Марьин Валерий Геннадьевич : другие произведения.

Паутина миров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Может ли умершая девушка ожить в другом мире? Сможет ли спившийся инженер превратиться в красивого молодого мужчину атлетического телосложения? Может ли женщина средних лет, измученная сельским хозяйством стать молодой прекрасной девушкой? Всё это возможно, если человек движется по Паутине миров в пространстве и во времени.
  "Паутина миров". Роман. Мистика.
  Часть первая
  "О чём умалчивают сны".
   Город Морельск, 2000-е годы.
   - Ну, что, наливай! - Ранецкий потёр ладони. - А то выдохнется.
   Водка тягучей струёй потекла в рюмки. Холодная. Из морозилки. Прозрачная, как слеза.
   В помещении сидели три человека, и, разложив на письменном столе закуску, отмечали последний день недели. Обеденный перерыв на заводе начался минуту назад, и теперь, в течение часа, сотрудники были предоставлены самим себе. Пятница манила желанными выходными, рыбалкой в открытом море и поездкой к тёще в деревню. Кому - как.
   За столом расположились мужчины от сорока до пятидесяти лет с возможными возрастными вариациями в ту или иную сторону. Двое мастеров и бригадир. Они предвкушали.
   - Значит, за лося! - сказал один из мастеров, и ребята подняли рюмки.
   - Ага! - кивнул бугор, - чтобы пилося, спалося и жилося.
   - Вздрогнули! - закончил текстовую часть второй мастер, Юрий Гриднев.
   Водка легко ушла в желудок. Крепкая, ледяная, вкусная.
   - Ух! - дружно вырвалось из разгорячённых ртов.
   Тыкая вилками, собутыльники начали активно закусывать. Стол для середины рабочего дня выглядел обильным, питательным и калорийным. На нём расположились чёрный хлеб, варёная колбаса, килька в томате, солёные огурцы и копчёное сало. Банка томатного сока дополняла натюрморт.
   - Хорошо! - захрустели огурцы на зубах. От краёв стола доносилось добротное чавканье, а бригадир даже крякнул от удовольствия.
   Пьянка происходила в помещении мастеров, не отягощённого изысканностью меблировки. В кабинете находились четыре массивных стола, заваленных исписанными бумагами и растрёпанными папками с надписями, указывающими на принадлежность к судоремонту. Имелся шкаф с рабочей документацией и монтажными чертежами, а также полка со справочной литературой и техническими условиями. Пожелтевший портрет Ленина висел на стене, как раз над головой старшего мастера, который теперь находился в отпуске. Рядом расположился календарь на текущий год с полуобнажённой мадмуазель, а возле входа был приклеен план эвакуации при пожаре, заверенный начальником цеха. В углу помещения примостился ржавый умывальник с мутным зеркалом над ним. Вешалка с чистой одеждой застыла в другом углу, а дальняя стена была утыкана гвоздями, на которых висели рабочие шмотки.
   Тоска-а!
   - Ну, что? Между первой и второй перерывчик небольшой? - намекнул бригадир. Он уже бахнул несколько раз поутру и перед обедом, и его начинало нести.
   - Мне половинку, - неумело изображая мало пьющего, предупредил Гриднев. - В два часа на планёрке надо присутствовать.
   - А мне всё равно! - с набитым ртом фрондировал Ранецкий. - Лей полную!
   - Ага, - кивнул бугор. - Как скажешь, Сергеич.
   Водка зажурчала в рюмки, наполняя помещение этиловым ароматом, что вкупе с запахом кильки, грязной робы и соляра придавала комнате специфический душок.
   - Ты бы поостерёгся, - предупредил Гриднев Ранецкого, - на тебя у шефа изрядный зуб имеется. И этот зуб всё растёт и растёт, становясь всё острее и острее.
   - Мне всё равно, - философски возразил Сергеич. - Если начальник захочет уволить подчинённого, он и так его уволит. Без водки или с нею - всё едино.
   - Водка - лишний аргумент, - не унимался Гриднев. - Смотри!
   - Нечего смотреть. - Тема разговора не нравилась Ранецкому, и он произнёс тост. Короткий, как выстрел. - Чтобы все!
   - Ага! - буркнул бугор.
   - Угу! - подтвердил Юрий Владимирович.
   Выпили не морщась, ибо, когда водка в кайф, она лишь разглаживает морщины. Рюмки звонко опустились на столешницу. Руки потянулись к огурцам и кильке. Напрашивалась пауза. Ребята закурили, и сизый дым окутал комнату. Разговор оживился, обостряя существующую реальность. Поговорили о политике, о футболе и о женщинах. Помянули НЛО, параллельные миры и братьев по разуму. Когда кончилась бутылка, заговорили о производстве и повышении производительности труда. Обсудили начальников и подчинённых. Обматерили смежников и контрагентов. Раскритиковали работу планового отдела и снабженцев. Досталось бухгалтерам и экономистам.
   Откуда не возьмись, появилась вторая бутылка, от чего Гриднев задумался, а Ранецкий повеселел. Часы показывали 13.20, и всё бы ничего, однако:
   - Мне в 14.00 на планёрку, - напомнил Юрий Владимирович, - так что не части.
   - Мне - тоже! - констатировал Александр Сергеевич. - Кстати, Саша, - он протянул бригадиру руку, в тысячный раз, повторяя местный прикол.
   - Ха! Ха! Ха! - рассмеялись все трое.
   - Нас с тобой шеф убьёт! - нервно констатировал Гриднев. - Не дай бог запашок учует.
   - Не боись, сегодня пятница, - возразил Ранецкий, - банно-стаканный день.
   - И, что? - не понял бригадир.
   - Шеф по пятницам свою бабу посещает после обеда, - пояснил Александр Сергеевич.
   - Жену, что ли? - опять не сообразил бугор.
   - Дурак ты, Петрович! Кто же к своей жене в рабочее время на пистончик ездит? - удивился Ранецкий наивности бригадира. - Вот ты бы поехал?
   - Нет, конечно. Ещё чего?! - возмутился Петрович.
   - И он - нет, - расширил намёк Александр Сергеевич. - Понимаешь?
   - Ничего я не понимаю! - возмутился бригадир. - Поясни, чем ты мне мозги пудришь?
   - Да любовницу начальник завёл! - ухмыльнулся Ранецкий. - Неужели не ясно?
   - То есть, шефа не будет? - подвёл итог Гриднев.
   - Думаю, что нет. - Заверил тот, на кого начальник имел большой и острый зуб.
   - Тогда наливай! - потребовал Юрий Владимирович. - Что ж ты раньше молчал?
   - Сегодня пятница, время послеобеденное, - добавил бригадир. - Господь нас простит.
   - Тогда, за нас! - коротко высказался Ранецкий.
   - Ага! - согласился бугор.
   - Угу! - добавил мастер Гриднев.
   В 13.55 водка была выпита, со стола убрано, а оба мастера отправились на планёрку.
  
   Александр Сергеевич Ранецкий, тот, на кого у шефа вырос большой зуб, был от роду сорока одного года, находился в разводе, и имел двоих детей, которые проживали с его бывшей женой. Он ухаживал за больными родителями, много пил, и пытался писать фантастически романы. Вернее, не пытался, а писал, однако ни один его роман так и не был опубликован. В общем, работал "в стол". На будущее.
   "Моё время ещё не пришло. Они ещё не доросли до моих заоблачных литературных высот!" - любил повторять Александр Сергеевич.
   Роста он был гораздо выше среднего, а тело до сих пор сохраняло следы продолжительного занятия спортом. Сначала - плавание, потом - дзюдо, после этого - бокс, и далее - рукопашный бой. Естественно, спортивные вершины Саша штурмовал в детстве, юности и молодости. Это происходило в школе, в ПТУ, в армии и в институте. Теперь же, достигнутое в младые годы совершенство мужского тела, ещё давало почву и для нынешней гордости за самое себя.
   Лицо Александра Сергеевича также носило отпечаток былой привлекательности, а то и красоты, однако теперь остались неизменными только яркие зелёные глаза. К сорока годам Ранецкий окончательно облысел, зубы содержал в плохом состоянии, а кожа на лице заметно потускнела, и имела сеть многочисленных и неуместных морщин.
   "Сам виноват", - самокритично высказывался на этот счёт мастер Ранецкий.
   Периоды запоя перемежались у него со временами трезвости, которые рано или поздно прерывались, и Александр уходил в пике очередного штопора. Коллеги на работе его всячески покрывали и выгораживали, но большие начальники уже давно и косо смотрели на Ранецкого. Однако не увольняли до поры, так как специалист он был неплохой, а замену, поди разыщи на ту смешную зарплату, что выплачивала родина своим верным сынам.
   Это и спасало Сергеича от увольнения. А пока...
  
   Шеф действительно на планёрке не появился, исчезнув в неизвестном направлении. Табельщица объявила, что начальник уехал на совещание в главк, и сегодня его уже не будет. Публика в кабинете зама по производству заулыбалась, захихикала и радостно загомонила. Многие были наслышаны о том, с кем и как совещался начальник, особенно по пятницам после обеда. В общем, упомянув о главном и насущном, руководители участков и секторов разошлись по-быстрому, ибо краткость - сестра таланта.
   Когда Ранецкий с Гридневым вернулись в кабинет, там уже сидел Петрович. Бригадир ожидал мастеров, предвкушая продолжение. Опять же с бутылкой водки. Молодец! Успел-таки!
   Ага! Угу! - в разнобой высказались мастера. Расслабившись после планёрки Юрий с Александром были не против. Почему бы и нет? Опять застелили стол газетой. Сообразили кое-какую закусь. Появились три рюмки и три вилки. Наливай! Шесть глаз заблестели, шесть ладошек запотели, три горла сглотнули слюну. К концу рабочего дня друзья были хороши, веселы, остроумны, и жаждали добавки.
   - Зайдём? - поинтересовался бугор.
   - Зайдём! - согласился Юрий Владимирович.
   - Полирнёмся по чуть-чуть, - уточнил Ранецкий.
   - Ага! - произнёс кто-то из троих.
   - Угу! - повторило эхо.
   Сходу заглянули в близлежащий бар, и просидели там пару часов, полоща рот крепкими коктейлями. Потом посетили забегаловку попроще, и задержались там ещё на часок, где пили водку с добавлением портвейна. Не угомонившись и после этого, зашли в гастроном, взяли литровую бутылку водки, три бутылки пива, нарезной батон и несколько плавленых сырков "Дружба". Хоть и было уже темно, не сговариваясь, направились к морю. Добравшись до шуршащих о гальку волн, расположились на развалинах древнегреческого города, уничтоженного гуннами в 5 веке нашей эры. Исторический заповедник был тих и тёмен, как некоторые картины Малевича. Расположившись на "Отдыхающем Геракле", друзья выпили по полной за древних греков и их великую культуру. Вспомнив о том, что Эллада - это колыбель демократии, выпили ещё по одной. Третий тост посвятили геройской гибели спартанцев в битве при Фермопилах.
   В черноте небес светила полная Луна. Далёкие звёзды подмигивали землянам из бездны Млечного Пути. Ночь вступала в свои права.
   К тому времени, Петрович крепко уснул под дорической колонной. Юрий Владимирович пошёл "отлить", и не вернулся. Мастер же Ранецкий, сначала не дождался Гриднева, потом не смог разбудить бригадира, после чего - обиделся на обоих.
   "Ну, и что делать?" - спросил он сам себя. - "Скукотища!"
   "Иди домой", - шепнул ему внутренний голос, - "и ложись спать".
   Александр Сергеевич кивнул:
   "Пожалуй, я так и сделаю".
   Производственный мастер медленно встал с плеча "Отдыхающего Геракла". Держась за кудрявую бороду олимпийца, сосредоточился, с трудом удерживая равновесие. Дойдя до кромки воды, умылся. Стало легче, однако в туфли проникла вода.
   "Чёрт с ними!" - махнул рукой Ранецкий. - "До дома рукой подать".
   Сергеич сунул в сумку недопитый пузырь, туда же уложил непочатую бутылку пива и остатки батона с сырками. Затем он долго рылся в карманах, разыскивая сигареты с зажигалкой. Далее, он с удовольствием закурил, и углубился в черноту ночи, где поджидала его красотка-неизвестность.
  
   А ночью Ранецкому приснился сон о событиях из его давно ушедшей юности. Сон о реальных происшествиях, случившихся с ним в период между окончанием училища и призывом в армию. Сновидение о делах давно минувших дней, которые не вспоминались им с того самого лета, когда имели место быть. То есть, двадцать три года. Почти четверть века. Странно!
   Эта история совершилась тогда, когда голову Александра украшали густые и длинные светлые волосы, а улыбка его была ослепительна и белозуба. В те времена он был зеленоглазым блондином, имел прекрасный цвет лица, а тело носило равномерный загар, как у итальянцев из Сан-Ремо. Сашкин рост значительно превышал метр восемьдесят, и на тот момент он занимался в полулегальной платной секции рукопашного боя. Юноша был широкоплеч, узок в талии, и мускулист, походя внешне на античные греческие статуи. В общем, юный Александр отличался атлетичным сложением тела, был красив лицом, прекрасно дрался, и был смел, как его известный тёзка из Македонии.
   Красавчик Ранецкий, - говорили о нём девушки, уточняя, что Саша не просто симпатичен, интересен или смазлив, а по-настоящему красив, как
   те же парни из того же Сан-Ремо. Сашка знал о подобных разговорах, и, что там говорить, они тешили его не устоявшееся юношеское самолюбие, ибо девушек он любил больше всего на свете. А юные красавицы отвечали ему тем же. Такая вот взаимность.
   Нынешней осенью Александра должны были призвать в ряды ВС СССР, а потому летом, по просьбе бабушки, он приехал к ней на недельку погостить. Приехал-то на недельку, но вышло по-другому.
   Судьба-а!
  
   Деревня Глуховка. 80-е годы.
   Автобус довёз юного Ранецкого до села Раздольное, которое находилось в двух часах езды от областного центра. Далее до деревни Глуховка, где проживала бабушка, следовало добираться двумя путями. Либо дожидаться автобуса, который следовал в деревню через три часа. Либо идти пешком через лес, километра три-четыре. Александр, ни секунды не сомневаясь, выбрал лесную прогулку.
   Каждое год, вплоть до пятого класса, родители отправляли сына на всё лето к бабушке, а потому местный лесной массив между Раздольным и Глуховкой Александр знал хорошо. Он часто бывал здесь, то с дедом, то с дядькой, то с местными пацанами, а то и сам. В одиночку. По грибы и ягоды. Бывало и просто так, под настроение прогуливался, ибо в лесу ему нравилось. Ни тебе домов, ни тебе машин, ни тебе людей. Красота!
   В общем, пошёл пешком.
   На половине пути Александр почувствовал то, чего уже ждал какое-то время. Саша ощутил ЕГО присутствие, и свернул с тропы. Теперь молодой человек находился в самой середине лесного массива.
   - Карр! - раздался над головой хриплый клёкот старого ворона. Птица сидела на ветке, и, вцепившись в дерево когтистыми лапами, раскачивалась туда-сюда. Ворон задиристо размахивал крыльями, громко щёлкал клювом, и внимательно рассматривал Александра чёрными бисеринками умных глаз.
   - Жив, бродяга! - вслух произнёс Сашка, глядя на ворона. - Значит, я на верном пути.
   Сначала вдруг резко похолодало, будто прорвалось с севера дыхание Арктики. Помня об этом, Ранецкий достал из сумки тёплую куртку.
   "Так и должно быть", - подумал он.
   После этого юноша ощутил лёгкое покалывание кожи. Словно сильный озноб волнами прошёлся по телу. Как при лихорадке или высокой температуре.
   "Нормально", - успокаивал себя молодой человек. - "Так тоже должно происходить".
   А далее он почувствовал внутри головы нечто инородное, не болезненное, но чуждое, которое впрочем, тут же исчезло, оставив в мозгу отпечаток постороннего посещения.
   "И это должно было случиться", - констатировал Ранецкий. - "Как плата за проход. Теперь можно смело идти вперёд. ОН пропустил меня".
   Здесь было много мёртвых деревьев, уничтоженных неведомым вирусом. Сухие, лишённые влаги кустарники, потеряли листву, и стояли, ощетинившись ветками, будто огромные дикобразы. На сыпучей, словно пепел почве не росло ни единой травинки. Здесь не пели птицы, не стрекотали кузнечики, не жужжали пчёлы. Они просто отсутствовали.
   Солнце исчезло в мутной дымке. Мёртвый лес застыл в полном безветрии. Стало тихо, как в гробу. И лишь ворон щёлкал своим огромным клювом, перелетая с ветки на ветку.
   Внезапно покалывание исчезло, стало значительно теплее, а через секунду Сашка увидел его. Камень. На самом подходе к нему возникло нечто обволакивающее. Чувство, схожее с тем, когда идёшь сквозь воду. Упругая среда мягко прикоснулась к телу, словно исследуя его. Это ощущение продлилось лишь несколько секунд, а потом всё исчезло. Коды опознавания сработали, и его допустили в зону камня. Получив пропуск, Александр шагнул к валуну, который, как по волшебству вдруг возник перед ним.
   Камень по форме напоминал лежащее на боку яйцо, примерно на треть вошедшее в землю. Весь он порос мхом, лишайником и прочей грибковой растительностью, был мохнат и угрюм, и оставлял отчётливое впечатление живого существа. В длину он простирался метров на семь, шириной был метра четыре, а над землёй возвышался метра на два с половиной.
   Сашка ещё и потому пошёл лесом, что захотел увидеть его. Про камень разное говорят. Одни утверждают, что он находится здесь со дня сотворения мира. Другие уверены, что это астероид, прилетевший из космоса в незапамятные времена. А третьи убеждены, что он вынырнул из земных недр во время сильного землетрясения в мезозойскую эру.
   Однако у Ранецкого имелся собственный опыт общения с камнем, а, следовательно, и своё мнение о нём. Несколько лет назад, мучимый любопытством, Санька решил посмотреть, что находится под слоем мхов и лишайников. Пробравшись ранним утром к камню, он взял хорошо наточенный нож, и срезал изрядный участок замшелого покрытия, обнажая матовую полупрозрачную поверхность яйца. То, что произошло далее, Александру по сей день снится в страшных снах.
   Камень сначала задрожал мелкой дрожью, будто живое существо. Затем он закачался, словно лодка на воде. Земля вокруг яйца заходила ходуном, как при землетрясении. Изнутри валуна раздался гул, шедший по нарастающей. Саньку ударило током, и он в страхе одёрнул руку. В тот же миг он понял, что внутри камня кто-то есть. Кто-то существует там под толщей полупрозрачной поверхности. Мальчик видел, как внутри яйца, вдоль среза, мелькнула тень. Раздалось недовольное бормотание. Сашка слышал скрежет когтей по внутренней поверхности, громкое шуршание и шорох, а напоследок, он увидел огромный глаз, смотревший на него изнутри, будто гигантская рыба из аквариума. Это продлилось лишь несколько мгновений, а далее срезанный участок стал быстро зарастать. Неожиданно пошёл дождь, от соприкосновения с которым камень зашипел, стал дымиться и сыпать искрами, однако Санька уже ничего не видел. Он сильно испугался и бросился бежать, не разбирая дороги. Очнулся уже в деревне. И вот теперь...
   Камень остался таким же, каким и был в их последнее свидание. Лежащее на боку яйцо, поросшее мхом и лишайником, с зоной отчуждения вокруг в виде мёртвого леса. И только Ранецкий знал о валуне ещё кое-что, заглянув однажды в глаза тому, кто обитает внутри него.
   Александр постоял совсем немного, так и не решившись коснуться огромного яйца, и быстро пошёл к тропе, ибо долго находиться здесь он уже не решался.
  
   Бабушка была рада приезду внука, как все бабушки на свете. Ждала его к прибытию автобуса, а он через лес, напрямик добрался. Но там же этот камень проклятущий! Зачем?! - читал Сашка вопрос в глазах бабы Анны, но в ответ только улыбался. Старушка охала, ахала да причитала, не зная, куда усадить любимого внучка, а внучек был рад-радёшенек, что снова оказался в этом доме, где прошло его сопливое детство.
   Здесь всё осталось, как и прежде. Деревянная изба в три комнаты с кухней и удобствами во дворе. Огромная, слегка потерявшая геометрию, печка с дымоходом, уходящим в крышу. Старая добротная дубовая мебель, стоящая на тех же местах, где её когда-то установили. Пожелтевшие от времени фотографии в деревянных рамках по-прежнему висели на стенах, занимая обширное пространство на старинных обоях. Окна прикрывали расшитые бабушкой занавески. Перед одним из окон стояла древняя швейная машинка фирмы "Зингер" с ножным приводом. А в углу, справа от входа, находилась икона Божьей матери, с крохотной лампадкой, освещающей её священный лик.
   Вскоре появился дядюшка - мужчина средних лет, необъятных размеров, с бесконечным перечнем вредных привычек, большой доброты и физической силы, разведённый много лет назад, и проживающий ныне с родителями, то есть с Санькиными бабушкой и дедом. В общем, младший брат его мамы. Он долго тискал Сашку-промокашку в своих медвежьих объятиях, дивился тому, как он вырос, и скабрезно намекал, что местные девки его давно заждались. Бабушка, в связи с последним словосочетанием, кричала на него: "Противный!", и шутя била своей сухонькой ладошкой по его огромной спине.
   Потом совместно накрывали стол бесконечным перечнем блюд из простой крестьянской еды. В меню имелась варёная рассыпчатая картошка, сало двух видов: копчёное и солёное, курица, запечённая в печке, пироги с рыбой, капустой и грибами, варёные яйца под майонезом, огурцы, помидоры, лук, чеснок, соленья, варенья и маринады. Было ещё многое чего, но Ранецкий всего не запомнил, ибо оперативная память его мозга оказалась переполненной впечатлениями. Сашка даже вспотел от перечислений.
   Как только накрыли стол, с пасеки вернулся дедушка, принеся с собой свежего мёда. Он в свою очередь тоже потискал внука, подёргал за чуб, и потаскал за оба уха.
   - Хорош! - сказал он довольно, и улыбнулся в бороду.
   После этого на столе появились наливка клубничная и вишнёвая, настойка перцовая и ореховая, и самогон "Первач". Всё, можно садиться.
   - Прошу за стол! - скомандовала бабушка, и Александр вдруг понял, как сильно проголодался.
   - За встречу! - коротко произнёс дед, и семья дружно выпила. Бабушка с внучком пригубили наливки, дедушка предпочёл перцовую настойку, а дядюшка хватанул самогона.
   - Ухххорошшооо! - сказал дядя Сергей.
   Засим приступили к трапезе.
   На стене мерно тикали часы с погибшей давным-давно кукушкой, которая умерла от того, что маленький Сашка-промокашка решил узнать, чем она поёт. За печкой пиликал сверчок, которому, как утверждала бабушка, недавно исполнилось сто лет. На кухне шептало радио, вещая о небывалых центнерах с гектара, невиданных киловатт-часах, и тоннах сверхплановой продукции.
   После третьей рюмки дедушка вспомнил о войне, окопах и вшах. После пятой - бабушка всплакнула, поминая оккупацию, полицаев, воинов УПА и солдат АК. После седьмой - дядюшка рассказал о доблестном шествии его танка по улицам Праги. Только у Александра Ранецкого ещё не имелось собственного военного опыта.
   - Ничего! - Сергей похлопал племянника по плечу. - Родина скоро позаботится о том, чтобы такой опыт у тебя появился.
   - В Афганистан бы не попасть! - задумчиво произнёс дед.
   При упоминании этой далёкой страны, бабушка расплакалась, а трое мужчин разных возрастов бросились успокаивать её, а внучек и вовсе высушил слёзы старушки фразой:
   - Меня туда не возьмут. Я ведь из интеллигентной семьи, а им подавай пролетариат да крестьянство.
   - Ну, и, слава Богу! - ответила бабушка сквозь вздох облегчения, вспоминая, что у её дочки и зятя - высшее образование.
   - За мир во всём мире! - произнёс дядюшка, после чего на подстанции вырубился дизель-генератор.
   При свечах выпили и закусили, после чего начали готовиться ко сну.
   Всё! Спокойной ночи, Глуховка!
  
   Первое утро в сельской местности для Александра Ранецкого выдалось ясным и солнечным. Голубое небо было того изуимтельно-яркого цвета, как глаза у одной Сашкиной знакомой. Золотистое солнце своей насыщенностью походило на цвет волос у той же юной красавицы. А алебастровые скалы, нависшие над водами небольшого озера, имели тот сливочный оттенок, что и кожа у ниже упомянутой барышни неземной красоты.
   "Что за ассоциации?" - подумал молодой человек, с юношеским восторгом, рассматривающим пейзаж. - "Два дня без девушки, и на эпитеты потянуло?"
   Спустившись на землю, Сашка увидел, как по двору бегали куры с цыплятами во главе с огромным цветастым петухом. Старый пёс, знававший лучшие времена, сладко дремал на нежарком ещё солнце. Розовый поросёнок по кличке Чуня весело хрюкал, не подозревая о своей горькой свинячьей судьбе. Корова вожделенно мычала, мечтая о большом породистом быке.
   Александр сладко потянулся, хрустя суставами. Подался вперёд, выпятив мощную грудь. Встал на носки, будто собираясь взлететь. Подпрыгнув, схватился за балку, и стал подтягиваться. Потом долго отжимался от деревянного настила крыльца, меняя положение ладоней. Далее взял набранное заранее ведро воды и вылил её на себя. Хорошо!
   "Что-то Серёга вчера о местных девках говорил. Интересно-интересно!"
   Восходящее солнце начинало припекать, и у Сашки возникла мысль о купании. Местное озерцо, хорошо знакомое Александру, было исплавано им вдоль и поперёк. Береговая линия сплошь исползана в поисках червей и раков. А омуты и отмели подробно исследованы ещё во времена младшего школьного возраста.
   "Надо бы лодку у дядьки взять, да рыбку половить. Рыбалка на Блошином озере всегда отличалась изобилием". - Саня закурил. - "Интересно, здесь кто-нибудь остался из тех, кого я раньше знал?"
   Деревня Глуховка вымирала. Люди разъезжались, кто - куда. Хозяйство приходило в упадок. Пахотные земли зарастали бурьяном. Желающих заниматься сельским хозяйством становилось всё меньше, а потому, кто мог - переезжали в город, а кто не мог - спивались. А ведь ещё до войны Глуховка имела статус села, и население села Глуховское составляло несколько тысяч человек. Конечно, война и оккупация значительно сократили население, но ведь не только здесь. Однако к пятидесятым годам село превратилось в деревню, а теперь вот хутор, да и только.
   Из дома доносился мучной дух. Бабушка пекла пироги да пирожки с каким-то небывалым по количеству перечнем начинок. В животе зашкворчало от предвкушения.
   "Надо бы искупаться перед завтраком. Для ещё большего аппетита".
  
   Придя на озеро, Александр впервые увидел её. Девушка купалась, когда Саша подошёл к небольшому уютному пляжу, известному только аборигенам. Её аккуратно сложенная одежда лежала на песке.
   Ранецкий разделся. Многолетние занятия спортом позволяли не стесняться собственного тела. Скорее - наоборот, вызывали гордость при общении с молодыми людьми, и зримые элементы самоуверенности при визуальных контактах с девушками. И не только визуальных.
   В этот момент девушка вышла из воды.
   "Афродита!" - мелькнуло первое, пришедшее в голову сравнение, из огромного числа забытых вдруг эпитетов и аллегорий.
   Олимпийская богиня действительно могла умереть от зависти, если бы не была бессмертной. Юная дива была прекрасна. И, если вспомнить те сравнения глаз, волос и кожи - с небом, солнцем и сливками, что возникли у Ранецкого по поводу одной его городской знакомой, и добавить к этим мадригальным прилагательным идеальную фигуру, длинные стройные ноги, аппетитную попку и прекрасную грудь, то получиться именно то описание, что требует стиха, но не прозы.
   Александр Ранецкий напрягся, играя на солнце упругими накаченными мышцами.
   - Как водичка? - томно осведомился он.
   - В самый раз, - проинформировала девушка, проходя мимо. От неё исходила природная женственность в наивысшей фазе. Саша пребывал в полном восторге.
   - А вы хорошо плаваете, - ляпнул он первое, пришедшее на ум, ибо впервые в жизни не знал, что сказать.
   - Не лучше других, - ответила девушка, не оборачиваясь.
   - А я только вчера к вам в Глуховку приехал. - От нахлынувшего смущения, Ранецкий едва подбирал слова. Мозг находился в ступоре. Память отказывала. Чёрт! - И вот решил искупаться.
   "Боже! Какой я идиот!" - промелькнуло в голове. - "Что я несу?!"
   - Вижу, что не местный, - кивнула Афродита, вытираясь полотенцем. - У нас здесь все на виду.
   - Ага! - глупо улыбнулся Александр. - А я к Соколовым в гости.
   - Понятно, - девушка вскользь осмотрела Ранецкого. - Вы внук бабы Ани.
   - Точно! - обрадовался молодой человек. - А как вы догадались?
   - Она о вашем приезде всей деревне уши прожужжала.
   - И вот я здесь! - с пафосом воскликнул Александр, немного успокоившись, и наблюдая за реакцией красавицы.
   - Очень приятно! - до этого строгая мадмуазель впервые улыбнулась.
   Слегка расслабившись, Ранецкий нащупал свою тарелку.
   - А как вас зовут, прекрасная незнакомка? - игриво поинтересовался он.
   - Зачем это вам? - искренне удивилась она.
   - Ну, должен же я вас как-то звать?
   - Совсем не обязательно! - категорично отрезала красавица.
   - Почему? - теперь уже удивился Саша.
   Закончив обтирание, девушка стала надевать купальный халат.
   - Вы через недельку уедете, - пояснила она, - а я останусь здесь. Так что, ничего не выйдет.
   Ранецкий закурил, лихорадочно обдумывая ситуацию. Ему очень не хотелось, чтобы девушка ушла просто так. Необходимо срочно найти повод для встречи. Сделав несколько затяжек, Саша сменил тактику.
   - Девушка, но вы же не замужем? - спросил он.
   - Допустим, нет.
   - И не ходите в невестах, - предположил молодой человек.
   - Это ещё почему? - гневно изогнула бровь красавица.
   - Не сердитесь, я лишь высказал догадку.
   - Ну, предположим, - ответила она.
   - И сердце ваше свободно.
   - С чего вы взяли?
   - Во-первых, если бы я находился в вашем сердце, то ни за что не отпустил бы вас одну на озеро.
   Девушка вдруг грустно улыбнулась.
   - Есть и, во-вторых? - спросила она.
   - Да! - обрадовался Саня.
   - И что же это?
   - Интуиция!
   - Что?
   - Это когда моё сердце связывается с вашим, узнаёт все его тайны, и даёт мне знать, что оно свободно.
   - Слишком сложно, - покачала головой мадмуазель.
   - Вовсе нет. Я просто внимателен.
   Наступила пауза. Девушка собралась уходить, но почему-то мешкала.
   - И всё-таки, как вас зовут?
   - Хорошо, меня зовут Настя. - Сказав это, юная дива почему-то покраснела, и словно сердясь на саму себя, добавила раздражённо: - Надеюсь, это всё?
   - Напрасно надеетесь! - уведомил Ранецкий.
   - Что значит напрасно? - девушка старалась выглядеть разгневанной, но у неё не получалось.
   - Я узнаю, где вы живёте. Приду с гитарой под ваши окна. И буду всю ночь петь серенады.
   - У меня есть отец и старшие братья, - уведомила Настя.
   - А я занимаюсь рукопашным боем, - парировал молодой человек.
   - У нас во дворе два огромных злых пса, - предупредила Анастасия.
   - Меня собаки любят, - успокоил Александр.
   - Ладно, юноша, идите купаться, - девушка вздохнула. - Жарко.
   - Успеется! - чувствуя слабину, Ранецкий стал наглеть. - А что вы делаете сегодня вечером?
   - Это уже слишком! - возмутилась Настя.
   Однако, Сашку несло.
   - И всё же?
   - А вам-то зачем?
   - Интересно.
   - Буду слушать ваши серенады. - Анастасия улыбнулась. - Или вы уже забыли?
   - Как можно, Настя! Я приду, как только стемнеет.
  
   Узнать, где в небольшой деревне живёт красивая девушка Настя, лет около семнадцати, не составило труда. Бабушку с дедом Сашка расспрашивать не стал, потому что для них он оставался маленьким мальчиком, и Саня не хотел развеивать их иллюзии, пусть всё так и остаётся. А вот у дядьки выпытал всё. Как Ранецкий и предполагал, старшие братья у неё были, но уже давно переехали в город. Имелся старый пёс, ровесник прошлого десятилетия, но не более того. Девушка жила с родителями, которые работали на птицеферме, причём отец её, как и многие тут, выпивал периодически. В этом году Анастасия окончила десять классов в селе Раздольное, и вроде бы подала куда-то документы на поступление. Сергей точно не знал, куда, но вроде бы с первого сентября она будет учиться в городе, то ли на портниху, то ли на повариху, то ли на продавщицу.
   Получив необходимую информацию, Александр дождался вечера, и, как начало смеркаться, находился в прямой видимости Настиного дома. Конечно, ни о какой гитаре речи не шло, ибо её не существовало в природе. А если бы таковая обнаружилась, то пришлось бы ей пылиться в каком-нибудь чулане. Дело в том, что Александр Ранецкий не имел, ни слуха, ни голоса. Более того, он не испытывал по этому поводу ни единого комплекса, и дожив почти до девятнадцати лет спокойно обходился без того и другого.
   Однако современную музыку Сашка любил, и в связи с этим захватил с собой из дома японский магнитофон "Sharp", который работал от круглых отечественных батареек. А к нему десяток кассет "Sony" с записями иностранных групп.
   Перемещался Саша лесом, чтобы никто не заметил, и, пока он, таким образом, двигался, взошла Луна, посеребрив деревья. На чёрном небе высыпали звёзды - подарок Млечного Пути. Округа погрузилась во тьму и увязла в тишине. Деревня Глуховка готовилась ко сну. Где-то далеко кричала выпь на болоте. Где-то рядом ухал выхухоль в лесу. В районе Блошиного озера трещали цикады.
   Сердце юноши громко стучало. В голове слегка шумело. Ладошки
  увлажнились. Саня волновался, как никогда жизни. Уже приближаясь к Настиному дому, Ранецкий понял, что там кто-то есть. Замерев у развесистых кустов, он прислушался. Со стороны забора доносились звуки разговора, происходящего на повышенных тонах. Мужской голос и женский. Однако разобрать что-либо с такого расстояния, было невозможно.
   Осторожно ступая, Сашка подкрался ближе, и, укрывшись в других кустах, напряг слух. Ничего не слышно! Однако по тональности голосов стало понятно, что он, мужчина, в чём-то упрекает её, женщину. Она же в тон отвечала ему, что, мол, не твоё кошачье дело.
   Прокравшись на максимально близкое расстояние, Александр понял, что женский голос принадлежит его новой знакомой - местной Афродите - красавице Насте. Мужской же голос исходил от располневшего не по годам молодого человека, по виду чуть старше Ранецкого. Лет двадцать или двадцать один. Не более.
   Дальнейшее подслушивание с подглядыванием привело к тому, что Саша уяснил-таки причину спора, чему был крайне удивлён. Молодые люди, оказывается, ругались из-за него, Александра Ранецкого.
   Суть разговора сводилась к тому, что молодой человек упрекал юную девушку: о чём это ты любезничала с ним столько времени, находясь наедине да в полуголом виде? Уже вся деревня шушукается о том, как ты с этим приезжим шуры-муры крутишь и глазки строишь, а он тебя полуголую глазами пожирает.
   А она: а ты мне кто, чтобы попрекать разговорами? Муж? Жених? Любовник? С кем хочу - с тем любезничаю. Ни твоё кошачье дело!
   И потом добавила: я предлагала тебе пойти купаться вместе. Поутру, пока не жарко. А ты? Нажрался с вечера самогонки, а едва рассвело - опохмелялся. Какие уж тут купания? Сам виноват!
   А он: могла бы без меня не ходить. Обождала бы, пока опохмелюсь. Вместе бы и пошли опосля.
   А она: ну, и какой из тебя купальщик после этого? Одна большая проблема на голову и ещё на кой-куда. Вылавливай потом тебя пьяного из воды. А ты, извини, не танцор диско, на центнер тянешь.
   А он, упрямо: всё равно, могла бы подождать. Я тебе не посторонний!
   А она: ты мне никто, потому что ни на что не способен!
   А он: что-о?!
   И так ещё минут десять, в том же стиле, в тех же тонах, и теми же словосочетаниями. У Ранецкого затекли ноги, его облепили комары, и заела мошка. Зззз! Где-то в непосредственной близости жужжала земляная оса, в почве копошилась сколопендра, и ему всё время казалось, что под рубашку к нему прополз скорпион, а в трусы проник тарантул. Так более не могло продолжаться, когда вдруг Санька замер от того, что донеслось до его ушей со стороны Настиного забора. От этих слов Сашка вспыхнул, все насекомые и пауки покинули юного героя, а по телу прошла сладостная дрожь, потому что Анастасия сказала своему знакомцу:
   - А он красивый!
   - Кто? - переспросил молоденький толстячок.
   - Дед Пихто! - возмутилась Настасья. - Тот, с кем я любезничала в полуголом виде.
   - Чего? - не понял пьющий молодой человек.
   - Ничего. До тебя, по-моему, туго доходит.
   - Не понял?
   - Кстати, помимо того, что он красив, и пожирал меня глазами, он ещё и плавает хорошо.
   - Откуда знаешь?! - в юноше просыпался Отелло. - Ты, что, с ним ещё и купалась?!
   - Зачем? Я просто подглядела из-за деревьев. Мне было интересно, как с этим делом у городских.
   - С каким делом?
   - С плаванием, дубина ты пьяная!
   - Но-но! Ты полегче, я тебе не сопляк городской!
   - Кстати, - Настёна испытывающе посмотрела на своего ухажёра. - Он должен скоро подойти. Вот и расскажешь ему, какой он сопляк.
   - Он что сюда придёт?
   - Представь себе!
   - Зачем?
   - Будет мне серенады петь.
   - А это что ещё за хрень?
   - Дурак ты, Вася! Все мозги пропил!
   - Что-о!!!
   После этого, наполненного различными смысловыми нагрузками, крика: "Что-о!!!", Александр Ранецкий понял, что пора заявить о своём присутствии, и уже не прячась, вышел из зарослей неведомого кустарника. В одной руке - цветы, в другой - магнитофон "Sharp", на губах - белозубая улыбка, в зелёных глазах - возвышенные чувства и едва удерживаемая страсть. Что там Ромео, какой там Парис, а тем более - толстячок Вася, Сашка был уверен - неотразим!
   Однако увидев его, Настя расхохоталась.
   - О! Да вот и он! - воскликнула девушка, и по тональности возгласа Ранецкий понял, что она его явно не ждала.
   Подойдя вплотную, Саша включил магнитофон. Тото Кутуньо, "Serenato". Как говорится: арфы нет - возьмите бубен. Конечно, это не гитара, зато серенада, как не крути.
   - Добрый вечер! - слегка напыщенно произнёс Александр.
   - Здравствуйте! - приветливо улыбнулась Настя. Она была рада.
   - Самим мало! - схамил молодой человек. Он не был рад.
   - А где же гитара? - поинтересовалась Настёна. - Я так надеялась насладиться серенадой.
   - Увы, Анастасия, извините! - Ранецкий галантно поклонился. - На счёт гитары я слегка преувеличил свои способности. К сожалению, не имею ни слуха, ни голоса.
   - Жаль. - Настя пожала плечами, и, глядя на своего полупьяного ухажёра, произнесла: - Кстати, этого невоспитанного юношу зовут Василий.
   - Очень приятно! - иронично ответил Александр.
   - А мне - нет! - честно высказался Вася.
   Сашка слыл уверенным в себе молодым человеком, и, прикидывая возможности соперника оценивал продолжительность боя в десять секунд. Максимум, что мог противопоставить ему этот деревенский дебошир. А потому он лишь вежливо поинтересовался:
   - Ты что, Вася, пытаешься мне хамить?
   - Именно! - кивнул Василий, ибо, учитывая свои подвиги в самой Глуховке, а также в её окрестностях, оценивал продолжительность боя в пять секунд. Естественно в свою пользу.
   - Ты сильно рискуешь, парень! - разумно возразил Ранецкий. - Я-то тебе и слова плохого не сказал.
   - А это потому, педрило городское, что ты уже в штаны наложил, и засим хамить мне не решаешься! - задиристо расхохотался Василий.
   - Понятно. - Сашке становилось интересно, и он, вручив букет Анастасии, магнитофон поставил на покосившуюся лавочку у забора. - Так кто там куда наложил?
   - Эй, мальчики, потише! - Настя встала между противоборствующими сторонами. - Брейк, бычки. Музыкальная пауза. - Девушка с надеждой посмотрела на Ранецкого, как на более разумного из двух. К тому же - трезвого. - Саша, включи что-нибудь медленное, я тебя очень прошу.
   - Отель "Калифорния" - пойдёт?
   - Прекрасный выбор!
   Сашка вставил нужную кассету, и по окрестным садам, лесам и огородам понеслись звуки нетленного творения группы "The Eagles". Даже Вася слегка угомонился, тронутый бессмертным хитом. Облокотившись на забор, он неведомо откуда извлёк объёмную плоскую фляжку из нержавеющей стали, и слегка приложился к содержимому. Буль-буль-буль - отозвалось в горле.
   - Вася! - укоризненно проговорила Настя, однако тут же махнула рукой. - Как хочешь, так и живи.
   - Ну, а что, Настёна, музон же класс! - а далее убрав флягу неизвестно куда, предложил: - Станцуем, а?
   Настя отвернулась. В глазах её отражалась некая помесь чувств, состоящая из брезгливости, жалости и безысходности. Встретившись взглядом с Ранецким, она пожала плечами, и, словно оправдываясь, выдохнула:
   - Полная безнадёга!
   Александр же, сделав вид, что ничего не произошло, и он ничего не видел, произнёс, как бы, между прочим:
   - А что, твой Вася на бычка очень даже похож.
   Настя вспыхнула.
   - Во-первых, он не мой, и я так полагаю, никогда таковым не станет.
   - Понятно. Есть ещё и, во-вторых? - поинтересовался Александр.
   - Имеется. - Настя с усмешкой посмотрела на молодого человека. - Говоря бычок, я имела в виду именно тебя.
   Сказав это, девушка искренне рассмеялась.
   - Ну, что ж, - философски рассудил Ранецкий, - бык огромный, красивый и сильный зверь, и если ты меня сравниваешь с ним, то я не против.
   - Что ты имеешь в виду? - Настя перестала смеяться.
   - Я просто хотел напомнить, что помимо быков существуют свиньи, павианы, верблюды и прочие пингвины.
   - Получается, я сделала тебе комплимент? - уточнила смысл фразы Настя.
   - Во всяком случае, я это так воспринял, - ответил Сашка, и улыбнулся своей белозубой ослепительной улыбкой. - Извини, если ты рассчитывала на другое.
   - Э! О чём это вы тут верещите? - расчухался Вася. - Опять с городским шуры-муры крутишь?
   - А с кем крутить, Васечка? Ты же лыка не вяжешь. - Настя усмехнулась презрительно. - Пойдёшь с таким на сеновал, а ты и уснёшь по пьяни.
   - Сама меня оскорбляешь ежеминутно, и удивляешься, что я пью! Как же тут не запить!
   В доказательство своих слов Вася опять извлёк флягу, и теперь уже надолго приложился к ней. Воспользовавшись паузой, Ранецкий спросил у Насти:
   - А претенденту на место рядом с тобой ты какую звериную кличку дала?
   - Не твоё дело, Саша. Мы здесь со своими зверушками сами как-нибудь разберёмся.
   - А я ведь ни на что не претендую.
   - И правильно делаешь.
   - Знаешь, Настя, есть такое очень известное высказывание Мэрилин Монро о том, что лучшие друзья девушки - это бриллианты.
   - Слышала. - Настя невесело усмехнулась. - И что с того?
   - Я хочу сказать, что эту фразу почему-то цитируют не полностью.
   - И как же она должна звучать? - в голосе Анастасии сквозила скука.
   - Мэрилин Монро сказала: "Лучшие друзья девушки - это бриллианты, а главное украшение девушки - это тот, кто рядом с ней!"
   - Неужели? - из голоса Настасьи исчезла скука. - Ты на кого-то намекаешь?
   - Нет. Просто некоторые спутники, безусловно, красивых девушек однозначно дискредитируют их.
   - А не много ли ты себе позволяешь?
   - Думаю, что нет. Ты жалеешь Василия, а жалость унижает настоящего мужчину.
   - А кто сказал, что он мужчина?
   - Что?! - взревел Василий. - Вы это о ком?
   - Обо мне, - успокоил Сашка молодого человека. - Это я своим немужчинством дискредитирую Настю.
   - Смотри мне! - Вася погрозил Ранецкому своим пудовым кулачищем, раздутым от чрезмерного употребления недобродившей браги.
   - Смотри, какой самокритичный, - вдруг вспыхнула Настя. - А ведь говоришь, ни то, что думаешь!
   - Всё человечество только этим и занято, - философски сумничал Александр, - думает одно, говорит другое, а поступает по третьему. Слова - это лишь хорошая ширма для сокрытия своих мыслей и для завуалирования деяний.
   Настя поморщилась.
   - Говори попроще.
   - Почему?
   - Васька и половины твоих слов не понимает.
   - Это его проблема.
   - Это его беда! - взгляд Насти потемнел. - Проживи ты в нашей Глуховке всю жизнь от самого рождения, то был бы не лучше Васьки. Так что сбавь своё высокомерие.
   - Извини! - волна стыда накрыла Сашку-промакашку. - Ты полностью права!
   - О чём это вы без меня всё время треплетесь? - Васёк вынырнул из самогонной нирваны, и жаждал общения. - Я хочу принять участие в разговоре.
   - Добро пожаловать, Василий! - Настя сделала рукой приглашающий жест. - Только попрошу без мата.
   - А я не могу без него, ты же знаешь.
   - Он им не ругается, он им говорит, - пояснила Настя.
   - И имею на это право! - задиристо возопил король местных лесов и болот. - Я на своей территории! А вот что делает здесь этот городской хлыщ, мне совсем непонятно. Тем более, рядом с тобой, Настюха!
   - За городского хлыща ты ещё ответишь, морда колхозная, а если остатки памяти у тебя самогонка вымывает, то напомню, что я приехал погостить к бабушке, дедушке и дядюшке, и спрашивать дозволения об этом у таких толстозадых кнуров, как ты, я не собираюсь.
   Не успели звуки последней фразы покинуть Сашкин рот, как Васёк, издав дичайший рык, не слыханный в этих крах со времён палеолита, бросился на него. Возможно, для парней из Глуховки и окрестных хуторов этот приём оказался бы смертельным, но для ночных улиц портового города Морельска этого оказалось явно недостаточно. Отбив левой рукой Васькино кулачище, Саня, сначала встретил лбом его нос, а далее правой зарядил в левый бок, под сердце.
   - Уххх! - просипел Вася-Василёк, и стал заваливаться на Ранецкого. Сашка благородно поддержал поверженного противника, и, протащив пару метров, посадил на землю, уперев спиной в забор.
   - Извини, Настя, он первый начал, - виновато проговорил Ранецкий.
   - Это я сама виновата! - сердито ответила Настя, однако в глазах её Александр различил (или ему показалось) яркую искру женского восторга. Сражались-то из-за неё! - А ты мог бы и полегче.
   - Не получилось полегче. Никак. Он бы меня своей массой задавил. На центнер тянет мальчик твой.
   - Я тебе уже говорила, что он ни мой.
   - А он про это знает?
   - Догадывается.
   Настя намочила платок в ведре у колодца, и стала омывать Васино лицо. Нос короля Глуховки слегка потерял форму, и обильно сочился кровью. Дыхание было учащённым.
   "Ничего, рана не смертельная", - успокоил себя Ранецкий. - "В другой раз умнее будет".
   Сбегав домой, Настя принесла вату, и заткнула тампонами дырки в носу поверженного гиганта. Кровотечение остановилось. Девушка заботливо суетилась вокруг своего нелюбимого, а на Сашку даже не взглянула. Радость победы быстро поблекла, и Ранецкий с опозданием подумал, что лучше бы он проиграл, был избит, и теперь Настя ухаживала бы за ним, изгоняя хворь своими нежными девичьими руками. Однако поздно.
   - Ну, что стал, как столб? - сердито процедила Настя сквозь зубы. - Не путайся под ногами.
   Сашка совсем сник, сел на скамейку, и закурил.
   "Хрен поймёшь этих женщин", - справедливо рассудил он. - "То им не так, это им не эдак!"
   Захотелось вдруг отведать содержимого Васькиной фляги. Для снятия внутреннего напряжения, и уравновешивания сознания с подсознанием. Владелец же оной уже что-то мычал, чавкал пухлыми губами, и жалобно похрюкивал. Короче, приходил в себя.
   Тем временем стемнело совершенно. Лишь блеклая Луна и россыпь звёзд светились в чёрных небесах. Имелось тусклое освещение от фонаря где-то вдалеке, и свет из окон - дизель-генератор ещё не выключили. Порывшись в сумке, Саня достал фонарь, но включить его так и не успел, так как со стороны леса донёсся хруст, похожий на то, как лопается при падении яйцо, только раз в сто громче, да со стальным скрежетом, басовым звоном и низким завыванием. И одновременно, оттуда же, из самого центра леса, острой пламенной линией возник огненный луч, шедший от земли, и теряющийся в бесконечности чёрного неба, где-то в дальних дебрях Млечного Пути.
   - Ой! - взвизгнула Настя.
   - Чёрт возьми! - изумился Сашка.
   - Ни х.. себе! - воскликнул Василий.
   Какое-то время ребята смотрели на светящийся луч, а потом Сашка выразился в том смысле, что:
   - Это мне не кажется?
   - Нет! - выпалили одновременно Настя и Васёк.
  
   Город Морельск. 2000-е годы.
   Утро выдалось хмурым и промозглым. Похмельное пробуждение вызывало головную боль, ломоту в затылке, и тошноту, рвущуюся откуда-то изнутри. Ранецкий попытался встать, но резкое головокружение уложило его обратно на продавленный диван с торчащими кое-где пружинами.
   "Интересно, что-нибудь осталось?" - возникла утренняя мысль регулярно пьющего человека. - "Не мог же я всё употребить в одиночку!?"
   Превозмогая общую муторность организма, Александр Сергеевич поднялся с дивана, и, шлёпая по полу босыми ногами, направился к холодильнику. Сердце ёкнуло от разочарования. Ни водки, ни вина, ни пива. Чёрт! А ведь должно было остаться! Ранецкий налил полный стакан холодной воды из под крана, и жадно выпил. Присев на табуретку, он почувствовал, что интенсивно потеет, однако стало лучше. В голове проветрилось. Мозги заработали. А может... Саша направился в умывальник, ибо интуитивно помнил, что с ним что-то связано, открыл дверь, включил свет, и... Господь услышал его молитвы: на стиральной машине стояла пол-литровая бутылка водки, отпитая лишь на треть. Схватив её, Ранецкий бросился на кухню, налил большую рюмку, и залпом выпил. Ух! Саша снова стал потеть, но уже по-другому. Посидев в обездвиженном и бездумном состоянии минут пять, он потянулся к сигаретам. Первые пару затяжек приятно затуманили голову. Хорошо! Сложив на поднос водку, рюмку, пепельницу и сигареты, отправился снова на диван. Улёгшись на скрипучее ложе, расслабился. Кайф!
   Александр Сергеевич Ранецкий проживал ныне в двухкомнатной квартире, которая досталась ему в наследство от бабушки по отцу, царствие ей небесное, однако содержалась крайне неряшливо, впрочем, как и всё остальное в жизни Сашки-промокашки. Он всё-таки добился того, к чему годами стремился, и вот, неделю назад Сашка был уволен с работы, да ещё и по статье за пьянство и прогулы. Вот так. Допрыгался баклан. Конечно, можно было говорить, что другие пьют не меньше, а есть и такие, что и прогуливают побольше, но Бог шельму метит, и начальник цеха таки уволил его. Говорят, нашёл неплохую замену на место Ранецкого, однако, как шептались в кулуарах, шефа попросили сверху освободить инженерную должность для чьего-то сынка, а Сашка под это дело оказался удобнее всех: пьёт, прогуливает, качество работы ухудшилось. Короче, сам виноват!
   "Классный парень - это не профессия, Александр Сергеевич", - сказал на прощание шеф. - "Я долго и терпеливо терпел ваши закидоны, но теперь уж извините, будем прощаться!"
   Ранецкий начальнику руки не подал, зато плюнул ему на пиджак, и съездил увесисто по морде. Справа в челюсть. На том и распрощались. Александр - с гордо поднятой головой, начальник цеха - с задницей на грязном полу. Правда, без свидетелей.
   - И вот я здесь! - прохрипел Сашка-безработный с волчьим билетом, и налил вторую большую рюмку.
   Выпив, и не поморщившись, снова закурил. Приглядевшись, увидел под столом литровую бутылку пива, и от радости пожалел, что не пнул шефа ногой в промежность. А ведь такой видон открывался. Пожалел козла вшивого, ну да ладно, кто-нибудь закончит, начатое Ранецким, ибо такие уроды долго не живут.
   Приложившись к пиву, безработный Ранецкий опять прилёг на диван. Извечный вопрос: что делать? - завис в мозгу дамокловым мечом. М-да, ещё бы знать, как жить дальше. И, на что?
   "Для начала отдохну немного, насколько денег хватит, а потом?"
   "Кстати, есть время закончить свой очередной фантастический роман, который, наверное, опять не опубликуют. Эх!"
   "Надо бы в хате порядок навести. Бутылки вынести. Пол подмести. Ванну помыть и унитаз продраить, а то на него уже садиться страшно! Того и гляди, кто-нибудь запрыгнет в задний проход. У! Гадость!"
   "Тоже самое и у родителей необходимо сделать. Порядок, туалет, ванна. Ну, и бутылки, естественно. Я ведь и там употребляю!"
   "Ну, и работу, конечно, поискать надо. Объявления в газетах. Надписи на остановках. Записки на столбах. Теперь придётся всё это читать. Эх, дозвезделся ты, Александр Сергеевич!"
   Рука Ранецкого потянулась было к пиву, когда неожиданная мысль молнией прошлась по телу: "Шайтан! Как же это я сразу об этом не подумал?!"
   "Глуховка! - вот куда необходимо держать путь, а бутылки с унитазами пусть подождут пока. Не пришло ещё их время!"
   Мысль о малой родине вдохновила. Ранецкий дотянулся-таки до пива, и объёмно приложился. Настроение заметно улучшилось, и в посвежевшей голове стал возникать некий план мероприятий, которые надо будет совершить по прибытии в окрестности Блошинного озера. "Надо будет оживить фамильный дом, побелить-покрасить, прибить, если что отвалилось, рубанком пройтись, молотком помахать. Далее, посетить могилы бабушки, дедушки и Сергея. М-да, все умерли. Навести и там порядок. Походить, побродить по окрестностям, на природу посмотреть. Кстати, - возбуждался Ранецкий, - там и роман свой закончу. На природе. При свечах. Как Толстой с Достоевским!"
   Обилие перспектив тянуло на третью рюмку, после которой вдруг вспомнилось то, чего вспоминать не хотелось, но от чего невозможно было отмахнуться. Александр закурил, и покачал головой, словно желая отогнать ненужные воспоминания.
   "Нет, туда я не пойду!"
   Философский закон отрицание отрицания с неизбежностью привёл к двум вопросам из одной и той же оперы.
   "Интересно, Васька жив ещё?"
   И другой, более пространный: "Что же на самом деле случилось с Настей?"
   Оба вопроса, перемешиваясь с сигаретным дымом, улетали к потолку, однако ответов не наблюдалось, как и много лет назад. Всё. Информационный ступор продолжал длиться.
   "Вот и об этом узнаю, наконец", - справедливо рассудил Ранецкий, и налил пива. Эйфория уходила, однако наличие чёткой цели оправдывало жизнь.
   "Приеду в деревню, и буду решать вопросы по мере их возникновения. По крайней мере, сменю обстановку, отдохну от города, развеюсь от неприятностей. Жизнь не заканчивается в сорок один год. Схожу на рыбалку, поохочусь, да просто не буду видеть этих опостылевших рож!"
   Допив водку и пиво, посмотрел в потолок. Сигареты тоже закончились. Придётся одеваться, и идти в гастроном.
   "А ведь с того лета, перед призывом в армию, я был в Глуховке всего лишь четыре раза. Перед самой службой, и на похоронах деда, бабушки и дяди Сергея. А, похоронив, тут же уезжал, никого не пытаясь разыскать, словно боялся того, что мог найти. Или - кого?"
   В этот момент раскатисто и громко раздался звонок в дверь. Ранецкий вздрогнул от неожиданности:
   - Кого это несёт!?
   Однако, нащупав тапки под диваном, пошёл открывать.
   На пороге со стеснительными улыбками на лицах стояли мастер Гриднев и бригадир Петрович. В целлофановых пакетах звенела водка с пивом, пахло колбасой и воблой, а из кармана Петровича торчал блок "Примы". Ага, значит, гастроном отменяется. Саша улыбнулся:
   "Что-то везёт мне сегодня!"
   Шумя и балагуря друзья ввалились в холостяцкое жилище Александра Сергеевича. Разувшись, пошли на кухню, выволокли на средину стол, вывалили содержимое пакетов. Нарезали колбасу, воблу и хлеб. Раскрыли банки с килькой, солёными огурцами и "икрой заморской баклажанной". Пожарили на сале огромную яичницу. Сервировали стол. Открыли водку, пиво и банку томатного сока.
   - Ну, за встречу! - лаконично произнёс Петрович.
   - Чтобы все! - добавил Юрий Владимирович.
   - Спасибо, что пришли! - растрогался Ранецкий.
   Молча и тягуче, выпили. Водка оказалась холодной, пиво - прохладным, томатный сок - густым и солёным. Хорошо! Пока закусывали, завязался разговор. Тема номер один коснулась начальника цеха, и Саша вспомнил, что сегодня с утра уже как-то нехорошо подумал о своём бывшем начальнике. Тогдашняя мысль его оказалась почти пророческой и со стороны походила на лучшие образчики греческих трагедий. Хоть книжку пиши. Сначала шефа бросила любовница. Далее, получив от красавицы твёрдый отказ, начальник с горя напился, доведя себя до невменяемого состояния. Ну, а потом, Ирония судьбы! - шеф угодил в вытрезвитель. Дальше - больше. Очнувшись в столь непривычном для себя заведении, он попытался уладить конфликт, то есть, договориться с милицией, путём дачи взятки. Однако, дежурному по вытрезвителю, то ли сумма показалась смехотворной, то ли рожа шефа не понравилась, то ли милиционера оскорбила сама постановка вопроса, но мзды он не принял, а вместо этого написал рапорт по поводу дачи взятки при исполнении служебных обязанностей. В общем, помимо "свиньи" за пьянку, на шефа завели уголовное дело за взяточничество, отстранили временно от должности, и отправили во внеочередной отпуск вместе с "подпиской о невыезде".
   "Что-то я сегодня о меченной шельме вспоминал?" - подумал Ранецкий, однако ожидаемого злорадства не испытал, а понял вдруг, что его неприятелю ныне гораздо хуже, чем ему самому. - "Ну и хрен с ним!" - философски рассудил Александр Сергеевич, и решил сменить тему.
   Между третьей и четвёртой он поведал ребятам о своём решении посетить малую родину. Друзья радостно одобрили решение Ранецкого, дружно кивали про смену обстановки, улыбались по поводу охоты и рыбалки, подбодрили в связи с фантастическим романом. Короче, состоялось всеобщее "одобрямс", истинная причина которого заключалась в том, что каждый из них видел в увольнении Ранецкого изрядную долю собственной вины.
   Поговорили о футболе, политике и женщинах.
   Обругали большое и малое начальство. Досталось парламентариям.
   Вспомнили про НЛО, параллельные миры и братьев по разуму.
   Упомянули снежного человека, и обсудили судьбу австралопитеков.
   Ещё через некоторое время сходили-таки в гастроном за бутылкой водки, однако, как люди бывалые, купили две, чтобы опять не бегать.
   А потом все дружно опьянели. Петрович уснул под холодильником. Гриднев распластался на продавленном диване с торчащими пружинами. А Сашка остался за столом. Он налил бокал пива и стал медленно пить.
   На стене аритмично тикали часы.
   В комнате неразборчиво бормотал телевизор.
   Из магнитофона вкрадчиво пела Алла Борисовна.
   В этот миг Александр Сергеевич Ранецкий почувствовал, как по щекам его потекли слёзы.
   Он понял вдруг, что, если ничего не поменять, то ему недолго осталось.
   Значит, необходимо продавать эту квартиру, и переезжать к родителям.
   Конечно, бывшая жена устроит скандал, но она, слава богу, к этой жилплощади не имеет никакого отношения. Про детей будет говорить. Укорять станет, мол, им бы оставил. А сама?! Сама же стерва настроила детей против собственного отца, и детки теперь искренне ненавидят папаню. Хотя, конечно, есть за что.
   А какие они у него получились дивные да ладные. Загляденье!
   Мальчик и девочка. Вернее, теперь уже девушка и молодой человек.
   Хороши, как две картинки!
   Парень - вылитый Ранецкий в юности, высокий, красивый, мускулистый, зеленоглазый. Смесь Геракла с Апполоном.
   Дочка - вся в Сашкину родную сестру - очаровательная синеокая блондинка. Афродита в мини-юбке.
   Он их обожает, а они его не любят. Влияние мамочки. Свою нелюбовь к Ранецкому, она целенаправленно передала детям.
   Александр Сергеевич закурил. Нет, квартиру перепишу на детей. Оформлю дарственную. А бывшей жене - большой привет - пусть её нынешние любовники кормят. Хотя, кому она нужна будет лет через пять? Разве что марсианам для опытов?
   Всё! Решено! Квартиру - детям, жене - привет, а сам перееду к родителям. Будем потихоньку умирать. Как дед, бабушка и дядя Серёжа. Следующее поколение Ранецких.
   Судьба-а!
   Выйдя через некоторое время из состояния оцепенения, Алекс понял, что Петрович с Гридневым по-тихому ушли. Не прощаясь, ушли, по-английски.
   Водку и пиво оставили.
   Всё-таки классные они мужики!
  
   Город Морельск, начало 2000-х.
   С утра Ранецкий принялся за сборы. Подобрал необходимый гардероб, принятый для ношения в сельской местности. Разыскал все необходимые причиндалы для рыбалки. Проверил охотничье ружьё, патроны и все документы на них. Позвонил в Справочное бюро и узнал расписание поездов. Предупредил сестру, что уезжает на неделю в Глуховку: поправить могилы, подремонтировать дом, и вообще, посмотреть, что и как. О том, что уволен, говорить не стал. Жизненный опыт показывал, что плохое само всплывёт, причём, в самый неподходящий час, как это случается с дерьмом на воде. Так что, решил Александр Сергеевич, пусть этот час наступит позже, и пусть всплывает само, без его помощи. Официально же соврал, что отправили его в отпуск, ибо график оных резко поменялся.
   Далее Алекс съездил на вокзал, и, выстояв положенную очередь, приобрел плацкартный билет. После вокзала прошвырнулся по магазинам, приобретая необходимые вещи, по заранее составленному перечню. Оприходовав список, посчитал возможным выпить кружку пива, причём в приличном заведении, а не там, где обычно. Пиво оказалось дорогим, но вкусным. Подумав, заказал ещё кружку, да с солёными орешками. Напоследок задумчиво покурил, хотя ни одной мысли в голове так и не появилось. Это - ничего, - подумал Сашка, - главное - выглядеть умно.
   Вернувшись домой, пожарил картошку с яйцами, открыл банку сардин, и допил то, что осталось от вчерашних гостей.
   Билет был на завтрашний поезд Морельск - Авдеевка через Раздольное. А там - автобусом Раздольное - Глуховка, если он, конечно, ещё ходит. Иначе - опять через лес, через его обширную мёртвую часть, мимо пресловутого яйца, будь оно неладно, с реальной возможностью встретиться с ТОЙ, кто его снёс.
   Допив последнюю рюмку, Алекс лёг на продавленный разлахмаченный диван, и, остекленело уставившись в телевизор, попытался понять, о чём же там говорят.
   Так продлилось неопределённое количество времени, пока вдруг Ранецкий не стал ощущать себя гораздо моложе. В воздухе сладко запахло влажным лесом, близким коровником и дальними курями. Сашка ощутил себя полным сил, густые длинные волосы спускались ему до плеч, а изо рта рвалась белозубая улыбка, полная ровных зубов цвета белого снега. Рядом с ним стояла красавица Настя, голубоглазая мадмуазель, с прекрасной фигурой и стройными длинными ногами. А чуть в стороне, опёршись на забор, расположился пьяный Васька с плоской флягой и с двадцатью килограммами лишнего веса. Все трое смотрели в сторону леса, где происходило нечто, чему ни у одного из присутствующих не имелось объяснения.
   Сновидения о былом продолжались.
  
   Деревня Глуховка, 80-е годы.
   - Ну, так, что, сгоняем? - предложил Сашка. - Посмотрим, что за хрень там трещит и сверкает? - он возбуждённо смотрел на огненный луч, и, видя, что Василий слегка струхнул, возбуждался ещё больше. Алексу нравилось быть смелым, особенно на глазах Насти. - Кто со мной, тот герой! - выкрикнул он речёвку из пионерского детства.
   - Я! - Настя подошла к Сашке близко-близко. От неё исходили женские флюиды, от неё исходил аромат полевых цветов, от неё исходила такая гормональная атака, что, если бы сейчас девушка приказала Саньке немедленно лететь на Марс, он от усердия выпрыгнул бы из собственных штанов. Глаза у Насти горели ярче солнца, голос дрожал, она учащённо дышала.
   - А - ты? - Ранецкий посмотрел на Ваську. - С нами, или как? - Располневший абориген находился в процессе общения с плоской флягой. - Алло, гараж?
   Василий отлепился от живительного источника, слизнул влажным языком остатки самогона, задержавшегося в складках пухлых губ, и, глядя перед собой мутным взглядом, произнес:
   - Ухххоррошшооо!
   - Так ты идёшь, или - нет? - нетерпеливо переспросила Настя. - Всё на свете проспишь!
   - Ладно, уж - прохрипел Василий, проглотивший вместе с самогоном порцию смелости. - Не бросать же вас одних!
   - Ну, наконец-то! - усмехнулась девушка.
   - Что?! - набычился парень в ожидании подвоха или насмешки. - Что "наконец-то"?
   - Первая мужская фраза за сегодняшний день.
   Васька хотел было ответить что-нибудь достойное, но пока собирался с мыслями, Алекс с Настей уже направились к лесу.
   Луч заметно побледнел, но был ещё заметен, однако для общего освещения уже не годился. Сашка включил фонарь. Перед глазами мелькали заросли кустарников. Над головами проносились мохнатые ветки. Мощные стволы деревьев возникали на пути. Ноги путались в густом подлеске. Лесные дебри оживали лишь для того, чтобы не пустить ребят к лучу. Однако поздно. Вот и ворон, обозначающий начало территории камня.
   Увидев древнюю птицу, Настя вскрикнула, схватила Сашку за руку, и больше не выпускала. Начинался Мёртвый лес, и пришлось сбавить темп. Сухие ветки больно кололись, однако тут же с треском ломались, выпуская из слома облачко пыли. Высушенная почва скрипела под ногами. Опавшие сотни лет назад листья шелестели от лёгких прикосновений.
   - Каррр! - прохрипел ворон, залетая вперёд.
   Настя вздрогнула, и прижалась к Ранецкому. Её сердце громко стучало, но, скорее всего, не от вороньего "каррр". Смутно догадываясь и надеясь на это, молодой человек нежно обнял девушку. Сначала за талию, а потом и пониже. Настя ничего не сказала, и рука осталась там где "пониже". Лишь девичьи глаза таинственно блеснули из темноты. От нахлынувших перспектив сердце Алекса застучало в унисон с сердцем Анастасии. Понимая, что рискует, Александр погасил фонарь, и поцеловал Настю в губы. Девушка жарко ответила, но тут же отстранилась, улыбнувшись чему-то своему, чисто женскому.
   Чтобы не напороться на препятствие, Ранецкий снова включил фонарь, и молодые люди продолжили путь уже по отдельности, однако и Сашке и Насте стало ясно, что между ними возникла связь, тайная для всех, скрытая от всех, и касающаяся далеко не всех.
   Впрочем, для Василия возникновение связи не выглядело тайной, ибо всё происходило на его глазах, а временное выключение фонаря лишь усилило подозрения. Худшем же было то, что красивому парню и прекрасной девушке, оказавшихся теперь за гранью влюблённости, Вася с его флягой выглядел совершенно лишним персонажем. Уже не скрываясь и не стесняясь, они при каждой возможности касались друг друга, прижимались нежно, обнимались крепко, и целовались жарко. При этом Настя таинственно улыбалась, сверкало страстно очами, и всё норовила укусить Ранецкого за ухо. Сашка же осознал вдруг, что некий орган в его организме полностью вышел из повиновения, отказывается подчиняться приказам мозга, и отдался во власть инстинктам и рефлексам.
   Ворон каркал, Настя с Сашей были увлечены только собой, а Василий плёлся сзади, и всё видел. И чем больше он видел, тем чаще припадал к плоской фляге из нержавеющей стали.
   В душе Василия разгорался пожар из ревности.
   В голове его мутилось от ненависти.
   В измученном сердце зарождалась жажда мести.
   У!!! Ядрическая сила! - бушевал в груди юноши могучий рёв обманутых надежд, потому что Вася понял, наконец, что Настя, как не была его девушкой, так теперь уже никогда не станет. Непреодолимой стеной вырос на его пути этот городской красавчик, принесла его нечистая! А он-то думал, мечтал, планировал. Думал о свадьбе, мечтал о детях, планировал создание семьи. А тут этот хлыщ напомаженный!
   Василий и далее бы продолжил посыпать голову пеплом и винить в своих бедах городских хлыщей и красавчиков, однако в этот горестный монолог неожиданно вмешался его собственный внутренний голос, который вдруг заговорил в нём, упирая на логику событий из прошлого и настоящего.
   "А кто мешал тебе заниматься спортом, особенно в армии?"
   "Кто заставляет тебя хлестать самогонку с утра до вечера?"
   "Кто вынуждает тебя обжираться от пуза круглые сутки, в том числе и ночью?"
   "Неужели всё это заставляют тебя проделывать городские хлыщи и напомаженные красавчики?"
   - Что же делать? - вслух воскликнул Вася.
   "Работай над собой!"
   - Как? - взмолился пьяный Василёк.
   "Прямо сейчас вылей на землю содержимое фляги!"
   - Хрен тебе! - заорал Василий, обозлённый на весь мир, и надолго присосался к нержавеющему сосуду.
   "Тогда обижайся сам на себя!" - ответил внутренний голос, и умолк.
   В этот момент компания подошла к яйцу. Сразу после этого огненный луч погас, однако яйцо осталось прозрачным и светилось изнутри.
   - Каррр! - скомандовал ворон, и яйцо, разделившись на две створки, начало раздвигаться в разные стороны, как прозрачные двери в универмаге.
  
   При таких обстоятельствах неизбежно возник спор: заходить в яйцо, или - нет? Вопрос не праздный, если учесть полное отсутствии информации о том, что же находится внутри. Мнения разделились, что было также неизбежно, в связи с взаимной неприязнью соперничающих мужчин.
   И, что?
   Сашка, красуясь перед девушкой, рвался совершать подвиги, в независимости от того, в яйце они будут происходить, или в универмаге.
   Настя, предполагая, что Васька струсит, рассчитывала остаться с Алексом наедине, а уж в яйце это произойдёт, или в универмаге, её также мало интересовало.
   Василий же, от одной мысли оказаться внутри яйца, протрезвел, и, предпочитая оказаться в универмаге, стал отговаривать Настю от совершения опрометчивых поступков.
   - Пусть он идёт, Настёна, а ты не ходи. Не женское это дело внутрь яиц лазить.
   - А ты мне кто, чтобы такие советы давать? - справедливо поинтересовалась Настя.
   - Я тебя с пелёнок знаю! - горячился Василий, - а этот тебя только с толку сбивает.
   - Да ты просто боишься! - презрительно произнесла девушка. - Как ты в армии служил, до сих пор не пойму.
   - Я боюсь не за себя! - искренне воскликнул Васёк. - Я за тебя волнуюсь!
   - Ну, так пойдём с нами! - так же искренне позвала земляка девушка. - Будешь меня охранять и защищать.
   - Настя! - Василий подбежал к девушке, и схватил её за руку. - Пойдём отсюда. По добру, по здорову пойдём. Не нравиться мне всё это!
   - Страшно, да? - злорадствовала Настя. - Не ожидала я такого от тебя.
   - Пойдём отсель! - не замечая издевок, настаивал молодой человек. - У меня плохое предчувствие на счёт этого яйца.
   Сашка, тем временем, подошёл к яйцу, и заглянул внутрь. Сухой тёплый воздух не содержал запахов.
   - У! - крикнул Ранецкий, но эхо не откликнулось ему.
   Были видны лишь освещённые неестественным светом каменные ступени, которые уходили вниз, и казались нарисованными, как очаг в доме папы Карло. Неожиданная ассоциация развеселила. Алекс улыбнулся, воображая себя деревянным Буратино. Отсылка к известной сказке притупила чувство опасности.
   "Надо сходить, посмотреть, и быстро вернуться!"
   - Каррр! - одобрительно каркнул ворон над головой. Он сидел на верхней точке яйца, щёлкал клювом, и качал головой.
   Сашка посмотрел на молодых людей, выясняющих свои давнишние взаимоотношения, и отличающиеся друг от друга, как солнце от фонарика. С одной стороны, Настя - красивая, страстная, агрессивная, с огненным взглядом в глазах и с пылким сердцем в груди. В обтягивающих джинсах, где разместились длинные стройные ноги и рельефная аппетитная попка. А с другой стороны Василий - толстый, трусливый, инертный, обрюзгший от излишеств, с узкими плечами и толстой задницей на которой бесформенным мешком висели джинсы.
   "И он ещё на что-то претендует!?" - возмутился Алекс. - "Узкоплечий толстожоп!" - придумал сопернику кличку Ранецкий. - "Алкаш - неудачник. Обжора ненасытная. Зайчатина трусливая", - продолжал изощряться в придумывании кличек счастливый Сашка-промокашка. Однако Настя уже отвернулась от Васьки, и стремительно подошла к Ранецкому.
   - Надеюсь, ты не передумал?! - с вызовом спросила возбуждённая мадмуазель.
   - Не дождёшься, красавица! - выдержал её пламенный взгляд молодой человек.
   Глаза Насти потеплели, как теплеют и светлеют прозрачные воды озера, когда их касаются лучи восходящего солнца. Взгляд Настёны утратил агрессивность, как это случается со взглядом насытившейся тигрицы. Девушка обмякла, превратившись в белую пушистую кошечку. Муррр! Она приблизилась к Алексу вплотную, и взяла обеими руками за ремень.
   - Ну, тогда пойдём!
   - Я жду, когда вы наговоритесь.
   - Я сыта по горло! - девушка с презрением смотрела на Василия, который уже возобновил общение с флягой.
   - Его надо оставить здесь, - Саша кивнул на алкаша-неудачника. - Мы ведь не знаем, что там. А он напьётся по дороге, и потом таскайся с ним. Пусть надирается вне яйца.
   - Как прикажешь, Саша. Думай! Ты - мужчина, тебе и решать.
   - Я уже решил: мы идём вдвоём.
   - Ну, так веди меня, мой герой! - с излишним пафосом произнесла быстро влюбляющаяся мадмуазель.
   - С тобой, хоть на Луну! - в тон ей ответил по уши влюблённый Александр Ранецкий.
   Чтобы не увязнуть в сомнениях, Саня одним махом запрыгнул внутрь яйца, и протянул Насте руку.
   - Иди ко мне, красавица!
   Девушка подошла к Алексу.
   - Мне нравится, когда ты меня так называешь.
   Саша взял Настю на руки, и одним движением перенёс её в странное сооружение. Он поставил девушку рядом с собой, и они поцеловались, а затем, взявшись за руки, начали спускаться вниз по лестнице. Молодые люди почувствовали, как створки яйца бесшумно задвинулись за их спинами. Однако это их не смутило, ведь они уже приняли решение.
  
   События внутри яйца. Время неизвестно.
   Лестница шла через тоннель, выдолбленный внутри пещеры, и когда она закончилась, с последней её ступенькой перед молодыми людьми открылся удивительный мир. От подножия пещеры начиналась широкая полоса пляжа из чистейшего белого песка. А далее простиралось бесконечное синее море, тёплое и ласковое, каковым оно бывает только в сказке. Ветра не было, а потому волны не морщили идеальной зеркальной поверхности воды. Вдоль пляжа, расходящегося в обе стороны, росли пальмы, возвышались фиговые, абрикосовые и персиковые деревья, кустились ананасы и вились лозы винограда. В густой зелени растительности копошились попугаи, летали киви, порхали райские птицы. Все они были цветные, цветастые и разноцветные, а от бесконечного количества оттенков рябило в глазах.
   В синем море плескались весёлые дельфины. Стаи прозрачных и невесомых летучих рыб порхали над водой. Огромные добрые черепахи медленно дрейфовали вдоль берега, красуясь узорами на панцирях.
   - Искупаемся? - Алекс говорил утвердительно, но излагал свою мысль в вопросительной форме, потому что от нахлынувших впечатлений падежи и склонения никак не сочетались в голове.
   - А это не опасно? - вдруг проявила Настя так не свойственную ей осторожность. - Акулы, например, - уточнила девушка объекты страха.
   - Исключено! - уверенно произнёс Ранецкий.
   - Почему?
   - Посмотри: дельфины беззаботны, черепахи спокойны, значит, опасности нет!
   - Какой умный! - Настя улыбнулась. - Я как-то об этом не подумала.
   Сашка разделся, и, оставшись в плавках, в который раз поздравил себя с тем, что в подростковом возрасте ни пиво распивал по подворотням, и ни сухое вино хлестал по подъездам, а вместо этого всерьёз занимался спортом. Теперь же ему было что предъявить, и он заслуженно пожинал плоды своего спортивного прошлого и настоящего, ибо Настя теперь откровенно рассматривала его, и ей, как влюблённой девушке, нравилось то, что она видела в своём возлюбленном.
   А далее, Настя, медленно, как начинающая стриптизёрша, разделась до купальника, и теперь уже Ранецкий с нескрываемым восторгом рассматривал самую прекрасную девушку на свете, и красавице очень нравилось, как Алекс это делает, и какой взгляд при этом струится из его глаз. Настя заметила также, как всё тот же непослушный орган у её Сашки начинал шевелиться в плавках, словно просыпающийся удав.
   Засим, молодые люди взялись за руки, и вместе вошли в море. Вода была чиста, как горный родник, прозрачна, как хрусталь, и освежала, как прохладное шампанское. Настя с Алексом долго плавали и весело плескались, жарко обнимались и сладко целовались, нежно дотрагивались и ласково ощупывали друг друга, уже не обращая внимания на непослушные органы, и не замечая просыпающихся удавов, потому что так и должно быть.
   Они катались на дельфинах, заплывая далеко-далеко в открытое море. Они отдыхали, раскачиваясь на панцирях огромных черепах. Вокруг них резвились русалки обоих полов, вовлекая молодых людей в свои русалочьи игры и забавы. По пляжу с гиканьем и ржаньем скакали кентавры, пели свои кентаврийские песни, и играли в кентаврийский футбол. А высоко в голубом безоблачном небе летали ангелы с добрыми и мудрыми лицами.
   Куда мы попали? - спрашивали друг у друга молодые люди, общаясь лишь взглядами, прикосновениями и поцелуями. Ответа не было, но они в нём и не нуждались. Когда же солнце коснулось горизонта, влюблённые поплыли к берегу. Было тепло и тихо. И умиротворённо. Настя устала, и Ранецкий, взяв её на руки, вынес на берег. Расположившись под пальмами, они отведали фруктов, запивая их кокосовым соком и виноградным вином. Бесконечный день подходил к концу. Смеркалось. Саша обнял Настю, и они поцеловались долгим сладким поцелуем. Сняв друг с друга пляжную одежду, они легли на тёплый мягкий песок, и после нежных ласк, окончательно познали вкус любви.
  
   Деревня Глуховка, 2000-е годы.
   В Глуховку, на свою малую родину, Александр Сергеевич Ранецкий прибыл под вечер. Как он и предполагал, автобусы в эту глушь не ходили уже несколько лет, и ему в который раз пришлось добираться пешком через лес. Тем же путём, что и в былые годы, только теперь Сашка обошёл знаменитое яйцо десятой дорогой, оставив в стороне и мёртвый лес, и высушенный кустарник, и старого ворона, который знал лишь одно слово: Каррр!
   После обеда погода испортилась. Низкие плотные тучи убористой массой заполонили небо. Птицы испуганно жались к земле, летающие насекомые упрятались по норам и щелям, нелетающие - притихли. Природа замерла в ожидании чего-то.
   По последним сведениям, приобретённым Алексом в селе Раздольное, в деревне Глуховка уже давно никто не живёт за исключением лиц бездомной национальности, беспризорных подростков, беглых зеков, волосатых хиппи и туристов из числа интеллигенции. Деревня прекратила быть административной единицей с тех пор, как на погост за государственный счёт снесли последнюю старуху.
   Дома с заколоченными окнами были как-то странно искривлены, имели вогнутости всех направлений, ни одно геометрическое равенство правильного параллелепипеда в них не соблюдалось, а уж мертвечиной от этих строений попахивало похлеще, чем от поселений майя 6-го века нашей эры. Говоря: мертвечина, Алекс имел в виду не запах, а некие этические параллели.
   Бурьян во дворах рос густо, его стебли были толсты и сочились жизненной силой, а некоторые экземпляры достигали в высоту человеческого роста. С нежилых изб осыпалась краска и штукатурка, обнажая омертвевшие пятна почерневшего дерева. Пустые собачьи будки взирали на Ранецкого чёрными провалами ушедших жизней самых лучших и верных друзей человечества. Длинные поляницы неиспользованных дров бесконечными штабелями простирались вдоль покосившихся заборов, а в острозубых осколках разбитых стёкол отражались лишь клочья свинцовых туч с тёмно-синими и фиолетовыми разводами.
   Глуховку накрыла мутновато-серая полутьма. Стало пасмурно и тихо. Мёртвая деревня не издавала звуков. Даже одичавшие сады молчали, ветви деревьев не раскачивались, а листва не шелестела на них. Бурьян в заброшенных дворах стоял по стойке "смирно", не шевелясь, и лишь изредка скрипели ржавыми петлями покосившиеся двери и перекошенные калитки.
   Ранецкий шёл по изгибам заросшей дороги, и вспоминал, как уже много лет назад было принято решение о строительстве дамбы в нижнем течении реки, и образовании водохранилища, которое питало бы водой треть области. В связи с этим, несколько деревень подлежало затоплению, в том числе и Глуховка. Естественно, уже тогда была принята программа по расселению жителей тех деревень и сёл в соседние районы и города.
   Дамбу начали строить с подобающей помпой: оркестром, митингом и самодеятельностью. Даже бутылку шампанского обо что-то там разбили, примета такая имеется. В общем, начали рьяно и с превышением всех темпов, норм и графиков, но в один прекрасный день грянула перестройка, деньги закончились, а строительство заморозили. Потом, как это ни прискорбно, развалился СССР, и про дамбу с водохранилищем вовсе забыли. Теперь же, когда грянул 21век экологическое лобби в Думе строительство дамбы вообще посчитали экологической катастрофой, равной вредительству, а кое-кто назвал эту деятельность преступлением. В результате всё у нас вышло как всегда - жопой к верху. Дамбу не построили, водохранилище не создали, людей согнали с родных насиженных мест, а виноватых так и не нашли. Имена-то их все знали, но имели они теперь депутатскую неприкосновенность, и образовали ныне собственное лобби, которое имело этих экологов и так, и эдак, в общем, как захотят. А ещё они имели иностранные автомобили за государственный счёт, и длинноногих секретарш на содержании.
   Пройдя ещё пару десятков метров, Сашка вышел к бабушкиному дому, такому же мёртвому и нежилому, как и всё здесь. С тоскливым чувством Алекс толкнул калитку. Ржаво скрипнув, она отворилась, но так и застыла в полу позиции, не желая закрываться.
   Бурьяна во дворе почти не было, и это стоило отметить в связи с памятью бабушки. Бабулька использовала против сорняка какие-то особые заговоры и наговоры, вперемежку со смесью специальных трав и кореньев, и в определённые дни несколько раз в год ходила по двору, бурча заклинания, и развеивая смесь. Эти знахарские штучки достались ей от её бабушки, а той - от предыдущей бабки, а той - ещё от предыдущей. Короче, тайна терялась в веках, простираясь аж до Батыева нашествия, однако сорняк не рос.
   В юности пионер Сашка лишь улыбался, глядя на бабушкины камлания по двору, снисходительно считая их пережитками прошлого, знахарскими суевериями и религиозными предрассудками. Теперь же, спустя годы, убедился, что всё в этом мире имеет и здравый смысл, и реальный толк, и практическую пользу.
   Шагнув во двор, Ранецкий ощутил вдруг ком в горле, ноги стали ватными, а в голове зашумело. Пред его глазами застыло его умершее детство. Предметы и вещи, разбросанные по двору, состарились, потеряли былую форму, а некоторые и вовсе развалились или рассыпались в прах. Однако он помнил их ещё новенькими, чистенькими и блестящими. И, видя, что с ними произошло, Сашка-промокашка понял-таки, что и он уже далеко ни тот красивый, мускулистый, зеленоглазый юноша с яркой белозубой улыбкой, а теперь он мужик среднего возраста, без волос на голове, с половиной зубов во рту, часто пьющий и много курящий, да к тому же уволенный с работы за пьянство и прогулы.
   Однако - стоп!
   Алекс затряс головой, сжал кулаки и затопал ногами.
   Никаких отрицательных эмоций!
   Никаких грустных воспоминаний!
   Никаких сравнений из той и этой жизни!
   Приехал отдохнуть - отдыхай.
   Приехал хозяйство налаживать - вперёд.
   Решил свою жизнь изменить - попробуй.
   Вот только без истерик. Ага! Об этом Ранецкий решил ещё в Морельске.
   А потому теперь только светлые воспоминания и чувства. И все они должны быть связаны с малой родиной. А далее - рыбалка, охота и окончание фантастического романа. Кроме того, работа по дому, ремонт хозяйственных построек, и благоустройство внутренних помещений.
   И ещё. Появилась у Алекса невесть когда, и неведомо откуда мыслишка одна занимательная, от которой у Ранецкого аж дрожь берёт от планов и перспектив. Решил он здесь в Глуховке обосноваться крепко. Пустить корни, так сказать. Хозяйством обзавестись, ну, сад, огород и прочая растительность. Живностью разжиться по полной программе: куры с индюками, гуси с утками, овцы с козами, да свиней с коровами. Ух! - держите меня мысли сказочные. Далее, провести к дому электричество и водопровод. Ну, по крайней мере дизель-генератор бэушный и насос водяной всасывающий. После этого родителей сюда перевести, чтоб на природе и свежем воздухе свои годки доживали.
   А главное - женится! Удав-то в полном порядке. Заведу детей, родителям на радость, и будем процветать здесь. Буду гнать самогон понемногу, рыбу ловить и на охоту ходить.
   Вот только жена для этого плана особенная должна быть.
   И чтобы в дыре этой жить согласилась.
   И чтобы по хозяйству умела.
   И чтобы по дому смогла.
   И чтобы нежна да ласкова с родителями была.
   И чтобы за самогонку не ругалась.
   М-да! Номинаций многовато. Да разве жёны такие бывают!?
   Прогуливаясь по двору, мысли Ранецкого внезапно приняли иной оборот.
   А что, если волосы отрастить?
   Да ещё и зубы белоснежные вставить?
   Да пить бросить и с куревом завязать?
   А! Слабо?
   Да спортом всерьёз заняться, чтобы стать таким же, как в юные времена был? А ведь мышечную память никто не отменял!
   М-да. Только если всё это осуществить, тогда зачем по деревням прятаться? Хороший вопрос.
   Ну, с волосами Ранецкий, конечно, маху дал, а ведь всё остальное вполне выполнимо! И спортом заняться, и пить-курить бросить, и зубы вставить. Почему - нет?!
   Ну, и на фиг мне ТАКОМУ-РАЗТАКОМУ заброшенная Глуховка.
   Вон сколько недолюбивших сорокалетних баб по городам и весям ходят. Цок-цок. Каблучками по асфальту. Тук-тук. Сердце в груди. Кап-кап. Слёзы в подушку. А я тут здоровый, но беззубый и лысый, так зато удав живой, и просится наружу. А куда я его здесь выпущу?
   Вот и жена бывшая вспомнилась, ни к ночи будет сказано.
   Алекс остановился, формируя мысль.
   Ну, волосы отбросим в сторону, будем стричься под "Котовского".
   С зубами, конечно, посложнее, но деньги найти можно.
   Пить и курить можно бросить прямо сейчас.
   Спортом заняться - здесь и сегодня.
   Ну, и кто мне ответит на вопрос: кому в нынешней Глуховке нужен мужчина 41-го года, непьющий, некурящий, атлетического телосложения, с белоснежной улыбкой, с зелёными глазами, и с живым действующим удавом?
   Ни-ко-му!
   Значит?
   Значит, поживём - увидим!
   Алекс взошёл на крыльцо, взял заранее предусмотренный лом, и отогнул гвозди на палках. Далее он оторвал две крест-на-крест прибитые доски, и положил рядом, чтобы потом не искать.
   - Райком закрыт, все ушли на фронт, - вспомнилась идиома из учебника по истории, выдержавшего немыслимое количество изданий на одной шестой части суши.
   От открытой двери пахнуло затхлостью и тленом. В доме было тепло и тихо. Царство пыли и паутины господствовало в нём. По стенам бегали пауки и тараканы, под полом скреблись крысы. Ничего, разберёмся! Обойдя дом, Ранецкий растворил ставни и открыл окна. Пусть проветривается. Дверь застопорил: пусть уходят духи прошлого, даже если они и родные. Мертвецы пусть обитают на погосте.
   Ценная старинная дубовая мебель, вся в пыли и паутине осталась стоять на месте. А вот немая кукушка вывалилась из своего домика и теперь валялась под часами.
   Обойдя по-хозяйски избу, Алекс отметил, что из дома ничего не пропало, более того, всё осталось на своих местах. Только фотографии Сашка снял со стен и отвёз домой после смерти дяди Сергея, и дедушкину библиотеку отправил туда же, ибо дедушка собирал книги всю жизнь и очень ценил их. А вот от бабульки забрал все её ручные вышиванки, полотенца, рушники и вязанные изделия. Может детям или внукам пригодятся. Остальное, как стояло, так и стоит, даже украсть некому.
   Побродив по комнатам, Сашка вышел во двор. Снаружи начал накрапывать мелкий дождик, образуя с туманом белесую непроницаемую морось. Блошиное озеро туман заволок полностью. Испуганные утки попрятались в камышах. Лес окутало влажное дымчатое облако, разрозненными космами облепившие деревья. Было сыро и промозгло.
   Алекс сел на мокрую скамейку и закурил. Только теперь возле будки увидел пожелтевший скелет собаки. А ведь точно помнил, что с цепи снял. Значит и псине дома легче умирать. Вот так. Дверь в сарай оказалась приоткрытой. Зайти что ли? Однако Ранецкий этого сделать не успел, ибо с этой секунды начались события из серии дедушкиных бредней и бабушкиных сказок.
   На мутном фоне из плотной пелены дождя Алекс увидел странное пятно в сотне метров от себя. И не просто пятно, а нечто по форме напоминающее человеческую фигуру, и медленно приближающееся к дому бабушки.
   А вот это уже, чёрт возьми!
   Ранецкий на всякий случай выбросил сигарету, перекрестился, и сходил в дом за охотничьим ружьём. Зарядив целую обойму в самозарядный карабин СКС, вышел во двор. С таким оружием хоть на слона ходи.
   Пятно оказалось гораздо ближе, однако теперь оставалось на месте. Стоя на крыльце да под козырьком, Сашка внимательно пригляделся. Его сердце громко колотилось в груди, потому что, не будучи суеверным изначально, он не мог отрицать того, что видели его глаза.
   И ещё. Он понял, наконец, что дедушкины бредни и бабушкины сказки имеют реальную природную основу. Предчувствие того, что теперь он столкнулся с тем, во что его всю жизнь убеждали не верить, всё-таки произошло. Это было нечто запредельное и метафизическое, но оно было.
   Пятно действительно имело форму человека, мужчины, одетого в чёрный костюм-тройку, с галстуком на шее и с шляпой на голове. Конечно, мужчина был не в меру полон в районе туловища, а руки и ноги его оказались непропорционально худы, но он стоял на одних конечностях, и интенсивно размахивал другими, словно приглашая Ранецкого подойти к нему.
   Конечно, с таким оружием можно идти и на слона, но ведь это пятно есть нечто другое, и, как полагал Сашка-промокашка, это пятно в тройке, галстуке и шляпе нашему миру не принадлежит. И какой вред ему может нанести СКС, пусть и самозарядный, Саня не знал. Однако, Ранецкий слыл человеком не робкого десятка, а потому любая неизвестность угнетала его, и эту неизвестность необходимо было немедленно познать. То есть, Алекс предпочитал совершать поступки сам, нежели дожидаться того, чтобы эти самые поступки кто-либо совершал над ним. Сашка предпочитал рубить "Гордиевы узлы", а не мучиться с их развязыванием. И потому, видя, что нечто человекообразное в костюме, шляпе и галстуке остаётся на месте, он встал, и направился к нему.
   Размокшая земля чавкала под ногами. Лишённая дренажа почва покрывалась лужами. Чёрная маслянистая грязь медленно стекала в естественные природные углубления. Идти было нелегко, однако уже через десяток шагов Сашка стал догадываться по поводу того, кто же ждёт его там, за поворотом. Дождь усиливался, превращаясь в ливень. Видимость заметно ухудшилась, но уже теперь Александр Сергеевич Ранецкий точно представлял себе, кто перед ним находится. Или - что. Потому что это был его давний знакомец, умерший лет пятнадцать назад, по имени Василий Изольдов. О смерти Васьки Алекс узнал лишь сегодня в справочном бюро села Раздольное. Его конкурент и соперник на место возле Насти времён начала 80-х годов, который уже тогда самогона употреблял больше, чем Ранецкий теперь. Невелика, конечно, гордость, но, факт есть факт!
   Ну, и что с этим делать? Перед Сашкой стояло существо, внешне напоминающее его давнишнего знакомого, которое, как говорят аборигены, ушло в сильном подпитии лет пятнадцать назад, и пропало. Исчезло на несколько месяцев. Потом, конечно, его нашли в очень плохом состоянии, о чём Алексу подробно поведал случайно встреченный в Раздольном знакомый. И вот оно здесь. Очень интересно!
   Увидев, что Алекс приближается к нему, Василий Изольдов тихо, не издавая звуков, стал удаляться. Сашка прибавил шагу, и вскоре смог разглядеть лицо своего визави. Для начала, оно было слишком бледным для нормального человека и совершенно неподвижным. Рот у Василия был закрыт и глаза, чёрт возьми, тоже. Одежда на Изольдове была, такова, будто она сначала много лет находилась в помещении, полном пыли, паутины, пауков, тараканов и огромных жирных опарышей, а потом, Василий вдруг решил надеть её, и, выйдя из склепа, попал под дождь, споткнулся, и угодил в лужу. Возможно, так оно и было, однако теперь, после того, как Существо обронило шляпу, стали заметны ещё некоторые подробности его внешности. У него не хватало обоих ушей, волосы были длинны, редки, седы и под влиянием дождя обильно облепляли дряблую кожу черепа, на шее у него зияла огромная рваная рана, а нос провалился внутрь, как у закоренелого сифилитика.
   Видя это, здравый смысл подсказал Алексу лишь одну мысль: Василий Изольдов каким-то образом восстал из гроба, а выйдя из него, тут же угодил под дождь. Когда же он направился к дому Соколовых, то ещё и споткнулся, угодив в грязную маслянистую лужу. Теперь же он превратился в то, что предстало пред удивлённые очи Сашки-промокашки.
   "Васька" удалялся медленно и неторопливо на своих нижних мосластых конечностях, периодически оборачиваясь, и махая Ранецкому одним из своих верхних мослов. Мол, давай, догоняй!
   Саня догонял, но не спешил, ибо до сих пор не понимал, что со всем этим делать. Конечно, необходимо выяснить, куда ведёт его этот упырь. Однако и осторожность не помешает, ибо упырь, он и есть - упырь.
   Через некоторое время "Васька" потерял один из туфлей вместе с лодыжкой, и начал заметно прихрамывать. Чтобы уравновесить ходьбу, он отломал вторую лодыжку, и вместе с туфлёй выбросил в лужу. Хромота исчезла.
   - Чёрт побери, мне это снится?! - закричал Алекс, но даже эхо не ответило ему. Зато стало понятно, куда они идут. Конечно, на кладбище!
   Сашка остановился. А стоит ли идти дальше? То, что это ни чей-то глупый розыгрыш давно понятно - слишком уж всё правдоподобно. Абсолютная, полная реальность - не к чему придраться. А раз это реальность, можно сказать - мистическая реальность, то это уже раздел метафизики. То есть, Ранецкий столкнулся с тем, что существует вне, и за пределами физики Ньютона и Эйнштейна. Страна Запределье, где мало, кто был, и ещё меньшее количество вернулись обратно. А те, кто вернулись, сидят и помалкивают, потому что знают: ляпни хоть слово и место в дурдоме тебе обеспечено.
   - Ну, а куда я попаду, если продолжу движение? - снова вслух заговорил Ранецкий. - Что ждёт меня за пределами нормальных физик?
   - Мистика? - попытался угадать Саня. - Или некая волшебная страна, в которой я уже побывал однажды?
   - Иное измерение? - предположил внутренний голос.
   - А может, параллельный мир? - дополнил он же.
   - Да. Только не стоит забывать, что проводником в эти мистические миры и измерения является разваливающийся на ходу покойник, который был когда-то Васей Изольдовым. Хороши перспективы, нечего сказать!
   А "Васька" всё удалялся и удалялся, медленно растворяясь в пелене дождя, и всё, что теперь представало перед глазами Сашки, меньше всего походило на мистический мир с его огромными чудищами, мелкими уродцами и пьяными от крови вурдалаками.
   Уже, будучи плохо видимым, "Василий" остановился, кое-как повернулся на обнажённых костях, и начал махать Ранецкому одной из верхних конечностей. Махал до тех пор, пока она не отлетела. Ничуть не смутившись, он стал сигналить другой, пока не отвалилась и она. Заметив такое неудобство, "Вася" резко кивнул головой. Мол, чего ждёшь, пойдём, тут уже не далеко. Чтобы не допустить отпадения головы, Алекс продолжил путь, следуя изгибам дороги.
   Вот и кладбище. Мокрые кресты, звёзды и могилы, могилы, могилы...
   Глядя на заляпанную грязью, вперемежку с мокрой паутиной и жирными опарышами Васькину спину, Сашка прикинул, кто же перед ним стоит. На приведение и призрак вроде не похоже. Живой труп - тоже вряд ли. Значит, это оживший покойник, которым кто-то или что-то управляет. В этот миг "Василий" остановился.
   Ранецкий уже какое-то время предполагал, куда именно ведёт его это разлагающееся и распадающееся Эго, и эти смутные предчувствия его не обманули. Теперь они находились у двух могил, огороженных одной оградкой. Всё ясно. Открыв калитку, Алекс проник внутрь сакральной зоны.
   Одна из могил была полностью раскурочена, будто над ней только что поработал экскаватор или пронёсся ураган. Само захоронение оказалось разрытым, и в нём разнокалиберными кусками была перемешана земля, участки гроба, и ошмётки венков и полотнищ. Неподалёку валялся опрокинутый памятник, а рядом с ним, Чёрт побери! - лежали два туфля с лодыжками, шляпа, и две иссушенные руки от кисти до плеча.
   А из бездны могилы доносилось положенное в таких местах: У!!! То есть ситуация принимала должный для потустороннего мира, вид. Ну, а когда Санька услышал такое знакомое: "Каррр!" то Вселенная и вовсе обрела нормальную мистическую ауру.
   Ворон же сидел на другом, нетронутом памятнике. С него на Сашку смотрела улыбающаяся и безумно красивая девушка по имени Настя.
  
   С О Б О Л Е В А А Н А С Т А С И Я Р О М А Н О В Н А
   (1965 - 1982)
   Что же с тобой случилось на самом деле, Настенька?
   А то, что в своё время звалось Василием, подошло к яме, и приступило к спуску на покинутое ложе. Руки и ноги сами собой прилепились к хозяину, а сверху запорхнула шляпа. Оказавшись в восстановленном гробу, он вдруг помахал Ранецкому рукой, а далее произвёл две невозможные до этого вещи: он подмигнул Саньке своими пустыми мёртвыми глазами, обоими сразу, а потом улыбнулся гнилым оскалом коричневых зубов. Наверное, он был рад увидеть Алекса ещё живым.
   А далее, весь мусор, осколки памятника и ошмётки венков и полотнищ закрутились вместе с землёй, словно воронка на воде, и через несколько секунд приняли прежнее горизонтальное положение. После этого, могильная плита с памятником встали на свои места, и на них Саша увидел фотографию молодого симпатичного парня с весёлой добродушной улыбкой.
  
   И З О Л Ь Д О В В А С И Л И Й П Е Т Р О В И Ч
   (1962 - 1989)
  
   - Каррр! - хрюкнул ворон по этому поводу.
   Ранецкий сел на скамейку. Дождь пошёл с такой силой, что невозможно было закурить.
   - И, что теперь с этим делать? - задал он себе вопрос.
   - Хм. А если спросить по-другому: это событие приурочено к моему приезду, или периодически происходят в Глуховке без моего присутствия?
   - А х.. его знает! - продолжал Сашка разговор с самим собой.
   А если "х.. его знает", то необходимо начинать с того, чтобы вспомнить сны и яви, случившиеся с Ранецким летом 1982 года.
  
   События внутри яйца. Время неизвестно.
   Проснулся Саня от череды неприятных ощущений, не свойственных тому месту, где он уснул. Сначала стало холодно, словно ты из тропиков попал в осеннюю тундру. Потом, Алекс ощутил, что тот нежный тёплый песок, на котором они с Настей так славно проводили время, вдруг отсырел, стал колючим, а на ощупь сделался маслянистым.
   Ранецкий открыл глаза. Изменение среды оказалось более чем контрастным. Вместо прозрачных морских вод, пред ним чавкало топкое болото, от которого распространялось такое жуткое зловоние, что и дышать стало тяжело. Вместо пальм, вдоль болота обитал колючий неприветливый кустарник и низкорослые скрюченные деревья, росшие именно в тундре. В пасмурном небе пятном разлившейся туши застыла полная Луна. Однако самое удивительное последовало дальше, ибо рядом с Алексом вместо красавицы Настя лежала совершенно голая уродливая старуха, сморщенная, как сухофрут.
   - Ты кто? - удивлённо воскликнул Саня. - Как ты сюда попала?
   - Неужели не узнал? - хриплым голосом поинтересовалась старая женщина. - А ведь спать ложились вместе.
   - Не дури, где Настя?
   - А я Настя и есть! - прокашляла старуха.
   - Не может быть! Ты лжёшь, старая ведьма!
   - Туда, куда мы попали, всё может быть! - грустно констатировала старая женщина, набрасывая на себя старые обноски, которые, если напрячь фантазию, могли когда-то быть цветастой майкой и джинсами.
   - А куда мы попали? - Алекс щипал себя до крови, надеясь проснуться в другом месте, но оставался там же.
   - Этому нет названия, - прошамкала старуха.
   - Всему есть название! - упрямо произнёс Ранецкий.
   - Значит, я его не знаю, - пожала плечами старуха.
   - И, что теперь делать? - спросил Сашка.
   - Теперь тебе необходимо убираться отсель, да побыстрее, а мне пришло время умирать. Причём, и здесь, и там.
   - Не понял! - Алекс ещё не до конца осмыслил ситуацию.
   - Чего ж тут не понять? - старуха ухмыльнулась беззубым ртом. - Меня действительно зовут Настя, и вот уже сто лет я пытаюсь разбудить тебя. Сегодня ты проснулся, но сделал это, увы, очень поздно. Ты проснулся, а я состарилась, и теперь мне предстоит умереть и здесь и там.
   - Где здесь? Где там? Ничего не понимаю!
   - Вот непонятливый какой! - возмутилась женщина. - Я умираю здесь в яйце от старости. А также умираю там, вне яйца, и тоже сейчас. Только не от старости, а от другого.
   - От чего? - не унимался Ранецкий.
   - Этого я не могу тебе сказать. Да и не желаю тебе настроение портить. Так что, беги!
   - Куда?
   - Беги, Саша, наружу. Спасай себя!
   - Но, как же вы?
   - Я обречена, а ты - спасайся! Только ты впоследствии сможешь вытащить меня отсюда.
   - А вы точно Настя?
   - Точно, милый, только беги скорее!
   В этот момент над болотом раздался громкий тягучий клёкот:
   - Ко-ко-ко!
   - Кто это? - Санька от неожиданности перепугался.
   - Это хозяйка яйца, - обречённо произнесла женщина. - И я боюсь, твои шансы сбежать отсюда сильно приуменьшились.
   Алекс обернулся, и вздрогнул от неожиданности. Стоя лапами в болотистой жиже, на него смотрела огромная чёрная курица, величиной со слона.
   - Это она снесла яйцо.
   - Но, как...
   - Беги, Саша! Немедленно беги. Это она по твою душу пришла!
   И Сашка побежал. Побежал так, как не бегал никогда в жизни, лишь фиксируя то, что повстречалось ему на пути.
   Из гнилого зловонного болота, где стояла курица, по её команде в погоню за Ранецким бросилась целая орда нечисти. Названия отдельных тварей Саня знал по фильмам и книжкам: русалки, кикиморы, лешие, водяные, а вот с остальными как-то не приходилось встречаться.
   Сзади, по ровному маслянистому пляжу раздался тяжёловесный топот. Это громадные злые кентавры пустились в погоню за Алексом по приказу чёрной курицы.
   В пасмурном небе с чёрной Луной парили многоголовые драконы, мощные птеродактили и зубастые археоптериксы. Они плавно пикировали вниз, стараясь схватить Сашку за спину.
   Со стороны гор катились клубки опасных ядовитых змей, прыгали огромные ящеры времён мезозоя, и топали их ровесники динозавры с гребнистыми спинами, а во главе всех - тираннозавр-Рекс!
   По неприветливым колючим кустам и низкорослым тундровым деревьям, угукая, агакая и огокая неслась стая громадных диких обезьян времён плейстоцена. Они были огромны и сильны, как гориллы, а в злобе не уступали шимпанзе и павианам.
   И всё это ненавистное месиво сорвалось с места по повелению чёрной курицы.
   И у всех у них имелся один приказ: поймать Сашку Ранецкого, и живым доставить к их хозяйке, чёрному монстру в курином обличье.
   Все за ним!
   У!!!
   Однако Ранецкий не мог избавиться от ощущения того, что всё происходящее лишь некий трюк, обманка, сказка, которая должна хорошо закончиться. А потому, находясь в этом состоянии, не запаниковал, а наоборот, ему стало интересно, чем же всё это завершится. Не сбавляя темпа, он достал из сумки свой многоцелевой охотничий нож внушительных размеров, который привёз из дома. Подобрал на бегу суковатую палку, похожую на лёгкую булаву-палицу. И с криком: Хай-я! - пообещал всем тварям, что живым он не сдастся, и пусть все преследователи валят к своей грёбаной курице и подавятся её дерьмом вперемежку с перьями. Ну, не дословно, конечно, высказался, но нечто вроде этого сказал.
   - Ко-ко-ко! - прозвучала команда за спиной, и тут же грязная нечисть кинулась справа на Алекса. Ранецкий выставил навстречу кикиморе своё холодное оружие, и его лезвие, как сквозь масло пронзило завшивленное тело. Раздался истошный вопль боли, и струя смердящей зеленоватой крови брызнула на руку Сашке-промокашке.
   - Ко-ко-ко! - повторился приказ, и огромная ящерица бросилась Алексу под ноги. Однако, не рассчитав прыжок, пресмыкающееся наскочило на камень, и стало заваливаться на бок. Удар булавы размозжил её голову.
   - Хай-я! - закричал Сашка, вычитанный из какой-то книги боевой клич индейцев. - Ура! - добавил он уже что-то более родное.
   Видя непобедимую поступь Сашки-богатыря, одна из нечистей-тварей имени которой Алекс не знал, хрюкнула от страха, и дриснула в сторону, оставив за собой горку фекалий и запашок, соответствующий оным. Миновав зловонное облако, Сашка побежал на пределе сил.
   - Ко-ко-ко! - строго прозвучало сзади, и огромный чёрный кентавр мужского пола бросился в атаку. Встав перед Санькой на дыбы, он сделал страшные глаза, угрожающе замахал руками и лягнул передними копытами, норовя угодить Алексу в лоб. Но Ранецкий где-то когда-то видел фильм, и, бросившись под конскую часть кентавра, рубанул ножом по мужскому органу. Конский удав шлёпнулся на маслянистый песок.
   - И-го-го! - тонким голоском заржала полулошадь, с сожалением разглядывая лежащий на песке обрубок.
   Миновав кентавра, Ранецкий увидел пещеру, и начало лестницы в ней, однако возле входа дежурили два русала. Мелковатые, правда, но жилистые, и со свирепыми зубастыми рожами.
   "С двумя не справлюсь!" - расчётливо оценил Саня свои возможности, и, схватив свою булаву-палицу в правую руку, метнул в стражников.
   "Мне сегодня однозначно везёт!" - констатировал Алекс, видя, как палка угодила одному из русалов в голову. Когда же второй индивидуум не принимая боя, бросился очертя голову в топь зловонного болота, у Ранецкого вновь мелькнула мысль о неком правиле игры, о некой постановке, согласно которой он должен выбраться из яйца целым, невредимым, и к тому же остаться жить наверху.
   Вход был свободен, и Санька, не останавливаясь, прыгая через три ступеньки, помчался вверх по лестнице.
   - Ко-ко-ко! - послышался яростный, но уже приглушённый стенами, недовольный крик чёрной курицы.
   - Вперёд! - заорал Ранецкий, подбадривая сам себя.
   На лестницу, которую ещё вчера (или сто лет назад) они с Настей спускались полчаса, Алекс взлетел за минуту, как лучший в мире бегун по ступенькам. Впереди замаячил свет, указывающий на то, что вход уже близок. Однако позади, подгоняемая чёрной курицей всеяичная мразь и нечисть, уже дышала смрадным духом в Сашкину спину. Омерзительный, многоязычный вой и крик давил на уши своим резким многоголосием. Запрыгнув на последнюю ступеньку, Ранецкий понял вдруг, что створки яйца открыты, что снова указывало на некие особенные яичные правила, по которым главного героя не убивают сразу.
   - А я главный герой? - спросил у себя Сашка-промокашка.
   - В своей Вселенной ты и есть главный герой, - ответил ему внутренний голос.
   - А в яйце? - уточнил Ранецкий.
   - Если сейчас сразу не убьют, то, возможно, ты и здесь чего-то стоишь! - философски рассудил внутренний голос.
   - "...то был бы я в краю отцов, не из последних удальцов!" - процитировал Сашка что-то из школьного курса.
   - Сплюнь! - посоветовал внутренний голос, и ушёл в подсознание.
   Выскочив наружу, Алекс бросился было бежать, но тут же замер на месте, ибо прямо перед ним, всего в паре десятков метров от яйца, стояла эта грёбаная курица, величиной с мастодонта, и внимательно смотрела на него.
   "Так!" - продолжил рассуждение Ранецкий. - "Либо меня сейчас сожрут и изувечат, либо придётся совершить подвиг. В первом случае - я и есть последний удалец, а во втором - именно главный герой, которого рано увечить и поедать. То есть, для меня предусмотрено нечто другое. Продолжение банкета, например!"
   Прошло несколько долгих мгновений, пока чёрная курица начала приближаться.
   Шлёп-шлёп - когтистыми лапами по земле.
   Ко-ко-ко! - хриплыми звуками из горла.
   Её хвост медленно шевелился тёмно-синими и фиолетовыми перьями. Красный гребешок на голове трепетал, как знамя, от каждого движения. Пустые равнодушные глаза птицы, чёрные и непроницаемые, величиной с мяч от большого тенниса, остановились на Алексе.
   Ко-ко-ко.
   Шлёп-шлёп-шлёп.
   Чёрная курица остановилась рядом, и коснулась Сашкиной головы клювом, размером с экскаваторный ковш.
   "Ну, что, подвиг или смерть?"
   Куринная вонь к тому времени достигла такой концентрации, какой она бывает лишь на птицефабрике. Курица открыла клюв, и Сашка понял, чем воняет у курей изо рта. Птица зашелестела крыльями, и потёрлась шеей о Ранецкого.
   - Чего тебе надо? - спросил у курицы Саня. - Ешь уже, и дело с концом. Или ты ждёшь от меня подвига?
   Птица, тем временем, тщательно обнюхала Сашку, а своим огромным жёстким языком потрогала удава в трусах. Однако глаза курицы оставались непроницаемыми и пустыми.
   "А почему я думаю, что это курица? Может, это петух? Хотя - нет. Старуха-Настя говорила, что именно эта курица снесла яйцо, и является его владычицей и хозяйкой. Недаром все ей подчиняются. Кроме меня".
   "Да и яйцо, которое она снесла слишком велико для неё. Не могла ведь даже такая огромная несушка родить такого монстра".
   "Она могла снести маленькое яйцо, а потом оно подросло" - предположил внутренний голос.
   "А разве так бывает?" - усомнился Ранецкий.
   "Здесь всё может быть! - вспомни слова старухи, которая назвалась Настей" - вновь напомнил внутренний голос.
   "М-да. Сто лет меня будила, а добудившись, состарилась и умерла. Судьба-а!" - не к месту сыронизировал Алекс.
   И тут, чтобы поговорить с древним вороном, курица отвернулась от Ранецкого, став к нему боком.
   - Ко-ко-ко!
   - Каррр!
   Однако Саня не слушал, о чём говорят древние птицы, ибо запахло подвигом. Рядом с Сашкиной правой ногой расположился огромный куриный мизинец.
   "Это твой шанс!" - шепнул внутренний голос. - "И, либо ты последний удалец, которого сейчас сожрут, и не поперхнуться, либо ты главный герой, и проживёшь ещё долго. А если повезёт, то, помимо долгой жизни, всё для тебя закончится очень хорошо. "Happy and" - знаешь такую американскую штучку?"
   - Знаю! - шепнул Алекс.
   А далее, не рассуждая, чтобы вдруг не передумать, Саня схватил обеими руками свой охотничий нож, и резанул по сухожилию куриной лапы. Нож легко перерезал связку, дойдя до кости.
   - Ку-ка-ре-ку! - взвизгнула курица, и стала заваливаться на Сашку-промокашку, при этом отчаянно вертя головой, махая крыльями, и шелестя хвостом.
   Едва увернувшись от падающего тела, Саня ещё раз пырнул курицу куда-то в район её жопы, и с нелепым в данной ситуации возгласом: Хай-я! Бросился бежать. Он так побежал, что вся энергия его тела ушла в ноги, не оставив для головы и мозга ни единого джоуля, а потому в памяти Ранецкого этот эпизод его жизни совсем не сохранился, а как Алекс попал в дом деда он ничегошеньки не помнил.
   Память его включилась с того момента, когда он влетел в хату, схватил крынку молока, и, жадно глотая, выпил до дна.
  
   Глуховка. 80-е годы.
   Семья оказалась в сборе, и, сидя в рядок на лавке, со страхом смотрели на внучка и племянника. Их лица были напряжены, а глаза опасливо смотрели на родственника.
   - Ты где был? - неожиданно строго поинтересовался дед. Такой строгости Сашка не припомнил уже лет пять.
   - А чёрт его знает! - честно признался он, ибо рассказ о яйце до сих пор всерьёз не воспринимал.
   - Точнее, племяш! - очень серьёзно проговорил Сергей, и тогда Ранецкий понял, что и здесь что-то произошло.
   - В яйце! - решил он говорить правду, ибо к любой полу лжи надо было готовиться, а у него этого времени не было.
   - Где? - воскликнули все трое.
   - Внутри яйца, - пояснил Алекс.- Еле ноги унёс.
   Семья переглянулась между собой. Высказался Сергей:
   - Теперь придётся дальше уносить.
   - Почему? - искренне удивился Саша.
   - А ты разве ничего не знаешь? - спросила бабушка, затравленно глядя на внука.
   - Смотря, что ты имеешь в виду.
   - Настя... - начала бабушка, и осеклась.
   - Что с ней? - напрягся Алекс.
   - Её нашли... - начал было Сергей, но тоже замолчал, и отвернулся.
   - Да что с ней?! - уже предчувствуя недоброе, заорал Сашка.
   - Её изнасиловали и убили, - тихо проговорил дедушка. - Вот так. - И молча закурил свой "Беломор".
   - О, Боже! Кто? - Саня сел на табуретку. - Мы с ней... вчера...
   - Васька Изольдов утверждает, что это сделал ты. - Серёга положил руку на Сашкино плечо. - Так что сам понимаешь.
   - И ему поверили? - возмутился Сашка, чуть не плача.
   - Это деревня, Саня. Тут твоими алибями можно только задницу подтирать, - справедливо отметил дед.
   - Ну, а вы? - Ранецкий посмотрел на родичей. - Надеюсь вы...
   - Мы-то нет, племяш, успокойся и бог с тобой. Но вот остальные глуховчане настроены весьма серьёзно.
   - Что они собираются делать? - голос Ранецкого задрожал.
   - Они собираются устроить самосуд, - ответил дедушка.
   - Забьют палками, и выбросят в лесу, на съедение зверью. - Уточнил Сергей.
   - Ну и порядочки у вас! - возмутился Алекс. - А где же закон?
   - Ты что не понял? - тихо спросила бабушка.
   - Чего?
   - Настеньку, девочку красавицу, которую все мы с детства знаем, кто-то изнасиловал, надругался и убил. Ей семнадцать вот только исполнилось. Какие законы, Сашенька?
   - Значит, разбираться не будут?
   - Пальцем на тебя уже показали, так что на пощаду не рассчитывай, - кивнул Сергей. - Эх, я бы этого Ваську...
   - Тихо! - осадил сына дед. - Поздно кулаками махать.
   - Что же делать? - уже всерьёз оценив ситуацию, спросил Сашка. Ему становилось слегка не по себе.
   - Мы твои вещички собрали, - шепотом заговорила бабушка. - Не все, но самое основное. Остальное позже посылкой вышлем.
   - И, что?
   - Бежать тебе надо! - строго констатировал дед.
   - Но, почему? Я ни в чём не виноват!
   - Сергей тебя проведёт, - словно не слыша внука, продолжил дедушка.
   - Но почему я должен бежать? Закричал Саня. - Тем более, если Настю...
   - Вот именно, Настю. Красавицу Настю. Кто -то... - дед не смог повторить, что сделали с девушкой. - А потому, не спорь, если хочешь живым отсюда выбраться.
   - Потом страсти улягутся, - успокоил Сергей. - Может, и настоящего убийцу найдут.
   - Да я же был с ней ещё вчера!
   - Где?
   - В яйце.
   - Забудь об этом.
   - Да Васька-то Изольдов знает об этом. Он видел, как мы туда заходили.
   Дед с Сергеем переглянулись.
   - Тогда тебе уже ничего не поможет, - дедушка подтолкнул Ранецкого к выходу. - Беги!
   - Серёжа, уводи его от греха подальше! - взмолилась бабушка.
   - Пойдём! - Сергей взял Саню за рукав.
   - Подождите! - Сашка упёрся в дверной косяк. - А как же вы? Ненависть ко мне падёт на ваши головы!
   - С этим мы как-нибудь разберёмся, - успокоил дед.
   - Я вас не брошу! - волна стыда налетела на Ранецкого. Как же он может покинуть своих...
   - Беги, Сашенька! - запричитала бабушка. - Мы знаем, что ты не трус. Но своим присутствием ты сделаешь хуже только нам.
   - Если тебя застанут здесь, то могут воспринять это, как покрывательство, и это лишь усугубит ситуацию.
   - Пойми, Сашка, мы - свои! - пояснил дед. - Мы прожили здесь всю жизнь, и нас они не посмеют тронуть. А вот если застанут здесь тебя, то уж поверь: всех забьют, никого не пожалеют.
   - А кто же её... - Саня чуть не разрыдался.
   - Это всем интересно знать, но именно теперь правды никто искать не будет. - Дед снова подтолкнул внука к двери. - Беги, Сашка, уноси ноги.
   - Беги, Сашенька! - бабушка уже рыдала вовсю. - Каждая секунда дорога. - Баба Аня осенила внука крёстным знамением. - Беги, и не оглядывайся.
   Попрощавшись наспех, Сашка выбежал на задний двор. Там его уже ждал Сергей с охотничьим ружьём, с ножом на поясе и топором за поясом.
   - Дай мне что-нибудь! - взмолился Алекс.
   - Что, пострелять захотелось? - Серёга зарядил ружьё.
   - Но, как мне защищаться?
   - Я ни в кого стрелять не собираюсь, и тебе не позволю. А ружьишко - это так, для острастки, чтоб на расстоянии удерживать.
   - Сергей!
   - Я буду стрелять только в воздух, дурья твоя башка! Трупов тут ещё не хватало! У нас здесь, Слава Богу, не Сицилия.
   - А жаль!
   - Что?!
   - Ваську Изольдова собственными руками удавлю.
   - Вот руками и дави, но только не здесь и не сейчас.
   - Сергей!
   - Всё! С этой секунды все мои команды выполнять со скоростью молодого солдата. Понял!
   - Понял!
   - Ладно, племяш, не дрейфь, выкрутимся.
   - Я не боюсь. Я просто хочу знать, кто... - комок застрял у Сашки в горле, в носу защипало, на глаза навернулись непрошенные слёзы.
   Серёга положил свою огромную ручищу Саньки на плечо.
   - И я хочу. И все хотят. И Васька Изольдов, поверь, хочет. И если он найдётся, я тебе гарантирую: до суда эта мразь не доживет. Порвут к чертям собачьим. Ну, а пока, если не хочешь, чтобы разорвали тебя, беги за мной.
   С этими словами Сергей рванул в сторону леса.
   Ранецкий последовал за ним, но едва он добежал до первых деревьев, как услышал позади себя истошный вопль Васьки Изольдова.
   - Вон он!!! Лесом уйти хочет!
   - У!!! - услышал Санька самосудный приговор озверевшей толпы.
   Алекс не оборачивался, чтобы не тратить сил. Он бежал на последнем издыхании, и понимал, что пробежка внутри яйца забрала слишком много сил. Однако он осознал вдруг и другое, оценив глубину иронии сложившейся ситуации. Он понял неожиданно, что существует единственное место, где он сможет спрятаться от озверевших глуховчан. И местом этим являлось яйцо, которое он покинул менее часа назад.
   Серёга, стреляя в воздух, пытался увести погоню в сторону, что ему, в общем-то, удалось.
   - Каррр! - услышал Алекс знакомую аббревиатуру.
   - Каррр! - набравшись наглости, ответил он древней птиц.
   - Прошу! - неожиданно галантно пригласил ворон, указывая на раскрытые створки крылом.
   Видя Сашкино замешательство, ворон высказал такую мысль:
   - Во всяком случае, тебя там не забьют до смерти палками.
   - А что сделают? - поинтересовался Ранецкий. - Съедят? Высосут кровь? Порвут на части?
   - А это будет зависеть от того, как ты себя там поведёшь.
   - Что с курицей? - логично поинтересовался Алекс. - Она же меня заклюёт!
   - Я берусь уладить этот инцидент.
   - Даже так? - искренне удивился Ранецкий.
   - О! Я многое могу! - хвастливо прокаркала древняя птица. - Я имею большое влияние на курицу.
   - Каким образом, если не секрет?
   - А я отец яйца! - сказав это, ворон горделиво выпятил грудь. - Да! Да! - и добавил. - Ты ведь слышал уже: здесь всякое возможно!
   - А что теперь у мамы яйца со здоровьем? - едко поинтересовался Алекс.
   Либо пропустив иронию, либо не заметив её, ворон ответил.
   - Конечно, моя милая курочка до конца жизни останется хромой. Однако даю слово, она тебе не тронет.
   - Почему?
   - Слишком много вопросов! - строго каркнул ворон. - Заходи!
   Санька полез в сумку за сигаретами, и неожиданно обнаружил в ней свою старую, ещё ТЕХ времён, рогатку со свинцовыми шарами в качестве снарядов. Грозное оружие для пернатых. Далее Ранецкий не спешил. Он достал сигареты и закурил, оправдывая тем своё копание в сумке. А вот когда он клал сигареты обратно, и бдительность ворона дошла до нуля, Саня стал медленно вытаскивать рогатку из сумки, стараясь её одновременно и зарядить.
   Ворон ни о чём не догадывался. Он кряхтел, чистил перья и поучал Алекса голосом Зиновия Гердта.
   "Ну, сучий потрох, держись!"
   Ранецкий молниеносно вытащил уже заряженную рогатку из сумки, натянул упругую резину, и прицелился.
   Ворон замолчал, замахал крыльями, зашуршал когтями по дереву, но было поздно. Санька слыл мастером в этом виде стрельбы. Свинцовый шар угодил древней птице прямо в грудь. А далее Сашка увидел ворох куцых перьев, глухое падение неуправляемого тела, и традиционное "Каррр!" после далеко не мягкого приземления.
  
   Деревня Глуховка, 2000-е годы.
   Воспоминания полностью затмили разум, и Алекс не заметил, как дождь закончился. Память ни в чём не обманула, и Ранецкий, будто вновь пережил события более чем двадцатилетней давности. Сквозь тучи выглянуло вечернее солнце, и в прорезиненном плаще стало жарко. Сашка сбросил плащ, и в который раз залюбовался фотографией Насти. Юная красавица спустя годы не отпускала сердца Алекса. Она вся находилась там. И потому не виновата бывшая жена, что взаимоотношения не сложились. И не виноваты дети, что не любят папочку. И бывшая жена не настраивала их против него. Просто он сам всё делал так, чтобы его возненавидели. И Настя тоже не виновата, что до сих пор занимает весь объём его сердца, хотя знакомы-то были всего лишь сутки. Никто не виноват.
   - Так что же случилось с тобой в реальности, Настя Соболева?
   Уже много позже, после проведения официального прокурорского расследования и многочисленных медицинских экспертиз, Сергей написал Александру подробное письмо. Оказывается, Настя не была изнасилована и убита. В тот вечер и ночь она имела долговременную интимную связь, но это был один человек, ибо экспертиза спермы во всех её анатомических отверстиях указывало на то, что мужчина был один и тот же, и насилия не было, а имела местно страстная любовь. И страсть эта была направлена на одного человека, Алекса Ранецкого. Конечно, в протоколах об этом не было указано, но Сашка-то знал, что Настя весь вечер и всю ночь того рокового дня занималась любовью только с ним.
   И ещё. Никаких следов насилия и убийства на теле Насти также обнаружено не было. Ни единого. Как гласило медицинское заключение: у девушки произошла остановка сердца. У Насти остановилось сердце от наслаждения и удовольствия. Сердце не выдержало такого количества счастья и остановилось. Врачи сказали, что так бывает. Очень редко, но бывает. Настя умерла от любви к Алексу. Сердце девушки не выдержало оргазма, и остановилось. Вот такой диагноз.
   - Значит, - Ранецкий в очередной раз посмотрел на фото Насти Соболевой. Фото девушки, которую любил всю жизнь. - Значит, это я тебя убил, Настенька!
   Эх, как же всё в жизни бывает нелепо. Ранецкий поднялся, и хотел было идти домой, но тут в глаза ему бросилась церковь. Старая разрушенная церковь, постройки 1899 года. Тогда деревня Глуховка была ещё крупным селом Глуховское. И именно тогда, в начале 20-х, эту церковь попытались превратить в нечто другое, в более подобающее сложившейся ситуации с точки зрения построения социализма. В общем, учитывая близость кладбища, из церкви решили сделать Дом гражданской панихиды. Мудрое решение. С одной стороны, и профильность сохранялась - людей хоронить, а с другой - ритуальные услуги будут проходить с соблюдением атеистической обрядности, без батюшки и отпевания, зато с заупокойным тамадой и скрепяще-надрывным похоронным маршем.
   Начали, как и в других церквах, с разграбления. Сняли позолоченный крест и бронзовый колокол. Вынесли в неизвестном направлении все иконы в золочёных окладах и церковную серебряную утварь. Ни оставили ничего. Росписи на стенах загрунтовали и покрасили шаровой краской. Одним словом, уничтожили все религиозные атрибуты культового предназначения.
   Но, не тут-то было! Возможно, краски, которыми пользовались в 19-м веке, были ни в пример нынешним. Да и сама роспись велась с соблюдением всей необходимой технологии, с сохранением нужных пропорций, и с точной выдержкой по времени каждого следующего слоя. Только не прошло и полугода, как вся эта наружная мазня, вместе с вышеупомянутой грунтовкой, высохла, и, сначала начала трескаться, потом опадать понемногу, а в один прекрасный момент обвалилась вся. Подчистую.
   Всё бы ничего, дело поправимое, только вот роспись церковная с ликами святых и мучеников, после своего вторичного появления на свет божий, стала ещё краше и величественнее, чем была изначально. Цвета стали ярче и насыщеннее, а микротрещины, сплошь покрывавшие стены и свод, вдруг исчезли совсем, будто их и не было вовсе.
   По округе поползли слухи.
   Из губернской столицы прибыл главный большевик со свитой. Кожаное пальто до пят, хрустящая портупея, маузер на ремне, фуражка со звёздочкой, а также бледное лицо, ухоженная чёрная бородка клинышком и тонкие усики, и, кроме того, тонкие выхоленные руки и наманекюренные ногти, позволяли с большой степенью уверенности предположить, что пламенный ленинец был явно не пролетарского происхождения.
   Предгубкома был взбешён. Вид похорошевших христианских святых и мучеников вызывал в нём глубинную ненависть, доводящий революционный организм, ослабленный тюрьмами и ссылками, до плохо сдерживаемой икоты. Он громко, но неумело ругался матом, брызгал обильно слюной, и тыкал всем виновным своим тощим интеллигентским кулачком в побледневшие пролетарские лица. Закончив разнос, он укатил восвояси, приказав всё исправить в течение трёх суток.
   Местная публика оценила юмор по поводу трёх суток, но приказ - есть приказ, и работа закипела. Нагнали народу, установили леса вдоль стен, и начали обдирать роспись. Метр за метром. День и ночь. Без перерыва. А на третьи сутки леса обвалились. Несколько человек погибло, а ещё большее число страшным образом покалечились. Работа к тому времени не была выполнена даже на треть.
   Главный большевик теперь уже не только орал и неумело матерился, но и во всю размахивал маузером, нелепо смотревшимся в его бледной худосочной руке. Скорее всего, на пламенного ленинца давили сверху другие, ещё более пламенные ленинцы, и предгубкома вполне осознавал, что никакие оправдания в провале акции по искоренению традиционных верований в расчёт браться не будут, а все прошлые заслуги мгновенно забудутся, при виде такого явного омоложения ненавистных ликов.
   И он поступил вполне радикально, по-большевистски.
   На следующий день приехали красноармейцы и тщательно заминировали церковь по заранее рассчитанной схеме, а затем взорвали её по всем правилам сапёрной науки.
   Но видно с кирпичом и скрепляющим раствором в 19-м веке было всё нормально, потому что произошло нечто совсем уж необъяснимое. Ибо церковь выстояла. Лишь штукатурка кое-где осыпалась, а по одной из стен пошла трещина. Всё. Больше никаких разрушений не обнаружилось.
   По окрестностям опять поползли слухи. Однако, когда через несколько дней из столицы губернии пожаловала особая комиссия во главе со всё тем же очкастым большевиком, и с поставленной свыше задачей решить, наконец, вопрос о перепрофилировании неподатливого культового сооружения, то купол церкви в тот момент, когда члены комиссии находились внутри здания, обвалился, погребя под собой весь контролирующий орган в полном составе. Никто не выжил!
   С тех пор церковь оставили в покое. Вернее то, что от неё осталось. А в результате всё получилось именно так, как у нас обычно бывает. То, что было - уничтожили, своего, нового так и не создали, ну, а стереть священные останки с лица земли, чтобы хоть не напоминало о былом - тоже не смогли.
   Только трупы кругом.
  
   В огороде на заднем дворе Алекс накопал картошки и лука. В доме нашлась соль и прочие пряности. На кухне обнаружил посуду, ложки и вилки, сковородки и кастрюли. Ничего не пропало. А вот электричества не было. Зато отыскались две керосиновые лампы и канистра с керосином. В колодце имелась чистая вода, удобства во дворе никуда не делись, а стол и стулья так никому и не понадобились.
   Ранецкий нажарил картошки с луком, достал остатки дорожной еды, нашёл в погребе запасы самогона, неиспользованные ещё после поминок по Сергею, и сел поужинать на свежем воздухе. С одной стороны, он планировал работы по дому и на кладбище, с другой - учитывал присутствие оживших покойников, ну, а с третьей, допускал наличие яйца, чёрной курицы и древнего ворона. Слишком много обстоятельств - подумал Сашка, и тут же увидел, как со стороны леса к нему кто-то приближается.
   - Пожрать не дадут! - возмутился Ранецкий, и пошёл в дом за карабином. Зарядив его, он сел за стол, и продолжил ужин, замахнув для смелости соточку дяди Сэма.
   Приглядевшись повнимательнее, Алекс понял, что это не приведение и не оживший труп. Это была типичная крестьянка, годами далеко за сорок, в типичной крестьянской одежде и такой же внешности. Узнать в ней знакомую глуховчанку с такого расстояния не удалось, и Сашка стал ждать её прихода, ибо был уверен, что мимо она не пройдёт. Так и вышло. Женщина остановилась возле калитки.
   - Добрый вечер!
   - Здравствуйте, красавица, проходите. Разделите мой скромный ужин.
   - Спасибо за красавицу! - женщина слегка смутилась. - Вот только не пойму, кто вы. Дом Соколовых-то мне знаком, а вот кто вы им?
   - А вы проходите. Может вблизи и узнаете. Я ведь здесь не посторонний.
   Женщина зашла во двор и подошла к столу.
   - Присаживайтесь! - Санька галантно подвинул стул. - Проголодались?
   - Да не откажусь, - ответила селянка, всё пытаясь идентифицировать Ранецкого.
   - Выпьете?
   - С удовольствием.
   Пока Сашка раскладывал еду и разливал самогон, женщина всё время изучала его, а потом вдруг шлёпнула себя по лбу.
   - Ну, конечно, кто ж ещё? Вы - Александр, внук бабы Ани.
   - Прямо в десятку! - обрадовался Ранецкий, ибо тоже узнал женщину.
   Это была Лариса. В те времена ей было лет шестнадцать, и жила она на несколько домов ближе к кладбищу. Точно!
   "И, по-моему, я ей нравился!" - радостно констатировал внук бабы Ани. - "Теперь ей нет и сорока, а выглядит на шестьдесят. Вот, что с женщинами делает сельское хозяйство".
   - А я вас тоже узнал!
   - Да ну?
   - Вас, красавица, зовут Лариса!
   - Точно! - красавица залилась краской, и, чтобы снять смущение, схватилась за рюмку. - Со свиданьицем!
   - За вас, Лариса! - поддержал тост Ранецкий. Хотел добавить: Петровна, но не стал. Пусть остаётся красавицей Ларисой. Ей это обращение, судя по всему, очень даже понравилось.
   - Приехали посмотреть: что и как? - поинтересовалась красавица Лариса.
   - Да, - кивнул Алекс. - Могилки подправить, дом подремонтировать. Поживу немного. От городской суеты отдохну.
   Лариса посмотрела на Алекса и кивнула головой. Потом она той же головой покачала по поводу чего-то. А далее, упёршись подбородком в кулак, она задумалась о чём-то своём, чисто женском. Морщины на лице её разгладились, глаза вдруг стали васильково-синими, а из под платка кокетливыми пружинками стали выбиваться светло-каштановые волосы. С рыжиной. В это мгновение Лариса Петровна стала вдруг выглядеть на свои тридцать девять с половиной.
   Алекс улыбнулся, понимая, что мысли в голове очень часто влияют на внешность. Особенно у женщин. Осталось догадаться, о чём думала красавица Лариса в этот краткий миг.
   Сначала, Лариса Петровна хотела что-то сказать, но промолчала. Потом, ей захотелось о чём-то спросить, но она не решилась. А далее, заметив, как Ранецкий смотрит на неё, смутилась ещё больше, и Алекс предложил выпить ещё. Лариса Петровна согласилась.
   Выпили понемногу. Потом ещё. И ещё. Когда красавица Лариса опьянела, она прекратила смущаться, и пристально посмотрела на Сашку.
   - Угостите сигареткой!
   Закурив, она всё-таки задала вопрос, который весь вечер вертелся у неё на языке. Но вопрос этот предназначался не Ранецкому, а так, вообще.
   - До сих пор не понимаю, как можно умереть от любви?!
   Алекс пожал плечами. Лариса Петровна была пьяна, а спорить и дискутировать с пьяными женщинами, Ранецкому не позволял один из основных его жизненных принципов.
   - Я понимаю, когда умирают от горя неразделённой любви, - продолжала Лариса, - или, когда тебя бросает любимый человек. С этим всё ясно. Но, как можно любить мужчину, заниматься с ним этим самым сексом, а потом взять, и умереть от наслаждения. От оргазма. - Лариса Петровна смотрела на Ранецкого пьяным взглядом. - В голове не укладывается.
   - Сердце не выдержало, - ответил Алекс, - и до него, наконец, дошло, что диагноз, то есть причина смерти Анастасии Соболевой, известен в Глуховке всем, от мала до велика. И, что причина её смерти есть Сашка Ранецкий - тоже знают все. И это надо учитывать.
   - Так бывает! - выдавил из себя убийца Насти. - Очень редко, но бывает.
   - Счастливая она, твоя Настя! - с надрывом проговорила Лариса Петровна, и разрыдалась.
   - Кто знает? - неопределённо пробормотал Саша Ранецкий.
   Сквозь обильно бегущие слёзы, сквозь спазмы и сопли, Лариса Петровна произнесла фразу, которую Алекс уже какое-то время ожидал от красавицы Ларисы:
   - Да я бы всю свою грёбаную жизнь отдала, чтобы умереть вот так, как Настя. Налюбилась бы всласть с милым-любимым - и на погост! - Лариса посмотрела на Алекса. - Что ещё женщине надо?
   - Не знаю. Я ведь не женщина.
   - Нальёшь ещё? - спросила тётя Лариса, ибо теперь выглядела на свои шестьдесят.
   - Пожалуйста. - Сашка потянулся к бутылке. - Могу и с собой дать.
   - Добрый ты человек, Саша! - искренне произнесла пьяная Лариса Петровна.
   - Это тебе со стороны так кажется, - Алекс наполнил рюмки. - За Настю!
   - Пусть земля ей будет пухом! - добавила Лариса.
   Похрустев лучком, чесночком и редиской Лариса Петровна продолжила:
   - К Настюше нашей пол района сваталось, даже из райцентра. Можешь себе представить, сын ихнего Первого секретаря сватов присылал. Золотые горы обещал. Мол, принцессой будешь у меня ходить. Не знаю, может она и согласилась бы на принцессу, но тут появился ты. Увидела родимая тебя, и всё - любовь с первого взгляда. Это она мне в тот день днём рассказала, когда вы с ней на речке купались вместе.
   Лариса Петровна налила себе и выпила.
   - А после первой сладкой ночки, от любви у неё останавливается сердце. - Продолжила Лариса Петровна.
   - Ага! - кивнул Ранецкий.
   - А дальше, в гроб и на кладбище. Судьба-а.
   Вечерело. Сквозь остатки туч проглядывало низкое вечернее солнце. Сумерки сгущались. Алекс подбросил дров в костёр. Вспыхнувшее пламя разогнало темноту.
   - Одна живёшь? - осторожно поинтересовался Саша.
   - Одна! - с тяжким вздохом ответила Лариса, откровенно поглядывая на Ранецкого.
   - Дети, наверное, есть? - продолжил разговор Алекс.
   - Есть, как не быть. Только в городе они, слава богу, а муж умер пять лет назад.
   Лариса Петровна, как женщина, всё больше начинала привлекать Ранецкого, а это означало, что с самогоном надо завязывать. Сама же красавица Лариса смотрела на Алекса всё похотливее и похотливее. Сашка, как мужчина, её ощутимо привлекал, она раскраснелась, глаза заблестели, Лариса сняла платок и тряхнула своими густыми длинными волосами. Возраст женщины с огромной скоростью приближался к тридцати пяти.
   - А ты не боишься одна жить?
   - Привыкла! - пожала плечами молодеющая селянка. - Конечно, без мужика тяжело, но я управляюсь.
   - Может, помочь чего надо? - ляпнул Ранецкий, и тут же прикусил язык, но Лариса Петровна мгновенно подхватила мысль.
   - Да не помешало бы, Саша, кой чего подправить, - Лариса расправила плечи. - Так я вознагражу! - глаза женщины засверкали огнями и искрами. - В любой форме. - Она так смотрела на Алекса, что он еле выдержал этот взгляд обделённой любовью женщины. - Ты подумай. Я не жадная. Я для тебя всё...
   Поняв, что дала маху, Лариса замолчала. Смутилась и покраснела. Но взгляд остался прежним.
   - Давай ещё по чуть-чуть?
   - С удовольствием! - Ранецкий разливал дядю Сэма, и пытался предположить, о чём сейчас думает Лариса Петровна, если машина времени унесла её к тридцати четырём.
   "Может это я слишком много выпил?" - подумал Алекс, однако тут же по-философски рассудил: - "А какая разница? Я ли много выпил, или Лариса слегка перебрала, или мы оба позволили себе слишком много?"
   - За твою неувядающую красоту! - произнёс Ранецкий пьяным голосом.
   - За нас! - как о свершившимся факте объявила Лариса, и, выпив, полезла целоваться.
   Алекс посадил селянку к себе на колени, и какое-то время они жадно целовались, забыв обо всём. Единственное, что отметил Сашка, было наличие ожившего удава, который всем своим телом рвался из трусов.
   Оторвавшись, наконец, друг от друга, мужчина и женщина, тяжело дыша потянулись к сигаретам, чтобы чем-то занять трясущиеся руки.
   - Ты, кстати, будь осторожен! - совершенно трезвым голосом произнесла Лариса Петровна.
   - А чего мне бояться? - Саша указал на карабин. - Я при оружии.
   - От этого карабин не поможет, - покачала головой Лариса.
   - От чего? - Саня полез Ларисе под юбку. - Говори, Лариска!
   Селянка обняла Алекса за шею, и впилась в губы. Через несколько минут, оторвавшись, и тяжело дыша, Она сказала:
   - От курицы хромой и кривого нелетающего ворона.
   - А они ещё здесь?
   - А где же им быть? - подтвердила Лариска, начиная раздеваться. - Здесь они. Говорят, это ты их изувечил. - Прошептала симпатичная тридцатидвухлетняя женщина.
   - Пусть говорят! - шепнул Ранецкий и укусил Лариску за ухо.
   Женщина ойкнула и начала раздевать Сашку-промокашку. Окончив приготовления, Алекс понёс женщину в дом.
   - Опасайся ты их, - жарко и бессвязно шептала Лариса. - Они, поди, знают, что ты приехал, и козни строят супротив тебя, мой милый.
   - Думаешь? - спросил Алекс, кладя Ларису на просторную лавку.
   - Уверена! - простонала Лариса, и потянула Сашку на себя. - Не томи, любимый, я этого всю жизнь ждала. - Именно этого, а завтра, хоть в могилу!
  
   Деревня Глуховка, осень 1982 года.
   После длительного интимного общения с оголодавшей женщиной среднего возраста, Ранецкий уснул под утро, как убитый. И словно в упрёк за прошлое, приснился ему сон о том, как перед самым призывом в армию, он тайно посетил Глуховку. Тайно - это потому, что об этой поездке никто не знал. Родителям сказал, что на три-четыре дня поедет в Столицу, с другом детства проститься. Вернее - попрощаться. Ну, а ещё потому - тайно, что, будучи в Глуховке, он не собирался посещать бабушку, дедушку и дядю Сергея.
   Осень в тот год выдалась тёплая и сухая. Листва на деревьях красиво увядала, окрашиваясь всем осенним разноцветьем, от жёлтого и оранжевого до багряно-красного. Опавшие листья тихо шуршали под ногами. Небо раскрасилось в бледно-голубые тона, было светлым и ясным. Мандариновое солнце отдавало последнее тепло.
   Письмо, полученное от Сергея, просто шокировало Алекса. Подробности расследования смерти Насти, и медицинская экспертиза её тела, однозначно указывало на то, что это он убил её. Вернее, стал причиной смерти девушки. Сашка неделю прибывал в прострации, а потом решил, что просто обязан съездить на могилу, ещё до того, как его призовут в армию. Ранецкий долго откладывал поездку, но когда после областной медкомиссии, стала точно известна дата, Санька решился. Решился ещё и потому, что до конца не верил в то, что произошло, а потому, должен был сам увидеть могилу, взять горсть земли с неё, и всплакнуть, если получиться.
   А чтобы глуховчане там его не похоронили методом самосуда, надо было ехать тайно. Чтобы никто ничего не знал, не ведал и не догадывался. Да и Серёга в том же письме предупреждал: не вздумай приезжать; ситуация немного разрядилась, но всё равно в мозгах глуховчан виновник смерти Насти - ты! Мол, иди, исполняй свою почётную обязанность, а там будет видно.
   Естественно, Сашка никого и слушать не хотел. По его вине умерла самая прекрасная девушка на свете, а он, как последний трус, будет в армии прятаться? Нет уж, это не в стиле Алекса Ранецкого. Однако, как туда добираться? Прежним, испытанным путём через село Раздольное, а далее на автобусе, не пойдёт, его обязательно заметят. Через лес тоже опасно, кто знает, как там поживают чёрная курица и древний ворон. Значит, оставался путь на перекладных: в объезд, десятой дорогой, через Рио-де-Жанейро. Шутка!
   Внимательно изучив маршрут, и заранее позаботясь о билетах в оба конца, Саша Ранецкий без всяких приключений добрался до Глуховки, только с другого конца. Оттуда, откуда никакой транспорт отродясь не хаживал.
   Далее, возник вопрос о том, в какое время суток лучше идти на кладбище. Ночью посещать погост не имело смысла - темно, а значит, ничего не найдёшь. Если же включить фонарь, то это привлечёт внимание, а любопытствующих в Глуховке, страдающих бессонницей, хоть пруд пруди. Значит, либо рано утром, либо перед закатом. Однако, перед закатом, тоже рискованно, ибо кто знает, во сколько сегодня в Глуховке зайдёт солнце? Получается, единственное удобное время - на рассвете.
   Разобравшись со временем, Алекс забрался в заброшенный сарай с протухшим сеном, и приготовился ждать. Где-то в стене периодически пиликал сверчок. Сквозь подсвеченное одинокое облако светила Луна. Лягушки организовали концерт по берегам озерца, в которое впадает Куринный ручей. Мыши шуршали где-то под полом. Одинокая птица села на дверь, и она, открывшись, скрипнула.
   Сашка спустился к двери, и закрыл её. Птица упорхнула. А когда Ранецкий обернулся, то увидел Настю. Девушка сидела в нескольких шагах от него на охапке сена, одетая в ту же одежду, что и в тот день.
   - Настя! - только и смог произнести Саня.
   - Да, Саша, это - я!
   - Но, ты же...
   - Да, мой милый, я умерла. Ты сильно рискуешь. Тебя могут увидеть.
   - Но я не мог иначе, о, боже, я так люблю тебя!
   - Я тоже люблю тебя, Сашенька, но я умерла, и с этим ничего не поделаешь.
   - От чего ты умерла?
   - От счастья! - Настя улыбнулась. - Мне не было больно, любимый, просто сердце остановилось, не выдержав столько любви.
   - Настя...
   - Ничего не поделаешь, так бывает, хотя и очень редко.
   - А если...
   - Что, мой хороший?
   - Если я себя убью, мы встретимся с тобой?
   - Нет! - воскликнула испуганно Настя. - Даже не думай об этом. Самоубийство - страшный грех, и если ты это сделаешь, тогда мы точно никогда не увидимся.
   - Я скучаю по тебе! - Алекс сделал шаг по направлению к девушке.
   Настя вскочила, и отошла на несколько шагов.
   - Мы не должны касаться друг друга. Это опасно для тебя.
   - Настя, но что же нам делать?
   - Теперь уже поздно что-то делать. Я тоже скучаю по тебе, мой Сашенька, но изменить ничего нельзя. Как видишь, сильно любить, иногда вредно для здоровья. Однако я хочу, чтобы ты знал: я ни о чём не жалею!
   - Там - хорошо?
   - Там - никак. Там ничего нет. Только темнота.
   - Но, как же ты появилась здесь?
   - Меня выпустили ненадолго, потому что ты пришёл.
   - Кто выпустил?
   - Извини, любимый, но ты этого не поймёшь. Да и рано тебе.
   - Не хочешь рассказать?
   - Всё, Сашенька, мне пора. Прощай, мой милый!
   - Последний вопрос.
   - Спрашивай.
   - Если я приду к тебе на могилу, ты увидишь меня?
   - Увижу!
   - Тогда жди. Я приду. Прощай.
   Настя исчезла.
  
   В предрассветной полутьме Ранецкий был уже возле ограды кладбища. Куда идти, он примерно знал, ибо хоронили в Глуховке по строго определённому плану. Древний погост заволокло туманом, но посыпанные мелким щебнем дорожки уже были хорошо различимы. Пройдя по центральной аллее сотню метров, Алекс свернул в сторону последних захоронений. Вот и нужный поворот. Здесь.
   Саша остановился. Комок в горле стал огромным и мешал дышать. От ощущения полной безнадёги защипало в носу. Глаза застилала пелена наворачивающихся слёз, и Сашка-промокашка почувствовал бесконечную пустоту внутри. Тело сковал холод.
   Всё!
   Всё-таки до последнего мгновения в нём теплилась надежда на чудо. Пусть вопреки всему и несмотря ни на что. Однако теперь надежда испарилась. С памятника на Сашку смотрела улыбающаяся Настя, и её красота, здесь, на кладбище, казалась настолько неестественной, что Санька не выдержал. Его словно прорвало. Он опустился на землю и разрыдался. Сашка плакал, а Настя смотрела на него откуда-то издалека, из другого мира, и взгляд этот уже ничего не обещал. Она действительно умерла.
   Так просидел он несколько часов, а туман, словно специально не уходил, чтобы скрыть присутствие главного виновника её смерти от мстительных глуховчан. Он сидел в оцепенении, отключившись от всего, что происходило вокруг. Слёзы кончились, глаза высохли, и лишь застывший спазм в горле напоминал Сашке о напрасных чаяниях, несбывшихся надеждах и так безвременно похороненной любви.
   Ну, всё, пора! Санька поднялся, и, положив на могилу цветы, остановился ещё на мгновение.
   - Прощай!
   Затем, развернувшись, он медленно побрёл прочь, заклиная себя не оглядываться. Да где уж там. Конечно, он обернулся.
   Ветер шелестел в кронах деревьев, туман истончался, и Саня в последний раз взглянул на неё. Настя продолжала улыбаться ему, и Алекс вдруг, сам не зная почему, улыбнулся ей в ответ. Как тогда, в первый раз, на речке.
   - Прощай, Настенька!
  
   Деревня Глуховка, 2000-е годы.
   Когда Алекс проснулся, позднее утро было в полном разгаре. Через настежь открытые окна солнце озаряло всю комнату, и светило прямо в лицо. Кусок яркого голубого неба, видимого через то же окно, обещал тёплый погожий день. Перевернувшись на бок, Ранецкий внимательно осмотрел комнату. Следов Ларисы не обнаружилось. Алекс рассмеялся: значит, не умерла от любви и счастья. Однако тут же осёкся: нашёл над чем смеяться.
   Вставать не хотелось. Отодвинувшись, чтобы солнце не светило в лицо, Сашка ещё немного полежал на лавке, размышляя о событиях вчерашнего вечера, чудес ночи и перипетиях ночного сна, пытаясь угадать, есть ли между ними связь.
   Изменил ли он Насте? Нет, конечно. Столько лет прошло, а от неё ОТТУДА ни слуху, ни духу. А вот стоило ли начинать с Лариской - это вопрос!
   Ранецкий закурил. Вопрос с Ларисой Петровной был очень актуален. Ведь если идея о переезде в Глуховку укоренится не только в голове, но и начнёт приобретать некоторую практическую сторону, связанную с переездом сюда родителей, то лучшей кандидатуры на роль жены придумать невозможно. Тихая деревенская жизнь, родители под боком, продукты натуральные, а главное, любящая жена, которая не будет требовать от тебя невозможного. Что может быть прекраснее? Ничего! А пока надо вставать.
   Сашка поднялся. Есть не хотелось. Рука тянулась к дяде Сэму, но Алекс зарёкся не опохмеляться, и решил, что первая рюмка будет только в обед. Тело после Ларискиных объятий и ласк ломило, как после борцовской схватки. Ранецкий улыбнулся, вспоминая некоторые эпизоды прошедшей ночи.
   "Если я здесь останусь, Лора будет отличной женой. Страстная, знойная, ненасытная, и в то же время податливая, как воск, лепи, что хочешь! И-эх!" - Алекс изобразил руками неприличный жест. - "Однако хватит о сексе, работать пора!"
   Сашка собрал необходимый инструмент, какое-то время ещё смотрел на бутылку самогона, но потом резко развернулся, и отправился на кладбище.
   После вчерашнего дождя грязь подсохла, лужи просели, а от леса шёл сладковатый запах мокрой листвы. Солнце начинало припекать, полусырая земля трескалась, а в небе неподвижно повисли несколько косматых облаков.
   Вот и кладбище. План Алекс выработал такой: "Сначала к родичам, они похоронены все вместе, потом схожу к Насте. А за Васькой пусть ворон с курицей ухаживают. Покойничек оживший, ядрить твою на лево!"
   Вот и они: мать, отец и сын, ну, а для Саньки, бабушка, дедушка и дядюшка. Алекс разложил инструмент, и работа закипела. Он почистил и помыл памятники, где нужно подкрасил их, вскопал землю, посадил полевых цветочков - а вдруг приживутся. Зачистил наждачкой, а потом покрасил всю оградку. К обеду весь самогон вышел с потом. Оставалась приятная усталость от выполненной работы, помноженная на ночные усилия над ненасытной Лариской.
   Ранецкий уже начал было жалеть о том, что не прихватил с собой дяди Сэма, как вдруг увидел, что к нему кто-то приближается. На этот раз напрягаться не пришлось. В радующем глаз женском силуэте Ранецкий тут же признал Ларису Петровну. Хотя, какая там Петровна? Просто, Лариса! Женщина в самом начале Бальзаковского возраста.
   Она действительно очень изменилась в сравнении со вчерашним вечером. Немного косметики на лице. Ухоженные ногти (когда успела?). Халатик, явно не для полевых работ Пышные и длинные, слегка волнистые и немного рыжеватые, светло-каштановые волосы были распущены и лишь перехвачены синей лентой под цвет глаз. Колечки и серёжки, браслетики и часики, золото и бриллианты. Вот так.
   Лариса подошла вплотную, и остановилась сантиметрах в десяти. От неё тонко пахло парфюмерией. Подготовилась чертовка! Ни слова не говоря, женщина обняла крепко, прижалась жарко, поцеловала сладко, и только потом произнесла шёпотом, кусая мочку уха:
   - Здравствуй милый!
   - Привет, дорогая, как спалось?
   - Шутишь? - искренне удивилась Лариса.
   - Почему? - так же искренне не понял Ранецкий.
   - Как только ты уснул, я тихонько встала, и ушла домой.
   - Зачем?
   - А коровы? А куры с козами? Им-то не объяснишь, что у хозяйки роман любовный с прекрасным мужчиной. Так что...
   - Так что?
   - Любовь - любовью, а коз надо подоить, курей покормить, а корову с телятами на выпас отвести. Ну, и... В общем, тебе не интересно.
   - Почему, не интересно? Я тут пожить собираюсь.
   - Поживи, Сашенька! Поживи, мой хороший. Я хоть женщиной себя почувствую. Пусть даже на малое время. - Лариса разрыдалась вдруг, и Алекс ещё долго успокаивал её, гладя по пышным волосам, целуя зарёванные глаза, и массируя аппетитную попку.
   - Ну, прекрати, Лора! - повторял он, как мантру. - Я останусь здесь, по крайней мере, до холодов.
   - А потом? - поинтересовалась Лариска, немного успокоившись.
   - Ты забываешь, что у меня ещё родители живы, да и дети внимания требуют. - Соврал про детей Ранецкий.
   - А у тебя есть дети? - с ноткой удивления спросила Лора.
   - Сын и дочь.
   - Понимаю, но я ведь не знала. Извини, мой милый.
   Лариса отвернулась, достала зеркальце и ещё что-то, и через три минуты на лице не осталось ни единого следа от слёз. Саша смотрел на Ларису, и, сравнивая её с той селянкой, что повстречалась ему вчера вечером, просто диву давался той метаморфозе, что произошла с женщиной за половину суток. Ведь за это время она помолодела на четверть века. И это при том, что за эти сутки она и глаз не сомкнула.
   "Или это общение со мной её так омолодило", - не без гордости предположил Ранецкий. - "Или я в женщинах совершенно не разбираюсь". Думая так, Алекс улыбнулся. Однако Лариса восприняла его улыбку по-своему.
   - Удивлён, что не умерла от любви?
   - Прекрати, я думал совсем о другом.
   - Чуть не умерла! Честное слово! - Лариса смотрела на Саню своими яркими, омытыми после слёз васильковыми глазами. - Дожила почти до сорока, а не знала, что так бывает!
   - Как?
   - Сладко, Сашенька! Сладко, как в сказке.
   Лариса взяла Ранецкого за руку:
   - Пойдём, милый! Отдохнёшь, перекусишь. Я там, в тенёчке, тебе завтрак сообразила. Ну, и сама поем. Ведь с утра, ни маковой росинки.
   - С удовольствием!
   От ощущения того, что всё так хорошо складывается, настроение подскочило на высшую точку. Ранецкий подхватил Лариску на руки.
   - Куда нести?
   - Под то раскидистое дерево, - указала Лариса рукой, и прижалась к Алексу. - Боже! Как хорошо!
   В прохладной тени деревьев Ранецкого ждал лёгкий завтрак из хлеба, масла, молока, сыра и ветчины. Имелись фрукты, овощи и зелень. Всё - своё, натуральное.
   - Я тут бутылочку бражки захватила, будешь?
   - Обязательно! - Алекс с такой благодарностью посмотрел на Ларису, что та, забыв налить, бросилась мужчине на шею, и исцеловала везде, до куда можно было достать. Её губы имели вкус помады. От тела женщины пахло кремом и духами. Её халатик имел много лишних расстёгнутых пуговиц. Вверху, это позволяло рассмотреть пышную грудь цвета сливок, а внизу, давало возможность увидеть границу загара на ногах гораздо выше круглых красивых коленок.
   - Ну, что, бражки? - глаза Лариски приобрели вчерашние сапфировые огни и сыпали васильковыми искрами. Она уже и не смущалась, и не стеснялась, а лишь хотела, чтобы всё повторилось вновь.
   - Не откажусь! - ответил рассеянно Сашка. Он жадно рассматривал Ларискину грудь и коленки, и не знал, с чего начать.
   Взволнованная женщина, наконец, разлила бражку по стаканчикам.
   - За нас! - был краткий тост, и Саша понял, как он сильно ещё и проголодался. В нём проснулся зверский аппетит. Пока этот аппетит утолялся, Саня подумал, как всё-таки хорошо иметь рядом женщину, которая обо всём подумает, обо всём позаботится, и всё предусмотрит.
   Потом выпили ещё немного, и немного поели, а застёгнутых пуговиц на халатике стало ещё меньше.
   Сашка, как у него часто бывает поле опохмеления, ощутил такое желание и страсть, что еле сдерживал себя. Лариса, тем временем, сняла с себя все украшения, убрала их в сумочку, разулась, и сняла халат. Потом медленно раздела Сашку. А далее они занялись любовью в тени развесистого дерева, названия которого Алекс не знал.
   После ударной работы на кладбище, обильной домашней еды и длительного занятия основными позициями Камасутры, Ранецкого сморило на сон. Уже засыпая на расстеленном одеяле, он почувствовал, как Лариса накрыла его мягким покрывалом, и шепнула на ухо: "Спи любимый!"
   Сама же Лора прибралась после завтрака, сходила к водонапорной колонке, и помыла посуду. Всё протёрла и вытерла. А после этого забралась к Сашке под покрывало. Они уснули, и им обоим приснился один и тот же сон о том, как они когда-то давно познакомились. Это действительно случилось давно. Тогда Саньке было семнадцать, а Лариске едва исполнилось пятнадцать.
  
   Глуховка, начало 80-х.
   В тот год Сашка окончил школу, и, решив проблемы с поступлением в училище, приехал на пару недель в Глуховку. Погостить. Настя тогда жила в селе Раздольном, и потому знакомства с ней не состоялось. А Васька служил в армии, и значит, в тот год их дорожки тоже не пересеклись.
   Надо признать, что Глуховка тех лет была полноценной деревней, потому что о строительстве дамбы областные умники ещё не додумались, а перестройка пока не началась. У власти находился "дорогой Леонид Ильич", и молодёжи в деревнях было видимо-невидимо. Многих ребят Сашка знал ещё по детским забавам, с другими быстро сдружился в процессе общения, а третьи сами были не прочь наладить отношения с городским фраером.
   В те дни Сашка впервые увидел Лариску. Девушка была настоящей деревенской красавицей, во всяком случае, такой, как себе это представлял выпускник городской школы в свои семнадцать лет. Лора была высокая и сильная, но это не значило крупная и толстая. Просто работа и жизнь на свежем воздухе сделали её именно такой: с прекрасной спортивной фигурой, с сильными стройными длинными ногами, и с привлекательной аппетитной попкой. Деревенская красавица обладала роскошной грудью, полными, цвета клубники губами, густыми, светло каштановыми волосами и огромными васильковыми глазами. Девушка знала о своих прелестях, догадывалась, что красива, и уже начинала пользоваться этим.
   В те годы была у местных ребят популярная игра, чем-то похожая на казаки-разбойники. Компания делилась на две команды, договаривались о каких-то военных тайнах, границах, территориях, и, разбежавшись по лесу, бегали и искали противника, чтобы взять его в плен, и эти самые тайны узнать.
   И вот одним вечером, Сашка пришёл к месту сбора, чтобы принять участие в игре. Лариску, девушку пышных форм, и бесконечного перечня женских прелестей, он сразу приметил. А когда поделились на две команды и выяснилось, что они оказались в противоположных, задался целью пленить прелестницу. Ну, а дальше, как карта ляжет, - подумал он, используя фразеологию прожженных пиратов и разбойников.
   Лариса тоже приметила Саньку, который во многом отличался от местных ребят. Во-первых, тренированной атлетической фигурой. Во-вторых, умением хорошо драться, не боясь при этом местного хулиганья более старшего возраста. В-третьих, отличительным городским жаргоном, которым Сашка козырял при каждой возможности. Ну, а в четвёртых, яркими зелёными глазами, похожими на два изумруда.
   В общем, Лариске понравился Алекс, а Алексу очень понравилась Лариска. И когда по команде судьи (был и такой) ребята начали разбегаться по лесу, то Сашка первым делом приметил, в какую сторону направилась Лариса. Лариска же, поймав горячий взгляд Алекса, поняла, что ситуация под контролем, и уже не сильно торопилась убегать. Впервые в жизни ей захотелось попасть в плен, хотя ранее такие мысли ей в голову не приходили.
   Наступил тихий тёплый августовский вечер. Низкое солнце уже коснулось
  вершин деревьев. Небо было чистым и ясным, ни облачка, ни тучки. Лёгкий ветерок едва морщил медленные воды Блошиного озера. Лариса легко отделалась от "своих", и теперь оказалась одна. Греховные мысли и желания нахлынули на юную шалунью, и впервые в жизни они возникли ни вообще, а были направлены на конкретного человека. Лариска чувствовала, что влюбляется, и ей было легко и радостно от этих новых чувств, в особенности потому, что она своим девичьим чутьём догадывалась, что эта влюблённость взаимна. К лицу девушки прилила краска, внизу живота возникла сладкая истома, она тяжело дышала.
   Лариса чувствовала, что Алекс где-то рядом. Возможно, он видит её и тайно наблюдает за ней. Чувствуя этот жаркий взгляд, она старалась идти, как ходят актрисы из кинофильмов, совершать движения, как признанные мировые красавицы, и вертеть попкой, как это подсказывала ей природа.
   Алекс быстро разыскал девушку своей мечты, в которую стремительно превращалась Лариса, и долгое время наблюдал за ней, любуясь и вожделея. Однако он не знал, как действовать дальше, ибо, в отличие от Ларискиного девичьего чутья, чутьё молодого человека ему ничего не подсказывало. Он находился в полном неведении по поводу чувств девушки по отношении к себе.
   Не придумав ничего умнее, он неожиданно выскочил из кустов, и уверенно объявил:
   - Руки вверх, девушка, вы взяты в плен!
   "Какой красавчик!" - восхитилась Лора, однако вслух сказала:
   - Да прям! Руки ему вверх! Может ещё снять чего-нибудь из одежды? - васильковые глаза гневно сверкнули. - Ты поймай сначала!
   - Ну, что ж, давай пробежимся наперегонки, - легко согласился Сашка, - потому что новых мыслей у него так и не появлялось. К тому же он играл в первый раз, и тонкости жанра ему не были знакомы.
   "Пробежимся, вспотеем, и, что?" - подумала девушка. - "Надо придумать что-нибудь другое. По правилам это допускается!"
   - Ну, уж нет! Бегать по лесу я не намерена. Предлагаю - заплыв!
   "Заодно фигуру его атлетическую внимательно рассмотрю, и свои прелести продемонстрирую!" - сообразила Лариса.
   - Заплыв? - удивился Ранецкий. - А это по правилам?
   "Дурак!" - тут же обругал себя молодой человек. - "Она разденется до купальника, и всё сразу станет видно. Да и мне есть, что показать!"
   - По правилам, - успокоила его прекрасная полонянка. - Предлагаю Блошиное озеро.
   - На каких условиях? - стал уточнять Алекс.
   - Что значит на каких? - удивилась Лариса, заранее собираясь проигрывать.
   - Ну, если я тебя не догоню, тогда ты свободна. Это понятно. А если - догоню?
   "Попробуй только не догнать!" - Лариска улыбнулась. Однако задумалась. Ей очень хотелось, чтобы этот красивый парень поймал её. Девушке очень нравился его накаченный пресс, распределённый по животу рельефными кубиками, развитая грудная клетка, эффектно выделяющаяся на теле, и сильные руки с размерами бицепсов и трицепсов гораздо больше среднестатистических. Но! Если уж позволить себя догнать, надо, чтобы всё выглядело естественно, и при этом честь девичью сохранить, и гордость женскую сберечь. Тяжёлая задача!
   И тут Саша пришёл девушке на помощь.
   - Вон видишь песчаная отмель, метрах в ста от берега?
   - Где? - Лариска подошла к Алексу вплотную. - Не вижу.
   Сашка взял девушку за талию, и повернул лицом к объекту. При этом, окончив разворот, руки не убрал.
   - Прямо перед тобой.
   - Ага! Теперь вижу,- многозначительно произнесла красавица. - И, что дальше.
   - А дальше, - Алекс привлёк девушку к себе, и, глядя в васильковые глаза, поставил задачу. - Кто первый приплывёт, тот и победил! А, кто второй, тот попал в плен.
   "Какой умница!" - подумала про Ранецкого Лариска, и спросила:
   - А дальше что? Пытки, избиения и истязания?
   Сашка обнял Лариску за талию, при этом девушка сделала вид, что ничего не произошло, и смотрела Алексу через плечо.
   - Я не знаю, что со мной сделаешь ты, если я проиграю. Ну, а если выиграю я, то тут же начну выпытывать у тебя военную тайну.
   - Каким образом, интересно? - воспоминания о девичьей чести и женской гордости заставили её, наконец, отстраниться. - Что это ты рукам волю даёшь? - Правда, сверкнуть возмущённо глазами, на этот раз не удалось.
   - Извини, забылся слегка, - Алекс галантно поклонился.
   "Как он мил!" - сделала окончательный вывод Лариса.
   - А что касается выпытывания военной тайны, - продолжил Ранецкий, - то мой метод прост: я полезу к тебе целоваться, ты, естественно, этому воспротивишься, и чтобы я не позволил себе большего, всё мне расскажешь!
   "Какой он умный!" - подумала Лора, а вслух сказала:
   - Хитренький какой! Пользуешься тем, что я слабая девушка!
   - Предложи лучше! - пожал плечами Санька, совершенно не понимая, как всё-таки эта девушка относится к нему.
   "А лучшего и не надо!" - решила Лариска, и дала согласие:
   - Ладно! Будь по-твоему. Будем надеяться, что я плаваю быстрее.
   - Но, если быстрее буду я, пощады не жди! - радостно воскликнул Ранецкий, уверенный в победе.
   - Ты сначала обгони, а потом стращать будешь! К барьеру!
   Раздевались медленно, как неопытные стриптизёры, однако каждый успел рассмотреть всё, что ему нужно. Осмотр привёл обоих в восторг. Ранецкий готов был прямо сейчас броситься в воду, чтобы быстрее победить. А Лариса всё более утверждалась в мысли, что заплыв этот ни к чему, и надо бы сдаться без боя, но девичьи и женские условности не позволили разрушить ритуал, и заплыв состоялся. Естественно победил Саша.
   На отмели, как и грозился, Саня осторожно привлёк мокрую девушку к себе, и нежно поцеловал в губы. Однако бури, которую ждал Ранецкий, так и не состоялось, ибо Лариса на это была уже не способна. Её сердечко в груди застучало быстрее и сильнее. Ей очень хотелось ответить на поцелуй, но в многотысячелетний ритуал взаимоотношения мужчины и женщины это не входило.
   - Что теперь? - поинтересовалась она, потому что не знала, что предпримет Алекс.
   - Ты мне расскажешь, где прячутся твои соратники!
   - Что, прямо здесь? - Лора указала на песчаную отмель площадью пять на пять метров. - Кстати, уже темнеет.
   - Значит, мы поплывём обратно.
   - Ну, уж нет, дорогой мой пленитель. Так не пойдёт. Ты меня поймал, ты меня на тот берег и должен доставить. Сама я не поплыву.
   Алекс только этого и ждал, но следуя правилам игры, поджал губы, и высказался в том смысле, что, ну у вас и порядки!
   Далее, он взял юную пленницу на руки, и, войдя в воду, пошёл к берегу. Глубина здесь не превышала полутора метров. Пока добрались до пляжа, он ощупал все интересующие места девушки своей мечты. Естественно, следуя всё тому же ритуалу, Лариска брыкалась, дергалась, брызгалась водой, кричала: "Противный!", высказывалась, что: "Мы так не договаривались!", грозилась рассказать старшим братьям, но потом эмоциональный заряд истощился, девушка утомилась, и, повиснув на шее Ранецкого, притихла. Она прикрыла васильковые глаза, прижалась гораздо больше необходимого, и приоткрыла свои влажные цвета спелой клубники, губы.
   Удержаться было невозможно, и Сашка поцеловал эти прекрасные сладкие губы долгим медовым поцелуем, за что получил звонкую пощёчину, и встретил едва выдавленный испепеляющий взгляд. Однако девушка продолжала обнимать Ранецкого за шею, и спрыгнуть с рук не торопилась. Она лишь отвернулась, изображая обиду. Наверное, она не догадывалась, что отвернулась совсем чуть-чуть, что не помешало Сашке увидеть, что Лариса улыбается, довольная происходящим.
   Потом они вышли на пляж, где остались их вещи, и в тот же миг из леса выскочила команда Лариски, и теперь уже Ранецкий угодил в плен, и вынужден был (по правилам), выдать некоторые тайны своего коллектива. Уже в темноте Сашка проводил Ларису домой, и возле забора она позволила ему ещё один поцелуй, а на следующий день они договорились встретиться.
   Возможно, их знакомство могло перерасти в нечто гораздо большее, однако, человек предполагает, а Бог располагает. На следующий день у Ларисы погиб отец, и сказка закончилась. Начались похороны, поминки, траур. Саша видел Лору ещё пару раз, но это был уже ни тот контекст. Так и расстались они на долгие годы, вплоть до вчерашнего вечера.
  
   Первым проснулся Алекс от того, что весь промок. Раскрыв глаза, он увидел над кладбищем небо, затянутое тучами, услышал шелест дождя по листьям и шлёпанье капель по лужам. Шёл сильный дождь, который не накрыл их лишь благодаря густой листве дерева, и, глядя на часы (время показывало 20.30), понял, что проспали они почти пять часов. В этот момент сверкнула молния, и, через несколько секунд, грянул гром. Огненная ломанная линия долго буравила землю, а потом резко погасла. Стало неожиданно темно. Теперь проснулась и Лариса.
   - О, Господи, Сашка, давай собираться, и побежали ко мне.
   Помолодевшие от взаимности, мужчина и женщина, бросились сворачиваться, однако их торопливость была прервана двумя роковыми звуками, прозвучавшими поблизости:
   - Ко-ко-ко!
   - Каррр!
   Услышав их, Ранецкий вспомнил про карабин СКС, оставленный в доме, про охотничье ружьё с зарядами из крупной дроби, про немецкий "Браунинг" с двумя полными обоймами, найденный в лесу Сашкой-промокашкой ещё во времена среднего школьного возраста. Весь этот немалый арсенал находился в доме, хотя что-то обязано было бы быть здесь.
   "Эх, Ранецкий! Когда же ты поумнеешь!" - подумал о себе Алекс. - "Как же быстро ты забыл, где находишься! Или это секс на работу мозгов повлиял?" - Однако заниматься самобичеванием было поздно. - "Надо собираться, и сваливать".
   - Ко-ко-ко! - раздалось уже значительно ближе.
   - Это они! - испуганно воскликнула Лариса, прижимаясь к Ранецкому. - Что будем делать.
   - Беги, ты им не нужна! - крикну Алекс. - А я как-нибудь отобьюсь.
   - Ты, Сашка, с ума сошёл! - Лариса крепче прижалась к нему. - Я без тебя никуда не пойду.
   - Не дури, Лора, беги! - Алекс отстранился от женщины. - Ты пойми, мне одному легче будет!
   - Не будет тебе легче, как ты не поймёшь? - Лора взяла Ранецкого за руку. - Это не стая волков или бродячих собак, от которых можно отбиться. В этом случае - я была бы тебе помехой. Согласна. Но это иная опасность. И тут дело не в количестве и наличии оружия. Против НИХ нужны иные методы.
   - Всё равно, беги! Какой смысл рисковать обоим?
   - Эх, Алекс! Глупая твоя мужская башка! Я с тобой женщиной себя почувствовала. Впервые в жизни. А попробовав один раз, я на меньшее
   уже не согласна. Так что, либо жизнь с тобой, либо...
   Лариса Петровна не успела договорить, когда сверху на них что-то прыгнуло. Это была одна из неведомых тварей, обитательниц яйца. Что-то среднее, между обезьяной и ящерицей. Сущность верещала, плевалась, и попыталась схватить Ларису за руку. От прикосновения с тварью женщина так закричала, что Алекс почти машинально схватил лопату, и перерубил тварь надвое. Лариска успокоилась, а обитательница яйца стала испускать специфическое зловоние.
   - Бежим скорее! - Лариса схватила Сашку, и потащила за собой.
   - Куда? - Алекс понимал, что надо бежать, но, куда конкретно?
   - На кладбище! - уверенно крикнула Лора.
   - Почему туда? - удивился Ранецкий.
   - Кладбище - многократно освящённое место. Твари туда не сунутся!
   - К тому же, там церковь! - подхватил мысль Александр.
   - Правильно! - подтвердила Лариса Петровна.
   - Хватай вещи!
   - Да ну их! - Лора оказалась хладнокровной женщиной. - Если всё закончится нормально, то вернёмся, и заберём их, а если нет, то зачем нам лишний груз?
   - Молодец! - Алекс был восхищён разумностью решений этой женщины. Сам бы он до этого не додумался, и потащил бы всё с собой. - Какая ты у меня сообразительная.
   От словосочетания "у меня" у Лариски перехватило дыхание, однако времени на сентиментальность и романтику уже не осталось.
   - Я возьму столовый нож, - сориентировалась женщина, - и большую вилку. А ты...
   - У меня всегда с собой мой незаменимый нож, которым я когда-то курицу подрезал. Ещё наберу камней для метания, захвачу лопату, и вперёд!
   - Побежали быстрее!
   - Ко-ко-ко! Каррр! - неслось им вслед.
   Мужчина и женщина рванули в полумрак, где в плотной пелене дождя ориентиром им служил едва заметный силуэт церкви. Лариса разулась, и шлёпала по лужам босиком, и, на удивление самой себе была счастлива этому необычайному приключению, рядом со своей припозднившейся влюблённостью. Алекс не разувался, однако был удивлён собой не менее, ибо стремление совершать подвиги и выпендриваться перед женщиной являлись чувствами изрядно подзабытыми им.
   Как только они выбежали из лесополосы на дорогу, отделяющую их от ограды кладбища, наперерез им выскочил отряд кентавров.
   - Ой! - испуганно вскрикнула Лариса.
   - Беги к ограде! - приказал Ранецкий. - Я сейчас!
   Выхватив из сумки заранее прихваченный камень, Сашка, с криком: "Ложись!", бросил его в самую гущу полулюдей, и - О,чудо! - кентавры бросились врассыпную, кто - куда, кто - сюда, многие попадали в грязь, свернулись калачиком, и закрыли голову руками. Они вели себя так, как солдаты, идущие в атаку, и это подсказало Ранецкому, что слово "граната" для этих существ не пустой звук.
   Пока полукони разобрались, что их просто обдурили, Алекс с Ларой успели добежать до кладбищенской ограды. Однако, оторвавшись от кентавров, они угодили в компанию к стае болотной нечисти из яйца, разных пород и обоего пола. Они кричали, визжали и пищали на все тона и лады, а минимальное количество мозгов давало понять, что вариант с псевдогранатой с ними не прокатит.
   И тут Сашка вспомнил про свой нательный серебряный крест, который ему ещё перед армией надела бабушка Аня, и с тех пор он его не снимал (благо в партию никто не звал). Носимое уже более двадцати лет распятие стало с некоторых пор частью Сашкиного тела, и в подобной ситуации могло иметь силу. Алекс быстро снял крест, обмотал цепочку вокруг ладони, и сунул распятие в самую гущу нечисти.
   Болотно-яичные твари недовольно заурчали, зарычали, забубнили. Их рожи перекосило, гримасы выражали отвращение, а в глазах застыл страх. Стая всей массой подалась назад, но, прижавшись к ограде, далее не отступали. Оценив ситуацию на помощь Сашке пришла Лариса, у которой тоже имелся крестик, и она, совершив те же манипуляции, что и Алекс, сунула второе распятие в морды болотной нечисти. Раздался единый вой, и плотные массы тварей раздвинулись, освобождая проход. Сашка взял Ларису за руку, и они вошли в образовавшийся смердящий коридор. Пахло омерзительно. Мужчина и женщина шли, едва не касаясь болотного сброда, но им было хорошо вдвоём, ибо Сашка воображал, что совершает подвиг, а Лариса была счастлива, что Алекс рядом с ней.
   Так они без помех дошли до ограды. Коснувшись мокрого металла, и убедившись, что это она, что в данной ситуации было не лишним, Ранецкий сказал Ларисе:
   - Я буду удерживать их крестом, а ты попробуй перелезть. Сможешь?
   - Куда ж деваться?
   Лариса Петровна глянула на частокол стальных труб высотой полтора метра, и тяжело вздохнула:
   - Попробую.
   Внимательно осмотрев забор, Лора поняла, что спасением для неё могут стать треугольные и квадратные узоры, выполненные из тех же труб, и приваренные к ограде примерно на середине высоты. Примерившись одной ногой, и помолившись наскоро, женщина приступила к восхождению. Что помогло ей, неизвестно: то ли бог молитву услышал, то ли сброшенные четверть века дали знать, то ли осознание того, что Сашенька на неё смотрит, но Лариска перемахнула через забор в течение нескольких секунд. Поправив халатик и причёску, она просунула свой крест между трубами ограды, и крикнула милому-любимому:
   - Давай, Сашка, я уже здесь, мой хороший. Прыгай, пока они не расчухались.
   Дождь усилился, превратившись в ливень. Потоки воды неслись от кладбища вниз к Глуховке, и далее к озеру Блошиному. Дренаж на кладбище сделали качественно и с умом, иначе посмывало бы половину могил. Главный и самый мощный поток воды упирался в основание кладбища, и, разделившись, обтекал его. Далее, за кладбищем, он вновь сливался в единое целое, выводил из берегов Блошинку, и затапливал Глуховку.
   - Мой дом, скорее всего, затопило, - вслух констатировал Ранецкий.
   - Сашка, давай быстрее, чего ждёшь! - вернула к реальности Лариса. - Их всё больше и больше! Ты, что, уснул?!
   Алекс одним махом преодолел ограду, поздравив себя с таким высоким спортивным результатом.
   "И Лариска видела!" - между делом подумал он.
   "Какой он у меня!" - восхитилась Лора между делом.
   - Надо быстрее попасть в церковь! - торопливо заговорила Лариса. - Не было бы поздно.
   - Зачем? Мы же уже за оградой.
   - Ты не понимаешь, Сашенька, - терпеливо объясняла Лариса. - Если бы сейчас не было туч и дождя, то ещё светило бы солнце.
   - И, что?
   - Милый, ты, что Гоголя не читал?
   - А при чём здесь Гоголь?
   - "Вий" помнишь?
   - Помню.
   - Ты думаешь, Николай Васильевич эти события из пальца высосал?
   - А ты считаешь, он стал их свидетелем?
   - Не думаю. Однако я уверена, что определённые правила существуют, даже если их наука не признаёт.
   - Что ты имеешь ввиду?
   - Я убеждена, что существует раздельно время сил добра и сил зла. И эти времена не пересекаются. Днём властвует добро, ночью - зло. И ничего поменять нельзя. По крайней мере, в таких местах, как наше. Пока солнце не зашло, мы в безопасности, и ты ведь видишь, они на нас не нападают, только пугают. Но, как только солнце зайдёт, нам станет очень нелегко.
   - И, что тогда случится?
   - Кладбищенские кресты их вряд ли остановят. Единственное наше спасение - старая церковь. Это священное намоленное место. Туда они не посмеют войти.
   - Но в "Вий"...
   - Сашка! Не воспринимай всё буквально. Если надо, то и круг заколдованный нарисуем, а пока побежали к церкви
   - Хорошо, красивая моя, ты меня убедила!
   - Спасибо, мой милый!
   Когда они побежали к церкви, нечисть у забора недовольно загомонила. На этот гомон явилась огромная чёрная курица, и, стоя у ограды, смотрела на Алекса долгим ненавидящим взглядом.
   "Не дай бог ей в лапы попасться!" - подумал Александр Сергеевич.
   "Ничего, в церковь она не сунется!" - успокаивала себя Лариса Петровна.
   Со времени их последней встречи, курица отъелась, растолстела, располнела и разжирела, став раза в полтора больше, мощнее и крупнее. Думать о том, что произойдёт, если эта чёрная дьяволица клюнет Ранецкого в голову, совсем не хотелось.
   А у курицы на спине сидел ворон, у которого, после меткого Сашкиного выстрела резко пошатнулось здоровье, у него парализовало оба крыла, он еле передвигал лапами, и страдал приступами птичьей эпилепсии. Передвигался он на спине у чёрной курицы, либо его перевозили кентавры. Короче - инвалид!
  
   Церковь постепенно ветшала и разрушалась. То, что оказалось не по зубам пламенным ленинцам, сотворило время, лишний раз доказывая, что перед ним любые намерения и нетленные мировые идеи меркнут, мельчают, и выглядят достаточно убого, даже будучи вооружённые фундаментальными теориями, классовым самосознанием, и диалектикой мышления.
   Стены разваливались. Размытые дождём и тающим снегом, а затем высушенные солнцем, они постепенно вспучивались и трескались. Старая, ещё царских времён штукатурка отслаивалась, а затем отваливалась, оставляя проплешины и язвы, в которых селилась всякая живность, откладывала там яйца, плодилась и гадила, от чего язвы увеличивались, а проплешины росли, разрушая стену, и уничтожая церковную роспись.
   Клочья грязной пыльной паутины с вкраплением тел высушенных насекомых, шершаво топорщились по углам бесформенными кучами, свисали волосатыми гроздьями с капителей, упруго лохматились на стыках.
   На полу, вперемежку с битым кирпичом, обвалившейся штукатуркой, и рухнувшими балками, имелся и современный мусор: винно-водочные бутылки и пивные банки, пластиковая тара и пустые пачки сигарет, старые газеты и полиэтиленовые пакеты.
   А возле загаженного птицами подоконника, на торчащем обломке рамы, словно символ современности или неудачная реклама о необходимости предохраняться, пыльным перекрученным жгутиком, почерневший, словно шнурок висельника, колыхаемый лёгким сквозняком, болтался иссушённый временем и одиночеством презерватив.
   - Ой! Прости, Господи! - воскликнула Лариса, увидев резиновый жгутик, и быстро перекрестилась. - Что ж за люди!
   - Люди везде одинаковые.
   - Как же это объяснить?
   - Воспитание!
   Гроза разбушевалась не на шутку. Раскаты грома сотрясали стены, а каждый следующий удар казался громче предыдущего. В пределах же самой церкви, хоть и полуразвалившейся, и с обрушившемся куполом, срабатывал ещё сохранившейся акустический резонанс, от чего гром внутри звучал ещё внушительнее, чем снаружи. После очередного залпа стены дрожали всё сильнее, чернота трещин вибрировала, от чего казалось, что они становились шире и протяжённее, вздувшаяся штукатурка мелко дребезжала, вспучивалась ещё более, а потом, после очередного раската, надламывалась, переставала дребезжать, и, шелестя, обваливалась, соскальзывая по стенам вниз.
   Алекс снял куртку, вывернул её наизнанку, и, заложив плоский камень у стены сухими досками, застелил его сверху курткой.
   - Садись, Лора! В ногах правды нет.
   - А ты, Сашенька?
   - Будем по очереди сидеть, - успокоил Ранецкий Ларису Петровну, - ночь нам длинная предстоит.
   - И то верно! - согласилась женщина.
   Сашка набросил ей на плечи свой охотничий плащ, и Лариса, сморённая нервными переживаниями, забегами и преодолениями препятствий, мгновенно уснула, прислонившись к сухой стене. Ранецкий же закурил, и приготовился ждать.
   Паутина по углам успела скукожиться от влаги, обмякнуть, и уменьшиться в размерах. Будто выпуская воздух, она повисла вдоль стен пожухлыми разводами намокших нитей. Стены заливала вода. Отовсюду капало, и, чтобы не намокнуть, Алекс встал в нишу рядом со спящей Ларисой. Пахло затхлой сыростью и дождём. Сброшенный порывом ветра презерватив, весь размокший и оплывший, лежал на загаженном птицами подоконнике, словно дохлая медуза на причале. Крупные капли дождя метко били по нему, он топорщился и судорожно извивался от этого, расплющивался понемногу, как тесто на разделочной доске, и, наконец, сброшенный с подоконника, канул в небытие среди окурков и каменной крошки.
   Иззубренные зигзаги молний впивались в землю причудливыми ломаными линиями, ослепляя яркостью вспышек, и освещая пространство снаружи желтоватым сиянием, в котором почти ничего невозможно было разглядеть, кроме блестящих струй дождя, и размытых пятен в низине, в которые превратились дома в Глуховке.
   Вдруг, во время одной из вспышек природного огня, Сашка увидел, как из противоположного угла что-то блеснуло.
   "Осколок стекла", - машинально подумал он. - "Или вкрапление кварца в битом камне".
   Грянул гром, и после очередной молнии из того же места опять что-то сверкнуло, Ранецкий отметил, что блеск стало видно лишь тогда, когда он занял место рядом с Ларисой. Когда же через минуту блеснуло ещё раз, Алекс выбрался из ниши, и, осторожно ступая по скользким обломкам, направился к месту блеска. Идти оказалось нелегко. Переплетения труб и арматуры, почерневшие и расслоившиеся от коррозии, торчали из под камней острыми зазубренными гранями. Где-то смятые, где-то обломанные, а где-то вывернутые и перекрученные неведомой силой в немыслимые узлы и узоры они возвышались над камнями, словно змеи, готовые к прыжку.
   Через минуту Алекс был на месте. Он точно зафиксировал ориентир, и теперь находился рядом с ним. К тому же, сверкающие беспрерывно молнии уже не давали отсвета, и были бесполезны для обнаружения. Алекс нашёл ровную палку, достал носовой платок, обмотал его вокруг деревяшки, побрызгал на платок бензином из зажигалки, и поджёг. Получилось нечто вроде факела. Установив его между камнями, Сашка сел на корточки, и стал внимательно осматривать отмеченное место. Он отодвинул мешающий камень, разгрёб весь мусор вокруг, даже дунул несколько раз, чтобы убрать сухую пыль, и приступил к осмотру с ощупыванием освободившегося пространства. Так продлилось несколько минут, и, наконец, Сашкины пальцы нащупали что-то торчащее из грунта не более чем на сантиметр. Он потянул предмет на себя, но находка сидела плотно, не вытянешь. Тогда Ранецкий начал осторожно расчищать место вокруг. Работа продвигалась медленно. Каменная крошка слежалась и спрессовалась неравномерными слоями, и теперь очень неохотно отделяла один от другого. Чтобы не повредить предмет, Алекс начал его обкапывать со всех сторон, и вскоре в руках у него оказался кусок спёкшейся каменной крошки, величиной с большую грушу. Ранецкий потёр его пальцами, и слегка постучал по ладони. Он сначала осыпался понемногу, а затем, после очередного простукивания, весь рассыпался у Сашки в руках. Алекс держал предмет на ладони, смотрел на него внимательно, и не понимал, как реагировать на его появление.
   Потому что это было пенсне, словесное описание которого очень походило на то, что принадлежало главному большевику из губернской столицы. Того, что в кожаном пальто и с маузером на боку, трагически погибшего под церковными завалами, то есть, отдавшего жизнь за борьбу с религиозными культами в 20-е годы прошлого века.
   И вот теперь, Ранецкий смотрел на диоптрические стёклышки в золотой оправе и пытался рассуждать о бренности бытия. Вещи, как известно, живут дольше людей. Хозяина пенсне уже много лет, как сожрали черви, а его вещь, неотъемлемый атрибут его личности, до сих пор цел и невредим.
   "И вот, я держу в руке пенсне", - думал Сашка, - "рассматриваю его, верчу в руках, могу надеть и поносить. А его хозяин, нелепо погибший под обвалившемся куполом, лежит себе где-то в гробу, истлевший и разложившийся, с отросшими ногтями и волосами, в лохмотьях вместо одежды, но, что самое обидное, без пенсне!"
   - Ко-ко-ко! - прозвучало за спиной, и Ранецкий вспомнил, где находится.
   - Каррр! - полностью вернуло его к реальности.
   Алекс обернулся. Огромная курица, еле видимая из-за своей черноты, стояла в проёме окна, однако пересечь незримую границу церкви, дьяволица не смела. Лариска укуталась в Сашкин плащ, и, кажется, крепко уснула, потому Алекс не стал будить её.
   Из подручных средств Ранецкий изготовил рогатку, набрал камней, удобных для метания, и уложил их в кучу. Приготовил лопату и нож. Устроившись рядом со спящей Ларисой, закурил промокших сигарет, и стал ждать.
   Через несколько минут, нечисть начала штурм церкви по всем направлениям. Часть тварей полезла в окна, но бестолку билась лбами о невидимые стёкла. Кентавры всей массой бросились к центральному входу, но их тела словно наталкивались на невидимую стену. Зверолюди бились головами, и Сашка видел, как по воздуху к земле, будто по стеклу, стекала кровь. Кентавры ломали руки и выворачивали копыта, им было больно, и они кричали человеческими голосами, но грозное "Ко-ко-ко!" и "Каррр!" гнало их на приступ снова и снова. Сверху пикировали птеродактили и археоптериксы, но они не могли опуститься ниже границы бывшего купола. Огромные динозавры всей своей многотонной массой с разбега прыгали снаружи на стены храма, но это приводило лишь к лёгкому сотрясению и осыпанию облупившейся штукатурки. Так продолжалось около часа, но привело лишь к тому, что они разбудили Лариску, а ещё через полчаса решили сменить тактику.
   После передислокации, штурм возобновился, но вёлся по-другому. Сначала, одна из тварей, выкопав из могилы деревянный крест, бросилась в проём центрального входа, держа его перед собой. Алекс с Ларисой затаив дыхание, следили за бегущей нечистью.
   - Набери воды из лужи в пластиковую бутылку, - попросил Саша.
   - Зачем? - удивилась Лора.
   - Набери, будет не лишним, - повторил просьбу Алекс.
   - Объяснить можешь? - заупрямилась Лариса Петровна.
   - Вода находится внутри храма, значит, может сойти за святую.
   - Не богохульствуй!
   - Делай, что тебе говорят! - стальным голосом произнёс Ранецкий.
   - Сейчас сделаю, Сашенька! - покорно согласилась Лариса.
   Тем временем, тварь с крестом поравнялась с границей входа, и... преодолела его, влетев в церковь. Снаружи раздался одобрительный рёв, однако крест в руках твари тут же задымился сизыми клубами, начал тлеть отдельными участками, и, наконец, вспыхнул ярким пламенем. Алекс подскочил к твари с лопатой, и выбил у неё крест.
   - Лей воду! - крикнул он Ларисе.
   Женщина проворно подбежала, и начала тушить распятие. А тварь нечистая, лишённая крестной защиты, завизжала диким голосом, и бросилась обратно в сторону кладбища.
   Через несколько мгновений огромная обезьяна величиной с Кинг-Конга ворвалась в церковь, держа в лапах уже металлический крест. Как только примат пересёк сакральную линию, крест начал раскаляться. А так как делал он это в геометрической прогрессии, то прыжков через пять, крест раскалился до того, что обезьяньи лапы задымились. Кинг-Конг взвыл, однако продолжал двигаться. Ещё прыжка через два, крест раскалился до красна. Примат визжал от боли, лапы его загорелись, и он, наконец, выронил крест. Издав дикий рёв, обезьяна развернулась, и через секунду, скрылась в пелене дождя.
   Лариса стала поливать крест. Распятие зашипело, вода охлаждала железо, и превращалась в пар. В этот момент в церковь вошёл Василий. Это был скелет, обтянутый кожей, с вытекшими глазами, отросшими ногтями, и длинными седыми волосами. Как и в прошлый раз, на нём был костюм, галстук и шляпа. Джентльмен из преисподней! Войдя без помех в храм, он направился прямо к Ранецкому. Васька гремел костями, его соединения и стыки громко елозили друг о друга, а ступни без туфлей, цокали по камням, как женская обувь на высокой шпильке.
   Лариска закричала, и выронила бутылку, однако Алекс не растерялся. Он схватил лопату, примерился, и дал Василию штыковой частью по шее. Череп отлетел, звякнул о булыжник, и застрял между камней. Но покойничек продолжал движение. Тогда Ранецкий ударил Ваську сначала по одному, а потом - по другому плечу. Руки отлетели, бренча по кирпичам, но мертвяк двигался вперёд. Далее, Сашка отрубил скелету ногу, однако тот запрыгал на другой, и лишь кости загремели громче и ритмичнее. Когда Васька лишился второй ноги, то движение не остановил, а прыгал на отсохшем детородном органе. Пришлось отсечь и его. Обрубок Васьки упал, но, то, что осталось, выползло из пиджака, и продолжило движение, похожее на то, как двигается тюлень по пляжу. Алекс ударил плашмя лопатой по позвоночнику. Ух! Васька рассыпался в труху.
   Наступила тишина. Снаружи шелестел дождь. Гроза уходила в сторону, гром стал тише, а молнии менее яркими. Однако потоки воды по сторонам кладбища продолжали шуметь, словно горные реки, затапливая нижнюю часть Глуховки. Ранецкий не заметил того момента, когда у входа появилась Настя. Она была пронзительно молодой и ослепительно красивой. В узкой мини-юбке и в туфлях на высоком каблуке. С глубоким декольте на блузке и с красиво распущенными длинными волосами.
   - Здравствуй, Саша! - грустно произнесла она. - Давно не виделись.
   - Да, пожалуй! - еле выдавил из себя Ранецкий. - Давненько.
   - Что ж ты там стоишь, милый? Иди ко мне.
   - Я не могу, Настенька.
   - Почему, любимый?
   - Ты же сама говорила, что нам нельзя прикасаться.
   - А теперь можно!
   - Разве что-то изменилось?
   - А разве ты не видишь что это я, твоя Настюша!
   - Вижу, Настя, но ведь ты умерла!
   - Ну и что? Разве ты забыл, как мы любили друг друга?
   - Конечно, помню!
   - Я умерла от любви к тебе, а ты даже не хочешь подойти ко мне. Это не честно.
   - Ты умерла, Настя!
   - Это - ничего! Ты приходи ко мне, и мы вместе уйдём в наш мир.
   - Это возможно?
   - Конечно! Надо, чтобы ты решился, и мы вечно будем вместе!
   Внутри Сашки что-то надломилось, и он сделал шаг вперёд.
   - Стой! - молчавшая до этого Лариса, схватила Ранецкого за руку. - Не слушай её!
   - Но это же Настя!
   - Твоя Настя умерла двадцать три года назад, - чётко проговаривая каждое слово, сказала Лора. - А что это за штучка, одному дьяволу известно.
   - Вы ведь были подругами, опомнись!
   - Ты посмотри, в чём она одета. Разве в этом хоронят? Мини-юбка, высокие каблуки, декольте. Приди в себя, Сашка!
   - А в чём должны хоронить молодую девушку?
   - Ты вспомни Ваську! Вот он был одет именно так, чтобы отправиться на тот свет.
   - Но ведь это Настя! - воскликнул Саша.
   - Зачем ты ей, старый дурак! - разозлилась Лариска. - Ты глянь, какая она красавица. Ей принца подавай. А у тебя есть я. Или ты хочешь меня опять одну оставить? Поманил пальцем, и бросил? Сволочь ты, Ранецкий!!!
   Лора хотела разрыдаться, но быстро передумала, и, схватив Алекса за руку, закричала:
   - А ну давай в нишу! Иж, на молоденькую потянуло! - и потом более спокойно. - Она умерла, Саша, угомонись. Тебя её образом хотят наружу выманить. Неужели не понимаешь?
   Алекс понимал, но Настя была так хороша, что на неё больно было смотреть. Словно поняв его мысли, Лора сказала:
   - Закрой глаза, или отвернись. Не смотри на неё.
   - Плохая ты Лариска! - тихо сказала Настя. - Отбила у меня Сашеньку. А ещё подругой была.
   - В том-то и дело, что была, - ответила Лариса Петровна. - А тебе нечего было от оргазма подыхать.
   - Это он виноват! - Настя показывала на Алекса. - Это он со мной всё это сотворил!
   - Ну, я, как видишь, жива! - Лариска развела руками. - Хотя люблю его не меньше тебя.
   - Нет, меньше! - раздражённо топнула ножкой Настенька. - Ты не умеешь, как я.
   - Да уж куда мне, - сыронизировала Лора.
   - Саша, пойдём со мной! - уже без всяких эмоций позвала Настя.
   - Уходи, Настёна, ты мертва. И мы все про это знаем.
   - Ты - плохой! - топнула другой ножкой Настенька. - И ты, Лариска, плохая! Подруга называется! Зачем Ваську так искромсали?
   - Дурак твой Васька! - уже спокойно ответила Лара. - Сам виноват. А ты, подруга, уходи. Нам ещё рано к тебе в гости.
   И Настя ушла.
   А Лора с Алексом закурили. Оба были эмоционально опустошены. Наверное, встречи с мертвецами всегда энергоёмки. Однако докурить они не успели, ибо пожаловали иные гости. На этот раз появились дедушка, бабушка и дядя Сергей. Они долго стояли у входа, молчали и смотрели на своего Сашку-промокашку.
   Ночь перевалила за середину. Гроза ушла, молнии не сверкали больше, гром не гремел. Лишь дальние зарницы полыхали в небесах, и дождь едва шелестел за границами церкви.
   - Вот, значит, какой ты стал! - хрипло произнёс дед. - Однако, сколько ж тебе ныне?
   - Сорок один исполнился.
   - Да, идёт время. Бежит. Вроде и не старый ещё, а уже боле полужизни отпахал.
   - Я до ста лет жить собрался! - вполне серьёзно констатировал Алекс.
   - Молодец, Сашка-промокашка! - улыбнулся в бороду дед. - А это ни Лариска ли Кондратьева с тобой рядом?
   - Она.
   - Здравствуйте, Фёдор Трофимович! - поздоровалась Лара.
   - Здравствуй, красавица! - дед кивнул. - Ну, про мужика твоего мы знаем, с нами он теперь уж года четыре.
   - Пять лет, - поправила Лариса.
   - А, ну да, пять, - согласился Фёдор Трофимович.
   - Ты, Саня, не волнуйся! - вступил в разговор Сергей. - Мы тебя с собой звать не собираемся. Делать там нечего. Скукотища и темень. Тоска! Да и рано тебе. Мы просто пришли посмотреть на тебя.
   - А что ж раньше не приходили? - спросила Лариска. - Столько лет прошло! Что у вас на том свете день открытых дверей. Или родительский день наоборот?
   - Нехорошо шутишь, Лариса! - недовольно сказал Сергей. - Ни тебе судить о нас.
   - А ты не злись, Серёжа, все там будем.
   - В загробном мире есть разные места, - неопределённо ответил Сергей.
   - Внучек! Сашенька! - заговорила бабушка. - Ты бы подошёл поближе. Я ведь плохо вижу, ты знаешь. Почти всю жизнь в очках проходила. Подойди, уважь старуху. Вспомни, какие пирожки я тебе пекла.
   Алекс сделал шаг вперёд, однако Лариса обхватила его сзади.
   - Не пущу!
   - Ты, что? - удивился Сашка. - Это же баба Аня, дед Фёдор, и дядя Сергей!
   - Это давно не они, Сашка! Ты с ума сошёл! Они обитатели иного мира!
   - Они мои ближайшие родичи! - возмутился Алекс.
   - Они - твоя смерть! Как ты этого не поймёшь!
   - Внучек, родненький, подойди ближе. Я только посмотрю на тебя, и уйду.
   - Сейчас, ба!
   - Стой! - Лариса загородила Алексу путь. - Сначала меня убей!
   - Ну, зачем ты так, Лора?
   - Сашенька, милый, не смотри на них. Это давно не твои дед, бабушка и дядя. Это - мертвецы. Покойники. Это всего лишь их духи, а не они сами.
   - Ты откуда знаешь?
   - Знаю, любимый, потому что они не мои родственники, и я вижу их такими, каковы они есть.
   - А какие они?
   - Сгнившие, изъеденные червями мертвяки. Такие, как Васька.
   Алекс послушал Лору и отвернулся.
   Дед с бабушкой тут же исчезли, а Сергей остался и сказал:
   - Ты пожалеешь об этом, Лариска! Мы будем приходить к тебе во снах, пока ты с ума не сойдёшь!
   Сказал, и исчез.
   В это время запел первый петух:
   - Ку-ка-ре-ку!
   Однако умершие родичи оказались не последними посетителями в этот день. И далеко не основными. Сашка Ранецкий и Лариска Кондратьева перекурили, дожидаясь, когда смутные предрассветные сумерки превратятся в полумрак серого рассвета. Сделали они это для уверенности в том, что нечисть попряталась в своих тёмных норах, а не разгуливает в окрестностях Глуховки, замысливая свои чёрные делишки. Потому что, Гоголь - Гоголем, "Вий" - "Вием", а жизнь - есть жизнь, в которой реальность иногда хуже любой литературной страшилки. В общем, по обоюдному согласию, молодые люди подстраховались немного, и подождали чуть-чуть. После нервных нагрузок, Ранецкому захотелось заняться любовью, однако Лора, захлёбываясь от желания, всё-таки сохранила хладнокровие, и напомнила, что они находятся в храме. Алекс скис, и задремал на Ларискином плече.
   На кладбище, к тому времени, стали различимы кресты и звёзды. Светало быстро. В низине, в бассейне озера Блошиного стелился густой туман. Глуховка была заляпана его клочьями, а выше, ближе к церкви, над самим кладбищем повисла сиреневая дымка. Дождь прекратился, и даже с обломков крыши уже не капало.
   Водные потоки, затоплявшие Глуховку, истощились. В огромных полноводных лужах отражалось свинцовое небо. Тучи снизили плотность и концентрацию, превратившись в единую серую массу, однако продолжали затягивать всё небо.
   Алекс проснулся, и подошёл к центральному входу. Пока он дремал, убаюкивая разгулявшиеся гормоны, рассвело совсем. Даже птицы зачирикали в лесу, где они оставили вещи.
   Сзади подошла Лариса, обняла ласково, прижалась нежно. Прикрыв глаза, подставила губы для поцелуя. Сашка сладко поцеловал женщину. Если бы не она... Даже думать не хотелось о том, что бы теперь было, если б не Лариса. Любящая, преданная, и в то же время хладнокровная и практичная. Редкие сочетания. К тому же, умна.
   "Впервые в жизни мне повезло с женщиной!" - подумал Ранецкий. - "Вот уж её я не упущу никогда!"
   - Ну, что, заберём вещи, и ко мне?
   - Да, пожалуй, - в Сашке опять оживали гормоны, но здравомыслие до конца не покинуло его. - Сначала я спущусь к своему дому.
   - Зачем? - Ларискины гормоны оживали быстрее, и ей хотелось поскорее попасть домой, на кровать, в объятия любимого мужчины.
   - Надо оружие забрать. Пусть у тебя полежит.
   - Вместе сходим. - Доводы Алекса были и логичны, и практичны, и подходили под ситуацию. Ещё неизвестно, где следующую ночь придётся провести.
   - Хорошо, - Сашка улыбнулся. - Понесёшь "Браунинг" с обоймами.
   - Что прикажешь, то и понесу, мой господин!
   - Моя госпожа стала такой покладистой?
   - Твоей госпоже нравится подчиняться такому сильному мужчине, как ты. И быть покладистой.
   Ранецкий посмотрел на Лору. Ему очень хотелось высказаться на одну тему, но он не знал, как женщина отреагирует. Ну да ладно.
   - Извини, что касаюсь неприятного, но хочу сказать тебе, что мне очень жаль, что твой отец погиб именно в тот день.
   - Не извиняйся, Саша. Я сама миллион раз об этом думала и жалела себя. Особенно, когда на следующий год ты приехал, а ко мне даже не зашёл.
   - Ну, я же не знал, как ты ко мне относишься, - стал оправдываться Алекс. - Целый год прошёл.
   - А тут и Настя подоспела! - не удержавшись, съязвила Лара.
   - И Настя, тоже, - пожал плечами Саша.
   - А я ждала! - Глаза Ларисы наполнились слезами. - Весь тот день прождала!
   - Извини, милая! - Сашка обнял Лариску. - Главное, что теперь мы вместе.
   - И уж теперь я тебя никуда не отпущу! - Лариса Петровна смахнула набежавшую слезу. - Буду тебя холить и лелеять, как только может женщина. Сам не захочешь уходить.
   - Давай! Холь и лелей! Мне это нравится в твоём исполнении!
   В этот момент из сиреневой дымки тумана, шлёпая по грязи между могилами, огибая кресты, и обходя звёзды, появился человек. Одет он был в кожаный лайковый плащ, обут в кожаные юфтевые сапоги, а на голове носил кожаную хромовую фуражку с красной звездой. Мужчина был низкого роста, телосложением обладал тщедушным, а статуру имел худосочную. На бледном лице его росли тонкие усики и ухоженная бородка клинышком. Из под фуражки товарища пробивались чёрные курчавые волосы, брови его были аккуратно выщипаны дугой, а ногти носили следы маникюра. Тело мужчины перепоясывала новенькая хрустящая портупея, на которой с правого боку висела деревянная кобура с маузером.
   - Вы извините, товарищи, за беспокойство, но я тоже к вам. Я понимаю, что за ночь эти жуткие персонажи из иного мира вам порядком надоели, однако, смею вас заверить, я не из их числа. Кроме того, даю слово, что более не приближусь к вам ни на шаг, потому что, увы, я уже давно мёртв.
   - А что вам надо от нас, живых?
   - Самую малость! - товарищ ослепительно улыбнулся, демонстрируя золото зубов. - Я пришёл за тем, чего лишён уже долгие годы.
   - Не понимаю, - сделал удивлённый вид Ранецкий, хотя начинал догадываться, кто перед ним.
   - Конечно, не понимаете! - согласился мужчина с маузером. - Но я вам сейчас намекну, - товарищ поднял вверх указательный палец, словно призывая к тишине. - Этот предмет вы нашли вчера вечером! - радостно произнёс он.
   - Пенсне, что ли?
   - Именно! - счастливо воскликнул пламенный ленинец. - Пенсне! Я столько лет проходил с ним, а потом столько лет пролежал без него, что на том свете только о нём и думаю. А сегодня ночью узнаю: нашлось родимое! Вы не представляете, как я рад!
   - А кто вам сказал об этом?
   - Один знакомый покойник, - запросто ответил большевик. - Наши могилы рядом находятся. Он из той же комиссии, которую рухнувший купол этой церкви завалил насмерть. Вы слышали эту историю?
   - Слышал, конечно! Это основная легенда в нашей деревне. Можно сказать, достопримечательность.
   - Ну, надо же! - обрадовался товарищ. - Приятно слышать!
   - Так вы хотите получить пенсне обратно? - перевела вопрос в практическую плоскость Лариса Петровна.
   - Да! - энергично кивнул ленинец, а потом добавил: - Я понимаю, что ничего не смогу предложить взамен, но...
   - Но?
   - Начну издалека, чтобы всё понятно было.
   - Слушаем вас.
   - У меня есть одна знакомая старуха-ведунья. Живая! - успокоил он нас. - Живее не бывает! Я знавал её тогда, когда ещё сам был жив. Хороша была, чертовка! Красива, умна, талантлива! Эх! Правда лично мне склонить её к интиму так и не удалось.
   - Чего ж так?
   - Статью не вышел, - грустно развёл руками большевик. - Ей вот таких, как вы подавай. Высоких, знаете ли, мускулистых, ну, и всё, что к этому прилагается. Вот ваша спутница меня понимает.
   - Понимаю! - Лариска сладко улыбнулась. - Ещё как понимаю.
   - Так вот, эта женщина - ведунья! Теперь, конечно, она стара. Ровесница двадцатого века, сами понимаете, вторая сотня лет пошла. С ней мы периодически встречаемся. Естественно, наши встречи возможны исключительно благодаря её умению вызывать духи умерших.
   - А вы - дух?
   - Да. - Большевик вдруг шарахнулся назад. - Ни в коем случае ко мне не подходите, - он замахал руками, - будет очень нехорошо, если вы дотронетесь до меня.
   - Спасибо! Мы знаем.
   - Хорошо! Тогда продолжаю: эта моя знакомая ведунья может исполнять желания. Не все, конечно, но те, что связаны с возрастом человека, местом и временем его проживания, она может выполнить. Она вообще временем вертит, как захочет. И, кстати, меняет пол и внешность. Легко. Иногда, когда у неё хорошее настроение, она отправляет меня в самое начало 20-х годов, и я, как совершенно живой человек, весело провожу там время с хорошенькими женщинами, жёнами и дочерьми нэпманов, и возвращаюсь на тот свет, как заново рождённый.
   - Так что вы предлагаете?
   - Я предлагаю вам сделку. Вы отдаёте мне пенсне, а я организую вам встречу с ведуньей. А она в свою очередь исполнит одно ваше желание. Подчёркиваю: одно на двоих. Ну, то есть, желание ваше должно быть таким, чтобы в него входили вы оба, и располагаться оно должно в одном времени и на одной географической территории.
   - А она согласится? Кто мы такие, чтобы делать нам такие подарки?
   - Об этом не беспокойтесь. Я обо всём договорюсь.
   - Что должны делать мы?
   - Сделаем так. Вы оставляете пенсне на сакральной границе храма. Я, тем временем, свяжусь с ведуньей, и попрошу её посетить вас. Как только она появится в церкви, я буду считать себя вправе забрать пенсне.
   - А она действительно исполнит наше желание?
   - Исполнит, можете не сомневаться!
   - Хорошо! - Лариса посмотрела на Сашку. Он кивнул. - Мы согласны.
   - Ну, тогда кладите пенсне, и ждите. Я - мигом!
   С этими словами пламенный ленинец исчез.
  
   Сашка с Лариской успели выкурить лишь по сигарете, когда в глубине церкви послышались шаги, их слух уловил звуки неведомого напева, а через мгновение появилась она, старуха-ведунья, и, видит бог, такой старой женщины Алекс в жизни не видел. Конечно, как про любую старую женщину, Сашке хотелось сказать, что её лицо сохранило следы былой красоты, но, увы, если быть честным, то никаких отпечатков прошлой привлекательности на лице ведуньи не осталось.
   "Нет, ни правильно! - пересмотрел вопрос Алекс. - "Наверное, эти следы существуют и поныне, однако их не видно из-за морщин!" - Решив так, Ранецкий облегчённо вздохнул: ему всегда хотелось видеть в женщинах то, что ему самому в них нравилось.
   Ведунья имела длинные седые волосы, заплетённые в толстую косу, перевязанную алым бантом, а сама коса была кокетливо переброшена через плечо на грудь. На шее старухи висело множество амулетов и оберегов всех возможных форм, размеров и, наверное, предназначений. На плечи бабулька набросила цветастый платок с птицами, бабочками и бахромой по краям. Поверх рубахи была одета безрукавка с обильной вышивкой. Поверх широкой в складках юбки располагался передник с изображением голых женщин и мужчин, которые выплясывали у костра нечто из репертуара "Ночи накануне Ивана Купала". А на ноги ведуньи были надеты красные сафьяновые сапожки.
   - Здравствуйте! - поздоровались Алекс с Лорой.
   - Здравствуйте, соколики! - приветствовала их старуха.
   - Присаживайтесь, пожалуйста! - указала Лариса место в нише.
   - Спасибо, милая!
   Ведунья, кряхтя, уселась. Она долго ёрзала, устраивая поудобнее свою столетнюю задницу, и, наконец, угомонившись, закурила трубку.
   - Люблю курить! - пояснила бабушка, пуская изо рта колечки дыма от вонючего самосада.
   А снаружи властвовал май месяц. Ветер разогнал тучи, обнажая чистое голубое небо. Яркое апельсиновое солнце медленно всходило на восточном небосклоне. Повсюду пели и чирикали птицы. Шмели и пчёлы жужжали, перелетая с цветка на цветок. Рядом с ними порхали бабочки с цветными узорами на крыльях. Стрекотали кузнечики, прыгая между могилами. И никаких тебе чёрных куриц, парализованных ворон и их подчинённой нечисти.
   Алекс посмотрел на вход. Пенсне исчезло.
   - Большевичёк тут один за вас ходатайствовал, - приятным женским голосом заговорила старушка. - Уж очень просил помочь вам.
   - Мы его пенсне нашли, вот он и разобещался!
   - Слышала я эту историю, - рассмеялась бабушка. - Всё успокоится, не мог. Неудобно ему в гробу, видите ли, без пенсне. Вот чудак-человек! Там же темень несусветная!
   - Привык, видать.
   - Да уж, привычка - вторая натура, - согласилась старушка.
   - Хорошие очки! - развил тему Сашка. - Качественная работа, ювелирная. И оправа золотая. Ценная вещь, чего там говорить.
   - Понятно. - Ведунья глубоко затянулась. - Ну, а вам, что он за них пообещал?
   Ранецкий пожал плечами.
   - Он много рассказывал о вас, в том числе о вашем личном знакомстве в те времена, когда он был ещё жив.
   - Было дело, - бабушка мечтательно улыбнулась. - Он даже сватался ко мне.
   - А вы? - поинтересовалась Лариса.
   - Да ну! - бабулька махнула рукой и рассмеялась. - Хлипкий больно, смотреть не на что. А я крупных люблю. Высоких, сильных и мускулистых. Обожаю больших мужчин. И чтоб у них всё большое было, как у твоего Сашки. Ты ж не зря от него не отходишь. Так, Лариска?
   - Вы меня знаете? - удивилась Лора.
   - Я, душечка всех в округе знаю. И раньше знала. Здесь почти всё кладбище мне знакомо. Я имею в виду, что знала большинство из них, когда они ещё были живы.
   - А как вы себя ощущаете, понимая, что пережили всех?
   - Никак, юноша. Я привыкла. Как Феликс к своему пенсне.
   - Значит, его звали Феликс. Хорошее имя. Надеюсь, что не Дзержинский.
   - Нет, милок, у него другая фамилия. - Ведунья выбила пепел из трубки о каблук сапожка. - А теперь говорите, что вам этот большевичёк наобещал.
   - Он сказал, что вы можете выполнить желание.
   - Смотря какое.
   - Феликс обещал одно на двоих.
   - Одно, касатик, только одно.
   - И чтобы мы оба в этом желании участвовали.
   - Это можно, - ведунья спрятала трубку. - Говори, чего хочешь!
   Лариска схватила Алекса за руку, крепко сжала и умоляюще посмотрела в глаза.
   - Доверься мне, милый!
   - Говори!
   - Мы хотим стать молодыми! - выпалила Лариса Петровна. - Чтобы лет по восемнадцать было и мне и Сашке. Чтобы я превратилась в очаровательную девушку с красивой фигурой, с длинными стройными ногами и с прекрасным лицом. Хочу стать шикарной голубоглазой блондинкой, как девки из журналов для мужчин. А Сашка, чтобы стал таким, каким он был в свои восемнадцать лет, высоким, мускулистым, зеленоглазым красавцем, в которого я влюбилась.
   - Всё?
   - Нет! - торопливо продолжила Лариса Петровна. - Я хочу, чтобы жили мы в большом городе, были студентами ВУЗа, и чтобы любовь у нас была большая-прибольшая.
   - Извини, душечка, - ведунья с улыбкой покачала головой, - но любовь по заказу не бывает. Нельзя любовь заказать заранее, понимаешь?
   - Да.
   - Поэтому с чувствами своими вы уж там, на месте, сами разбирайтесь.
   - Тогда сделайте, пожалуйста, чтобы мы встретились с Сашкой там, в наши восемнадцать. Ну, а то, что встретившись, мы полюбим друг друга, я не сомневаюсь.
   - Хорошо придумала! - старушка улыбнулась. - Особенно про девок из журнала для мужчин. Смотри, при такой внешности, Сашку своего не заметишь. Они же разборчивы слишком, эти шикарные голубоглазые блондинки.
   - Замечу, не сомневайтесь! - Лариса виновато посмотрела на Саню. - Ты мне веришь?
   - А что мне остаётся? - усмехнулся Ранецкий. - Поживём - увидим.
   - Эх, жаль мне с вами нельзя! - посетовала ведунья. - Я бы тоже не прочь поработать на "Play boy".
   - А почему нельзя?
   - В том-то и дело, что я могу исполнять желания других, а себе даже цвет волос поменять не в состоянии.
   - Нам очень жаль!
   - Да что уж там, я привыкла. - Ведунья усмехнулась. - А желание твоё, Лариса Петровна, мне не в диковинку. Девяносто девять процентов просителей хотят молодости и красоты.
   - А мужики? - поинтересовался Ранецкий.
   - То же самое и с мужиками. Конечно, есть различия в анатомии и физиологии, но, по сути, их желания не отличаются от бабских. Красоты хотят, молодости, ну и... сам понимаешь.
   - А оставшийся один процент?
   - Ума просят побольше. Но это, - старушка покачала головой, - как говорит статистика, крайняя редкость.
   - Понятно.
   Сашка посмотрел на Лариску. Женщина была возбуждена, словно сегодня выходила замуж. Лицо заливал румянец, глаза блестели, руки нервно теребили рукав Сашкиной куртки.
   - Ты готова?
   - Да! - тихо проговорила Лариса Петровна, и снова виновато посмотрела на Алекса. - Считаешь, что я много для себя попросила?
   - Жизнь покажет. - Ранецкий повернулся к ведунье. - Что нам делать?
   - Становитесь в самый центр храма. Под бывший купол.
   Алекс с Ларой покорно стали, где было указано.
   - Теперь обнимитесь.
   Мужчина с женщиной обнялись.
   - А теперь запомните три вещи. Во-первых, материализовавшись в ином мире, вы забудете про этот. Во-вторых, находясь там, не совершайте необратимых поступков, связанных с метафизикой. И, в-третьих, если вдруг вы такой поступок совершите, то вернётесь сюда же, в эту церковь, и будете стоять, обнявшись, в своём возрасте, времени и одежде.
   - Как же мы запомним эти три пункта, если, попав в новый мир, мы забудем всё о старом, а значит, не будем помнить ваших слов?
   - А вот это милок, уже ваши проблемы.
   - Но...
   - Всё! Закрывайте глаза, и отправляйтесь в свои восемнадцать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Деревня Глуховка, 2000-е годы.
  
   "Что со мной?" - подумал Алекс, выныривая из вязкой черноты замутнённого разума.
   Он стоял посреди церкви и крепко обнимал Ларису. Дождь закончился, но с разрушенного купола ещё капало. Сквозь многочисленные трещины светило солнце. Вольготно рассевшись на крестах и звёздах, весело чирикали птицы. Повсюду жужжали и стрекотали насекомые. Словно яркие фантики летели бабочки. Мокрые могильные плиты блестели на солнце.
   - Что произошло? - Лариса тоже очнулась и теперь удивлённо смотрела на Александра. - Такое впечатление, что мы уснули.
   - Стоя и обнявшись? - сыронизировал Ранецкий. - Очень интересная поза для сна.
   - То, что обнявшись - это хорошо, - Лариса Петровна потянулась, разминая затёкшую поясницу, - а вот то, что стоя...
   - Может, мы потеряли сознание? - предположил Алекс. - Обнимались, целовались, - пояснил он, - а потом брык и всё. Я имею в виду от счастья: хлоп, и помутнение в мозгу.
   - Вдвоём и одновременно? - Лариса сомнительно покачала головой. - Что-то не похоже.
   - Да, что-то тут не сходится, - согласился Ранецкий.
   В голове у Алекса стоял шум. Руки и ноги затекли. Тело онемело, будто замороженное. Александр уселся в нише и закурил. Лора села рядом.
   - Дай сигаретку.
   Молча покурили, думая каждый о своём. Оба чувствовали необычность состояния, но причина была неясна. Алекс пытался восстановить в памяти цепочку событий, но она прерывалась на большевике и его пенсне. Что было дальше, и как получилось так, что они с Лариской оказались посреди церкви, да ещё и, обнявшись, Ранецкий не помнил.
   "Бред какой-то! Не можем ведь мы оба этого не помнить!"
   В Ларисе же боролись два различных ощущений себя: умом она понимала, что ей 39 лет, а чувства замерли на отметке 18-ть.
   "Неужели у меня раздвоение личности?" - перепугалась она. - "Этого ещё не хватало!"
   Её память цеплялась за какие-то обрывки воспоминаний, связанных с приятными ощущениями собственной юности и личной красоты, но ничего кроме этих самых ощущений мозг не выдавал. Подсознание тоже молчало. Сознание заступорилось. Закрыв глаза, она начинала чувствовать себя юной и прекрасной девушкой неземной красоты, с количеством поклонников, измеряемых сотнями, однако открыв их, сразу же становилась сорокалетней женщиной, измученной сельским хозяйством. Кроме того, эти чувства и ощущения очень быстро истончались, уменьшались и улетучивались.
   "Наверное, мне приснился сон", - сделала вывод Лариса Петровна.
   О том же подумал Александр Сергеевич, а далее, глядя на Ларису, сказал:
   - По-моему, стоя вредно спать.
   - По-моему - тоже, - кивнула Лора.
   - Есть хочу! - сменил тему Сашка, глядя на Лариску. - Как там, на счёт завтрака?
   - Завтрака? - не сразу поняла Лариса.
   - Ну да, сейчас ведь утро.
   - А... - ощущения юной 18-летней красавицы почти исчезли. Лариса Петровна возвращалась в свой возраст.
   - Так я ведь борщ вчера сварила, - спохватилась она. - В печке стоит, настаивается.
   - Люблю борщ! - Алекс похлопал себя по животу. - Со сметаной, салом и пампушками.
   - Тогда пошли! - Лариса встала. - Для тебя ж старалась.
   - Надо выпить немного.
   - Я тоже не откажусь.
   Ранецкий встал и подал Ларисе руку.
   - Прошу!
   - Надо же, какой галантный! - Лариса Петровна пыталась вспомнить, когда же в последний раз за ней так ухаживали, но в её памяти такого отпечатка не осталось.
   - Надо будет ко мне заглянуть. Может, вода спала.
   - Зайдём, милый. Я теперь всегда с тобой.
  
  
   Омытое дождём кладбище ярко искрилось под солнечными лучами, и совсем не навевало скорби. Ноги вязли в коричневой грязи, чавкали при каждом шаге, а из подсохшей грязевой корки вспучивались мутные пузыри. Часы показывали пол одиннадцатого.
   Алекс вымотался за эти сутки, но уже теперь начинал думать на перспективу о том, что же делать следующей ночью. Ведь эта яйцелоидная нечисть их не оставит в покое. Конечно, можно снова укрыться в церкви, но нельзя же проводить там все ночёвки. Это не выход!
   Можно просто уехать. Ну, а как же мечты о новой жизни с садом, огородом, курями и свиньями? Как же козы с овцами? А как с родителями, которых хотел перевезти на природу со свежим воздухом, натуральными продуктами и свежим мясом? А с Ларисой, как? Ведь она, учитывая искреннее желание Алекса слиться с природой, на роль спутницы жизни подходила больше всего.
   "Значит?" - Алекс почесал небритый подбородок. - "Значит необходимо действовать радикально, то есть, не ждать, когда они снова нападут, а самим напасть. Первыми. Ведь лучшая защита - это нападение!"
   Ранецкий слегка воодушевился.
   "Идея-то хорошая, но, как напасть? Как атаковать эту курицу с её армией гуманоидов и табуном кентавров?"
   "Надо собрать их вместе, и..."
   "Хм! А это отличная мысль! Вместе. Вместе - это значит в яйце! Они же все туда удалились. На днёвку".
   Сашка схватился за эту идею и начал развивать мысль. Необходимо заблокировать вход в яйцо, но каким образом? Алекс задумался. Можно вывалить на него несколько тонн цемента. Или, например, облить бензином и поджечь. Или... А если взорвать?
   - Смотри! - словно издалека услышал он удивлённый голос Ларисы. - А где наши покойнички? Вчера же ещё были здесь!
   Ранецкий остановился. Мысль о взрыве ещё брезжила где-то на краю сознания, однако теперь следовало переключаться на реальность, а она являлась таковой, что была достойна персонажам и событиям не только Гоголя, но и Стивена Кинга.
   Алекс огляделся, но - нет, он находился на том самом месте. Именно здесь ещё вчера стояли могилы Васьки и Насти, а теперь громоздилась увитая плющом и виноградом массивная беседка, более похожая на ДОТ с многочисленными огневыми точками. И это - посреди кладбища. Что за идиотизм?
   - Не понял! - искренне удивился Александр. Он посмотрел на Ларису. - Ты что-нибудь понимаешь?
   - Не-а! - женщина приблизилась к Алексу и взяла его под руку. - Чертовщина какая-то. Вчера же ещё были на месте.
   - Может, это как-то связано с нынешней ночью? - предположил Ранецкий.
   - Что ты имеешь в виду? - Лариска смотрела Сашке в глаза.
   - Они ведь пытались проникнуть в церковь?
   - Пытались. Ваське это даже удалось.
   - Значит, они выходили из своих могил?
   - Получается так.
   - Так может они не смогли найти дороги обратно?
   - Может. - Лариска кивнула. - Но беседка-то откуда взялась?
   - М-да, нестыковочка, - теперь уже Сашка согласно кивнул. - А значит...
   - Значит?
   - Значит, во Вселенной что-то изменилось помимо нас.
   - Ну и бог им судья! - Лариса Петровна перекрестилась. - После того, что случилось этой ночью, я уже ничему не удивляюсь.
   - Пожалуй, я тоже.
   - Вот и оставим Господу право разбираться со своими нерадивыми покойниками. - Лариса сделала шаг, нога заскользила по грязи, и Алекс едва подхватил её. - Ух!
   - Осторожней, дорогая!
   - Спасибо, милый! - Лора прижалась к Ранецкому. - Пойдём отсель. У меня от всего этого голова кругом идёт. Надо взбодриться.
   - Пойдём! - Алекс взял Ларису за руку. - Мы переполнены впечатлениями, и уже не в состоянии что-либо воспринимать.
   - Идём, мой хороший! - Лариса шла рядом с Ранецким. - Меня это кладбище порядком достало!
  
  
   Борщ оказался густым, вкусным и наваристым. Ложка стояла. Идущие от него ароматы дразнили обоняние и возбуждали бурчание в животе. Алекс крякнул от предвкушения. Большие сочные шматы мяса плавали в кастрюле, и аппетитно источали насыщенный борщовой дурман. Куски нарезанного сала искрились на солнце, словно первый снег. От пампушек веяло сдобой и чесночным духом. Свежая домашняя сметана горкой лежала в миске, и десертная ложка в ней тоже стояла. Имелись специи: горчица, аджика, хрен и всё без исключения домашнего приготовления. Ну и самогон. Дядя Сэм, как говорят в Морельске. Запотевшая бутылка ёмкостью в пол литра, чистая и прозрачная, как слеза младенца. И-эх!
   - Надо бы баньку сегодня истопить, - предложил Ранецкий, выражая мысль с набитым ртом, - нечистый дух смыть.
   - Сделаю, милый! - отозвалась Лариса Петровна, тоже порядком проголодавшаяся. - Только засветло надо бы.
   - Да, конечно. - Алекс кивнул. - Кстати, где грядущую ночь проводить будем?
   - Ума не приложу! - озаботилась Лора. - Опять что ли в церкви?
   - На бога надейся, а сам не плошай! - сумничал Александр.
   - Так вот и я же говорю, - Лариса выглядела немного испуганной. - А вдруг они что-то новенькое измыслят. Да так, что и церковь не спасёт.
   - Может, уедем? - осторожно предложил Ранецкий.
   - Даже не думай! - мгновенно отреагировал Лариса.
   - Временно, - уточнил Алекс.
   - Нет ничего постояннее, чем временное. - Лариса смотрела Алексу в глаза. - Я тебя не пущу!
   - Вместе уедем.
   - А хозяйство? - Лариса покачала головой. - Это не выход. А живность кто кормить будет? За садом и огородом ухаживать.
   - Извини! - Ранецкий поцеловал Лариску в губы. - Я не учёл. Надо что-нибудь другое придумать.
   Пока думали, миновал полдень. Лора ушла кормить живность. Ранецкий улёгся на диван и сыто подрёмывал, однако мысли о предстоящей ночи не давали уснуть.
   "Что-то я там думал о взрыве", - вспомнил Ранецкий. - "Неплохая идея, только, во-первых, как это сделать, а, во-вторых, к чему это может привести. Яйцо - штука серьёзная и если его взорвать может всякое произойти".
   Алекс закурил. Дым голубоватой змейкой заструился к потолку.
   "И вообще, уничтожит ли взрыв яйцо?" - задал он себе вопрос. - "Пусть хоть закупорит его, чтобы им хода не было в наш мир". - Взгляд Ранецкого упёрся в небо за окном. - "Вот было бы неплохо. Или власть привлечь", - продолжил он рассуждать: "Милиция, например, кандидаты с депутатами, мэры с пэрами. Но ведь засмеют! Да и время это немалое займёт, а у Лариски хозяйство. Животине не расскажешь про Чёрную Курицу. Животина жрать хочет. Ей вынь, да полож! Такая она, скотина домашняя, ухода требует. М-да!"
   Алекс встал и пошёл за пепельницей. В окно он увидел Лариску. Она кормила курей.
   "Хозяйственная!" - подумал Алекс, ещё раз отмечая, что Лора именно та женщина, которая ему нужна. От этих мыслей в трусах зашевелился удав, однако близкое соседство курицы и кентавров быстро угомонило активный орган, ибо необходимо что-то решать, причём, прямо сейчас.
   "И ещё", - Александр крепко ухватился за утраченную было нить рассуждений. - "А не изменит ли взрыв яйца существующую реальность? Не повлияет ли на прошлое? Не вторгнется ли в будущее? Ведь исчезли же могилы Насти и Василия. Куда они подевались?"
   Конечно, подобные вопросы порой возникали в головах некоторых персонажей, но это были герои книг и кинофильмов. Алексу же такая мысль до сего дня не приходила в голову. Однако ранее и ночей подобных ему бог не отмеривал. С ожившими трупами и стадами нечисти.
   "Вселенная бесконечна, а значит и бесконечны все формы её проявления", - процитировал Ранецкий чью-то заезженную банальность. - "Однако теперь получается, что эта банальность абсолютно верна!"
   Сашка подошёл к столу.
   "Что получается?" - он налил себе рюмку дяди Сэма, положил кусок сала на пампушку, мазанул с одной стороны горчицей, а с другой - аджикой, и, выпив в охотку огненной воды, смачно закусил многослойным бутербродом.
   - Ухх! - сказал он вслух, и подмигнул себе в зеркало. - Так что же получается?
   Ранецкий лёг на диван, заложил руки за голову, и закрыл глаза.
   "Получается, что выбора-то у меня и нет вовсе. Потому что, если я собираюсь здесь в Глуховке прочно осесть, то проблему Чёрной Курицы и её прихвостней необходимо решать незамедлительно. Значит..."
   В этот момент до ушей Алекса донёсся странный для местных окрестностей звук. Это были голоса. Человеческие. И эти голоса - пели! Пели песню в два голоса. Мужской и женский. Что-то о лошадях.
   Эх, мороз, мороз! Не морозь меня.
   Не морозь меня. Моего коня.
   "Вот чёрт! Кто это?"
   Сашка вскочил с дивана и направился к двери. Оказавшись на крыльце, прислушался. Краем глаза заметил, что Лариса прекратила кормёжку, и тоже слушает. Звуки песни под гармошку раздавались где-то рядом.
   - Кто там живёт? - Алекс посмотрел на Лору и указал ей на источник звука. - Кажется вон в том доме на противоположной стороне. Тот, что ближе к Блошинке.
   - Так то ж дом Изольдовых! - неуверенно и удивлённо пробормотала Лариса. - Не может быть!
   - Это Васькин, что ли?
   - Ну да, - Лариса озадаченно прислушивалась к источнику звуков. - Но там же никто не живёт. Все умерли.
   - Может, бродяги?
   - Вполне возможно.
   - У тебя есть оружие?
   - А как же! - Лариска подбоченилась и выпятила вперёд объёмную грудь. - Одинокой женщине, да без винтовки! Это тебе не Морельск. Это - Глуховка.
   - Неси! - Алекс глянул в сторону дома Изольдовых. Песнь продолжалась. На этот раз о Стеньке Разине и его челнах. - Пойду на разведку схожу. Мало ли!
   - Я с тобой. - Лариса Петровна упрямо смотрела на Ранецкого. - Одного не пущу.
   - Тогда возьми топор на всякий случай.
   - Это ещё зачем?
   - Для самообороны.
   - А... Я мигом!
  
  
   К дому Изольдовых подошли тихо и настороженно. Внутри продолжала играть гармошка и звучала песня о неразделённой любви. В два голоса. Мужской и женский. Теперь стало ясно, что голоса ещё и пьяные. Взойдя на низкое крыльцо Алекс с Лорой остановились. Конечно, дом и хозяйство не выглядело ухоженным, что не подразумевало рачительных хозяев, однако по двору ходили куры, огромный кот сидел на подоконнике, а в загоне хрюкал поросёнок.
   - Ничего не понимаю! - сокрушалась Лариса. - Откуда всё это?
   - Здесь никто не жил?
   - Я же говорю: все поумирали. - Женщина пожала плечами. - Старуху Изольдову лет пять, как на погост снесли. А она была последней в роду.
   - Значит всё-таки бродяги.
   - Нет, милый, здесь что-то не то. Куры вон бродят, порося на откорм взяли, деревья плодовые цветут, картошки целая плантация. Клянусь, ещё вчера здесь этого не было: двор бурьяном зарос, ставни были закрыты, а двери и окна досками заколочены. А теперь вот на тебе! Ничего не понимаю!
   - Так что, зайдём? - Ранецкий снял ружьё с плеча.
   - Конечно. Ведь мы уже здесь. - Лариса задумчиво смотрела на поросёнка. - Уж больно интересно, что здесь и как.
   Алекс громко постучал кулаком в дверь. Гармонь пискнула печально и замолчала. Песнь о любви оборвалась.
   - Кто там? - раздался хриплый мужской голос. - Кого там ещё несёт? - Мужчины был изрядно пьян, груб и невоспитан. - Давай, мимо проходи, нечего там...
   Александр постучал ещё раз. В ответ послышалась ругань. Гармонь взвизгнула резко и за стеной раздались тяжёлые шаги. Дверь скрипнула и открылась. На пороге стоял пожилой седовласый мужчина с такой же седой недельной небритостью. Он оказался изрядно толстым, глаза его были пьяны и замутнены, а в руке он держал тесак для разделки мяса.
   - Ну, что надо? - грубо поинтересовался он, глядя недобрым взглядом на Алекса и Лору. - Кто такие?
   - Васька?! - вскрикнула Лариса. - О, господи! - она прикрыла рот рукой. - Но, как же это? - Лариса Петровна посмотрела на Ранецкого. - Я ничего не понимаю.
   Алекс тоже ничего не понимал.
   "Кого же я лопатой искромсал этой ночью? На части изрубил!"
   - Ваша фамилия Изольдов? - поинтересовался он. - Василий?
   - Да, - кивнул мужчина, - собственной персоной.
   - Кто там? - послышался из дома пьяный женский голос, и, не услышав ответа, гаркнул во всю мощь: - Васька, чего молчишь?!
   - К нам делегация, Настюха!
   "Настюха!?" - Ранецкий вздрогнул. - "О, господи! Неужели..."
   Василий тем временем громко рассмеялся, продолжая говорить сквозь смех:
   - С ружьём и топором! Ха! Ха! Ха! Носилок не хватает.
   - Шутишь? - донеслось из глубины дома. - Какая ещё делегация?
   - Ну, подойди, подойди. - Изольдов махнул рукой в темноту. - Убедись сама! Ха! Ха! Ха! - продолжал веселиться Василий, и вдруг осёкся. - О! Лариса Петровна! Ты, что ли?
   - Я, - Лора кивнула. - Вот, навестить пришла.
   - С топором? Очень мило! - Васька кивнул на Алекса. - А это кто?
   - Гость из города.
   - Хахаль, что ли?
   Лариса неожиданно смутилась и покраснела.
   - Угадал.
   - А чего с ружьём?
   - Мы подумали, что к вам кто-то забрался. Ну, бомжи там, бродяги всякие, а то и беглые какие, не приведи господь.
   - А! - Изольдов закивал. - Тут ты права. Ходют тут всякие, а потом куры пропадают. - Он уставился на Алекса, и долго смотрел на него, ощутимо пошатываясь, и держась за дверной косяк. - Где-то я тебя видел.
   - Может быть, - дипломатично ответил Ранецкий. - Мир тесен.
   - Это - точно! - Изольдов кивнул, и протянул руку. - Василий.
   - Александр. - Алекс ответил крепким рукопожатием.
   - Так кто там, Васька? - послышался пьяный женский голос.
   - Лариска с хахалем.
   - А! - из темноты появилась неопрятная взлохмаченная женщина. - Давно пора. Сколько же можно траур носить. Привет, Лариска!
   - Здравствуй, Настя.
   - Меня зовут Анастасия! - женщина полностью вышла из полумрака. - А вас?
   "Настя!" - Алекс смотрел на пьяную неопрятную женщину, внешность которой носила следы былой красоты, и ничего не понимал. - "Ты же умерла!" - хотелось крикнуть ему, но вместо этого он представился:
   - Александр, - он взял Ларису за руку. - Я знакомый Ларисы Петровны.
   - Знакомый! - передразнила Анастасия и вульгарно рассмеялась. - Знаем, знаем! - а далее, прекратив смеяться, спросила: - Надолго к нам?
   - Может и надолго, - Алекс пожал плечами. - Жизнь покажет.
   - У Ларисы остановился? - поинтересовался Василий.
   - Да нет, - Ранецкий усмехнулся. - У меня здесь свой дом.
   - Это какой же свой? - удивилась Настя. - У нас в Глуховке?
   - Там Соколовы жили, - Саша качнул головой в сторону дома. - Я их внук.
   - Что?! - одновременно воскликнули Настя с Васькой. - Ты же...
   - Что я?
   - Ну, - Настя первая пришла в себя. - Ты же это... - она посмотрела на Ларису. - Да скажи ты ему!
   - Не понимаю о чём ты, - Лора пожала плечами. - Поясни!
   - Да как же? Ты что не помнишь?
   - Нет.
   - Вот чёрт! - Анастасия посмотрела на Ранецкого. - Вы действительно Александр, внук бабы Ани?
   - Конечно.
   - Но... - Анастасия замялась и посмотрела на Василия. - Ну, что молчишь, скажи!
   - А чо тут говорить? - Вася повернулся к Алексу. - Ты же в яйце остался! - пояснил он. - Чёрти сколько лет назад. Настя вышла, а ты так и не вернулся. Тебя долго ждали, но - бестолку. А теперь ты взял, да объявился! Ну, дела!
   Васька почесал затылок. Он уже не раскачивался, а глаза приняли нормальное выражение. У Насти же перестал заплетаться язык. Они явно протрезвели. Оба.
   - О, господи! Что ж вы в дверях стоите, проходите в дом. - Настя распахнула дверь.
   - По этому поводу надо выпить, - решил Василий. - Будете? - обратился он к гостям.
   - Будем! - кивнул Алекс. - Надо бы мозги прополоскать.
  
  
   Внутренняя обстановка в доме оказалась примерно такой же, как у Ранецкого в Морельске, поражая запущенностью и неухоженностью. Пол был грязен, стёкла немыты, с потолка свешивалась паутина. Половицы скрипели под ногами, у стола отсутствовала ножка, а двуспальная кровать была застелена сомнительной чистоты простынью.
   В доме пахло чем-то несвежим и кислым. Некая смесь дешёвого табака, бражных паров и грязных носков. В углу находился пыльный телевизор, на котором стояла сковородка с остатками яичницы. Древний советский шкаф гигантских размеров скособочился неравномерно, и отклонился от стены под гораздо большим углом, нежели Пизанская башня.
   На столе стояла четверть браги и нехитрая закуска: сало, картошка в мундире и варёные яйца. Ещё имелся хлеб домашней выпечки, лук, чеснок и солёные огурцы. Всё, как у всех.
   - Прошу за стол! - Анастасию явно не смущал беспорядок в доме.
   - Спасибо! - ответили Алекс с Ларисой, и присели на табуретки.
   Василий тут же разлил брагу по стаканам. Мутная жидкость расплескалась по стеклу.
   - Ну, что, за встречу! - кратко тостонул Изольдов.
   - За встречу! - хором повторили остальные.
   Какое-то время шёл процесс закусывания, а потом Вася спросил:
   - Значит, ты всё же выбрался из яйца?
   - Получается, что так, - уклончиво ответил Ранецкий. - Я же здесь.
   - Когда? Я имею в виду, через сколько дней?
   - Да я уж и не упомню.
   - Что ж у бабы Ани не объявился?
   - Не помню, - Алекс пожал плечами. - Из головы вылетело.
   - А она тебя ждала! - с упрёком произнесла Настя.
   Лариса вопросительно глянула на Ранецкого. Тот в ответ лишь покачал головой, мол, сам ничего не понимаю.
   "Надо что-нибудь соврать", - решил Александр. - "Что-нибудь правдоподобное".
   - У меня в армии была сильная черепно-мозговая травма. Память отшибло напрочь. Так что из своего детства и юности я мало что помню. Может, расскажете?
   - Что, совсем ничего? - удивилась Анастасия. - Ничегошеньки?!
   - Ни то, чтобы совсем, но воспоминания мои о той поре разрознены и фрагментарны. Помню, как перед армией, летом, ездил сюда в Глуховку. Помню, как познакомился с тобой, Настя, на озере.
   Женщина улыбнулась чему-то своему, и кивнула.
   - Да, было дело.
   - Вечером того же дня с тобой Василий познакомился. Возле Настиного дома.
   - Ага, точно!
   - Помню, как мы втроём пошли к яйцу, а дальше, - Алекс покачал головой, - словно отрубило. Следующее воспоминание было связано уже с посттравматическим периодом.
   Лариса кивнула Александру, мол, правильно делаешь, на что Ранецкий подмигнул ей.
   - Так что же было дальше? - поинтересовался он.
   Василий посмотрел на Настю. Та пожала плечами.
   - Да говори уже, как есть.
   - Ну, в общем дальше мы все пошли к яйцу, - Василий говорил, и одновременно разливал бражку, - но в само яйцо я не пошёл. Струхнул маленько. - Изольдов виновато потупился. - А вот вы с Настюхой вошли в него. - Васька похабно ухмыльнулся. - Что уж вы там делали, мне неведомо. Пускай жёнушка моя расскажет.
   Анастасия Романовна всё это время рассматривала Алекса, как явного выходца с того света. Она не верила глазам своим, потому что узнала в этом мужчине своего Сашу, который пропал много лет назад, и всё это не укладывалось в её голове и не складывалось в мозгу. Она была шокирована увиденным не менее Ранецкого с Ларисой, и только Ваське было всё по фигу.
   - Ты действительно ничего не помнишь? - тихо спросила она.
   Алекс покачал головой.
   - Полный вакуум.
   - Странно. - Настя Соболева закурила. - Значит, о том, что произошло внутри яйца, ты, ни сном, ни духом?
   - Абсолютно!
   На какое-то время Анастасия замялась.
   - Не знаю, могу ли я говорить это при Ларисе?
   - Да говори уж, не дети, поди. - Лариса грустно усмехнулась. - Только вот Василий-то захочет ли слушать?
   - А я догадываюсь! - Васька пьяно рассмеялся. - Давай, Настёна, трави о своих похождениях. Только, - он погрозил ей пальцем, - без подробностей.
   - Без подробностей все и так знают, что там произошло.
   - Кроме меня, - соврал Ранецкий.
   - Ах, да! - Анастасия улыбнулась. - У тебя же память отшибло.
   Настя быстрыми затяжками докурила сигарету, и затушила окурок в пустой консервной банке.
   - Странно там было в яйце этом, - и Анастасия Романовна повторила историю, которую Алекс хорошо знал и всегда помнил. Всё сходилось вплоть до того момента, когда они обессиленные любовью уснули на тёплом песке.
   Лариса словно окаменела. Из её глаз текли слёзы.
   Василий налил полную кружку браги и залпом выпил.
   Алекс молчал.
   Настя тоже замолчала.
   Всё было сказано, и каждый воспринял услышанное с разной степенью приятности.
   - А дальше? - Ранецкий прервал затянувшуюся паузу.
   - А дальше я проснулась в совершенно ином мире. - Анастасия потянулась к стакану. Её руки дрожали, глаза наполнились слезами, она нервно кусала губы. Было видно, что женщина, будто заново переживает события из прошлого. - В общем, проснулась я совершенно одна.
   - А где же был я?
   - Тебя не было рядом. Я долго искала тебя, звала, но ты так и не появился. Зато я обнаружила неизвестную могилу. Ни креста, ни надписи, ни даты не было на ней. Лишь холмик осыпающейся земли, и... - Настя замолчала, пытаясь сдержать слёзы.
   - И что? - спросил Алекс, когда спазм у женщины прошёл.
   - И твой магнитофон на этом холмике. Ржавый, истлевший, развалившийся на части. Будто он пролежал здесь десятки лет. Однако я узнала его, и всё поняла, решив тогда, что ты умер. Не знаю, почему я так подумала, но этот магнитофон подсказал мне, что в могиле лежишь ты. Уже не помню, сколько я проплакала тогда над этим холмиком, но мир стал меняться вокруг меня. Солнце скрылось за чёрными тучами. Океан превратился в зловонное болото. Пальмы исчезли, а вместо них появились корявые деревца, какие растут в тундре. В общем, я поняла, что нужно возвращаться.
   - И ты вернулась?
   - Да, я вернулась.
   - Тебе никто не мешал по дороге?
   - А почему ты спрашиваешь?
   - Ну, - Алекс замялся, - мало ли? Мир ведь стал другим.
   - Нет, - Настя покачала головой. - Мне никто не мешал.
   - Что было потом, когда ты выбралась из яйца?
   - Ничего особенного, если не считать того, что ты не вернулся. - Анастасия Романовна тяжело вздохнула. - Вот так.
   - Мне очень жаль, Настя!
   Алекс был искренен в своём сожалении, и Лариса, почувствовав это, отвернулась. Её глаза потемнели, она кусала губы, чтобы только не расплакаться.
   - А уж как мне жаль! - Настя куталась в платок. Её знобило. - Да и тебе должно быть не всё равно. - Женщина потянулась за сигаретами, и, закурив, продолжила. - Примерно через месяц от сердечного приступа скончался твой дедушка. Не перенёс старик твоей пропажи. Баба Аня пережила его на год, и тихо угасла от тоски и безнадёги. Ну, а Сергей утонул ещё года через три, когда в пьяном виде ловил рыбу на Блошином озере. Вот такое кино.
   Анастасия Соболева замолчала, быстро затягиваясь, и пуская дым перед собой. Василий захрапел, уткнувшись лицом в тарелку с огурцами. Лариса Петровна смотрела в окно остановившемся взглядом. А Ранецкий курил, и думал, рассказывать ли Насте уже свою историю о событиях в яйце.
   И он рассказал, посчитав, что не поведать об этом нынешней Анастасии Романовне, было бы не честно по отношению к той прекрасной девушке Насте, которая умерла в каком-то ином мире, от любви к нему, Александру Ранецкому.
   Лариса вышла во двор, чтобы не слышать о чужом счастье и несчастье. Василий проснулся, и потянулся к бутылю, ибо плохо понимал, о чём разговор. Настя сидела ошарашенная услышанным, и полностью протрезвевшая после того, как узнала, от чего она умерла в другой жизни.
   - Вот такой апофегей! - подвёл итог Алекс.
   - Чёрт возьми! - после долгого молчания прошептала Анастасия. - И как мне к этому относиться?
   - А мне? - Ранецкий пожал плечами. - Представь, что я почувствовал, кода увидел тебя?
   - Кто ж знал, Саша? - тихо ответила Настя. - Если бы я точно знала, что сегодняшний день когда-нибудь наступит, я бы попыталась дождаться этого дня.
   - Я бы тоже попытался! - честно признался Алекс.
   Василий хватанул очередную порцию бражки, и перегнулся через стол за гармошкой. Его пальцы перебирали чёрно-белые кнопки, а расстроенный инструмент в ответ пиликал что-то из репертуара звёзд Сан-Ремо. Потом Изольдов вдруг прекратил музицировать, и замер на стуле, напрягшись всем телом. Далее он отбросил гармонь, резко подскочил, и быстро направился к двери.
   - Пойду, отолью! - проинформировал он.
   Настя с Алексом остались вдвоём. Через окно было видно, как Лариса ходит по двору, и о чём-то разговаривает сама с собой. Василий споткнулся, и громко выругался в том смысле, что, мол, понаставили тут. Послышался металлический лязг катающегося ведра. Издалека, словно из другой жизни, донёсся нарастающий звук летящего самолёта.
   - Ты замужем? - нарушил молчание Алекс, хотя догадывался, каков будет ответ.
   - Как видишь, - равнодушно ответила Настя.
   - Значит, теперь ты Изольдова?
   - Выходит, так. - Анастасия посмотрела на Ранецкого. - Расскажи о себе.
   - Я тоже был женат. Когда-то давным-давно. У меня двое детей, - похвастался Ранецкий, хотя теперь, после произошедших метаморфоз, уже не был уверен в этом. Они - взрослые уже. Парню вот двадцать лет стукнуло, а дочке - семнадцать. Живут с моей бывшей женой. Видимся, к сожалению, очень редко. В общем, не заладилось у нас.
   - А я вот не сподобилась на детей, - дрогнувшим голосом произнесла Настя, и Алекс понял, что она тихо плачет. - Я ведь любила тебя, а потом ждала. Долго ждала, и всё к яйцу ходила. Мечтала, что когда-нибудь откроется оно, а оттуда ты выйдешь. Но - нет! Наша сказка оказалась слишком короткой: всего лишь один день.
   - Сказки всегда короткие! - Ранецкий смотрел на Анастасию, и пытался отыскать в её лице черты той Насти. - Если, конечно, это сказка. Длинными бывают только южноамериканские сериалы.
   - Молодёжь постепенно уезжала из Глуховки, - словно не слыша Алекса, продолжала Настя, - пока не разъехалась совсем. Остались лишь старики, и такие вои как Васька. Ну, и я с ними. Сама бы уехала, да некуда и не к кому. Потом, в течение года умерли мои родители, и осталась я совсем одна. Прошло несколько лет после твоего исчезновения, и я поняла, что Изольдов теперь и есть моя судьба. Он, в принципе, неплохой человек. Добрый, покладистый, и меня любит. Только слабохарактерный слишком: чуть что - за стакан. Поженились мы, и, видит бог, я не видела в жизни более счастливого человека, чем Вася. Вначале, я пыталась отвратить его от пьянства, но эти попытки привели к тому, что сама начала пить. Сначала - понемногу, а потом - втянулась. Теперь вот вдвоём употребляем. И, знаешь, - Настя улыбнулась доброй искренней улыбкой, - я по-своему счастлива. Потребности у нас минимальные, сад, огород, животина - всё своё. Куры да яйца в изобилии. Держим коз, молоко да мясо имеем. Порося вон взяли на откорм. К холодам заколем. А дальше, как бог даст. Нам ведь много не надо, да и привыкли мы.
   - А я вот решил у вас поселиться, в Глуховке.
   И Алекс рассказал про свои планы о жизни на свежем воздухе, о натуральном хозяйстве, охоте и рыбалке, о больных родителях и о фантастических романах.
   Вернулся Василий и снова взялся за гармонь. Пришла и Лариса. Она посмотрела на Алекса, потом - на Настю, и молча села. Конечно, Лора знала, о чём они разговаривали наедине, но не считала возможным открыто обижаться. Слишком уж мало ещё связывало их: Сашку и Лариску.
   Дальнейший разговор не клеился, затухая в самом начале. Брага не пьянила, превращаясь в организме в воду. Близился вечер, а вопрос с ночёвкой никак не разрешался. Учитывая это, Алекс с Ларисой начли прощаться.
   - Теперь будем чаще встречаться! - обрадовался Вася. - У меня скоро ещё партия бражки дойдёт.
   - Да ладно тебе! - Настя шутливо хлопнула мужа по спине. - Будет уже. Всё бы тебе о браге да о бражке.
   - Ну, мы пошли! - Лариса крепко взяла Ранецкого под руку. - У нас тут дела ещё.
   - До свидания! - Алекс взял оставленное у входа ружьё. - Хорошо, что не пригодилось.
   - Заходите, будем рады!
   - И вы не проходите мимо!
   - Пока - пока!
  
   После посещения Изольдовых Алекс с Ларисой направились к дому Соколовых, который находился в низине, и мог пострадать от наводнения. Вода отступила, приняв свой нормальный уровень по береговой линии Блошиного озера. Подсыхающая грязь увесистыми комьями липла к обуви. В огромных лужах с неподвижной водой отражалось лишь небо с редкими всклоченными облачками. Омытые дождём заросли бурьяна приобрели ярко зелёные тона, и теперь контрастно выделялись на фоне чёрной земли и серых заброшенных домов.
   Ноги вязли и скользили по жирному чернозёму. Алекс забрал у Ларисы топор и заткнул за пояс.
   - Держись за меня, красавица!
   Лора схватилась за руку Ранецкого и крепко прижалась.
   "Вот так бы до конца жизни! Рука об руку!" - мечтательно подумала женщина. - "С милым-любимым!"
   Лариса вспомнила вдруг, как тогда, в другой жизни, там, где Настя умерла, она, узнав, что Саша приехал погостить к бабе Ане, ждала его весь день, то заглядывая в окно, то выбегая во двор, то выскакивая на улицу. Потом приходила Настя, и, едва сдерживая возбуждение, рассказала о том, что утром познакомилась с красивым городским парнем на озере. Говорила о том, как он ей понравился, каким взглядом он рассматривал её, и радостно объявила, что вечером он придёт к ней, и будет петь серенады. Настя даже имени его не назвала, но Лариска поняла, о ком идёт речь. Ей стало грустно и обидно, но что же тут поделаешь? На следующий день Настю нашли мёртвой в лесу, а Сашка вынужден был бежать из Глуховки.
   А что теперь? - возник естественный вопрос. А теперь, в каком-то другом мире, Лариса Петровна идёт под руку с Александром Сергеевичем, Настя с Васькой живы-здоровы, и ныне они муж и жена, а сильно помолодевшая Лариса влюблена по уши в Сашеньку, и чувствует себя на те же семнадцать лет, что было ей в какой-то иной жизни.
   "О чём это я?" - удивилась Лариса, совершенно не контролируя возникший поток сознания. - "Главное - теперь все живы, и на том, Слава богу!"
   Уже на подходе к хозяйству Соколовых стало ясно, что в доме царит полный разгром. Забор оказался снесённым по всему периметру. Разбитый вдребезги туалет ощетинился сломанными досками. Крышу дома испещряли рваные сквозные отверстия, словно её бомбили с большой высоты мелкими камнями. По всему двору виднелись глубокие отпечатки огромных куриных лап и многочисленные вмятины, по форме напоминающие лошадиные копыта. Имелись следы, похожие на человеческие, но значительно больших размеров, а также отпечатки ног и лап неизвестного происхождения.
   "Вот уроды!" - возмутился Алекс, и с этой мыслью шагнул во двор.
   Входная дверь в дом отсутствовала, стёкла в окнах были выбиты, а ставни оказались вырванными вместе с петлями. Ранецкий взвёл курки двустволки и отдал Лоре топор. Женщина крепко схватилась за древко обеими руками. Лариса Петровна не испытывала страха, хотя ситуация настаивала именно на этом. Наоборот, она ощущала лёгкость в теле, упорядоченность в мыслях и уравновешенность в чувствах. Всё очень просто: Лариса была влюблена, мужчина её мечты отвечал ей взаимностью, а то, что случилось раньше, произошло в другой жизни.
   "Гори оно огнём!" - рассуждала Лора, - "Главное, что Сашенька рядом, а там, хоть трава не расти!"
   Оглядываясь и озираясь "молодые" прошли внутрь двора. Никого не обнаружив, обошли вокруг дома. Вроде пусто. Только приблудная кошка сидела на подоконнике, и деревья шелестели молодой листвой. В остальном было тихо: ни пения птиц, ни жужжанья пчёл, ни стрекотанья насекомых. Даже лягушки на Блошинке притихли, прекратив свадебную перекличку.
   - Ты стой здесь, а я загляну в дом. - Алекс обнял Лариску за талию. - Глупо обоим рисковать.
   - Ну, уж нет! - Лора покачала головой. - Я от тебя ни на шаг.
   - Хорошо! - Саша и не ждал иного ответа. - Только держи дистанцию.
   Перешагнув дверной проём, Ранецкий заглянул внутрь. Дом встречал нового хозяина гробовой тишиной. Лишь осколки стекла громко хрустели под ногами. Сделав несколько шагов, Алекс остановился. Он напряжённо прислушался, ловя размазанные звуки, но все они доносились снаружи, из окна: скрип несмазанных петель на калитке, шорох лёгкого ветра в бурьяне, мяуканье голодного кота.
   Ранецкий оглянулся. В двух шагах от него стояла Лариска с топором, тот самый кот опасливо заглядывал в окно, а в дверном проёме дальняя полоска леса сливалась с небом. В доме ощущался устойчивый запах зверья и животных испражнений.
   "Надо переезжать к Ларисе", - тут же решил Алекс, - "а дом спалить к ядреней фене! Чтобы зараза не завелась!"
   Пройдя коридор, "молодые" вошли в комнату. Здесь также царил полный разгром и тотальное разрушение. Вся мебель была разбита вдребезги. Повсюду валялись оторванные доски, разломанные стулья и ошмётки обивки. Пол устилали искромсанные обрывки пожелтевших газет и старых журналов, а у стены под окном лежал надорванный пакет с фотографиями.
   "Странно, откуда они?" - удивился Ранецкий. - "Я ведь всё вывез после похорон Сергея!"
   Он поднял пакет, и стал рассматривать фотки, всё более удивляясь тому, что видел. Почти все снимки были сделаны на фоне древней башни цилиндрической формы, выложенной из едва обработанных камней. Башня находилась на невысоком холме, в нижней части её окружала буйно разросшаяся зелень трав, а верхняя - словно тонула в бездонной синеве небес.
   На одной из фотографий Алекс надолго задержался. Здесь, очень красивая девушка стояла между двумя мужчинами, значительно старше её. Юной красавице на вид - не более 18-ти лет. Мужчинам - лет по 30-ть с хвостиком. Девушка держала обоих под руки, и улыбалась той улыбкой, каковую могут позволить себе только самые очаровательные представительницы прекрасной половины человечества. Она просто позволяла им находиться рядом. И оба мужичка, судя по всему, были счастливы этому позволению. По крайней мере, Ранецкий именно так оценил выражения всех трёх лиц на фото.
   Один из мужчин являлся типичным кавказцем, именно таким, каковыми джигитов показывают в советском кинематографе. С соответствующим носом и усами, с бакенбардами и лёгкой небритостью, с крупными руками и мохнатой грудью, волосы которой обильно лезли из под рубашки. Второй мужчина походил на славянина или прибалта, имел высокий рост, был худощав, а волосы его уже тронула ранняя седина. Он являлся владельцем маленьких носа и ушей, в противоположность полным, брезгливо искривлённым губам. Мужчины были разные внешне, но пара-тройка штришков их всё же объединяла. Даже с фотографии от них сквозило высокомерие. На лицах отражалось самодовольство. И оба они, естественно, оказались влюблёнными в юную прелестницу.
   Ранецкий снова перевёл взгляд на девушку и непроизвольно облизнулся.
   "Эх, хороша, девчонка! Само очарование!"
   Её длинные густые светлые волосы волнами опускались за спину. Огромные голубые глаза имели яркий насыщенный цвет, как майское небо после грозы. Пухлые губы цвета спелой вишни, казались сладкими, словно намазанные мёдом. Её идеальной фигуре могли обзавидоваться все известные фотомодели в компании с подиумными манекенщицами, знаменитыми порнозвёздами, и прочими гламурными дивами. Она улыбалась изумительной белозубой улыбкой, наполненной радостью жизни и переполненной радостным ощущением женского счастья, которого она имела сверх всякой меры. Девушка знала, что красива, давно привыкла к этому знанию, и умело пользовалась этим. Красавица понимала, что нравится всем мужчинам от десяти лет до ста, знала, что может выбирать кого угодно из числа многочисленных ценителей её неземной красоты, однако, и Алекс очень надеялся на это, не спешила с выбором.
   "С чего это я так решил?" - спросил себя Ранецкий, и тут же подумал, что девушка немного похожа на Лариску в юности. Он отметил многочисленные, но едва уловимые схожести в чертах лица. Заметил, что волосы и глаза у двух прекрасных дам один в один походили друг на дружку. А белозубые улыбки, словно делались с единого образца.
   "Они похожи так, как могут походить одна на другую мать и дочь".
   Саша перешёл к следующим фотографиям, и остановился ещё на одной. На снимке та же девушка стояла рядом с молодым человеком примерно её же возраста. Парень был также хорош, как и его спутница, и выглядел под стать красавице. Он был высок, атлетично сложен, и пропорции тела имел схожие с греческими статуями героев. Его светлые волосы имели стальной оттенок, а зелёные глаза сверкали на солнце, как два изумруда.
   "Вот это я понимаю!" - успокоился Ранецкий. - "Парень - то, что нужно! Ни то, что предыдущие дядечки",
   Молодые люди держались за руки и с нежностью смотрели друг на друга, не замечая ничего вокруг себя. Ни синего неба с одинокой птицей в вышине. Ни зелени трав, с россыпью ромашек под ногами. Ни древней башни с комьями сухой земли в стыках между камней.
   "Кажется у них любовь!" - предположил Алекс, и тяжело вздохнул, глядя на девицу-красавицу, искренне завидуя юному влюблённому. - "Эх! Где мои семнадцать лет?!" - промелькнуло в голове одно из многочисленных несбыточных мечтаний.
   - На тебя похож, - услышал Ранецкий голос за спиной. Лора взяла фотку. - Точно! - женщина переводила взгляд с Алекса на снимок. - Такой же, как ты в юности.
   - Да ну, - Сашка покачал головой, внимательно рассматривая глянец. - Совсем не похож.
   - Ты, даже не сомневайся! - Лариса улыбнулась, вспоминая давно упорхнувшую юность. - Я-то тебя хорошо помню.
   - Столько лет прошло. Тебе просто хочется, чтобы так было.
   - Ошибаешься, Саша! - Лора погладила Алекса по щеке. - У меня неплохая фотографическая память. Особенно, когда вижу то, что касается того немного, что произошло у нас с тобой в эпоху ранней юности.
   "Ну, разве её можно обидеть?" - вдруг про себя подумал Ранецкий, а вслух произнёс:
   - В таком случае, девчонка на фотке - это ты!
   Лариса Петровна не возражала.
   - Знаешь, она действительно похожа на меня, - Лора задумалась, подбирая слова. - Она именно такая, какой бы я хотела стать. Похоже, что кто-то, взяв моё тело, как заготовку, убрал из него всё лишнее, подправил изъяны, и, добавив недостатющее, сотворил этим идеальную внешность.
   - Может быть. - Алекс вертел фотографию и так, и эдак, всё более соглашаясь с правотой Ларисы. - Если использовать твою идею о правке внешности, то ведь о парне можно сказать то же самое. Его, то есть - меня, взяли как исходный материал, и доработали упущения природы.
   - Вот и я о том же!
   - Получается, что на фотке ты и я, только в идеальном исполнении.
   - А может, снимок отретушировали? - предположила Лариса Петровна.
   - Вполне возможно, только я что-то не припомню, чтобы мы с тобой фотографировались.
   - Я - тоже, - согласилась Лариса, и добавила грустно: - К сожалению.
   Неожиданно, за их спинами послышались шаги. Раздался хруст битого стекла и скрип половиц. Ранецкий быстро развернулся, выставляя вперёд ружьё.
   - Ну-ну, соколик, угомонись! Смотри, бабку пристрелишь.
   В коридоре стояла очень старая женщина, одетая, как цыганка, с многочисленными оберегами, крестами и амулетами, в изобилии висящими на её шее. Она курила трубку и улыбалась.
   "Лет сто, не меньше!" - подумал Алекс.
   - Здравствуйте, молодые люди! - приветливо поздоровалась почтенная мадам.
   "Где-то я её видела", - промелькнула в голове Ларисы мысль. - "Только очень давно".
   - Здравствуйте! - дружно ответили молодые люди.
   - Всё-таки вернулись, - констатировала старушка. - Я так и знала.
   - Что вы имеете в виду? - Алекс с Лорой переглянулись. - Вы нас с кем-то путаете.
   - Да нет, не путаю, - старуха покачала головой. - Да вы не переживайте! - она махнула рукой, - почти все возвращаются.
   - Вы о чём, бабушка?
   - Не удержались, значит. - Женщина глубоко затянулась, и выпустила дым колечками. - Что ж вас всех так тянет на неприятности?
   Лариса и Саша посмотрели друг на друга и пожали плечами.
   - Мы ничего не понимаем!
   - И не поймёте, милые мои! - старушка присела на единственный сохранившейся в целости табурет. - Никто не поймёт. - Она улыбнулась, довольная собой. - Кроме меня, конечно.
   "На колдунью похожа", - подумал Ранецкий. - "Из фильмов на темы русских сказок".
   Старушка, тем временем, внимательно посмотрела на Ларису.
   - Ну, как там "Play boy"? - неожиданно спросила она.
   - Что? - не сразу поняла Лариса. - Вы шутите?
   - Журнальчик есть такой, - пояснила "ведьма". - Для мужчин.
   - Знаю, - Лариса кивнула. - Только я здесь причём?
   - Значит, не помнишь, - слегка разочарованно констатировала "колдунья".
   - Было бы что вспоминать! - Ларисе Петровне не нравилась тема разговора. - У вас странное чувство юмора.
   - Хотя, - старуха глубокомысленно смотрела в пол, и словно не слышала Ларису, - может, его и не было, плэйбоя твоего.
   - Да о чём вы? - под взглядом "цыганки" Лариса Петровна чувствовала себя неуютно. - Поясните!
   - Не обижайся, красавица! - "колдунья" подмигнула Лоре. - Это я так, старушечьи бормотания.
   - Да я и не обижаюсь вовсе, - примирительно ответила Лариска.
   - Это хорошо, что не обижаешься. - "Цыганка" перевела взгляд на Алекса. - Фотокарточки разглядываешь?
   - Только что на полу нашли.
   - Можно взглянуть?
   - Пожалуйста! - Ранецкий протянул старухе конверт.
   "Ведьма" быстро просмотрела всю пачку, и остановилась на той, где были изображены молодые люди. Эту фотографию она рассматривала долго. Тщательно изучала. И так повернёт и эдак.
   - М-да, оба хороши! - оценила стареющая мадам. - Отлично получились. - Она вложила фотографии в пакет. - Ещё могу кое-что, - произнесла старушка очередную таинственную фразу.
   - Вы их знаете? - Ларса взяла протянутый пакет. - Этих двух...
   - Знаю, - "колдунья" кивнула.
   - Кто они?
   - Это, милая, персонажи из другой жизни.
   - Расскажите, пожалуйста!
   - Может - расскажу, а может - нет, но только не сейчас.
   - Почему? - удивился Алекс. - Это, что, тайна?
   - Тайна, соколик, ещё какая тайна! - "колдунья" зажмурила глаза, наслаждаясь собственной значимостью. - К тому же, сейчас вы ничего не поймёте.
   - Мы вроде не из глупых.
   - Чтоб понять, необходимо пройти весь путь.
   - Путь? Вы сказали, путь?
   - Да, - ответила стареющая мадам, и пояснила, - это тот участок в паутине миров, в котором вы существуете.
   - Путь? Паутина? - Ранецкий был немного раздражён. - Что-то сложно очень для восприятия.
   - Сложно, соколик! Я ведь предупреждала.
   - Ну, хоть что-то расскажите! - попросила Лариса Петровна.
   - Вот именно! - поддержал Александр Сергеевич. - А-то наговорили таинственных фраз и непонятных слов, а мы - ни сном, ни духом.
   - Хорошо! - "цыганка" кивнула. - Я раскрою вам лишь одну тайну.
   - Мы слушаем.
   - Только при условии, что больше вопросов задавать не будете.
   - Даём слово! - хором поклялись Сашка с Лариской. - Честное пионерское!
   - А вы на многое не рассчитывайте, - стареющая мадам неожиданно рассердилась на молодых людей. - Я скажу вам то, о чём вы сами догадываетесь.
   - Мы слушаем.
   - На фотографии действительно изображены вы.
   - Но, как это возможно?!
   - Стоп, касатики! Вы обещали вопросов не задавать. Так уж молчите.
   Лора с Алексом переглянулись.
   - Хорошо, молчим!
   - Вот и отлично! - старуха стала выбивать выкуренную трубку о край табуретки. - Приятно иметь дело с порядочными людьми.
   Однако Лариса не удержалась.
   - Так это действительно я?!
   "Цыганка" рассмеялась, и понимающе кивнула.
   - Ты, красавица, ты! Только в другой жизни.
   - В паутине миров? - предположил Ранецкий.
   - В ней, соколик, в ней. Где ж ещё.
   Старушка встала и направилась к выходу.
   - Э...
   - Больше не слова, молодые люди, вы обещали.
  
   Поджигать жилище Соколовых Ранецкий так и не решился, рука не поднялась, а о том, чтобы остаться жить в доме бабы Ани, не могло идти и речи.
   "Пусть стоит пока, а там, посмотрим" - подумал Алекс, оставляя решение до лучших времён. - "Кто знает, может в другой жизни баба Аня, Сергей и дед Василий живы и здоровы? А я им дом спалю. Нехорошо!"
   Решив так, Алекс с Лорой собрали оружие, патроны, инструмент, кое-что из посуды, рыболовные принадлежности и в два захода перенесли всё в дом к Ларисе Петровне.
   Вечерело. Нежаркое солнце клонилось на заход. Было тихо и тепло. И очень уютно, по-домашнему, почти по-семейному. Мужчина и женщина присели отдохнуть на скамейке у крыльца. Ранецкий закурил, и, пуская дым в вечернее небо, расслабился. Лариска прижалась к Алексу, и опустила голову на его плечо. Женщине было хорошо и спокойно рядом с её любимым Сашенькой.
   "Это и есть счастье!" - подумала она. - "Что ещё нужно?"
   Лариса уже давно поняла, что ей, как женщине, необходимо для полного счастья. Однако именно этого счастья ей всегда недоставало.
   "Что нужно нормальной женщине?" - спрашивала она себя, отдыхая на плече милого-любимого, и сама же отвечала: - "Лично мне достаточно трёх вещей. Во-первых, дети, и это главное для меня. Во-вторых, любимый мужчина, который стал бы опорой во всём. В-третьих, много секса с этим самым любимым мужчиной. До последнего времени из этих трёх пунктов у меня были только дети. Мужа я не любила никогда, да и на роль опоры он ни каким боком не подходил. Что же касается секса, то тут вообще говорить не о чём. Некакущим он был, муженёк мой, в делах постельных. Спасибо, хоть детей сделал, и на том ему благодарна буду до конца жизни.
   А что я имею теперь, после появления Сашеньки? А теперь я имею всё, чтобы стать счастливой. Детки мои, слава богу, живы и здоровы, в городе живут. Скоро, поди, бабкой сделают. Значит, пункт один полностью выполнен. Далее, я встретила Сашку, мою единственную в жизни любовь, которая возникла много лет назад, и теперь вот разгорелась во мне с ещё большей силой. Выходит, теперь выполняется и пункт два моей личной теории счастья. Что же касается секса, то с Сашей я впервые поняла, каким должен быть настоящий мужчина, что он должен делать с женщиной, и что я, женщина, должна ощущать при этом, и какие чувства испытывать. То есть, пункт три тоже выполняется на все сто! Значит, я счастлива?"
   Лариса Петровна сладко потянулась, и, отвечая на свой же вопрос, подумала:
   "Да, я буду счастлива при условии, что наши отношения продлятся достаточно долго. Желательно - всю оставшуюся жизнь!"
   Лариса задремала, но тут сквозь сон услышала Сашкин голос:
   - Получается, что-то произошло после нашествия нечисти. Что-то поменялось, и мы ступили в другую жизнь среди паутины миров.
   - Что ты имеешь в виду? - Ларискина дрёма улетучилась в миг.
   - Ну, как что? - Алекс стал загибать пальцы. - Во-первых, Настя с Василием живы и здоровы. - Ты - забыла?
   - Так и слава богу!
   - Согласен. Однако ещё вчера мы видели их могилы. С этим-то как?
   - Не знаю, - честно призналась Лора.
   - Во-вторых, вспомни утверждение старухи, что на фотографии изображены мы с тобой. Это же бред какой-то! Мы не могли с тобой встречаться и фотографироваться. Ты это знаешь не хуже меня.
   - Но она же сказала, - робко предположила Лариса, - что это было в другой жизни.
   - Правильно! - Ранецкий кивнул. - Другая жизнь среди паутины миров - это уже, в-третьих.
   - Есть ещё что-то?
   - Да. И это, в-четвёртых, утверждение престарелой мадам, что мы должны пройти некий путь...
   - По паутине миров?
   - Именно!
   - И, что?
   - Я тут подумал: а не являются ли эти метаморфозы доказательством того, что наше путешествие, наш путь уже начался?
   - То есть, старушка не врёт?
   - А зачем ей это?
   Мужчина и женщина замолчали.
   "Какой он у меня умный!" - восхитилась Лариса.
   "Зачем я ей про это говорю?" - подумал Ранецкий.
   - Милый! - Лариска поцеловала Сашку в висок. - Ты сам-то, что думаешь про паутину нашу? И про путь?
   - С нами произошло то, что случается с героями фантастических романов. Мы словно попали в параллельную вселенную, где обитают одни и те же персонажи, однако судьбы их в разных вселенных совершенно разные.
   - Тебе виднее, мой хороший, - умиротворённо ответила Лариса, ибо прибывала слишком далеко от столь высоких материй.
   Женщина смотрела на мужчину влюблёнными глазами и чего-то ждала. Её глаза блестели, щёки разрумянились, губы приоткрылись. Она распустила волосы и расстегнула несколько лишних пуговиц на халатике. Параллельные вселенные Ларису интересовали мало, и лишь тогда, когда Сашка о них говорит. Теперь же, после всех передряг, женщине хотелось только любви.
   Ранецкий же понял, что путевых чудес, вселенских тайн и паутинных странностей на сегодня хватит.
   "Надо переменить род занятий и разгрузить мозг", - решил он. - "А что лучше всего снимает стресс? Конечно, любовь!"
   - Мы с утра с тобой о бане говорили, - напомнил Алекс.
   "Как хорошо!" - восхитилась Лора. - "Значит, займёмся любовью в бане!" - а вслух сказала:
   - Я помню, любимый! Через полчаса всё будет готово.
   "Не женщина, а сказка!" - обрадовался Сашка.
   - Тебе помочь? - спросил он.
   "Какой он у меня!" - млея от восторга, подумала Лариса. - "Всегда готов подсобить слабой женщине!"
   - Не надо, дорогой! - ответила она. - У меня всё готово.
   "Какая предусмотрительная!" - улыбнулся Ранецкий. - "Ну, разве можно ей худое слово сказать?"
   - Хорошо, я тут покурю пока.
   "Сейчас он наберётся сил, и..." - сладко размечталась Лариса о том, чем они займутся в бане.
   - Покури, мой милый, а я - мигом!
  
   Смеркалось. Сонная деревня погружалась в оторопь приближающейся ночи. Наступал тихий и тёплый вечер середины мая. Накормленная животина издавала сытые довольные звуки. Цветущая растительность блестела каплями свежего полива. В доме Ларисы Петровны властвовал порядок, и царила чистота, а притомившаяся хозяйка со своим милым-любимым отдыхали после бани и того, что там происходило.
   Ранецкий дремал, и ему снилась прекрасная юная красавица с фотографии, очень похожая на Ларису в юности, а со слов "колдуньи" ею и являющаяся. Они лежали на роскошной кровати, а девушка из сна гладила Сашку по накаченному прессу. Алекс мурлыкал от удовольствия, и пытался поцеловать красавицу в губы, но у него ничего не получалось. Он открывал глаза, и видел перед собой Настю из той, другой жизни.
   Лариска тоже дремала, и, понятное дело, ей снился красавец с фотографии, очень похожий на Сашку. "Да это он и есть!" - убеждённо подумала Лора. - "Ведь "ведунья" так и говорила!" А во сне они сидели на тёплом белом песке у самого синего моря. Оранжевое солнце уж касалось далёкого горизонта. Размеренный шорох прибоя ласкал умиротворённый слух. А красивый молодой человек - Сашенька! - шептал ей в розовое ушко сладкие слова, и всё норовил снять с неё купальник.
   Лариса сверкала очами от полагающегося возмущения. Она отстранялась от "обнаглевшего жеребца", била мягкой и тёплой ладошкой по Сашкиным плечам, и едва слышно шептала с продыхом: "Противный!" Однако, даже находясь во сне, Лариска признавала, что она именно того и вожделеет, что бы купальник с неё побыстрее сняли.
  
   Время летело со скоростью мысли, и вскорости Алекс с Ларисой подошли в своих снах к самому интересному. Ранецкому всё же удалось поцеловать девушку неземной красоты, а с Лариски таки сняли купальник, однако всё хорошее заканчивается очень быстро. Они оба едва приступили к ЭТОМУ, когда в их нынешней жизни пронзительно скрипнула калитка, ржаво елозя несмазанными петлями, потом раздались громкие голоса, мужской и женский, при том, что мужской - заметно пьяный, а далее, как ответ на незаконное вторжение, раздался неистовый лай Ларискиного пса.
   - Это вот так нас встречают?! - послышался нетрезвый голос Васьки Изольдова. - Нехорошо! - протяжно проблеял он. - Сашка! - в проёме окна показалась смеющаяся физиономия Настиного мужа. - Убирайте своего волкодава, гости пришли!
   - Вот именно! - рядом с мужем материализовалась Анастасия Романовна. - Отпразднуем начало вашей совместной жизни. - Бывшая мадмуазель Соболева посмотрела на Алекса томным взглядом из под длинных пушистых ресниц. - Отличный повод, соседи!
   Лариса нехотя встала, шепча что-то недовольное по поводу недосмотренного сна, но - что делать? - в Глуховке гость - святое дело, необходимо уважить.
   Ранецкий тоже поднялся. После насыщенного событиями банного времяпрепровождения он вдруг изрядно проголодался, и был не прочь выпить. К тому же:
   "Скоро ночь, а я так ничего и не решил!" - Закуривая, Алекс прикинул, сколько времени осталось до захода солнца. - "Часа полтора-два", - решил он. - "Значит, уже ничего не успею. И, что?"
   Гремя посудой и бутылками, в комнату шумно ввалилась чета Изольдовых. И, если днём, они походили друг на друга, как двойняшки - пьяные, неряшливые и неухоженные, то теперь отличались одна от другого, словно посланцы из разных миров.
   Василий выглядел так, как и должно выглядеть деревенскому любителю дяди Сэма, а вот Настя... Анастасия Романовна за эти несколько часов изменилась до неузнаваемости. Голубое платье в чёрный горошек обтягивало её стройную красивую фигуру, при том, что руки и плечи оставались обнажёнными, а длинна платья сантиметров на пятнадцать не доставала коленок. Изящные туфли на высоком каблуке значительно усиливали впечатление, а если учесть шикарные длинные волосы, маникюр под цвет туфлей, а также умелый макияж на лице и многочисленная бижутерия в тон всему, что было расписано выше, то Настя, именно Настя, а не Анастасия Романовна, выглядела теперь лет на тридцать, а то и на все двадцать восемь. Факт! Настенька была трезва, улыбалась довольная собой, оставалась удовлетворённой произведённым эффектом, и чувствовала всеми своими женскими инстинктами, что очень впечатлила Сашку, чего, собственно, и добивалась.
   Видя это, и понимая все контексты с намёками, и подтексты с обстоятельствами, Лариса поджала недовольно губы, яростно фыркнула и гордо ушла в спальню.
   - Я скоро! - сообщила она, и выразительно посмотрела на Алекса. - Буду через пять минут.
   - Это долго! - возмутился Васька. - Трубы горят, Лариса Петровна!
   - Тогда начинайте без меня! - послышался приглушённый запертой дверью голос.
   Оставшиеся, быстро постелили цветастую скатерть из Ларискиных сусеков, расставили столовые приборы из наследства бабы Ани, разложили еду, производства обеих хозяек, и размесили выпивку из коллекции Василия Изольдова. Управившись с сервировкой, все трое посмотрели туда, где уже минут десять находилась Лариса Петровна.
   - Лариса, ты скоро? - Алекс подошёл к двери. Ещё ничего не произошло, а он уже чувствовал себя виноватым, причиной чего служила преобразившаяся Настя. - Всё готово.
   - Начинайте без меня! - был ему тот же ответ.
   "Обиделась!" - констатировал Ранецкий. - "Но я-то тут причём?" - недоумевал Алекс. - "Стань краше Насти, и обида пройдёт сама собой!" - Сашка сел за стол. - "Эх, женщины, никогда мне вас не понять!" - примирился с судьбой Александр Сергеевич, а вслух сказал:
   - Ну, что? Вздрогнули!
   Через час трое из четверых были поддаты, но прибывали в разной степени опьянённости. Василий находился в своей тарелке и в излюбленном состоянии. Он был пьян, доволен собой, и счастлив, как никто другой. Настя выпила немного, но на старые дрожжи слегка опьянела, и теперь блаженствовала в состоянии весёлости, проснувшейся похотливости, и жажды вспыхнувшей с новой силой любви. Посему, своей ближайшей целью она ставила соблазнение Ранецкого, а там, хоть трава не расти! Сам же объект приложения сексуальной энергии бывшей мадмуазель Соболевой, оказался к тому времени в меру "выпимши", сознание и желания его раздваивались, и, чтобы выработать единую линию для души и тела, налегал на дядю Сэма, а потому вскоре оказался недалеко от состояния Васьки Изольдова. Теперь он находился на явном перепутье, ибо, Настя, конечно хороша, чертовка, но ведь Лариска тоже о-го-го, к тому же непьющая, но хозяйственная.
   Ну, и чего делать будем?
   Лариса Петровна, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, лишь пригубила дядю Сэма, а потому всё видела, и всё замечала. Однако, контроль - контролем, а иными физиологическими порывами, основанными на естественных желаниях, просто невозможно управлять.
   Влюблённая женщина видела, каким взглядом Настя смотрит на её Сашеньку, и яростно обжигала соперницу испепеляющим взором. У, стерва!
   Она замечала так же, как Сашка смотрит на эту сучку в ответ, и её душа полыхала ревностью. У, кобель!
   И ещё Лариса грустно констатировала, что только Васька ничего не замечал, и жену на место не пытался поставить. Изольдов много пил, обильно закусывал, и беспрерывно фальшивил на гармошке. Что-то из репертуара "The Beatles" и Л. Зыкиной с О. Воронец. Однако, по мнению Л. Петровны, он оказался единственным из их четвёрки, кто был по-настоящему счастлив, ибо его деяния не подразумевали последствий.
   А вот Ларисе эти последствия очень хотелось бы предотвратить. Она понимала причину преображения Насти Изольдовой, очень завидовала тому, как эта шлёндра выглядит в свои сорок (всё потому, что эта дрянь не рожала!), и, учитывая состояние Василия, предполагала, что теперь может произойти всё, что угодно.
   И вот именно поэтому, заперевшись в спальне час назад, Лариса Петровна также тщательно поработала над собой, как это сделала мадам Изольдова. Найдя самое сексуальное платье в своём гардеробе, Лариса тут же укоротила его ножницами, сделав его длину на семнадцать сантиметров выше коленок, и тут же подвернула его, и прострочила.
   "Неплохо!" - решила она, глядясь в зеркало.
   Она отыскала свои свадебные туфли на высоком каблуке, которые оказались даже лучше, чем у Насти. Она виртуозно преобразила своё лицо, однако меньше, чем на тридцать два у неё не получилось.
   "Проклятое сельское хозяйство!" - с негодованием подумала Лора, но, делать нечего, пришлось в таком виде выходить к столу.
   И вот, спустя лишь час, Лариса Петровна с горечью осознала, что, если так пойдёт и дальше, она проиграет это сражение Анастасии Романовне, которая уже тащила подпившего Алекса танцевать. Конечно, будут последствия, но ведь это - потом!
   А Настя прижималась к своему бывшему возлюбленному, шептала жаркие слова, и, прикрыв глаза, ждала поцелуя. Её не волновало присутствие мужа, зато теперь она знала, от чего умерла в другой жизни, и это не на шутку заводило женщину. К тому же она ещё помнила о том, что происходило с ней и Сашкой много лет назад в Яйце, а потому Настя вожделела повторения. Наличие Ларисы её не смущало, а то, что всё происходило в доме соперницы, также мало беспокоило. Более того, Ларискин взгляд, обжигающий спину, добавлял пикантности происходящему, превращаясь в некую изюминку, словно вишенка в центре торта или клубничка на пироженном.
   Алекс также чувствовал Ларискин взгляд, но, находясь рядом с Настей, напрочь забыл о своём желании переехать в сельскую местность, о больных родителях даже не вспоминал, а о фантастических романах, написанных при свечах, и думать забыл. Вместо этого, он жадно ощупывал прекрасные формы своей партнёрши по танцу, губы шептали сладкие слова о некоторых частях её тела, а удав пониже пояса уже изготовился к прыжку.
   Лариса хотела устроить скандал, но вовремя поняла, что этим только усугубит ситуацию, а потому, усилием воли остановила себя, но теперь, кусая губы, едва сдерживала слёзы.
   "Ну, и устрою я вам!" - мстительно подумала женщина.
   Василий вроде бы что-то заподозрил, и как-то даже недобро посмотрел на танцующих, но это состояние в нём продлилось лишь мгновение, ибо, чтобы отбросить сомнения, он налил, и выпил.
   "Всё под контролем!" - решил Василий, крякая от удовольствия.
   А Алекс с Настей продолжали танцевать без музыкального сопровождения, так как Изольдов отложил гармошку, и громко чавкал, заедая дядю Сэма. Бывшие влюблённые неплохо двигались даже без музыки, всё ощутимее удаляясь в своём танце от пространственных координат деревни Глуховка, и временной даты начала 21-го века. Они находились теперь на рубеже своих восемнадцати лет, в эпохе "дорогого Леонида Ильича", на танцах в деревенском клубе. Здесь крутили "Самоцветы" и "Boney M", тут распивали "Портвейн" и курили "Приму", а в Стране Советов не существовало ни секса, ни маньяков, ни проституток. А главное, в этом мире не было Чёрной курицы, Старого ворона, кентавров и Яйца, будь оно не ладно.
   - Чёрная курица?! - Ранецкий вздрогнул. - Чёрт! Совсем забыл.
   Алекс мгновенно вернулся в реальность. Он увидел Ларису, с негодованием смотрящую на него.
   "Как я мог!?" - промелькнуло запоздалое раскаяние.
   Настя, словно почувствовав что-то неладное, отстранилась от Сашки.
   "Что происходит?" - подумала она.
   Василий сидел за столом и грозил жене огромным кулачищем.
   "Ох! И получишь ты у меня дома!" - пообещал муж.
   - Подойди, пожалуйста! - попросила Лариска Сашку. - Надо поговорить.
  
   Ранецкий успел сделать только шаг, когда Земля внезапно подпрыгнула, словно необъезженный жеребец. Затем она закачалась, уходя из под ног, как бывает на судне, попавшего в сильный шторм. А далее всё затряслось вокруг, будто где-то рядом заработал гигантский отбойный молоток.
   - Что это? - в голос закричали Лариска с Настей. - Что происходит?
   - А хрен его знает! - мгновенно протрезвел Изольдов. - Надо бежать!
   - Подожди, бежать! - Алекс усадил Ваську на место. - Успеешь набегаться.
   Обе женщины с надеждой посмотрели на Ранецкого.
   - Сашка! Что это? - испуганно спросила Лариса.
   - Не знаю, - Ранецкий направился к двери. - Сейчас посмотрю.
   - Не ходи! - заголосила Лора, и бросилась к Сашеньке. - Не пущу!
   - Ты, что, забыла? - Алекс нежно отодвинул Ларису. - Солнце село.
   - Ой! - был ему ответ. - Точно забыла.
   - Сидите здесь, - обратился Сашка ко всем сразу. - Я - мигом!
   - Я с тобой! - вцепилась в Алекса Лора. - Не хочу с ними оставаться.
   - Хорошо, - Ранецкий отвернулся. Ему стало стыдно.
   "Что же я творю?" - подумал он. - "Идиота кусок!" - обозвал он сам себя. - "Она ко мне, а - я?!"
   Однако вслух сказал:
   - Только без глупостей!
   - Хорошо, любимый! - быстро согласилась Лариса.
   "Кретин недоделанный!" - дополнил самобичевание Сашка-промокашка.
   Пройдя коридор, Алекс открыл дверь.
   - Ого! - вырвалось у него.
   На дворе бушевал ураган. Сильные порывы ветра раскачивали деревья, срывали молодую листву, ломали с хрустом ветки. В открытую дверь полетели комья земли, перья из курятника и прошлогоднее сено из коровника. В сотне метров от дома грозной извилистой змеёй поднимался смерч, засасывая в ненасытное чрево всё, что попадалось на пути.
   - Господи! - послышался за спиной Ранецкого испуганный голос Ларисы. - Он же на нас идёт!
   - Ни фига себе! - высказалась подошедшая Настя.
   - Вот и я говорю! - подтвердил её муж.
   Небо стремительно заволакивали тёмные грозовые тучи. Они низко повисли над землёй, клубясь всеми оттенками синего, а в их бездонной глубине яркими сполохами вспыхивали огненные зарницы.
   Молния сверкнула ослепительной вспышкой и яркой изломанной стрелой вонзилась в раскачивающееся основание смерча. Воронка раскололась на две части, и стала расходиться.
   Ба-бах! - громыхнул гром.
   Четверо зрителей застыли заворожённые в проёме двери, когда следующая молния ударила в высокую яблоню на Ларискином участке. Земля вспучилась сначала, а потом прорвала огненным нарывом. Из образовавшейся трещины повалил дым, и вырвалось пламя. Тела людей обдало жаром, женщины взвизгнули, и отпрянули назад. Васька громко выругался, и побежал в дом, чтобы выпить. Трещина расширялась, и в следующий миг из недр земли толчками, медленно и тягуче, будто сбежавшее пасхальное тесто, поползла раскалённая лава. Она дрожала и пучилась, выстреливая пылающими комьями, выплёвывая из глубин своих горящие камни, и разбрасывая расплавленную породу.
   Магма приближалась к дому. Настя убежала к мужу за выпивкой, Лариса вцепилась в руку Ранецкого, и громко молилась, а Сашка смотрел на пылающее тесто мантии, и очень надеялся, что всё это лишь галлюцинация, насланная на него Чёрной курицей.
   К тому времени пошёл дождь. Ливень, превратившийся в стену воды, шипел, падая на раскалённую лаву, образовавшийся пар заполнил всё пространство, превратив Ларискин участок в баню, однако дождь остановил движение магмы.
   Пар исчез под натиском ливня, видимость слегка улучшилась, и Алекс, сквозь пелену поредевшего дождя увидел, как Блошиное озеро выходит из берегов. Вода прибывала стремительно. Её было так много, что она, не умещаясь в отведённые природой объёмы, бурлила и клокотала в чаше водоёма, вздымалась вверх до самых деревьев, закручивалась пенными бурунами в огромные водовороты, и, наконец, сформировав огромную приливную волну, понеслась на Глуховку.
   Бежать было некуда, да и бессмысленно, однако Алекс, пытаясь рассуждать логически, пришёл к выводу, что, если смерч, извержение и цунами - всего лишь куриный глюк, то действовать против него надо соответственно, по-глючинному. Необходимо закрыть окна, задвинуть ставни и затворить дверь. Далее - налить, и выпить. А потом - ждать. Всё!
   Ранецкий оглянулся, и увидел своих друзей, обречённо глядящих в сторону Блошинки. События развивались так быстро, что не успевали осмысляться. Алекс понял вдруг, что от него чего-то ждут. Все трое. Ждут действий. Ждут противодействий. Ждут спасения. Именно об этом он прочёл в трёх парах глаз, устремлённых на него.
   - Короче...
   Лариса прильнула к Сашке.
   Настя попыталась сделать то же самое.
   Васька нахмурился.
   Тогда Ранецкий изложил свой план.
   - А это поможет? - усомнилась Анастасия Романовна.
   Лариска так сверкнула очами, что платье в горошек чуть не вспыхнуло.
   - Кому не нравится, может уходить! - выкрикнула она.
   - Да я так, ничего... - стала оправдываться Настя.
   - Девочки, не ссорьтесь! - попросил Василий, и уточнил у Алекса. - То есть, мы закрываемся, и пьём? Я тебя правильно понял?
   - Да, - Алекс кивнул. - Если только у кого-то нет других вариантов.
   - Нету! - хором ответили друзья по несчастью.
   - Тогда, запираем всё, что можно. Наливаем. И пьём.
   - Вперёд! - заорал Василий.
   - Банзай! - подтвердил Сашка.
  
   Снаружи раздавались частые раскаты грома. Порывы ветра проникали сквозь неплотность ставен, и шевелили занавески. Приливные волны бились о стены, дом вздрагивал, мебель подпрыгивала, а пламя свечи нервно подрагивало в темноте.
   Вся компания расположилась в центре комнаты, подальше от стен. Пили вино и брагу, закусывали, чем бог послал, и много курили. Разговор не клеился. Алексу было стыдно, Анастасии, судя по всему, тоже, и они, прильнув к своим половинкам, покорно молчали.
   На стене тикали часы, волкодав спал у входной двери, пушистый кот пристроился у хозяйки на коленях. Наступил период ожидания.
  
   Ранецкий задремал, и ему приснился сон из другой жизни. Он увидел речку, извилистой голубой лентой струящуюся от горизонта до горизонта. На восток простиралась степь с пологими холмами, укрытая ковром зеленеющих трав. На запад возвышалась стена непроходимого леса с вековыми деревьями и густым подлеском. А на севере, на правом берегу реки, сразу за цепью приземистых холмов, полыхал огонь пожарища. Чёрный дым застилал солнце. Огромные языки пламени обжигали небеса. Степь выгорела до самой реки.
   В южном направлении, окружённая конными разъездами, устало брела длинная вереница пленных, связанная одной бесконечной верёвкой. Вооружённые всадники зорко охраняли живой товар. Слышались разудалые окрики конвойных и свист кожаных плетей, а сквозь смех пьяных победителей раздавались крики боли и безнадёжный плач проигравших.
   Солнце клонилось к ночи, когда скорбный караван остановился. Молодых мужчин и женщин отогнали в сторону, и велели лечь лицом в землю. Из оставшегося полона отделили сильных детей, и погнали их к лежащим вниз лицом. А далее налётчики приступили к расправе: стариков, детей, больных и раненых начали безжалостно убивать. Их рубили мечами, кололи копьями и резали ножами, как скотину на бойне. Стон и плач стоял над степью. Крики и вопли неслись к небесам. Хула и проклятье воздавались богам...
   Край солнечного диска коснулся горизонта. Смеркалось. В низине у самого леса лежала гора окровавленных трупов. Это были те, кого трудно продать на рынке рабов, а их доставка окажется дороже цены. Связанные пленники, согнанные к подножию холма, сидели и лежали вповалку, изредка поглядывая в сторону невинно убиенных соплеменников. Женщины тихо плакали, дети испуганно жались к взрослым, мужчины измышляли планы побега и мести. Горе побеждённым!
   А победители, утомлённые грабежами, убийствами и обильными возлияниями, уснули беспечно вокруг костров, упиваясь безнаказанностью. Их стреноженные кони паслись неподалёку. Их пьяный храп разносился по степи. Им снились сны, где они были счастливы.
   Внезапно, с милого севера, со стороны разорённого городища раздался стук копыт. Сначала еле слышный, он всё усиливался, пока не превратился в оглушающий топот. Разбуженная охрана подняла тревогу. Пьяные разбойники просыпались тяжко, вскакивали на нетвёрдые ноги, оглядывались непонимающе, вращая покрасневшими с перепоя глазами. Кто-то пытался ловить коней. Кто-то дрожащей рукой тянулся к оружию. Кто-то выкрикивал бесполезные команды.
   Налётчиков застали врасплох подоспевшие мстители, и кара их была ужасна. Работорговцев разили из луков, рубили мечами и топтали конями. В скором времени непрошенных гостей перебили всех до единого. Сдавшимся в плен отсекли головы. Раненым перерезали горло. Никто не ушёл.
   Пленных северян освободили, и они бросились в низину, к последнему пристанищу остывающих трупов. Их было очень много, безвинно убиенных безжалостной ордой. Всю ночь их оплакивали, а с восходом солнца начался горестный ритуал прощания с мёртвыми. Их тела омыли, обрядили в белые одежды, и прочитали молитвы. На вершине холма соорудили просторное ложе из сухих ветвей, а на него уложили мёртвых, отправляющихся в лучший мир. Старейший из воинов поднёс факел. Пламя мгновенно охватило ветки, превращая их в погребальный костёр, а души умерших вознеслись на небо...
   Солнце коснулось верхней точки подъёма. Небосвод был ясен, ни облачка. Стало тихо и торжественно. Когда траурное ложе прогорело, и пепел осел, в самом центре братского сожжения северяне обнаружили камень идеальной круглой формы. Что это? Воины послали за жрецом.
   Прибыв на место, старик долго осматривал находку, изучал её, потрогал и понюхал. Поднявшись с колен, обошёл камень сначала в одну, потом - в другую сторону. Посидел на нём, глядя в небеса и в землю. Потом стал в самом центре его. Это был белый мрамор с золотистыми прожилками. На многие расстояния вокруг такого месторождения не существовало.
   Жрец долго чесал затылок, тёр задумчиво лоб и нервно дёргал бороду.
   "Ни фига себе!" - подумал он, а вслух сказал:
   - Надо огородить этот чудесный камень. Он связан с миром, куда вознеслись души наших соплеменников. Мой народ будет чтить его!
   - Как? - спросили старика. - Как это сделать?
   - Будем строить Башню вокруг него, и пусть каждый примет участие в её постройке.
   - Так тому и быть! - согласились северяне.
   На следующий день началось строительство Башни.
  
   Алекс проснулся от ощущения тишины. Свеча догорала, а сквозь неплотности ставней пробивался серый рассвет. Лариса с Ранецким лежали на диване. Настя устроилась в кресле. Изольдов распластался на полу. Все спали.
   Осторожно, чтобы не потревожить Лору, Саша стал перебираться на пол. Диван скрипнул, но никого не разбудил. Тихо ступая, Алекс подошёл к входной двери, и, прижавшись ухом, прислушался. Не услышав ни звука, медленно приоткрыл, готовый в любую секунду запереть обратно. К счастью этого не потребовалось, ибо за дверью стояло раннее утро той поры, когда рассвет уже забрезжил, но в тёмно-синем небе ещё светились звёзды.
   Чистый утренний воздух освежил Ранецкого. Было прохладно и даже зябко. Лёгкая туманная зыбь стелилась по земле, поднимаясь от Блошиного озера до Ларискиного дома, а далее, достигнув кладбища, терялась в руинах разрушенной церкви.
   Трещины в земле - как не бывало. Старая яблоня стояла цела-целёхонька там же, где и находилась все годы своей яблоневой жизни. Ураган сошёл на нет, извержение магмы прекратилось, а приливной волны, как не бывало. И только со стороны леса слышались едва различимые куриные звуки:
   - Ко-ко-ко!
   И вторящие им вороньи:
   - Каррр!
   А ещё через секунду Алекс услышал долгожданное:
   - Ку-ка-ре-ку! - чем Ларискин петух возвещал о природном наступлении утра, а Ранецкий понял, что пережил ещё одну ночь.
  
   "Необходимо взорвать Яйцо!" - к этой мысли вернулся Александр Сергеевич, когда солнце показалось над верхушками деревьев. - "Но, как?"
   Алекс курил, сидя на скамейке у крыльца, и наблюдал, как Лариса трудится по хозяйству. Ему было стыдно. События вчерашнего вечера яркими вспышками выплывали из памяти, и Ранецкий даже не предполагал, каким образом исправить вчерашнюю дурь. Однако проблемы с Яйцом мешали сосредоточиться на делах амурных.
   "Что-то я слышал о взрывчатке на дамбе. Осталось, говорят, и не мало!" - размышлял Сашка, поглядывая на Ларискины загорелые ноги. - "Надо бы проверить".
   Наступило тёплое майское утро. Природа буйно цвела, разрасталась ввысь и вширь, плодилась и размножалась, обещая обильные урожаи, небывалый прирост поголовья, и сытую счастливую жизнь.
   "Я вёл себя как последний идиот!" - Ранецкий встал со скамейки. - "Надо извиниться!" - Саша сделал первый шаг по направлению к Ларисе. - "А потом вплотную заняться Яйцом".
   Лариса заметила, что Алекс направляется в её сторону, но виду не подала, и не обернулась. Горькая обида захлёстывала её за вчерашнее поведение Сашки-промокашки. От этого хотелось разреветься, но женщина сдерживала себя.
   "Как он мог!" - негодовала она. - Особенно после того, что произошло в бане!" - Лора всхлипнула. - "Что ему ещё нужно?!" - женщина безнадёжно махнула рукой. - "А ну его! Все мужики одинаковые!"
   Однако приближение Ранецкого заставило её сосредоточиться, собрать волю в кулак, и... И, что?
   "Извиняться идёт!" - констатировала Лариса. - "Простить, что ли?" - женщина вдруг улыбнулась сквозь подсыхающие слёзы. - "А куда я денусь?"
   Лора стояла возле той самой яблони, в которую ударила молния. Листья шелестели от лёгкого ветерка. Крупные наливные яблочки раскачивались на ветках. Шмели и пчёлы лакомились нектаром. Алекс подошёл сзади и остановился. Лариска замерла. Её сердце громко стучало. Она ждала.
   "Конечно, прощу!" - подумала она. - Я ведь теперь без Сашки и дня не проживу!"
   "Господи, пусть она простит меня!" - взмолился Ранецкий. - "Кроме неё мне никто не нужен!"
   Сашенька ласково обнял Ларисочку сзади. Пошарил руками по горячему телу. Нежно поцеловал в шею. Волосы у Лоры пахли ромашками. Гладкая тёплая кожа слегка увлажнилась. Алекс почувствовал частое биение её сердца. А женщина расслабилась и ждала. Ну?!
   - Извини за вчерашнее, Лариса! - Алекс заикался от волнения, но продолжил. - Я вёл себя, как последний дурак.
   - А я и не обижаюсь! - Лариса отстранилась от Ранецкого. - Ещё чего!
   - Мне стыдно, любимая! - Саша снова обнял Лору. - Я слишком много выпил.
   - Любимая? - переспросила женщина, и сыронизировала. - Надо же!
   - Да - любимая! Я это понял именно сейчас.
   - С чего бы?
   - Долго думал с самого утра, пока вы спали, - Сашка набрал побольше воздуха, - и теперь точно знаю, что люблю тебя!
   - Не подлизывайся! - Лариса оттаяла, и вдруг подумала:
   "Когда же мне в последний раз в любви признавались?"
   - Я не хотел тебя обидеть, поверь! - продолжал извиняться Алекс.
   "И вот - дождалась!" - Лариска улыбнулась. - "Меня любит Сашенька, моя первая и единственная любовь!"
   - Лариса, извини!
   "Хорошо, если это хотя бы наполовину правда!" - вздохнула женщина. - "Я и тогда буду счастлива!"
   - Не обижайся, прошу тебя!
   К этому времени обида прошла, и Лариска простила. А как иначе?
   - Дурак ты, Сашка! Я же сказала: не обижаюсь!
   - Тогда поцелуй дурака!
   Лора обняла Ранецкого за шею, и поцеловала.
   - Ладно, уж, будь по-твоему, - сказала она.
   - Спасибо, милая! - обрадовался Сашка. - Клянусь, больше подобного не повторится.
   - Иди, самовар поставь! - Лариса окончательно оттаяла, и ласково констатировала. - Казанова глуховский!
   - Уже лечу, сказка моя!
   "Вот я и стала его сказкой. Он - Иван-царевич, а я - Василиса Прекрасная. И пусть так и остаётся!"
  
   После чая вышли на крыльцо. Алекс с Лорой и Васька с Настей. Настя делала вид, что ничего не произошло, а Василий - что ничего не видел. Хорошо им! Можно сказать - идеальная пара.
   Солнце начинало припекать. Земля парила, избавляясь от остатков влаги. В подсыхающих лужах купались земляные жабы.
   - Мы пошли! - Василий крепко держал Анастасию за руку. Его жена смотрела в сторону. - Вечером приходите, если что.
   - Подожди! - Ранецкий вспомнил о Яйце. - Поговорить надо.
   - О чём? - Ваське хотелось опохмелиться, и поспать. Причём, чем скорее, тем лучше. Вести долгие беседы в его планы не входило. - Давай вечером поговорим.
   - Это срочно, Василий! И очень важно.
   - Ну, что там у тебя? - Изольдов отпустил Настю, и закурил. - Выкладывай, только побыстрее, башка трещит.
   - Говорят, на дамбе осталась взрывчатка. Это - так?
   - Я слышал об этом.
   - Но, не видел?
   - Нет, - Васька сплюнул. - Мало ли, что брешут? Язык-то без костей.
   - Надо бы сходить туда. Поискать.
   Алекс сел на ступеньки крыльца. Лора пристроилась рядом с ним. Изольдовы продолжали стоять.
   - Это ещё зачем? - осведомился Вася. - Я не пойду! - он замотал головой.
   - Почему?
   - По кочану! - Василий постучал себя по голове. - Что я, сам себе враг?
   - Чего ты боишься?
   - А того, что, если верить тому, о чём бабки языки чешут, то динамита там видимо-невидимо. - Изольдов развёл руки. - Так что, если рванёт, мало не покажется.
   - Значит, не пойдёшь?
   - Не-а.
   - А зачем тебе? - вмешалась в разговор Анастасия Романовна. - Что за интерес?
   Ранецкий обвёл присутствующих взглядом.
   "Говорить, или - нет?" - засомневался он, однако здравый смысл взял верх над сомнениями. - "Шило в мешке не утаишь, да и одному мне не справиться".
   - Хочу Яйцо взорвать.
   - Иж ты! - воскликнула Настя. - Яйцо!?
   - Ну, а что, каждую ночь прятаться? Сегодня извержение с наводнением, а завтра? - Алекс указал в сторону леса. - Сегодня пронесло, но ведь придёт ночь, и они опять что-нибудь вытворят! Что, так и будем прятаться? Я лично не желаю.
   - Но... - попыталась возразить Настя.
   - Нам здесь жить, пойми! А посему, необходимо избавиться от источника наших бед. А он - в Яйце!
   "Нам! Он сказал "нам"!" - обрадовалась Лара, и восхитилась: - "Какой он умный у меня! И смелый! И решительный!"
   - Молодец, Сашка! - похвалила Анастасия, и хлопнула мужа по спине. - Надо помочь Александру. По-соседски помочь. И, кстати, - Настя посерьёзнела. - Нам это нужно больше, чем ему. Саша может уехать в любой момент, а нам-то ехать некуда!
   "Типун тебе на язык!" - поджала губы Лариса. - "Никуда он не уедет! Не пущу!"
   - Нужно подсобить сегодня, а то завтра они опять придут! - развивала мысль Анастасия Романовна. - Что тогда делать будем?
   - Когда? - Изольдов согласился с доводами жены. - Когда пойдём?
   - Лучше прямо сейчас. - Ранецкий посмотрел на припекающее солнце. - Чтобы к вечеру вернуться.
   - Я вам поесть соберу! - засуетилась Лариса Петровна. - И попить чего-нибудь сделаю. У меня компот есть.
   - Компот - это прекрасно! - Алекс поцеловал Ларису, и посмотрел на Василия. - Ты готов?
   - Сейчас подумаю, - Изольдов почесал затылок. - Значит так! - объявил он. - Сейчас бахну соточку, потом посплю часок, а после сна - обольюсь водой из ведра. После этого пойдём. Сколько сейчас? - он кивнул на Сашкины часы.
   - Начало девятого.
   - В общем, собирайся, и приходи в десять.
   - Приду без пяти.
   - Хорошо! К тому времени буду, как огурчик!
  
   Взрывчатки на дамбе оказалось действительно столько, что её тротилового эквивалента было бы достаточно, чтобы снести всю Глуховку с окрестностями вплоть до райцентра Раздольное. Благо, служа в армии, Ранецкий обучался взрывному делу, более того, имел немалый опыт его практического применения. К тому же, та марка взрывчатки, что они обнаружили с Изольдовым, оказалась известной ему "от" и "до". Конечно, как сказал кто-то из великих: "совпадения случаются только в женской бане", но, чего уж греха таить, с тротиловым эквивалентом новым и старым глуховчанам повезло.
   Чтобы обеспечить нужное количество взрывоопасного зелья, на дамбу ходили несколько раз, натаскав столько, сколько требовали расчёты. Используя армейский опыт, Алекс вычислил, чего, куда и сколько необходимо уложить, чтобы Яйцо гарантированно разнесло в пух и прах. Однако, учитывая магическую природу Яйца, опасность его обитателей и безлюдность территории, Александр Сергеевич увеличил заряд втрое, успокоив этим и себя и остальных.
   - Разнесёт, как Хиросиму! - пообещал он, и добавил: - Надо бы подумать, где самим схорониться.
   - А рванёт сильно? - поёжилась Настя.
   - Рванёт знатно, уж поверьте! Мало не покажется!
   - Может в балке, за кладбищем, - предложила Лариса. - И далеко, и обзор хороший.
   - Точно! - подтвердил Василий. - До тудова не долетит. Разве что навесом. Да и деревья там крупные. Есть, где спрятаться.
   Ранецкий прикинул расстояние, и согласился: лучшего места не найти.
   - Значит, решено. Укроемся в балке.
   Они сидели вчетвером, в доме Ларисы Петровны, и чувствовали себя борцами со вселенским злом. Весь день глуховчане работали, таская взрывчатку с дамбы, и укладывая её по схеме, разработанной Ранецким. А ночь пришлось коротать в церкви, слушая бесконечное "ко-ко-ко", топот копыт и ненавистное "каррр". Однако нечисть не сунулась на этот раз, и с первыми криками петухов друзья вернулись в деревню. Позавтракав, приступили к последним приготовлениям.
   Взрыв назначили на полдень.
   - Может, самогонки взять? - спросил Василий, когда всё было готово.
   - Бери, - кивнул Алекс. - Потребим для внутреннего спокойствия.
   - Вот и я говорю! - обрадовался Изольдов. - Что может быть важнее душевного равновесия?
   - А с домами нашими ничего не произойдёт? - обеспокоилась Лариса. - Нам здесь ещё жить и жить.
   - Нет, милая! - успокоил женщину Ранецкий. - Однако скотину лучше запереть покрепче, чтобы с перепугу не разбежалась. И стёкла из окон вытащить на всякий случай.
   Алекс нервничал, ибо не был уверен в успехе предприятия до конца. Его нервозность передавалась всем, и он понял, что подготовительный этап необходимо завершать.
   "Надо рвануть, не дожидаясь полудня, а там, будь, что будет. Обратной дороги у нас не предвидится!"
   - Пойдёмте! - Ранецкий поднялся. - Раньше сядем, раньше выйдем.
   - Оружие брать? - всерьёз поинтересовалась Лариса.
   - Конечно.
   - Это ещё зачем?
   - Для собственного спокойствия.
   - Сашка, какой ты умный! - похвалила Настя без всяких намёков.
   - Тилигэнция! - констатировал Василий, и добавил: - но самогон хлещет, как деревенский.
   - Ха-ха-ха!
   - Это я у тебя научился.
   - Когда?
   - В прошлой жизни.
   - Ха-ха-ха!
  
   Рвануло действительно знатно, как и обещал Алекс. Земля ощутимо вздрогнула, и качнулась туда-сюда с наклоном, значительно превышающим угол паники. Раздался хлопок, а следом раскатисто грянул гром, от которого заложило уши.
   Над лесом полыхнуло зарево, и яркие языки огня оплавили майское небо. Огромный столб земли, камней и обломков деревьев вознёсся до небес. Взрывная волна разнеслась во все стороны, наклоняя к земле столетние дубы, ломая сосны, вырывая с корнем ели. Горячий воздух обжигающим вихрем опалил окрестности. Раскалённый песок и мелкие камни пробивали листву, впивались в стволы, косили пролетающих птиц. Стая испуганных, израненных собак визжа, и лая пронеслась мимо. Насекомые внезапно умолкли, а цветы мгновенно поникли. Отголоски удаляющегося эха ещё долго рокотали за ближними и дальними холмами. Солнце исчезло, поглощённое внезапно появившимися тучами. Со стороны леса пришёл свинцовый туман, и окутал притихшие окрестности, а далее, сквозь клочья влажной мути стали появляться силуэты бегущих животных. И это были не местные виды, а сущности из Яйца.
   Сначала их было немного. Они передвигались по одному или парами, все эти обезьяны и кентавры, кикиморы и черти, ящеры и змеи. Потом их стало больше, а вскоре, кишащая и смердящая масса заполонила всё свободное пространство. Они бежали и скакали, летали и порхали, ползали и прыгали. Они кричали и рычали, ревели и визжали, шипели и свистели. Их было очень много, этих беглецов из взорванного мира, однако главные персонажи пока не появлялись.
   Алекс видел птеродактилей, каркающих отрывисто, и судорожно машущих своими перепончатыми крыльями. Вслед за ящерами пролетела пара огнедышащих драконов. Они парили низко над землёй, их тела пахли разогретым железом, а пасти изрыгали синее пламя. Вслед за ними повалила мыслящая нечисть. Упыри и вурдалаки, инкубы и вампиры, русалки и лешие, сатиры и нимфы...
   А далее, их поток внезапно иссяк.
   Освежающий ветер развеял свинцовый туман. Тучи разметало налетевшими порывами. Пыль, поднятая взрывом, осела на землю. А в ясном голубом небе снова появилось солнце.
   Прошёл час, но больше ничего не происходило. Земля не дрожала от поступи тысяч конечностей. Мимо глуховчан никто не проходил, не проползал и не пролетал. Наступившая тишина не порождала звуков.
   Алекс выглянул из укрытия. Мир прибывал в обычном агрегатном состоянии. Окружающий ландшафт оказался прежним, кладбище с церковью оставались на местах, Глуховка сонно отсвечивала сохранившимися окнами. Однако появилось то, чего не могло быть ранее. Следы. Алекс встал во весь рост. Вся земля оказалась покрытой следами выходцев из Яйца и перепахана прошедшими здесь стадами и стаями, отарами и прайдами, табунами и племенами.
   "Ну, и куда они делись?" - подумал Ранецкий, и сам же предположил: - "Наверное, они устремились к другому Яйцу, чтобы перейти в мир, похожий на их родной. Надеюсь, что в нашем мире им не место. Иначе..."
   Алекс оглянулся. За его спиной, на сколько хватало глаз, земля была изрыта, искромсана и перепахана миллионами лап, ног и копыт. Вся трава оказалась вытоптана, кустарники обглоданы, а на деревьях отсутствовали плоды, кора и листья. Словно саранча прошла.
   М-да! То ли ещё будет!
  
   - Ну, что, сходим? - неуверенно поинтересовалась Настя. - Посмотрим, что там от Яйца осталось.
   Друзья расстелили на траве скатерть, и обедали, чем бог послал. Выяснилось, что все проголодались, их мучила жажда, и насущная потребность снять стресс.
   - Конечно, сходим! - уверенно ответил Алекс. - Надо убедиться, что мы уничтожили его на веки вечные.
   - Боязно, - засомневался Васька. - Курица-то так и не проходила.
   - Опять тебе боязно! - упрекнула мужа Настя. - ТОГДА ты тоже не пошёл. Вспомни, чем закончилось?
   - Так кто ж знал, что оттуда нечисть повалит? - Васька вытаращил глаза. - Да ещё в таком количестве!
   - Перепугали мы её! - констатировал Ранецкий. - Взрыв удался на славу!
   - А вдруг там кто-то остался? - не сдавался Изольдов. - А мы вот так припрёмся.
   - У нас оружие.
   - А они с дьяволом спутались!
   - Кто не хочет, может оставаться, - Алекс пожал плечами. - Стоило ли огород городить?
   Друзья замолчали, переваривая пищу, самогон и информацию. Сашке хотелось побыстрее избавиться от "комплекса Яйца", который возник у него в последние дни. Василий как всегда сомневался: "Как бы чего не вышло? Взорвали, и ладно. Ай-да по домам!" - думал он. Насте было стыдно за мужа. Она восхищалась Алексом, и постепенно возвращалась к идее его соблазнения: "А Лариска пусть лопнет от зависти! В конце концов, по законам любви, я имею на него больше прав". Ну, а Лора хотело одного: быть рядом с Сашенькой. С Яйцом ли, без Яйца - не важно! А там - будь, что будет.
   - Я с тобой! - Лариса взяла Ранецкого за руку. - Я с тобой, любимый. Одного тебя не отпущу, да и сама не останусь. Так что теперь пойдём до конца.
   - Спасибо, милая!
   - Мы тоже пойдём, - Настя с вызовом ударила кулаком по скатерти. - А ты?! - она посмотрела на мужа. - Боязно ему, видите ли. Правильно Сашка говорит: начали, так вперёд, до победного конца! Вставай, немедленно, чего разлёгся?! - Она повернулась к Александру и Ларисе. - Пойдёмте! А этот, - она указала на Изольдова, - лишь временные трудности.
   - Тогда идём прямо сейчас. - Ранецкий встал. - Здесь мы уже ничего не высидим.
   - Правильно! - поднялась вслед Лариса. - Нечего душу мотать.
   - Ага, - пристыжено согласился Василий. - Ожидание хуже смерти.
   - Типун тебе на язык! - был ему ответ.
  
   Яйцо разнесло в пух и прах и сравняло с землёй. От былого величия остались только ошмётки мутно-белесого материала, из которого состояла оболочка, и теперь торчащие из мохнатого дёрна зазубренным оскалом. Деревья повалило на протяжении сотни метров от Яйца, как это случилось с тайгой при падении Тунгусского метеорита. Алекс удивился:
   "Такого быть не могло!" - подумал он. - "Даже при том количестве взрывчатки, что мы заложили. Скорее всего, внутренняя природа Яйца усилила взрыв. Иного объяснения я не нахожу".
   На месте Яйца зияла огромная рваная воронка, из которой до сих пор исторгались клубы дыма. Алекс подошёл вплотную, и заглянул внутрь. Как и в прошлое своё посещение, он увидел идущую вниз лестницу, ступени которой оказались разбитыми вдребезги многочисленными лапами, ногами и копытами.
   - Будем спускаться вниз? - поинтересовалась Лариса.
   - Да, - не слишком уверенно кивнул Ранецкий. - Надо бы курицу пристрелить. Вместе с вороном.
   - А может она убежала вместе со всеми? - предположила Настя.
   - Всё может быть, только её никто не видел.
   - Слона-то мы и не заметили.
   - Вот именно. Так что придётся проверить.
   - Ко-ко-ко! - вдруг раздалось сзади, и всё решилось само собой.
   Нападение Чёрной курицы стало неожиданностью для всех. Вгрызаясь в землю когтями, и размахивая огромными крыльями, птица ринулась в атаку. Из под мощных лап её вздымались тучи пыли, прелых листьев и сухой земли. Женщины завизжали и бросились прятаться за Сашкиной спиной. Алекс едва успел вскинуть карабин, когда курица схватила Василия за шиворот. Изольдов заорал страшным голосом и попытался выпрыгнуть из куртки, однако птица дала ему пинок под зад, и Васька остался одетым.
   В мадам Изольдовой проснулся супружеский долг, и она, выскочив из-за спины Ранецкого, прицелилась в хозяйку Яйца.
   Щёлк.
   Щёлк-щёлк.
   Щёлк-щёлк-щёлк.
   Анастасия Романовна забыла зарядить браунинг Ранецкого.
   "Чёрт! Патроны же у меня!" - вспомнил Алекс.
   Однако, Настя не растерялась, и запустила бесполезный кусок железа в Чёрную курицу. Попав в глаз злобной птахе, Настюха издала вопль радости, словно воинственная скво из племени неистовых команчей. Птица мотнула рефлекторно головой, и выпустила Ваську. Тот, кувыркаясь в воздухе, полетел в образовавшуюся воронку, прямиком на ступеньки.
   "Убьётся!" - констатировал Сашка, и выстрелил. Курица резко мотнула головой, и отбила пулю клювом. Только красный хохолок затрепетал на макушке.
   "Вот сука!" - выругался Алекс, и снова прицелился, но в это время из-за тела птицы выскочило несколько кентавров.
   Алекс открыл огонь. Пули пошли в цель одна за другой. Самозарядный карабин Симонова выпуска 1947 года бил без промаха. Один из кентавров, перевернувшись через голову, рухнул наземь, и больше не вставал. Другой заорал смесью конского ржанья с человеческим воплем, встал на дыбы, и рванулся обратно в поваленный лес. Остальные притормозили и начали разбегаться в стороны. Часть полулюдей спряталась за мощным телом своей чёрной повелительницы.
   Тут у Ларисы прошла оторопь, она выскочила из-за спины Ранецкого, и шарахнула дуплетом по убегающему кентавру. У того подогнулись копыта, и он со всего маху врезался человеческой частью в дерево.
   Хруст! - треснули шейные позвонки. Копец!
   "Молодец, не растерялась!" - восхитился Сашка своей Лариской.
   Тем временем, Чёрная курица бросилась на приступ, а Васька упал на ступеньки.
   - А-а-а! - заорал он.
   - Ко-ко-ко! - боевито кудахтала птица, тормозя в нескольких метрах от женщин.
   Сашка встал между ними.
   - Быстро! В дырку! - закричал он диким голосом.
   - Но там же...
   - Растопчет! Чего стоите?
   - Сашенька! - взмолилась Лариса.
   - Бегом, я сказал!
   Настя с Лорой бросились к воронке, где на лестнице корчился окровавленный Василий. Изольдову было плохо, как никогда в жизни. Переломы и ушибы истязали тело. Он исходил кровью.
   "Я умираю!" - успел подумать он, и отключился.
   Алекс же, оказавшись между курицей и Яйцом, успел поменять обойму в карабине, и, уже не целясь, начал стрелять. Мишень была огромна, но пули отскакивали от птицы, словно мячик от стены.
   "Вот сучка черножопая!" - выругался он, когда патроны снова закончились. - "И, что же делать?"
   Однако десять попаданий подряд не прошли для курицы даром. Ей было очень больно, и все её силы теперь пошли на преодоление болевого шока.
   Ранецкий достал последнюю обойму, и, заряжая, краем глаза увидел, как женщины с трудом подняли обездвиженное тело Василия, и стали медленно спускаться вниз по ступенькам. Понимая, что теперь всё решают секунды, он бросился к входу в иной мир. Один из кентавров рванул к нему наперерез, но Сашка уже приноровился к карабину, и, не целясь, стреляя от пояса, сразил полулошадь. Однако далее пришлось остановиться, ибо у входа в Яйцо уже стояла Чёрная курица.
   "Вот чертовка! Когда она успела?"
   И тогда Ранецкий вдруг понял, что делать, и как себя вести. Прицелившись в лапу, он заговорил:
   - Я знаю, что твои лапы не защищены, и ты хромаешь на одну из них. Помнишь, как это произошло?
   - Ко-ко-ко! - прокудахтала курица.
   - Всего один выстрел, и ты останешься хромой уже на обе лапы. Понимаешь?
   Чёрный ненавидящий взгляд стал ему ответом.
   - Надеюсь, ты понимаешь, о чём я говорю. - Алекс не отвёл глаз, упрямо выдержав птичий напор. - Если это так, то выбирай: или я сделаю тебя калекой на всю оставшуюся жизнь, или пропусти меня к моим друзьям в иной мир. Там ведь пусто теперь. Все убежали.
   Ранецкий понял, что наступил решающий момент. Чёрная курица решала, как поступить, так как хорошо знала, чем ей грозит хромота на веки вечные. Какое-то время птица стояла неподвижно, а потом вдруг отошла нехотя, давая дорогу. В тот же миг Алекс понял, что курица беременна, что внутри неё находится Яйцо, и она вот-вот должна понести. То есть, она разродится новым Яйцом, и, что тогда?
   "Если стрелять в живот, в одно и то же место, то..."
   Однако Сашка не успел завершить свою мысль, потому что Чёрная курица вдруг побежала, причём ни на Алекса, а от него. Она убегала, спасая Яйцо внутри себя, а это значит, что птица прочла его мысли, и поняла, что, стреляя в одно и то же место, человек может лишить её потомства. Осознав это, Чёрная курица подалась в бега.
   "Ну, уж хрен тебе!"
   Ранецкий прицелился.
   - Не стреляй! - вдруг услышал он голос за спиной.
   Обернувшись, он увидел древнюю старуху, лет не менее ста. Именно ту, что посетила их с Ларисой в доме Соколовых. Ту, что просвещала их на счёт персонажей с фотографий. От которой он впервые услышал о паутине миров. И вот теперь она просила его не стрелять.
   - Почему?
   - Потому что ты, Саша, уничтожил целый мир. Разве этого мало?
   - Что это за мир, который можно так легко уничтожить?
   - Все миры такие, легко уничтожимые. Надо лишь знать, как? И вычислить точку приложения. У тебя это получилось.
   - То есть... - от услышанного голова пошла кругом. - Вы хотите сказать, что я...
   - Опусти карабин, Сашка-промокашка! Ты уничтожил один мир, так дай возможность родиться другому.
   - Чёрная курица воспроизведёт такое же Яйцо?
   - Ей суждено создавать новые миры.
   - Хороша птичка!
   Старуха промолчала. Она осмотрела поле боя с тремя сражёнными кентаврами, обвела грустным взглядом поваленный лес, остановила взор на дымящейся воронке.
   - Молодец, Сашенька, нечего сказать!
   - Я защищался!
   - Понимаю. Однако поторопись. Твои друзья нуждаются в тебе.
   - Но ведь этот мир, - Алекс кивнул в сторону лестницы, - мёртв.
   - Мертвее не бывает, - женщина усмехнулась. - Но умирать он будет ещё долго.
   - Их надо вытащить оттуда! - Ранецкий сделал шаг к воронке. - Пока не поздно.
   - Из мёртвого мира нет дороги назад.
   - Значит, если я зайду в него, - Алекс остановился, - то обратно не вернусь?
   - Нет.
   - И умру там?
   - Зачем же так печально? - колдунья присела на поваленное дерево, и стала набивать трубку. - Как раз наоборот. Войдя в умирающий мир, ты сможешь выйти в ином пространстве и времени на бесконечной паутине миров. - Ведунья закурила. - Сюда же ты вернуться не сможешь.
   - Никогда?
   - Никогда.
   Ранецкий вдруг вспомнил о больных родителях, требующих его заботы, о фантастических романах, ждущих своего автора, о не любящих его детях, которых любит он. Вспомнил ещё о многом.
   "Что же делать?"
   - Но ведь я могу туда не заходить?
   - Можешь, - кивнула цыганка. - Но о родителях позаботится твоя сестра, романы напишет кто-нибудь другой, а дети уже взрослые, и твоя любовь им без надобности. Ступив в мёртвый мир, ты просто исчезнешь в этом, и о тебе не останется даже воспоминаний.
   - Зачем же заходить?
   - Там твои друзья и они нуждаются в тебе. Ты ведь не бросишь их?
   - Конечно, нет!
   - Тогда, иди. Они тебя заждались.
   - Но...
   - О родителях не беспокойся. Я прослежу.
   Алекс колебался.
   - А как из мёртвого мира попасть в другой?
   - Ты сам это поймёшь, когда окажешься там.
   - Хорошо.
   Ранецкий повернулся, и пошёл к воронке, откуда сквозь дым просматривались ступеньки. Шагнув на них, он не стал оборачиваться, хотя ему очень этого хотелось.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"