Удар был неожиданный и неприятный. Я не успел ничего сделать, абсолютно ничего. Тело тяжело осело и покатилось куда-то вниз.
- Ублюдок! Белая рожа! Да мы тебя.... - Хрипело из горла. В глазах помутнело, и, вместо света, замигали красно-белые круги. Красные, белые... Крики. Святая Революция! Очистительная сила! - все смешалось в моих глазах. Голова тяжело накренилась, и все сменилось чернотой. Полнейшая чернота и пустота. Сколько я в ней пробыл, не знаю. Мое сознание не желало возвращаться обратно. Оно поглощало свет, который то и дело мелькал в моих глазах. Оно не желало выпускать меня из своих объятий с кровавыми снами. И во всем этом беспамятстве в моей голове то и дело прокручивалась эта сцена. Все одна и та же. Неизменная. Я, еще совсем маленький мальчик, с радостным криком бежал по улице. Голые пятки с удовольствием касались земли. Вокруг стрекотали кузнечики и, где-то, слышался материнский голос. Я бежал стремглав. Щеки раскраснелись и горели. Солнце с яростью сжигало уже немного пожухшую траву. Было очень жарко, но меня это не останавливало. И вдруг в эту секунду тяжелый удар сзади. Я полетел вниз кубарем. Охнул. Боль была такая, что я и сейчас в своем помутневшем сознании ощутил ее. Слезы брызнули из глаз. Дыхание перехватило. По спине влажными дорожками побежали струйки крови.
- Не путайся под ногами, мальчишка! - Послышался откуда-то сверху грубоватый голос. Женский смех рядом.
- Поедем, Николенька, оставь его. - Я боялся поднять голову, ощущая дикий, какой-то животный глубокий страх и ненависть.
- Ты, душа моя, благодетельница и защитница этой грязи... - Я не слышал, что мужчина говорил дальше. В голове, тяжело отдаваясь в висках, стучало "этой грязи", "этой грязи", "этой грязи"....
И вот я вырос, и когда пошла только первая волна святой революции, я убил. И только тогда эти слова вылились на красивое, но уже какое-то одутловатое лицо этой мрази, которая посмела так обращаться со мной. Никакое другое удовлетворение не может сравниться с тем, что я ощутил тогда. Святость совершаемого нами дела. Совершаемого мной дела! Очистительная сила.
И Великая Революция в октябре понеслась вместе со мной как очистительная сила. Пора. Пора свергнуть этих великосветских правителей нашего мира. Пора принести свободу. Очистительная сила. Богатство, которое веками хранилось в кошельках избранных, нужно поделить! И мы делили! И мы делили...
Свет ярче засветил в моих глазах и мне пришлось их открыть. Глаза защипало так, как будто до этого я не открывал их целую вечность.
- Проснулся. - Послышался сверху какой-то холодный женский голос. Я не мог еще ничего видеть, все расплывалось и смешивалось в какие-то бело-черно-красные пятна.
- Хорошо. - Ответил другой голос. - Эй, ну как ты? - Я почувствовал, как чьи-то руки трогают мою голову, увидел какое-то расплывчатое мужское лицо в очках.
- Ммм... - Послышался хриплый стон из моего горла.
- Нормально. Уколи еще раз.
- Сделаю.
Через какое-то время чьи-то руки грубовато перевернули меня, и я почувствовал, как холодная иголка прокалывает мою кожу. Мышцы съежились от боли, но я стерпел. Мне не привыкать терпеть боль.
Какое-то время после укола я спал или же мне казалось, что я спал и, когда, наконец-то, полностью проснулся, к глазам вернулось зрение. На улице было уже темно. Я находился в небольшой комнате-палате, возле стен стояли еще три кровати. Все они были заняты и мужчины, лежавшие на них, мерно похрапывали или читали.
Кровати были железные и скрипучие, так что когда я с трудом перевернулся, ощущая боль во всем теле, на меня тут же направилось все внимание моих соседей.
- Проснулся? - Спросил большой бугай, с огромной татуировкой на груди. Ворот его бело-серой майки был растянут почти до живота. Маленькие глаза его были какими-то грустными и мрачными одновременно.
- Проснулся. - Подтвердил я тихо и хрипло.
- А что ты видел в коме? - Спросил маленький и щуплый рыжий парнишка. Все лицо его было усеяно веснушками. Ему явно было холодно, и он прятался под одеялом так, что торчала лишь голова с рыжим факелом на голове. Он то и дело тревожно поглядывал на бугая, явно его опасаясь.
- В коме? - С тревогой спросил я, пробуя на вкус незнакомое слово. - Не знаю. - Я неуверенно повел плечами.
- Совсем ничего не помнишь? - Спросил старик с соседней кровати. Лицо его было опасно красным.
- Совсем. - Уверенно подтвердил я.
- Ну, да... - Засомневался рыжий и разочаровано вздохнул.
- А все потому, что что там помнить? - С радостью подхватил старик. - Помнить то нечего! Ведь наш мозг спит, отключен или ничего не осознает, выбирайте, что кому больше нравится. А души никакой нет и никогда не было. Поэтому и помнить нечего.
- Завел свою шарманку. - Бугай заворчал и взял какую-то большую газету с белого столика, побитого ржавчиной, стоящего рядом с его кроватью, и начал что-то чиркать в ней ручкой.
- А что такое, ты, Толя, имеешь против? Или же твоя тонкая душа, - дед проговорил это с каким-то особым удовлетворением, - имеет что-то против моих атеистических речей?
- Не буду я с тобой спорить, дед. Задолбал. А ты как считаешь? - Вдруг обратился бугай ко мне. - Есть душа или нет?
- Мамка говорила, что есть, а я так считаю, что нет ее. - Подытожил я криво. Дед счастливо захихикал.
- Прибыло в моем атеистическом полку!
- Ну а как же нет. - Пришел рыжий бугаю на помощь. - А что тогда? Вот ты почти умер и что ты чувствовал?
Я задумался. Я никогда и не мог бы подумать, что почти умер. Бред какой-то.
- А я и не умирал. - Сказал я с какой-то обидой.
- Ну да, ну да. Но кома ведь... Кома - это почти что смерть! Ты лежишь, не двигаешься, не ешь... И что, абсолютно ничего не помнишь?
- Помню, конечно. Как этот белый поддонок ударил меня по голове, это помню. А потом ничего не помню.
- А все потому, что души никакой и нет. - Старик с серьезностью посмотрел на рыжего. - И прекрати всех убеждать в обратном. Вредно это для здоровья.
- Это душа вредна для здоровья значит, дед? - Уточнил бугай, с отвращением откидывая от себя газету обратно на столик.
- Конечно душа. Вот вы вдвоем молодые, а уже лежите здесь.
- Ну и что? А ты то чего здесь без души даже?
- А я то что? Я войну прошел. В бога не верил. А теперь мне уже восемьдесят восемь и посмотри, какой бодрый? Хоть завтра детей делай!
Я задумался, это, значит, войну с французами прошел, а теперь еще и детей хочет делать. Вот эта силища.
- Ты бабу найди сначала, дед, а потом похваляйся. Какая тебя захочет то? - Бугай засмеялся хрипло, сотрясая кровать.
- Захочет, захочет! - Утвердительно кивнул дед. - У меня все в рабочем состоянии, Толя, потому что не портил себе жизнь лишними мыслями. Душа не душа, совесть не совесть. На то у меня и девять детей было.
- Маловато. - Подытожил я. Все с удивлением посмотрели на меня, забыв, видимо, о моем новом для них присутствии. - У мамки у моей с батькой пятнадцать было. И ничего.
- Это пятнадцать значит детей? - Удивился рыжий. Мне подумалось, что и один для него тяжеловат будет.
- Пятнадцать. - Твердо подтвердил я.
- Ну и как? - С каким-то тихим уважением спросил дед.
- Как, как... - Вздохнул я. - Трое еще в детстве померли. Других революцией занесло не знаю куда. Хотя сестры, вроде как, дома должны были остаться.
- Это ты украинец что ли? - Уточнил дед, презрительно сощурив глаза.
- Почему же украинец? - Удивился я. - Русский я, из деревни Княжино, это недалеко под Омском.
- Ну и хорошо, что не украинец. Навидался я этих украинцев в войну. Трусы! - Дед со злостью сплюнул. - Только и жди от них удара в спину.
- Ты на украинцев то, дед, не наговаривай. - Угрожающе пробасил бугай. - Дед мой, украинец, с медалью в земле лежит. Герой он! Немцев с собой знаешь сколько унес?
- Да ты что, Толя, я же не на всех! Я же только на тех, кто со мной воевал, а ты ругаешься сразу.
Я с удивлением посмотрел на бугая. Каких таких немцев? Я с осторожностью перебрал свои скудные знания. Эх, жаль я грамоте был не обучен. Так-то уж стыдно перед мужиками! Я повел плечами и поджал голову в шею.
- Воевал, воевал. - Злобно передразнил бугай и тут же замолк, с грустью смотря в окно. - Ненавижу немцев. - Сказал он тихо.
- А я знаете кого ненавижу? - Пискнул рыжий. Никто ничего не ответил ему, но парень уж очень захотел присоединиться к беседе. - Богатых. Особо ненавижу богатых.
- Это почему это? - Уточнил бугай, заинтересовавшись.
- А как же почему? Везде ездют, все им подчиняются, безнаказанны они. Что хотят, то и делают. А мы давимся своей нищетой и десятью тысячами рублями в месяц. Да-вим-ся. - Сказал рыжий по слогам. - Я же до сих пор с мамкой в квартире однокомнатной живу. Ненавижу, но живу. Вот, думаю, повеситься может.
- Ну и повесься, ведь души то нет, что хочешь то и делай, правда, дед?
- А зачем же мы тогда воевали, если вы после нас вешаться начнете? - Удивился дед. - Мы же за вас воевали, за жизнь.
- За жизнь, дед, а вот этот вешаться собрался. Это он, значит, того, предатель жизни получается, что с ним, по твоему советскому закону, делать-то нужно?
- Что, что... - Проворчал дед, хмурясь. - На работы его надобно, с утра до ночи, чтобы думать было некогда, вон в Сибирь, например, лес рубить.
- Дак он там, в Сибире твоей, на первом дереве и повеситься.
- Не положено это. - Твердо сказал дед. - На то его сторожить будем, а то потом он и забудет про повешение. Все проблемы наши от дум и времени свободного. Меньше времени - больше жизни. На меня посмотри только. Думать некогда мне было.
- Да я же не про повешение говорю. - Возмутился Рыжий. - А про богатых. А вот недавно смотрел я телевизор... - Я совершенно растерялся и уже не мог понять, о чем они говорят. - И там эта, как ее, Пугачева со своим семейством день рождение Кристины, дочки ёной, праздновала. Это сколько, значит у них денег? И народу, значит, в субботу вечером это показывать не стыдно? У нас в магазины зайти нельзя, жрать купить нельзя! Когда я последний раз мясо ел, курицей давлюсь, а тут на тебе, смотри, подыхай от зависти, давись своей нищетой. Вон как люди живут! Противно.
- Мы, в советском союзе, таких бы расстреляли. Раскулачили бы. - Сказал дед со злобой.
- А что сейчас? Всем все равно. Народ давись. Нищенствуй. Больше 80 процентов подыхают в нищете. А они все царствуют.
- Это как это царствуют? - Вмешался я, чувствуя, как побледнел. "Как? Проиграли!" - стучала ужасная, жуткая мысль в моей голове.
- Как, как! - С яростью прошипел рыжий. Он был похож на бездомного, облезшего кота. - Сидят в своем богатстве, страну обворовывают. Совести никакой не имеют. Как квартиру купить? Невозможно! Ипотеку только на шею до старости или до смерти вешать. Да и в больнице то чего? Вон ты из комы вышел, а тебя даже никто не наблюдает, всем все равно. Подыхайте! Они вон хачей навезут заместо нас.
- Как навезут? - Я с совершенным непониманием смотрел на рыжего.
- Ты чего так его пугаешь? - Спросил дед. - Вон он побелел весь.
- А что разве не так, дед?
- Все так говоришь. Все так. Но делать-то что?
- Как что? - Не понял я. - А революция как? Как революция? Ведь мы уже почти выиграли! Царь отказался от престола! Мы же выиграли почти!
- Ну чего ты так нервничаешь? - Удивился бугай Толя. - Ты про ту революцию? Так, когда же это было! Выиграть то выиграли и страну новую создали.
- А какую страну! - Похвастался дед. - Я за вас всех в ней жил. Все было, окромя продуктов заграничных, все было. И квартиры, и работа, а теперь... - Он с тоской махнул рукой.
- Ничего я не понимаю. - Сказал я и сжал голову руками. - Мы же свергли всех, как они могут править? Мы убили их, с кровью выкорчевали из России, убили всех. Откуда они правят?
- Эээ, брат, тебя накрыло. - С тревогой посмотрел на меня дед.
- Я за что воевал? - Закричал я. - За что? За то, чтобы никакой урод не посмел кричать мне в лицо, что я "грязь"! Никакой! Чтобы я был свободен! Чтобы у меня был свой дом! Мой личный дом! И чтобы все друг другу помогали! Вся земля крестьянам! Вся земля нам! Все богатства нам!
- Эээ тебя брат, понесло. Может врача нужно позвать все-таки? - Спросил дед, еще больше покраснев. - Ты не переживай, все так ведь и было. Большевики выиграли. Всех убили. Я ведь сам комсомолец всю жизнь был и тебя по братски понимаю. Но, рухнул Советский Союз и опять все стало так, как было, понимаешь? Вся власть опять у избранных, нам, смертным простым, до нее не дотянуться. На то связи нужны и деньги, понимаешь?
- Деньги нужны. Сейчас никто и ничего не стоит. Все продается. Деньги все решают. Что твоя жизнь для какого-то богатого дяденьки? Ничего. Пустота и пшик. - Подтвердил бугай. - Ты думаешь чего я сидел то? - Спросил он, показывая татуировку на волосатой груди. Я наконец-то ее рассмотрел: церковь с куполами, нарисованная уже посиневшими красками. - Попался под руку и свалили на меня все грешки сыночка местной шишки, пошел я сдавать его, ну дурак был, да и рожей удался. - Он ухмыльнулся, показывая крупные, коричневые зубы. - На меня все его грешки и повесили. И не докажешь ничего.
- Деньги - сила. Я их всех ненавижу! Не-на-ви-жу! - Сквозь зубы процедил рыжий. - Закопал бы их и повесил. - Странно было слышать от этого тщедушного существа такую ненависть. Меня захлестнула его злоба. Грудь тяжело вздымалась. Как? Как я попал сюда? Нужно обратно! Я с трудом встал и подошел к окну. Внизу стояли какие-то странные машины. Я видел машины, когда мы были в Санкт-Петербурге, но они были совсем другие. И мы их жгли. Ох, как они хорошо горели! Жгли вместе с теми, кто мог позволить их себе купить. Но эти машины за окном были совсем другими. В свете фонаря шли редкие прохожие в странной одежде, они ежились, на улице, судя по всему, было прохладно. Серые дома возвышались вверх в этой полутьме. Это был не мой мир. Нет, не мой. Я сжался.
- А какой год хоть? - Уточнил я, так и не собравшись с силами повернуться.
- Все-таки может позвать кого, он все-таки из комы... - Засомневался бугай.
- Братцы! - Повернулся я к новым знакомым, боясь, что эти доктора вновь заставят меня спать. - Не зовите никого, а? Они ведь сами придут, а там уж будь что будет. - Я как-то очень устало подошел к железной, скрипучей старой кровати и сел, почувствовав, как пружины прогибаются подо мной и раздается неказистый скрип.
- Да ну его! - Махнул рукой дед.
- Интересно ведь как, вот тебе и развлечение. Давайте не будем звать? - Подытожил рыжий, с любопытством разглядывая меня.
- Так год какой?
- 2016 нынче. - Сказал дед.
- Какой? - Я подавился слюной и закашлялся. Это значит почти что сто лет. Но как так? Как так!
- 2016, говорю же.
Все замолчали на какое-то время. Бугай опять взял свою газету. Дед закрыл глаза, а рыжий так и не сводил с меня глаз.
- И как это - убивать своих же? - Спросил он резко.
- Почему своих. Врагов.
- Но ведь они правили, это была их страна. Один язык ведь, родичи почти.
- Какие родичи? - С озлобление переспросил я. - Да они нас за хуже собак считали! Нищета. Слуги. Помои. Грязь. Вот кто мы были для них. Грязь.
- А царя чего убили? Да еще и с детьми со всеми. - Спросил дед. - Жалко. - Он с сожалением махнул рукой. - Сталина на вас не было.
- Царя? - Переспросил я. - Не убивали. А если и убили, то за дело. За дело святое убили! Чтобы ироды эти никогда больше к власти не пришли! Вся власть народу! Вся.
- Ну, да. - Пробасил Толя. - Прямо-таки народу. Чего ж тогда я с вашим народом безвинно в тюрьме десять лет отсидел? Тоже мне, народ.
Я замолчал. Я не знал, что ответить. Откинувшись на кровати, я зажмурил со всей силы глаза. Давай, давай! Возвращайся!
- Так ты там скажи своим, что вы все равно ничего не добились. Потому что все теперь опять как было. Вся страна нищенствует, а богачи живут. Знаешь, ты, что ли к Сталину сходи, если вдруг появится он там. Джугашвили фамилия у него, грузин он. Скажи, чтобы немцам не верил и к войне готовился. И скажи, чтобы Ельцина к власти не допускали. Никогда. Разрушит ведь все. - Бугай с грустью покачал головой, как будто сам себе удивляясь.
- Почему не добились? - Твердил я свое, не слушая. - Почему же не добились?
- Э, брат. Говорим же, что глухой ты или окончательно мозгом тронулся, чуть-чуть пожили хорошо и все, тю-тю все мечты о равноправной жизни. - Прокричал почти что дед, еще больше покраснев, теперь он был уже какого-то бордового цвета.
- Ненавижу. - Сказал опять рыжий. - Вот можно было бы всю вашу рать на сегодняшних политиков. Да чтобы их всех, как нас! А то и того хуже! Разорвать на площади! Или головы срубить! Головы! Я получаю 10 тысяч рублей, а они по миллиону в месяц. Ненавижу! - Рыжий, уже весь красный, шипел сквозь зубы и захлебывался слюной.
Голова болела и кружилась. Как? Как? Все напрасно?
- Да, дело то благое вы затеяли, - пробасил бугай, почесывая голову. - Но к чему все? Смертей столько и все одно, может быть и при царе лучше было бы. Ведь он страну наследнику передает, а тут... - Он махнул рукой. - Четыре года посиди у власти, да карман набей себе на всю жизнь. Укради побольше да наворуй. Вот и вся схема. Жалко я тупой, так тоже бы так хотел, а что? Потом всю жизнь у моря отдыхай.
- Короче, так все у нас. Но ты, парень, не расстраивайся. Живем мы в нищете, но русский дух не сокрушим...
- Не сокрушим? - Захихикал рыжий. - Да я вот думаю, но и пусть война начнется, пусть! Зачем мне такой мир? Зачем мне такая страна? Зачем мне этот долбанный Крым? Если у меня нет своего угла, у меня нет того, за что я мог бы бороться и воевать! За что воевать? Зачем мне умирать за эту страну? Что она мне дала, кроме нищеты и унижения? А мне то что нужно? Бабу да дом! Место свое, где жить! И не думать, на какие деньги пожрать купить. И знать, что я и завтра пожру! А не сдохну где-нибудь под углом, потому что с работы погнали. Не сокрушим! Да будь война, я бы сразу беженцем пошел. Будь только война.
- Крым наш - хорошо это. Но тут ты прав. Место свое надо. А на него и всю жизнь пахать нужно. Либо же воровать и убивать, в нашей стране по другому нельзя.
- Да, вот у нас, в Советском союзе, было за что воевать. И за кого было. - Подтвердил дед печально.
Я слушал их разговоры и в голове шумело. Для чего я убивал? Для чего я купался в своей и чужой крови? Для чего я брал такой грех на душу. Сердце стучало где-то в горле. В глазах пошли красные пятна.
- И что это значит, - перебил я разговор, - что мы боролись напрасно? Боролись только лишь для того, чтобы через сто лет все вернулось обратно? Мы убивали целое поколение, вырезали всех дворян и всех богатых, умирали сами лишь для того, чтобы все опять было так же, как тогда? - Я захлебнулся в своих словах, чувствуя, как дрожь пробрала меня до костей. Глаза щипало. Голос оставил меня и из горла раздался какой-то пустой, ничего незначащий хрип.
15.08.2016