Мой корабль с ревом прорывался через гиперпространство, унося меня навстречу неизвестности. Конечно же, любые звуки снаружи, какие бы то ни были, не достигали кабины корабля, и рев был лишь моим воображением. На время гиперпрыжка все приборы внешнего наблюдения, которые могли бы дать хоть какое-то представление о происходящем, были отключены и надежно спрятаны вглубь корпуса, а иллюминаторы были наглухо задраены. Поэтому я, сидя в капитанском кресле, развлекал себя фантазиями о том, что я мог бы увидеть на экранах мониторов. Но как не силился, то и дело выходила какая-то фантасмагория. То яркие разноцветные разводы, пульсирующие и переливающиеся всеми цветами радуги, то лица людей, всплывающие из тьмы и так же в ней исчезающие. Лица вроде бы даже и знакомые, но кому они принадлежали, я вспомнить был не в силах. Более того, я мог бы даже поклясться, что никогда в жизни не встречал этих людей. Эти лица были неподвижны и более всего походили на маски, с мертвенно бледной кожей и с остекленевшими мертвыми глазами, смотрящими прямо в глубины моей души будто бы с укором.
Я тряхнул головой, прогоняя вереницу мертвых людей прочь из сознания, и потянулся, разминая затекшие конечности. Взглянул на таймер со смешанным чувством радости и страха. Один час пять минут. Точка невозврата пройдена, и я все еще жив. В памяти всплыли слова старика Баррета, который преподавал нам, тогда еще совсем зеленым юнцам, теорию гиперпространства: "Точка невозврата - это часовой рубеж по бортовому времени корабля. Как следует из названия, при пересечении данного рубежа выход из гиперпространства невозможен. Существуют десятки теорий, что происходит с кораблем после часа, но ни одна не может быть ни подтверждена, ни опровергнута. Так что зарубите себе на носу, ваш таймер никогда ни при каких обстоятельствах не должен показать один час!". Меня тогда это очень впечатлило, так как старик ни до этого момента, ни после него не был настолько серьезен. Я начал углубленно изучать этот вопрос.
Десятки теорий, о которых упоминал Баррет, если обобщить и утрировать, сводились всего к двум. Одни считали, что защита корабля от долгого гиперпрыжка не выдерживала, и корабль банально разваливался, другие - что погружение в гиперпространство оказывалось настолько глубоким, что выйти из него физически не представлялось возможным. И все те смельчаки, что когда-либо рисковали преодолеть точку невозврата, до сих пор скитаются по просторам гиперпространства, где-то за пределами известной нам вселенной. У меня же была своя теория. Так как время при прыжке текло по другим законам, чем в остальной вселенной, и проследить взаимосвязь никому так и не удалось, я считал, что все рискнувшие на данный момент еще не успели выйти из гиперпространства. Вот и я выйду просто в далеком будущем, относительно момента начала прыжка.
И, чтобы подтвердить свою теорию, я угнал этот корабль. За что, несомненно, оказался бы за решеткой, но, думаю, если даже верна окажется моя теория, а не другие, то к моменту выхода забудется не только мой поступок, но и имя мое сотрется из вселенской истории.
Что ж, полдела сделано. На таймере час ноль пять, но корабль все еще летит. Осталась самая малость - опровергнуть мнение второй части научного сообщества и выйти из гиперпространства. Я пристегнулся к креслу и запустил процедуру торможения...
***
Глаза нестерпимо жгло светом миллионов звезд, я видел их все. Уши заложило от множества звуков, слившихся в какофонию, я слышал все, что происходило во вселенной. Я и был вселенной. Как-будто мой корабль взорвался и меня разметало на атомы, но я был еще жив. Не знаю сколько времени я так парил в пространстве, ослепленный и оглушенный. Я не мог двигаться, не мог связно рассуждать.
Не помню, в какой именно момент сквозь яркий свет начали проступать силуэты людей, а из общего шума выделяться отдельные голоса. Когда я смог рассмотреть, кто же явился мне, я с ужасом осознал, что это все те же знакомые лица незнакомых мне мертвых людей. Их было двенадцать. На меня сыпались проклятья и обвинения, каждое слово было подобно удару кнута. Я не мог терпеть более, их ненависть обжигала больше, чем свет звезд, ослепивший меня до этого. Я пытался оправдаться, я умолял их уйти, но они не слушали. И тогда, собрав все силы, я в отчаянии прокричал им: "Хватит! Вы сами виноваты в своей смерти! Уходите!". Я не знаю, почему я крикнул им именно эти слова, но они возымели эффект. Мертвецы ушли, забрав с собой и весь свет, и все звуки. Теперь, плывя в кромешной тьме, я оказался в полной тишине. После царящего вокруг безумия, я был этому рад. Наконец-то моя душа обретет покой.
Тук-тук. В первые мгновения я думал, что мне просто показалось. Но стук повторился. Тук-тук. Откуда-то издалека. Не знаю почему, но я решил, что мне очень важно выяснить природу этого стука. Замер, прислушиваясь, и, когда вновь услышал звук, устремился ему навстречу.
Тук-тук. Я несся в непроглядной тьме, и лишь тихий звук был для меня ориентиром. Тук-Тук. Где-то очень далеко увидел едва различимую точку во тьме, свет звезды. Когда звук повторился, я уже был на краю звездной системы. Тук-Тук. Раздалось с третьей планеты, и, я прибавил ходу, почему-то боясь опоздать.
Тук-Тук. Я падал с небес на голубую планету - так ее называли местные обитатели. И чем ниже я спускался, тем больше проступали очертания городов. Но я точно знал какой из них мне нужен. Город на слиянии двух рек, что начинали свой путь высоко в горах. И вот уже стали различимы улицы, проспекты, парки, дома. Я выбрал одно из зданий и со всего размаху влетел в закрытое окно. Моего появления никто не заметил, лишь стекло чуть задребезжало, когда я бесцеремонно пролетел сквозь него.
Тук-тук. Раздалось с больничной койки, над которой склонился уже немолодой врач. Теперь я распознал этот стук, так стучало сердце. Я заглянул через плечо врача, так стучало мое сердце.
Врач с хмурым видом отошел от койки и в задумчивости вышел в коридор. Я еще мгновение смотрел на свое лицо, и вылетел вслед за врачом в надежде узнать, что здесь происходит и кто этот человек, как брат-близнец похожий на меня. Мне было как-то не по себе видеть бледное лицо умирающего, а то, что человек умирал, сомнений не вызывало. Стук сердца был все реже и с каждым разом все тише.
В коридоре мое внимание привлекли две медсестры, тихо о чем-то разговаривающие недалеко от дверей палаты. Я вслушался.
- Чего это Игоревич такой хмурый? - спросила одна, взглядом указывая на врача, заполняющего какие-то бумаги у стойки регистратуры.
- Так это ученик его, - ответила вторая таким же кивком, как и первая, указав на меня, точнее, указывала она на дверь палаты, - Светило медицины, всегда его всем в пример ставил.
- А что случилось-то?
- Я сама не в курсе, но, поговаривают, что передоз.
- Да ладно?
- Вот тебе и ладно. Людку помнишь? Ну, ту, что из первой городской, - собеседница кивнула, - Так вот, она нашей Катьке звонила и рассказала. Он там в хирургах ходит, - снова легкий кивок в мою сторону, - И говорит, что у него в последнее время полоса черная. Двенадцать трупов, один за одним, трое прям под скальпелем скончались, и многие даже нетяжелые были! Вот и не выдержали нервы.
Меня поразило, как молнией. Я начал вспоминать всех тех, что совсем недавно проклинали меня. Двенадцать. Вот откуда я знал их, и я действительно их убил. Воспоминания навалились скопом вместе со слезами отчаяния...
Я сижу в темноте, откинувшись на спинку кресла. Но не в кабине пилота, а перед экраном телевизора. Стакан с виски в руке уже почти пуст, хотя наполнял я его до краев. Передо мной на журнальном столике лежат наполненный одноразовый шприц и уже пустая ампула из-под "Калипсола". Пальцы на левой руке уже начали неметь, поэтому я, резким движением ставлю стакан на столик и беру шприц. Через мгновение опустевший шприц с глухим звуком ударился о пол и укатился куда-то во тьму. Светящийся циферблат настенных часов показывал пять минут второго ночи. Я, закрыв глаза, развязал жгут, перетягивающий мою руку...
Точка невозврата пройдена, и мой космический корабль несется сквозь гиперпространство. Но это лишь очередная глупая космоопера, транслируемая по телевидению.