Во время жизни на Крайнем Севере я попадал в разные истории. Но одна запомнилась особо. Она чуть не стоила мне жизни. А было это так.
В то время я работал на Кюсентее геологом, когда в один из июльских дней пришла радиограмма с комбината "Куларзолото". В ней сообщалось, что я срочно приглашаюсь на совещание по выработке стратегии отработки шахтным способом золотоносных песков в условиях неравномерного залегания пластов.
Как добраться до заполярного Кулара не сообщалось. Да это и не волновало высокое начальство. А до посёлка, между прочим, было сорок километров и все по тундре. Свободной техники на участке не было и я решил идти пешком. И не потому, что считал себя великим патриотом. Просто мне было что сказать. Хотел поделиться своими соображениями с коллегами по цеху и в свою очередь услышать полезные рекомендации от них. Заодно развеяться от однообразной жизни в маленьком поселке.
Кто ходил в эту пору по тундре в болотных сапогах (а в других не пройдешь), атакуемый тучами комаров и мошкары, тот лучше поймет на что я решался. Тем не менее до Кулара я добрался без особых приключений. Ясный полярный день способствовал хорошему настроению. К тому же, по пути удалось наткнуться на домик на полозьях, оставленный, видимо, охотниками. В нем было всё для краткосрочного отдыха. Я даже побаловал себя чаем с сахаром-рафинадом и галетами, которые нашел в балке.
К вечеру усталый, но довольный, что успел на совещание, отметил командировку в конторе и собирался было пойти в общежитие отдыхать. В этот момент секретарша приняла тревожную радиограмму с прииска "Омолой". Суть ее сводилась к тому, что на шахте участка Кюсентей обрушилась кровля лавы. Есть пострадавшие. Никаких других подробностей получить не удавалось.
Даже спустя годы мне трудно было объяснить себе, почему я принял решение тотчас же возвращаться на Кюсентей. Юношеский максимализм? Гипертрофированное чувство ответственности? Или, может быть, что-нибудь другое, что постоянно влекло на Север? Это был уже третий мой приезд в районы Крайнего Севера.
Так или иначе, но я один отправился в обратный путь. И если идти на Кулар было легче: сопутствовало солнце и приятный ветерок, то еще при выходе из поселка на меня обрушилась холодная морось. Тучи темными рваными клочьями, почти цепляясь за голову, проносились над землей. Находясь под впечатлением от радиограммы и гнетущей неизвестности, которую она породила, я не обратил внимание на предупреждающие знаки природы. И не сразу заметил, как последние очертания Кулара скрылись из поля зрения, и я остался один на один с непредсказуемой природой Заполярья.
Вначале было сравнительно легко ориентироваться куда идти. Тучи, хоть и очень низкие, но не были сплошными. В просветы просматривались следы от гусениц тракторов, склоны сопок, а соответственно получалось определять ориентир для движения на ближайшие метров сто-двести. Потом приходилось снова высматривать новый ориентир. Но со временем погода окончательно испортилась. Дождевые тучи буквально легли на землю. Одежда намокла и потяжелела. С надвигающейся усталостью возрастала тревога, и появилось сомнение в правильности принятого решения. Тем более, что фактически последние пару часов я шел вслепую.
Может именно усталость и не позволила сразу заметить, что тундра под ногами из кочкарно-болотистой превратилась в сухую с проплешинами выступающих камней. Их становилось все больше и больше. От признания того факта, что я сбился с пути, стало не по себе.
Присел на камень и стал размышлять, где я мог оказаться. Успокаивал себя тем, что свернул, скорее всего, вправо, на юг. Будучи геологом, хорошо представлял почвенную структуру всего региона. Каменные проявления показывали, что я незаметно для себя поднялся на возвышенность, которая была предвестником Верхоянского нагорья. Но насколько уже успел отклониться от нужного направления? Этого я не знал.
Понимал, что ни в коем случае нельзя резко поворачивать влево. В такую ненастную погоду можно незаметно перешагнуть все ориентиры и уйти в бесконечную тундру. Там уже никаких ориентиров не найти. Сколько людей ушло таким образом в неизвестность заполярной тундры и не вернулось! Мне никак не хотелось оказаться очередной жертвой сурового края.
Мысленно определив себе маршрут, поднялся, закинул рюкзак за плечи и снова нырнул в несущиеся практически по земле водяные тучи.
С каждым шагом пристально всматривался под ноги, одновременно старался поймать хоть небольшие просветы в тучах, чтобы определить свое местонахождение. Однако это плохо удавалось. А точнее, никак не удавалось. Тем более, что временами в голову приходили такие мрачные мысли, что я терял контроль над направлением движения. И случилось то, чего больше всего боялся,- под сапогами вновь захлюпала болотистая жижа. Видимо, незаметно для себя снова сделал сильный крен влево. Наступало какое-то странное состояние обреченности. С одной стороны, понимал, что злиться на себя бесполезно, это только отнимает силы. Но и мыслить рационально удавалось все труднее. Почти машинально повернул вправо в надежде, что наткнусь на что-нибудь такое, что поможет выбрать правильное направление.
И когда опять уперся в хаотичные нагромождения камней, от бессилия и жалости к себе хотелось кричать, материться, скрежетать зубами. Безвольно опустился на один из камней.
В этот момент сквозь стелющиеся по земле тучи увидел как справа, со стороны нагорья, недалеко от меня проскользнули две тени. Кто бы это мог быть? Не успел толком задуматься, как разглядел двух волков. Знал, если они появились, то так просто не исчезнут.
Медленно, пытаясь не делать резких движений и не шуметь, достал из рюкзака охотничий нож. Его мне подарил начальник участка Михаил Иванович Фалдин, заметив мою страсть к бродяжничеству по тундре. Но сейчас понимал, что от ножа, даже очень хорошего, пользы мало. Я сильно устал. Руки дрожали и плохо держали нож. Молил Бога, чтобы волки хоть немного дали мне передохнуть. В то же время понимал: кто окажется победителем в этой возможной схватке.
Волки тоже не торопились. Они расположились неподалеку. Но из-за плотных туч я временами терял их из вида. Один, что покрупнее, сидел на задних лапах и только временами посматривал в мою сторону. Другой был помельче. Скорее всего, это была волчица. Она прилегла поодаль. Ей как бы и дела не было до меня. Похоже, единоличное право принимать решение, как поступить с обессилившим человеком, волчица предоставила самцу.
Немного передохнув, решил больше не ждать. Страха не было. Было желание скорее разрешить эту ситуацию.
Взяв в одну руку рюкзак, в другую нож, спокойно поднялся и, стараясь не смотреть на хищников, неторопливо пошел в сторону болотистой тундры. Шел не оглядываясь, лишь боковым зрением пытался отслеживать действия волков. К счастью, они не стали преследовать меня. Поднялись, подошли к тому месту, где я сидел, обнюхали его и трусцой побежали в том направлении, куда и держали путь раньше.
Вместо радости я ощутил предельную усталость. В меня вселилось полное безразличие ко всему происходящему. И когда смог нормально воспринимать действительность, понял, что окончательно потерял возможность ориентироваться. Надо было остановиться и решить, куда идти дальше. Но не было уже сил ни на то, ни на другое. Огромным усилием воли заставил себя, поворачивая вправо, продолжить идти. Когда практически потерял способность переставлять одеревеневшие от усталости ноги, наткнулся на следы работы бульдозера. В груди радостно запрыгало сердце. Знал, что приисковое начальство добилось разрешения на отсыпку дороги от Омолоя до Кулара.
Первые работы начали вести сразу в две стороны от горы Монолулу, которая одиноко высилась среди кочкаристо-болотистой тундры. Не знаю, откуда взялись еще какие-то силы, но я ускорил ход. И вскоре услышал приглушенный гул работающих бульдозеров. Как-то сразу стало светлее, тучи как будто стали расступаться. Сделав еще несколько шагов, я разглядел фигуру человека, который собрав возле себя механизаторов, что-то объясняя им. Это был заместитель директора прииска Владимир Бортников. Увидев меня измученного и обессилевшего, едва переставлявшего ноги, он крайне удивился:
--Ты откуда, геолог? - И уж совсем недоумевающе спросил:
-- Ты один, сынок?
Узнав, что я один иду из Кулара, покачал головой:
--Тебе надо долго благодарить Бога, что он не дал пропасть в такую погоду.
Перекусив немного вместе с бульдозеристами, я направился к подножию Монолулу. Предстояло выбрать, куда идти дальше. До Омолоя было около десяти километров, до первого участка прииска - три, до Кюсентея - десять. Решил идти до первого участка. Надеялся, что мне повезет и там подберет какой-нибудь попутный транспорт. Но не повезло. Транспорта, идущего в сторону Кюсентея, не оказалось, и пришлось этот путь проделать самому.
Позже, уже будучи на участке, узнал, что никакого обрушения горной породы в лаве не было. В одном из штреков образовался закол, который горняки вовремя не ликвидировали. А когда производился очередной массовый взрыв шпуров, он оторвался и упал на ногу скреперисту Анатолию Белякову.
Я зашел в балок. Не раздеваясь, завалился на кровать. И провалился в сон на семнадцать часов.