В кафе было немноголюдно. Официанты скучали в уголке. Я успел пересчитать мух на окнах (три штуки, нормально), выкурить две сигареты подряд, посетить туалет (могло бы быть и почище) и нарисовать на салфетке домик с трубой.
За соседним столиком две женщины оживленно обсуждали предстоящую поездку в Турцию или Египет. Меня разбирала досада. Это мне, двухнедельному пенсионеру, сам Бог велел лететь в теплые края 'погреть попу', как говаривали мы с женой давным-давно, отправляясь на юга с маленькой Ленкой.
Мы бы и поехали в этот самый Египет, даже путевки заказали, но у супруги скоропостижно заболело начальство. Теперь ей предстояло дневать и ночевать на работе, исполняя обязанности вышедшего из строя главврача, а мне вместо заслуженного пенсионерского отдыха светил ремонт квартиры. Чтобы никому не было обидно.
Витек, друг детства, позвонил минут сорок назад, когда я чистил антресоли в прихожей от многолетнего хлама и как раз собирался их безжалостно рушить.
- Славка, ты еще к лавочке не прилип? Подъезжай в 'Модерн', есть разговор. Посидим, по рюмке кофе тяпнем, покалякаем.
Еще недавно Витек бил себя в грудь и уговаривал меня пойти к нему начальником службы безопасности. Навороченная строительная фирма, конкуренты-завистники, все такое. Но сразу после моей отставки начал юлить, прятать глаза, долго и нудно объяснять про кризис, падение прибыли, личные трудности. Ничего удивительного, впрочем, тут не было, доверять обещаниям Витька мог только совершенно наивный или совсем незнакомый с ним человек. Никак не бывший офицер 'семерки'.
И вот теперь одноклассничку от меня что-то потребовалось. Не его стиль - без повода старых приятелей вспоминать. Ну да ладно. Все веселее, чем квартиру крушить.
Я отложил гвоздодер, вышел в родимый двор, щелкнул пультом и с удовольствием прыгнул в 'Ниву'.
Кафе-бар 'Модерн' - местечко с репутацией, наша служба его давно приметила. Почему-то именно здесь любили встречаться и обсуждать свои дела бандиты веселых девяностых, а позже - те же бандиты, но уже при красивых глянцево-винъеточно-золотых визитках, улаживали свои проблемы со слугами народа и даже с силовиками. Витьку про темные модерновые делишки знать было неоткуда, да и незачем. Просто по дороге оказалось, наверное.
И теперь я попивал маленькими глоточками вторую чашку кофе и мечтал. Вот, скажем, окажу старому другу добрую некриминальную услугу, а взамен он пришлет мне в подарок бригаду аккуратных и трудолюбивых таджиков. С таджикской волшебной палочкой в руках маленького узкоглазого прораба. Они в мгновение ока сделают из моей малогабаритки конфетку получше всяких там квартирных вопросов, а я буду на манер восточного деспота мизинчиком указывать на мелкие недоделки.
Мечты рухнули под шагами... нет, не Командора. Смутно знакомого вьюноша лет двадцати.
- Здравствуйте, дядя Слава. Можно к вам присесть?
Не сразу, но я узнал его. Миша Петров, одноклассник и верный школьный рыцарь моей дочери. Он вытянулся и здорово похудел, прежними остались только очки и улыбка, как у плюшевого медвежонка. В свое время его поэтому и прозвали Плюшей. Мишаня обижался, дрался, но так и остался Плюшей-Плюшенькой.
После школы детская влюбленность, конечно, прошла. Ребята по-прежнему дружили, но слишком уж разными вещами они занимались. Ленка поступила на физмат, к компьютерам поближе, а Миша пошел по стопам отца-судьи на юрфак.
- Конечно, присаживайся, Михаил, - приветливо ответил я.
Миша-Плюша присел, и в воздухе явственно повеяло спиртным. Я посмотрел на часы, начало первого, рановато для таких дел, да и непохоже это на Плюшу. Перевел глаза на юного алкоголика.
- И не надо на меня так смотреть, дядя Слава! - отчаянно-горько выкрикнул Плюша. - Мне теперь положено пить недетские напитки. Я уже не маленький! Я теперь, дядя Слава, уголовный элемент, почти преступник.
Я удивленно присвистнул, даже женщины на меня оглянулись. Спешить мне было некуда, я отодвинул блюдце с пустой чашкой и велел:
- Рассказывай.
- А что рассказывать? Статья сто шестьдесят шестая, угон транспортного средства, штраф или срок до пяти лет!
Несмотря на всю серьезность ситуации, я улыбнулся, а Миша обиженно спросил:
- Вам смешно?
- Прости, Мишаня. Тимура вспомнил. И его команду тоже.
- Какой еще Тимур, дядя Слава? Я к вам за помощью, а вы... - на лице Плюши явственно читалось, что с детской классикой поколение пепси не знакомили.
- Аркадий Гайдар, писатель такой, знаешь ли, был. Про Тимура писал, про голубую чашку, - я пытался, но все же не смог удержаться от ехидства. - Там в конце еще Тимур мотоцикл угоняет, помогает девочке Жене отца повидать. На фронт ее отец уезжал, Мишань. Война была. Ты и не знаешь ничего, наверное. Эх, молодежь! Чему вас только учат!
Какой же я был идиот, напыщенный индюк! Ребенок пришел рассказать мне про свою беду, а я кинулся в нравоучения!
Неудивительно, что Плюша обиделся.
- Я обязательно прочитаю. Сегодня же. Спасибо, дядя Слава. Извините за беспокойство.
Мне показалось, что он вот-вот заплачет. Миша, не глядя мне в глаза, попрощался и направился к выходу. Я громко сказал ему вслед:
- Счастливо, Миша. Обязательно заходи к нам.
Он не обернулся, просто кивнул на ходу. Женщины из-за соседнего столика проводили его взглядами и о чем-то зашептались, косясь на меня. А я, чтобы заглушить неловкость оттого, что толком не поговорил с парнем, не поддержал его, позвонил Витьке и как только он отозвался, грубо спросил:
- Ну что, едешь, или мне тебя не ждать?
- Да я уже здесь, твою Ниву вижу! Не сердись, Слава!
Я уже почти нажал отбой, как вдруг в трубке послушался мат, звук автомобильного клаксона и Витькин крик:
- Славка, на крыльце парня ножом пырнули!
Я подскочил на стуле и крикнул:
- Звони в 'Скорую'!
И побежал к выходу. О том, чтобы Витька погнался за злодеями или бросился в драку, не могло быть и речи. Драки это по моей части, Витька мог только делать уроки за двоих и что-нибудь изобретать.
Миша лежал на спине и корчился, держась за живот. Витька с бледным лицом стоял над несчастным парнем, не решаясь притронуться. Я встал на колени, собрался, было подложить руку под голову, но сзади уже бежала подмога:
- В стороночку, граждане! Пропустите-ка доктора!
Те самые дамы, любительницы египтов с турциями. Одна уже сидела на корточках возле Мишки, ловко и уверенно осматривая рану, вторая проворно набрала номер, но сама говорить не стала, а приложила трубку к уху подруги.
- Добрый день, Григорьева Тамара Ивановна беспокоит. Да, из реанимации. На улице ножевое. Да, лучше спецов. На выезде? Хорошо, пусть линия, я помогу. Только быстренько, он тяжелый, похоже на печенку. Лет двадцать примерно. ДК Строителей, прямо на крыльце. Точный адрес... секундочку...
Поняв, что адреса она не знает, я подсказал:
- Пограничная, три.
Мне ли было не знать адрес, сколько раз его в отчетах писал...
И тут меня как током ударило. Чего я стою, кого жду? Если эту Григорьеву знают на 'Скорой', то Мишане сейчас толку от нас с Витькой ноль, такая сама справится. Нужно делать, то, что я умею. 'Не знаешь что делать - делай хоть что-нибудь, будет чего в отчете написать'. Я ведь сам этому учил подчиненных.
- Он вышел из здания или ждал парня на улице? - спросил я Витьку.
- Вышел за ним.
- Как выглядел?
- Я не видел лица. Он шапку на лицо натянул. Худощавый, с этим, - он кивнул на Мишку, - одного роста.
- Куда ушел?
- Он убежал, когда я забибикал. Вот туда, - Витька показал на угол здания.
- Вот оттуда, - я показал на противоположный угол дворца культуры, - машина не выезжала?
Витька неуверенно покачал головой, а я задумался. Если нападавший 'пас' Мишу, то он стоял на лестнице к туалетам, там курилка и прекрасный наблюдательный пункт. Именно оттуда я или мои ребята выходили, чтобы 'проводить' объект. Потом он ушел за угол. Куда дальше? Если пришел пешком или приехал на троллейбусе, может уйти лесопарком, что начинается сразу за ДК. А вот если у него машина, то оставить он ее мог только там, где мы ставили 'техничку'. Но тогда он должен был уже уехать. Стоп! Он ведь не уходит от наблюдения! Он скрывается с места преступления. Значит, опасается погони, а не просто выигрывает во времени. Его задача уйти незамеченным. Если погоня - он рванет через парк. А если никто не погнался сразу, значит, погони не будет вообще и можно не спешить.
Сам-то я уходил бы именно так - затаиться за углом, осмотреться, а потом, не спеша, двинуться в совершенно нелогичном направлении. Потому что и 'объекты' уходят от наблюдения, действуя именно поперек логике.
Когда из-за здания ДК, с противоположной от лесопарка стороны, выехала Шевроле-Нива, я был практически уверен, что это уезжает нападавший на Мишу человек. Вряд ли кому-то еще могла прийти в голову мысль оставить машину не на просторной удобной стоянке перед дворцом, а во дворе этого большого П-образного здания.
Я не побежал к своей машине, чтобы броситься в преследование. Водитель 'Шнивы' мог видеть заметить суету и насторожиться, а это совсем ни к чему. Я достал телефон и позвонил командиру батальона дорожно-патрульной службы, с которым мы сдружились и по службе, и, что называется, по жизни:
- Костя, скажи, сегодня или вчера никто не угонял серебристую 'Шниву'?
- Ты в провидцы записался, да? Два часа назад поступило заявление об угоне. Тут мистика натуральная. Эту же машину две недели назад уже угоняли. Мальчишка совсем, среди бела дня на глазах у хозяина увел, где-то прокатался два часа, а потом под кирпич заехал, так и попался. Ни прав, ничего. Ерунда какая-то.
Машина скрылась из вида, только тогда я сел за руль и тронулся с места. Телефон я переключил на громкую связь, и теперь голос Кости звучал из динамиков:
- И вот сегодня утром этот же потерпевший приходит к нам снова. На этот раз по-хитрому увели, рано утром с охраняемой стоянки, по поддельному пропуску. Страховку хочет, не иначе.
Номер машины я даже не стал спрашивать. Какой идиот поедет убивать человека на машине, которая объявлена в розыск?
Шнива с предполагаемым злодеем на борту шла именно так, как и положено ехать, чтобы не привлекать к себе внимания, заранее мигала поворотниками, обгоняла только те машины, которые не вписывались в общую скорость потока машин. Я легко вышел на оптимальную дистанцию в три машины между нашими авто и даже понял, куда он едет - к строительному гипермаркету. Там он бросит машину на стоянке, зайдет в магазин, и вернется к стоянке через другой выход, там сядет в другую машину или просто возьмет такси, и ищи ветра в поле.
- Ветра? В поле? - буркнул я себе под нос. - Хрен тебе! Я тебе покажу, что значит румяные парни из третьей ремонтной бригады!
Я принял решение, что делать дальше. 'Семерка' никого не задерживает, только проводит скрытое наблюдение. И у меня нет ни желания, ни полномочий хватать человека только потому, что, что я уверен в его виновности. Но он хочет незаметно уехать из пункта А в пункт Б и далее по неизвестному маршруту, чтобы потом в пункте В доказали его алиби. А вот черта лысого ему! Я 'привяжу' его к угнанной машине при свидетелях, а потом уж пусть доблестная милиция доказывает все остальное.
Когда Шнива повернула к строительному магазину, я, уже не таясь, рванул за ней, слегка подрезав черный джип. Не обращая внимания на гудки и моргание фар, я почти вплотную двигался за подозреваемым, и как только Шнива чинно припарковалась на первом же свободном месте, поставил свою машину впритирку слева от нее.
Все, приехали!
Водителю Шнивы через свою дверь из машины никак не выйти.
Я растянул губы в идиотской улыбке - мол, извини, браток, так уж вышло - и принялся в упор разглядывать водителя, привычно расставляя черты в алгоритм составления фоторобота. Злодей не стал возмущаться, размахивать руками и давить на клаксон. Из всей гаммы чувств на его лице была только брезгливая досада. Долго он мне разглядывать себя не дал, перебрался с водительского сиденья на пассажирское и вышел из машины через другую дверь. Я собрался выйти, устроить скандал, привлечь внимание свидетелей, но не тут-то было!
Черный джип, который я подрезал на повороте, точно так же запер мою водительскую дверь, и теперь моя Нива оказалась зажатой с двух сторон. Меня это нисколько не беспокоило. Даже наоборот - отпала необходимость искать свидетеля. Я опустил стекло водительской двери и сказал парню в джипе:
- Дай выйти. Поговорим.
Я вернулся поздно вечером, злой и голодный, но на кухню даже не заглянул. Сразу принялся крушить антресоли, как будто именно они виноваты во всех нелепостях окружающего мира.
Ладно, милиция сочла мои действия дурацкой партизанщиной. Ладно, неумеха-старлей не пустил меня за компьютер составить фоторобот подозреваемого, а вымотал все нервы своим гонором. Ладно, они не нашли следов протектора Шнивы во дворе ДК.
Хуже всего, что по их версии не было никакого нападавшего с машиной, а удар ножом нанес Витька. А я, по той же версии, дал сообщнику знак, когда позвонил по телефону и спросил, когда тот приедет. Мотивы же у них нашлись очень просто. Витька, как хозяин и директор строительной фирмы просто не мог точить зуб на 'самый гуманный суд в мире', вот и решил отыграться на сыне председателя областного суда. А мои показания, что потерпевший - друг дочери, повернули таким образом, что чуть не дошло до беды.
Когда опер с официальной маской на физиономии стал спрашивать, не делала ли моя дочь абортов от Михаила, я чуть не заехал представителю органов в эту самую физиономию.
Остановило только острое ощущение, что именно этого шага от меня и ждут, чтобы сразу 'закрыть' и начать разговаривать с совершенно других позиций.
Дочь пришла домой, когда я уже вынес пару мешков строительного мусора и почти спокойно подметал пол. Я не стал тянуть, и сразу сказал:
- Лена, Мишу Петрова сегодня порезали.
- Как?! - воскликнула дочь.
- Ножом. Будет жить, не волнуйся, - поспешил я добавить. - Ему повезло. На месте оказался опытный врач, да и скорая приехала очень быстро.
Ленка убежала в свою комнату плакать, а я отправился на кухню принять стакан снотворного. Хватит с меня на сегодня впечатлений и разговоров.
На следующий день дочь позвонила из института и сообщила, что мы с ней идем навещать Михаила. Именно сообщила, а не спросила, может ли отец оторваться от ремонта. В ремонт, кстати, я к обеду втянулся. Нет лучшего способа отвлечься от неприятностей, чем монотонная тяжелая работа.
- Доча, а я-то тебе зачем? И не пустят нас, это ж реанимация. Там с посетителями строго... - не лежала у меня душа влезать в эту историю. Чувствовал я свою вину, хоть и невольную - кто знает, если бы я не оттолкнул парня дурацкими нравоучениями, может, и беды бы не случилось.
Но какой отец откажет своему плачущему ребенку в поддержке? Тем более, что вопрос 'пустят ли' супруга легко решила одним звонком.
Я шел за Ленкой полным идиотом в белом халате и ругал себя последними словами. Когда ты работаешь, пафосно выражаясь, на государство, любая опасность оправдана и понятна. Есть долг, есть приказ, должностные обязанности, есть ответственность, в конце концов. Инициатива? Это обязательно, но в разумных пределах, и эти пределы опять же понятны и оправданы, отполированы опытом и успешной работы, и 'разбора полетов' после неудач. А сейчас - зачем мы нужны раненому мальчишке, который наверняка еще не пришел в себя после операции. За два десятка лет оперативной работы я привык доверять интуиции, и вот эта самая интуиция дурным голосом орала, что добром все не кончится, а главные неприятности только впереди.
И еще меня очень беспокоила Ленка. В последнее время дочь изменилась. Раньше она все вела полноценную студенческую беззаботную жизнь, изредка подрабатывая заказами. Теперь же она сутками не отрывалась от монитора, но почему-то перестала хвастать своими достижениями и заработками. Я уговаривал себя - девочка выросла, имеет право на свою личную жизнь - но отцовское сердце ныло от тяжелых предчувствий. Кто ей, в сущности, Плюша, чтобы срываться с занятий в больницу, поднимать материнские знакомства, да еще тащить за собой отца? Откуда такое участие в судьбе прежнего приятеля, тем более, что состояние его особых опасений уже не внушало?
Неприятности не заставили себя ждать. Между вторым и третьим этажом, на скамеечке, заботливо притащенной любителями перекуров, сидел в обществе какого-то старичка сбежавший от меня водитель Шнивы собственной персоной.
Не нужно быть ветераном 'наружки', чтобы пройти мимо интересующего тебя человека и не показать, что узнал его. Любой мало-мальски опытный участковый это может, не говоря уж про оперативных работников. Объект в камуфляже типичного больного - застиранном спортивном костюме и тапочках на босу ногу - изображал из себя благодарного слушателя старичковых побасенок. Совсем как настоящий.
Если бы милицейские и прокурорские сыщики сразу поверили моему опыту и чутью, если бы они не начали вешать дело на нас с Витьком! Что проще, чем скрутить этого гада и сдать в милицию? Но после того, как они со мной разговаривали, как на меня смотрели, когда им позвонили из областного управления и дали нагоняй за непочтение к отставному подполковнику, я ни за что не проявлю дурной инициативы, да еще на глазах у дочери.
Отделение реанимации - царство тишины и покоя, если, конечно, ты пришел в гости, а не лежишь на функциональной кровати. Больные не пристают к докторам с жалобами, а тихонько дышат через трубки, персонал сосредоточенно занимается своими делами, охрана всегда на посту, бережет покой попавших в беду граждан.
Однако сейчас охрана явно страдала от безделья и мешала сестричке в благородном деле подклеивания бумажек. Молодой шалопай с широченной улыбкой весело трепался с хорошенькой барышней, и думал явно не о безопасности отделения.
И снова мне захотелось сбежать отсюда вместе с дочкой, но было поздно, мы уже подошли к палате. Сестричка дружелюбно улыбнулась:
- Проходите, пожалуйста. Тамара Ивановна предупредила, что вы придете. Только больной еще из наркоза не вышел, имейте в виду.
Я изумленно посмотрел на дочь. Вот чертовка, как она уговорила мать организовать такую протекцию?
Мишина мать никак не отреагировала на наше появление. Не особо яркая, но очень приятная в общении женщина, которую я хорошо помнил по родительским собраниям в школе, похоже, сошла с ума от горя. Она, не мигая, смотрела на Плюшу, словно ее сын - Юрий Гагарин, вернувшийся из первого в мире космического полета. Впрочем, это наваждение вскоре исчезло. Нина Сергевна взглянула на нас, узнала и вымученно улыбнулась:
- Здравствуйте. Хорошо, что вы пришли.
Дочь подошла к маме Михаила, взяла ее за руку.
- Здравствуйте, тетя Нина. Как Плю... Мишка? Что говорят врачи?
Я вышел из палаты. Женщины у постели больного сами найдут правильные слова, чтобы поддержать друг друга.
- День добрый еще раз! Не подскажете, где доктора Григорьеву можно увидеть?
Я нарочно не назвал имени-отчества, чтобы сразу разобраться, совпадение это или нет.
Девушка показала рукой и сказала:
- Она в своем кабинете, проходите. Там табличка висит.
Табличка снимала все сомнения: 'Заведующая отделением реанимации и интенсивной терапии Григорьева Тамара Ивановна'. Я постучался.
- Да, входите! - прозвучало из-за двери.
Тамара Ивановна разговаривала с кем-то по телефону. Не отнимая трубки от уха, она кивнула и указала на стул. Я сел, а хозяйка кабинета сказала своему невидимому собеседнику:
- Все. Я занята. Учи уроки и никаких гуляний. Вечером приду - разберемся.
- А, случайный знакомый! - улыбнулась она. - Ваша супруга говорила, что придет дочка с отцом. А это вы. Надо же, еще одно совпадение. Кофе будете?
Я растерянно кивнул и неожиданно для себя рассмеялся.
- Что такое? - удивленно спросила врач.
- Я чуть не сказал, что выпил бы чего-нибудь покрепче.
Тамара Ивановна понимающе кивнула, открыла сейф, достала оттуда бутылку коньяка, стопки и плитку шоколада.
- Доктор, помилуйте, я же пошутил!
- А я серьезно.
Я не стал возражать, налил. Себе - полную, доктору - чуть-чуть. Григорьева взяла стопку и тихонько стукнула по моей.
- Я на работе... а, ладно, давайте. За здоровье мальчика. Повезло ему с совпадениями.
Я не заставил себя ждать, осушил посуду и отломил шоколадку.
Со стороны мы, конечно, смотрелись диковато - завотделением, чокающаяся с посетителем за здоровье пациента. Но меня мало волновали формальности. Я видел Григорьеву в деле, нас с ней связывала жизнь или смерть почти постороннего для меня и совершенно постороннего для нее человека. Тамара Ивановна внушала доверие. И тогда, на крыльце ДК Строителей, и сейчас. И я понял почему. Она на своем посту, на своем рубеже, а я просто не привык быть пенсионером-бездельником.
Я рассказывал, она не перебивала. Я привык четко и внятно докладывать начальству, она умела слушать. Я приврал только в одном месте, сказал, что хам на черном джипе, которому я надавал по физиономии у гипермаркета, не дал мне задержать злодея. Но ее мои подвиги почему-то не обрадовали. Скорее наоборот.
Известие, что подозреваемый занял наблюдательный пост на пути к реанимационному отделению, Григорьеву нисколько не удивило, и это мне очень не понравилось.
- Я примерно этого и ожидала. Для простой поножовщины слишком много случайностей вокруг этого мальчика. Честно говоря, у него не было шансов выжить. Никаких. Три ложняка, именно в это время, все экстренные, все в разные концы города. Спецы в разлете. Линия без меня стопроцентно потеряла бы его за пару минут. Просто вытащили бы нож из раны - и привет.
- Подождите, Тамара Ивановна. Огромное спасибо вам за помощь и участие. Но скажите, если не секрет, почему вы так за Мишу переживаете? Вы ведь врач, а не криминалист. А сейчас мы с вами ввязываемся, должен предупредить, в серьезную и опасную авантюру. Я хотел бы знать...
- Понимаете, Вячеслав... Михайлович? - Я кивнул. - Мама его вся извелась, на грани срыва бедная женщина. У нас веселых родственников не бывает, конечно, но такого отчаяния я давно не видела. И все эти стечения обстоятельств... Девочка ваша тоже очень неспокойная, говорите. Интуиция моя, если хотите, реагирует. Непросто все с Мишей Петровым. По моим делам его хоть завтра можно в отделение переводить - но лучше пусть у нас побудет. Здесь какая-никакая, а охрана.
Григорьева вздохнула, побарабанила пальцами по столу, разглядывая полированную поверхность. Потом взглянула мне в глаза.
- И вот еще что. Говорят, спаситель принимает на себя ответственность за жизнь спасенного. Раз уж мы с вами оказались в нужное время в нужном месте - стало быть, мы за Мишу Петрова и отвечаем. Хотя бы пока не станет ясно, кому он помешал. Согласны?
- Целиком и полностью. - я восхитился мудростью и бесстрашием удивительной женщины.
- Вот и отлично. Теперь расскажите, как вам эта история видится со своей колокольни?
Я подумал и ответил:
- Маскировали спланированное убийство под банальную поножовщину вроде ограбления. Уверен, что если бы Витька не спугнул преступника, этот гад для достоверности обчистил бы нашего Мишаню.
- Почему вы были уверены, что на этой машине скрывается именно преступник?
Я улыбнулся:
- Специфика работы, скажем так. Я просто знаю, что там есть очень хорошая прятка для машины.
- Ладно, оставим ваши секреты в покое, - улыбнулась в ответ Тамара Ивановна. - Скажите лучше, в милиции знают, кем вы были и что у вас за специфика?
- Да, - твердо ответил я.
- Тогда почему они вам, профессионалу и ветерану, не поверили?
- Суки, - вырвалось у меня. - Простите за худое слово.
- А почему со мной, когда я позвонила по визитке следователя, разговаривали как с сопливой девчонкой и даже из приличия не перезвонили в диспетчерскую?
Я не ответил, посмотрел на часы. Сколько Ленка еще пробудет в палате? Догадается ли спросить у медсестры?
- Вы спешите? - спросила Тамара Ивановна.
- Нет, просто дочь может меня искать.
Тамара Ивановна вышла из кабинета, из коридора послышался ее голос:
- Марина, девочка еще в палате у Петрова? Выйдет, скажи, чтобы посидела, подождала отца.
Когда она вернулась, я спросил:
- Что будем делать? Звонить в милицию?
- А смысл? Вся информация у них на руках есть - не просто же так они от нас отмахиваются? И сами увязнем по плешку, и мальчика спасти не сможем.
Я кивнул и предложил:
- Попробуем через родителей?
- Уже думала. Не подходит. Вряд ли они что-то реально могут сделать, да и не до того им сейчас.
- Знаете, - сказал я, - в оперативной работе самое важное - не засветиться. Если преступник видит на месте предполагаемых действий человека из органов, он поостережется что-то предпринимать...
- Стоп! Отлично! Лежал у нас недавно дедулька, чуть вытянули. А сынок его - полковник ФСБ. Клялся, что чуть что - землю рыть будет. Вот пусть пришлет своих терминаторов показаться во всей красе. Ненадолго, просто показаться и ни в коем случае никого не пугать. Кому надо, сами испугаются. Правильно?
Я мог только любоваться решительной Тамарой Ивановной. А она уже азартно нажимала кнопки телефона.
По первому номеру ей никто не ответил. По второму сообщили, что шеф в командировке и появится только послезавтра.
И тогда я заявил:
- Ничего не остается, как мне сегодня подежурить, а завтра видно будет.
Если бы я знал, чем все это кончится!
Я очень надеялся, что он не придет. Вся решимость, с которой я вызвался охранять Михаила, куда-то делась, как только мы с ним остались вдвоем в палате. Мишину мать Тамара Ивановна безжалостно отправила домой. Спать.
Ленка просилась подежурить с нами, но я держался, как скала. Только ее тут и не хватало. Она попыталась скорчить оскорбленную рожицу, но не смогла, в очередной раз всплакнула и уехала.
Миша спал, напичканный мощными лекарствами. Я размышлял, пытаясь связать концы с концами, но ничего путного пока не вырисовывалось.Через дверь доносился голос раздолбая-охранника. Он гоготал над своими же дурацкими анекдотами, а сестричка нежно уговаривала его не шуметь. Тьфу. Защитничек.
Когда охранник наконец-то угомонился, я на цыпочках подошел к двери и прижал ухо к замочной скважине. Здоровяк вдохновенно врал про девушку, которая не дождалась его из армии. Я осторожно переставил стул к двери и сел так, чтобы легко дотянуться до выключателя. Скоро они уйдут дружить в сестринскую, к гадалке не ходи.
Он появился в дверях палаты в полпервого ночи, через десять минут после того, как в коридоре воцарилась полная тишина. Я включил свет и замахнулся, чтобы ударить...
Боль в паху сковала все тело.
Я корчился на четвереньках посреди палаты, а он, тот самый водитель 'Шнивы', смотрел на меня с веселым любопытством, и почему-то не добивал. Видимо, от удивления.
Дурак. Старый самонадеянный дурак. Сейчас пропаду сам и ничем не помогу беззащитному Плюше. Я застонал от боли и бессилия.
Убийца шагнул ко мне, я инстинктивно прикрыл глаза.
- Что за шум? Почему посторонние в палате? - улыбающийся охранник, невесть откуда возникший, играючи уложил незадачливого киллера на пол. Шокером. Просто, тихо и элегантно. Злоумышленник успел еще махнуть ногой, попав в плечо нашему с Мишаней спасителю. На этом его активность иссякла. Я мысленно порадовался за сестричку - она вручила себя настоящему профессионалу.
Охранник поморщился, прижал руку к ключице и пожаловался, мне, словно старому знакомому:
- Шустрый, с-сука!
Защелкнув наручники за спиной, он подошел ко мне:
- Давайте-ка, Вячеслав Михайлович, укладывайтесь. Будем вас на ноги ставить.
Я, кряхтя и охая, выполнил команду и, насколько мог, приподнял ноги. Добрый молодец принялся колотить меня кулаком по пяткам, приговаривая:
- У кошки боли, у собаки..., нет, у собаки не надо, и у Михалыча не боли.
Мне стало чуть легче. Разумеется, помогла не присказка, а старый добрый метод, известный всем спортсменам. Я встал, несколько раз присел, но все-таки сразу плюхнулся на стул, ноги казались ватными и плохо слушались.
Однако удивительное еще не закончилось. Мой спаситель надел перчатки, достал из кармана маленький пульт и прижал к пальцам скованных наручниками рук так и не очнувшегося злодея, а потом проделал то же самое с предметом, очень похожим на взрывное устройство. Пульт он сунул в карман нехорошему человеку, а бомбу убрал в целлофановый пакет и положил себе в карман.
- Есть только два варианта, товарищ подполковник, - его лицо было серьезным, от образа придурка-губошлепа не осталось и тени. - Первый. Вы заявляете, что от удара в пах и по голове потеряли сознание, а потому не могли видеть, было ли у гражданина Ютина взрывное устройство. Тогда мы забираем дело к себе, а парня, - он кивнул на Мишу, - охраняем так, что не то что муха, а микроб не пролетит. А заодно разберемся и с милицией, с чего это они взяли манеру хамить ветеранам спецслужб и хорошим, честным врачам. Второй вариант. Вы мне сейчас твердо заявляете, что Глеб Жеглов - подонок, и вы подтасовок не потерпите. Но тогда, простите, нашей конторе здесь делать нечего. Дальнейшая ваша судьба, а заодно и судьбы доктора с мальчиком, нас в этом раскладе не интересуют.
Я уже знал, что сдамся и соглашусь. Молчал только для того, чтобы оттянуть капитуляцию. Охранник, видимо, принял мое молчание за сомнения.
- Можно, конечно, и в одиночку найти иголку в стоге сена. А можно как в армии, пригнать роту солдат и перебрать весь стог по соломинке.
Потом в палате возникла Тамара Ивановна. Дежурила ли она этой ночью, или ее вызвали по поводу ЧП - я не вникал. Она появилась и спокойно спросила:
- Что здесь происходит?
И я ответил:
- Все в порядке. Только меня он сразу отключил, и все сделали люди в форме.
В 'наружке' принято говорить новичкам:
- Запомни правило четырех 'О'. Отработал объект, отчитайся и забудь.
- А почему четвертая 'О', а не 'З'?
- Потому что забудь.
Все, что ты узнал про объект, нужно забыть. Потому что свидетелем тебя все равно не привлекут. Потому что расследование ведешь не ты, а 'заказчик' - милиция, прокуратура, ФСБ или собственная безопасность. Потому, что объект может быть не преступником, а просто подозреваемым. Но главное 'потому' это то, что хозяин информации не ты, 'топтун', а заказчик.
Служба службой, а дело, коснувшееся тебя самого, да еще и по очень уязвимому месту, забыть не так просто. Но боль прошла на следующее утро, а через месяц я уже не думал ни о чем, кроме надоевшего до чертиков ремонта. Никакими работниками Витька не помог, моего выходного пособия по самым скромным подсчетам хватало только на материалы, так что все приходилось делать самому.
Я лениво размазывал кисточкой латекс по собственноручно отштукатуренной стене в прихожей, когда из Ленкиной комнаты послышалась тирада в выражениях, которые дочь врача-педиатра и офицера правоохранительных органов знать просто не может. Я недовольно хмыкнул, но замечания делать не стал, себе дороже.
Ленка высунулась из двери и спросила ангельским голоском, словно это не она только что ругалась, как пьяный сапожник:
- Пап, а чего ты делаешь? Ты, наверное, устал?
Я старался как можно меньше привлекать своих женщин к ремонту. За это они не лезли под руку с советами, старались не мешать, а самое главное - терпели, хвалили и не торопили.
- Как можно устать от дела, которое доставляет тебе удовольствие?
- Удовольствие? - с подозрением в голосе спросила дочь.
- Конечно. Далеко не каждому можно поручить такую работу. Только офицеру не ниже подполковника или толковому сержанту, - ввернул я бородатую армейскую шутку.
Ленка засмеялась.
- А помнишь, сколько раз ты меня в детстве разводил по методу Тома Сойера?
- Конечно, помню, - сказал я.
- А дай мне, пожалуйста, немного покрасить.
- Не могу. Это очень ответственная работа.
- А я тебе чаю согрею.
Я сделал вид, что задумался и помотал головой.
- А я тебя привлеку к очень сложному расследованию.
Не хочу!
Я крикнул слишком быстро для игры, каким-то непонятным образом это 'не хочу' вырвалось из подсознания. За спиной послышались удаляющиеся шаги, и я окликнул:
- Лена!
Дочь остановилась у дверей в свою комнату и повернулась ко мне.
- Прости, - сказал я. - Это профессиональный рефлекс, никак не отвыкну. Ты рассказывай, ладно? Если не тебе да не маме, то кому мне еще помогать?
- Пап, я не знаю, с чего начать.
- А ты начни с начала. Мы ведь никуда не торопимся?
Дочь улыбнулась и помотала головой.
- Если хочешь, ты можешь красить и слушать. Тебе же это нравится?
Я послушно взял кисточку и макнул ее в белую липкую жижу.
- Когда ты сказал, что на Мишку напали с ножом...
Хорошо, что я стоял спиной к дочери. Матерное слово, которое чуть не вырвалось у меня, легко было бы прочитать по губам. Я слишком сильно вдавил кисть в стену, и почти вся жижа с кисточки шлепнулась на пол.
- В последнее время он был какой-то странный. Как будто очень резко повзрослел. И все время твердил про какой-то поступок.
- А разве ты с ним встречалась? - удивился я.
- Пап, ты чего? Мы в интернете общаемся. А Мишка еще и стихи выкладывает, неплохие, кстати.
Я невольно улыбнулся, вспомнив, с какой гордостью и под каким секретом пятиклассница Ленка показала сперва жене, а потом и мне Мишины стихи под названием 'Лучшей в мире Леночке'. Еще бы ей теперь не хвалить его творения.
- Я в его жежешку и лирушку не лазила. Там все подзамочное. Но знала, что он ваяет всякую нетленку. Найти и залезть туда для меня - вопрос только совести, а не техники, сам понимаешь.
Я не стал язвить по поводу Ленкиной скромности. Во-первых, не хотелось перебивать, во-вторых, это именно она научила меня пользоваться компьютером.
- На следующий день после того, как Мишку чуть не убили, мне пришла эсэмэска непонятно от кого: "Прочитай Мшкин ЖЖ, самое важное - под замком". В другое время я бы Мишке позвонила, посмеялись бы и все. А тут сам понимаешь... В больницу побежала, тебя потащила - решила для очистки совести поговорить с Мишкой. В общем, поговорить особо не вышло, пришлось без спроса читать.
Ленка глубоко вздохнула и изобразила смущение, впрочем, неубедительно. Я подмигнул ей и кивнул - слушаю, продолжай.
- Папа, анонимщик был прав. Я, оказывается, про ничего раньше про Плюшу не знала. Совсем ничего. - Ленка замолчала, порозовела, потом решительно тряхнула челкой и продолжила:
- Это я у нас, такая умница и красавица родилась вам с мамой на радость, хоть и недоношенной. Чего ты ржешь, папа!
Я не смог сдержать ухмылку. Математическое открытие, что она родилась через шесть месяцев после нашей свадьбы, Ленка сделала лет в тринадцать, и с тех пор у нас в семье часто повторялась эта шутка.
- А Мишку никто никогда не хотел, представляешь? Его папашка был тогда чьим-то сынком-комсомольцем. Это номенклатура называлось, да, папа? И все девчонки по нем сохли, и тетя Нина тоже. А он, козел, трахался со всеми подряд. И не надо на меня так смотреть! - заорала Ленка, хотя я и бровью не пошевелил. - Да, я знаю, откуда дети берутся! И как сделать так, чтобы их не было - тоже знаю!
Бедная моя девочка чуть не плакала. Понятно, тяжело рассказывать такое отцу. Я потрепал ее по щеке, Ленка благодарно погладила мою руку и продолжала.
- А вот тетя Нина, видно, не знала. Или на козла понадеялась. В общем, она залетела. И заставила Мишкиного папашку жениться. Дура!
Что им можно объяснить, горько подумал я. Молодые, беспечные, любимые дети. Они не понимают, каково это - когда на тебя показывают пальцем, перешептываются за спиной, пропесочивают на комсомольских собраниях. Заставила...
- Его семья терпеть ее не могла. Плюшу еще терпели, даже потом и полюбили вроде, а ее грязью поливали. И Мишку натравливали, только он не поддавался, всегда маму защищал. Потом его бабуля умерла, и они с тетей Ниной переехали. А разводиться папашка отказался. Чтобы карьеру свою не испортить. Как был бабник, так и остался, Мишкины девчонки мне такого понарассказывали!
Я и сам слышал кое-что про Мишкиного отца, но не придавал этому значения. Судьи - это контингент с иммунитетом покрепче, чем у любого депутата или чиновника, на моей памяти 'наружка' с ними никогда не работала, да и некому в области такое заказать.
- А что потом было, я не знаю. Он про это не писал. Но что-то страшное, потому что тетя Нина решила повеситься, а в записке написала: 'Такой человек не должен судить других'. Мишка маму из петли вытащил! А потом пошел и угнал машину. Угнал, спрятался в тихом переулке, а когда машину объявили в розыск, сдался гаишникам.
- Зачем?
- Понимаешь, оказывается, есть закон: у судьи не должно быть в родне преступников. Как только Мишку в суде хоть к чему-нибудь приговорят, его папаша должен написать заявление об отставке, иначе вылетит с позором. Он за маму отомстить ему решил, дурак! Своему папашке-козлу!
- Вырву себе глаз, чтобы у тещи зять был кривой, проворчал я и осекся. - Подожди-подожди. Выходит, если Миша не доживет до суда...
- Вот именно. Судить будет некого. Папа, какой ужас! Как может так быть, папа, они же родные! - Ленка уже хлюпала, не сдерживаясь. Да я и сам едва не пустил слезу. Плюша, милый добрый мальчик, а на душе... никто не знал, как измучился маленький медвежонок. Никому не было дела.
Я поставил на пол кисточку и банку на пол, какая уж тут работа.