Аннотация: Про летнее путешествие маленьких человечков на тополиной пушинке. Выходит частями в издательстве "Фома".
Корнюшон и Рылейка
Глава первая,
в которой Корнюшон знакомится с Рылейкой и её домом
Вы, наверное, знаете, а быть может и нет, но среди нас живут маленькие человечки. Такие маленькие, что мы их почти не замечаем. Разве что иногда обратим внимание, как что-то прошмыгнуло на самом краешке зрения. Оглянемся, а там уж и нет никого. Пожмём плечами - "показалось!", да и забудем об этом. И невдомёк нам, что это как раз и были они - маленькие человечки. В это и в самом деле трудно поверить, что помимо больших и сильных людей здесь, на земле, живут ещё какие-то маленькие люди. Шныряют под ногами крошечные и незаметные, чуть больше муравьёв, но гораздо более шустрые.
Наверное, вам захочется узнать как они живут? Очень просто живут. Так же как и мы. Едят, спят, чистят зубы и ботинки, прячутся от дождей, радуются солнцу. Ходят в детские сады, в школу, на работу. По вечерам пьют чай и читают газеты. Вот только телевизор они не смотрят. Нет у них телевизоров. Но ведь это не такая уж большая беда, правда?
Места им нужно совсем немного, поэтому живут они где придётся. Могут в дупле дерева поселиться, могут в углу за холодильником, в компьютере, за картиной в музее, в старой шапке на антресолях - им везде удобно. Лишь бы не тревожили.
Семья Корнюшона жила в почтовом ящике, который висел на двери одного домика. В домике обитала одинокая старушка. Газет она не выписывала, а писем ей никто не писал. Наверное, все её друзья и родственники давно забыли о ней. Поэтому покой семьи маленьких человечков никто не тревожил.
Кроме самого Корнюшона в почтовом ящике жили его мама и папа. Мама была высокая и красивая - все так говорили. Корнюшон никогда не спорил по этому поводу и всегда охотно соглашался. Ведь всем известно, что красивее мам никого в мире не бывает. А папа у Корнюшона был обыкновенный - просто самый лучший папа на свете и всё.
Корнюшону нравилось жить в почтовом ящике, вот только иногда ему становилось немного скучно. Хотелось чего-то захватывающего и волнительного, чтобы сердце замерло от восторга, чтобы глаза расширились от удивления, чтобы вдохнуть и забыть выдохнуть. К тому времени, с которого мы начинаем наш рассказ, Корнюшон уже успел окончить третий класс школы для маленьких человечков. От начала летних каникул прошло десять дней и ничегошеньки интересного за этот срок не случилось. Мальчик успел прочесть две книжки - одну про юного детектива Альба Сыщика, а другую - про кругосветное плавание на паруснике "Бриз". Вторая книга понравилась ему намного больше первой. Альб, спору нет, очень ловкий и хитрый малый, но путешествия - всё же вещь куда более захватывающая.
И вот утром одиннадцатого дня лета Корнюшон сидел у окна и думал о том, что хорошего может произойти с ним до начала осени. Наверное, получится сходить в зоопарк и кино, покататься на каруселях, может быть, удастся несколько раз искупаться вместе с родителями в карьере. А больше ничего интересного, скорее всего, и не случится. Как в прошлом, позапрошлом и позапозапрошлом году. Впрочем, Корнюшон привык к такой жизни и не жаловался. Мама и папа были люди очень занятые, много работали и времени для сына у них оставалось совсем мало.
- А потом лето пройдёт и всё, - подумал мальчик.
Он поправил свои большие круглые очки, подпёр голову руками и стал смотреть на лёгкие белые облачка, которые медленно, словно улитки или парусники при слабом ветре, ползли по небу.
И, скорее всего, Корнюшон оказался бы прав и лето действительно бы так и прошло, без приключений и неожиданностей, но в этот момент в комнату вошла мама и заявила:
- Мы тут с папой подумали и решили, что нам за это лето надо успеть ремонт сделать.
- Какой ремонт?
- Обычный. Обои новые поклеить, окна покрасить, потолки побелить. Да и так, по мелочи кое-что. А то квартира не пойми во что превратилась. Всё кругом старое, обшарпанное...
Корнюшон совсем загрустил. Ну ещё бы, потратить лето на возню с обоями, побелкой и краской. Такая мысль кого хочешь приведёт в уныние. "Судя по всему, теперь даже на походы в зоопарк и кино можно не рассчитывать", - подумал он. Дальнейшая жизнь представилась ему в совсем мрачных тонах. "Наверное, если б я всё лето в школу ходил, и то б веселее получилось".
Мальчик погрузился в свои мысли и совсем перестал следить за тем, что говорит мама. А она, меж тем, говорила довольно занятные вещи.
- ...Вот мы и подумали с папой, что нечего тебе тут пылью и краской дышать. Ты и так вон, бледный какой-то, заморённый. Так что собирай-ка ты чемодан и отправляйся к моей двоюродной сестре Рылейке.
Корнюшон вначале подумал, что ослышался и недоумённо заморгал глазами.
- Правда, она у меня немного сумасшедшая, - добавила мама, не замечая замешательства сына, - и вокруг неё всегда что-то происходит. Но тебе это, наверное, будет даже полезно.
- Как же я к ней попаду?
- На поезде, - пояснила мама. - Не пешком же тебе идти.
- А где она живёт?
- На станции Ополье. За ночь доедешь. Ты уже большой, думаю, сможешь добраться, а там тебя встретит тётя Рылейка. Я уже отправила ей телеграмму.
Мальчик так и сел. Это же настоящее путешествие! Не кругосветное, но всё же!
И ему вдруг стало страшно. Ведь раньше он никогда не расставался надолго с мамой и папой и не уезжал из города.
- Ну что, справишься? - спросила мама.
Корнюшон не очень уверенно кивнул.
- Наверное.
В комнату вошёл отец, взял его за плечи, посмотрел в глаза.
- Только будь осторожен, хорошо?
- Да.
- И пообещай, что не будешь играть в "тоннели"? - сказала мама.
Игра в "тоннели" была самой интересной и самой опасной из всех, что знали маленькие человечки. Вы наверное замечали, что когда вы стоите в ботинках, то между каблуком, землёй и подошвой ваших ботинок образуется маленькая щель. Вот в эти-то щели и любят шнырять самые отчаянные сорванцы из маленьких человечков.
Корнюшон никогда не рисковал играть в эту игру, у него даже и мыслей подобных никогда не возникало.
- Обещаю, - сказал он.
Мама собрала ему большой рыжий чемодан, размером чуть ли не с самого мальчика.
- Как же он его потащит? - с сомнением посмотрел отец на поклажу сына.
- Зато здесь есть всё, что может ему понадобиться, - пожав плечами, ответила мама.
- Ты имеешь в виду всю его оставшуюся жизнь?
Мама ничего на это не сказала, а пошла собирать Корнюшону еду в дорогу.
На следующий день мальчик проснулся рано. Солнце только поднялось и всё в его комнате окрасилось в красноватый цвет. Он оделся и стал, сидя на чемодане, смотреть в окно и грызть ногти. Вообще-то родители всегда говорили ему, что грызть ногти самая вредная привычка после ковыряния в носу и зевания во всю ширину рта. Но момент сейчас был такой волнительный и тревожный, что Корнюшон ничего не мог с собой поделать. Он думал о том, как пройдёт его первое в жизни самостоятельное путешествие и в животе от разных предчувствий становилось пусто-пусто, как перед годовой контрольной по математике. (Ведь в школах для маленьких человечков тоже есть и математика, и контрольные).
Из дома вышли поздно и едва не опоздали на поезд. В вагон маленькие человечки попадают по специальному маленькому трапу, похожему на школьную линейку, который перекидывают с платформы на пол тамбура. Папа Корнюшона едва успел втащить чемодан и сына в последний вагон, как поезд тронулся. Мальчик увернулся от захлопывающейся двери, проворно юркнул под ближайшее сидение и затаился там. По проходу сновали огромные ноги больших людей, под полом убаюкивающе постукивали колёся. Корнюшон немного поел и стал думать о том, хорошо ли отнесётся к нему его тётя, которую он никогда не видел. Будет ли она ему рада? Не станет ли мучить всякими глупыми расспросами, с которыми взрослые так любят приставать к детям? Не захочет ли она учить его какой-нибудь ерунде вроде вышивания крестиком или вязания крючком? Ответов на эти вопросы Корнюшон не нашел. Чем ещё заняться он не придумал, поэтому просто устроился на своём чемодане и уснул.
Ему снилось, что колёса под полом поют песню:
Куда бежим?
Туда, туда,
Где ходят
Только поезда.
Где лес, и горы,
И холмы,
И спящие
В ночи сады.
Мы отвезём
Тебя туда
На время
Или навсегда.
Колёса пели долго, всю ночь, а потом вдруг замолчали и сказали Корнюшону:
- Всё! Вставай, приехали! Станция Ополье.
- Как! Уже Ополье? Так быстро? - не поверил мальчик, продолжая спать. - Вы не обманываете меня, колёса?
- Прекрати задавать глупые вопросы и поторопись.
Корнюшон подхватил свой чемодан и по трапу для маленьких человечков вышел на платформу. После полумрака вагона солнце ослепило его. Мальчик сощурился и потёр глаза под очками. Когда глаза немного привыкли к яркому свету, он оглянулся вокруг. Никого, похожего на тётю Рылейку, видно не было. Платформа быстро опустела и Корнюшон остался на ней совсем один. Он потрогал ручку чемодана, вздохнул и вытащил из кармана помятую бумажку, на которой на всякий случай был записан адрес тёти. "Большой клён, хорошо видный с платформы, если встать спиной к рельсам и поднять голову", - прочёл он. Мальчик поднял голову и действительно увидел недалеко от станции большой клён, зелёным великаном возвышающийся над крышами невысоких окрестных домов. "Может, тётя просто опоздала?" - подумал он и решил немного подождать. Прошло полчаса, но на платформе никто не появился. "Не очень-то меня здесь ждут", - решил мальчик. Делать было нечего, Корнюшон собрался с силами и зашагал к клёну.
Ручка чемодана натирала ему ладони, солнце пекло голову, капли пота катились по лицу и стёклам очков. Он поминутно останавливался, доставал из кармана платок, вытирал лоб и очки. Оказалось, что клён не так уж близко к платформе, как ему показалось вначале, просто он был слишком огромный, поэтому казался ближе, чем есть.
Вокруг толстого ствола дерева обвивалась, уходя вверх, винтовая лестница. С трудом переставляя свою ношу со ступеньки на ступеньку, Корнюшон стал подниматься. Карабкаться наверх было и тяжело, и страшно одновременно. У лестницы были перильца, за которые он цеплялся, но были они до того шаткие и неверные, что мальчик старался сильно на них не налегать. Иногда он поглядывал вниз и, видя на какую высоту забрался, подавался назад и в испуге прижимался к тёплой шершавой коре клёна.
Дом тёти Рылейки оказался на самом верху. Корнюшон остановился на крылечке, поставил чемодан и прислушался. За дверь что-то падало, грохотало, слышался топот ног.
- Быстро на место! - кричал высокий женский голос. - Не-мед-лен-но!
- Ну, нет! - отвечал на это кто-то гундосый. - Надоело мне на одном месте сидеть! На волю хочу, в пампасы!
- Какие пампасы? Весь дом из-за тебя залило! Быстро на место!
- Ну, нет! - не сдавался гундосый.
- В металлолом сдам! Так и знай!
Корнюшон постоял немного, грохот не стихал. Тогда он набрался храбрости и постучал. Но сделал это так тихо и неуверенно, что едва услышал сам себя. Беготня за дверью продолжалась. Тогда он несколько раз стукнул со всей и силы. Получилось так громко, что он даже испугался. В доме стало тихо. Через мгновение дверь распахнулась и перед Корнюшоном появилась невысокая сухощавая женщина с острым носиком и ярко-рыжыми, как у лисы, волосами. Одежда её была насквозь мокрая, а из-за пояса торчал гаечный ключ. С рукавов рубашки и штанин джинсов капала вода. Из кухни летели сверкающие на солнце брызги и текли весёлые ручейки, заливая понемногу весь пол. Тётя Рылейка внимательно посмотрела на своего гостя.
- Так-так-так! - сказала она.
Корнюшон сглотнул комочек в горле и произнёс:
- Вот.
- Ага! - сказала та, словно ей вдруг всё стало понятно.
- Я приехал.
- Ты похож на мою сестру, из чего я делаю вывод, что ты мой племянник Корнюшон. Верно?
- Верно.
- Пусти меня! - раздался вдруг откуда-то снизу гнусавый голос. - Я тоже хочу посмотреть на твоего племянника.
И из-за ног тёти, протискиваясь, вылез кран. Обычный водопроводный никелированный кран. Корнюшон так и застыл с открытым ртом. Он никогда раньше не видел, чтобы предметы разговаривали. Вообще-то он, конечно, догадывался, что все вещи живые и у каждой даже есть свой характер. Например он был уверен, что его ручки специально дожидаются диктантов, чтобы перестать писать. Просто так, из вредности. Или вот стул, на котором он делал дома уроки. Когда Корнюшон садился за домашние задания, стул скрипел тихо и печально, словно сочувствовал ему. А вот когда уроки были выполнены, он даже не скрипел, а скорее взвизгивал от радости, как игривый щенок. Но об этих своих догадках Корнюшон никогда не говорил, поскольку думал, что это будет никому не интересно: ни маме, ни папе, ни одноклассникам в школе. И сейчас вдруг оказалось, что, то, о чём он втайне догадывался - правда. "Не может быть!" - испуганно и радостно подумал он.
- Очкарик... - взглянув на мальчика, немного разочарованно протянула кран.
- А ну брысь! - рявкнула на него тётя, так, что у племянника заложило уши. - Ну, ты заходи, не стесняйся, - пригласила она Корнюшона внутрь и отодвинула любопытный кран ногой.
- Я на платформе ждал, вы не пришли, вот я и пришёл сам.
- Лучше называй меня на "ты", - заметила она. - Так-так-так. А почему это я должна была придти на платформу?
- Мама телеграмму давала, - робко сказал он.
- Да? Очень интересно. Не получала, - пожала она плечами.
За открытым настежь окном раздалось звонкое чириканье и в комнату просунулась голова стрижа-почтальона. В клюве у него что-то белело.
- Телеграмма, - прочитала тётя, бодро шлёпая через ручьи и лужи. - "Корнюшон приезжает завтра в девять утра. Люблю. Целую. Иррра". Так-так-так, - сказала она. - Лучше поздно, чем никогда. Верно?
Корнюшон кивнул и улыбнулся. С тётей было легко и просто.
Рылейка вдруг нагнулась и проворно схватила кран, который, словно кот, тёрся о её ноги и что-то тихонько напевал.
- Э, э! - закричал тот. - Мы так не договаривались.
- Мы с тобой вообще никак не договаривались, - заметила тётя и потащила его на кухню.
Корнюшон осторожно последовал за ней. На кухне из трубы возле раковины бил фонтан. Рылейка вытащила из-за пояса гаечный ключ и, ловко орудуя им, прикрутила сопротивляющийся кран на место. Фонтан исчез. Тётя озабоченно огляделась. Всё вокруг было мокрым. По стенам сбегали ручьи, крупные капли свисали с потолка и звонко, словно в дождь, шлёпались в большие лужи на полу. Тарелки и чашки, стоящие на столе, были полны до краёв. Рылейка взяла одну из чашек и протянула мальчику:
- Хочешь? Кленовый сок. Самый вкусный в округе.
Корнюшон попробовал.
- Вот это да! - сказал он. - У вас по трубам течёт кленовый сок?
- Да, - пожала она плечами, словно речь шла о чём-то совершенно обычном. - Я же на клёне живу. Только вот некоторые, - она указала пальцем на кран, который обиженно отвернулся в сторону, - не понимают, что клён - живой и сок ему самому нужен. А это значит, что тратить его нужно аккуратно и не устраивать тут фонтаны и потопы.
Кран повертел гибкой шеей.
- Я не нарочно. Так получилось... - буркнул он.
- Он себя, видишь ли конём возомнил! - ядовито сообщила Корнюшону Рылейка. - На волю захотел, в пампасы. Буцефал!
- А что такое пампасы и Буцефал? - спросил он у тёти.
Рылейка открыла было рот, что бы ответить, но кран опередил её.
- О, пампасы! - завыл он, вытягивая шею. - О, свобода и счастье! Всё равно я туда убегу! К моим братьям коням. Они наверное уже ждут меня, а я тут, с тобой, злая тётка Рылейка...
- Но-но! Полегче! - оборвала его тётя. - В общем, пампасы - это поля такие. Очень большие. А Буцефал - конь.
Кран обиженный умолк.
- Всё равно убегу, - буркнул он, упрямо качая шеей.
Все замолчали, разглядывая следы наводнения.
- А можно мне ещё сока? - спросил мальчик, немного смущаясь.
- Конечно, - кивнула Рылейка и налила ему новый стакан.
Корнюшон думал, что уборка дома займёт несколько часов. Ведь сначала нужно было собрать с пола весь кленовый сок, которого на кухне было чуть не по щиколотку, затем вытереть насухо стены, пол и потолок, выжать и высушить всё, что намокло. "Похоже, на это весь день уйдёт", - решил он про себя.
Рылейка, меж тем, пошарила в ящике стола и вытащила оттуда большой штопор. Корнюшон ещё не успел удивиться, зачем он ей, как она наклонилась и стала вкручивать его прямо в пол. Потом разогнулась и вытащила из пола что-то вроде пробки. Сделала несколько шагов и вытащила ещё одну. Вскоре по всему дому в полу образовались аккуратные круглые дырочки, в которые с журчанием стал убегать кленовый сок.
- Не в первый раз уже эта история повторяется, - пояснила она изумлённому племяннику. - Вот я и придумала такой фокус. Здорово?
Корнюшон согласился.
Рылейка открыла настежь все окна и вскоре по дому гуляли тёплые летние ветра. Сквозняки трепали шторы, шелестели страницами книг, раскачивали блестящие зелёные листья фикуса, стоявшего на подоконнике.
- О! Совсем забыла. Фикус помыть надо, - сказала Рылейка и стала мыть растение.
Корнюшон присел на краешек стула и смог, наконец, спокойно осмотреться. Мебели у тёти было немного - стол, несколько стульев, пара шкафов, да широкие лавки вдоль стен. Но зато чего только на этих столах, шкафах и лавках не было навалено! И диковинные морские раковины, и веера из перьев, и страшные маски первобытных племён, и рога каких-то животных, огромные, словно целые деревья. Повсюду были раскиданы настоящие подзорные трубы, глобусы, странные музыкальные инструменты, каких Корнюшон никогда прежде не видел - ярко раскрашенные барабаны, причудливо изогнутые трубы, тарелки, расписанные драконами и цветами, гитары со множеством струн, а также россыпь маленьких флейт, свисточков и дудочек. На стенах висели шпаги, сабли, боевые топоры, щиты, копья, луки и арбалеты. Но больше всего тут было книг. Они громоздились повсюду, словно горы. Некоторые были открыты, у многих меж страниц виднелись закладки. Одни были большие, в тёмных кожаных переплётах, другие же, наоборот, крошечные, будто написанные для лилипутов.
Был тут и большой, искусно сделанный парусник, запрятанный в стеклянную бутылку. Корнюшон подошёл, чтобы получше рассмотреть, но тётя тут остановила его:
- Вот этого-то как раз делать не надо! А то сам не заметишь, как внутри очутишься.
Мальчик вспомнил, что говорила мама о странностях Рылейки и отправился осматривать другие достопримечательности этого удивительного дома. Судя по всему, большой любовью к порядку тётя не отличалась. Все вещи были навалены и накиданы кое-как, безо всякой системы. Например из одной вазы торчали такие вещи: ветка чертополоха, несколько страусовых перьев, свёрнутая в трубку карта, длинная свеча, небольшое копьецо, рожок для обуви, напильник, бумеранг и курительная трубка. Вместо закладок в книгах часто попадались носовые платки, конверты, мужские галстуки, широкие кожаные ремни с тиснёным узором, кривые пиратские ножи и ещё Бог знает что.
С потолка свешивалась высушенная рыба-шар, размером с футбольный мяч. Вся покрытая колючками, слово цветок чертополоха, она крутилась на нитке от сквозняков и Корнюшону показалось, что на лице её застыло очень недовольное выражение. Неожиданно рыба пошевелила хвостом, пытаясь остановиться. Мальчик от неожиданности открыл рот. Рыба скосила на него глаза.
- В чём дело, молодой человек? - спросила она сухим неприятным голосом.
- Н-н-ни в чём... - заикаясь ответил тот.
- Да будет вам известно, что в приличном обществе не принято так пристально смотреть на незнакомых вам джентльменов, - выговорила ему рыба и насмешливо добавила, - если вы, конечно, причисляете себя к приличному обществу.
- Простите, - извинился растерянный Корнюшон.
- Хорошо, - сказала рыба, тщетно пытаясь перестать вращаться. - Извинения принимаются. А теперь вот что, молодой человек. Давайте-ка быстро закройте все окна и прекратите эти безобразные сквозняки.
Корнюшон поднялся было, чтобы выполнить её приказание, но тут Рылейка отвлеклась от фикуса и сказала ему:
- Сиди, сиди. Нечего его слушать.
- Я бы попросил вас быть повежливей! - попытался возвысить голос шар.
- Вот когда-нибудь ты мне надоешь, Арчибальд, и я отпущу тебя обратно в море, - продолжая мыть фикус, сказала тётя.
- Как так? - запнулся тот.
- А очень просто! Отпущу и всё!
Арчибальд помолчал и с неохотой выдавил из себя:
- Что ж простите, я, вероятно, был несколько резок. Но тут кругом сквозняки...
- Нет, всё-таки придётся тебя отпустить, - хитро усмехаясь сказала Рылейка и посмотрела на потолок.
- Прошу вас, не надо. Там так сыро, - его даже передёрнуло, будто он представил себе морскую сырость, - и, кроме того, повсюду эти ужасные рыбы. Совершенно невозможно найти приличное общество.
"Далось ему это приличное общество", - подумал Корнюшон. "И вообще, что это такое? Интересно, можно ли нас с мамой и папой считать этим самым обществом? А тётю Рылейку?"
Но задать свои вопросы вслух он так и не решился.
Рылейка, заметив, с каким любопытством он осматривает её богатства, сказала:
- Так-так-так. Нравится? Не стесняйся, подходи, смотри. Почитай что-нибудь, если захочешь.
Потом она закончила возиться с цветком и сказала:
- Что и говорить, не каждому везёт иметь отцом капитана корабля.
- А ваш был капитаном?
- Он обошёл на своей каравелле "Рапира" все моря и океаны вдоль и поперёк. Был во всех больших и малых портах. Знал тридцать языков и всегда говорил правду.
- А где он сейчас?
- Как и все настоящие моряки, отправился плавать по Млечному пути.
- А разве по нему можно плавать?
- Конечно! Когда какой-нибудь капитан на своём бриге или фрегате исплавает все уголки на земле, он может найти тайную протоку, которая выведет его на Млечный Путь. И тогда он отправляется в новое путешествие. Об этом знает любая морская чайка. Правда, - она наклонилась к племяннику и тихо добавила, - они не всем про это рассказывают.
После ужина Рылейка привела Корнюшону в маленькую уютную комнату с большим окном. Возле окна стоял старый, но ещё крепкий диванчик. На углах его, там где ткань обивки вытирается быстрее всего, виднелись аккуратные заплатки. Когда мальчик присел на него, пружины заскрипели, словно замурлыкал большой ласковый кот.
- Здесь ты будешь спать, - сказала Рылейка. - Спокойной ночи.
Дверь за ней закрылась. Корнюшон разделся, выключил свет и нырнул под одеяло. Когда он уже почти засыпал, послышалось лёгкое покашливание и чей-то голос тихо сказал:
- Ты ещё не уснул, малыш?
Мальчик открыл глаза и испуганно посмотрел по сторонам.
- Не пугайся, пожалуйста. Это всего лишь я, старый диван, на котором ты лежишь. Но если тебе не хочется говорить, то спи, спи.
Корнюшон стал уже понемногу привыкать к тому, что любая вещь в тётином доме может начать говорить, шевелиться, а то и вовсе пуститься вскачь, возомнив себя конём.
- Нет, - сказал он, - я ещё не сплю.
Диван поскрипел, словно прокашлялся.
- Могу я узнать, как тебя зовут?
- Да, конечно. Меня зовут Корнюшон.
- А Иррра - твоя мама? Так?
- Ага, - согласился Корнюшон и, вспомнив, что говорить "ага" не очень то вежливо, исправился, - то есть, да.
- Ты не стесняйся, - сказал диван, поскрипывая пружинами и колыхаясь под мальчиком, словно надувной матрас на волнах. - "Ага" тоже слово, не хуже других. Когда Рылейка была маленькая, - пустился он в воспоминания, - она тоже постоянно говорила "ага". В школе её ругали за это, а вот капитан Гхор никогда не исправлял её, а только громко и раскатисто смеялся. Как сейчас помню, бывало, скачет она вокруг своего отца на одной ноге и кричит "ага-ага-ага!", а тот подняв голову к потолку, хохочет, так что чашки на полках звенят. Он ведь огромный был, как гора. А Рылейка - маленькая совсем, когда Гхор её себе на плечо сажал, там место ещё для пяти таких Рылеек оставалось. Он души в ней не чаял. По вечерам перед сном, истории ей рассказывал. О кораблях, путешествиях, о приключениях, что с ним в морях случались. Я ещё помню кое-что и если хочешь, могу рассказать.
- Я хочу, - поспешно заверил его Корнюшон.
- О чём же тебе рассказать? - задумчиво пробормотал диван. - Я ведь знаю действительно очень много историй: о кораблях, которые блуждают по океанам, брошенные командой неизвестно когда и неизвестно почему; о землях, где живут существа, у которых есть только тень и нет тела; о морских звёздах, которые, будучи выброшенными на берег, стонут так, что у тех, кто их слышит, разрываются сердца; о сияющих рыбах, разгоняющих мрак и превращающих океан в светящиеся поля; о весенних дождях, смывающих с человека кожу, так что несколько минут он видит и чувствует всё вокруг как часть своего тела, а потом обрастает новой кожей; о лесах, пробыв в которых больше положенного срока, начинаешь превращаться в дерево; о камнях, заснув на которых, будешь спать три года и узнаешь все тайны мира; о деревьях, чьи опадающие листья вспыхивают в ночи и озаряют окрестности; о лепестках вишнёвых цветов, которые запутываются в волосах и отнимают память, оставляя только радость; о рыбе с человечьим лицом и седой бородой, от взгляда которой сходят с ума; о зыбучих песках, что превращают грубые камни в алмазы, но увидеть их могут только те, кто утонул в зыбучих песках; о заунывных и прекрасных песнях морских дев... Вот...
Диван остановился и продолжил:
- Но об этом как-нибудь в другой раз, а сегодня я расскажу вот о чём. Однажды капитан Гхор и его каравелла "Рапира" путешествовали в морях, где небо висит низко-низко. Рукой, конечно не достанешь, и камнем не добросишь, но всё же намного ближе, чем у нас. Из-за этого там и эхо очень сильное. Если крикнуть что-нибудь в небо, то звук отражается и назад приходит, словно кто-то в ответ кричит. И звёзды там тоже висят совсем близко. Яркие, красивые, на детские глаза похожие. Весёлые, щурые. А моря в тех местах, надо сказать, очень суровые. Бури бушуют такие, что страшнее нигде нет. Но капитан Гхор и его команда бурь никогда не боялись. И вот как-то раз попали они в шторм. Волны огромные, с наш клён высотой, через палубу перекатываются. Каравелла скрипит, переваливается с боку на бок. Рулевого ремнём к рулю привязали, чтобы в море не унесло. "Паруса долой!" - крикнул капитан громовым голосом и команда ринулась на мачты снимать остатки парусов. Гхор, тоже, хоть и не положено ему, помогать полез. И вот, когда они управились и собрались вниз спускаться, налетел девятый вал и поднял "Рапиру" на такую высоту, куда не каждый альбатрос залетит и не каждая чайка поднимется. Несётся каравелла на волне, мимо звёзды пролетают, сверкают, позванивают на ветру, будто смеются. Удивляется матросы - никогда они такого не видели. Рты пораскрывали, смотрят во все глаза. Вскоре волна корабль вниз опустила и шторм утих. Моряки дух перевели, сели, трубки закурили. Дым пускают, отдыхают. И вдруг чувствует капитан Гхор, как в кармане зюйдовестки у него что-то шевелится. Сунул руку и вытащил звёздочку. Маленькую такую, звонкую, светлую. Сунул в другой, а там ещё одна. Да в капюшоне ещё три штуки нашлось. Тут и матросы из карманов тоже звёзды доставать стали. У кого две, у кого три, а кому и с десяток досталось. Положили их на ладони, смотрят, дивятся. А те искрятся, переливаются беззаботно. Радуются, впервые тепло рук человеческих чувствуют. Над палубой весёлый перезвон стоит, будто ледяные колокольчики звенят. Стали матросы думать, что делать с ними и решили обратно доставить. Ведь и правда, что звёздам на земле делать? Звёзды должны на небе гореть, путь указывать, тьму разгонять. Капитан Гхор - человек силищи необыкновенной, залез на самую высокую мачту и оттуда перекидал их на свои места...
Корнюшон слушал эту невероятную историю и думал:
- Это всё неправда. Правда неправда... Не бывает так. Но это так интересно, что пусть он рассказывает ещё и ещё.
А потом он уснул, и всю ночь ему снились волшебные сны.
Глава вторая,
в которой происходит битва с жуками-дровосеками
Рылейка разбудила его на рассвете. Она потрясла его за плечо, но Корнюшон, как это часто бывает с маленькими детьми, не проснулся. Тогда тётя решительно посадила его на постели и встревоженным голосом сказала:
- Хватит спать. Нам предстоят серьёзные дела.
Корнюшон открыл глаза, зевнул. С трудом сполз с дивана и, путаясь в рукавах и штанинах, стал одеваться. "Какие серьёзные дела могут быть в такую рань?" - недоумевал он про себя. На кухне тётя поставила перед ним тарелку с геркулесовой кашей и пока он ел, стала рассказывать причину переполоха. Оказалось, что каждое утро Рылейка забирается на самую макушку клёна, смотрит оттуда на небо, нюхает ветер и слушает пение птиц, чтобы понять, какая будет погода. Так поступила она и сегодня. Выяснив, что погода будет хорошая, с приятным восточным ветром, она стала спускаться обратно. И вот когда до её домика оставалось уже совсем немного, она наткнулась на отряд жуков дровосеков. Они деловито бегали и шевелили длиннющими усами, будто вынюхивали что-то.
- Это разведчики, - уверенно заявила Рылейка племяннику. - Я не первый год тут живу, знаю. Если мы их сегодня - завтра не прогоним, через неделю они сюда целое войско приведут. Сейчас их немного - с два десятка всего, а потом набегут целые тысячи. Начнут клён грызть, могут и совсем его погубить. Но если мы сейчас этих разведчиков прогоним, они потом к нам идти побоятся. Понимаешь?
Корнюшон кивнул.
- Но как же мы с ними справимся? - спросил он.
- Очень просто. Шпагами. Ты умеешь драться на шпагах?
- Нет, - признался мальчик. Если быть совсем честным, то Корнюшон вообще не умел драться. И это часто осложняло ему жизнь, ведь давно известно, что все хулиганы и задиры - люди трусливые, а потому нападают только на тех, кто не может дать им сдачи.
- Ха! - воскликнула Рылейка. - Плохо! Чему вас только в школах учат? Ладно, ты не бойся, я тебя научу. Тем более, что тебе достаточно просто уметь размахивать шпагой и ничего не отрубить себе при этом. Но сегодняшний день, похоже, потерян.
Рылейка сняла со стены две шпаги. Одну побольше - для себя, другую - поменьше и полегче - для Корнюшона. У той шпаги, что она взяла себе, рукоятка была светлой, будто отполированной. Видно, тётя часто брала её в руки. Свою шпагу Рылейка отложила в сторону и принялась внимательно осматривать оружие, приготовленное для племянника. Она взвесила её на руке, потом несколько раз со свистом рассекла воздух перед собой. На стальном клинке зажглись искорки от восходящего солнца. Вид у тёти был боевой.
- Ничего, - удовлетворённо пробормотала она, оглядывая оружие поверх своего острого носика. - Это шпага боцмана, что был верным спутником моего отца во всех его странствиях. Отец рассказывал, что этой шпагой боцман прорубал путь в джунглях Амазонки, отбивался от нападения гиеновой саранчи в предгорьях Атласских гор, укротил мятеж на "Сколопендре" и совершил немало других подвигов. Это славное оружие. Подружись с ним.
Корнюшон осторожно взял шпагу в руки и почувствовал, как она немного изогнулась, словно кланяясь ему и приветствуя. От неожиданности он едва не выронил оружие. Шпага недовольно выпрямилась и едва слышно зазвенела.
- Клинок надо держать твёрдой рукой, - сказала тётя. - Больше всего оружие не любит слабости и неуверенности. В этом случае оно может даже поранить хозяина.
Корнюшон крепко ухватился за рукоятку двумя руками и посмотрел на лезвие клинка. В нём отразилось его немного бледное лицо и большие очки.
- Итак, начнём, - сказала Рылейка и показала мальчику как надо колоть, рубить и защищаться.
Обучение заняло целый день. Корнюшон осваивал приёмы нападения, защиты, передвижения и к вечеру так намахался шпагой, что у него заболело запястье. Правда, чувствовать себя он стал намного уверенней.
На следующее утро они вышли из дома и направились к тому месту, где тётя обнаружила непрошеных гостей. Корнюшон и Рылейка шли по веткам, осторожно осматриваясь. Мальчик двигался немного позади и всё время с тревогой поглядывал на тётю, не видит ли она, как ему страшно. Но та шла, не оборачиваясь и лишь иногда покачивала ладонью, приглашая за собой. Жуки обнаружились неподалёку от их домика. Всё было так, как и описывала тётя. Дровосеки нагло и деловито бегали по веткам, шевелили усами, словно пытаясь понять, достаточно ли хорош этот клён чтобы прокормить их армию.
- Банзай! - весело крикнула Рылейка. - Что значит: изрублю в капусту! - и устремилась на врагов.
Корнюшон тоже хотел крикнуть что-нибудь устрашающее, но от волнения только пискнул и побежал вслед за тётей. Жуки, завидев нападающих, развернулись к ним, устрашающе защёлкали жвалами и зашевелили огромными усами, будто бы говоря: "Ну-ка, ну-ка! Подходите поближе. Мы вам покажем! Перегрызём пополам, как трухлявые ветки! В порошок сотрём!" Но Рылейку не так-то просто было напугать. Она подскочила к самому крупному дровосеку и лихо отрубила ему ус. Жук бросился наутёк, а Рылейка накинулась на оставшихся. На Корнюшона двинулся большой, ростом с мальчика, бурый усач. Он раскрыл свои острые жвалы и стал неторопливо приближаться. Сухие чешуйки коры осыпались под его твёрдыми, покрытыми уродливыми шипами и наростами, лапами. Корнюшон в замешательстве остановился. Ему вдруг ужасно захотелось повернуться к захватчику спиной и броситься наутёк. Куда-нибудь подальше - на соседнюю ветку, в Рылейкин дом, а ещё лучше к папе и маме. "И зачем я только сюда приехал. Жил бы себе тихо в почтовом ящике", - подумал он. Но тут шпага в его руке дрогнула, и тонко зазвенела, словно просясь в бой. Мальчик глубоко вздохнул и бросился на жука. Подскочив, он с разбегу рубанул его по голове. Клинок оставил на твёрдом панцире беловатый след. Корнюшон ударил ещё несколько раз и тут дровосек повернулся и в испуге кинулся наутёк.
- Ура! - закричал мальчик, размахивая шпагой в воздухе. Ему вдруг стало легко-легко, словно с его плеч свалилось что-то очень тяжёлое. "Это, наверное страх свалился, - подумал он. - А ведь страх-то, получается, очень тяжёлая штука!" И мальчик побежал к следующему усачу.
- Не отходи от меня далеко! - услышал он крик Рылейки.
- Хорошо! - выпалил на бегу.
Корнюшон носился по веткам, забыв обо всём на свете и, одного за другим, обращал в бегство непрошеных гостей. Шпага молнией сверкала в его руке, нанося удары по усам, лапам и панцирям дровосеков. Враги разбегались перед ним, как цыплята перед коршуном. Мальчику было хорошо и весело, пока он вдруг не обнаружил себя стоящим в окружении жуков, которые совсем не хотели отступать. Даже наоборот, противно щёлкая челюстями и поскрипывая надкрылками, будто переговариваясь, они приближались к нему всё ближе и ближе. Корнюшон, до этого носившийся и летавший, словно на крыльях, вдруг сник. "Вот это я доигрался!" - пронеслось в его голове. "Доигрался-доигрался!" - послышалось ему как скрипят жуки в ответ на его мысли. И вдруг откуда-то сверху свалилась разъярённая, будто кошка, Рылейка. Жуки, не ожидавшие такого поворота, остановились и нерешительно затоптались на месте. "Вперёд!" - закричала Рылейка Корнюшону и бесстрашно бросилась в атаку. Дровосеки, попробовали огрызаться, но вскоре не выдержали совместного натиска тёти и племянника и бросились кто куда.
Битва продолжалась до самого заката. И хотя Корнюшон и Рылейка рубили и кололи короедов, не жалея сил, ни один жук не погиб в этом сражении. Дело кончилось десятком отрубленных усов и многочисленными царапинами на панцирях захватчиков.
Ну а когда солнце стало садиться за крыши домов все жуки с большого клёна были изгнаны.
- Вот и всё! - сказала Рылейка, когда дровосеки исчезли из виду. - В этом году больше не сунуться. Мы победили!
Она завязала потуже на пупке узел рубашки.
- Молодец! - она хлопнула мальчика по плечу. - Не трусил. Дрался, как лев. А теперь, пойдём. Клён на радостях нас сейчас таким соком напоит, какого ты больше никогда в жизни не попробуешь.
Кран радостно лил на их натруженные руки кленовый сок, остужая горящие от рукояток шпаг ладони. Он довольно фыркал и пытался петь что-то вроде победного марша:
Гром победы раздавайся,
Враг повержен, враг разбит.
Безобразный, бездыханный
Под корягою лежит...
- Какие ужасные стихи! - бурчал под потолком сушёный Арчибальд, крутясь на нитке и размахивая плавниками от негодования. - И надо же ещё иметь наглость распевать подобную чушь во всеуслышание. В приличном обществе за такое его просто выставили бы за дверь.
- Угомонитесь все, - устало попросила Рылейка, ловя ладонями вихляющуюся струю. Но кран всё никак не мог успокоиться и продолжал гундосить, брызгаясь и извиваясь, как уж.
- Победа! Виктория! Слава и глория!
А потом Корнюшон и Рылейка сидели перед окном, развалившись на плетёных стульях, со стаканами кленового сока в руках и до самой темноты смотрели на закатное небо, по которому плыли розовые облака. Вскоре солнце село, на небо высыпали яркие звёзды. Рылейка увидела, что мальчик заснул на стуле, поджав ноги на сидение. Она укрыла его тёплым пледом, а сама ещё долго любовалась синим высоким небом и узкой светлой полоской на западе, куда совсем недавно ушло солнце. Широкие листья клёна тихо шелестели под ночным ветерком, словно баюкали.
Глава третья,
в которой Корнюшон попадает в самый настоящий шторм
Однажды Корнюшон без цели бродил по дому Рылейки, совершенно не представляя, чем заняться. Тётя писала письма своим родственникам и строго-настрого запретила приставать к ней. Она быстро исписывала листок за листком, потом запечатывала конверт и бралась за следующее письмо. "Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро писал", - подумал мальчик.
- Ты бы тоже, кстати, мог черкнуть пару строк родителям, - бросила она ему, не отрываясь от письма.
- Обязательно, только... Только немного позже, - пообещал тот. Писать сейчас что-либо ему совсем не хотелось.
Корнюшон попытался немного поболтать с краном, но тот так брызгался при разговоре, что мальчик, если б не сбежал от него, то непременно вымок бы до нитки. С Арчибальдом тоже можно было бы побеседовать, но не было никакого желания. Диван в течение всего дня в основном спал, да ещё и бессовестно храпел при этом. Корнюшон разбежался и прыгнул на него, так что все пружины заскрипели на разные голоса и пыль полетела во все стороны. Храп прекратился.
- Что?.. А?.. - не мог ничего разобрать диван спросонья. - Что, уже ночь?
- Нет, день.
- Уф, а я тут задремал немного. Ты что-то хотел, малыш?
- Да, не могли бы вы рассказать мне какую-нибудь историю.
Диван поскрипел старыми пружинами, переступил на кривых ножках.
- Историю... Что ж, можно. Был, например с капитаном Гхором такой случай. Приплыли он однажды со своей командой в одну страну, где жили птицы в шёлковых одеждах. Огромные птицы в шёлковых одеждах... Важные, с большими кривыми клювами... И алмазами, вместо сердец... - диван говорил всё медленнее и, наконец, совсем замолчал.
Корнюшон слегка толкнул его.
- А? Что? Ну так вот, с кривыми клювами... И был у них король, который славился своим богатством, и была у него красавица-дочь... - диван зевнул. - А при короле был визирь... Хитрый и коварный, как змея...
Диван замолчал и снова захрапел. Корнюшон понял, что больше от него ничего путного не дождёшься и оставил старика в покое. После этого он взял первую попавшуюся книгу и раскрыл её на середине. "Согласно положений эдикта гугенотам Франции предоставлялись некоторые свободы, главными из которых можно с полным на то основанием считать...". Корнюшон захлопнул книгу, закрыл глаза и попробовал представить себе гугенотов. Они почему-то рисовались ему суетливыми человечками с длинными, как у слонов хоботами, которые всё время бегали и что-то говорили друг-другу. "Глупость какая-то", - подумал он. "Сумятица и чушь несусветная. Несусветица. А ещё несусмятица, чушесветица и чушесмятица".
Корнюшон положил книгу на место, прошёлся по комнате и остановился перед столом на котором стояла большая стеклянная бутылка, внутри которой был заключён парусник. С тремя стебельками-мачтами, ниточками канатов и колёсиком штурвала. Парусник стоял окружённый высокими штормовыми волнами с белыми барашками на вершинах. Неизвестный мастер потрудился на славу. Здесь всё было как настоящее, только во много раз меньше. Мальчик сел на стул возле стола, положил голову на столешницу и принялся изучать это маленькое чудо. Он сидел долго, внимательно разглядывая каждую деталь, медленно переводя взгляд от верхних парусов к нижним, от носа корабля к корме.
Ходики на стене постукивали монотонно и неторопливо. Было спокойно и немного хотелось спать. И тут вдруг дверцы часов заскрипели, прокуковала кукушка. Встрепенувшись, чуть опустились гирьки на цепочках. Корнюшон вздрогнул от неожиданности. И тут обвисшие паруса каравеллы шевельнулись, заколыхались флажки на мачтах. Откуда-то потянуло солью и сыростью, засвистел в ушах ветер, мальчика окатили ледяные брызги и он оказался на мокрой палубе. Руки его вцепились в рукоятки штурвала. Вокруг бушевал неистовый тропический шторм. Каравелла тяжело переваливалась через огромные, как горы, волны. Корнюшону казалось, что он стоит на спине какого-то большого животного. Он поднял голову. По тёмному небу двигались чёрные тучи. Ветер трепал и рвал паруса, они громко хлопали, словно кто-то бил мокрым полотенцем об пол. Мачты упруго выгибались и скрипели, грозя каждую секунду сломаться. Корнюшон испугался. "Где я? Как я сюда попал? Ведь ещё минуту назад я был в тёплой и сухой комнате", - подумал он. "Неужели я как-то умудрился угодить в бутылку с каравеллой?" - озарила его странная и не очень понятная ему самому догадка. Он совсем уже открыл было рот, чтобы закричать и позвать кого-нибудь на помощь, но тут в лицо ему ударила волна. Он закашлялся, проглотив целый стакан солёной воды и едва не оторвал рук от штурвала.
- Не отпускай штурвал! - услышал он вдруг идущий откуда-то издалека голос Рылейки. - Держись! - кричала она ему едва слышно из-за шума ветра, визжащего и свистящего, как сотня разгневанных кошек.
Корнюшон оглянулся, но не увидел вокруг ничего, кроме мрака и водяных брызг. Да, к тому же, сквозь залитые водой очки много и не увидишь.
- Держи штурвал! - снова донёсся тревожный крик тёти. - Шторм скоро кончится! А пока терпи и веди корабль! Я ничем не могу тебе помочь!
- Я буду! - крикнул мальчик куда-то в небо. - Буду держать!
И он продолжал стоять насквозь мокрый, дрожа от холода и думая только о том, как бы не отпустить рук. По лицу и спине его текли струю холодной, как тающий снег, воды. Пальцы посинели, зубы выбивали дробь, ноги и руки дрожали.
Понемногу буря стала стихать. Исчезли высокие волны. Каравелла наконец-то выпрямилась и перестала скрипеть. Тяжёлые, пропитавшиеся водой паруса, обвисли под еле заметным ветром. Небо расчистилось. Из-за горизонта появилась большая и круглая, как дыня, луна. Она осветила морскую гладь, покрытую лёгкой рябью, и проложила лунную дорожку - сияющее морское чудо. Корнюшон тут же забыл про холод. Забыл про дрожащие руки и про то, что зубы его выбивают частую дробь. Он повернул тяжёлый штурвал и повёл каравеллу прямиком туда, куда вела эта самая странная и самая красивая дорога из всех, что он когда-либо видел.
- Интересно, куда я попаду? - спросил он сам себя и, не зная, что ответить, улыбнулся.
Неожиданно всё вокруг наполнилось сиянием, словно в воздухе закружились светящиеся снежинки. Послышалась какая-то далёкая и красивая музыка, похожая на звон хрустальных бокалов. Корнюшон почувствовал тепло и неожиданно очутился на полу в доме Рылейки.
- Так-так-так.
Тётя стояла над ним, уперев руки в боки и недовольно вращая глазами.
- Я же говорила не подходить к этому паруснику! Ведь говорила?
- Я думал вы шутите...
- Во-первых, не вы, а ты. Сколько раз можно повторять? А, во-вторых, я совсем не шутила. Ясно?
- Теперь ясно, - вздохнул Корнюшон.
- Ну, что ж, лучше поздно, чем никогда.
Она критически осмотрела мокрого с ног до головы племянника, под ногами которого уже образовалась лужа из морской воды. С рукавов его текло, с волос и носа капало.
Рылейка, не мешкая, раздела его и растёрла какой-то пахучей мазью от которой Корнюшону тут же стало тепло, словно его по горло зарыли в горячий песок. После этого она закутала его в колючее вязаное одеяло. "Настоящая шерсть ламы, - пояснила она и заметив непонимающий взгляд племянника, пояснила, - это антилопа такая. В горах Южной Америки живёт". Мокрую одежду Корнюшона Рылейка развесила на улице и уже к вечеру она высохла.