- Ты очень расстроен и одинок, Сергей. Расслабься. Так дальше продолжаться не может. Ты придумываешь нас, персонажей своих произведений, но самого себя не можешь слепить. Посмотри на Аннет. Телка, что надо, а ты и не смотришь в ее сторону. Да нет мужика, который не оглянулся бы на нее. Влево - вправо, влево - вправо, с ума сойти. Картинка с выставки. Не идет, а рисует. Да как не оглянуться, как пропустить такой реалити-шоу. Ты, что медуза? Холоден, как лед Антарктиды? Твои герои тебе помогут. Они же реальные, живые и теплые, как ты любишь говорить о нас. Ну погляди, погляди на Аннет. Она ангел, она бессмертна, может, и тебе перепадет долгожительство? Почему бы тебе не дописать "Я убил ангела", историю этой обворожительной нимфоманки? Ты так здорово начал, а потом прервал работу.
- Не идет у меня "Я убил ангела", Гарри, не пишется. Ты же знаешь, я не умею убивать своих героев, а она по замыслу должна быть жестоко убита. И вообще, Гарри, ты сейчас для меня не герой новеллы "Латинский язык", а мой лучший друг. Вы, герои моих произведений, не понимаете меня. Я одержим писательством. Но я графоман, потому что пишу не то, что нужно людям. Сейчас все читают, смотрят и восхищаются новыми направлениями в фантастике, как то антиутопиями, киберпанками, вампирами, фэнтези, да и вообще остросюжетной литературой. Голливуд раскрутил эти направления, и паства приняла его идеологию. Я не люблю называть такую литературу ширпотребом, как это иногда высокомерно делается в прессе. Я сторонник Эдгара По, который блестяще писал и детективы. Любая идея, принятая читателем, годится в качестве писательской ниши. Что нравится, то и пиши.
- Постой, Серж, не разбрасывайся. Бей в одну точку. Твое дело - новелла.
Гарри имеет право сказать такое, так как был всегда талантлив и целеустремлен не без мошенничества, конечно. Он прав, хороший писатель, обычно, работает в определенной "литературной нише". Там его и ищет читатель.
- Подожди, Гарри. Не все такие, как ты. Послушай, я доскажу свою мысль. Я хотел бы добавить, что читают не только развлекательные книги. Вот недавно мировым бестселлером стали этнические романы Халеда Хоссейни. Одаренный человек. Врач, а при этом писатель с мировым именем. Запад пресытился своим благополучием, ищет выхода для внутренней неустроенности. А что может быть лучше для благополучных людей, чем страдания афганцев? Война и бремя религиозных и общественных условностей. Трупы и трупы, но это их реальность. Вот так мистер Халед Хоссейни стал новым Шекспиром. Теперь уже к фэнтези, подобным Гарри Поттеру, прибавился новый тип мирового бестселлера - этнический роман, заполненный страданием людей, живущих в условиях средневековой жестокости. Я не могу так писать, я живу другой жизнью. Я вижу наше время победоносным и оптимистичным, а благополучие никогда не служило подходящим материалом для литературы. Сытый и довольный собой человек не увлекает читателя. Мое мироощущение и понятие "хорошая литература" разошлись. Я не вписываюсь в интерьер. Благополучие при глубоком душевном конфликте - вот что такое Запад, вот откуда вышел Фолкнер. Сотни самоубийств даже в благополучной Америке. Вот источник, вот литературный конфликт. Но все это надоело, все это уже было в прошлом. Кого теперь интересует постмодернизм, рефлексия, самоанализ, самокопание. Все это в прошлом. А вот драконы и средневековая жестокость - это пожалуйста. Время элитной литературы и высокого искусства прошло. Сейчас все должно быть массовым, прибыльным и доступным. Принцип такой: не читатель тянется за писателем, а писатель угождает читателю.
В разговор вмешался Федор Иванович:
- Да ты просто честолюбивый человек, Серёга. Ты хочешь успеха, славы и денег. Ты завидуешь тем писателям, которые добились признания. Так ты не найдешь общего языка со своими героями. Ну вот возьми меня. Я же был преуспевающим дельцом в твоей новелле "Новый русский", а теперь я священник и живу в мире со своей душой. И тебе надо пойти этим путем. Найди контакт со своей реальной сутью. Писать нужно тогда, когда хочется записать свои мысли, а мирская слава - это как получится.
- Погоди, погоди, ты меня не понимаешь, Федор Иванович. Я, по-твоему, должен был, как Марсель Пруст, писать романы без начала и конца? Читать и плакать над судьбами своих героев сам один в зашторенной комнате, вдали от мира? Как Фердинанд Соссюр создавать основы лингвистики на скромных лекциях без всякого желания опубликовать? Или как Бахтин высказывать группе слушателей свои выдающиеся идеи о литературе? А ты знаешь, что о них и о многих других великих затворниках, как Кафка, например, мы узнали только потому, что нашлись энтузиасты, которые взялись их издавать и пропагандировать? Знаешь ли ты это? Нет, не знаешь. Ты так и не понял, что кто-то должен найти моего читателя. Кто-то должен поверить в меня, в целесообразность публикаций моих сочинений. Ты понимаешь, о чем я хлопочу, о чем мечтаю? Читатель должен решать, что хорошо, что плохо. Вот его суд я приму без колебаний. Но только тогда, когда меня хотя бы немного раскрутили.
- Вижу только гордыню и честолюбие. - Федор Иванович отвернулся, а потом и просто исчез.
- Человек живет внутренними и внешними импульсами, - продолжал говорить Сергей, уже как бы сам с собой. - Великий русский писатель Андрей Платонов написал "Чевенгур", самую лучшую книгу о русской революции и гражданской войне. Книга ждала сорок лет, пока ее прочли. Если бы ее оценивали современники, они бы были в ужасе от того, что натворили по неведению, а может и сочли бы роман за клевету на героев революции, так как были под наркозом пропаганды. Не знаю. Роман прочли через сорок лет. При жизни этот гений не получал стимулирующих импульсов ниоткуда из внешней среды, кроме лая своры сторожевых псов советской литературы. Он жил только внутренними импульсами. Этого мало. Очень мало для творчества. Вначале да, а потом очень мало. Начинается нехватка воздуха, может начаться запой, депрессия и прочие страдания.
- Ну это ты перегнул. Платонов написал книгу, которая полностью стирала революционные достижения правящий партии. Сейчас же нет советской власти.
- Вот тут ты ошибаешься. Литературный процесс - это структура данного времени, советская власть в определенном смысле. Если ты не вписался в ландшафт, то тебе, как писателю, кирдык. Ведь твою работу оценивают люди, которые следуют в фарватере неких устоявшихся требований к литературе, требований, которые они сами же установили, глядя в прошлое, а не в будущее. Если ты никогда и ничего не опубликовал, то тебе конец. Решение будет безоговорочным - графоман. Может так и есть, а?
- Опять ты за свое хныканье. Очередное твое преувеличение. - Гарри недовольно посмотрел на Сергея, а потом и он исчез.
Сергей вышел на улицу и стал подниматься по Бродвею в сторону супермаркета и русского магазина, а перед глазами возникали странные образы полуголых людей, которые что-то кричали и требовали, плакали и ругались, смеялись и жадно ели. Начался новый гул в голове, формирование образов. Давай последовательно посмотрим, что там происходит с моими новыми персонажами, которые растекаются без меня в абстрактную картину. Он так задумался, что столкнулся со здоровенным латинос. Оба вежливо извинились: "Excuse me, sir". Ну так, что там. Неужели эротика, а может трагедия? Или в моем больном воображении просто формируется нечто злое и недоброе? Было бы здорово что-нибудь шекспировское, побольше трупов, или болезненной совести, как у Достоевского. Да-да. Чувствую. А лучше то и другое, как в Гамлете. Нет-нет, как у Сэлинджера в "И эти губы, и глаза зеленые". Во-во, именно так, тогда получится.
***
Неплохо написал. Но, Боже мой, какая мура по содержанию эта новелла "Несчастный случай"! Конечно, такую грубую эротику не станут публиковать в журналах. И почему только она пришла мне в голову. А-а, ясно, я же вчера смотрел европейский фильм о бандитах с эротическими кадрами.
- Вы сказали, что я неправильно вставил кредитную карту? - Сергей спросил кассиршу, но все еще видел перед собой потерянное выражение лица Кирилла.
Девушка у кассы вежливо и с улыбкой, но все же нервно, взяла у него карту и провела внутри щели. Сергей увидел "Processing" и успокоился. Пиво и ветчина на обед обеспечены. Еще посмотрю какую-либо комедию. Хватит голливудских жестокостей. Лучше отыскать театральные драки Джеки Чэна. Так о чем я думал там, в супермаркете? А-а, вспомнил, нужны трупы и жестокость. Вот так, например.
-------*-------
Ну кто станет читать книгу о киллере, который делал свою работу спокойно, как палач? Сергей тяжело вздохнул. Он сидел на кухне, пил пиво и ел ветчину с солеными огурчиками. Надо было зайти в русский магазин и там купить ветчину и колбасу вместе с горчицей. Эта американская обезжиренная и подсоленная ветчина мне не нравится. Как они едят эту мерзость, хотя, наверное, по качеству выше, чем наша русская. Говорят, в современной России хорошо готовят, но очень дорого. А пиво хорошее. Люблю субботу. Не надо на работу. Можно расслабиться и думать о судьбе своих рукописей. Печальные мысли - тоже мысли. Кто мыслит, тот живет. Сергей вздохнул.
Закусив, Сергей решил прогуляться в Форт-Тройон-парк, чтобы посидеть на солнце среди сосен в этот редкий погожий октябрьский день. Смотришь на Гудзон и приходит к тебе умиротворение. Герои твоих историй вежливо покидают тебя, чтобы ты остался наедине с дендрологическим богатством парка. Он выбрал отдаленную скамейку с видом на Гудзон, сел и закрыл глаза. Мои герои не знают, что я всегда отдыхаю здесь в нижней части парка, где много озона от сосен. Он открыл глаза, услышав женское щебетание. Вдруг высокая милая дама, держащая за руку ребенка лет шести, взглянула на него и остановилась.
- Простите, вы же Сергей Муромцев, который придумал меня? Вот не думала, что встречу вас здесь в парке. Это моя подруга Маша Грачева, а это мой сын Ванечка. Помните?
Сергей встал с места и поклонился:
- Ну и намучился я с вами, Оксана-Виктория. Вы должны были по моему замыслу совершить преднамеренное убийство, так как, будучи "Кикиморой гламура", вы затаили злобу на человечество. Были бы трупы, была бы жестокость, вы подходили под мерку хорошей увлекательной литературы. А вы сделали пластическую операцию и стали счастливой матерью и женой.
- Вы огорчены, что я не послушалась вас и стала нормальной женщиной?
- Пожалуй, что да. Вы счастливы, а литературы нет. А вот Гамлет погиб, а драма получилась. Какой же из меня Шекспир, если нет трупов и насилия? Я же все-таки писатель. Мне нельзя нарушать основное правило литературы. Найди конфликт и опиши его. Я нахожу его повсюду, а герои все делают наперекосяк. Вместо трупов рождаются дети. Это не литература. Я понятно говорю, Викочка?
- Куда понятней. Вы хотите, чтобы я померла, а Ванечка остался сиротой и стал наркоманом. А потом попал в тюрьму, и там над ним глумились уголовники. Так, что ли?
- Но это же только в книге, а в жизни вы можете быть счастливы.
- Как же это возможно?
- Ну возьмите фэнтези. Драконы, монстры, трехглавые змеи, уроды всякого типа, какие-то сверхъестественные силы. Море книг, море кинокартин, океан успеха. Народы мира требуют драконов и вампиров. А я что делаю?
- Ну если это называется литературой, не пишите, Сергей. Лучше создайте еще одну такую красивую жизнь, какая получилась у меня и моего Ванечки. Будьте графоманом.
Сергей вздохнул, потер лоб и снова сел на место. Какой воздух, какие улыбки, какая прекрасная жизнь по субботам. Он снова закрыл глаза и старался представить себе все то, что испытывали великие писатели, когда создавали трагедии. Нет-нет-нет. Трагедии не вписываются в меня, современная жизнь не такая. Еврипид из меня не получится. Итак, первый вывод: оптимист - это графоман. Вон сколько издательств публикуют остросюжетную литературу. А что если написать повесть, в которой все начнется с трупов. Назову ее, скажем, "Не судьба":
1. Рассказ о том, как шесть следователей, прокуроров и проч. были отравлены во время ежегодного традиционного обеда. Только один человек, который был новичком на этом обеде, остался жив, так как перед тем, как приступить к еде, читал "Отче наш". А когда поднял голову, то увидел, что все мертвы.
2. Следователь по особо важным делам пытался раскрутить этот "глухарь", но ему не удалось даже зацепиться за что-нибудь. У всех было алиби. Более того, и повар, и его помощник пробовали пищу и во время приготовления, и при отправки клиентам.
3. Потом приходит бандероль с дневником, где подробно излагается, как были убиты эти представители правосудия, а также, кто их убил. Следователь бросается выяснять судьбу убийцы и узнает, что во время круиза по Средиземному морю этот пассажир исчез, говорят, видели, как он бросился за борт. Следователь подолгу сидел и смотрел на фотографию убийцы, философствуя о патологии убийц.
4. "Эпилог". Следователь отдыхал на Барбадосе, когда увидел убийцу с девушкой. Он его сразу же узнал. Но ему показалось, что и убийца его узнал. Он понял, что ему угрожает опасность, он почувствовал, что убийца попытается прикончить и его. В конце концов убийцу арестовали, и тот печально произнес "Не судьба".
***
Поэтому и графоман, что такая муть лезет в голову. Нет, дорогой, ты не прав. Мириады детективов, и все прочитаны. Давид Рубин работает в ООН. Это он мне рассказывал. Ему приходится мотаться по всем странам мира и часто торчать в аэропортах или дешевых гостиницах. Он говорит, что готов прочитать любую чушь, чтобы скоротать время. А уж приличный детектив - это находка. Только не Тургенева, только не Флобера.
Нет и нет, не могу писать детективы по стандарту российской прессы. Да и не только российской. Стандарт: найден труп, и следователь ведет расследование. Лучше уж как Донцова, алогичный, увлекательный, веселый и читабельный сюжет. Одна беременная женщина даже написала, как ей помогли романы Донцовой. Нет, не могу. Не чувствую я этих следователей и милиционеров. Они мне кажутся бумажными, коллажными изображениями, а не настоящими людьми. Можно их штамповать до бесконечности. Нет, я этого не могу. Нужен особый талант. Да и вертеться вокруг трупов, как некрофил ... Нет, увольте, не могу. Меня губит оптимизм и вера в жизнь. А почему? Потому, что люди в массе не так живут, а радуются жизни и не совершают преступлений. Поэтому ты и графоман. Побольше страданий. Ну как бы выплесни внутреннюю тоску в характеры, в нелепые поступки, в нарушение этики, в любые конфликты - тогда сработает. Я пробовал. Даже в детективах у меня не получилось требуемой остроты, хотя замыслы были интересными. Беда в том, что мои герои, как Виктория из "Кикиморы гламура", поступят совершенно наоборот, а именно правильно и своевременно. Мои герои не хотят жить по литературным правилам. Они возвращаются к счастливой жизни. Это уже не литература.
Представим себе, что Гамлет убил своего дядю, братоубийцу, стал королем и женился на Офелии. Кто бы ходил в его театр, кто бы помнил Шекспира? Никто. Happy end, и Шекспир остался с носом, бездарный драматург. Это не литература. А Шекспир велик тем, что умел увлекательно и глубокомысленно описывать страшные трагедии, чтобы вызвать у зрителя сострадание к людям, а не делать из Гамлета короля и счастливого мужа. Посмотри, как он безжалостно утопил в пруду юную, прекрасную и чистую Офелию. Еще и любовался трупом этого невинного создания. Ужас. Некрофилия своего рода. А сработало. Еще как. На века.
Вот так. Не станешь ты Шекспиром, так как твой Гамлет остался бы жив и стал королем. Ну не писатель ты, прими это раз и навсегда и смирись. Если хочешь писать, сочиняй для себя, как люди пишут дневник. Например: "Вчера ко мне в гости пришли Поповичи и Васюковы. Было мило". Сергей рассмеялся. От такого дневника впору будет повеситься.
Как хорошо в парке под соснами. Гляди, сколько сегодня парусников на Гудзоне. Жаль, что я нищий эмигрант, которому зарплаты едва хватает, чтобы не стать бомжом, а так можно было бы прокатиться на своей яхте по Гудзону. Пойду-ка лучше домой. Солнечный день нагоняет тоску. Наверное, афганцы, живущие под пулями и в постоянном страхе насилия и смерти, сказали бы, прочитав эти строки: "Мне бы твои заботы". Нет конфликта в моей жизни, нет и литературы. Лев Николаевич бежал от семьи, так как был великий писатель. Он не умел жить без конфликта. Чтобы найти конфликт для нового романа, он писал кощунственные эссе о религии, а позже пожертвовал даже своей жизнью, убежав в мороз из своего поместья. Он искал, он создавал конфликт. Без коллизий писатель мертв. Сергей вздохнул. Я скромный, но честолюбивый обыватель. Ну и делай карьеру библиотекаря. Почему же так тянет писать? Я что-то знаю, но не умею высказать? Значит, не писатель.
Моя мысль проста. Кто сейчас пользуется успехом у телезрителей? Те псевдопророки, которые обличают людей в неправильной жизни и запугивают их всякими грядущими напастями, с презрением относятся к людям, добросовестно делающим свою ежедневную работу. Люди даже не замечают, что по телевизору учат их жить форменные психи, существа, которые жаждут господствовать.
Сергей перевел дыхание. Вот в чем дело. Люди сами хотят понюхать дерьма, когда хорошо живут. Когда же плохо живется, то совсем хорошо - можно винить всех вокруг, кроме себя. Достоевщина. Страдать, чтобы почувствовать соленый и горький вкус жизни. Тогда и яблочный пирог покажется слаще. Глупо, очень глупо. Потом спохватятся и будут плакать и рыдать. Не говори глупостей. Литература должна быть именно такой. Она не должна быть похожа на яблочный пирог.
Сергей почувствовал, что тяжело дышит. Слишком быстро иду в гору. Лучше вернусь к простому бытовому сюжету, который пришел мне в голову вчера вечером.
***
Сергей шел через парк самой длинной дорогой, чтобы немного прогуляться. Позже, в ноябре, здесь будет холодно и неуютно. Лови момент, лови все хорошее, что приходит к тебе, например, сегодняшний день.
Дальше все ясно в незаконченной новелле о Марфе. Профессор, сосед Марфы в деревне, где у него дача, пытается докопаться до сути несчастий бедной крестьянки. Он знакомится с новым учителем сельской школы, который ему рассказывает ужасную историю. Настоящую трагедию. Марфа и бывший учитель школы полюбили друг друга. Она родила мальчика. Ну того, что теперь лучший ученик школы, а ее мужу донесли доброжелатели, он и стал махать топором, пока не убил учителя и не ранил тяжело Марфу. Теперь в отсидке.
Кому интересно читать эту муть? Читайте классическую литературу девятнадцатого века - там полно этих крестьянских страданий. Можно и многих современных авторов, которых все же публикуют, хотя они мало чем отличаются от Бунина и Шолом-Алейхема по темтике, но существенно иной талант.
Нет, так дело не пойдет.
Сергей вошел в лифт. Неужели я настолько бездарен, что не могу найти нечто стоящее, чтобы увлечься и не обращать внимания на постоянные отказы в публикации. В конце концов есть Интернет-издания. Читайте бесплатно. Отыщи меня в море макулатуры, мой читатель. Хотя надо признать, что Интернет дал возможность людям жить не в пространстве, а во времени. Поэтому понятие "провинция" надо отменить - все теперь равны.
Он уже входил в квартиру, когда загудел мобильник. Ага, Лорен. Вот, кто оптимист, так это она.
- Привет, красавица. Вспомнила о своем неудачливом друге?
- А я тебя никогда не забываю. Просто была очень занята. Хочу пригласить тебя в бар, что в даунтауне. Ты знаешь это место, "Одесса-мама" называется.
- Лорен, не шути. Хоть ты и преуспевающий продюсер, а всю же этот бар тебе не по карману. Я знаю там цены, мы же с тобой туда не ходим. Забыла?
- Да не я оплачиваю вечеринку, а моя подруга. Она переехала в Нью-Йорк из Калифорнии и хочет отметить это событие. Я и Тома пригласила. Тебе еще неизвестно, что он оказался таким же дураком, как и ты. Недавно подал на развод.
- Спасибо, Лорен. Мне всегда не хватает тебя и твоих "вдохновляющих" замечаний. У нас в России не верят, что между мужчиной и женщиной может быть такая теплая дружба, как между нами. А вот с Томом ты меня огорчила. У них же была хорошая семья.
- Без сантиментов, Сёджи. Твоя сентиментальность мешает тебе написать крутой роман. Ты сам говорил. Приходи. Пока.
Сергей надел домашники, прошел к дивану и прилег. Надо закрыть глаза и представить себя в мире фантастики, тогда получится.
После ухода Анны с Катюшей я ничего так и не написал, хотя прошло уже три месяца. Она ушла от меня не из-за моего маленького заработка, она же зарабатывает кучу баксов, а потому что я пустое место. Она уверенный в себе программист, а я нытик. Главное - ее воротит от моей писанины. Она же кричала тогда, не стыдясь Катюшки: - "Жалкий графоман, ничтожество". Может, и жалкий, но не ничтожный. Зачем только она вышла замуж за меня и привезла в Америку? А вспомнил: "Надеялась, что ты чему-нибудь обучишься в Америке и будешь, как все люди". Она и не заметила, как сделала мне комплимент. Я не как все люди. А это что за девочка? Вроде бы мексиканочка, прямо из цивилизации майя. Любопытно. О, напишу для детишек сказку "Три желания".
***
Сергей открыл глаза и посмотрел на часы. Опаздываю. Лорен обидится. Он стал торопливо одеваться. Всю дорогу было неприятное чувство незавершенности чего-то. Наверное, не хочется идти на вечеринку, не хочется отрываться от сочинительства. Я совсем помешался.
Все-таки опоздал на час. Сергей успокоился, когда увидел столик, за которым сидели несколько человек вместе с Томом и Лорен. Они уже во всю кутили и хохотали. Никто и не собирался его ждать. Это Мия меня задержала.
Его посадили рядом с женщиной по имени Джессика, которая и устроила эту вечеринку. Та вежливо улыбнулась, но глаза у нее были печальные, и к еде она не прикоснулась. Когда общий разговор перекинулся на представления в Линкольн-центре, Сергей решился завести беседу с Джессикой.
- Как вам у нас в Нью-Йорке? Где вы жили в Калифорнии?
- Там я жила везде одновременно. Вернее там, где снимали клипы, туда и приходилось ездить. Я же режиссер клипов. В Нью-Йорк я часто приезжала и раньше. У меня здесь квартира. А вам как нравится Нью-Йорк?
- Не знаю. Я одиннадцать лет в Америке. Пишу по-русски, а говорю по-английски. Двуликий Янус. Мне и хорошо, и плохо. Я же русский.
Она рассмеялась и внимательно посмотрела на него.
- Здесь все некурящие. Вы тоже?
- Я понял вас. Пойдем покурим, поем попозже.
Они стояли на улице и молча курили.
- Джессика, а вы грустная. Как будто что-то произошло вот сейчас.
Она снова внимательно посмотрела на своего собеседника.
- Мне только что сообщили, что папе диагностировали рак кишечника, но он категорически запретил мне приезжать в Сан-Франциско. Вот я и думаю, ехать мне или нет.
- Несомненно ехать.
- Как вы сказали?
- Не раздумывая ехать. Немедленно. Он любит вас и не хочет огорчать. А вы любите его и вправе ослушаться.
- Спасибо большое, - она в третий раз внимательно посмотрела на него и порывисто взяла его руку и пожала. - Вы сняли с меня тяжелое бремя. Я вылетаю немедленно. Пойдем, я расплачусь и сразу же уйду. Скажите им, что меня вызвали по срочному делу.
- Идите, я оплачу счет, у меня тоже есть кредитная карта, - Сергей говорил, хотя и понимал, что счет будет неподъемный для его нищенского заработка.
- Не надо. Вы же работаете в библиотеке и еще в разводе. Одни расходы, а здесь очень дорого. Лорин рассказывала о вас, она очень любит вас, даже больше своего бойфренда. Удивительная дружба между вами. Она говорит, что любит вас даже больше своих сестер, - Джессика снова порывисто взяла его руку, - увидимся, когда вернусь. Обещайте.
***
Сергей сидел утром в "Старбаксе" и с удовольствием пил черный кофе. Есть не хотелось. Тянуло к компьютеру, хотелось поработать. Он поднял голову и увидел рассеянный взгляд очень привлекательной женщины, которая только что вошла в кафе и оглядывалась. Она была так красива, что многие люди переглядывались и перешептывались. Сергей с трудом отвел взгляд. Он уже хотел встать и пойти за сахаром, когда услышал:
- Минутку, Сергей. Вы меня не узнаете? Я Наталья из вашей новеллы "Афродита".
- Господи, как же я вас сразу не признал? У меня мелькнула такая мысль. Красивая, как Афродита, богиня красоты. Мне нравилось писать о вас. Признаюсь, я до сих пор влюблен в вас.
- Спасибо, - Натали рассмеялась и подсела к его столику под любопытными взглядами посетителей.
- Пережить такое, Наташа, не приведи Господь. Как вам теперь живется?
- У меня же двое детей и еще бездна забот с фирмой, которая меня кормит. Я собственно по делам фирмы в Нью-Йорке. Сюда зашла, чтобы повидать вас. Я вам очень благодарна, что вы оставили мне жизнь после роковых выстрелов Семена, - у нее выступили слезы, но она сдержала себя. - Когда подумаю, что он мог убить меня и оставить детей сиротами, мне хочется выть, - она осторожно убрала слезу.
- Перестаньте, Наташенька. Я не мог убить вас. Я же графоман, а не настоящий писатель. Поэтому я не тронул вас. Людям нужна смерть любимой героини. А я не мог вас убить, я вас очень полюбил. Вы живы, а литературы нет. Как по вашему, стали бы люди читать "Анну Каренину", если бы она с Вронским поженились и счастливо зажили?
- Потому что люди относятся к Анне, как к литературной героине, а я же живая, любящая мать, которую обнимают мои дети. Как же вы могли убить меня, если вы видели трепетную душу во мне каждое мгновение, пока писали новеллу? Вы бы солгали. Вы же не садист и не убийца.
Сергей чувствовал, что все кафе смотрит на него с уважением. Его наполняла гордость. Он сидит с Афродитой за одним столом, и ее изящные пальцы касаются его руки. Она любит меня. Господи, до чего она красива. Не холодной рекламной красотой фотомоделей, а горячей красотой мадонн. За что мне такая мука, почему я должен так любить своих героев. Я променял литературную славу на теплое дружелюбие своей божественной героини.
Сергей поднял голову, когда услышал слова, сказанные на английском почти в ухо:
- Вы меня не узнаете? Моя дочка дружит с вашей Кэтрин.
- Да, да, конечно. Пожалуйста, присядьте. Я вам возьму кофе.
- Не надо, спасибо. Ее уже несколько дней нет в школе. Что с ней?
- Она приболела. Я собираюсь сегодня еще раз заглянуть к ним. На уикенды она обычно бывает у меня, но на этот раз я не мог забрать ее, пусть отлежится. Грипп - мерзкая штука.
Сергей возвращался домой с кошелкой фруктов, чтобы где-то к двенадцати навестить Катюшку. Десять лет девочке. Уже глаза светятся взрослым умом, а заботы и шалости по-прежнему, как у трехлетней девочки. Четыре дня в неделю без меня. Неприятная штука развод, а выхода нет. Терпишь, терпишь, пока не начинаешь понимать, что никогда не сладится с Анной. Она не в состоянии примириться с тем, что я простой библиотекарь и бездарный писатель. Мои герои любят меня, и я люблю их, а мне бы надо слепить сюжет так, как это делал Бальзак. Убить отца Горио, предварительно проведя его через страдания и муки, через надежду и унижение, а потом рыдать, валяясь на полу и сокрушаясь, что твой герой умер. Тогда бы и читатель рыдал и, конечно, запомнил бы моих героев. Вот это настоящий писатель. Заставил страдать, а потом и убил любимого героя. "Только что умер отец Горио", - плачет и повторяет. Так если тебе тяжело, почему же ты его убил в своем романе? Ясно почему. Потому что другой литературы не бывает. Он настоящий писатель.
Анна открыла дверь и демонстративно ушла на кухню. Катюша сразу же села в кровати и попросила по-английски:
- Пап, расскажи мне продолжение той истории о девочке, которую похитили инопланетяне.
Сергей делает волевое усилие, отгоняя видения, и начинает рассказывать больной дочери:
- Так ты, Таня, озабочена тем, что пропускаешь занятия в школе? - спрашивает подросток-интелл. (Ну, инопланетянен, ты понимаешь).
- Ну да. А еще мама с папой, наверное, сидят в милиции и плачут. Дочка, то есть я, исчезла из дома. Пошла за хлебом в магазин и пропала. Неужели вы не понимаете, что вы натворили?
- Мы уже их известили твоим почерком, что ты уехала в Африку на охоту, на сафари, как настоящая американская богачка.
Таня схватилась за голову. До чего глупые эти инопланетяне, а еще продвинутая цивилизация. А куда продвинутая, один бог знает (тут Катя рассмеялась).
- В Африке меня могут убить, съесть, я могу утонуть. Мне же всего тринадцать лет. Ну почему вы такие тупые. Я же вам сказала, чтобы вы объяснили им, что вы меня выкрали лишь на короткое время. Я ваш гид на Земле, и мне ничего не угрожает. Я под вашей защитой.
- А как же наша тайна? Сразу же станет скучно.
- Так значит, не скучно, когда люди плачут и убиваются о своем пропавшем ребенке, - закричала Таня ("Неужели aliens такой глупые, пап? - комментирует Катюша с сомнением).
***
Через пятнадцать минут входит Анна и просит Сергея пройти на кухню, разговор есть. Он еще только входил на кухню, а она уже начала атаку:
- Я хочу, чтобы все права на ребенка передали мне. Я тебе не доверяю.
- Спасибо, но мой адвокат будет добиваться равных прав. Так будет справедливо. Это же американский семейный суд. Здесь стараются добром решать все проблемы.
- Ты ненадежный человек. И я добьюсь своего.
- Анна, как же ты программируешь и зарабатываешь такие огромные деньги, если ты лишена элементарной логики.
- А ты просто дурак и ничтожество.
Сергей не ответил, прошел к Кате, поцеловал ее и вышел, хлопнув дверью. Кого она ненавидит, меня или себя? Просто злая и самоуверенная. Мне бы надо научиться писать и о таких, как Анна.
Он шел к своему дому, почти не видя окружение. Гул нарастал и скоро должны были родиться герои новой новеллы, трогательные и дорогие, которые откажутся от горькой литературной доли ради любви и детей, ради простого обывательского счастья, ради того, чтобы жизнь продолжалась на этой зелено-голубой планете, полной радости и непредвиденной скорби. Нежный голосок мобильника приостановил волны нарастающего вдохновения. Конечно, Анна, кто же может еще испортить мне настроение. Плохая жена подобна колючему кустарнику - не продраться.
- Она плачет, и температура подскочила. Вот что ты с ней делаешь своими глупыми рассказами, а потом неожиданно уходишь. Мне надо срочно в город, приходи посиди с ней. Она будет счастлива.
- Горбатого могила исправит. Иду.
- Ты сам горбатый.
***
- Ну так вот, надо было исправлять положение, надо было сообщить родителям, что Таню похитили инопланетяне, но скоро она будет дома. Но прежде чем продолжить, ты выпьешь стакан чая с лимоном.
***
Дверь в квартиру открылась, и вошли родители Тани вместе с милиционером. Они не успели еще начать разговор, как услышали, что в гостиной громко включился телевизор, и раздались взрывы и выстрелы очередного фильма о приключениях Булдыги.
- Танечка! - мать, не раздеваясь, бросилась в гостиную.
Тани не было. В кресле сидел мальчик лет тринадцати и смотрел фильм ("Я знаю, кто это", - говорит Катя, глаза блестят и щеки красные, но чай честно пьет). Мать остановилась, как вкопанная, не понимая, как мог этот мальчик проникнуть в запертую квартиру. ("Aliens все умеют", - Катя радостно делится своими знаниями с отцом). Мальчик поднял голову и посмотрел на трех взрослых людей в пальто.
- Собрание считаю открытым. Таню выкрали мы. Она поедет с нами в Африку, там мы поймаем львенка и сдадим в московский зоопарк. Как вам нравится наш план, господа?
- Кто ты?
- В каком смысле? - мальчик от удивления вырос до потолка. (Катюшка хохочет и кашляет. Нехорошо, все же температура).
***
- Катенька, с температурой тебе лучше поспать. Обещаю, что буду рассказывать каждый день про aliens. Прошу тебя. Ты поспи, а я рядом посижу и подержу твою руку.
Когда она уснула, Сергей вышел на кухню и позвонил Лорен.
- Лорен, Джессика не звонила?
- А почему она должна звонить мне?
- Прости. Просто моя Катрин больна. А когда она больна, я говорю глупости чаще, чем обычно. А ты как после "Одессы-мамы"? Не укачало?
Лорен тихо смеется и шепчет в трубку:
- Мне не до тебя. Я занята. Созвонимся на следующей неделе.
Когда Анна вернулась, он все еще сидел рядом с больной дочкой и держал ее руку. Как хорошо Анне, она уверена в себе и в своей профессии. Поэтому и переехала в Америку. Муж для нее просто бесплатное приложение к толстому журналу жизни. Эмансипированная женщина. И злая. У злых все получается хорошо, а добрые во всем виноваты.
***
В понедельник, сидя в библиотечном архиве, в подвале, Сергей понял, что персонажи его новелл покинули его. И правильно, надо работать, иначе выгонят. В Штатах с этим делом не очень церемонятся, хотя я и проработал здесь девять лет. На глаза попался том Достоевского. Он машинально открыл его. "Белые ночи". Надо же. Это обо мне. Только я записываю свои фантазии, а Мечтатель не делал этого, хотя мог бы стать классным писателем сентиментальных романов. Сергей уже собрался почитать немного Федора Михайловича, но взял себя в руки. Это тебе не Россия, а Америка. Сразу же заметят, что делаешь не то, и запомнят. Работа прежде всего, даром не любят платить. В горле першит, видимо, заразился у Катьки. Вирусы перешли ко мне, значит, дочурка теперь будет поправляться.
До полудня Сергей работал над новым каталогом русских книг, а потом отправился в столовую. Он шел через кампус университета и любовался осенью. "В багрец и золото одетые леса". Жизнь в Америке вполне хорошая и уважительная. Они меня уважают, а я чту флаг моего нового отечества. Я уже стар в свои тридцать семь лет. Такое грустное ощущение приходит, когда иду по кампусу, где снуют студенты. А вот и Лера, аспирантка из МГУ на стажировке здесь. Сейчас, прежде чем начать говорить, поправит очки. Точно.
- Здравствуйте, Сергей. Я как раз хотела зайти к вам и попросить заказать мне несколько микрофильмов на русском. Когда это можно будет сделать?
- После обеда. В половине третьего вас устроит?
- Хорошо, до встречи, - бочком, бочком. Очень стеснительная.
В современном романе об этой Лере было бы написано так: она была влюблена в библиотекаря и забеременела от него, а он не захотел на ней жениться и отравил ее мышьяком. Она умирает от большой дозы яда, а он стоит над ней и хохочет. Вот таким злодеем я был бы в современном романе. Потом сажусь на своего дракона и отправляюсь в царство тьмы на праздник вампиров. Круто. Настоящая современная литература. Сергей рассмеялся. Впереди идущие две девушки оглянулись вопросительно. Наверное, думают, что я над ними смеюсь. А может даже, просто шизик, случайно попавший на кампус.
- I am so sorry, just remembered a funny story, - Сергей извинился, разводя руками. Девушки улыбаются. Американцы всегда улыбаются.
А надо бы сейчас проткнуть их острой шпагой, а потом откусить у одной из них ногу, чтобы кровь стекала с уголков губ и выть по-волчьи. Потом выстрелить из спецоружия и уничтожить скульптуру Родена у философского корпуса. Так, ради забавы. И снова дракон, и полет в сторону Статуи Свободы. Сажусь этой гигантской даме на голову и вою. Я же человек-волк. Редакции в восторге от моей фэнтези, а я гребу баксы лопаточкой. Сергей прикрыл рот ладонью, чтобы не рассмеяться в очередной раз. А вот и столовая.
***
Дома, стоя под душем, он подумал, что стал привыкать к одиночеству. Впереди целый вечер. Катька себя чувствует лучше. "Пап, ты не забыл свой обещани? You promised". А что дальше рассказывать об инопланетянах? Вспомнил. В Африке они будут кататься на слонах, кормить бегемотов, а потом тот инопланетный мальчик, которого зовут Буля, вырастет в рост жирафа. Животные, увидев такое чудище, разбегутся. Подростки заберут львенка и доставят его в московский зоопарк. Директор зоопарка откажется принимать львенка: - "Вы уверены, молодые люди, что этот львенок принадлежит вам?". Тогда Буля отрастит себе три головы, зарычит и выпустит огонь изо рта, как настоящий Змей-Горыныч. Директор испугается и выпрыгнет в окно, а брюки его зацепятся за сломанное стекло и повиснут на раме. Он будет бежать в трусах по зоопарку и кричать: "Караул, спасите, три головы и огонь". Но Таня добрая. Она догонит его и объяснит, что это были иллюзионисты, а львенка она забирает к себе, если зоопарку он не нужен.
"Пап, я потом Глория and Джеф рассказываю твой сказки, и они смеяться". - "Это те дети, которые со мной здороваются?". - "Да, they like your stories". Так и тянет Катьку на свой родной английский язык. Екатерина Муромцева, а настоящая американка. Печально. Вот, кто никогда не будет моим читателем.
Сергей надел халат и прошел на кухню. Вымыл грязную посуду, потом достал "Кока-колу" из холодильника и украинскую жирную колбасу. Анна бы сказала: "Противно смотреть, как ты поглощаешь эту жирную свиную колбасу. Фу". Она все делает правильно. Золотая медаль в школе, красный диплом на факультете прикладной математики, быстрая карьера программиста, потом конкурс в Штатах и приглашение на работу. Рядом с ней ее муж, то бишь я. Педагогический институт, филолог троечник, чуть не вылетел из института, захомутал эту отличницу, потом с ней в Америку. Катя уже родилась здесь в Нью-Йорке. Конечно, ты не пара Анне-отличнице. Она совершила глупость, выйдя за тебя замуж, и теперь должна исправить ошибку молодости. Постой-постой. Это не причина, чтобы озлобляться на меня. Ну не повезло раз в жизни, нарвалась на графомана и неудачника. Подумаешь! Не конец света. Двенадцать лет терпела меня, а теперь злится, что потеряла зря время. Время-то прошло не зря - дослужилась же до главного программиста в проекте, а еще родила чудо природы по имени Катя. Денег получаешь кучу, да и отец у тебя не из нищих русских интеллигентов. Не бульдозером гребет баксы, а все-таки солидный делец. Кругом деньги. Богатая и сравнительно молодая. Ты победитель, а я графоман. Люто ненавидит меня. Тебе же было весело со мной, а потом ты стала нервничать, так как тебе не удалось перевоспитать меня.
Сергей сел к компьютеру. Виртуальное пространство - вот мой рай.
***
Часы показывали час ночи. Пора спать. Сергей выключил компьютер и пошел в ванную почистить зубы. Интересно, что же будет с этой странной парой, с этим жиголо и миллионершей? Ему двадцать шесть, ей под шестьдесят. Надо будет завтра на работе приглядеться к мисс Флэнери, которая требует, чтобы все звали ее по имени, Шерил. Ей тоже шестьдесят лет. Попробую поговорить с ней, как это умеет делать "мой герой", жиголо по имени Антонио, ласково и вкрадчиво. Любила ли она когда-либо? Это наведет на правильное развитие сюжета. Сюжет должен быть с изгибами и острыми углами. Трупы не моя стихия - я же графоман. Но драму несоответствия желаний и реальности я все же должен раскрыть, если герои не заартачатся и не начнут искажать мои сюжетные стыковки. Это они умеют. Они же все время пытаются уйти из-под моего контроля. Я всегда мучаюсь с ними. Я их понимаю. Кому не хочется быть счастливым? Вот они и вырываются из-под авторского надзора, чтобы жить, как все добропорядочные люди, а не литературные герои с исковерканной судьбой.
- Привет, Артур, - Сергей мысленно начал беседу с художником из новеллы "Пигмалион и Галатея". - Вот и ты пришел, что скажешь в утешение графоману?
- Ты все время мучаешься одним вопросом, убить или не убить своего героя, напустить на него всевозможные беды и страдания или оставить жить нормальной жизнью. Не мучайся, твои герои живые, и они не станут страдать, как того требует литература и искусство. Помнишь, когда я работал над холстами триптиха "Пигмалион и Галатея", ты собирался влюбить меня в девушку по имени Галатея, но не сумел. Моей любовью, моей Галатеей, стала совсем другая женщина. Ты называешь наше поведение "уйти из-под авторского надзора". Ты не прав. Это жизнь. Планируешь одно, а получается совсем иное. Поэтому твоя новелла обо мне "Пигмалион и Галатея" получилась такой естественной. Гораздо жизненней, чем если бы ты влюбил меня в девушку из своего сюжетного плана. Помнишь?
- Как же не помнить? Вместо страданий - на тебе: любовь и материальное благополучие. Противно. Сусальные лубки, репродукции с лебедями, елей и потока. Вот каким ты у меня получился. Все-то тебе удалось в новелле, Артур. А я остался на бобах: жена ушла, работу свою не люблю, говорю на английском, а пишу на русском, денег нет, словом, неудачник. Моя жизнь и мое благополучие реализуются только в моих новеллах. Планы моих новелл - это моя жизнь, я имею в виду драму душевных страданий. Успех на бумаге, и крах в личной жизни. Это не жалоба. В этом моя суть - быть графоманом, которому еще ни один редактор не написал доброго слова. Да какое там доброе слово, просто написать: "Привет, Сергей. Твои сочинения - полная мура". Как бы я был благодарен даже за это. Ан нет. Туда идет от меня поток идей, а обратно - фиг. Черная дыра. Одностороннее движение.
- Я понимаю. Мы с тобой в разных измерениях, и я не могу тебе помочь, Сергей. Я же призрак, твое воображение, а ты реальный человек, озабоченный ежедневными заботами. А так бы написал твой портрет маслом на холсте за то, что ты подарил мне Антонину. Помни всегда - твои герои любят тебя. Так мне сказал и Федор Иванович, твой "новый русский", а ты все равно безутешен. Что же ты хочешь? Неужели увидеть на бумаге свои творения? Как это мелко. Тут и Всевышнего не попросишь помочь тебе, так это мелочно.
- Ладно, Артур, иди к своей Антонине. Ты прав. "Как мелки с жизнью наши споры, как крупно то, что против нас". - Сергей зевнул и подумал, - "Наверное, поэтому великий Рильке сторонился людей. Он чувствовал, что люди его не поймут".
Глаза слипаются. Сначала появилась Катя, потом Джессика, а потом тьма, столь необходимая для восстановления сил. Сон - это общение с царством тьмы и забвения. Тьма уносит из памяти плохое и хорошее, уравнивает их, и наступает забвение. Из этой темени накатываются невидимые флюиды оздоровления. Когда силы восстанавливаются, сразу же появляются ужасные сны, где тебя преследуют злоумышленники. Ты хочешь их отогнать от себя, но руки твои тебе не подчиняются, ты обречен. Ты с испугом просыпаешься, ты вернулся к жизни.
Сергей неохотно открыл глаза и выключил будильник. Сны преследования сопровождают меня всю жизнь. Они во мне из далекого прошлого человека, когда мой предок прятался за камнями, таился в щелях, влезал на дерево, пытаясь уберечься от дикой природы. Рудимент нашего сознания. Атавизм. Устал. И это ощущение утром, когда надо бы бодро делать зарядку. Плохо. Лень готовить кофе, в библиотеке попью.
В подземке было много народу, но ему удалось сесть, и он погрузился в дремотное состояние, тревожное, одинокое, сиротское.
***
Сергей пришел в себя, когда увидел, что поезд уже на 96-й улице. Черт! Проскочил университет. Вернувшись назад, он быстро пошел в сторону библиотеки, чтобы не опоздать. Было еще без пяти девять. Он неторопливо поднялся к кабинету мисс Шерил Флэнери, чтобы налить себе кофе. Полно народу у стола, где стоят бесплатные кофейные автоматы. В чем дело? А-а, навалом бесплатной еды. Ясно. Главный босс принимал гостей, а теперь все это жрабельное богатство, предназначенное для гостей, выставлено для народа. Налетай, братва. Вот это и есть Америка!
Люди подходили, пили сок, ели круассаны, сдобные булочки с джемом, сыр и мясные пирожки. Все любят на халяву, даже американцы. И я вместе с ними. Ешь и радуйся жизни. А все же я спрошу мисс Флэнери, то бишь Шерил, даже если обижу ее навсегда, была ли любовь в ее жизни, но не сейчас, а во вторник, когда будет ее день рождения. Поделикатней, хитро, как Антонио. Талантливо, невзначай. Сергей прошел к лифту, чтобы спуститься в свой архив, где хранились русские книги. Работа над новым каталогом еще не завершена.
Клонило ко сну. Сперва появилась Джессика, которая бросилась к нему в объятья, а потом какой-то расплывчатый монстр.
***
Сергей проснулся от того, что его бесцеремонно хлопал по плечу коллега из азиатского отдела, американский китаец Джимми Пинг.
- Слушай, Сёджи. Только что здесь была Шерил и приказала разбудить тебя. Она была очень недовольна. Извини, приятель.
- Спасибо, Джимми. - Сергей протер глаза и добавил по-русски, когда Джимми вышел из комнаты. - Приходит беда - отворяй ворота. Все-то у меня не ладится. Вот и нарвался на старуху, которая спускается-то сюда всего пару раз в году. Невезуха.
Он сел к компьютеру и попытался сосредоточиться над ненавистным каталогом. Веду себя не как скромный трудяга, а как независимый писатель, публикующий книги миллионными тиражами. Он вздохнул и пошел в туалет, чтобы умыться. Ничего, сегодня четверг, заберу Катю и будет радостно. Дочка прижмется ко мне и снимет с меня все troubles.
***
Когда библиотека устроила вечеринку по поводу шестидесятилетия начальника отдела Шерил Флэнери, Сергей уже точно знал, что не осмелится спросить Шерил, была ли у нее в жизни любовь. Он неторопливо бродил между присутствующими с бокалом вина, как это принято было на этих party. Иногда ел что-нибудь из этого обилия угощений, но в основном вертелся вокруг Шерил, чувствуя, что не решится спросить ее. Он даже не понимал, для чего ему это нужно. Писатель должен задавать неожиданные вопросы. Так создаются коллизии, необходимые для острого развития сюжета. Наконец они остались вдвоем. Сергей весь напрягся. Сейчас спрошу, а там, что будет, будет. Он уже хотел повести разговор в нужном направлении, когда появилась некрасивая мужеподобная дама в брюках, в мужской сорочке и галстуке. Голос у нее было женский, но грубоватый:
- Шерил, мне надо идти, увидимся позже.
Как она фамильярна с Шерил. Я ее раньше не видел здесь.
- Я раньше не видел эту даму на наших party. Она у нас работает?
Шерил внимательно смотрит на него, пытаясь понять этот неуместный, неделикатный, неамериканский вопрос, а затем отвечает охотно и даже с улыбкой:
- Это моя girlfriend. Мы вместе уже двадцать лет.
Опаньки, как говорят в русских сериалах. Так она лесбиянка! Все, наверное, знают, а графоман Сергей Муромцев, как всегда, в отстающих. Неожиданно для себя Сергей наставительным тоном многоопытного человека произнес слова, которые никак не вязались с его пониманием сдержанности:
- Приятно видеть столь долгую преданность. У нас в России это называется любовью, - он говорил, а перед глазами было мужеподобное лицо этой дамы.
Выгляжу грубым лжецом. У него выступил пот на лбу, под мышками вдруг взмокла сорочка, и на спине лужа. Обидел женщину в день ее рождения или наоборот сказал комплимент? Американцев не поймешь. Они думают и говорят несколько иначе, чем мы, русские.
- Спасибо, Сёджи. Я слышала, что ты писатель, это правда?
- Люблю писать, но пока ничего не опубликовал.
- Я много читала, но ни разу не написала ни строчки.
Засыпая поздно вечером, он вдруг воспроизвел в памяти первую ночь с Анной, когда они не могли оторваться друг от друга. Была любовь, осталась ненависть. Люди сами портят себе жизнь, придумывая проблемы. Долгожданное забвение, царство тьмы - где ты? Мне надо забыться. Однако вместо забвения пришло вдохновение. Он вдруг понял, как следует завершить новеллу "Жиголо".
Эпилог
- Жюли, тебе что заказать на завтрак? Как всегда? - Антонио ищет глазами Жюли, прислушивается, где же она в этом огромном номере люкс этого необыкновенного города Куала-Лумпура?
Ответа нет. Он отсылает официанта и идет в спальню, узнать, почему она сегодня не отвечает? Антонио уже успел одеться и подготовиться к завтраку.
Жюли лежит в постели и тихо шепчет:
- Мне плохо, Антонио, вызови скорую.
В больнице Антонио сидел у постели Жюли и держал ее руку, теплую и щедрую. Врач уже сказал, что ничего страшного, просто эмоциональный стресс.
***
Сергей проснулся и отключил будильник. Опять на работу. Девять лет работал, а теперь, в рецессию, когда все лишаются работы, не хочу идти, вместо того, чтобы испытывать радость, что не выбросили на улицу. Я хочу писать. Я хочу погрузиться в жизнь моих литературных героев. Говорить с ними, плакать и радоваться. Я не хочу отходить от компьютера. Мне нужен этот виртуальный мир, где так клёво, так много событий, такая трогательная любовь и такой крутой секс.
Он одевался и продолжал думать о Жюли. Я же собирался убить ее, она должна была умереть от инфаркта. Почему я оставил ей жизнь. Она счастлива с жиголо. Елей и патока. Слащавая мазня. Она должна была умереть, а он цинично произнести: - "Победителей не судят". Она завещала бы ему свой дом в Ницце и кучу денег. Цинизм бы победил. Читатель возненавидел бы Антонио, но запомнил. А вместо этого, араб ведет себя с ней благородно и преданно. Он такой, каким она хотела видеть его. Газированная сладкая вода, лимонад для детей и сентиментальных домохозяек. Противно. Графоман - он и есть графоман. Тошнит. Все счастливы, все довольны жизнью. А писателя нет. Он умер, не родившись.
Нет, не поддамся на сусальное счастье. На эту слащавость купчихи, пьющей чая прямо из блюдца и прикусывающей сахарок. Противно. Насмешка над писательским трудом. Хватит. Только трупы, только греческая трагедия, только Софокл. На худой конец, страдания, если не хочешь видеть трупы. Тогда сделаю такой эпилог "Жигало".
Эпилог 2.
Антонио уже успел одеться и подготовиться к завтраку.
- Жюли, тебе что заказать на завтрак? Как всегда? - Антонио ищет глазами Жюли, прислушивается, где же она в этом огромном номере люкс этого необыкновенного города Куала-Лумпур?
Ответа нет. Странно, что ее до сих пор нет. Он отсылает официанта и идет в спальню узнать, почему она не отвечает.
Жюли лежит в постели и тихо шепчет, задыхаясь:
- Мне плохо, Антонио, вызови скорую.
В больнице, уже ночью, Антонио держал ее бледную остывшую руку и плакал. Врач что-то тараторил на английском про инфаркты при эмоциональных стрессах, а Антонио в отчаянии думал, что она подарила ему счастливую жизнь, а он ей смерть. Неужели и от любви умирают люди? Нет в мире справедливости.
***
Твою мать! А потом говорят, не ругайся, неприлично. Как же обойтись без нашего многоэтажного мата. Её-то я убил, а он остался благородным парнем. Зачем же убивать хорошую героиню, если герой, плохой по замыслу, оказывается благородным человеком. Не пойдет благородный человек работать проститутом, не станет альфонсом или сутенёром. Ну не склеивается сюжет. Ложь, ложь, ложь. А если так сделать конец эпилога в "Жигало":
Окончательный эпилог.
"В больнице, уже ночью, Антонио сидел рядом с кроватью, закрыв глаза, и держал ее бледную остывшую руку. Врач что-то тараторил на английском про инфаркты при эмоциональных стрессах, потом положил руку на плечо Антонио, постоял немного и вышел, чтобы вызвать санитаров, патологоанатома и полицию.
На следующее утро в гостинице Антонио неторопливо позавтракал в своем номере, потом достал зубочистку из кармана, подошел к зеркалу и обнажил зубы, разглядывая их белизну. "Надо было почистить зубы после завтрака, - подумал Амин, - покойная завещала мне и это: чистить зубы после каждой еды".
Он ухмыльнулся и направился в ванную комнату".
***
Противно, до чего противно писать такое о людях. Но это и есть литературная правда. Софокл одобрил бы такое окончание новеллы, хотя и не исключаю, что его бы не удовлетворило количество трупов. Сергей рассмеялся. Если бы я умел так писать, стал бы великим писателем, и моя дочурка уважала бы меня. Я должен все-таки попробовать вместо меда и патоки наполнить свои произведения страданиями, кровью и трупами.
Только такое окончание новеллы "Жигало" является истинным и правдивым. Но на душе стало муторно. Две стороны двуликого Януса по имени "человек": хорошая и плохая. Литература - это плохая сторона человека, которая развлекает людей, скрашивает их досуг, особенно в двадцать первом веке, жадно требующем адреналина из-за его нехватки, из-за того, что люди стали жить много лучше. Тогда сие означает, что писатель - это клоун, который призван развлекать читателей. Нет-нет. Все гораздо сложней. Книга и воспитывает, вызывая сострадание к самому себе. Учти и это, старик. Что бы мы делали без такой книги, как "Архипелаг ГУЛАГ"? Нужен адреналин правды, а не лжи. Дело не в трупах, а в остроте текста. Вон возьми, например, "Двенадцать стульев".
Не придя ни к какому выводу, Сергей вздохнул и направился в библиотеку.
***
Снова суббота. Катя еще кашляет, но это не мешает ей бодро укладывать спать свою куклу и, конечно, читать наставления на английском своим плющевым собачкам. Подумать только, а ведь уже десять лет девочке.
- Катюш, и тебе пора спать, уже десять часов.
- Five minutes more, папа. Дядя Олег говорит, что я большой девочка и могу спать eleven, - смотрит хитро на отца. Понял ли он намек?
- Кто этот дядя Олег?
- Мама друг. Он sometimes остается наш дом. Его далеко ехать в New Jersey. Там он имеет большой дом.
- А ты там была?
- Yes.
Не хочет дальше говорить, понимает, что мне неприятно. Однако не удержалась и рассказала о любовнике Анны. Спасибо, дочка. Твои нежные любящие ручки неумышленно вонзили острый кинжал в мое усталое сердце. Жизнь-то покруче моих слащавых новелл. Перец, соль и кислота на незаживающую рану. Вот почему Анна добивается получения полного custody над дочкой. Наверное, этот Олег сделал ей предложение и вообще хочет, чтобы они переехали к нему. Все становится на свои места. Жизнь, как песня. Из песни слов не выкинешь. Быстро она сориентировалась, не то, что ты. Еще не развелись, а уже хахаль. Может, этот Олег и был причиной ее постоянной нервозности? Они, видимо, давно встречаются. Муж же последним узнает, потому что рога ему не видны, они там, на голове, а в зеркало мужчины не смотрятся. Сергей понял, что впервые по настоящему запрезирал ее. Как же ты не видел, кто она, все двенадцать лет? Она не была такой. Да и сейчас поманит пальчиком, побежишь, виляя хвостиком, как провинившаяся собачка. Нет. Теперь я алмаз: спокойствие и расчет, пока не разведусь.
Анна попросила привести в воскресенье Катю пораньше, часов в девять утра. Теперь я уже знаю, почему она иногда просит привести дочку пораньше - это означает, что они собираются в гости к этому Олегу. Что же ты хотел? Неудачник не может быть мужем преуспевающей и обеспеченной женщины. Деньги к деньгам идут, рвутся, торопятся, спешат воссоединиться, чтобы потом упиваться своей грозной силой. Я думаю, Катюшке нравятся подарки этого Олега. Как это он не подарил ей до сих пор "Порше"? Но классную камеру уже подарил. А я-то по наивности думал, что это мать ей подарила. Она же зарабатывает кучу денег.
- Катюнь, а камеру тебе дядя Олег подарил?
- Yes, - уходит в спальню, нервничает, - time to sleep.
Девочка либо стыдится, либо раздражена, что я догадался. Деньги великая и грозная сила. Любовь в шалаше была тогда, когда человеку шалаш казался дворцом. Двадцать тысяч лет назад.
Он поцеловал дочку и погасил свет. Когда выходил из спальни, услышал:
- I love you, папа.
- И я тебя люблю, моя девочка. Очень люблю. Спи.
Рюмка водки будет сейчас кстати. Жалко всех проигравших игру. Всех лузеров. Они же тоже люди. Они тоже хотят упиваться победой. Вот я, например. Хочу просто быть писателем, чтобы дочка меня уважала и жена не сбегала к другому. Женщины любят победителей. Что же ты можешь сделать, если ты таким уродился. Бороться за дочку. Анна на суде будет доказывать, что у нее намечается семья и девочке будет лучше в семье. Хорошие адвокаты начнут свою разрушительную работу. Они же оправдывают свою грязную деятельность по разрушению человеческой судьбы тем, что выполняют волю клиента. Это их работа. Вот где мораль отсутствует и остается крючкотворство. Тебе же не нанять дорогого адвоката. Ах, Анна, проклял бы я тебя, да жаль девочку. Ты ее мать, которую она, наверное, любит.
Сергей привел Катю к Анне и уже собирался уходить, когда она сказала: