Громкий крик из-за решетчатой двери, сквозь которую проникал свет с главной части арены, привел меня в себя и заставил лучше соображать. Я сидел в помещении для подготовки бойцов перед выступлением. Хотя в эту часть поистине великого сооружения уже не пускали простой народ, но повсюду раздавался топот и голоса людей, которые были не свойственны для этого места. Отдаваясь эхом от довольно высоких стен помещения, голоса и топот превращался у в ужасную какофонию, которая сопровождалась ритмическими криками с трибун. Один Гладиатор уже проиграл. Тысячи яростных голосов кричали "Добей". Еще мгновение, и трибуны разразились восторженными криками и рукоплесканиями.
Я опустил лицо на ладони и помассировал переносицу. Волнение и страх перед выступление сделали свое дело, и я толком не помнил как здесь оказался. Я четко помнил вчерашний вечер, когда, сидевши на крыше, я размышлял о сегодняшнем дне, представляя его в разных красках и словах. Как глядел на ночные звезды, иногда переводя взгляд на горы вдалеке, и дивился тому, как один и тот же пейзаж может красиво подстраиваться под разные мысли и создавать абсолютно противоположные ощущения. Чуть правее находилась Великая Арена, на которой мне суждено сразиться в попытке доказать свою силу, поборов сокровенные страхи.
Странное чувство в груди не покидало меня. Я стоял над обрывом Великой Пропасти и глядел в мрачную пучину неведомой бездны, в самом сердце которой расстилался ползучий хаос. И невозможно было ее обойти, ибо играло роль лишь то, как глубоко в нее можно упасть. После выступления на Великой Арене я стану абсолютно другим, изменившись до неузнаваемости.
Чувство в груди нарастало, отдаваясь гулким эхом в голове. Каждый из нас сам пишет свою судьбу, и вот я боюсь оступиться на острым как бритва утесе Великой Бездны, взгромоздив на свои плечи непосильную ношу первопроходца.
Из пограничного состояния меня вывел мужской голос, который приблизился ко мне и поинтересовался о моей готовности. Я сразу понял, что это был мой учитель гладиаторского искусства, который пришел поддержать меня. Стражам было запрещено пускать наставников, но он-таки умудрился проскочить каким-то образом.
Поздоровавшись со мной, он сообщил, что до выступления остается около десяти минут. У меня еще есть время, чтобы морально подготовится и облачиться в нужное снаряжение. Он также напомнил, что юным гладиаторам полагалась легкая нагрудная броня, одноручный меч, щит и пластинчатые поножи с сандалиями. Объяснив, что вскоре придет оруженосец, который принесет мне снаряжение и поможет облачиться, он быстро удалился.
Чувство тревоги не покидало меня. Как бы я не пытался, но не мог вспомнить как пришел сюда, завтракал ли я или нет, а провожали ли меня мать или отец - такими вопросами я судорожно задавался, сидя на ящиках с тренировочной амуницией почти в темноте, напрягая память.
Через несколько минут, как и было обещано учителем, пришел низкий пухлый оруженосец, который натянул на меня кожаный нагрудник и вручил в мои дрожащие руки меч со щитом. Он подвел меня к решетке, что, заскрипев, поднялась вверх, впустив в помещение врача в компании двух солдат, которые несли раненого гладиатора в госпиталь.
Я стоял в лучах утреннего солнца, которое бледно светило мне в лицо. Крики с трибун вводили меня в подобие транса. Тревога сменилась чувством эйфории и застилала мне глаза вместо солнечных бликов. Разноцветные сферы и разноцветные точки, быстро движущиеся в хаотичном направлении, представали перед моими глазами всякий раз, когда я смыкал веки. Поймав наивысший пик эйфории, я крепко держал оружие в своих руках. Мне хотелось разорваться на куски самому и разрывать других, яростно кричать и выйти за рамки материального мира, в надежде высвободить хоть малейшую часть силы, переполнявшую меня.
Услышав знакомую команду и характерный толчок в спину, я медленными шагами направился к середине круга, засланного песком, который и являлся громадной по своим размерам ареной. Окружали его огромные трибуны, которые полностью закрывали обзор на окрестности, оставляя видимым лишь небо.
Каждый шаг казался невероятным рывком, дававшийся мне с огромным трудом. Пульс создавал глубочайшую барабанную дробь, которая разрывало мое сознание, превращая в дикого, необузданного зверя. Всеми силами я попытался ухватиться за край осознанности- что бы ни случилось, но нужно держать себя в руках, хотя бы малую часть.
По мере приближения к центру я видел сумасшедшее копошение на трибунах- тысячи людей что-то кричали и что-то делали, превращаясь в обезумевшую силу, которая в любой момент может разгромить все на своем пути.
Трон императора, который находился на возвышении слева от меня, пустовал, и это выглядело очень странно, ведь именно император должен был благословлять и отдавать приказы на начало поединка. Осмотрев пустующую ложу, я перевел взгляд перед собой- туда, где уже с характерным скрипом поднималась знакомая мощная решетчатая дверь.
Но после полного поднятия решетки никто так и не появился, а из проема веяло холодом, который доносился до самого центра арены. Было стойкое ощущение, будто нечто невидимое расстилается из тьмы прохода на арену. Это было нечто столь ужасающее, сколько и громадное.
Страх обуял сердца зрителей, и толпа загудела с новой силой, заставив мои ноги немного подкоситься. Как бы я не представлял себе страшных хтонических чудищ, но не мог вообразить нечто, что вызвало у меня схожие эмоции. Это было что-то ужасно склизкое и громадное, но в то же время бесформенное и неподвластное человеческому пониманию. Каждый из присутствующих прочувствовал Его прикосновение на себе, став частью Него. Описать происходящее было почти невозможно: то дул легкий ветер, то гремела гроза, и сложно было сказать о том, сколько сейчас времени, ибо день слился с ночью, тьма стала единым целым со светом.
Толпа внезапно замолчала, а из сырой темноты показался неизвестный, который был завернут в черный балахон. Было в движении незнакомца такое, что выдавало в нем величие и власть, пред которыми плебеи падали ниц без раздумий. Он шел по направлению ко мне медленно, но твердо, будто сама земля подчинилась и несла его на себе.
Незнакомец был худым и абсолютно черным, но не ярко выраженным негроидом, а с внешностью белого человека. Саван его медленно перетекал по всему телу, словно мед, образовывая целостный живой организм.
Черный человек прошел несколько метров от ворот, держась от меня на довольно большом расстоянии, и заговорил:
- Приветствую тебя на величайшей из Арен, гладиатор. Ты явился сюда, чтобы сразиться со своим глубочайшим страхом, ни разу не усомнившись в своем поступке. Ринуться в Бездну ползучего хаоса- вряд ли кто-то осмелится на такое, не потеряв чистоту разума.
Трибуны окончательно стихли. Наступила гробовая тишина, лишь голос отдавался отовсюду: из всех щелей, камней, стен; будто сама арена говорила:
- Безумие... Новая форма существования. Обыденность нужно искоренить. Сумасшествие... Лишь бесформенное месиво, которое не способно ни на что самобытное. А человечество... Человечество должно пасть, чтобы снова стать безумным и свободным, восстав из пепла.
Я здесь не просто так, ибо ты обратил мой взор на себя, открыв разум пред моими знамениями. У меня множество обличий, смертный, но не все доступны человеческому разуму. И то, что ты видишь здесь- лишь часть твоего субъективного восприятия, которое бережет твое сознание от полнейшего краха и животного безумия.
Выйди за грань, сновидец. Выйди туда, где нет места человеческому. Пусть твое сознание разобьется о грани безумия- хребты Великой Бездны, в которой неведомые существа пляшут под флейту слепого безумного Бога, имя которого не осмелятся произнести чьи-либо губы.
Пути назад нет. Услышь то, от чего сходят с ума поэты и художники- хтонический зов из мертвой толщи воды, пробирающий до дрожи умы людей сквозь века. Внемли ему и следуй за ним. Именно этот путь ведет к Вратам, за которыми кончается Бытие и начинается Хаос. Так узри же, сновидец, великий страх, которого ты так боишься.
Черный человек сделал легкий пас рукой, и трибуны буквально раскололись на мелкие кусочки, и тьма захлопнула землю, выбросив меня в неизвестность, где не властвует время. Я еще долго видел великие Сферы, которые светились красным и зеленым. Они не смешивались, не двигались- они существовали вне времени или любого пространства, покорно созерцая Небытие.
Лишь спустя неведомое количество времени я очнулся в моей спальне от очередного ночного кошмара. Быстро встав, я направился за письменный стол, чтобы зарисовать и записать неожиданную встречу с неведомым существом. Я не терял ни секунды, потому что боялся упустить хоть малейшую деталь из сна. Воспоминания улетучивались в геометрической прогрессии, и мне казалось, что я слышу нечеловеческий трубный вой, который проникает отовсюду и не ведает преград.
Сквозь занавески проник изумрудно-зеленый цвет предрассветного неба, а я все писал и писал, переворачивая новые листы тетради. Безумие- именно это чувство охватило мой разум в этот момент, и не передать и малейшую его часть было кощунством.