Стояло жаркое, гнилое лето. В Токийскую бухту, царапая брюхом дно, проник хеймдалль. Убедившись, что охранные системы Цуруги остались позади, хеймдалль вынырнул из воды - циклопически огромный, стальной, весь облепленный водорослями. Накрывшись защитным куполом, он начал обстреливать Токио. Вооружение хеймдалля состояло из крупнокалиберных пулеметов - для защиты от пехоты - и портативных зениток; главным же его оружием были квантовые генераторы. Хеймдалль испускал лучи, поначалу безобидные - однако с каждым днем их воздействие становилось все более пагубным. Камень крошился, стекло оплывало; портились продукты и от истощения умирали люди. Хеймдалль разрушил императорский дворец и, что более важно, склады с продовольствием. В Токио начался голод. Хеймдалля пытались взорвать - однако механизм сопротивлялся; его защитный купол отражал все атаки. Крейсер "Сатоми", вызванный с Филиппинского театра, вошел в бухту - чтобы расправиться с хеймдаллем. Крейсер попал под дружественный огонь и затонул. Оказалось, что система Цуруги захвачена врагом. Генерал Исороку, узнав об этом, совершил сэппуку. Поступку генерала посвящена была специальная радиопередача: в ней воспевались воля и дух покойного.
Услышав про генерала Исороку, мама разревелась. В последнее время она часто плакала - был бы лишь повод. Она плакала и когда разбился папа, и когда седьмая эскадрилья погибла под Мидуэем, и когда забрали Йомико, и когда ее саму - изрядно подурневшую за время войны - повели на человеческий завод. Марико знала, что у мамы спрятан где-то кусочек рыбы - и просила поделиться с ней. Маму все равно скоро убьют и съедят, а Марико хоть чем-то, да насытится. Мама трясла головой, как припадочная, и настойчиво все отрицала. Потом маму, заплаканную и ослабевшую от страха, увели солдаты. Глядя ей в спину, Марико громко закричала:
- Ты мне не мама! Ты дура!
Услышав это, мама лишь громче заплакала. Маме было жаль Марико, но еще сильнее ей было жаль себя.
Марико вернулась домой и заняла мамин футон. Там было сыро и пахло мокрицами. Марико заснула. Проснувшись через пару часов, она поплелась на улицу.
Марико бежала за солдатами, в одном лишь летнем платьице, и настойчиво задирала подол:
- Возьмите меня и накормите! Возьмите и накормите!
Так делали взрослые женщины, и солдаты иногда кормили их. Марико знала, что за словом "возьмите" стоит нечто страшное - но ей было все равно. Живот сводило от голода, и Марико хотела лишь есть.
Солдаты смеялись над ней.
- Дурочка, - сказал ей статный капитан с фиолетовыми волосами. - Скоро мы уничтожим хеймдалля, а потом и войну выиграем. Голод не будет вечно. А вот позор останется навсегда.
- Возьмите меня и накормите! - заныла в ответ Марико.
Капитан рассердился и ударил ее прикладом в заголенный живот. Марико упала, хватая ртом воздух.
- Убирайся отсюда, и чтоб я тебя больше не видел! - прорычал капитан.
Подгоняемая им, Марико кое-как поднялась и заковыляла прочь. Голод тупой пилой вгрызался ей в желудок. По сравнению с этим, боль от удара казалась сущим пустяком.
"Надо было съесть маму", - возникла мысль, и рот сразу наполнился слюной.
Марико остановилась. Над головой было огромное, пустое, стеклянное небо. Глядя на него, Марико вдруг решила, что непременно умрет. И горько расплакалась, совсем как мама.