- Береги это место, пожалуйста, - сказал прежний хозяин квартиры, съезжая. - Очень береги. Так уж получилось, что ты становишься моей наследницей ожидания у открытой двери... я бы выбрал кого-нибудь другого. Ты, не обижайся, слишком молода. - И быстро: - Ну, может, это и хорошо! в романах молодость почти всегда что-то спасает. Я не хочу сказать, что тебе надо что-то спасать, - новые мысли вытекали из неточных формулировок, как притоки из реки, и заставляли старика сыпать словами очень быстро, чтобы успеть за течением. - Это... да ладно, этого не объяснить. Стой и жди, когда вместе с ветром, дующим из-за двери, влетит в комнату сорванный в далеких землях цветок...
Признаться, Леона не сразу поняла, чего от нее требуют, но со временем понимание пришло. Очень легко услышать голос ветра из-за дверей, когда ты живешь отшельнически, и ничьи сказки не звучат громче; девушка имела в собеседниках книги и компьютер, а слушателях - тот же компьютер и зверя черепаха, в качестве общения - монологи на адской смеси языков. Леона проверяла в полевых условиях свою систему языкового обучения, и та замечательно работала, через месяц испытаний подопытная начала думать на иностранном... мысли в голову, правда, лезли родные. Следуя им, она утром, пока улицы отличались пустынностью, шла за полтора километра в булочную, покупала там горячую булку и возвращалась домой, устраивая себе дорожный завтрак из этой самой булки.
И всегда чуть медлила у двери, прежде чем войти, хотя точно знала, что входит не в "ту самую" дверь.
"Та" находилась в кладовке; ее Леона ни разу не видела, но очень хорошо знала о ее существовании, потому как жизнью наполняла все жилище именно она. Гости не появлялись из-за нее, однако звуки речей, музыки, смеха, шагов все время доносились до смертного уха. К этому Леона кое-как привыкла, и в итоге даже сжилась, настолько, что нервничала, когда приходила выжидающая, любопытствующая тишина. Только вновь забившийся сильно пульс другого мира заставлял ее отряхивать страх с плеч и продолжать работу по запихиванию в себя иностранной премудрости.
Новая привратница понравилась далекой живой земле, они стали доверять и приглядываться друг к другу... вернее, Леона доверилась Задверию, а оно, в свою очередь, стало ей интересоваться. Или даже не интересоваться, а проверять, действительно ли можно на нее положиться, крепка ли ее связь с чудесным (и крепка ли психика). Тогда она стала видеть Чудесный Народец.
Первая встреча была зимней, она произошла в тот редкий день, когда ровным счетом ничего не ладится, но жить все равно радостно. Леона, сидя в коридоре, старалась приклеить оторванный кусок обоев клеем ПВА; тот, конечно же, не клеился, падал с усталым шелестом на пол и пачкал Леону, но все равно оказывался поднят и прижат к стене. Терпение города берет получше, чем наглость. А что творит их тандем...
Сейчас, например, посмотреть на их работу явилось какое-то существо. Оно выскочило из кладовки, будто его гнали плетьми, безумными глазами обвело тесный коридор, остановив взгляд на совершенно обалдевшей Леоне. Она не успела отреагировать на его появление, а существо уже все сообразило, трагически взмяукнуло, ухватилось за цилиндр на своей голове, - и рвануло на кухню, что было мочи! Девушка сжалась, ожидая услышать грохот падающей посуды, но, к великому своему удивлению, ничего не услышала; а когда сама заглянула на кухню, то никого еще и не увидела. Похоже, котяра (а визитер был котом) просто испарился.
Но на этом сеанс посещений не кончился. Кладовка неожиданно сочинила еще одного господина, то есть, если присмотреться, - госпожу. Она даже осматриваться не стала - вытянула сопутствующий ей узелок книг из объятий Леониного пальто и безошибочно повторила путь своего предшественника, шурша развязавшимися шнурками.
Она кухне также не повредила, зато разъяснила загадку исчезновения кота. Он выпрыгнул в форточку.
Для девушки форточка была маловата... она, правда, не растерялась, раскрыла окно с почти профессиональной быстротой, прокричала "Кот, подожди!!" - и, в свою очередь, встала на грязную дорожку облаков, оттолкнувшись ногами от подоконника. Кот, очень маленький в глазах Леоны, остановился и дождался спутницы; потом они припустили вместе куда-то к горизонту...
- Вот так номер... - пробормотала оставшаяся на земле Леона. - Вот это волшебство пошло...
Удивлялась она на чистом русском. В область удивления иностранные языки проникают редко.
В тот день, постояв на зимнем ветру со снегом прямо на кухне, Леона получила еще и отменную простуду, говорила с месяц с самым зимним в мире, насморочным акцентом. В общем, неправильное получилось волшебство...
...Но оно говорило, что Дверь все-таки открыта, а, кроме того, жива. Поэтому на Чудо можно надеяться.
И впрямь, через некоторое время, ближе к вечеру, из кладовки в комнату, через вторую дверь, вылезли трое эльфиков и качались на ветвях маленькой новогодней елки, итогом чего стало шумное елкокрушение. Леона увидела виновников происшествия уже потом, когда убирала останки нескольких шаров; они сидели в щелке между тумбой и стеллажом, блестели черными глазками и тихим, быстрым шепотом обсуждали что-то веселое. Наверное, личные лохматые тапки Леоны или ее замечательные драные штаны... Или все произошедшее в целом.
Они смеялись, как смеются птицы в солнечном луче; шептались, как молодые деревца. Леоне показалось, что они стоит на дорог, уходящей в большой весенний лес, но войти туда страшно... и хочется. В лесу не станут разбирать, какой язык тебе привычен, что тебе надо от жизни и от себя, но здесь гораздо легче разбирать эти вопросы самому - одиночество гораздо уютнее. Здесь всегда есть великий советчик, Природа; собственно, ее голос всегда звучит где-то внутри, но в лесу ты слышишь его и снаружи, а это чуть более реально и заставляет чуть меньше думать о галлюцинациях. В конце концов появляется мысль о том, что ты вовсе и не одинок.
...Это все Леона успела передумать на пороге волшебного леса, куда не могла войти...
"Мне бы - бросить все это, да рвануть на мысль!.." - думала она не раз после; но приходило воспоминание о городе, где говорят на языке, который она выучивает день за днем все лучше; и понимание того, что мечту о нем она не предаст. "Наверное, волшебный лес у каждого - свой. Или я разуверилась в чужих мирах. Или это все - синдром привратницы, не входить без разрешения. Или... или-или-или! Или я уже запуталась!"
На самом деле Леона просто очень любила чудеса там, где им не место; на земле, где они - в порядке вещей, она молниеносно загнулась б.
Тогда она, остановившись у опушки леса, разбила свою палатку и стала жить так, не испытывая ни малейших неудобств. Так ей было хорошо. Она ждала своего гостя - он где-то там шастал, в своей жизни, и пока вовсе о Леоне не думал; что-то говорило девушка, что с появлением ее личного чуда контракт с Дверью будет расторгнут...
...И выходило, что, отпустив ее, Дверь впустит одновременно в волшебный лес.
"Клятая логика взаимосвязей! - бормотала Леона, злясь. - Никуда не увильнешь, ничего не выручит, все настолько правильно, что брр!.."
И она затосковала. Утренние походы за булками не радовали; соседи какого-то черта принялись греметь за стенками, как целая толпа цепных привидений; все пошло наперекосяк. Только слова и правила врезались в мозг, как клейма. "Усохну," - решила Леона. Но не усохла.
Эльфики осмелели, стали лазать к ней каждый день, плясали джигу на круглом коврике и разучивали что-то вроде сиртаки; их музыкант все время играл не те песни, что не мешало танцорам исполнять свои номера под неслышную музыку. Они не различали дня и ночи, но не переступали порога избранной комнаты, так что Леона стала, на всякий случай, заглядывать туда, прежде чем войти. В большинстве случаев она натыкалась взглядом на посетителей.
Те имели неплохой вкус: украшали новообретенную гостиную цветами и листьями, вешали бусы и росы и вишен, укладывали на полки яблоки, веточки плюща и остролиста, как на Рождество, рисовали фрески на штукатурке и витражи на окнах. Но все это исчезало. Не уходило лишь стойкое, как запах костра, ощущение их присутствия.
В последние недели года, в октябре, Леона совсем расклеилась, еще хуже своих обоев; она сидела на кухне, где домов было меньше, а неба - больше, потому что под окном пока только шла стройка, да еще рос ржаво-медный клен. И там хуже слышались эльфийские голоса, мешающие ей твердить уже наизусть текст романа, написанного в городе ее волшебства. Ей было довольно паршиво. Но она все равно держалась.
...Хотя бы некоторые истории должны кончаться хорошо, иначе мир будет уж слишком гадок. Пригодным для обитания его делают всякие сказки и бегуны по облакам. То и другое у Леоны было, поэтому она все-таки дотянула до того момента, когда дверь кладовки открылась в коридор, и из нее вышел гость, не бегущий и не оглядывающийся бешено. Взгляд его был задумчив и светел, а он сам, похоже, имел неподдельный интерес ко всему окружающему.
Леона, вскочив с табурета, уставилась на него большими, красными от бессонницы глазами: