После расставаний с Федей у меня всегда портилось настроение. Появлялись глупые, мелкие мысли, которые я так ненавидела. Человек должен думать о высоком: об обезоруживающей красоте этого мира и о любви. Ну, фразу я положим, откуда-то стянула.
Но вместо всего этого я думала о своем одногруппнике. Леша невзлюбил меня с самого первого дня нашей учебы, когда он спросил у меня, кажется, логин в скайпе, а я была в своих мечтах и ничего ему не ответила. Трагедия в том, что мою рассеянность этот невротик расценил как личное оскорбление!
С тех пор меня преследовали его обвинения в мировом заговоре против всей группы: 'Кузнецова обязательно нас всех подставит!'. Время шло, я никого не подставляла, и тогда Леша прибегал к обычным издевательствам: 'Ты в переходе будешь петь свою Лакримозу!'
И другие не обращали бы на это внимания... Но это была я. Не знаю, соционика тут виновата или психогейя, но мне жизненно необходимо, чтобы меня все любили. Если не любили, то хотя бы относились с теплом и пониманием. Но если меня ненавидят... привет страданиям юного Вертера.
- Ведь все людям нужно одно и то же, - рассуждала я, - счастье, любовь и гармония. Если так, то почему они не могут, никогда не могут, просто дарить это друг другу?
...Дома мама тоже была недовольна жизнью, а конкретно - мной.
- Ну и где можно шляться до девяти вечера?!
Далее мне было сообщено, что пришел отец, и они уже полчаса не садятся обедать. Мне сразу стало нестерпимо стыдно, но это было приятное чувство.
'Совсем как раньше, когда я делала очередную глупость... Могут ли привидения делать глупости?..'
- Ладно, Лен, - улыбнулся отец, - вспомни нас с тобой. Помнишь, как мы отправились на мотоцикле из Питера в Москву, соврав, что едем на поезде?
В другой раз этот случай меня бы очень позабавил, но не сейчас.
Обедать!.. Но я не могу обедать! Вы представляете себе призрака, весело уплетающего котлеты?!
Я уныло поплелась на кухню вслед за родителями.
- Устала? - мое настроение не укрылось от глаз мамы, - Что-нибудь с Федей? Он занимается или играет?
Когда меня спрашивают о ГГ, я забываю обо всем и начинаю с увлечением рассказывать.
- Играет! Но это ничего страшного. Вот, даже в газете написано про корейского студента, который заработал ну очень много миллионов, объясняя новым игрокам, как именно надо играть. Это просто профессия будущего!
- Но мы не в Корее, Маша, - папа как всегда возвращал меня небес на землю.
Тут мой взгляд упал на... На самом деле нашего кота звали Барсиком, но он уже успел побывать Берти, Францем, Рюноскэ и даже Райдером-Уайтом. Честно, я забыла его последнюю кличку. Пусть-будет-Берти вальяжно развалился на табуретке под столом.
Я радостно подмигнула ему, давая понять, что сейчас он не останется голодным. На обед была вермишель с мясной подливкой, так что Францу, несомненно, повезло. Я зачерпывала ложкой пищу и незаметно транспортировала ее на табуретку, еще успевая при этом слушать разговоры родителей.
Мой отец увлекался изучением языков, особенно немецкого, и сейчас рассказывал грустную историю австрийского писателя Бернхарда (которого мне - испорченной дочери нашего мира - хотелось назвать Баттхертом).
Этот человек ненавидел Австрию, писал пьесы, где герои сбрасывались из окна, только бы не жить в проклятой фашизмом стране, и в последней воле он запретил издание своего творчества на просторах Родины. Но потомки благополучно обошли эту странную волю.
Я слушала, и мне было грустно, но вовсе не от печальной истории Баттхерта. Этот мягкий вечерний свет, клен, заглядывающий прямо в окно с пробивающимися на нем почками, на стене - календарь с иллюстрациями Томаса Кинкайнда, ворчание чайника на плите, увлеченные голоса отца и матери - я вдруг поняла, что потеряю все это. Когда-нибудь, рано или поздно.
В техникуме нам рассказывали, что рядом с черными дырами замедляется время. Если твой космический корабль застрял там - за тобой могут прилететь через миллион лет, а тебе будет казаться, что прошло всего пять минут. Почему в жизни такое невозможно?!
***
Спать ночью? Нет, это не про меня.
Обычно я просыпалась часа в 3 и действовала по обстоятельствам. Либо слушала музыку, глядя на небо в просвете между шторами и размышляя о любви, дружбе и смысле жизни. Либо, забыв обо всем писала очередную песню, какой-нибудь бред вроде 'Свет, будь моею легендой...'
А часто - мне звонил Федя. Он по ночам предпочитал смотреть фильмы на своем айфоне. Это были триллеры со вселенским апокалипсисом, киборгами и мутантами. Я, съежившись под одеялом и дрожа от страха, слушала его вдохновенные пересказы и мечтала, что когда мы поженимся - будем всю ночь смотреть фильмы!
Однако сегодня мне было тесно в моей уютной комнате. Я выскользнула через окно на улицу.
Мимо меня проскользнула бело-серая кошка, и я уже нагнулась, чтобы ее погладить... Но вспомнила о бессмысленности этого действия.
Вот, знаменитая студия Art-Shok: в последний раз меня напечатали на футболке 'Hunterof23', и в ИПТ все спрашивали 'Что это значит?', а я гордо отмалчивалась. На самом деле это было прозвище Феди. Компьютерное, конечно же.
Мне вдруг стало невыносимо грустно, что я никогда не надену ту футболку и никто не поинтересуется загадочным Hunterof-ом.
Говорят, вид воды успокаивает. Решив последовать этому совету, я села на медно-зеленую решетку Канала.
Белесое небо над головой, деревья с ветками, похожими на хвосты павлинов, дома, убегающие вдаль, от перекрестка... Мне казалось, что не я живу здесь, а этот пейзаж живет во мне...
Я пыталась рассуждать здраво (если я считаю, что рассуждаю здраво - значит, говорю несусветные глупости): 'А, впрочем, зачем? Зачем мне готовиться к сессии, получать ненужное образование, потом работать?.. Я никогда к этому стремилась, меня даже угнетало это'.
Я хотела другого: раствориться в этом апрельском воздухе, стать частицей прекрасного целого, быть всем и ничего одновременно... Наверное, поэтому я так люблю концерты: на них на минуту, не больше, забываешь о себе, и живешь в любимой музыке, не здесь...
А теперь... Нет, Мироздание, я не достигла своей мечты, я остановилась на границе. Да, как в аэропорте, если в твоем чемодане обнаружили ножницы.
Ведь человек почти всегда на границе. Наши устремления так противоречивы, что мы сами не знаем, в какую сторону бежать. Нам хочется всего одновременно - покоя и славы, власти нал людьми и их любви, играть в TimeZero и стать великим программистом.
А я... я вечно хочу абсолюта. Вечного счастья, вечного вдохновения, вечной любви... И мне так часто кажется, что 'это счастье и любовь были вчера, почему я не могу вернуться во вчера?!' Я неисправима.
- Ты неисправима! - раздался чей-то окрик позади меня.
- Ищу ее дома! А она тут и, конечно, в своих мечтах!..
У Вики горели глаза, сразу видно, что она желала сообщить нечто важное.
- Я встретила Гаманцева! - выпалила она, - Он просит прощения у тебя за то, что вчера назвал твоего парня тупым задротом!
Вика всегда хотела помирить нас с Лешей, чему мы оба активно сопротивлялись.
- А без мата просить прощения не дано?! - вспылила я, - и ради этого ты приехала ко мне?!
- Когда я рассказала ему нашу тайну, он исполнил арию Онегина. И хочет прийти к тебе и лично извиниться за все глупости.
- Пусть приходит! - злорадно усмехнулась я, - Я иду кататься на роликах с Федей и Сашей, так что он может обыскать всей Крестовский остов, распевая арию Онегина, разумеется.
Вика принялась увещевать меня не быть злопамятной, а я смотрела на волны в отблесках солнца и думала, что впервые в жизни могу делать то, что хочу...