Аннотация: Империя касания - магическое содружество представителей разных космических рас, ищёт пути сохранения разума во Вселенной. Представители Земли оказываются необходимыми для решения вопроса и попадают в Империю.
Империя касания
Книга 1. Безумная в цветах
Надевая оковы на других, становишься тираном. Это не
продуктивно...
Пиши, Гортензия: может, это поможет тебе избежать
ошибок. Тебе ошибаться не след.
Грета
В продолжение эпиграфа
Дорогие ведьмы и маги! Какова наша цель? Хотим ли мы дотянуться до звёзд, стоя на лестнице достижений предшественников, строя хищный длинный палец разума, как тó принято в моей родной земной науке - или вся литература (то есть написанное не ради предъявления счёта) в нашей Империи должна быть похожа на длань из коротеньких пальчиков личных побед?.. Вернее, на ежа, если брать три измерения... на Азбуку... Вот тогда цель - это самолюбование. Да не любуйтесь мной! Просто почитайте - и ладно. А если вспомните при этом моих знаменитых предшественниц и скажете: "Они думали лучше", это им не повредит. Пиар, всё же.
Гортензия
1. Записки Гортензии Коу
Вот, завела новую дорогую авторучку. Писать. Не то, чтобы в первый раз - но в новом ключе. В зелёной моей юности писала сценарии школьных спектаклей - то был единственный путь приникнуть бочком к коллективному жаркому телу. Упаси бог прижаться грудью - всосут. А так я, шизанутая и парящая в небесах, охвачена и не стою костью в горле.
А "ключ" тот новый - се старый мой комплекс, рождённый в бою с подругой Сусанной, критиканшей тогда и ныне. Ныне она за это даже деньги берёт - театральный критик. Сусанна сказала тогда: "Кому интересно, что будет сильно потом? Пиши про сейчас и к телу". Имелось в виду, что дамские диалоги должны содержать привлекательные слова наподобие "топа с лямкой", "фенечек", часто употреблять "жизнерадостно", несколько раз "бойчики", "мобил" и "чат". Ввиду выноса на сцену опускались обычные в быту вспомогательные вставки унылой матерщины, но слова в спектакле произносились с паузами, заполняемыми благодарными слушателями. Иногда - хором. Так писала Сусанна. Конечно, мои романтические феерии блекли рядом с её талантливыми современными произведениями.
Ручку я купила писать про сейчас и к телу. Своему. Не совсем дневник, но почти. То есть, излагать буду в свободное время на высоте маниакального пика, а в депрессивном минимуме - жить и запоминать.
Первая страница - представление: кто там скребёт пером по ночам, да ещё о себе, да ещё, скорее всего, одной себе? Школа давно позади, коллективное тело рассосалось в великом Мейнстриме. Другого тела у меня нет и, следовательно, некому всё это потреблять.
Вот это я, Гортензия Коу. Посмеёмся вместе. С детства мечтала удушить ту сестру, что осчастливила меня имечком. Фамилия стандартная - сдали ребёнка в час Быка, а фамилии по месяцу и году уже исчерпались.
В школе за Гортензию получила кличку "Метёлка". Зато потом, в моих поисках места произрастания, я пожинала урожай комплиментов типа "Цветок прелестный".
С именем покончено. Профессия - ветеринар. Почему? - Да с моей фамилией самое оно. И коровы с собаками к родне ластятся.
Место жительства... выбирала долго. Выросши в среднем звене - в Альфе, сбежала поначалу в великий наш Мейнстрим, да как почуяла себя блохой на его могучем теле, так и выбежала. Снова по средним городам - училась в Дельте, первая практика в Бете. У меня там даже подруги были. К телу... Меня зациклило. Тело - такое слово, что от него трудно отделаться. Я тогда пыталась обрести новый коллектив: с детства в общей спальне - одиночество условное и ущербное. Но надоели мне бретельки и галифе - не на теле надоели, на языке, и я пустилась в одинокое странствие по периферии. Ткнула пальцем в карту, попала в Волчий Яр, села в машину и поехала...
Место жительства - Волчий Яр. Ни одного волка. Куча собак, толпа коров и быков разных биологических видов - от скотов до человека. Благодать. Три улицы, дома редко-редко, орёшь соседям "Здрась!" в полную силу, они тужатся, отвечают "И верно, припозднилась!". Весь диалог. Про бретельки не вставить - не долетят.
Домик маленький, на первом этаже гостиная и кухня, на втором две спальни. Во флигеле лечебница и гостиница для зверья. Сейчас там один попугай, старая фокстерьерша и толпа канареек. Кошек не беру. Не люблю.
Внешний вид. Мой, разумеется, не дома. Уже описан "цветком прелестным". Почти правда, что плохо для заработков: жёны фермеров меня не любят. Вот как приеду я на своей жёлтой "Варде", как вылезу с голыми коленками, в плиссированных шёлковых шортах за бешеные деньги, как войду в сафьяновых сапогах в их грязный коровник, а потом такой же и выйду - так ненавидят. Вот их мужья своих быков ко мне в город и гонят. В Волчий, то есть, Яр. Уже протоптана тропа - окружная дорога, чтобы в пути не трогать горожан за их слабое место - чистые улицы.
Моё время... Быки те чаще бывают здоровыми. Нормальные бугаи. Как и хозяева, что мнутся, лепечут, что скотина захворала и "скучает", радостно вспыхивают, когда спрашиваешь: "Как жизнь?", и отвечают: "Обрыдло всё. А ты ничего. Будешь на дискотеке?". Я-то буду. Только тебя не пустят домашние дела. Экологически чистый сыр не вовремя запотеет или бетонную площадку при выгребе поведёт трещинами от вчерашнего буйства стихий...
Раньше ведь были не фермы - заводы по производству молока с чавкающими доильными аппаратами. Теперь - комиссия может нагрянуть: а нет ли у тебя аппарата? Не дерёшь ли ты лишние деньги с мнительных горожан за фабричное молоко?
Молоко должно быть доено руками, а навоз вынесен вилами - никакого конвейера, иначе коровий гормон стресса набросится на горожан, что и так шарахаются от каждой подворотни с разбитыми фонарями. Им, горожанам, своего стресса хватает.
И вот мой Волчий Яр - зажиточен, а разорены бывшие заводы среднего звена, что ныне - пустые бетонные коробки, в стойлах которых так удобно вечерком словить кайф или девочку, или обоих. От стресса. В провалы крыш даже звёзды видны - романтика.
Стресс я видела на последнем курсе, когда помогала профессору вести переподготовку бывших выпускников.
- Да как же я сепсис одолею без фабричных антибиотиков? - рычал из заднего ряда широкоскулый эскулап с бородой лопатой.
- Почему без антисептиков? - жизнерадостно отвечал профессор. - Лишайники есть. Уснею можете выписать с Севера. Но предупреждаю! Только от лицензированных сборщиков! С биркой, иначе клиент останется без справки о чистоте.
- Мне теперь Ибн-Сину цитировать, и "Садик"? - ехидничал бородатый.
- Не помешает, - кивал профессор. - В вас сейчас преобладает желчь. Лучше возьмите у меня списочек компаний, заводы закрыты все.
- И Алльгемайне? - охала аудитория.
- Угу. Вчера объявила о банкротстве.
Мне-то что? Я Ибн-Сину наизусть знаю, даже учить не пришлось - будто сама писала. А вот этих старичков жалко. Бородатый в сердце запал... У меня такое сердце - если кто в него западёт, значит, встречу. Разумеется, встретила. Он мне практику в Волчьем Яре подарил - не продал! На покой ушёл, в сборщики уснеи на Север подался. Я ему с лицензией помогла.
Трудно жить женщине с ребёнком в эпоху перемен. Без ребёнка тоже... не трудно, но зыбко и неприятно. И смешно. На этом пике массового психоза наши дивы стали румяниться свёклой, а если желали естественных красок, то тёрлись бодягой и закономерно покрывались прыщами. Фермерши предпочитали пиво и здоровый загар, зато с возрастом рисковали обрести синие носы наподобие Деда Мороза... ну да то ещё когда будет!
Потерявшие работу сотрудники химических и фармацевтических заводов и фирм открывали экологически чистые закусочные или бродили по дорогам страны с диким взором. Малые города их не пускали, они оседали на вокзалах и в подворотнях крупных городов и применяли свои знания в пиротехнике. Взрывы вонючих петард перемежались с терактами, либо плавно перетекали одни в другие, и выпивший чаю из ромашки благостный гражданин лишался жизни просто потому, что шёл мимо. Здесь ирония: малышня петардами развлекалась и спускала агрессию, взрослые согласно новой мании изгоняли петардами злых духов - и прикрывали творившиеся под гром "изгнания" убийства и ограбления, от которых и пытались себя оградить. Город напоминал модную игрушку - латексный шарик, в котором металась зубастая акула и бросалась на вас, прогибая латекс и клацая зубищами. Здорово ужжжасно! Здорово - или ужасно? Соединение несовместимого - вот приметы моего времени. Забавно, что для поддержания мягкости латекса вкупе с прозрачностью (соединение несовместимого) шарик наполняли такой вонючей гадостью, что после игры с ним жгло лицо. Здорово ужжасно.
Несуразица росла... где-то там. Здесь, в Волчьем Яре, было тихо. Основные трассы далеко, и в автобус неприятных странников не сажают: нет мест. Для них мест нет...
Так. Введение переходит в повествование. А я и не надеялась - думала, буду брюзжать на этих страницах, ибо не случится ничего, достойного бумаги.
Но случилось. Одним странным летним днём, что начался под ясным небом, возбудился до устрашающей жары и завершился сильным ледяным монотонным дождём. Никаких гроз - просто пала тьма и потекло. Несчастный Джозеф увёз свою покусанную псину под плащом, а сам стучал зубами в своей тонкой рубашонке уже к тому времени, как подогнал машину... Герой-животновод. Однако его героизм понятен - шила я его пса не меньше часа, и всё это время за стеной выла фокстерьерша: соболезновала.
Собаки звереют. Меняется мир. Абсолютно непредсказуема погода, в особенности летом: в один день умещается тройная смена одежд от шёлка на голое тело до пуховика с вязаной шапочкой. Мокрую жижу земли после очередного ливня выдувает до грубых загнутых корок за час, за два корки превращаются в мохнатую пыль. Растительность, тем не менее, процветает, а вот мои пациенты звереют. Кабы не были зверьми, не так страшно. А когда бугай после суточного стояния в стойле с устремлённым в одну точку взором начинает разносить это стойло с единственной целью - убить всех и вся в округе, тогда страшно. Первых таких стреляли. Да только всех не застрелишь - порода вымрет, вот и трусят заранее эти потенциально кровожадные монстры ко мне на приём: поговорить. Ну о чём с ними поговорит тот же Джозеф? - "Обрыдло!" - и всё. А я - новости расскажу, за морду подержу, пофыркаю, и коровья депрессия перейдёт в светлый взор, а грёзы о размножении вытеснят мечты о мировом господстве.
Но собак всех не уговоришь. Их много, и их свадьбы сбиваются игрой климата. Одна течная сука - и два-три кобеля изорваны в клочья. Мелочь не считается. Фокся Бела, что сейчас у меня, чуть не последняя из мелочи, из калитки пятый год ни лапой.
Кошки вообще мутируют, кровожадность приобретают от рождения и высасывают мать почти до смерти, а та, в свою очередь, грызётся с соседской кошкой на манер собак. Вместо "Мяу" - вой и вопль "Мря!". Самые сердобольные хозяева стали их выгонять, иначе можно дома лишиться. Подопечные любимцы всё дерут, крадут драгоценности как сороки и царапаются.
Кошачьи бои ныне такие, что рядом не пройдёшь - могут в раже и тебя растерзать. Интересно, а кого теперь показывают дрессировщики в цирках?
Вот в таких думах я заваривала чай и смотрела на мерзкие ледяные струи. Как видите, ничего личного. А есть ли оно, личное? Телом заняться, кудряшки мокрые расчесать, морду шиповником намазать?
Бела, та самая фокся, извылась и напросилась в гости. Душа у неё болит из-за покусанного кобеля. Из-за стекла двери болит. Если бы ту дверь открыли, она бы устроила такую истерику - как же! Опасный представитель вида на её территории!
Теперь Бела сидит в моём кресле с победным видом и знает, что в такую мокрятину я обратно во флигель не пойду, а значит, спать ей тоже достанется в кресле. Компания. Половину моей яичницы сожрёт, а ночью будет карабкаться по лестнице в надежде залезть в мою постель. Кишка у неё тонка - свалится, ушибётся и будет в обиде на весь мир. Было уже. Мадам Тереза часто отбывает в гости, а Белу в машине укачивает. Не поймёшь, где зверь прописан, у меня или у хозяйки...
Нет! Себя чесать не хочу. Лучше Белу. Хоть заулыбается.
Дверь задребезжала от стука. Бела обиженно взвыла, а я, как была, взъерошенная и с собачьей щёткой в руках, бросилась открывать, машинально просчитывая, у кого могло случиться такое, что он и звонка не заметил.
А в дверях стоял Юстас. И вот уже глупая Бела виляла своим обрубком хвоста и визжала, а я пыталась одной рукой забрать его рюкзак, вцепившись другой в собачью щётку.
- Моя борода не нуждается, - улыбнулся он, отбирая щётку. - Ты лучше тряпки неси. И полотенце.
Он полуобнял меня, как когда-то, отстранённо смотря в огонь. Но когда-то это было обычаем, и я тыкала его кулаком в живот, а сейчас...
А сейчас я вжалась в него всем телом, упёрлась лбом в подмышку и заревела. Потому что, несмотря на мои двадцать семь, я фригидна и девственна, как голубица. Дерево - обнимай не обнимай... и вдруг обнаружила, что ущербна. Так, прижавшись, цела. Так - тепло и сладко до дрожи. Как я оторвусь?
- Ты уверена, что промокнёшь меня лучше полотенца? - фыркнул он. - Неси зелёное полосатое, если оно ещё живо. Я грязный.
Миг ушёл. Я оторвалась - и ничего, осталась жива. Била дрожь, и фонтаном разливалось тепло где-то в животе. Я - хуже полотенца. Непреложная истина. Следует исполнить пожелание бывшего хозяина этого дома. Бывшей ассистентке принести боссу его старое полотенце. Где-то оно под Белой. Несу-несу. Малость псиной попахивает, но он же бывший ветеринар...
- Мыться надо чаще! - объявил он Беле, вытерев лицо. - Старым бабкам, как и дедкам, положено активно следить за собой.
Бела - Бела! - сползла с сиденья моего... о боже! - его кресла и примостилась рядом в углу... Юстас! Ты ловелас. Зачем ты пришёл? Отбирать обратно мою практику? И ведь отдам без слова, борода моя лопатой. Отдам и уйду... никуда. Тепло сменилось льдом... - нет! - деревом.
- Ты всё кукуешь одна? - спросил он, высунув голову из ванной. - У меня все вещи грязные. Может, какой халат мужичий у тебя запасён?
- Обойдёшься моим, - рыкнула я и пошла доставать своё недавнее приобретение - атласное кимоно необъятных размеров. Ну люблю я большие вещи! Полы подберёшь и бродишь павой перед зеркалом. А практичность? - А! Удобно полами пол подметать.
Большие вещи? - У Юстаса вся грудь голая и едва прикрыты колени. В разошедшемся вырезе - рыжая с сединой шерсть на груди. Никогда не терпела волосатых мужиков, а потому осторожно, издали, протянула ему чай. Пахнуло моим собственным жасминовым ароматом, он почему-то сразу сросся с Юстасом, и я почувствовала себя котлетой на сковородке - пеклась и сочилась жиром, то есть совершенно неприличной и не свойственной мне страстью... - Сейчас я себе крылья подрежу.
- Я одна, потому что неутешно ждала тебя, - промурлыкала я, пытаясь отключить обоняние. Шерсть эта рыжая... - Бери меня замуж, будем вместе бугаёв успокаивать. Я тут на досуге даже готовить научилась - чем тебе не пара?
Он привстал. А то развалился в кресле как орангутан. Даже обезьяне следует реагировать, когда сватают.
- Тебя заразили! - охнул он. - Тереза испортила мою девочку! Тебе нужен юный герой, а не стареющий сборщик уснеи. Га! Я дипломирован. Я отмечен наградами и облечён властью раздавать участки. Я - участковый, ясно? А ты кто? Ветеринаришка. Ты мне не пара. И вообще, холостым прожил жизнь и уже прицелился одиночкой помереть, а ты тут втираешься. Не пойдёт.
Так уже легче. Можно спустить на тормозах разогнавшееся обнаглевшее тело, понизить дряблость ног до одеревенения. Я всплеснула руками. С чашкой. Кимоно всё жасмином провоняло - не жаль.
- Ах! А я-то уже условия заготовила!
Ага. Зацепило. Любопытный. Даже чай не стал с себя вытирать.
- Это какие же?
Кажется, наша игра задела нежные чувства Белы: терьерша зарычала из угла.
- Полная эпиляция, и чтобы с гарантией, за мой счёт. Надо же так зарасти мехом! Медведь-шатун, а не участковый!
И когда он открыл рот для ответа, вновь задребезжала дверь. Вечер, похоже, крепчал, вкупе с ветром.
Теперь в струях дождя обнаружилась старуха в прозрачном дождевике с огромным капюшоном. Из-под дождевика выползла костлявая ручка, патетически указала на меня, и пронзительный голос прощебетал:
- Ты! Сколько можно скрываться?
Я даже отступила. От удивления и, в какой-то мере, из вежливости: на её конечность лился ниагарский водопад с крыши. Всё не доходят руки сделать навес над крыльцом и желоба. Дом требует бесконечной заботы.
- От кого скрываться? - с любопытством спросила я. Как-то не приучена пугаться грозных старух. У нас в Яре все такие, включая Терезу. - И кто вы?
- Добрый вечер, - мягким покровительственным баритоном напомнил ей о приличиях Юстас. Ей - или мне?
- Добрый-добрый, - пробурчала старуха, вошла и стащила дождевик. Опять будут лужи. Я было потянулась за тряпками, но бабка величественно воздела шуршащую массу и сложила в чехольчик. Ни капли! Новые достижения мейнстримских производителей? Не похоже. Нынче не в моде киноварь, это прошлое десятилетие, а тогда таких точно не делали.
Бела рычала из угла, с негодованием смотря, как бабуля умащивалась в моём... Юстасовом кресле.
- Замолчи, Петти! - приказала старуха и поманила Белу пальцем. - Сюда поди. Разъелась. Стыдно.
И склочная терьерша поползла к ней на брюхе. Вокруг нас с бедной собакой начали собираться лидеры. Скоро затюкают. Вот, Юстас решил выйти из тени.
- И всё же, что вас к нам привело? - всё так же обольстительно мягко спросил он. К нам? Точно, собрался лишить меня практики. Ну, Юстас!
- К вам? - старуха чихнула в платок, вышитый розочками.
Бешеные деньги! Ручная работа! И - чихать?
- Вы-то мне зачем? Я вот к этой девочке. Вы мне даже мешаете: толпу не люблю.
Так его. Ещё не хозяин, хотя будет. Ну, бабка! Платье в пол! Бархатное, зелёное, с серебряным шитьём всё теми же розочками, манжеты кремового кружева! Ей не было жарко? Огонь в камине плясал как ненормальный.
Юстас взбесился. Он даже забыл о приличиях.
- И такие карнавальные одежды для неё одной? - ядовито высказался он.
- Я от Вас не скрывалась! - поспешила я замять неловкость, но бабуля в моей помощи не нуждалась. Она просто отвернулась от обиженного Юстаса, превратившегося в шар рыжей шерсти, слегка укрытый дракончиками моего кимоно, перед тем смерив это кимоно вместе с его голыми ногами выразительным взглядом. Конечно, в своём доме люди ходят как хотят, но не пытаются же беседовать, а тем более оскорблять леди, забредшую на огонёк. Нормальные люди в этом случае бегут наверх и надевают смокинг...
А потом она сказала мне, смирив свои пронзительные трели до птичьего щебета:
- Конечно, ты не скрывалась. Я просто досадовала на себя, что так долго не могла тебя обнаружить.
- Зачем? - полюбопытствовала я, забыв про Юстаса и пытаясь разглядеть выражение лица собеседницы: Бела уже сидела вонючим задом на её бархатных коленях и загораживала обзор.
- А? - рассеянно ответила дама. - Ты мне нужна. Если этот джентльмен удалится переодеться, я смогу объяснить подробнее.
Юстас задышал и с грохотом прошествовал наверх, в спальню. Надеюсь, не мою. Когда я, проводив его взглядом, обернулась, то забыла о Юстасе окончательно: старушка теперь сидела в тёплом клетчатом халате, а на её коленях была отнюдь не Бела - залихватски причёсанная юная белозубая сука-цвергшнауцер.
- Теперь Петти не такая громоздкая и больше похожа на себя, - с сомнением произнесла пришелица. - Однако склочность убрать не удалось.
Послушайте, это много для одного дня. Юстас и моё некстати случившееся половое созревание - ещё куда ни шло, а вот бабуля - откуда-то извне. Лишняя. Да, и кого, спрашивается, я теперь отдам Терезе?
- Всё глупости! - отмахнулась старушка. - Мы всегда кому-то что-то должны, даже умереть спокойно не дадут. Разумное количество долгов разрешается самостоятельно списывать, если те долги мешают началу нового этапа.
Я подняла бровь.
- Разве я - не новый этап? - рассердилась она. - Тебе пора собираться. Петти берём с собой.
Вообще говоря, я бы предпочла Юстаса... Да и с какой стати я должна куда-то бежать?.. - А с такой. Обрыдло мне с вами, милый Джозеф и компания, а бородатые сборщики уснеи замуж не берут. Почему бы и не собраться?
- А вы кто? - всё же спросила я для порядка. - И куда мы отправляемся?
- Я Грета, - представилась бабуля и принялась тискать цверга. Благодарная Петти извернулась и тяпнула её за палец. Да. Характер тот же. Только пахнет псина теперь... О боже! Моим жасмином!
Тьфу. Гретой, между прочим, звали мою любимую попугаиху - Принцессу Уэльса. Та целыми днями прыгала с жёрдочки на жёрдочку и вопила "Грета" и "Карота", а понимала исключительно немецкий.
- И? - вопросила я, представив себе эту Грету прыгающей на жёрдочке и с длиннющим розовым хвостом.
- Что и? - Грета сосала палец и вертела ухо Петти, та клонилась долу и жалобно выкатывала глазки. - Запомнила? - Старушка отшвырнула собаку в угол. - Ещё один раз - и будешь шарпейкой. Или чихуайкой. Либо я тебя за щеки таскать буду, либо носить в коробочке, чтоб не потерялась. Ясно?
Петти взвыла.
- Ещё раз! - потребовала Грета.
Петти замолчала и тихо улеглась.
- Молодец. Мозги сохранила. А глупости свои - забудь!
- А тебе что ещё надо? - повернулась она ко мне. - Кто я, Грета? - Это как посмотреть. Хочешь - феей меня назови, хочешь - ведьмой. А мне срочно нужна ученица. Ты. Вот и собирайся.
Легко сказать - собирайся. Нужно на кого-то оставить попугая жако и стаю канареек, абсолютно забыть о нервных быках и перевязках пса Джозефа, проверить и оплатить счета... передать дела.
Леди хмуро выслушала.
- Так? Не забудь, я сказала - срочно. Действуй оперативно. Где я буду спать?
Учитывая мою извечную подозрительность, я уложила её в своей спальне. Пропажа пары лифчиков погоды не сделает. Я могла удалиться в свой кабинет во флигель, там вполне можно ночевать и там содержатся документы, деньги и всё самое ценное (для меня, разумеется). Содержатся они под бдительным оком удивительно нервного жако, что орёт при любом появлении чужих и требует у них хлебобулочных изделий (иногда печенья, иногда булочку, а однажды выговорил " пах!-лава!" - мёду захотел старичок)... Я отказалась от идеи ночевать во флигеле и осталась спать в гостиной. Так тише и безопаснее. Ну не полезет же старая дама из окна второго этажа по связанным простыням? Обрушится. Простыни у меня старые. Стыдно, но факт. По мере доходов сначала обновляется видимая миру часть, а кто увидит простыни одинокой фригидной девицы?
Чай мой Грета осмотрела с негодованием и предпочла лечь на голодный желудок. Из спальни Юстаса не доносилось ни звука, а в ванной уже досыхали его покровы. Обносился босс. Взял бы замуж, я бы его приодела, а так... Ну что же, хозяин барин.
Невзирая на новые обстоятельства и продавленную софу, я немедленно рухнула в сон - свой сон: на каждый шорох просыпаюсь, словно жако пенсионного возраста. Бела-Петти залезла в кресло и даже не храпела. Тишина стояла до утра.
А утром меня ждал шок. То есть, сначала всё было в порядке. Бела стянула с меня плед и принялась по своей мерзкой привычке облизывать мои босые ноги - оттого и не беру её в спальню. Так что проснулась я от липкой щекотки. Почему это Бела - у меня?
Проснулась, вспомнила, прислушалась. Огляделась. В доме полная тишина. Рассвет. Собака издевается. Можно ещё поспать, отослав противную Белу...
Белу?! А где Петти?
Я проснулась совсем и потянула вялое тело в ванную. Юстас, видимо, вставал: его вещей в ванной комнате не было. Вставал, а я не слышала?
Дверь в его спальню была приоткрыта, и я не удержалась заглянуть одним глазком: а как он спит, этот рыжий зануда? Спальня была пуста. Ничто не говорило о том, что в ней кто-то спал... включая пыль на прикроватном столике. Ну не убирала я с полгода! Он что, обиделся и сидел на полу?
А потом встал и ушёл мимо меня и Белы, не прозвенев моей эоловой арфой у входной двери? Он просто исчез, улетучился как дым. Старая леди постаралась, Грета с розовым хвостом на жёрдочке. Ну, я это так не спущу! Плевать мне, что ещё только рассвет, я ей такое устрою!
Моя спальня была пуста. На кровати валялась моя ночная рубашка, которую я вчера кинула в стирку вместе со своим постельным бельём, а постелила свежее... Свежее не тронуто, лежит себе в шкафу.
Так. Я практически не пью, тем более дома, одна. Я не принимаю лекарств. Однако всё вчерашнее - глюки. Допускаю, что многие несчастные фармакологи, лишённые работы, малость тронулись умом и зачем-то побрели по дорогам страны. Кто знает, какие глюки погнали их в путь? Но я-то не несчастна! И в городке пока никто не собирал котомки. Кроме меня - я уже недалека от саквояжа, и в путь с глупой улыбкой на лице: я - ученица чародейки. Ага. Сейчас. А вот мы себе по шее!
Я умылась, съела очередную порцию яиц, дочесала фоксю и повела её гулять к ограде. Дальше не пойдёт: проверено годами. У ограды на её отходах колосится крапива, приходится косить, чтобы собачка не обожгла брюхо, а то будет стонать и подставлять красное, покрытое коростой пузо.
Потом я решила начать новую жизнь и отправилась бегать трусцой по всем нашим трём улицам. Вот радости-то нашим старухам! Будет о чем поговорить.
Встретила почтальона и забрала свою почту. Ну да! Вчера автобус был вечером, значит, сегодня его нет, а завтра прибудет с утра - к моей пробежке. Теперь я буду жить так: встречать почтальона, либо автобус, либо никого не встречать и бегать до упаду. Дурь следует выводить с потом.
Потом мылась в ванной и дрожала от запаха жасмина. Может, это я доигралась со своей просроченной девственностью? Гинеколог на меня орал и грозил опухолью. Мол, вдвое моложе рожают, а ты всё целка! Заболеешь - не ной, что не говорил. Ну говорил. Ему положено. Он на всех девиц один в городе бык... Теоретически он прав. Но зачем мне что-то терять, когда не хочется?
Наконец, села разбирать почту. Путаное послание от профессора: жалуется на нехватку кадров, рекомендует давать быкам боярышник - мол, он сам тоже пьёт. Письмо последнее: уезжает в годовой отпуск "на природу, в леса". А как же нехватка кадров? Профессор из Дельты ни разу не выезжал, кроме как на окрестные фермы. А теперь - "там чище", вот что пишет этот обрюзгший болван, повторяя глупый клич наших обывателей - клич, с которого началась вся эта неразбериха. "Там" чище, потому что тебя там нет. Залезешь "туда" - будет так же грязно, как в Дельте. Ты же даже простыни покупаешь одноразовые - вернее, поручаешь покупку своим ассистенткам - и спускаешь их ежедневно в биотуалет с модной культурой генетически модифицированной сенной палочки, что ест по простыне в час! Кто же тебе "в лесах" стирать будет?
Он боится. Чего-то боится, но пытается это скрыть. Что могло испугать этого манихея?
За письмом последовали истеричные рекламы трав с особым упором на действенность при психозе. Теперь все травы обязательно лечат психоз - хоть иди и жуй газон. Поймала себя на мысли, что внимательно читаю состав сборов и прикидываю: а ну как и впрямь какая трава станет средством против юстасомании и гретособлазна?
И, наконец, письмо от Терезы. Вывод: я в городке не одна пакуюсь. И - ну всё, мой бизнес горит синим пламенем! Терезины взносы составляли значительную часть моей копилки. И вот теперь она нашла свою ЛЮБОВЬ. Именно так написано: аршинными буквами, что искорёжены рукой страдающей паркинсонизмом невесты. Бог в помощь, но ОН не выносит животных. У него АСТМА, а потому она прислала чек на усыпление Белы. А птичек советует распродать, чтобы окупить затраты... Чудо! Медовый месяц они проведут "в лесах", там чище. Дом она пытается продать, но что-то пока не удаётся... Точно. У нас всё больше поля. Вот лесной шалаш из пары веток пошёл бы на ура.
Я щёлкнула Белу по носу - и та не укусила! Только преданно смотрела мне в глаза.
- Зачем поперёд смерти лезть? - спросила я. - Мы с тобой ещё получим счастливую старость. Яиц в холодильнике, мясных обрезков в морозилке и галет нам хватит до конца жизни. Ты не против - стать моей?
Она была не против - и опять лизалась, подлый зверь.
Значит, птичек надо пристроить? Продаёт Тереза, а я лучше посплю на старых простынях. Вот и дело нашлось: писать старым знакомым - птицеводам. Ну! Кому нужна стая громко орущих канареек? Самовывоз. Денег не берём.
Жако Гектора не отдам. Сегодня же перевезу к себе - пусть тешит меня бравыми криками. Будем жить втроём и лечить бедных психов - быков. Может, решимся потерять девственность, чтобы успокоиться и дожить до обещанной Беле старости. Сегодня решимся, завтра сходим к гинекологу и признаем его правоту.
Ну вот. Дожили до часов приёма: быки пошли. Тут не до размышлений - знай разговаривай.
А день был опять знойный. Красный день. Ветер вопил и тряс дом.
Не знаю почему, но я всё же решила подчистить свои долги и разобраться с бумагами, поэтому просидела в кабинете за компьютером до вечера. Запустила в сеть предложение взять канареек и попыталась понять, что происходит в мире. А в мире ничего не происходило: то, что давал компьютер бегущей строкой, не содержало ничего значительного. Будто и нет у нас проблем, будто нет психов, нет вечно меняющихся условий - "всё спокойно в доме"... человеческом. Посмотрела расписание автобусов и ахнула: вот тут изменения разительные. Если бы я сейчас задумала добраться до Дельты, то вместо суток пути потратила бы дней десять. Словно нарочно, графики были рассогласованы, а число рейсов упало на порядок. Зачем?
Заохал Гектор, требуя темноты, и я поняла, что засиделась. Не зашла в магазин, придётся питаться шпротами - яйца уже в горло не полезут. Взяла клетку, запечатала в плед и отправилась домой.
Там как раз домывался Юстас, бросив у порога рюкзак и плащ. Сквозь визг ветра, дребезжание стёкол и стуки с крыши пробивалось монотонное бурчание: "Ты поймёшь, что он бескрайний, я тебе его дарю". В общем, мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним...
Его вещи были вполне материальны, их устроилась сторожить счастливая Бела. И как всё это понимать? У Белы тоже глюки?.. На чём он приехал? Автобус теперь ходит - сами знаете как. Не то, что в его времена.
Я стояла на пороге с клеткой в руках и обдумывала, стоит ли мне уйти во флигель ночевать: там Юстас пока не объявлялся. И тут меня похлопали по плечу. Я подпрыгнула и чуть не уронила Гектора; он горестно застонал и захлопал крыльями.
- Не могли бы вы войти поскорее? Меня сдует, - пожаловался знакомый чирикающий голос. - Это ведь дом Гортензии Коу?
- А вы - Грета, - устало сказала я, поняв, что теперь не отвертеться.
- Генриетта, - поправил голос. - Так не войдёте ли вы?
Ну, я и вошла, открыв дорогу своему глюку.
Глюк на сей раз носил полное имя и был упакован в дешёвенький тряпичный плащик с пелеринкой. Голова Генриетты была тщательно укутана в шёлковый платочек с розами. Хоть это неизменно.
- Вы и есть Гортензия, - всплеснула руками щуплая старуха. - Ну да, ну да.
- А вы хотите сделать вид, что не пропали вчера из моей спальни вместе с Юстасом?
- Да? - поразилась Генриетта, снимая плащик и оставшись в длинной шёлковой сиреневой рубахе с розами и в неприлично малиновых леггинсах. - Неужели я могла быть столь развратной? Возможно, я была вчера. Наверное, потерпела неудачу, раз снова здесь.
- Потерпели. Вы - глюк, и шастать по лесам я отказываюсь.
- По лесам? - Генриетта бочком-бочком продвигалась к креслу. - Что за несуразица! Я не приспособлена к лесам. Я люблю удобства. Кстати... гм... не могу ли я... знаете, с дороги, да и возраст...
- Туалет направо, - догадалась я. Может, там её и застанет унесение ветром. Вчера же исчезла.
Бела прошествовала мимо меня, шумно обнюхала клетку и подошла к Генриетте. Пристально уставилась ей в глаза. Хвост вытянут, никаких приветствий.
- Да, конечно, - согласилась с ней Генриетта. - Ты меня проводишь. А как же.
И они потянулись рядком в туалетную комнату. Я подошла к закрытой двери.
- Это надо дёрнуть? - спрашивала гостья. - Нажать? А! Не смотри на меня. Это неприлично. Понимаю, радость моя. Я спешу, только она медлит. У меня в резерве ещё только два хода. Может, перейдёшь сейчас? Гром? Он авантюрист! Вы что, хотите обезглавить Совет? Ах, Петти! Я так устала! Пойдём. Времени мало.
Грохот на лестнице ускорил моё отступление от дверей туалета. Юстас уронил клетку, и Гектор жутко орал и хрипел. Не до Юстаса. Я кинулась разматывать плед и вынимать вопящую лысую птицу, что в панике тотчас полезла на меня и пробороздила на моей ноге длинные царапины. Кровь лилась ручьями. Спасённый Гектор вцепился когтями в моё плечо, захрипел, поник и заскользил на пол в обмороке. Второй раз в жизни. В прошлый раз я предложила ему самку. Не понял, возмутился и отключился от пошлой жизни в нирвану.
Подхватила я беднягу у самого пола.
- Ты живой? - воззвала я к синей безжизненной тушке с редкими пеньками перьев по телу, с мохнатой серой головкой и великолепным алым хвостом. - Лысый! Не пугай меня!
- Ты живой? - вслед за мной прошелестела старушка. - Я выражаю тебе своё порицание!
Гавкала Бела и носился, роняя вещи, Юстас. Наконец, упал передо мной на колени. Думала, предложение руки без сердца, а он пластырь на ноги лепит, зелёнкой красит!
Я уже прослушала сердцебиение нервного попугая и успокоилась. Теперь для него главное - тишина. Надо унести в спальню, а мои ноги обхватил сексуальный глюк и не пускает
- Отстань! - дёрнулась я. - Птицу надо унести.
- Я пришёл, - как-то беспомощно сказал он. - Вот так.
- Громко, это верно. На оленях утром ранним. Что тебе в участковых не сидится? Пришёл бы один раз, так заладил приходить что ни вечер. Скоро жасмин кончится. Главное, помоется, вещички постирает - и улетает! Я тебе что - хозяйка прачечной?
- Так вы тоже улетаете? Вы - Юстас? - заинтересовалась Генриетта, сморщилась и закричала цыплячьей тушке в моих руках:
- Как ты посмел сместить график! Гром! Кончай притворяться, авантюрист.
- Сама такая, - серьёзно проскрипел попугай, восстав из пепла и умащиваясь на моей руке. И несолидно завершил:
- Печенья дай. Печенья хочу.
- Куда я улетаю? - спросил Юстас, щёлкнув попугая по носу. - Неужели ты и впрямь притворялся, Гек?
- Гортензия! - завопил попугай его голосом. - Я пришёл! Мы поедем, мы помчимся...
- На оленях утром ранним, - хором подпели мы с Юстасом. Ежели я безумна, что может помешать мне веселиться?
- У тебя глюки? - спросил меня рыжий глюк. - Я только появился после четырёх лет разлуки, тащился пешком по грунтовке всем ветрам назло, морду обветрил, чуть ногу не сломал об попугая, а ты вспоминаешь давно забытое прошлое... Я, может, жениться на тебе решил.
- Ну да, ну да, - хорошая присказка Греты-Генриетты здесь в самый раз. - Я - дипломированный ветеринар, а ты кто? Участковый! Ты мне не пара. Мне нужен юный герой, а не гражданин, мечтающий о своей заброшенной одинокой могиле.
- Брэк! - протянул Гектор и затрещал крыльями. - Этот - в первый раз.
- А тот кто был? - поразилась я.
- Тот был он из другой вероятности, - пояснила противная старуха. - Ты со мной не ушла, и он, видимо, исчерпался.
- Кто тот? - попытался выяснить Юстас. - У тебя что, много меня?
- Куда как много. Тот меня замуж не брал и вонял жасмином... как, впрочем, и ты. Ненавижу жасмин! Буду мыться лавандой. А ты выдрал шерсть на груди?
Юстас обиделся.
- А что я чесать в раздумье буду? И откуда твои знания моей анатомии?
- Потому что вчера ты эту шерсть мне уже демонстрировал.
- Ты шизанулась. У тебя точно глюки. Пей боярышник, - велел он.
А я устала. Села и стала молчать. Пусть без меня говорят. Я - устала. Я бы спать пошла, но везде разные сущности ведут беседы. Унесло бы их, что ли. Всё равно банки шпрот на всех не хватит.
Вечер всё больше походил на бред безумца - в данном случае безумицы меня. Генриетта вцепилась в Юстаса и допрашивала его о северной жизни. Мои шпроты не пригодились: Юстас извлёк из рюкзака банку браконьерской красной икры, а когда обнаружилось отсутствие в моём доме хлеба, бабуля удалилась в туалет и вернулась оттуда с блюдом оладий. Горячих! Из каких канализационных отходов выпекались эти оладьи, страшно представить, но Юстас и Бела оценили кулинарию бешеной старухи.
Юстас на этот раз не так обносился и из ванной вылез в розовой рубахе и джинсах. Ну боже мой, кто бы сказал этому мужчине, что рыжий в розовом похож на поросёнка! Запасливый - значит, Наф-Наф. Я сидела-сидела - и захрюкала. Гектор, что отказался отправляться в спальню, с энтузиазмом меня поддержал. Те двое, наконец, оторвались друг от друга и уставились на меня.
- Что с нашей девочкой? - поинтересовалась старуха.
- Утомление, - предположил Юстас. - Вы надолго? Уже разобрались, где кто спит? Ей нужно лечь.
Будто я бревно бессловесное. Возьмут и отнесут.
- Ненадолго она! - выкрикнула я. - И ты - тоже. Вы исчезнете, стоит мне уснуть. Поэтому мне плевать, где собираетесь спать вы, а я иду в свою спальню.
И ушла. Но не уснула. Генриетта так приворожила нынешнего Юстаса, что он даже не поинтересовался, а знакома ли мне эта старая ведьма. Он счёл её чуть не родственницей и развлекал как мог.
А как он мог? Домик мой дребезжал уже не столько от ветра, сколько от трио-пения Летки-Йенки с комментариями Белы и соответствующих телодвижений всей четвёрки. Жаль, я ушла. Картина, видимо, та ещё. Дама в штанишках и качок в розовой рубашечке, обоюдно дрыгающие ножками, за ними Бела и сверху поёт-заливается попугай... "Как тебе не стыдно спать!".
- Не стыдно! - свесилась я с перил. - У меня канарейки не устроены. Так что прогулка в леса сегодня отменяется, несмотря на моё безумие.
- Жаль, - сказала Генриетта и старательно подпрыгнула. - Но даже из неудач следует извлекать пользу.
Юстас и головы не поднял - топтался и бубнил мотив. Прощай, музыкальный мой! Женись на северянке и плоди косоглазеньких - с ними и попляшешь.
Я злобно накрылась подушкой и моментально уплыла в сон.
Толчком разбудила мысль - а от этого Юстаса меня не бросило в жар! Этот Юстас таков, каким был его прообраз - мой бывший босс. Никаких поползновений и много слегка скабрезной болтовни...
В доме была тишина. Научная сторона моей натуры потребовала проверки помещений. Всё как в прошлый раз - ни следа, ни посуды. Зато подло зияет пустой пастью банка из-под шпрот... У меня забурчало в животе. Не ела я их! Ничего я не ела, кроме ложки виртуальной икры. После шпрот я чувствую вкус сутками, даже пот мне противен - кажется, вся пропахла рыбой. А сейчас я не пахла!
Проснулась Бела и потащилась за мной в спальню. Гектор спал тёмным комком на дне клетки: видимо, бился. Трусёныш! Старый и пугливый. Его нельзя трогать до утра. Белу взяла с собой - так спокойнее. Потом - не спала. Глюки не глюки, а шпроты - доказательство вещественное. Если всё же залетают ко мне по вечерам виртуальные граждане, они материальны. Но тогда... в первый же вечер я потеряла того Юстаса, что действительно был мне нужен. Ну как я могла сразу поверить во всю эту белиберду? Феи с розочками, цвергшнауцеры и прочее - этого было мало! К тому же не пристроены канарейки. А! Что было - ушло. Но терять девственность пока повременим. Причина не в ней.
Позже заснула и проспала до полудня - благо день был неприёмный, и экстренных случаев... не случилось. Потом собрала вещи - так, на всякий случай, - просмотрела электронную почту и обнаружила, что одним махом решила проблему: в относительной близости нашёлся безработный ветеринар, любящий канареек. Это хорошо, выгадывает время. Вызвала его срочно, а пока наняла девушку для ухода за птицами, написала руководящие указания, оставила энную сумму и доверенность... в общем, жгла мосты.
В порядке продолжения эксперимента купила на ужин только консервные банки: зелёную фасоль и компот из персиков. А также неизменные шпроты. Булочки в упаковке по штуке. Всё - в количестве, достаточном для троих. Сколько потом останется - оценим. Клозетные оладьи мне теперь не подсунут.
На закате бодрым от недосыпания шагом, с пакетом подмышкой, я прибыла на место встреч.
На крыльце лежал дорогой безобразный букет в целлофане, а вокруг него свернулся калачиком рыжий господин в полосатом костюме и галстуке. Этот Юстас храпел, даже немного подвывал, и скрёб штиблетами хрупкие деревянные столбики крыльца. Ждёт кого? Дождался.
Я пнула его ногой по почкам.
- Бомжам не подаю! - рявкнула я не своим голосом. Даже благоухание его роз не перекрывало сивушных испарений. Было... Два раза за четыре совместно проведённых года, но было. Он не пьёт, а если пьёт - напивается как свинья. Но чтобы в галстуке? В костюме, да ещё полосатом? Тот, главный Юстас, буде за неимением покровов попал в этот костюм, прятался бы в кустах, пока не добудет всего лишь фигового листка на замену.
- Холодает! Он простудится! Нужно срочно внести его в дом! - распорядилась вездесущая Грета-Генриетта. В маленькой шляпке с розами и деловом тёмно-сером костюме. В туфлях на шпильках! Где она потеряла прошлые добротные туфли и позапрошлые шёлковые пинетки?
- Ну что же ты? - командовала она. - Вперёд!
Я молча отперла дверь, бросила пакет и повела к ограде перевозбуждённую Белу. Полосатый пусть ползёт сам. В ванную. Постирает, поколобродит и уберётся с ночными ветрами. И мадам с собой захватит...
Она его внесла! Этого жирного, кудлатого, обрюзгшего детину! Внесла и усадила в моё кресло!
- Превратите его в цверга, - предложила я. - Это моё кресло. А он пусть визжит в углу.
Мадам всучила потенциальному цвергу букет, он уцепился за него и обрёл разум. Он допился до той стадии, когда смертельно бледнеет лицо, глаза уставляются тяжёлым чёрным взором в одну точку, а речь приобретает некоторую картавость и пафосный надрыв. Чтобы обнаружить меня, он вертел шеей, промахивался, возвращал голову в исходное положение... наконец, прицелился взглядом и так ударил эмоциями сквозь эти заплывшие глаза, что я едва справилась с сердцебиением: Вий!
- Дорогая... - возвысил он голос в конце слова и озадаченно замолк. А! Он забыл, как меня зовут. Рядовой случай.
- Дорогая, - повторил он уже спокойно, в виде обращения. - Я принёс тебе этот букет... - Он попытался оглянуться, но неожиданно нашёл букет в своих объятиях и обрадовался. - В память о прошлых днях... любви.
Это он хватил. Ругались что ни день, и ни о какой любви речи не было.
- Теперь... - Он вновь подбавил петушиных нот. - Я обрёл положение, достойное тебя, мой цветок, моя Хри... моя Гортензия.
Сам звал Метёлкой в порыве злости, вот и перепутал с хризантемой, а Гортензию вспомнил... через Метёлку. Скрип его мозгов разносился в ошеломлённой тишине: даже Бела не пыхтела, а уж Гектор был ошарашен пуще меня и разглядывал претендента исподлобья, опустив клюв долу.
Мадам одобрительно кивала и качалась на каблучках. Сейчас ляпнется! Нет. Добавила помахивание ручкой: дирижирует.
- Разве это дом? - тем временем голосил Юстас. - Это халупа. Я теперь Управляющий природными ресурсами Севера и могу себе позволить всё, что ты пожелаешь! Хочешь - старинный замок, хочешь - новый дворец! Хочешь - личный зоопарк. Тебе не придётся мучиться с помётом и кровью, я одену тебя...
Я завертела задом. Посмотри на меня, идиот! Я и без тебя в шелках. Приоделась на прощанье, которого теперь не будет.
- В... бархат! - с некоторым усилием сменил он направление мысли.
- Мне нужна бриллиантовая монограмма на заднице, чтобы ограничивать оригинальный вырез твоего бархата, жезл с изумрудами, - продолжала я менять течение его вязкой мысли, - лошадей и карету, открытый счёт, бассейн розового мрамора с лепестками и кровать из пня секвойи. На месте. Там, где она росла. Хочу быть Пенелопой.
Он задумался.
- Наверное, смогу, - предположил он. Грета кивнула, а Бела посмотрела на меня с укоризной.
- Ты понял? Пенелопой - это значит, что ты, предоставив мне всё это, сдыхаешься на четверть века, а я буду пировать с женихами и попутно рыдать о тебе!
Этого он понять не смог.
- Тогда зачем?
Но мадам кивнула, и он покорно пробормотал:
- Хорошо.
- Отлично! - сказала я, подбирая с пола продукты. - Весь этот набор я перечислила для того, чтобы сказать тебе: если ты это можешь, то катись отсюда вон немедленно! Со своим дирижёром!
Я размахнулась пакетом, он порвался, и покатились банки. Когда я подняла глаза, закончив наблюдать за их тяжёлыми прыжками, рядом никого не было. То есть был довольный Гектор, уже пробующий первые ноты "Мы поедем", и не менее довольная астматически хрипящая Бела. И букет роз в целлофане в трёхлитровой банке под окном.
Пахнут. Красивые. Целлофан ободрать и достать единственную вазу, в которую они поместятся. Ну, Гортензия, сегодня поедим до отвала и выспимся. Этого чебурека вместе с рогаликом мы сегодня сделали. А завтра у нас уже отпуск, все Коу отодвинуты на расстояние потери родства. Гуляй, Гортензия!
Солнце залезло на мою кровать и разбудило. На прикроватном столике ждал завтрак: банка с остатками персиков и ожерелье булочек.
"Любишь ли ты себя, о Альфредо?" - пропела я, восхищённо разглядывая это приношение самой себе. Как это я раньше не догадалась?
- А то неужто-ж нет! - проскрипел Гектор из-под накидки. - Булку давай. Булку хочу.
Бела тоже хотела булку. Ожерелье, лишённое двух булок, потеряло представительность, от него осталось подобие детской железной дороги. Чур, я поеду в первой булке! - Первая булка загудела и повезла носом банку персиков. Нос смялся, и булка стала похожа на мопса.
- Ав! - сказали мы с булкой Беле, та не поняла и завиляла хвостом: мол, что, ей и вторую булку дадут?
- Обойдёшься. Лопнешь. Это моё, - твёрдо сказала я.