Это было летом на Памире. В ясный солнечный полдень я сидел под тенью ив на окраине кишлака. Днём в селении обычно наступает такая тишина, что слышно шелест каждой травинки. Кругом зелёное море трав и лишь птички поют, и всем телом чувствуешь тепло летнего дня. Блаженство... Люблю в такие моменты лежать на траве и глядеть на памирское голубое небо.
Я услышал, как где-то неподалёку остановилась машина, затем открылась и захлопнулась дверца. Я продолжал лежать, не обращая внимания.
- Куллуг, вирод (Спасибо, брат - пам.)!
- Будь здоров!
Голос мне показался очень знакомым. Я приподнялся и посмотрел в сторону дороги: фиолетовый "Опель" поехал дальше, а по тропинке в сторону кишлака поднимался Фарход - мой сосед и друг.
- Привет, Фарход, откуда это ты?
- Из Хорога, ездил на базар.
С Фарходом мы знакомы давно, чуть ли не с детства. За черные кучерявые волосы все его называли "Рембо". Да и ростом он был как великан, но до ужаса добродушный. И как все добродушные люди, он очень любил сладкое. На базаре Фарход всегда останавливался возле конфет и покупал себе что-нибудь к чаю. Но больше всего он обожал белый зефир.
Мне с ним всегда очень интересно общаться. Знаете, почему? Такого искреннего человека я почти никогда не встречал. Немного наивный, добрый и очень весёлый парень. Поверьте, беседовать с такими людьми - одно удовольствие. Он тоже часто заходил ко мне просто так, как это бывает обычно в кишлаке, поговорить ни о чём и обо всём. И в этот раз он спокойно присел рядом, сорвал зелёный стебель травы и молча начал его грызть. Возле меня лежал цветной журнал "Индия" (я привёз его, чтобы почитать во время отпуска, который я почти всегда провожу на Памире), и на раскрытой странице была фотография индийской киноактрисы Рани Мукерджи. Фарход взял журнал в руки и тихо произнёс:
- Как она похожа на Тахмину!
- На кого?
- На Тахмину, - наивно ответил он.
- На сестру Шакарбека, что ли? - спросил я, вспомнив единственную Тахмину в нашем кишлаке.
- Да нет. Ту Тахмину я встретил года три назад в Душанбе, на остановке у "Гулистона". Я вопросительно и с легкой улыбкой посмотрел на него. Зная его характер, я был уверен, что, как обычно, он расскажет мне всё. Он сорвал еще один стебель травы, внимательно поглядел на него, будто его история была записана именно на нём. Я молчал. И он начал:
- Это было в конце декабря, когда весь город бегает по магазинам в поисках новогодних покупок. В "Гулистоне" я купил килограмм белого зефира и пошел к остановке. Как известно, зимой очень быстро темнеет, и все стараются побыстрее попасть домой. Рядом со мной стояло несколько женщин и одна молодая девушка. Стемнело. Свободных автобусов и маршруток, как всегда в часы пик, не было видно. Полные "Тангемки" пролетали мимо, не останавливаясь. Отчаявшись, несколько женщин отправились пешком в сторону "Молодежки" в надежде словить хоть что-нибудь там. Остались лишь мы с девушкой да старая бабушка. Через четверть часа подъехало "двухрублёвое" такси, которое мы, естественно, уступили бабушке. Уже стало совсем темно. Было явно видно, что девушка побаивается меня. Она отошла подальше в сторону и начала названивать кому-то по "мобилке".
- Виц, узум гал тар остановка (Тётя, я ещё на остановке - пам.), - услышал я памирскую речь. Честно говоря, у меня сразу промелькнула эта догадка, когда я увидел её впервые, но все же я сомневался, что она из Памира. У неё было красивое овальное лицо с черными глазами. На голове - вязаная белая шапочка, из-под которой виднелись мягкие тёмные волосы, местами мелированные. И я тогда подумал: "Такие красивые волосы, а она испортила их своим дурацким мелированием".
- Фарход, кстати, мне тоже не нравятся мелированные волосы, - вставил я свою реплику. - Складывается такое впечатление, как будто на красивую полянку тюльпанов вылили ведро жёлтой краски. Как по мне, так естественные волосы волнуют воображение больше, чем мелированные.
- Да, согласен, Джура.
- Ну, и что было дальше?
- Когда я услышал её памирскую речь, то решил, что не уйду, пока не уедет она. Что-то взыграло во мне, наверное, памирские гены или чувство национального родства.
- Ях, тут тар ка равон (Сестра, тебе в какую сторону ехать - пам.)? - спросил я её по-памирски, главным образом, чтоб успокоить.
- Пи "Гипрозем", - тихо, но всё ещё с недоверием ответила она, продолжая стоять в сторонке, подальше от меня.
Я молчал. Уже было совсем темно. Людей вокруг почти не было видно, к тому же стало холодать: всё-таки декабрь.
Подъехал огромный черный "Лексус" с затемнёнными стёклами, и из него вывалилась девушка, совершенно пьяная, в мини-юбке, и двое парней.
- Купите ещё шампанского, - писклявым голосом прокричала она.
Парни побежали в сторону магазина.
Увидев их, девушка-памирка приблизилась ко мне, возможно, в сердце признав во мне её единственного на тот момент защитника.
- Не бойся, - тихо произнёс я.
- Я ужасно боюсь пьяных, - с дрожью в голосе произнесла она и сделала еще пару шагов в мою сторону. С такого расстояния я увидел, что она была совсем ещё юная. От силы ей можно было дать лет двадцать. Возможно, от волнения на ее верхней губе выступила испарина. Оказалось, что у неё были длинные, темные шёлковые волосы, которых прежде не было видно из-за капюшона пальто.
Из кабины "Лексуса" раздавался женский визг и писк. Видимо, пьяная девушка была не одна. Тут из магазина выбежали парни, неся в руках не только шампанское, но и водку с коньяком, а также пару пакетов. Они быстро запрыгнули в машину и исчезли в темноте душанбинской ночи.
- Слава Богу, - с облегчением вздохнула девушка, больше меня не опасаясь. Она посмотрела мне в глаза с такой ясной и полудетской улыбкой, будто мы были знакомы лет сто.
- Фарход, это правда! Достаточно заглянуть в твои честные и наивные глаза, чтобы понять, что ты и муху не обидишь. - Он на это ничего не ответил.
- Ну и что потом?
- Ну, я пока стоял на остановке, чуть-чуть проголодался и, вытащив из пакета зефир, предложил его девушке. Она так громко расхохоталась, что мне показалось, весь ночной Душанбе услышал её смех. Она не могла успокоиться еще минут пять.
- Слушай, Джура, а это действительно смешно - предложить девушке зефир? - как всегда честно и наивно спросил меня Фарход.
- Ну, не знаю, может у тебя вид в этот момент был смешной.
- Хм... Я просто был смущён её красотой. Мы разговорились, как старые знакомые, да и новогодняя обстановка способствовала праздничному настроению. За это время несколько раз звонил её телефон, и она всячески пыталась успокоить своих домашних, чтобы они не тревожились. Потом подъехало такси и остановилось неподалеку. На переднем сиденье был пассажир.
- "Гипрозем" ки меравад (Кто поедет в сторону "Гипрозема" - тадж.)? - спросил молодой таксист. И тут до меня дошло, что моя ночная сказка вот-вот завершится. Тахмина быстро подбежала к такси и что-то спросила - я не разобрал слов. Немного поколебавшись, она передумала садиться в машину, чему я был неимоверно рад.
- От них пахнет спиртным, - раздражённо произнесла она.
- Слушай, в следующее такси мы сядем вместе, и я тебя отвезу до твоего дома, хорошо? - попытался успокоить я её.
- Мой дом на "Водонасоске", а в "Гипрозем" я еду в гости, - ответила она.
Мы ещё немного постояли, перетаптываясь с ноги на ногу. Стало совсем холодно, улицы опустели. Мне казалось, что во всём городе остались лишь мы вдвоем - я и Тахмина, больше никого. Казалось, что наши голоса раздаются эхом во всём Душанбе, и я чувствовал, что безумно влюблён в эту случайно встретившуюся мне в ночном городе девушку. Я хотел поделиться с ней этими мыслями, но что-то меня сдерживало. Я не знаю что.
- А я знаю, Фарход, что тебя сдерживало, - остановил я его, глядя на голубое, без единого облачка, памирское небо.
- Что? - как всегда, он с наивным удивлением уставился на меня.
- Не знаю, поймёшь ли, всё-таки ты гораздо моложе, но я попытаюсь тебе объяснить. Тебя останавливали ложные человеческие правила и рамки приличия, навязанные обществом. Ты боялся казаться смешным или неправильно понятым. И ты не один такой. Так ведет себя большинство людей. Они стесняются открыто и искренне произнести: "Я тебя люблю!". С моей точки зрения, именно этих слов никогда не надо стыдиться. Они самые важные ..., - начал я философствовать. Тут я посмотрел на Фархода: он внимательно слушал меня, но мыслями, кажется, был на той ночной остановке у "Гулистона".
- Ну и чем же закончилась ваша история?
- На следующем такси подъехал совсем молодой парень, почти мальчик, внушавший нам доверие, и я довёз её до "Гипрозема", но, не доезжая квартал, она попросила остановиться, сказав, что дальше пойдёт пешком. Благо на её улице горели фонари.
Пока ехали, её телефон зазвонил опять, и она долго разговаривала то ли с мамой, то ли с тётей, точно не помню. Я был совершенно растерян, я был как во сне. Я чувствовал, что впервые так сильно влюблён, даже простил ей мелированные волосы. От неё пахло девичьим теплом, от неё веяло юной нежностью. Когда она перестала говорить и положила ладонь с телефоном на сиденье, я нежно тронул её белые пальцы. Она не отдёрнула руку, а лишь смущённо наклонила голову, ожидая чего-то...
Я колебался... Тут она попросила остановить такси и начала копаться в кошельке.
- Оставь, - тихо произнёс я.
Она чуть помешкала, снова заглянула мне в глаза, а затем с улыбкой произнесла:
- Спасибо за зефир, - и резко вышла из машины.
Я глядел ей вслед. Она, не оборачиваясь, побежала по тротуару. Когда она скрылась из виду, я посмотрел на водителя и сказал:
- Поехали к "Саховату".
Таксист молча повернул. По дороге он обернулся ко мне и с ухмылкой произнёс:
- Ака, и духтарак, албат будущий янгамай (Брат, эта девушка, наверное, твоя будущая невеста - тадж.).
Я молчал и думал о Тахмине. Не помню, как мы подъехали к " Саховату".
- Ака, расидем (Брат, приехали - тадж.), - услышал я голос таксиста, как бы из тумана.
- Поворачивай обратно, поехали снова туда же! Быстрее!
- Ака, чи девона шидай (Брат, ты что, сумасшедший? - тадж.)?
- Поехали, быстрее.
- Поехали, значит, поехали.
Я был без ума, я хотел снова её видеть, я хотел признаться, что очень люблю её.
Мы быстро доехали до того места, я выскочил из машины и остановился как вкопанный. А куда мне идти? В какой подъезд? Я понял всю безумность своего поступка...
Я вернулся назад в машину.
- Ака, тинчиай (Всё в порядке - тадж.)? - с удивлением спросил меня парень-таксист.
- Поехали.
В ту ночь я не спал.
Позже я часто и бесцельно бродил по городу и всегда ловил себя на мысли, что ноги ведут меня к "Гипрозему". И у того дома, где она вышла, я часами простаивал в надежде повстречать её снова. Но так я её больше и не встретил...
Он поднял с травы журнал, внимательно посмотрел на фотографию индийской кинодивы и тихо произнёс:
- Нееет, Тахмина была гораздо красивее. Слушай, а правда, что ты пишешь всякие там рассказы?
- Да, иногда, - ответил я.
Я внимательно посмотрел на него и спросил:
- Если я правильно догадался, ты намекаешь, чтобы я описал твою историю?
- Да, я не против.
- Попробую. И знаешь, в конце рассказа обязательно напишу: "Тахмина, где ты?".
- Пиши, тебе я доверяю.
Мы ещё немного посидели. Он из кармана вытащил коробку "Сникерсов", угостил меня. Я не отказался, я тоже люблю сладкое.
По-прежнему ярко светило солнце. Было так же тепло, дул приятный ветерок. Верхушки трав колыхались, как поверхность моря. Фарход встал и, сказав: "Пока", зашагал в сторону верхнего кишлака. Я взял в руки журнал и ещё раз внимательно посмотрел на фотографию Рани Мукерджи. Да, действительно красива.
Разные мысли приходили мне в голову. Думалось, что, наверное, у каждого бывает такой шанс, который выпал Фарходу, но готовы ли мы признать его за намёк судьбы и поверить в свои чувства? Впрочем, случается то, что случается...
И в конце рассказа, как я и обещал Фарходу, напишу: