Мы с другом Вилькой одно время пристрастились лазить по чужим садам. Повод был самый банальный. После войны остались без отцов. Воспитывали нас матери-одиночки. У них была одна забота - хоть как-то накормить и одеть нас. До выращивания плодовых деревьев на своих огородах у них просто руки не доходили. Да и налоги не способствовали садоводству. А наблюдать за тем, как зреют сладкие плоды в соседних садах и глотать слюни, лишь вдыхая их духмяный аромат, было выше наших мальчишеских сил.
Сначала делали набеги спонтанно. Но потом, когда несколько раз потерпели неудачу, тактику изменили. День-другой внимательно наблюдали за будущей жертвой, подмечали привычки и занятия всех членов семьи, и только потом выбирали время "визита" в приглянувшийся сад. И вскоре в узком кругу таких же двенадцатилетних подростков мы прослыли настоящими профессионалами.
Некоторые односельчане и жители других деревень догадывались, кто побывал в их саду, но доказать ничего не могли. В чужих садах мы с Вилькой вели себя очень аккуратно, бережно относились к плодовым насаждениям, ветви деревьев не ломали, огород на затаптывали. Старались не повредить ни одной грядки. А других претензий к нам никто предъявить не мог.
Да и брали немного. По паре яблок или груш запихивали в карманы, и штук по десять за пазуху. И потому не особо опасались появляться днем в деревнях, где накануне провели набег. По этой причине однажды мы и оказались втянуты в разговор мужиков небольшой соседней деревни Поручники.
Они шумно обсуждали недавние набеги на их сады. Увидев нас, деревенские мужики разошлись не на шутку в своих угрозах.
--Просто этой голытьбе по-настоящему еще никто задницы не полосовал розгами, - возмущался один.
--Нарвутся когда-нибудь, придется задницу от соли в воде отмачивать,-поддакивал другой, гневно посматривая на нас.
Особенно распылялся один - Федор Фомич. Мужик он зажиточный, и сад содержал образцово. К нему мы все никак не могли подобрать подхода. Днем сад охраняла устрашающего вида бабка с клюкой, а ночью, в пору созревания самых вкусных сортов яблок, Федор сам выходил на дежурство с двустволкой в руках.
--Могу спорить с кем угодно, что из моего огорода эти наглецы ни одного яблока не унесут. А вот, что без штанов уйдут - это гарантирую,- с вызовом говорил он, окидывая уверенным взглядом односельчан. При этом, не сдерживаясь, весьма воинственно смотрел в нашу сторону. Мужики стушевались, не рискнули заключить с ним пари.
Мы же стерпеть такое наглое бахвальство в нашем присутствии, конечно же, не смогли. Переглянувшись, дружно сказали:
--Мы согласны на пари.- И уточнили, что при условии, если выиграем, он нас не потянет в милицию.
Федор на какое-то время задумался, почесывая затылок, но под натиском односельчан согласился на пари.
--Только не пакостите слишком, если у вас что-нибудь получится,- в свою очередь подстраховался он. Что дало повод мужикам откровенно подшучивать над ним.
--Как только дело дошло до спора, так сразу сдрейфил?
--Выходит, не так уж и крепка твоя крепость!
--Давай, Федор, соглашайся. Может хоть ты им всадишь по заряду дроби или соли в мягкое место. Рассчитаешься за нас всех,- подталкивали пострадавшие садоводы.
Отступать было поздно, и Федор подал руку для заключения пари:
--Мое условие - с вас десять бутылок добротного самогона. А проиграю я, вы и так внакладе не останетесь. Берите яблоками сколько унесете.
Условия пари были явно не равноценные, но мы согласились. Односельчане разбитием рук скрепили наш договор. Уже после Федор внес уточнение:
--Не до зимних же морозов мне сторожить! Давайте оговорим время. Дней пять не больше.
Мы не стали возражать, хотя кое-кто из деревенских советовал удвоить срок.
--Что будем делать? Время-то в обрез. Раскачиваться особо некогда,- стал советоваться со мной Вилька, как только мы оказались одни.
Но я уже знал, что делать. Эту идею подсказал сам Федор Фомич. Накануне моя мать выгнала литров пять самогона. Ну, а кто же из деревенских мужиков откажется на халяву выпить? Оставалось только подговорить кого-нибудь из сочувствующих помочь нам в реализации задумки. И такой мужик нашелся в соседней деревушке Гальки.
Бывшему фронтовику Василию Кузьмичеву уже давно хотелось хоть чем-нибудь насолить Федору за его нагловатость и зазнайство. Но больше всего Кузьмичев недолюбливал Федора за то, что тот как-то уж очень ловко увильнул от призыва в армию не только перед войной, но и когда советские войска уже вновь освободили Белоруссию. Хотя возраст у него был самый что ни на есть призывной.
Федор тоже не дремал. Укреплял свои позиции по своему разумению. Постелил на телегу сена и поставил ее в саду под яблоню с самыми вкусными плодами. На телеге и ночевал все ночи.
Накануне мы сделали попытку проникнуть в сад по старинке, проверить, так сказать, крепость сна сторожа. Но сон у Фомича оказался на редкость чутким. Тогда мы и отправились к Кузмичеву с двумя бутылками первача. Понимали, что самогон сильный соблазн для мужиков. Потому проследили, чтобы наш "подарок" в целости и сохранности дошел до адресата.
Наши опасения оказались напрасными. Василий оказался мужиком слова. Ближе к вечеру он уже сидел на завалинке вместе с Федором. За неторопливым разговором они потягивали из граненых стаканов наш первачок. Когда мужики приступили к распитию другой бутыли, мы уже знали, что не ограничимся банальным набегом.
К полночи жизнь в деревне угомонилась. Федор к этому времени тоже спал на телеге богатырским сном в обнимку с ружьем. Его мощный храп разносился по всему огороду. Мы с Вилькой сначала решили, что называется, подготовить фронт работы. Впряглись в телегу и осторожно выкатили ее сначала из сада, а потом, стараясь не шуметь, и за околицу деревни. Дальше, уже ничего на опасаясь, повезли телегу с Федором к ближайшему болоту, поросшему хмызняком и осокой. Закатили в болото так далеко, насколько хватило наших мальчишеских сил. Вернувшись в сад, мы обобрали яблоню, которую больше всех охранял Федор, до последнего плода. Отобрали лучшие себе, а все другие аккуратно сложили в кучу.
Этот год для яблок был очень урожайным, и нам пришлось крепко потрудиться, чтобы собрать всё. Куча получилась внушительной. Уже занималась заря над горизонтом, когда мы покинули деревню и отправились по домам.
Разбудила меня мать вопросом:
--Это ваших с Вилькой рук дело - сад Федора Фомича?
Я привычно глянул нет ли у нее в руках ремня или лозины, которыми она потчевала меня после жалоб односельчан за подобные проделки. Но в этот раз никаких орудий экзекуции у нее с собой не было. И вместо привычной в таких случаях ругани, я услышал приглушенный смешок. А потом мать и совсем не стала сдерживаться, рассмеялась в полный голос:
--Ну и придумали же вы! Опозорили мужика на всю округу.
То, что случилось с Фомичом, на это мы никак не рассчитывали. К утру над болотом занялся густой молочный туман. Проснувшись, Федор, зябко поеживаясь с похмелья, огляделся вокруг. Ничего не увидев сквозь плотную завесу тумана, забеспокоился. Спрыгнул с телеги и, оказавшись по колено в болотной жиже, совсем запаниковал. Что было сил закричал:
--А-ау! Люди, отзовитесь! Где я?
Попробовал идти, но выбрал не самое удачное направление. Провалился в яму между кочек почти по грудь. Подумав, что тонет, закричал, не сдерживаясь, нечеловеческим голосом:
--Спасите! Лю-ди-и!...
Испуг, видимо, был настолько сильным, что он заревел, как племенной бычок в пору гона. Таким его и увидели доярки, идущие на работу.
--Фомич, что с тобой? Что ты здесь делаешь, в болоте?
Женщины подхватили под мышки дико озирающегося и ревущего мужика, вытащили его из болота на дорогу.
Когда Фомич, наконец, слегка успокоившись, спросил:
--Бабы, а мне домой-то в какую сторону идти?
Доярки, посмеиваясь, поинтересовались:
--Ты лучше скажи, Фомич, что ты с телегой в болоте делал?
--Рыбу ловил,- серчая, что женщины увидели его в таком жалком состоянии, ответил Федор.
--На что же ты ее ловил? Крючок-то твой в штанах был, когда ты в болоте барахтался, - уже не сдерживаясь, шутили доярки и весело смеялись.
Прибежав в деревню, первое, что увидел незадачливый сторож, это голую яблоню и ровную пирамиду яблок под ней. Поняв, что проиграл пари по всем статьям, дал волю своим чувствам. Не сдерживаясь, стал по очереди выкрикивать в наш с Вилькой адрес немыслимые угрозы, перемежая их отборным матом.
--Зря ругаешься,- одернул его сосед.- Ребята честно с тобой поступили. А сторожем ты оказался никудышным.
Насмешливо прищурившись, добавил:
--Как, впрочем, и рыбаком.
С тех пор Федор Фомич до конца жизни носил обидную для себя кличку "рыбак" и терпеливо сносил насмешки односельчан.