Сначала нокдаун сверху: ИДЕЯ, а я вот этого и не знала, не догадывалась даже!
Потом: Поиски в книгах и внутренние споры с Великими - море строк на эссе под 7-ю печатями.
Затем: Вот, если бы бродил столь же сумасшедший, как я, по этому городу, мы бы спорили до хрипоты... и мирились, и любили друг друга. Как же я одинока!!! Никто меня не поймёт...
И: Является ГЕРОЙ - выразитель идеи, он повторяет мои черты, как все близкие отражают друг друга, как собаки похожи на хозяев. Мы гуляем вместе по бульварам, по паркам, всегда за руку, глаза в глаза, душа в душу...
Я ПИШУ РОМАН ОТ ЕГО ЛИЦА, повторяя за ним слово в слово, позабыв своё имя и тело, желания, чувства - ВСЁ, что было некогда прежде мной, растворилось в призраке, неизменно шагающем рядом.
И ЧИТАТЕЛЬ: в него (неё) влюбляется.
Или в меня?
Но не я же пишу, не я, не я...
Вдохновение - откровение БОГА.
"Поэт и Муза: отношения в пространстве вариантов"
- Трудно быть Музой? - О, да! Поэт делает с тобой всё, что хочет. Абсолютно. - И ты терпишь? - Ну, иногда Муза может обидеться и уйти. Поэт тоже уйдёт - в запой. А дальше - пространство вариантов. Будут, правда, ещё пьяные звонки а-ля "Вернись! Вернись, мой милый друг!". Если Муза уломается и простит, оба вернутся на круги своя. - А если нет? - Как Поэту жить без вдохновения? И главное - зачем? Суицид подкрался незаметно. Яд? Банально. Через повешение ? Уродливо. Скорее всего, вены начнёт резать. Но в отличие от нормальных людей, не вдоль, а поперёк, не в своей ванне, чтобы водичку горячую подбавлять, и не опасной бритвой. Этот придурок возьмёт кусок зеркала: большой и тупой - для эффекту, и чтобы муки свои в зеркале лицезреть (склонность к мазохизму замечена за ним ещё в детстве, а чем дальше, тем хуже). Ванна - тоже не вариант. Тщеславный, сволочь. Усядется себя кромсать на Красной площади. В мороз - 20. Обычно кончается дуркой. Там ангелы в белых халатах быстро наставят на путь истинный: начнёт по выходу прозу писать с религиозным уклоном. - То-то сейчас у религиозной литературы тиражи взлетели. Амнистия, наверно, в дурке. Чудом, как говорится, спасают. - Нет, чудо - это другое. Это если на той Красной площади, ломая каблуки, чужая Муза заблудится. Они в пути от Поэта к художнику, музыканту, полицейскому, учёному, архитектору... пока выбрать не могут, такие потерянные. А тут вдруг: кровь дымится и тает в щелях брусчатки, измученное испитое лицо корчится в зеркале, толпа вокруг охает. Красотища! Не кино - картина! Муза, конечно, сразу подсуетится, капельницу от запоя организует, иглу ему в расковырянную вену. Такси. Домашние чаи-супчики. Очнётся Поэт - возьмётся за перо. Но уже с другой стороны и другой рукой. - Критики потом напишут: "Взял новую высоту". - Именно. Но некоторые Поэты фразу сию понимают буквально. Надо с крыши прыгнуть, и не с какой-нибудь, а с башни Moscow City, как минимум. С запиской в кармане "В моей последней поэме (адрес в интернет, где скачать) - все тайны веков и мудрость поколений". А лучше сразу стальной жетон с выгравированной надписью на цепи - и под горло, чтобы при падении не слетел. Потом - газетные заголовки: "Сенсация! Как мог самоубийца проникнуть в башню? Там же везде охрана?!" - Есть лучше вариант: в метро под поезд. Вся Москва до вечера встанет. Имя - во всех новостях везде и сразу. - А Муза его бывшая с газетой в руках рыдает на плече Художника. Упустила! Горе мне! Художник гладит её по локонам - и смотрит в стену.