Марусин Михаил Викторович : другие произведения.

Левиты

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  ЛЕВИТЫ
  (дорожная поэма)
  
  ЛЕВИТ - служитель культа,
   чиновник от власть предержащих
   у древних евреев.
  
  Часть Первая
  
  Новый год. Ресторан. Только ой ли? -
  "Рестораном" его не назвать! -
  Этикетки такие на пойле,
  Впору аханьем лёгкие рвать!
  
  Трёхэтажное чудо-строенье
  Отражает стеклянной стеной
  Любопытства и страха боренье:
  Блудный пёс не прошёл стороной -
  
  Он взирает, глотая позывы,
  На харчи королевских особ,
  Позабыв про колтун, про нарывы
  И привычный голодный озноб.
  
  Подхожу. Он, рыча, убегает,
  Поджимая метёлку хвоста...
  Ведь сильнейший всегда побеждает,
  И теперь я - хозяин поста.
  
  Освещают пирушку софиты,
  И на дамах наряды пестрят:
  Новый год прославляют левиты,
  Старый год, как всегда, матерят.
  
  Я смотрю, как язычник на пламя,
  В эту гущу фигур восковых:
  Что-то, видимо, есть между нами -
  Смерть всегда привлекала живых.
  
  Я пытаюсь сапёрской лопаткой
  Вскрыть огромный, реликтовый пласт:
  Остающийся вечной загадкой,
  Некий принцип делений и каст.
  
  Я смотрю, как забитый крестьянин,
  На невиданный чудо-комбайн -
  Обывательской завистью ранен,
  Я не ведаю кастовых тайн!
  
  Я не знаю волшебного слова,
  Тайных знаков, магических рун,
  Чтоб из ветки рогоза простого
  Получился дубовый Перун.
  
  Или просто ума не хватило,
  Или наглости, или родства, -
  Не Купала, не Влас, не Ярило -
  Про меня не глаголет молва.
  
  Обо мне за глаза не расскажут:
  Дескать - "место забито в аду",
  Мною вряд ли кого-то "отмажут",
  И не встанут, когда я войду...
  
  Сквозь окон разноцветные блики
  Различаю мужской силуэт:
  Восседает на кресле великий,
  Седовласый, маститый поэт.
  
  Он не сходит с газетных колонок,
  Где клеймит оппозиций содом,
  Он изыскан, взлелеян и тонок,
  Как его свежеизданный том.
  
  С ним ведёт разговор о прекрасном
  Лысовато-крутой визави, -
  Для меня, и для каждого ясно:
  Эти руки - по локоть в крови.
  
  Рядом с ним - пышнотелая леди,
  Только помыслы - вряд ли о нём:
  Бес унынья на парном портрете
  Между ними царапнул гвоздём.
  
  Леди пьёт, не пьянея, напитки,
  И не видит за грудой котлет,
  Как супруг увивается прытко
  За девчонкой, шестнадцати лет.
  
  Впрочем - видит, лукавить не стоит, -
  Он пред ней, как облупленный - весь!
  Леди знает, кого она доит,
  Леди помнит, зачем она здесь.
  
  И, искусно затмив макияжем
  Беспощадный, но выгодный блуд,
  Леди высится ярким типажем,
  Недостойным супружеских пут...
  
  А петиты, подобно санскриту,
  Расплываются в дымке ночной.
  Новый год отмечают левиты,
  Вдалеке от толпы сволочной,
  
  Вдалеке от немытой богемы,
  Вдалеке от илотов станка,
  Вдалеке от обрыдлой дилеммы:
  "Жизнь - сейчас, или жизнь - навека?".
  
  Всё давно решено и закрыто,
  Всё отмазано, схвачено здесь,
  И молитва одна у левита:
  "Даждь нам, Боже, и сразу, и днесь!..".
  
  Вот - адепт этой праведной веры:
  Он сидит, с поволокой в очах,
  Пьян и громок, как Бахус, без меры,
  И "Юдашкин" - мешком на плечах.
  
  Он имеет три фразы в запасе
  (Но, обычно, хватает и двух),
  Он гоняет "сто сорок" по трассе,
  И сбивает на "красный" старух.
  
  Встав поодаль, смотрю на "барона",
  В пелене разноцветных кругов:
  На сестерции профиль Нерона
  Оживает, сквозь двадцать веков...
  
  Впечатление портит сигара,
  Но издержки модерна, с лихвой,
  Восполняют амбре перегара
  И тоскливый, закормленный вой.
  
  Машет крыльями мрачный ибикус;
  Я смотрю - от прозрения туп,
  И во рту - металлический привкус,
  Словно пробовал профиль "на зуб"...
  
  ...У швейцара ливрея подмокла -
  Стало жарко в атласном фойе;
  Взгляд, пронзив бронебойные стёкла,
  Просверлил переносицу мне.
  
  Он трясёт бородой Демокрита,
  Пол-манишки своей оттеня...
  Я совсем не похож на левита...
  Нет - левит не похож на меня!
  
  Он, когда-то, подобно вот этим,
  Был устроен, велик, защищён.
  Он, как все пролетарские дети,
  Был кремлёвской звездою крещён.
  
  Обмывая в "гранёном" награды,
  Он лелеял военный мундир,
  Отбивал под "Катюшу" парады,
  Затирая брусчатку до дыр.
  
  Жизнь, как хвост поросячий, спиралью
  Вновь тасует "овчарок" и "скот":
  Он - швейцар, со своею моралью...
  Дежа вю. Где ж "Семнадцатый" год? -
  
  Мир наступит на вечные грабли,
  И опять (кто предскажет, когда?)
  Под "Мартини" и вопли ансамблей,
  Изречёт он: "Прощай, борода!..".
  
  Подбородок, руном ваххабита,
  Обрамит респектабельный мэн,
  И вчерашняя особь левита
  Скинет смокинг, ливрее взамен...
  
  Не дожить. Он и сам это знает -
  Седину не обманешь, увы! -
  И тапёр неустанно играет
  Для других, что СЕГОДНЯ правы...
  
  Борода, поразмыслив немного,
  Начинает движенье вперёд...
  Он - служитель Бетонного бога,
  А Небесный - простит и поймёт...
  
  Не дождавшись швейцара атаки,
  Опасаясь бессвязных тирад,
  Удаляюсь, оставив собаке
  Все права на асфальта квадрат...
  
  ...Я иду вдоль ночного квартала,
  Мимо вывесок, храмов земных
  Из бетона, стекла и металла,
  Из неоновых трубок цветных.
  
  Этот крест, как из ЗАГСа невесту,
  Надрываясь от счастья, тащу...
  Я ищу своё "тёплое место" -
  Тридцать лет и три года ищу...
  
  
  Часть Вторая
  
  Бродит холод по чреву вагона,
  Знаменуя конец декабря.
  Поезд мчит, и ему, беспардонно,
  Наступает на пятки заря.
  
  Апельсиновый ветер шлифует
  Апельсиновый снег вдоль дорог.
  Скоро - Харьков. Уже не штрафуют.
  Проглотил все таможни восток.
  
  Двое суток без сна, чемоданчик,
  Недоеденный ночью беляш,
  Одноразовый, мятый стаканчик -
  Вот и весь, извините, багаж.
  
  Апельсиновым чудо-знаменьем -
  Солнцем плюнет вот-вот горизонт...
  Я слоняюсь, шальным приведеньем,
  Изводя отвратительный "Бонд".
  
  Нынче - праздник. Разбуженный поезд
  Слобожан оглушает гудком,
  И, от счастья в размерах утроясь,
  Выбегает сосед, босиком -
  
  В коридоре вагона "мобилку"
  Прижимает покрепче к серьге,
  И кого-то приветствует пылко,
  Рассыпаясь в словесной пурге.
  
  Пробужденье.. заездили двери...
  Поздравленья с брюзжаньем слились -
  Как из спячки восставшие звери,
  К туалету толпой собрались,
  
  Заскрипели спросонья костями,
  Распрощались с теплом одеял,
  И горячий обмен новостями,
  Кофеином в крови загулял...
  
  "Революция!!!" - книжное слово,-
  Вот оно, наяву! Посмотри:
  Словно блюдо - румяно, готово!
  Упивайся свободою - жри!..
  
  Проводник, пожиная проклятья,
  Что-то там повертел, покрутил...
  Заработало радио: "Нате!..",
  И опять: "Победил!.. Победил!!!..".
  
  Пол-страны оскорблённых достоинств,
  Пол-страны обмороженных ног
  Разогнали истории поезд -
  Взяли штурмом лавровый венок!
  
  А, со сцены, всё то же вещалось:
  МИР... ДОСТАТОК... ЛЮБОВЬ... КОЛБАСА...
  И, лавровым венком, возвышалась
  На геройской макушке коса.
  
  Два препона - жиды и Россия -
  Наконец-то с позором уйдут!
  Он - пришёл! Он - настал! Он - Мессия!
  А от бога - по-божески ждут.
  
  Он стоит, апельсиновым Зевсом,
  Как, в обличии ангельском, бес.
  Он владеет Земным Королевством,
  По иронии Царства Небес.
  
  Он - подтянут, умён и спокоен,
  Он жене микрофон не даёт,
  Он - единственный лавра достоин,
  И друзьям по веночку сплетёт.
  
  Пирога из оранжевой сдобы
  Хватит всем - на халяву бери!..
  Отломив пол-кусочка для пробы,
  Исчезаю в проёме двери.
  
  По-москальски, на верхнюю полку
  Забираюсь с заветным куском,
  И смакую его втихомолку,
  Понимая, что вкус мне знаком:
  
  Это вкус подожжённого танка,
  Что у Белого Дома стоял,
  Украшая победную пьянку,
  Где и я покутил-погулял.
  
  Это - запах рубашки "скинхэда",
  С боевыми наградами дыр.
  Это блюдо огнём разогрето
  Из горящих "кавказских" квартир...
  Я жую, в мазохистском экстазе,
  Крошки-свастики сея вокруг...
  Поезд мчит по заснеженной трассе:
  Из России - с любовью! На юг!..
  
  
  
  
  Часть Третья
  (нелишнее пояснение: автор, не имея украин-ского гражданства и регистрации, вынужден каж-дые 90 суток пересекать границу Украины и РФ)
  
  Я хотел до последнего вздоха
  Доносить изумленья пиджак
  (господа, не подумайте плохо,
  обо мне - "хорошо иль никак").
  
  Но устал изумленьем давиться,
  И погряз в обывательском "пусть",
  И проклятую эту границу
  Я запомнил уже наизусть:
  
  Каждый дом, малярами калеченый,
  Каждый веник неоновых труб,
  Каждый столб, кобелями отмеченный,
  И торговки упитанный круп.
  
  По ухабистым рельсовым стыкам
  Я своё потрясенье растряс,
  И внимаю без ужаса рыкам
  Камуфляжных, нестиранных ряс.
  
  
  Равнодушно - то сверху, то снизу,
  Потревоженной полкой скрипя,
  Получаю законную визу,
  Беззаконные рожи терпя.
  
  О, языческих капищ левиты,
  О, дремучие слуги страны!-
  Чьею кровью опять вы политы,
  Чьими трупами удобрены?
  
  Чьи вы головы вновь растоптали,
  По дороге к заветным межам,
  И какие сулили вы дали
  Подрастающим "свежим ушам"?
  
  Равнодушие - маска защиты -
  Всё привычней сидит на носу.
  Я всё меньше боюсь вас, левиты,
  В тамбур дани уже не несу!
  
  Я всё реже хожу на дорогу,
  Голосуя попуткам мечты,
  И внимаю сосновому богу,
  Чьи до боли знакомы черты:
  
  Наспех струганный, он поднимался,
  Так уж было не раз, и не два -
  Не одним поколеньям икался
  Зацелованный лик Божества:
  
  Он Осириса делал Атоном,
  Он в Сенат на кобыле въезжал,
  Он железом владел многотонным
  И без муки законы рожал.
  
  Без него и история блёкла,
  И тощали в достатке сердца,
  Наблюдая сквозь мутные стёкла
  Мощи мирного Будды-жреца.
  
  Возрастая бамбуком, он смело
  Прорывал этот мирный гранит,
  Вознося инородное тело...
  Но об этом не знает левит.
  
  У левита в глазах - отрешенье,
  У левита в желудке - вино.
  Для левита священослуженье
  Превратилось в рутину давно.
  
  Он идёт по вагону враскачку,
  И достойно - само божество -
  Он находит под полкой заначку,
  А в заначке... опять - ничего!
  
  Но, когда-нибудь это случится:
  Раскопает он свой криминал!
  Заграница, она ж - заграница!
  Враг не спит! И не спит персонал -
  
  Развернуть своё чадо зимою
  Он заставит ревущую мать.
  Паранойя, она ж - паранойя...
  Но левиту того не понять...
  
  Я смотрю, а в глазах - колесницы,
  И илотов восставших орда
  Сетку-рабицу, жупел границы
  Подминает собой без труда...
  
  Открываю глаза. Предо мною -
  Закопавший мотыгу холоп.
  Нам обоим родна паранойя,
  И под маскою морщится лоб,
  
  И, охотясь за паспортом, руки
  По десятку карманов шуршат;
  А младенец залился в испуге -
  Гайдамаки бельё потрошат...
  
  Скорый поезд, как жизнь человека,
  По кармическим рельсам бежит.
  Для меня и соседа-узбека -
  Приговор на двоих: "Вечный Жид".
  
  Здравствуй, дом!.. И опять - до свиданья!..
  Нам, заложникам высших афер,
  Лишь одно остаётся - скитанье,
  Лишь один вариант - "Агасфер".
  
  Равнодушье - спасенье от злости...
  "ЦЕЛЬ ПРИБЫТИЯ" - вижу графу,
  И пишу неизменное: "в гости",
  И командую церберу: "фу!".
  
  Цербер, сделав привычную стойку,
  Для порядка, нюхнув интерьер,
  Проштампует и бросит на койку
  Индульгенции скромный пример -
  
  Чудо-визу, письмо утешенья,
  Где прощает тебя Божество.
  Чудо-визу, где есть разрешенье
  Погостить у себя самого.
  
  Эту чудо-бумагу, ребята,
  Не пристало на койку ронять!
  Для меня, господа, это свято!..
  Но левиту того не понять.
  
  Синий штамп выделяется мутно,
  Как прощенье за то, что я есть.
  Я - мерзавец, и это нетрудно
  У левита во взгляде прочесть:
  
  Для него я - Иуды явленье
  И источник бессонных ночей.
  Понимая своё преступленье,
  Я ему не мозолю очей.
  
  Бесполезен, как кошке подкова,
  И коварен, как яд на пиру,
  Я, подобьем гудка заводского,
  Заставляю вставать поутру.
  
  Острый нож я для сердца левита,
  Закалённый в поездках булат...
  И не снится ему "дольче вита",
  Чья одежда - махровый халат,
  
  Чей удел - на диване валяться
  И газеты бессмысленно мять...
  Мне ль за это пред ним извиняться?..
  Но левиту того не понять...
  
  Светлых помыслов чернорабочий,
  Вряд ли станет он думать о том -
  Он крестил "Вальпургиевы ночи",
  На меня указуя перстом,
  
  Он варил для хозяев "кровянку",
  И в ногах у царей восседал,
  Он без стука входил на Лубянку,
  И спускался, привычно, в подвал...
  
  Я смотрю равнодушною маской,
  Понимая в какой-то момент:
  Я не дам ему "сто", для отмазки,
  У меня этих долларов - нет!..
  
  Вдруг, прозренье: Спокойно, парниша!
  Твоя совесть сегодня чиста -
  Не везёшь ни камней, ни гашиша,
  Ни, фламандской работы, холста,
  
  Ни валюты, зашитой в подкладке,
  Ни перстней королевских особ...
  Паранойе присущи припадки -
  Вновь под маскою морщится лоб.
  
  Миг какой-то. И он бесконечен.
  Но левит - в измеренье своём:
  Для него он - секундой отмечен,
  Для тебя - антарктическим днём.
  
  Паранойя прошла, и гордыня
  Заструилась горячим ключом:
  Я не буду бояться отныне!
  Вы - тряситесь, а мне - нипочём!..
  
  Но, опять, словно песня акына -
  Надоевший двухструнный мотив -
  Абстинентная, сонная мина
  Провоцирует мой рецидив.
  
  Так, войдя в супермаркет, однажды,
  Замечаешь, как глупый сопляк,
  С кислой миной - прыщавой, но важной -
  Контролирует каждый твой шаг:
  
  Ты за хлебом - и он за тобою.
  Ты за маслом - и он тут, как тут! -
  Бестолковой шпионской игрою
  Имитирует пламенный труд.
  
  Униженье, ты - среднего рода!
  Ты - не "он", не "она", ты - "оно", -
  Существо криминальной породы,
  Что разграбило всё бы давно!
  
  Но, покуда следят за тобою,
  Не щадя живота своего,
  Распрощайся с крамольной мечтою -
  Не возьмёшь просто так ничего!
  
  Униженье, ты - древнего рода! -
  То Давида звездой, то крестом -
  До небес возносило урода.
  Пусть левит и не знает о том,
  
  Он - близнец мой! По духу. По крови.
  И незыблемо наше родство:
  Мы, с рожденья, всегда наготове
  Над собою признать Божество!
  
  Униженье, ты - славного рода! -
  Унижаясь, себя уважать -
  Это право дала нам природа,
  Пред ничтожеством нам не дрожать!
  
  Ну, а будет ничтожеством - смело
  Возвеличим, придумаем миф,
  Возведём, коронуем умело,
  Уваженье к себе сохранив...
  
  ...Скорый поезд даёт ускоренье,
  Побежал, как к воде караван,
  И болтается, пулей прозренья,
  На стоп-кране свинцовый болван.
  
  Тёмный тамбур, сырая коптильня,
  Накренился, как путник хромой,
  И колёс подо мной молотильня
  Возвещает: Я ЕДУ ДОМОЙ!
  
  Конец 2004 года. Вагоны поездов
   "Днепропетровск-Москва" и "Днепропетровск-Киев".
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"