Откуда дед Трофим принёс новые сапоги, он никому не сказал. Ходил по-прежнему много: по соседним станицам, по хуторам, клал печи, подрабатывал по хозяйству. Годы были смурные, тяжелые, послевоенные... Люди выживали. Каждый как мог.
- У тебя же старые ещё есть! - накинулась на него жена. - А ты последние деньги истратил!
- Не себе, - отмахнулся дед. - Понесу на базар продавать.
Торговать на станичном базаре новыми вещами было запрещено. Ходили проверяющие - под видом покупателей - выискивали нарушителей. Загреметь можно было серьезно: в тюрьму и с большим сроком. Но смекалистый дед никогда не боялся власти: ни прежней, царской, ни нынешней - красной. Обул новые сапоги и направился... в коровник. Потоптался по навозу, вышел, снял - и пошёл на базар. Глаз на людей намётанный, подходят стукачи - сразу видит...
- А что дед, сапоги новые?
- Где ж оне новые? Подошвы смотри!
Нос воротят, уходят. А покупатель подошёл, Трофим ему шепчет:
- На грязь не гляди, навоз он что - смыл и нету. Гляди, как пошиты!
Продал. Старухе своей деньги отдал, а через неделю отправился за новыми сапогами. Продолжались эти походы месяца два, когда случилась история первая.
Кубанские плавни - речные поймы, поросшие густыми зарослями высокого камыша - со времён старинных скрывали от любопытных глаз разбойников и беглецов. Здесь даже партизаны в Великую Отечественную уходили не в леса, а "в камыши". Были в непроглядных зеленых зарослях и свои тропы, и даже потайные места, а в старину, задолго до революции устраивали казаки в плавнях сторожевые посты и засады. Тропы эти дед Трофим знал, словно пальцы на руке: хожено-перехожено по ним было немало вёрст и сбиты не одни сапоги. Вот и на этот раз шёл по знакомому пути, когда услышал впереди в камышах чьи-то голоса. Трофим остановился, прислушиваясь, осторожно поставил новые сапоги на землю и, стараясь не шуметь, переобулся. Истоптанную старую пару перебросил через плечо и зашагал дальше. Через десяток-другой шагов услышали и его. Камыши зашевелились, и на тропу выскользнул парень лет двадцати пяти: руки в наколках, нескладный, дёрганный, словно с детства на крючок подвешен, да так с тех пор и извивается, пытаясь сорваться.
- Ты кто?
- Я? Дед Трофим. А ты кто?
Не успел парень ответить, как из камышей ему вдогонку прилетел окрик:
- Кто там ходит?
- Да дед какой-то!
- До нас веди.
За полосой камышей, на небольшой поляне, вокруг ещё горячих углей притушенного костра, вздрагивающих и краснеющих при легком поцелуе застенчивого ветерка, сидело несколько человек. Ели обжаренных кур и запечённую в углях картошку, запивая трапезу самогонкой из жестяных помятых кружек. Смятые "в гармошку" хромовые сапоги, синие кепки-малокозырки, полосатые рубахи - одежда послевоенных блатных. Взгляды - цепкие, настороженные, волчьи.
- Куда идёшь, дед?
- Домой иду. В Выселки. Вижу я, ужинаете, люди добрые, приятного аппетиту. - Трофим хитро посмотрел на сидящих и "простодушно" добавил. - Гостя к столу пригласите?
Те расслабились, ухмыляясь веселой наглости "гостя", пахан сверкнул золотой фиксой и поманил толстым пальцем Трофима:
- А ну ближе, дед, подойди. Чего несешь?
- Сапоги старые, хошь - тебе отдам?
- А в котомке?
- Да ничего, пуста. Хлеба старуха положила с сыром в дорогу да самогону налила во фляжку. Тока звиняйте, съел да выпил. Так шо насчет стола? Пригласите аль нет старика?
- А не боишься?
- Чего мне боятся? Я, мил человек, три войны пережил, куда страшнее?
- Сядай, дед, сядай, коли смелый. У кого бутыль? Плесните ему чуток, да пожрать дайте.
К концу лета скопил Трофим денег, чтобы купить сразу пять пар сапог. Тут-то и приключилась история вторая и последняя. Вернулся с товаром, аккуратно уложил под кровать, поужинал, и только жена со стола убрала, как дверь резко распахнулась и в дом без стука вошли два милиционера и худая желчная женщина. Узнал её Трофим сразу - торговали в одном базарном ряду. "Настучала, значит, про сапоги", - понял дед. Виду, однако, не подал, от предъявленного ордера отмахнулся: мол, какой ордер? Время такое, всё понимаем.
- Проходите, - махнул приглашающе рукой. - Нам со старухой скрывать нечего. Вижу, голодные, цельный день на службе? Так старуха сегодня пирожков напекла. Эй, Мария, на стол неси!
А сам стол придвинул к кровати, под которой сапоги лежат, и торговку на неё усадил. И пока милиционеры, жуя дармовые пирожки, проводили обыск, завёл с ней долгую беседу: за жизнь, за детей, за международное положение. А когда незваные гости, так ничего и не найдя, ушли, сказал жене:
- Больше не сапогами не торгую. Судьба - не дура, предупреждает - слушай. Не то так по голове прилетит....