Приснилось как-то царю, что где-то там, за границей, средство чудодейственное нашли. От дыр, проколов и прочих прорех в быту, в природе и в хозяйстве. "Антидыр" называется. Цветочного цвета и запаха жидкость и действует как будто наверняка. Брызнешь ею эдак на любую бездонную пропасть - вмиг затянется, а на месте том тут же дерево золотое вымахает, и листочки на нём - зеленые рублики нежно зашелестят, на солнышке знаками водяными заплещутся.
Заволновался тут царь. Тронную залу в который раз во все концы дробными нервными шажками измерял.
- Ох-ох, как бы мне средство это сгодилось! - думает. - Хозяйство-то мое царское - дыра на дыре, да прорехой залатано. Срам один.
А тут еще, как назло, "антидыр" этот вредный царю кажную ночь сниться заладил. Благоденствием дразнить и всеобщим народным счастьем. Совсем бедняжка-царь покой потерял и осунулся. Не ест, не пьет, третью неделю царицу вниманьем своим игнорирует. С самого утра аж до глухого позднего часа знай себе одну только думку и думает. Кого б за границу с секретным заданием снарядить, для державных нужд чудодейственное средство "антидыр" выкрасть. Вот ведь вопрос какой занозистый. На такой подвиг, небось, любого дворцового служаку не зашлешь. Тут особый мужской экземпляр нужен. Чтоб и своровать сумел, и, в случае чего, царя своего не предал. Чтобы там, за границей, перед соблазнами всяческими устоял, с ответственного пути не сбился, не загулял, и бутылки важной не расплескав, назад, на родину, как штык, явился.
Потомился, поколбасился царь, ну и вызывает тогда к себе князя Лютика. Того самого, что с дочкой его, царевной Марьей, еще прошлой весной обручился. Ну и говорит царь ему напрямик, как почти тесть почти зятю, так, мол, и так, выручай, на тебя во всём царстве одна надёжа. Поезжай, друг любезный, туда, не знаю куда, да "антидыр" мне этот для наших тутошних общих нужд из-за границы-то и выкради. Будем потом вместе с золотых дерев денежный урожай сымать.
Побледнел тут, понятно, князь Лютик, русые усы стрелами вбок скосил. С детских лет за ограду царского парка зыркнуть не отваживался, а тут, поди ж ты - в заграницы ему едь. Совсем смешался князь Лютик.
- Да что же вы, папа, такие, можно сказать, страшно от нашей действительности отдалённые сны-то видите! - пролепетал он, от страха дерзея. - Совести у вас, как я посмотрю, никакой нет, преданнейших вашему царству особей так, ни за что и ни про что испытывать и по белу свету раскидывать!
Нахмурился царь, с младенчества к ослушанию приучен не был.
- Ты как с царём-то своим разговариваешь, слякоть? - спрашивает. - Никак со страху-то совсем родину разлюбил?
Затрепетал князь Лютик всем телом, съежился.
- Куда ж я поеду-то? - лепечет, - Ведь невеста у меня все-таки тут. Дочь ваша. Царевна Марья...
- Ты этого, про царевну-то Марью забудь, - отвечает ему на то царь со всей строгостью, - Никакая она тебе не невеста, покамест "антидыр" ты мне не принес. Понятно?
Изрек, что кувалдой князю по темечку прошелся.
- Э-эх ты, жизнь, заноза, - всхлипнул князь Лютик, и как был, царской волей тюкнутый, в дворцовый парк поплелся. Там, у овражка, на скамеечке под юной березой любимая лебедь-дамочка его дожидалась. Царевна Марья.
Посмотрел князь на висок ее в кружевце нежных прожилок, на весеннюю зелень глаз, на грудку ее, до сих никем окромя его не прохоженную, на пионовый ротик с им же, столько раз целованной родинкой на верхней губе, и совсем что-то сердце у него с тоски скукожилось. Мыслимое ли это дело, - от такой цыпочки за границы отчаливать?
И невеста тоже бровки вскинула. Беду чует.
- Что ж ты, любезный друг, мордочкой-то так осемши? - спрашивает участливо. - Никак папаньке моему снова с пьяных глаз разная муть наснилась? Расскажи ж, не томи, любимый!
Ну, князь Лютик и рассказал. Всё как было, ничего не утаивая. И про чудодейственное средство "антидыр", без которого видать ему свою Марью как свой же копчик, и про дырявое царево хозяйство, и, конечно же, про заграницу. Как услышала про заграницу, взвилась тут царевна Марья. Личико сиреневым цветом до краев налилось, мячиками грудь под тюлевой кофточкой заскакала, держи-лови-не удержишь.
- Еще чего! Обойдешься! - визжит-стонет царевна, аж березовая листва над ней колокольным звоном зашлась, - Чтоб жуних мой без присмотру по заграницам как пес болтался, о чужих девок глаза чесал! Не пущу и точка!
И заплакала горько-горько. Слёзы у ней даже не в горошину, а в зрелую бобовину калибром вылиты. Ну и, конечно же, князь Лютик, тоже сидит на скамеечке рядом, тихо, по-мужски разнюнившись. Ну, через какое-то время выплакала князева невеста всё, что тельце ее жиденькое ей отпустило, высморкалась. Тут уж, на сухую-то голову, мысль в ней как будто потихоньку проясняться стала.
- Отцу моему всё лишь бы ум чужой прикарманивать, - говорит она тут отверёзевшим голосом, - Того не поймет никак, что на наши-то родные дыры никакой привозной "антидыр" ни в жисть не налезет. Тут ведь, милый мой, своя наука, свои средства нужны. Отечественные...
Умно так сказала девушка. Недаром, видать, в царевнах жила, рукавами пыль с мудреных книжек гоняла. Посмотрела царевна Марья на своего князя нежно-преданно, по тугой щеке его погладила.
- Ну куда ж ты без меня, цветик-лютик мой ненаглядный, - шепчет умильно. - Ведь истреплешься без меня, отцветешь, впустую осыплешься...
Заточила она ему русый ус его, как он это любил, стрелочкой.
- Не тужи, жених мой, - говорит, с берёзкиной юной кроны зайчики солнечные ей прям на лицо стайкой просыпались, - Иди-ка лучше спать. Я в чулане местечко тебе укромное выделила. Жди "антидыра" там. А царю я скажу - отбыл ты. За границу, с его же, супостата, секретным державным заданием. Пусть и он ждет. А средства этого, противодырного, я, Бог даст, и сама наварю. Как полюбишь - любую ведь дрянь состряпаешь.
Просветлел тут и сердцем, и ликом князь Лютик. Царевну в любимую родинку на пионовой губе чмокнул, да и пошел себе в чулан. Чудотворного "Антидыра" ждать. День ждет, другой, третий-пятый, а там уж, глядишь, и неделька за месячишкой друг за дружкой катят-перекатываются. И царевна Марья тоже тем временем, понятно, без дела не сидит. Изо дня в день зелье диковинное варит и всё для верности на язык пробует. Об ученые книжки все глаза себе, умница, стерла. Да что глаза. Пять пудов червонного золота на опыты свои извела и сто шестьдесят мешков державных денег. Ни сном, ни отдыхом себя даром не баловала. Разве что иногда, в год раз, в день князя Лютика именин, выйдет, бывало, в дворцовый парк. На всё той же дальней скамеечке у оврага, где с любимым бывало, ягодичка к ягодичке сиживала, у дряхлеющей березы устроится, бутылку с мутной пахучей жидкостью откупорит. Брызнет в овраг из нее, разок-другой, а потом и сидит, до глубокой ночи чуда ждет, да при этом всё из той же бутылки попивает.
- А наша царевна-то, вроде, как-будто того, не в ту сторону умом своим заехала, - сочувственно перешептывались служащие дворцового парка. - В девках-то вон - совсем дурочкой сделалась...
Дурочкой, или нет, но своего царевна Марья под конец всё же добилась. Выплеснула она как-то по весне зелья своего полбутылки в овраг, - и тут, глянь-ко, свершилось долгожданное диво. Овраг-то вмиг будто сквозь землю провалился, и на месте его - напористое золотое деревце с хрустом пробивается. И на ветвях его - почки, непростые почки-то, а денежные, нежно-зеленого чистого цвета.
Ах, как тут царевна делу рук своих и любви обрадовалась! Как запрыгала, заликовала, как закружилась-заплясала, космами седыми затрясла. Ну и тут же, конечно же, - в чулан, возлюбленного своего жениха, князя Лютика из долгого ожиданья вызволять побежала. Привела его, на легком ветерке колышущегося, на заветной их скамеечке его, бледненького, усаживает.
- Погляди, любимый, что за "антидыр" я тебе и царю изобрела! - воркует любовно царевна Марья, - Вишь, заместо оврага какой вон дуб разлапистый вымахал. Золотой, литой, и листочки на нём - сплошь рублики, зелененькие, один к одному, отборные, лучше нет! И на свадьбу нам с тобой хватит, и на долгую-предолгую жизнь вдвоем!!
Поглядел князь Лютик куда ему невеста велела, к золоту, к деньгам приценился. Одобрил.
- Ай-да Марья! - залепетал, - Ай-да царевна! Ай-да невеста возлюбленная моя! Вот это я понимаю - "антидыр" так "антидыр"! Такой ведь царю нашему никогда и не снился! Ох ты, ах ты, моя умница!
Рванулся было тут князь невесту свою на радостях как полагается облобызать, развернулся, - и свят, свят, свят...! У царевны-то Марьи, глянь, - вены веревками на висках вздуты, и в глазах у ней прежней весенней зелени нет, а одни лишь трешки застиранные. Да и грудь ее девичья уж как будто не та, что когда-то под одним нежным взглядом его трепетала, сосками что шилами острыми кофтенку буравила - вон ведь куда ее теперь занесло, грудь эту - свиным холодцом аж до самого пупа распласталась. А что до родинки, что он в юности тыщу раз целовал, так та и вовсе лохматым жуком-бородавочником обернулась.
Скрючило тут сердце князю Лютику тугим кренделем.
- Вот тебе и отечественная продукция, - бормочет, - Нет, надо было мне всё ж тогда за границу податься! Ты посмотри, какие побочные эффекты наш местный "антидыр" дает! Ужас, какие побочные эффекты...
Поджала тогда царевна Марья подвядшие губки. За свой труд, за свою долголетнюю любовь обиделась.
- Никакие это тебе не побочные эффекты, дурак, - говорит, и что-то не слышит князь в голосе невесты своей той прежней умильности, - Это годы. Ведь сорок лет, как-никак, прошло. Ты на себя посмотри, тоже мне, парубок. Я-то честно всю жизнь свою отпахала, а ты на чём вид и стать-то свою растерял?
Так что неизвестно чем бы вообще эта сказка кончилась, не вклинься в нее снова царь, со снами своими каверзными. В ту же ночь приснилось ему, столетнему, утомленному жизнью и водкой долгожителю, что-де где-то там, за границей, средство чудодейственное выдумали. От старости и всех сопутствующих ей неудобств. "Антистар" называется. Цветочного цвета и запаха жидкость и действует как будто наверняка. Брызнешь ею эдак на любую замешалось, - и она вмиг тем, чем когда-то давным-давно была, снова станет, и новую, совсем по-иному скроенную жизнь поведет.
Заволновался тут царь. Тронную залу в который раз во все концы ситными нервными шажками измерял.
- Ох-ох, как бы мне средство это сгодилось! - думает, - Возраст-то мой царский что-то напоследок уж слишком преклонным стал. Вот бы мне лет эдак сорок разом с плеч скинуть...
А тут еще, как назло, "антистар" этот вредный царю кажную ночь сниться заладил. Вечной юностью и по-новому скроенным личным счастьем дразнить. Совсем бедняжка-царь покой потерял и осунулся. Не ест, не пьет, третью неделю царицу вниманьем своим игнорирует. С самого утра аж до позднего глухого часа знай себе одну только думку и думает. Кого б за границу с секретным заданием снарядить, для державных нужд чудодейственное средство "антистар" выкрасть. Вот ведь вопрос какой занозистый. На такой подвиг, небось любого дворцового служаку не зашлешь. Тут особый мужской экземпляр нужен. Чтоб и своровать сумел, и, в случае чего, царя своего не предал. Чтобы там, за границей перед соблазнами всякими устоял, с ответственного пути не сбился, не загулял, и бутылки важной не расплескав, назад, на родину как штык явился.
Потомился, поколбасился царь, ну и вызывает тогда к себе князя Лютика. Того самого, что с его дочкой, царевной Марьей еще сорок лет назад обручился. Ну и говорит царь ему напрямик, как почти тесть почти зятю, так, мол, и так, посоветуй, друг любезный, кого б нам туда не знаю куда заслать, чтоб "антистар" этот нам из-за границы-то и выкрал. Будем потом с тобой тут вином юности и свежей любви упиваться. Тут не стал уж князь Лютик долго сомневаться. Сам царю в ноги повалился. Чтоб смилостивился и его самого за средством чудодейственным в дальние края заслал. Лежит у царя в ногах, про себя Бога молит. Отпусти, мол, ты меня, Господи, дай мне молодость мою украсть, дай мне тем, что мимо прошло, хоть теперь, под вечер моего бытия хоть немножечко потешиться. Свободы вдохнуть-выдохнуть и вообще... К жизни моей примериться. Осмотреться. Беспризорным псом по миру поболтаться, о чужих девок глаза почесать. А то ведь ошибся я в юности моей, ох, как ошибся...