для солидности. Чтобы перед лесавиком предстать грозным воем, и тот не лукавил, а помог чудо-птицу отыскать.
Ба говорила лесавик на дубе живет. Таком старом, что с самим лесавиком может зимами посоперничать. А дуб за озером, где Владан любит рыбу удить и купаться в июльскую жару. К озеру Полуница его без присмотра не пускает.
Владан решительно сбежал с крыльца и припустил к озеру так, что пятки засверкали.
Солнце-лежебока лениво ползло по небосводу, оторвавшись от горизонта всего на одну ладонь. Чем ближе излом, тем неохотнее просыпается солнце и все с большим опоздание выкатывается на небосвод.
Владан остановился, замер на мгновение, сделав охраняющий знак и припустил дальше. Колчан хлопал его по спине, перо щекотало грудь, спрятанное запазуху.
Лес пламенел охрой и ржавчиной. Пахло грибами и скорыми зимними месяцами безделья. Лес вековой, но совсем не молчаливый. Где-то что-то ухало, стукало - зверье сновало - готовилось к предстоящей зимовке.
К озеру мальчишка добежал в два счета. Огромное лазоревое блюдце, оно переливалось в солнечных лучах чуть ли не всеми цветами радуги. По ровной глади сновали стрекозы, создавая мелкие круги ряби. Деревья почтительно раступались в стороны. На дальней стороне в озерной воде купала свои косы плакучая ива, накренившись у самого берега.
Тропинка, по которой Владан так скоро добрался, обрывалась в озеро у подножия мшистого волуна. С этого камня Владан обычно и удил рыбу, взбираясь на невысокую макушку. У камня шелестел камыш. Над ними сновали стрекозы. В озерной воде отражались рыжие подпалины осеннего древесного убранства. Все как обычно, если бы не чужачка, которая уселась на его Владана камне.
-- Эй, кто такая?
Мальчик сердито окрикнул обращенную к нему спину. По спине вились длинющие явно девчачьи кудри. Ярко-рыжие, как лисья шкура до зимней линьки.
Девчонка вскочила на ноги и обернулась к Владану курносым личиком. Рыжие кудри пламенели, рассыпавшись по плечам. Чистый лоб венчал венок из белоснежных кувшинок. В вырезе домотканной рубахи в пол торчали острые ключицы.
"Красивая и тощая" - подумал мальчик.
-- Кто такая, я спрашиваю, -- Владан нахмурился.
Девчонка задрожала угольными ресницами, пряча в их тени лазоревого цвета глаза.
Девчонка кивнула и скуксилась, словно собираясь расплакаться.
-- Я любимый гребешок мачехи сломала. Она сердилась очень, обещала выпороть, вот я и сбежала.
-- Меня Владан зовут, я этот лес как свои пять пальцев знаю. Давай к деревне отведу.
Бабушка всегда учила внука. Если в твоих силах помочь - помогай. Даже если о своих интересах придется на время забыть.
-- Спасибо, обойдусь. Сам-то что тут делаешь?
-- Чудо-птицу ищу.
И чтобы сразить красавицу в самое сердце, дастал из-за пазухи свою величайшую драгоценность. В солнечном свете перо вспыхнула словно извечный пламень, что горит в самом сердце земли. От восхищения Агния даже охнула.
Женской красоте невозможно отказать, даже если тебе всего пять зим. И стар и млад не устоит перед ворожбой лазоревых широкораспахнутых глаз.
Владан шагнул к валуну и привстав на цыпочки, передал рыжей перо.
-- Такая красота, -- Агния держала перо, едва касаясь пальцами.
Любовалась, задумчиво улыбаясь. Рыжие завитки на висках волновались в порывах ветра словно живые. Эти же порывы перебирали пушистые ворсинки пера. Легкие потоки ласково качали рыжие кудри. Но буквально через мгновение сильный порыв бросил в лицо девчонки горть собственных волос и вырвал перо из бледных пальцев. Лавируя словно в танце, оно опустилось на озерную гладь. И вместо того, чтобы остаться лежать на поверности ухнуло на глубину. Словно и не перо, а булыжник какой-то.
Владан стоял, словно завороженный, глядя на то, как гибнет единственная память о чудо-птице. Потом очнувшись, бросился в воду. Как был в башмаках, с колчаном и луком. Зашел по колено, рыская руками и напряженно вглядываясь в воду. Тчетно.
Мальчик сильно расстроился и думать забыл об Агнии. До тех пор, пока не ощутил сильный толчок в спину. И услышал звонкий девичий смех.
Владан упал ничком. Хлебнул полный рот воды, забарахтался, пытаясь вырваться. Только не смог. Хохочушая Агния уселась на спину. Владан начал терять сознание. Сквозь приглушеный водой смех и время пришло яркое воспоминание. Яков - огромный бородатый детина как-то ворчливо обронил: "Все людкие беды от баб". И как же мальчишка с ним был согласен.
***
Полуница проснулась, тяжело задышав. Головная боль очельем легла на виски, а сердце зашлось словно загнанный заяц. Ведунья вскочила с печи, беспокойно заметалась по горнице. Выхватила из горнила тяжелый лист с пирожками, поставила на лавку, переложила румяную сдобу в большую тару. Увидела раскрытую, осиротевшую без пера книгу и вся обомлела.
Ведуньи знают много больше простого смертного человека. Они словно зверь чуют наперед. Вот и Полуница чуяла - беда наступает на пятки. Она сразу по тянущей боли на сердце поняла, что внук в опасности.
Полуница как была в рубахе с передником, босая сбежала с крыльца во двор. Здесь ее крепость, здесь каждая пядь земли отмечена охранными рунами. Сама их царапала тонким прутиком по четырем углам избы, да на дощечках забора. На коленях стояла, выцарапывая обереги.
Ведунья решительно выскочила за калитку. В ушах у нее зашумело, сонм запахов и звуков опрокинулся на Полуницу будто ушат холодной воды. Она сразу поняла, что сама не справится. Силы текли у Полуницы сквозь пальцы и она никак не могла ухватиться за них. Ведунья никогда не спорила, она свято верила Матушке-земле нужнее. Столько работы - зверью помочь к зиме запасы сделать, укрыть землю сначала теплым ковром преющей листвы, потом сугробами, укачать - усыпить древесные соки, чтобы не расходовались зазря. Полуница не противилась, делилась чем могла. Но сейчас каждая крупица была не счету.
Ведунья в отчаянье заломила руки. Она бежала к озеру, всем сердцем чуя, что не поспевает. Несчастье уже распростерло два угольно-черных крыла.
Запнувшись, Полуница упала. Ее колени подломись и она осела кулем. Как подрубленное молодое деревце. Всхлипнула, силясь подняться, но не смогла. Зажав в ладонях пучки травы, ведунья зашептала:
-- Дан, помоги, заклинаю.
Полуница клялась и божилась, что никогда не будет искать от него помощи. Она была гордой женщиной и не собиралась нарушать данного слова. Но Владан - это все что у нее осталось. Ради внука Полуница готова была наступить на горло своим обещаниям.
Говорят, духи бестелесные. Лгут. Полуница знала это лучше многих. Потому что Дан был ее проклятием. Горячим, страстным и красивым как солнечный свет.
-- Я тосковал, Полюшка. Столько воды утекло, а ты не постарела ни на миг - те же спелые губы, словно земляника, в честь которой тебя нарекла Моргана.
-- Нареченные не стареют.
-- Шшш, -- Дан коснулся пальцами спелых губ, от которых не мог оторвать завороженного взгляда.
Духи умеют обращаться в плоть. Только глаза выдают. Дан сидел напротив Полуницы в теле обычного смертного мужчины. Простая рубаха с красным воротом, штаны, легкие сапожки. Огненно-рыжие волосы собраны в тонкие косички у висков и стянуты жгутом в низкий хвост на затылке. А глаза серебристые - словно две луны.
-- Помоги мне, Дан. Спаси его.
-- Я не вижу твоего внука в Яви.
-- Помоги мне, Дан, -- Полуница громко закричала.
Из красивых огромных золотых глаз брызнули слёзы. Таких же не человеческих, как и у духа. Ведунья схватила мужчину за руку. Прижала его ладонь к своей груди. В подушечки пальцев с силой билось горячее доброе сердце. Сердце, которое разрывалось от боли.
-- Все забирай, проси что хочешь, молю, спаси его. Владан - все что у меня осталось. Когда Леда сбежала, замечтавшись о городской жизни, свет померк. Нагуляла внука, разродилась и сбежала, опоив меня сон-травой. Он все, что у меня есть. Молю, Дан, спаси.
Мужчина нахмурился.
-- Вставай.
Дан подхватил Полуницу на руки, сделал шаг. И с лесной чащи ступил прямо к берегу озера. Мужчина махнул кистью и озерная гладь схлынула с берега. Словно кто-то сдернул одеяло. Среди камышей было распростерто тело мальчишки. Владан лежал ничком и уже не дышал. Спустив Полуницу с рук на землю, Дан двинулся к мальчишке. Бережно поднял.
-- Это моя добыча, -- рыжая девчонка влезла на валун и растянулась на нем довольной кошкой.
-- Пошла прочь, мавка.
Рыжая зашипела, обнажая звериные клыки.
-- Это моя добыча.
Дан глянул на мавку и безразлично отвернулся, вынося тело мальчика на берег. Мавка, сыпля проклятиями в бессильной ярости, скрылась в камышах. С почти-богом ей было не справится.
Дан уложил бездыханного Владана к ногам Полуницы. Она всхлипнула, опускаясь перед внуком на колени. Дан остался стоять - отрешенный и молчаливый, как сама земная твердь.
-- Ты ему уже не поможешь, Полуница.
Слезы текли по щекам. Возраст проступал сквозь девичью красоту. Залегал широкими тенями. Из красивых глаз вместе со слезами высасывал золото.
-- Спаси, моего мальчика, -- Полуница подняла умоляющие глаза, -- я знаю, ты можешь.
-- Твоя жизнь в обмен на его.
-- Верни моего мальчика.
-- Глупая, ты даже не знаешь, что я попрошу взамен.
-- Я хочу, чтобы он жил.
Дан кивнул, в серебряных глазах было не меньше боли, чем в золотых. Он склонился над телом мальчика. Развязал ворот рубахи, обнажая острые ключицы. С силой надавил пальцем в область солнечного сплетение, что-то шепнул.
Слова унес порыв ветра. Он же всколыхнул багряную листву деревьев, взвихрил озерную гладь. Чистые небеса разразились оглушительным громовым раскатом, лес наоборот благоговейно притих.
Владан сделал вздох и закашлялся. С белых, бескровных губ потекла вода, которой мальчик нахлебался. Чтобы внук смог отдышаться, Полуница подхватила его голову.
Мальчик открыл зеленые глаза, поморгал.
-- Бабуля.
-- Шшш, спи, маленький, набирайся сил, -- ведунья погладила Владана по мокрым соломенным волосам.
Внук засопел. Полуница раздела его, развязала тесёмки передника и укутала мальчика. Она подняла измученные глаза на мужчину. Сердце ее билось в груди как загнанный зверь.
-- Спасибо.
-- Ты еще не знаешь, чем тебе придется заплатить.
Полуница поднялась с колен. Она стояла напротив самого могущественного существа, из тех о которых знала. Стояла босая в просторной, длинной до щиколоток рубахе. Коса давно расплелась, рассыпав седые волосы по спине и плечам. Стояла, как и много лет тому назад, дивясь его неземной красотой. Когда-то давным-давно Полуница - воспитанница берегини Морганы, стала невестой мужчины самого красивого на всем белом свете. С серебряными глазами.
Только Полуница не хотела быть разменной монетой в чужих планах, сбежала с первым встречным. Не полюбив, сбежала. Жили счастливо, а потом война и муж Воромир сгинул в кровавой стычке двух враждующих братьев. Княжество пылало, раздираемое междоусобицей. Полуница с животом до самого носа бежала, спасаясь от смерти. Родила в безвестной деревушке, но жить в ней отказалась. Ушла в лесную чащу. Скучала по Моргане, вырастившей ее словно родную дочь, но продолжала прятаться. Чертила обережные знаки, чтобы ее не нашли и мучилась одиночеством.
У Полуницы большое сердце и удивительный дар. Она лечила селян, те в благодарность помогли поднять избу. Леда выросла красавицей, но капризной и холодной по отношению к матери. Все мечтала о красивой жизни. Вот и сбежала, ребенка нагуляла и оставила - кукушка, чтобы красивой жизни не помешал. Полуница не стала искать, злилась сильно, хотя и понимала дочь отчасти. Сама всю жизнь провела беглянкой. От судьбы бегала, счастья искала, словно в глубокий колодец кричала - счастье звала, да только эхо в ответ слышала. А сейчас ворот колодца отпустила. Все тужилась, силилась из глубин счастье поднимала. А оно не поддалось, вырвалось так еще и ударило по ослабевшим пальцам.
-- Внук твой будет жить. Без тебя. Ты принадлежишь мне, Полуница. Твоя судьба ждет своего исполнения.
Ведунья закрыла глаза. Каждое слово ножом по сердцу.
-- Мальчик тебя забудет. Будет жить нормальной жизнью. А ты моя, Полюшка.
Дан притянул к себе Полуницу. Сжал плечи сильными ладонями и поцеловал. Жестоко, по-хозяйски, почти до боли. Отстранился, схватил девичье личико и зашептал, обжигая горячими словами. Полуница таяла, с каждым мгновением вязла в этих словах все сильнее, словно муха в янтаре. Счастье, которое ведунья искала, смотрело ей в саму душу.
-- Я не смогу оставить мальчика.
А про себе подумала, что назвала внука в честь этого луноокого несокрушимого мужчины. Она боялась его в молодости и сейчас трепетала.
-- Ты сможешь видеть внука, но не смей вмешиваться в его жизнь.
Дан коснулся лба мальчика.
-- У вас теперь жизни - как два разных русла реки. Каждый - к своему океану. И отныне, я - твой океан.