Дедушка Девять Убийц сказал: "У человека всегда есть право попытаться изменить свою судьбу".
Р. Желязны "Удача Элвиса Медвежьей лапы".
Шанс.
Тяжёлые, тёмно-фиолетовые тучи напали на город, совершенно внезапно мгновенно закрыв бардовое солнце спешащее на запад. Ветер, пригнавший эти тяжёлые, наполненные холодной влагой баржи попав под тёплое, чуть суматошное обаяние вечернего города мгновенно ослаб. И тучи словно дым в колбе у злого волшебника стали клубиться над домами, улицами, спешащими домой после работы людьми нагнетая и без того тяжёлую обстановку в измученном пылью и газом машин городе к концу рабочего дня.
Только недоверчивые воробьи не испугались надвигающегося ливня, их значительно больше интересовала наглая драная кошка, давно потерявшая цвет своей изначальной масти в пыли и грязи городских подвалов, которая, пригнув спину и, стуча себя по бокам обрубком хвоста зло наблюдала за резвящимися птицами, прикидывая как бы ей схватить самого глупого из них.
Бросок её за добычей был стремителен и безрезультатен. Гавроши птичьего мира мгновенно взлетели под крышу ближайшего дома и стали кричать в адрес незадачливого охотника всякие обидные слова, тревожа своим гамом жирных голубей заранее спрятавшихся от дождя под эту крышу.
Охотница сверкнула в сторону воробьёв зеленью глаз, и в этом взгляде было обещание поквитаться за обиду. Нервно перебирая лапами, кошка пошла к дверям маленького магазина, в надежде обрести ужин там.
Тучи тем временем уже полностью закрыли небосклон, и город погрузился в серую мреть предгрозового ожидания. Ветер бесцельно тащил по улицам груды накопившегося за день мусора вперемешку с начавшими опадать листьями тополей, забрасывая пыль в глаза торопящихся спрятаться людей. Водители спешно закрывали окна машин, мамы тащили детей домой, алкаши склонные к созерцанию удобно располагались под козырьками подъездов раскладывая на утащенных из почтовых ящиков газет нехитрую снедь и открывая бутылки.
Солнце, в последний раз выглянувшее из-за туч воровато осветило землю. Отразилось от оконных стёкол и, видимо испугавшись своего собственного отражения, снова спряталось, теперь уже надолго.
Все ждали долгожданной грозы. И...
И пошёл мелкий, противный затяжной дождик, который никогда не приходит на короткое время. Он обычно занимает собой несколько дней, и часто этими днями бывают долгожданные выходные. Наверное, так будет и на этот раз.
Мужчина унылого вида, с лицом, которое невозможно запомнить в толпе, не худой и не толстый, в сером мятом костюме, галстуке подобранном не в тон бежевой рубашке, синих хлопчатобумажных носках с дыркой возле большого пальца правой ноги, которую закрывали поношенные коричневые мокасины, торопливо вскочил на подножку троллейбуса и, пробравшись на заднюю площадку, удобно устроился возле окна. Он сосредоточенно сосчитал мелочь, недовольно пожевав губами, как будто отдавал кондуктору самое дорогое, затем безразлично уставился в окно, совершенно не интересуясь пробегавшими мимо картинами города.
Судя по выражению лица, его совершенно не радовал тот факт, что, как только начался дождь, к остановке подошёл неожиданно нужный троллейбус, который в час пик был и не очень полным. То, что место он занял в нём достаточно удобное, что, сегодня наступил долгожданный конец рабочей недели и впереди его ждало два незанятых ничем выходных, и он волен, распоряжаться ими как ему самому заблагорассудится. Не только выражения простой бытовой радости не было на лице у мужчины, а наоборот лицо его искажала кислая мина недовольства и всепоглощающей скуки.
Недоволен он был всегда, утром, когда брился, смотря на своё отражение в зеркале, вечером, когда чистил зубы на ночь, когда получал зарплату, и когда тратил деньги. Он был недоволен днём, ночью во время сна и даже в те редкие минуты близости с единственной женщиной, что могла терпеть и даже немного любить это пыльное создание.
Корни такого мрачного всё поглощающего уныния тянулись в глубокое детство, но я не Фрейд и анализировать причин не собираюсь. Скажу лишь одно, последнее время что-то стало угнетать нашего героя, какое то непонятное и неприятное чувство упущения чего-то очень важного. Это чувство стало назойливым, словно крошки на постели, только вот в отличие от них его невозможно было стряхнуть и приходилось изо дня в день с ним жить. А это для человека привыкшего к размеренной жизни, выработавшего свой стиль и успокоившегося на этом стало невыносимой пыткой. Появилось чувство неправильности и у кого, у того, кто был всегда прав.
К двадцати пяти годам мужчина достиг обычного набора. Закончив школу, а затем институт, который выбирал по принципу "а какая разница", теперь он трудился в одной конторе чиновником. Работа не требовала душевных сил, поиска необычных решений, не отнимала много энергии, зато приносила стабильный доход и много свободного времени, которое всё шло на обиду и жалость к самому себе.
Родители, которые надо сказать были людьми обыкновенными, то есть по возможности радовались жизни, когда приходилось грустить, грустили, ко всем невзгодам относились стойко. Так вот их терпение кончилось два года назад, устав видеть всегда недовольное и спокойно-презрительное лицо своего отпрыска, они разменяли свою квартиру и выделили ему отдельное жильё. Так вот за два последних года они виделись не более десяти раз, и инициатором встреч был не сын.
Последний раз они заходили к нему около месяца назад, как раз перед тем, как отправиться в путешествие по рекам Сибири на теплоходе названного в честь одного из первопроходцев этого замечательного края. "Ерофей Хабаров" собирался возить их вдали от дома целый месяц, а у отца нашего героя была престарелая тётя, жившая где-то на окраине города в маленькой однокомнатной квартирке. Отец и мать регулярно, хотя бы раз в неделю навещали старушку, приносили ей продукты и последние известия из большого мира, так как Пелагея Артуровна газет не читала, телевизор не очень любила. А читала она книги и любила думать. В общем, очень занятная была дама, прожившая долгую и интересную жизнь, в которой было всё, любовь, война, лагеря, не было только самого дорогого, детей.
Последний раз наш герой был у родственницы три дня назад. До этого их общение было на уровне здравствуй и до свидания. Они оба тяготились, мужчина своей нежданно-негаданно свалившейся, словно снег на голову обязанностью, а старушка общением с таким унылым молодым человеком, который, тем не менее, был её хоть и не родным, но всё-таки внуком. Несколько раз эта умудрённая жизненным опытом женщина хотела поговорить с навещающим её родственником, но, натыкаясь на равнодушие его глаз, лишь устало кивала головой, и молча провожала его до порога своего жилища.
Но во время последнего свидания сердце бабули не выдержало и она, наконец, то заговорила с внуком.
-- Подожди Альберт, дело есть, -- начала Пелагея Артуровна издалека, -- я давно хотела тебя спросить. Чем ты всё-таки в жизни занимаешься.
Гость вопроса не ожидал и в его взгляде на мгновение появился интерес, который, правда, мгновенно исчез, уступая место выражению недовольства и скуки присущие ему обычно. Весь его вид говорил об одном, ну чего, мол, старая тебе надо и скрывать своих чувств молодой человек не собирался. Хозяйка решившая идти до конца и разобраться, хотя бы для себя сделала вид, что не заметила этого пренебрежения и молча ждала ответа. Гостю деваться было не куда, и он ответил.
-- Да так, перебираю всякие бумажки.
-- Бумажки? - Старушка покачала головой. - Ну, и как, интересно?
-- Что интересно, -- в голосе Альберта явно проявлялись нотки не только недовольства, но и откровенной злобы.
-- Бумажки перебирать. Знаешь, видно ведь, что тебе это не просто неинтересно, но и противно даже. Ты ведь молодой мужик, зачем себя на пустяки тратишь, гробишь то себя зачем. Алька, ты посмотри на себя. Выглядишь то как, пыльно, мутно и вообще ты какой-то запущенный что ли. Если не сказать хуже.
Гость готов был уже нахамить в ответ, но совершенно неожиданно даже для уже ожидавшей отповеди хозяйки лицо его сморщилось, выражение злобы сменилось растерянностью. Рассеянно топчась по тесной прихожей, Альберт был уже готов выскочить за дверь, и там дать волю своим эмоциям, может даже расплакаться от жалости к самому себе. Пелагея не думая, не гадая задела в его зачерствевшей душе, какие то струны, которые, сыграв в унисон с недавно появившимися раздумьями о том, что в его жизни что-то не так, но только вот что, готовы были, может даже перевернуть его видение жизни. Но слабая это оказалась музыка, не смогла она пробиться сквозь годами создаваемую стену. Ударившись об неё и отлетев слабым эхом, остатки её лишь усилили недовольство гостя вмешательством в его жизнь. Он выпрямился, от выражения растерянности не осталось и следа, искривив губы в хилой ухмылке, сорвались слова.
-- Только не надо мне советов, помочь не можете, так и отстаньте. Понятно.
Сказав всё это, гость потянулся к дверной ручке.
На лице хозяйки появилось задумчивое выражение, казалось, что она о чём-то усиленно и быстро размышляет. Но вот решение принято. Лицо стало спокойным и жёстким. Приняв решение, она никогда не сворачивала и никогда не отказывалась от него. Это качество не раз подводило её в жизни, но как ни странно благодаря своей бескомпромиссности она сумела выжить в том аду, что пришлось пройти многим людям её поколения и при этом не потерять лица.
-- Помочь говоришь. Что же, я, пожалуй, могу тебе помочь.
Альберт, заинтересованный предложением перестал терзать дверную ручку, развернувшись, он стал ждать дальнейшего развития событий. На его лице даже промелькнула гримаска интереса, но быстро так, почти незаметно.
-- Подожди минутку, может быть он дома.
-- Кто?
-- Сосед сверху.
И старушка засеменила мелкими шажками в сторону кухни. Через минуту оттуда раздался стук чем-то железным по трубе отопления. Наверное, так передавался давно ставший привычным среди многих соседей сигнал.
Не успела хозяйка вернуться к гостю, как входная дверь открылась, и на пороге появился стройный молодой человек в шикарном спортивном импортном костюме. Мазнув взглядом по Альберту, он устремился к хозяйке. На его лице была написана искренняя тревога и озабоченность. А тренированная фигура была напряжена, словно стальная пружина готовая в любой момент распрямиться и ударить обидчика.
-- Что-то случилось Пелагея Артуровна, вы так неожиданно постучали.
-- Извини Герман, что побеспокоила тебя в столь ранний для тебя час, но мне нужна твоя помощь. Вот посмотри, -- старушка указала на стоявшего столбом Альберта, -- это мой двоюродный внук.
Герман, успокоенный хозяйкой, расслаблено повернулся, потянулся с грацией леопарда и внимательно, оценивающе посмотрел на ошарашенного такой постановкой вопроса внука. Его взгляд вежливого и воспитанного бандита казалось, забрался в самые сокровенные уголки сознания Альберта. Тому стало неуютно, захотелось стать страусом, только вот пол был деревянный. Он обрадовано улыбнулся, когда Герман, наконец, тот отвёл от него свой взгляд.
Герман, который, перестав рассматривать, обернувшись, лицом к бабушке гостя скорчил смешную рожицу от чего лицо его, ещё совсем недавно бывшее холодным и расчётливым мгновенно стало каким-то детским и даже чуточку беззащитным.
-- Ну, -- начал он, чуть гнусавя, -- этому краху не смогут помочь ни наследство, ни пластическая операция, ни чудо. Я, конечно, могу дать ему...
-- Ты меня не понял, -- голос старушки был усталым и даже немножко равнодушным, -- думаешь, я не знаю, что всё очень запущенно, понимаю. Но, -- Пелагея выдержала такую небольшую эффектную паузу, словно была на сцене,-- у него ведь есть шанс.
-- Шанс,-- лицо соседа снова приобрело свойственную ему жёсткость, -- шанс, уважаемая моя Пелагея Артуровна, он есть у каждого. У него тоже есть свой, и он его не израсходовал.
-- Я знаю, поэтому и прошу тебя ему помочь.
-- Вот уж не замечал в вас раньше такой необоснованной доброты, хотя, пожалуй, добротой тут и не пахнет.
-- Да, это не доброта, просто он сын одного из немногих людей, которые мне дороги. Поэтому я и прошу тебя помочь.
-- А вы не боитесь, что он проиграет?
В ответ старушка улыбнулась, только как-то совсем печально.
-- Ты думаешь, Герман, что может быть хуже.
Герман ещё раз осмотрел Альберта, который стоял столбом и ничего не понимал, с ног до головы и, соглашаясь со своей оппоненткой, пробормотал скороговоркой.
-- Пожалуй, вы правы. Только вот если бы меня попросил кто-нибудь другой, то я ни за что бы не дал согласия, понимаете.
-- Понимаю Герман, понимаю. Ты его забирай, расскажешь дальше сам, а я что-то устала, пойду, прилягу. И ещё...
-- Что Пелагея Артуровна?
-- Заходи чаще, мне так иногда бывает скучно.
-- Конечно, обязательно, я тут уезжал, а так вы ведь знаете, ну.
-- Ладно, идите.
Герман открыл дверь, молча предложил Альберту выйти, а сам, развернувшись, чмокнул старушку в морщинистую щёку и вышел вслед.
Через пару минут молодые люди были в гостиной небольшой, но шикарно обставленной двухкомнатной квартиры Германа. Альберт сидел в большом мягком кресле перед маленьким передвижным столиком, на котором стояло блюдечко с тонко порезанным лимоном, вазочка с конфетами и пузатая рюмка с коньяком. Вторая рюмка была в руках у Альберта, который за этот необычный для него день попал в гости второй раз, что было вопиюще для него, нудного, злобного одиночки. Он рассеянно вертел сосуд с дорогой согревающей жидкостью в руках и внимательно слушал ходившего перед ним по комнате взад и вперёд с руками за спиной Германа.
Герман, голосом занудного лектора, которому, кроме того, чтобы кого-нибудь поучать ничего в жизни не надо, медленно и монотонно вещал.
... -- И так, на чём я остановился? - Спросил Герман, неожиданно остановившись, обернувшись к гостю, словно учитель к нерадивому ученику, уставился на него холодным немигающим взглядом.
-- На том, что шанс есть у каждого человека родившегося на планете Земля.
-- И не только на ней, у любого человека появившегося в этой вселенной есть свой шанс в жизни. Так вот, -- Герман взял рюмку со столика, сделал маленький глоток, заел его лимонной долькой, и продолжил. - Шанс, это, это, -- Герман пытался подобрать слово, -- так вот, шанс, это что-то вроде универсальной отмычки, которая может открыть любую дверь. Только вот никто не знает, что за этой дверью. За ней может быть всё что угодно, понимаешь, всё что угодно.
На лице Альберта до этого равнодушным, появился страх и заинтересованность. Он понимающе закивал головой.
-- Я пытаюсь представить, -- выдавил он из себя с трудом.
-- Хорошо.
Герман перестал ходить, сел в противоположное кресло, он допил коньяк и долго жевал лимон. Наконец то, прожевав, поморщился, помотал головой и продолжил свой рассказ.
-- Так вот, как я уже говорил, за этими дверьми может быть что угодно. Один там найдёт богатство. Кто-то увидит своё предназначение в жизни и будет, наконец, то счастлив по настоящему, другой найдёт настоящую любовь. Но шанс может быть не только добрым. - Герман тяжело вздохнул, словно честный коммерсант, которому приходится рассказывать про свой товар не только хорошее, затем немного помолчал, и продолжил рассказывать. - Ты можешь стать и знаменитым преступником, например серийным убийцей или маньяком и мало ли, что может случиться с человеком, который обрёл свой шанс. Только одно могу сказать тебе точно, это будет тем самым к чему тебя готовил бог, а может и дьявол, он тоже своего не упускает. Равновесию места здесь нет. Да и ещё, мало открыть дверь, надо суметь остаться в комнате. А это уже дело каждого человека и оно настолько личное, что советовать тут не возьмётся никто. Не даром шанс, бывает один.
-- Это всё очень интересно, только я так и не понял, зачем вы мне про всё это рассказали. Ну, есть у меня шанс и что? Как мне это понять?! Что нужно сделать, чтобы войти в эту вашу дверь?!
Рассказчик успокаивающе поднял руки.
-- Подожди, не торопись к этому мы ещё не подошли. Сейчас расскажу.
-- Давай.
-- Так вот. Большинству людей этот их шанс и не нужен, они тихо и мирно живут без особых потрясений и вывертов, кто-то из них счастлив, кто-то не очень, мы живём с ними рядом не замечая друг друга. Есть и такие, кто свой шанс получают и даже могут удержать, поверь таких единицы. Есть и такие, кто, получив его, удержать, не могут. Такие обычно становятся несчастными людьми, но их немного.
-- А я к кому отношусь?
Герман развёл руками, пожал плечами и искренне ответил.
-- Я даже и не знаю. Судя по внешнему виду, по манере жить, по выражению глаз, ты относишься к тем, кто не ищут свой шанс и при этом тебе глубоко наплевать на всех и вся. Ты равнодушный, но за тебя попросила Пелагея, -- Герман закатил глаза вверх, -- а это для меня равносильно приказу. Поверь она накоротке с ними.
-- С кем?
Альберт был не просто удивлён, а даже испуган. Он не мог представить себе, что маленькая тщедушная старушка имеет какую-то непонятную власть заставляющую принимать её всерьёз даже такого опасного типа, как Герман.
-- Ладно, неважно, -- Герман зябко так поёжился, -- важно другое, что я отказать Пелагее не смог, и ты автоматически попадаешь в следующую категорию.
-- Какую?
-- Категорию соискателей, то есть тех, кто свой шанс ищет сам. Вот тут то и вступает в дело та фирма, в которой я имею честь работать. Мы помогаем найти людям их шанс, вернее мы их очень легко находим, а дальше человек должен выбрать сам.
-- Какая цена услуги, сколько это в деньгах.
-- В деньгах? Перестань, кто же оценивает личный шанс в деньгах.
-- Мы предлагаем сыграть хозяину шанса в любую игру, которую он выбирает сам. Ставкой служит шанс. Выиграешь, получаешь не только свой шанс, но и нашу помощь в его реализации, если конечно захочешь.
-- А если проиграешь?
-- Что же, игра есть игра. Тогда шанс переходит в собственность нашего казино.
-- Так твоя фирма это казино?
-- Да.
-- И вы играете только на шансы?
-- Не только. Мы играем на всё.
-- Интересно, интересно, -- на снулом лице Альберта появились зачатки азарта, -- и, что вы делаете с теми шансами, что выигрываете.
-- Разное. Можем поставить снова в игре, а можем продать, если найдётся тот, кто даст достойную цену. У нас большой выбор шансов, очень большой.
-- И есть спрос?
-- Ещё какой, только вот не всем по карману наш товар.
-- Последний вопрос.
-- Пожалуйста.
-- Какие шансы.
-- Что же вопрос законный. Шансы высокие, очень высокие, пятьдесят на пятьдесят. Теперь я должен спросить. Ты согласен?
Спросив, Герман расслаблено откинулся в кресле. Видно было, что этот разговор его утомил и ещё он совсем не хотел, чтобы сидящий напротив него гость дал согласие.
-- Я могу подумать?
-- Нет, ответ ты должен дать сейчас.
Альберт опустил плечи, он уже собирался послать всю эту затею подальше, врождённое чувство недоверия, равнодушие, вечное уныние уже готовы были взять верх, но тут неожиданно в дело вмешался шальной солнечный луч, который совершенно случайно ворвался через паутину штор и попытался спрятаться в глазах гостя. Это ему, конечно, не удалось, но часть энергии света попытались растопить льдинки глаз и подтолкнули Альберта на совершенно неожиданный ответ.
-- Я согласен.
-- Вот и хорошо. Тогда через три дня вы приедете вот поэтому адресу, -- Герман назвал улицу, на которой стоял один из самых престижных игорных домов города. - Выйдя на остановке, оставайтесь в сквере, вас найдут, -- голос хозяина стал официальным, -- сами не в коем случае никуда не заходите. А теперь прошу меня извинить, вечером на работу, я хочу немного поспать.
Хозяин, проводив гостя, несколько минут думал над странной просьбой соседки, затем, махнув рукой, с выражением на лице "чему быть, тому не миновать", отправился спать.
2
Тяжело выдохнув дверьми, троллейбус выплюнул наружу очередную партию пассажиров, среди которых был и Альберт. Дождь, прекратившийся на некоторое время, с новой силой застучал по крыше остановки, по асфальту, по листьям деревьев, по бегущим зонтам.
Зябко передёрнув плечами, искатель шанса поднял воротник пиджака, осмотрелся по сторонам и уселся на скамейку остановки в ожидании того, кто за ним придёт. Дождь не переставал, небо затянутое серой пеленой оптимизма не добавляло. Становилось прохладно. Альберт, наблюдая за входом в казино, которое располагалось прямо через дорогу, сидел и снова жалел, что согласился на эту авантюру, только вот некое незнакомое доселе чувство, наверное, это всё-таки было любопытство, не давало ему спокойно вскочить в первый же троллейбус и отправиться, домой, где сухо и тепло.
Но примерно через минуту наш герой был увлечён разворачивающейся через дорогу картиной. Начинался вечер, и казино гостеприимно открывало свои стеклянные двери перед клиентами. От обилия дорогих машин, холёных женщин, мужчин с лицами прожженных циников, которые шли через эти двери как-то неохотно, скорее, по обязанности, чем по желанию. Наверное, эти мужики бывшие ещё совсем недавно, кто кем не забыли простые радости своей прежней жизни, обычный вечер дома у телевизора, например. Но заработанные или украденные, это не так важно в России, деньги втащили их в новую жизнь, и они закрутились в её безумном колесе, словно белки не в силах бросить это бег, а самое главное, разучившись стоять на месте.
Были и другие, они шли на работу. Мужчины с порочными лицами, молодые красивые женщины с выражением усталости в глазах. Их было вычислить легко. Подходя к огромному швейцару с фигурой гориллы и лицом холуя, они приниженно совали плату за вход и возможность заработать.
Если бы Алик был чуточку внимательней или больше в своей жизни общался с людьми, он бы наверняка заметил, что среди входящих через двери дома азарта не было ни одного настоящего игрока, ни одного, для кого игра стала бы не просто способом развлечься или заработать себе на пропитание, а стала смыслом жизни, формой существования.
Тут же тусовалась пара блюстителей порядка в мешковатой не по росту форме, что ж, есть надо всем, но не все могут довольствоваться своим.
Наблюдая за телодвижениями современных городовых, наш герой совершенно не заметил мальчишку, который, подойдя к нему с боку с интересом наблюдал за выражением лица Альберта. Пацан был грязен, оборван, таких маленьких бомжей, производных от демократии, стало последнее время слишком много на ранее не знавших их улицах. Они словно кривые зеркала заставляли детей с интересом разглядывать их, а взрослых, стыдливо отводить глаза.
В руках этот сын подземелий и любитель клея "Момент", что является значительно круче паров ментола и эвкалипта, держал грязную авоську с парой пустых пивных бутылок. Только одно бросалось в глаза, уж больно смышлёный и ироничный взгляд был у мальчишки, да своё тряпьё он носил словно маскарадный костюм. Но это можно было заметить, если присматриваться, а так это выглядело, словно актёр МХАТа играет уголовника, убедительно, талантливо, но всё это остаётся игрой.
Толпящиеся на остановке люди в данный момент ценителями искусства не были, а наоборот всё было принято за чистую монету. Крашеная мадам, с внешним видом отставного педагога или старого работника культуры, презрительно сжала тонкие губы и всем своим видом давала понять окружающим, что она ранее предупреждала, только вот её никто не слушал. Двое молодых парней, кажется студенты, торопливо допили своё пиво и протянули бутылки парню, которые тот взял, словно обязательную дань, даже не поблагодарив. Остальное взрослое население остановки старательно делало вид, что не видело этого сына подземелий и лишь древняя старушка, вся скрюченная, в какой то нелепой кацавейке и с лыжной палкой вместо клюки проявила участие, она просто перекрестила парнишку.
Подойдя к Альберту, этот современный "cynic", бесцеремонно дёрнул его за рукав и, видя его недоумение по поводу такого вторжения произнёс свистящим шепотом.
-- Тебе где сказали ждать, а?
Опешивший Алик, который в качестве гонца ожидал кого угодно, вплоть до чёрта рогатого, начал оправдываться.
-- Так ведь дождь идёт.
-- И что теперь?
В голосе мальчишки было столько сарказма, что нашему герою стало здорово неуютно и даже чуть-чуть стыдно.
-- Ладно, проехали. Я сейчас пойду через дорогу, а ты следуй за мной, но только так, чтобы нас вместе не видели.
-- Почему? - Альберт был искренне удивлён.
-- А чёрт его знает, только платят мне за эту конспирацию. Так что я не спрашиваю, да и тебе не советую. Понял.
-- Да, -- голос выдавал, как волнуется будущий игрок.
-- Ну, раз понял, тогда я пошёл.
И парнишка посеменил через дорогу, звеня бутылками в авоське. Перейдя через дорогу, он обернулся, чтобы убедится, что клиент следует за ним. Увидев, что Альберт суетливо оглядываясь, начал переходить свой Рубикон, парень больше не оглядываясь, медленно побрёл вперёд. Больше он не оборачивался.
Когда Алик уже почти догнал своего проводника, то тот быстро юркнул за угол казино. Стараясь не потерять его из виду, Альберт не заметил, что вход в игорный дом остался позади, а перед ним, на хозяйственном дворе, в окружении помойки, каких то пустых ящиков и запаха отходов с ресторанной кухни зиял провалом рта полупьяного великана подвал с приоткрытой обшарпанной железной дверью некогда покрашенной в зелёный цвет, а сейчас она больше светилась всеми цветами ржавчины. В её просвете стоял проводник, парень, широко улыбаясь, махнул рукой приглашая Альберта спускаться за ним. Он выглядел словно сказочный гном перед пещерой с сокровищами. Только вот опыт показывает, что выйти из пещеры с сокровищами часто бывает значительно труднее, чем туда войти.
Осторожно вступая, будто по минному полю, Альберт стал потихоньку спускаться в полумрак подвала. Мальчишка исчез, словно провалился сквозь землю.
Спустившись, Алик попал в достаточно просторное пустое помещение, которое скудно освещалось болтающейся на проводе тусклой лампочкой. Мерно раскачиваясь, она давала минимум света, и максимум причудливой тени, которая, колыхаясь, отскакивала от стен и лишь на немного задерживалась в неглубокой луже располагающейся точно по середине этой прихожей.
Глаза с трудом привыкали к полумраку. В глубине была видна ещё одна обшарпанная дверь, на этот раз из дерева, дано потерявшего и краску, и свой первоначальный цвет.
Стоя по середине лужи, которую не заметил в этом полумраке, и брезгливо оглядываясь по сторонам, Альберт начал подозревать, что всё это неумная шутка, которая к тому же слишком затянулась. Его терпению приходил конец. Раздражение, до сих пор сдерживаемое с трудом уже готово было порваться наружу струёй пара, как неожиданно в конце помещения раздался противный дверной скрип и, голос Германа произнёс.
-- Я рад, я очень рад, что ты пришёл. Знаешь, было очень трудно в это поверить. -Затем где-то там, в далеке раздался тихий смех. - Пелагея опять оказалась права. Ты чего остановился, иди скорей сюда, игра ждать не может.
Алик осторожно ступая мокрыми ногами, оставляя за собой следы, неуверенно приблизился к двери.
Видя эту неуверенность, Герман поощрительно улыбнулся и по шире открыл дверь, приглашая его входить. Одет он был на этот раз в шикарный смокинг, лаковые туфли, не смотря на полумрак, блестели, словно при дневном свете.
-- Ну, здравствуй, проходи, -- произнёс Герман. Увидев реакцию гостя на свой костюм, он успокаивающе махнул рукой. - Не обращай на мой наряд внимания, это рабочая одежда. Для игроков, в нашем филиале казино правил в одежде нет, у нас только одно правило.
-- Какое?
-- У нас играют по настоящему.
За неуютной прихожей находился длинный узкий коридор, в конце которого была ещё одна дверь, теперь это было видно значительно лучше, так как несколько настенных бра давали достаточно матового успокаивающего глаза света. Стены коридора были обшиты деревом, а полу расстилалась мягкая дорожка с густым ворсом. И вообще тишина в нём стояла гробовая.
Герман, не нарушая тишины, в полном молчании провёл клиента по коридору. Открыв дверь, они оказались в достаточно большом помещении, практически полностью заставленном карточными столами. Никаких игровых автоматов, никаких рулеток, только карты и лица игроков. Количество мужчин за этими столами, конечно, уступало тем, что находились над ними, но что это были за игроки. Это были люди, которые полностью были отданы игре, то есть игра стала смыслом их жизни, они жили, зарабатывали, воровали, шли на все мыслимые и немыслимые преступления не просто ради денег, а лишь для того, чтобы у них была возможность играть на эти деньги. Мгновенно становясь миллионерами, чтобы в будущем, стать, также, мгновенно, нищими, или становились нищими, чтобы затем стать покойниками или ещё чем-либо более страшным.
Игра в основном шла молча, лишь иногда из-за столов, где играли редкие в этом зале женщины раздавались крики восторга или отчаяния. А так нервы у игроков были стальными. Только раз, где-то в углу зала послышался шум начинающейся потасовки, но скандал был мгновенно погашен мрачной чёрной тенью, которая тихо оторвалась от стены, и через секунду в том углу раздавалось лишь слабое всхлипывание.
Вообще тишина в зале нарушалась только шорохом карт, редкими репликами игроков, да гулом шагов Германа. Почему-то звук шагов Альберта этот щербатый бетонный пол гасил вопреки всем законом физики.
Дойдя до середины зала, Герман остановился, его привлёк один из игроков за крайним столом. Несколько секунд он наблюдал за игрой, а затем достал из внутреннего кармана рацию и что-то тихонько туда прошептал, получив ответ, Герман удовлетворённо кивнул головой и предложил Альберту следовать дальше.
-- Шулер, здесь их быть не должно. Там, -- Герман указал пальцем наверх,-- так вот там, сколько угодно, а здесь нельзя, репутация заведения превыше всего. Где играют по настоящему, там нет места обману.
-- И, что с ним будет? - Вопрос Альберта был робок и, наверное, бессмысленнен. Где-то там, в глубине своего сознания он уже понял, что будет с этим шулером, который так неосторожно выбрал поле для своей игры.
Герман ухмыльнулся, решив подыграть гостю, сделал серьёзное и грустное лицо, он ответил просто и без затей.
-- Его убьют.
Алик нервно огляделся по сторонам, кажется, теперь до него полностью дошло, что всё это не шутка и происходит именно с ним, а ни с кем другим и кажется спрятаться уже нельзя.
-- Где мой стол, за которым я буду играть?
В ответ Герман рассмеялся хоть и беззвучным, но искренним смехом.
-- Перестань, не уж то ты думаешь, что на шанс играют в этом пошлом денежном зале. Нет, здесь играют только на деньги или их заменители, имущество или ещё чего.
-- А на что у вас ещё играют? - Вопрос был робок.
Герман устало вздохнул, развёл руками, поклонился и ответил, ничуть не рисуясь.
-- У нас играют на всё.
-- Как на всё?
-- Просто на всё, что может придумать фантазия человека. А существа более безумного в этой вселенной нет, поверь мне на слово, я здесь работаю очень давно. Видишь вон там, в углу дверь?
-- Где?
-- Да вон там, в самом дальнем углу.
-- Теперь вижу.
-- Так вот за ней играют на жизнь.
-- На что?
-- Ставкой у игроков за этой дверью служит их жизнь. Можешь даже подсмотреть, только будь осторожней, никто и никогда не знает что у них там. Может быть шторм, река с порогами, а может просто "русская рулетка". Но ставка одна, жизнь.
-- А...?
--Ты, наверное, хотел спросить какая нам от этого выгода. Так вот самая несомненная. Выиграть мы можем, чью то жизнь, и не проигрываем ничего. Тот, кто остаётся в живых бежит отсюда счастливый, часто с мокрыми штанами и только единицы не возвращаются, так что казино всегда в выигрыше. Здесь же, -- Герман окинул жестом помещение, -- они иногда уносят свой выигрыш, и мы несём убытки, там никогда. А вообще люди такие странные, если бы ты знал хоть сотую часть того, на что играют в этом заведении. Один придурок, -- Герман опять засмеялся своим беззвучным смехом,-- поставил условием в случае его выигрыша, что когда он умрёт, мы, то есть заведение должно похоронить его в Кремлёвской стене.
-- И что, похоронили?
-- Он ещё жив. Но, будь уверен, обязательно похороним. Одним из условий нашего бизнеса - это стопроцентная честность с клиентом, даже, повторяю, даже если его уже нет. Здесь не церковь и не партия, здесь не обманут.
В голосе оратора появился некоторый пафос. Правда, он его быстро устыдился и совершенно нормальным голосом, слегка смущаясь, произнёс.
-- Ну, мы здесь, что-то слишком задержались, возможно, нас уже ждут. Пойдём что ли.
-- Подожди, есть несколько вопросов.
Альберт был заинтригован этим рассказом, он даже сам удивился тому, что ему захотелось, расспросит Германа по подробней про это казино.
-- Ладно, только не долго.
-- Здесь в подвале мне кажется расположен почти целый город, ну может и не город, но здесь очень большое помещение.
-- Да нет, всего небольшой подвал.
-- Но как же тогда всё здесь помещается?
-- А чёрт его знает, я тоже в начале ломал над этим голову, а потом перестал, и тебе не советую. Есть вещи, которые без особого образования не понять. И ещё, не каждый захочет это образование получить Я тебя не очень разочаровал.
Альберт недовольно хмыкнул, но было понятно, что другого ответа он не дождётся. Но сдаваться так просто не хотелось.
-- Подожди, ещё вот что я хотел спросить. Вы ведь достаточно богатое заведение.
-- Вообще то да, -- Герман был несколько заинтригован вопросом.
-- Тогда почему в этом зале такая убогая обстановка?
-- Неужели?
-- Да, чего стоит только это ужасный бетонный пол, фу. А этот полумрак, столы, которые даже сукном никаким не обиты. Вы это специально или просто денег жалеете?
-- А это, -- Герман растерянно посмотрел на часы, -- давай потом расскажу, а теперь нам уже пора.
-- Ты обещал.
-- Понимаешь каждый видит здесь, что хочет, а эта картина, она просто наиболее функциональна, наиболее подходит, видишь ли, под твоё видение жизни. Если хочешь сменить антураж, то, пожалуйста.
Герман рассеянно махнул рукой и в тот же момент зал озарился множеством разноцветных огней, заиграла музыка, появились официанты с подносами в руках на которых в электрическом свете люстр играло и искрилось шампанское. Один даже подошёл к Альберту и он взял бокал, только от удивления так и ни разу не попробовал напитка. Возможно это и к лучшему.
Теперь за место серого мятого костюма Альберт был одет в шикарный тёмно-синий костюм, а на мизинце левой руки блистало самоцветом тонкое платиновое кольцо. Крупье за столами, ранее напоминавшие плохо одетые скелеты, теперь просто лоснились респектабельностью. Игроки же выглядели словно члены английского аристократического клуба на ежегодном собрании в честь королевы, столько в их жестах появилось собственного достоинства и вальяжности. Только охрана осталась сама собой. Несколько мрачных, почти бестелесных теней по краям зала излучали спокойствие и ледяной холод. Даже издалека было ясно, что они смертельно опасны. Правда, игроки это понимали, наверное, лучше всех.
-- Налюбовался? - В голосе Германа было столько нетерпения, что Алик не рискнул больше ничего спрашивать.
-- Да.
-- Тогда пошли быстрей, нас уже возможно ждут.
Путь до комнаты, где предстояло играть Альберту занял немного времени, всего где-то около десяти минут и даже возможно чуть меньше. Всю дорогу через многочисленные комнатки, залы, коридорчики, Герман пролетел как на крыльях, быстро. При этом он больше не сказал ни слова.
Во всех помещениях играли люди, а в одной небольшой комнатке, где на мгновение стало тяжело дышать, Алик увидел совершенно незнакомых ему существ. Правда, если бы он хоть чуть-чуть увлекался фэнтэзи, то, наверное, узнал бы в этих коротышках в средневековых нарядах горных гномов.
Так вот играли везде. Играли в карты, в шахматы, домино, бильярд, шашки, поддавки, рулетку, "русскую рулетку", просто стрелялись, бились на шпагах, мечах, мясорубках, бластерах. Пытались выиграть при помощи нападения сзади, анонимки, цианистого калия и так далее и тому подобное. Единственным условием, которое соблюдалось всегда было одно, везде фигурировала ставка. И, наверное, это очень хорошо, что Алик, а вместе с ним и мы так и никогда не узнаем что ставили на кон все эти люди.
И вот, наконец, он стоял в просторной комнате, стены которой почти на всём протяжении, кроме двери через которую Герман его завёл, были задрапированы тяжёлым зелёным бархатом. Под небольшой люстрой, которая, не смотря на свои размеры, очень хорошо освещала помещение, в центре, находился овальный стол чёрного дерева, возле которого друг напротив друга стояло два простых деревянных стула. Зеркало паркета отражало свет также хорошо, будто бы и не было просто деревянными плитками.
Как ни странно они пришли рано, в комнате ещё никого не было. Извинившись, Герман вышел в ту же дверь, через которую только что завёл клиента, наверное, пошёл выяснять.
Альберт, теперь снова облачённый в свой родной наряд, зябко поёжился. В помещении было прохладно, ему даже стало казаться, сто за этой тканью зияют на распашку открытые окна через которые с улицы тянет холодным влажным воздухом. Хотя после того, что Альберт здесь увидел, он мог бы поверить и в то, что там просто черти балуются кондиционером, включив по своему невежеству не ту кнопку.
Сейчас, в одиночестве страх перед этим своим поступком снова стал стягивать грудь стоявшего перед игорным столом мужчины. Чем дольше Альберт оставался один, тем его сущность проявлялась больше и больше. Страх, а вслед за ним раздражение и недовольство протянули свои липкие щупальца к его разуму, и если бы он представлял, как ему вернуться и не заблудиться, то, скорее всего так бы и было сделано.
Но, прерывая эти размышления, раздался звук сдвигаемых панелей, распахнулась портьера и в комнату вошла женщина. Алик от неожиданности остолбенел и не только от красоты и молодости вошедшей, её шикарного платья, алебастровой точёной ноги, форма которой довела бы до инфаркта и Казанову, выставленной в "бесстыжий" разрез. Это всё завораживала, но не было главным.
Она постоянно менялась.
Волосы, которые лишь мгновение назад были пепельно-серыми, уже виделись светло-жёлтыми, словно только сжатая пшеница. Глаза меняли свой спектр от васильковых и тёплых, до почти черных, из которых несло холодом преисподней. Но, не смотря на эти изменения, она всегда оставалась прекрасной, как мечта и далёкой, словно несбывшаяся мечта.
Всё прекрасно и ничего постоянного.
Хозяйка, а в том, что это хозяйка сомнений не возникало, подойдя к Альберту почти вплотную, она внимательно посмотрела гостю в глаза, улыбнулась и, протянув руку, поздоровалась.
-- Здравствуйте. Я очень рада, что вы согласились стать клиентом нашего казино.
Альберт пожал протянутую руку, хотя вернее было бы её поцеловать, но он не догадался. Рука была прохладной, а голос просто завораживал своей мелодичностью и внутренней силой.
-- Здравствуйте, -- промямлил он в ответ, практически не разжимая губ.
Казалось бы, такая женщина могла успокоить кого угодно, но сейчас даже она оказалась бессильной перед переполнявшим гостя всё большим и большим раздражением и скепсисом.
-- Присаживайтесь,-- хозяйка небрежным жестом указала на стул и, дождавшись, когда Альберт сядет уселась сама. - Вам удобно?
Её совершенно не затрагивало унылое и упорно неприветливое выражение лица гостя, который даже не удосужился ответить. Наоборот, в её голосе появилось ещё больше теплоты и участия.
-- Правила просты, -- хозяйка начала объяснять условия игры, -- играем лишь один раз. Игру и условия можете выбрать сами, можете предоставить мне. Уверяю, что в любом случае шансы примерно равны, поэтому мой вам совет не стоит всё это усложнять. Мы сможем с вами сыграть в шахматы, например. - Тут же прямо из стола стали вырастать шахматные фигуры. - Или в настольный теннис.
Альберт вздрогнул от неожиданности, когда оказалось, что он сидит за теннисным столом.
-- Но я ещё раз повторяю, что не советую всё усложнять. Предлагаю карты. Это просто, надёжно и не надо сбивать дыхание и сильно напрягать мозги, ведь я ещё раз повторяю, что удача сегодня зависит скорее от теории вероятностей, чем от какого либо умения.
На стол, прямо из воздуха материализовалась нераспечатанная колода карт.
-- Прошу, открывайте и говорите, во что будем играть.
Голос хозяйки был, как никогда доброжелателен. Альберт сидел, тяжело опираясь на стол, и молчал, его взгляд с настойчивостью осеннего дождя буровил пол, плечи были бессильно опущены. Он колебался. Затем он поднял голову, взгляд его был тяжёл и бессмысленнен.
-- Я не буду играть, -- прошипел он сквозь зубы.
-- Что? - Хозяйка была искренне удивлена и даже расстроена. Ей казалось, что она ослышалась.
Альберт посмотрел ей в глаза со всей твердостью, на которую был способен и повторил, почти срываясь на крик.
-- Я не буду играть!
Лицо хозяйки после этих слов приобрело равнодушное выражение. Лицо, бывшее до сих пор лицом молодой женщины состарилось мгновенно на несколько лет, а шикарное вечернее платье в один миг превратилось в строгий деловой костюм. Она встала и быстрым шагом, не попрощавшись, вышла из комнаты оставив гостя в непонятном и тревожном одиночестве.
Страх с новой силой напал на Альберта, теперь он уже жалел о том, что не стал играть, что испугался. На память пришли слова Германа о том, что заведение должно держать свою марку и то, что он говорил они сделают с шулером. Холодный пот, из капель собираясь в ручеек, потек, по лицу смывая остатки сохранённой смелости. Альберт уже был готов забиться в истерике, как неожиданно открылась дверь, через которую он сюда пришёл и в ней показался Герман. Эти несколько минут ожидания показались вечностью.
-- Вставай и пошли. - Произнёс Герман суровым и бесстрастным голосом.
-- Куда?
-- На выход. А ты, что подумал?
-- Я...
-- Успокойся, кому ты нужен.
В голосе Германа было столько презрения, что Альберту захотелось закрыть глаза.
Обратный путь занял на более пяти минут, по окончании которых несостоявшийся игрок стоял перед тем же подвалом.
--Подожди, -- почти прошептал Альберт в спину уходящему Герману.
Герман вздрогнул, медленно повернулся и прищурясь, зло, спросил.
-- Что тебе ещё надо?
-- Как её зовут?
-- Что?
-- Скажи, пожалуйста, как зовут хозяйку.
-- А ты не понял, дурак.
-- Нет.
Герман рассмеялся, лицо его приняло весёлое и беззаботное выражение.
-- Всё-таки ты дурак. Её зовут Удача, -- почти пропел он и захлопнул за собой дверь.
Мерзко и противно накрапывал дождик. Смеркалось. Из казино раздавалась приглушённая музыка, звуки отъезжающих и подъезжающих машин неприятно резали слух. Отблески неоновой вывески редкими бликами освещали полутёмный двор. В мусорных бачках кто-то шевелился, то ли крысы, то ли кошки, а Альберт всё стоял и стоял под серым плачущим небом, не в силах уйти.