Аннотация: Я знаю - жизнь - лишь неудачная попытка вечности.
Памяти Ильи Малиновского
Ты.
Я знаю - жизнь - лишь неудачная попытка вечности.
Я ненавижу тебя за то, что ты превращаешь мою жизнь в абсурд. Ты дура, или я такой тупой?
Равнодушие - это душевная лень. Я стал до скотского ленив.
Холодно, краски дня глуше, неясней. А у тебя глаза серые. Как сталь. Светло-серые стальные глаза. Это важно. Как думаешь?
- Илья, останься!
- Да ладно тебе, мы скоро...
Зачем мне все время надо так много думать? Перерабатывать такое дикое количество инфы, чтоб родилась такая стоящая фраза. С завтра не курю. Эта - последняя. Сигареты, болтовня, работа, секс - всего лишь способы не думать.
Человечество пойдет за кем угодно, лишь бы это стало костылем, опорой, задало систему координат и объяснило правила. А их нет. Совсем.
То, что меня окружает - пьеса абсурда или хаоса. И поэтому - спокоен. И поэтому мне так легко казаться веселым, острить и даже пить с вами пиво. Снимать телок. Что называется "мутить темы".
И от этого так трудно писать теперь. Не лечится, скорее всего. Не освобождение, не очищение от дурных разрушающих мыслей. Представь, что у тебя рак, последняя стадия. То же самое.
Что такое философское отношение к жизни? Пофигизм? Смирение? Тишина? Хрен кто знает. Только я с таковыми не знаком : ).
Я так люблю число 8: это Паша.
А еще 8 мая 2005 года разбился Илья.
- Илья, останься!
Да ладно тебе, мы скоро...
Была жуткая гроза и соответственная трасса...
И я не понял, как умер. Вспышка. И кто-то выключил свет.
Я знаю - жизнь - лишь неудачная попытка вечности.
Она.
Бесконечное состояние ветра. Не невесомость. Не полет. Лишь движение потоков воздуха, запах озона, муть. Черный человек, черные крылья и неотвратимое с ним сближение. Резким движением сбрасывает капюшон плаща, темные волосы, темные глаза.
Я выдыхаю:
- Илья?!
Он кивает и протягивает мне смуглую ладонь для рукопожатия. Сухое, твердое прикосновение.
- Я что, умерла?
- Живее всех живых! Я пришел знакомиться. Лучше уж поздно.
- Здравствуй... Ой...
Он понимающе улыбается.
- Можешь не извиняться. Я привык.
Мне кажется, он может понять все на свете.
- Многое. Ты просто очень глубоко спишь...
Зачем-то ж издали мою книжку. А ответы. Ты просила ответы. Ты ж сама все знаешь. Нет, честно. Разве есть готовые рецепты? Все через душу проходит, через сердце, уж прости за банальности, проверяется поступками или обосновывается бездействием.
Пока можешь - живи. Из последних сил, каждой секундой, да что там - долей секунды...
Умереть всегда успеешь.
- Зачем ты?
- Нравится. Город. Время. Ты - так, чуть-чуть...
Мы могли с ним тысячу раз встретиться. Перелистывая 1, 2, 3 курс. Мы были в шаге друг от друга...
Я помню, что 8 и 9 мая 2005г. у меня была жуткая депрессуха.
Не мы.
Черное пальто, смешные кеды и линялые джинсы. Нахохлившись, словно птица на жердочке, ждешь кого-то (или чего-то) на бортике трибуны. Мы разминаемся, потом отрабатываем атаки и голы, изредка кидая на тебя недоуменные взгляды. Морось, грязь разбитого, перемешанного десятками ног поля, зачем ты? Голова, облепленная намокшими светлыми волосами, двигается в такт музыке эмпэтришника...
Пацаны потихоньку расходятся. А я медлю, жду, кто размашисто подойдет к тебе.
Тщетно.
Уже смеркается, я весь вымок - хоть выжимай, ты соскальзываешь с брусьев, облокачиваешься на локти. Приближаясь, я перехватываю твой внимательно-ироничный взгляд. Я тебя не знаю. Это точно.
- Привет.
У тебя, оказывается, высокий, звонкий голос.
- Привет, - а мой как из бочки, глухой, простуженный.
- Как дела? - теребишь веревочку сотового. Тебе неинтересно? Чего спрашиваешь?
- Да нормально.
- Павел...
- Мы знакомы разве?
- Да не важно. Тебе завтра нельзя ехать домой.
Завтра в Черниговку едет один знакомый черт, пар - работы, тренировок нет, денег - тоже, да и предков я не видел уже месяц.
- Что за фигня?
- Съезди на следующих. В конце концов, у Вади займешь, проблема!
- Откуда...
- Да ладно, я все знаю!
- Слушай, - я делаю шаг ближе, пытаясь сконцентрировать мысль.
Что-то в ней не так, но я не понимаю, что. Неестественно-белое, будто светящееся лицо. Глаза. Ярко-матовые, такого чистого и светлого серого цвета, почти белого, похожего на сталь. Абсолютно симметричные черты лица, и это пугает. От нее холод.
- Откуда ты это знаешь? - я четко проговариваю каждое слово. Просто жутко боюсь запнуться и не получить ответа...
- Я же сказала, - устало цедит она и достает сигарету. - Видишь ли, я-то уже умерла. - щелкнув зажигалкой, быстро затягивается и добавляет, - И... Меня попросили, чтоб это не случилось с тобой.
Сумасшедшая какая-то, решаю я, удаляясь прочь. Вечер не задается. Ты не приходишь, перегорает лампочка, пельмени развариваются. Я набираю маму и говорю, чтоб не ждала. У знакомого, на счастье, тоже ничего не срастается.
А потом мне говорят, что в то утро на трассе произошло жуткое ДТП...
Я прихожу на поле в странном отупении, мыслей нет никаких. Вновь вечер, морось, эта непонятная весна. Никого. Я подхожу к самой трибуне. Сажусь, обхватывая трубу ладонями. Это ничего, что после на джинсах останется сырая полоска. Закрываю глаза. Услышишь?
- Спасибо.
- Пожалуйста. Только не мне.
- А кому?
- Есть одна. Каждый вечер: пусть у него все будет хорошо! Знакомый среди наших и замолвил.
- Кто она? Зовут как?
- А кто ее знает? Тебе виднее, живой.
Я посижу еще немного. Ветер мягко касается лица, рук. Все-таки весна будет.
Я знаю лишь, что за меня просила другая, а не ты, увы.
* * *
- Знаешь, я вчера тебя видела с обалденно красивым парнем. Такой высокий, в пальто. Вы шли, кажется, по Светланской, остановка Лазо, рядом с горьковским...
Ага. Знаю. Ты иногда идешь рядом. Так бывает, когда становится хреново. Прикрыть глаза, и можно заметить тебя - краем век, рядом. Можно жить, правда? Дальше.
Спасибо, что нашептал... Спасибо за все, бесконечно...