Масленков Игорь Витальевич : другие произведения.

Сказка 2. Верховный жрец Кулаба

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Часть вторая. Боги земли Кеми, которую варвары зовут Египтом, обладают великой мудростью. И мудрейший из них - Тот. Велика власть того, кого Тот изберет для выполнения Великого деяния - спасения земли от темного Зла. Уже не человек он, не мелкий чиновник Ихетнефрет - но меч в руке Тота, обладающий силой сразиться с величайшим шумерским воином - царем Гильгамешем, руку которого направляют боги Востока. Счетчик посещений Counter.CO.KZ - бесплатный счетчик на любой вкус!
   Верховный жрец Кулаба.
  
  И когда Он снял вторую печать,
   я слышал второе животное
   говорящее: иди и смотри.
  И вышел другой конь рыжий; и сидящему
  на нем дано взять мир с земли, и чтобы
  убивали друг друга; и дан ему большой меч.
  (Откровение Святого Иоанна Богослова.
  Глава 6).
  
  
  Солнце кровавым померанцем неторопливо клонилось к закату. Ослы, флегматично качая головами, все чаще кричали в ожидании воды и отдыха. Медленно умирал очередной день путешествия, казавшегося бесконечным.
  Повсюду, насколько хватало глаз, простирался желто-зеленый ковер низкорослых степных трав. Однообразие, лишь иногда оживляемое легким дуновением ветра, гипнотизировало, туманило взор, погружая усталых путников в дремоту, притупляя чувство опасности. Им не было уже дела до стад слонов, иногда попадавшихся на пути, свирепых и беспощадных львов или разбойничьих банд воинственных южных кочевников. Равнодушие охватило людей. Погонщики, вяло ругаясь, лениво стегали плетьми утомленных животных. Ихетнефрет пытался бороться со сном, но усталость делала свое дело. Колышущиеся травы напоминали берега благословенного Хапи. Легкий шорох врывался в уши плеском Приносящего пищу, и в памяти всплывали картины недавнего прошлого.
  Сын Имтес вновь видел волнение Зеленого моря. С тех пор, как корабли Херихора вышли из дельты на бескрайние морские просторы, прошло уже много времени, но величие увиденного не оставляло в покое. Ожидание необыкновенного томило целый день. Когда же заросли тростника отступили, и перед Ихетнефретом раскинулась сине-зеленая даль, где воды Рожденного во мраке растворялись щепоткой соли, брошенной в медный котел, удивлению не было предела. Все внутри сжималось от неожиданного восторга, воскрешая ощущения давно минувшего детства, когда отец дарил новую игрушку или брал с собой на охоту.
  Ревущая масса воды, увенчанная пятнами белой пены, словно Священная река цветами лотоса, навсегда пленила хранителя свитков мощью и силой. Корабль безжалостно бросало из стороны в сторону, и мастера паруса были бессильны перед стихией.
  Два дня Ихетнефрет не сходил с палубы, любуясь незабываемым зрелищем, и только крик чаек возвращал его к действительности, напоминая о цели и задаче путешествия, вселяя в душу волнение и трепет перед неизбежным.
  Но волнам, катившимся в бесконечность, нет дела до людских сомнений. Приходя из будущего, они исчезали в бездне прошлого, не думая о настоящем, твердо уверовав в вечность собственного существования. Все ныне живущее исчезнет с лика земного, а они так же равнодушно будут нестись в неизвестность.
  Огромные дивные рыбы преследовали корабли. Остроносые существа грациозно разрезали воду, подставляя солнцу скользкие черные спины и высокие плавники. Выходцы из морских глубин издавали странные чирикающие и щелкающие звуки, подобно птицам, прилетевшим зимовать на берега Хапи.
  Появление диковинных созданий забавляло и успокаивало корабельщиков, поскольку считалось хорошим предзнаменованием и проявлением милости со стороны богов. Знамения и гадания также говорили о благоприятном исходе плавания. Ихетнефрет верил в это, пытался уловить знаки судьбы, надеясь на благосклонность Властелина Божественных Слов.
  К середине третьего дня на востоке показалась серо-коричневая дымка далекого берега. Корабли все больше забирали вправо, взяв курс на неведомую сушу. Вскоре можно было уже различить очертания невысоких гор, скрывавшихся в дрожащем мареве дневного воздуха.
  Паруса наполнялись соленым ветром, и суда в веселом задоре мчались наперегонки с волнами. Незнакомая земля приближалась, маня желто-зелеными пятнами отмелей и прибрежной растительности. Горы пологими склонами, изрезанными морщинами серо-коричневых уступов и скальных обрывов, спускались к ласковым водам моря.
  - Гублу! Гублу! - внезапно раздался крик одного из корабельщиков. Все члены команды устремили взгляды на северо-восток, туда, где в тумане водных испарений бледно-серыми полосами показались крепостные стены.
  Город постепенно увеличивался, обрастая деталями. В центре Ихетнефрет заметил крупное здание, видимо, храм или резиденцию правителя. Вокруг сиротливо ютились скромные жилища горожан.
  Светлое пятно распадалось на части, открывая взору довольно широкие улицы. Теперь уже видны базарная площадь, отдельные строения и порт, где у пристани стояло несколько крошечных суденышек.
  Херихор приказал спустить парус цвета вечерней зари, и гребцы дружно налегли на весла. С каждым криком надсмотрщика, с каждым взмахом могучих рук таинственный берег становился ближе. Напряжение в душе Ихетнефрета нарастало. Любопытство и страх пытались перебороть друг друга. Что откроет он для себя в чужой стране? Какие сюрпризы приготовила судьба? Пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, Ихетнефрет спустился в трюм и позвал Мафдет вместе с Ихи.
  Старая рабыня, одолеваемая неосознанными страхами, почти все путешествие провела внутри судна. Ее пугало свидание с утраченным в далекой молодости отечеством, ставшим абсолютно чужим. Как-то оно встретит свою блудную дочь? Выйдя на палубу, Ихи с тревогой всматривалась в приближающийся город, и сердце ее забилось в такт ударам весел, а лицо окаменело от ужаса. Она боялась изменившегося Гублу и живших в нем людей, боялась, что не сможет произнести ни одного слова на родном для нее когда-то языке, боялась остаться наедине с собственной опустошенностью.
  Внезапно, разразившись громкими рыданиями, Ихи бросилась на грудь Ихетнефрету. Молодой хозяин и Мафдет напрасно пытались успокоить ее. Но, выплакав, видимо, все слезы, старуха затихла, лишь изредка всхлипывала и утиралась одеянием сына Имтес.
  На пристани наблюдалось оживление. Гублу полнился самыми невероятными слухами о появлении нежданных пришельцев. Кто они, разбойники или купцы, завоеватели или мирные путешественники? Оповещенный о прибытии чужеземцев местный правитель выслал к гавани вооруженный отряд, а сам отправился в храм богини Баалат, испросить совета и поддержки.
  До ушей моряков долетали обрывки незнакомой речи. Горожане пребывали в неведении и волнении. К чему готовиться: к кровопролитному бою или к встрече друзей?
  На судне также началось движение. Резкие команды, шлепки босых ног по палубе, крики матросов... Кормчий дал командут поднять весла и править кораблем только при помощи кормового руля. Воины ощетинились десятками медных копий, готовые ввязаться в битву, но несколько слов, произнесенных на местном наречии одним из корабельщиков, положили конец утомительному ожиданию. Теперь жители Гублу знали, что пришельцы принесут им не кровь и смерть, а золото и заморские товары. Гонец с доброй вестью поспешил во дворец, и все находившиеся как на берегу, так и на кораблях с нетерпением ждали ответного слова.
  Солнце клонилось к горизонту, красно-оранжевые блики проложили по морской глади дорогу на запад... Тревога поселилась в сердцах людей. Лица стали хмуры, словно опаленные злым ветром.
  Наконец, радостный крик разорвал вечерний воздух, где только тихий шепот волн был абсолютным властелином. Боги благосклонны к чужеземцам, и правитель ждет их начальника во дворце.
  Загорелые сыны Та-Кем поспешили в трюм приготовить дары городскому владыке. Вскоре делегация с подарками в сопровождении нескольких легковооруженных воинов сошла на берег и вместе с царской охраной отправилась в резиденцию хозяина Гублу.
  Ихетнефрет и Мафдет стояли на палубе, осматривая незнакомый город. Старая Ихи осталась внизу, так и не переборов волнения и страха.
  Вечер догорал. Священная Ладья Миллионов Лет опустилась в бездонное море, озаряя умирающими лучами редкие облака. В небесах вспыхнули одинокие звезды. В жилищах загорались очаги, освещая бледным дрожащим светом стены, выложенные из рваного камня. Смешанный с рубленой соломой сухой навоз был скверным топливом и распространял отвратительный запах. Редкий лай собак, дым, стелившийся по склонам молочным туманом, огни в домах и тихие беседы на пристани успокаивали и завораживали. Сторожевые костры выхватывали из темноты едва различимые лица солдат, с опаской поглядывавших на корабли. Там, вдали, Ихетнефрет видел чужую землю, страстно желая ступить на нее, избавиться от ненадежной скрипучей палубы.
  После короткого ужина команда улеглась на отдых, выставив часовых. Но хранитель свитков не хотел спать. Неведомое, находившееся на расстоянии вытянутой руки, не давало покоя. И только Мафдет, нежная, милая, кроткая, заставляла забыть на время о гнетущих сознание мыслях.
  Утро пришло внезапно, озарив окрестности живительным светом. Горы приобрели резкие очертания, словно стали чище, и воздух казался более прозрачным. Темно-зеленые пятна растительности оживили могучие склоны, вселили жизнь в мертвые камни городских улиц.
  С рассветом вернулись и посланцы Черной Земли из дворца правителя Гублу. Все они, включая охрану, оказались навеселе, и сразу услышать рассказ о царском приеме не удалось. Обессилевшие посланники, ступив на корабль, мгновенно погрузились в сон. Как видно, богатые дары - топоры, ножи, бусы, расписные каменные вазы и медная посуда возымели действие, расположив владыку города к пришельцам.
  К обеду стало ясно, что местный властитель в обмен на золото готов предоставить сынам Та-Кем ценную кедровую древесину, оливковое масло и вино, определив лишь одно условие - мореходы не выйдут за крепостные стены и весь необходимый товар получат прямо на пристани. Это озадачило Ихетнефрета, так как затрудняло будущее путешествие. Но он не терял надежды. Смешавшись с толпой горожан, он мог узнать много интересного и полезного, да и скрыться от царской стражи в одиночку было гораздо легче. Только судьба Ихи беспокоила его. Старая рабыня не переживет новых скитаний и лишений, а отправлять ее назад в Унут не имело смысла. Пребывание в Гублу грозило множеством опасностей, но иного выхода Ихетнефрет не видел, втайне надеясь найти кого-либо из ее родственников.
  Вечером возбужденная команда сошла на берег, желая расслабиться в портовой харчевне за кубком вина после тяжелого и утомительного плавания. Ихетнефрет вместе с Мафдет присоединился к корабельщикам, предварительно нарядившись в парадные одежды. Хранитель свитков пристегнул для пущей важности к поясу подарок верховного жреца Горизонта Тота. Все начиналось прекрасно. Но Мафдет надела традиционный для Черной Земли каласирис, не скрывавший грудь, чем вызвала массу кривотолков среди горожан. Пришлось возвращаться на корабль и искать более строгое одеяние, дабы не шокировать острую на язык местную публику.
  Писец не сомневался в безопасности возлюбленной. Никто бы не посмел ее обидеть, глядя на богато одетого и вооруженного спутника, но запретить пялить глаза и отпускать в адрес девушки двусмысленные шутки он был не в силах.
  К своему удивлению избранник Тота довольно сносно понимал речь жителей Гублу. Время учебы оказалось потраченным не напрасно, и он не чувствовал себя чужим в этом пестром и многолюдном городе. Более того, он присматривался ко всякому, прислушивался к каждому слову, пытаясь понять незнакомый образ жизни, нравы и обычаи, услышать среди полупьяных бесед что-то полезное.
  Расхаживая по базарной площади, находившейся у самой гавани, Ихетнефрет замечал много нового и необычного. Особенно поразили его ослы, запряженные в громоздкие деревянные повозки, двигающиеся с помощью диковинных кругов, надетых на длинные палки. Никогда у себя на родине он не видел ничего подобного, но, пытаясь не выглядеть невеждой, не задавал вопросов погонщикам. Вскоре выяснилось, что странный предмет называется колесом и используется как для перевозки грузов, так и для производства великолепной глиняной посуды. И действительно, местная расписная керамика могла поспорить с лучшими сосудами Пер-Ао.
  Здесь же, на базаре, Ихетнефрет проведал о том, что жители Гублу ведут оживленную торговлю с северными и южными соседями. Особенно ценными оказались сведения о восточных странах. Теперь он знал, что за горами лежит бесконечная степь. Много дней пути нужно потратить на то, чтобы перейти ее. На границе степи текут не одна, а две могучих реки. Караваны местных купцов достигали города Мари, лежащего на берегах одной из них. Правда, никто из торговцев не слыхал об Уруке. Это разочаровало сына Имтес, но не поколебали надежду. Возможно, Урук расположен много южнее Мари, ведь та река, по словам путешественников, несет свои воды далеко на юг и должна впадать в какое-то неведомое море.
  Взор Ихетнефрета остановился на длинноволосом человеке с огромной черной бородой и мужественным обветренным лицом, в широкой, по местной моде, шерстяной накидке. Потертая, местами латаная одежда, говорили о том, что ее владелец не отличается особым богатством и проводит много времени в далеких странствиях.
  Торговец предлагал для обмена чужестранные товары и мог знать что-нибудь о восточных землях. Рядом с ним сидел полуобнаженный подросток, разглядывавший глиняную табличку, испещренную какими-то непонятными письменами.
  Среди выставленных товаров Ихетнефрет видел оливки, орехи, высокие ребристые кувшины с вином и несколько великолепных ослов. Незнакомец лениво, больше по привычке, зазывал покупателей. Любопытствующие не донимали продавца, и хранитель свитков, увлекая за собой Мафдет, смело двинулся в сторону бородача.
  Разговор завязался легко и непринужденно. Да и сам житель Гублу, назвавшийся именем Чекер, живо интересовался кораблями пришельцев.
  Ихетнефрета охватила радость, и мысленно он возносил хвалу богам. Чекер состоял на службе у местного купца, совершал дальние походы и знал все окрестные страны. Он не только побывал в Мари, но и встречался с купцами из самого Урука!
  Не задумываясь ни на мгновение, Ихетнефрет предложил Чекеру стать проводником. Выслушав равнодушно, он не проявил видимого интереса, но, когда увидел массивное кольцо золота, улыбнулся, пообещав на досуге поразмыслить над услышанным. Договорились встретиться завтра в полдень на пристани.
  Ихетнефрет уже собрался уходить, но вспомнил об Ихи, и попросил нового знакомого узнать, не осталось ли в городе родственников старой рабыни.
  Ихетнефрет и Мафдет спешили до захода солнца попасть на корабль и поделиться радостной вестью с Ханусенебом. Немногословный советник Тотнахта рекомендовал не спешить с решением, пока окончательно не станет ясно, кто такой Чекер.
  Каменное, ничего не выражающее лицо жреца бесило писца. Неужели служитель Тота, ни разу так и не сойдя на берег, лучше понимает, что необходимо, а что излишне? Его молчание и невозмутимость могли выражать либо полное равнодушие, либо глубокую мудрость, но последней Ихетнефрет как-то не замечал. Да и вообще, Ханусенеб приставлен шпионить за ним. Так стоит ли доверять ему, не проще ли все сделать самому? Раздраженный непониманием, хранитель свитков поужинал на скорую руку и отправился спать.
  Ночь прошла без сновидений. Он часто просыпался в необъяснимой тревоге, и только теплое равномерное дыхание Мафдет дарило успокоение. Мысли о грядущем дне лишали покоя. Что готовит будущее, явится ли в назначенный срок Чекер и как поступить с Ихи?
  Встав с восходом солнца, Ихетнефрет нервно расхаживал по палубе. Горы и море больше не привлекали внимание. Погруженный в мысли о предстоящих событиях, он забыл обо всем на свете, и только благодаря любимой не сошел с ума от томительного ожидания.
  Вопреки опасениям, Чекер появился на пристани ровно в полдень. Теперь лицо его казалось приветливым. Хранитель свитков сразу понял, что предложение принято, и согласие торговца будет получено.
   Действительно, суровый бородач не отказал в помощи. Оставалось оговорить некоторые детали. Для столь длительного и опасного путешествия понадобится около двух десятков ослов, погонщики и охрана. Житель Гублу уговорил хозяина отправить в Мари караван с товарами. Через два-три дня все будет готово. В деле обустройства Ихи Чекер также проявил себя необыкновенно ценным помощником. Ему удалось отыскать племянника старой рабыни. Правда, он вовсе не обрадовался появлению тетки, видя в том лишь новые заботы, поскольку сам отягощен большой семьей. Понимая это, Чекер присмотрел в городе скромный домик. Оставив Ихи немного припасов да десяток колец меди, можно в течение нескольких месяцев не тревожиться о ее судьбе. Подобный ход событий вполне устраивал Ихетнефрета, но как к этому отнесется сама Ихи?
  Уже два дня рабыня молчала, не решаясь сойти на берег. Слова молодого господина произвели на нее удручающее впечатление, но, покорившись неизбежному, она последовала вслед за ним осматривать новое жилище. Путь пролегал вверх по склону широкими, мощенными булыжником, улицами, где свободно могли разминуться две повозки, запряженные парой ослов. Местные строения разительно отличались от построек далекой благословенной Черной Земли. Жители предгорий использовали прежде всего камень, не пытаясь его тщательно обрабатывать.
  Дом, о котором говорил Чекер, располагался в верхней части города, откуда открывался чарующий вид на бесконечное море. Две небольшие комнаты, тщательно выбеленный известью пол, раскрашенные красной охрой стены, нехитрая утварь, крошечный дворик, стойло для скота да высокая каменная стена. Что еще нужно для тихой старости? Желать большего во времена смут и потрясений просто нелепо.
  Низкорослый хозяин с длинной седой бородой собирался отправиться доживать дни в соседнюю деревню. Домик в Гублу стал ему обузой, а за вырученную медь можно взять отличный скот, зерно и муку. Торги были недолгими. Десять колец меди показались старику достойной ценой.
  Глядя на неказистые стены, маленький двор с одинокой смоковницей, писец поймал себя на мысли о том, что этот дом, улыбающийся беззубым ртом старик, и дерево с изувеченным временем стволом до боли знакомы. Где он их видел? В детстве, во сне или воображал себе, слушая рассказы рабыни? Возможно, это знак судьбы, указывающий на верность выбранного пути?
  Горожанин с радостью принял Ихи, надеясь на ее помощь по хозяйству в течение ближайших нескольких дней, пока он не подготовится к переезду.
  Ихетнефрет и Чекер уже собрались отправиться назад, в гавань, как Ихи со слезами на глазах бросилась на грудь писцу, умоляя забрать ее с собой. Уверенная в скорой смерти, она желала принять ее рядом с тем, кому отдала почти всю жизнь.
  Многих трудов стоило уговорить старуху остаться, пообещав, если будет на то ее воля, забрать в Та-Кем по возвращении из Урука.
  Жалость к состарившейся женщине душила Ихетнефрета. Ихи воспитала его, всячески поддерживала в самые трудные и тяжелые дни, и вот теперь предстоит ее покинуть. Нет, не как ненужный хлам, но по необходимости, опасаясь за ее жизнь. Всегда тягостно расставаться с теми, кого любишь, но вдвойне тяжелее оставить в чужом месте часть самого себя.
  Так и не прогнав из сердца гнетущего чувства, Ихетнефрет обсуждал с Чекером подготовку похода. Если с ослами, погонщиками и охраной все удачно разрешилось, то с запретом выходить за пределы города жителям Берегов Гора оставалось много неясного. Владыка Гублу боялся, что чужеземцы, узнав дорогу в поросшие кедром горы, более не прибегнут к его услугам, лишив тем самым золота и щедрых даров. А военного конфликта с могущественной южной страной он не желал. Мир и согласие выгодны всем, а разумные компромиссы сохраняют лицо как хозяев, так и пришельцев.
  После долгих размышлений Ихетнефрет решил просить Херихора, начальника отряда, помочь добиться царского разрешения оставить Гублу нескольким путешественникам с товарами и вьючными животными.
  Местные жители еще не доставили с гор первые стволы. В запасе у моряков оставалось несколько дней свободного времени, и Херихор любезно согласился принять участие в делах Ихетнефрета, правда, дав понять, что без подарка не обойтись.
  Мафдет, зная о недавней свадьбе царя, посоветовала даровать владыке Гублу оплечье из рубленого бисера и фаянсовых бус. Он не возражал, тем более что подобное предложение избавляло его от лишней головной боли и нужды тратить столь необходимое золото.
  Дворец, расположенный в центре города, представлял собой прямоугольное здание, выложенное из плохо обработанного камня, покоившееся на массивных, тщательно отесанных плитах. К главному помещению примыкали амбары, дома прислуги и охраны. Рядом находился храм богини Баалат, покровительницы Гублу.
  Тяжелое громоздкое строение с редкими узкими окнами изнутри было старательно выбелено известью, местами выкрашено в красные и зеленые цвета. И только в царских покоях на стенах просматривалась примитивная роспись. Отсутствие окон и огромные колонны лишали внутреннее пространство света, погружая его в полумрак, заставляя прислугу жечь факелы даже днем.
  В толпе приближенных Ихетнефрет не сразу разглядел правителя Гублу. Бородатый мужчина невысокого роста с хищным крючковатым носом мало чем выделялся среди царедворцев. Только властный громкий голос да массивные золотые браслеты выдавали в нем властелина.
  Вооруженная стража скрылась в сумраке дворца, напоминавшем скорее жилище сельского богача, нежели царскую обитель, не отличавшуюся, к тому же, особой чистотой. Всюду валялась солома, а у входа и вовсе разлеглось несколько овец, брошенных дворней. Запах скота и паленого навоза витал повсюду.
  - Подойди ко мне, чужеземец, - пристальный взгляд холодных немигающих глаз остановился на сыне Имтес.
  - Приветствую тебя, владыка Гублу. Да продлятся твои годы, да благословят тебя боги. Прими скромное подношение в знак дружбы. - Ихетнефрет протянул царю приготовленный подарок. - Пусть твоя возлюбленная возвысится среди земных женщин, сравнится красотой с бессмертными.
  - Благодарю за щедрый дар, - правитель города принял из рук писца оплечье, передав его одному из приближенных. - Чем отплатить могу тебе я?
  - О, великодушный повелитель! Доброта твоя безгранична, а уста источают мудрость. Много ли надо простому человеку, припадающему на колени перед великим властелином прекрасного города? Не смею я просить о вине, оливках или других волшебных плодах твоей чудесной земли. Мне же всего лишь ничтожная милость согреет сердце.
  - Проси того, чего желаешь, - произнес царь, явно довольный подарком. Но еще больше ему пришлись по душе речи чужестранца, так хорошо знавшего язык страны кедрового леса.
  - О малом прошу, правитель славного дома Баалат! Богами предначертан путь мне в дальние страны, находящиеся далеко на востоке, за вершинами Лебана. Туда, где две великие реки впадают в неведомое море, где расположено могущественное царство Урука, лежит моя дорога. Я знаю, доброта твоя беспредельна, мудрости твоей дивятся не только люди, но и окрестные горы. Так разреши мне и моим друзьям покинуть Гублу и отправиться в дальнее путешествие. Больше ни о чем тебя не прошу.
  Царь задумался, размышляя о возможных последствиях собственного решения. Но, видимо, посчитав, что несколько человек не принесут ощутимого вреда, а выгоды торговли с жителями Черной Земли более чем очевидны, проговорил:
  - Обычаи гостеприимства для нас святы, а желание доброго гостя - закон. Пусть сбудется то, о чем ты просишь, и боги вечно пребудут с тобою.
  Одобрительный гул разнесся по залу. Придворные источали комплименты в адрес правителя, прославляя мудрость и дальновидность владыки.
  - Благодарю тебя, - Ихетнефрет склонился в низком поклоне. - Да будет твое царствование примером для других властителей.
  Хранитель свитков еще раз поклонился и отошел назад, смешавшись с толпой земляков. Теперь он думал только о дальней дороге. Сбываются надежды, но как медленно течет время и как быстра мысль, переносившая его на расстояние многих дней пути. От страха перед будущим холодеют внутренности, но можно ли уйти от неизбежного? Мафдет! Ее улыбка и глаза, ласковый и спокойный голос, нежное прикосновение тонких пальцев вселяют веру в лучшее. Любимая не покинет его! Разве этого мало? Не в этом ли смысл жизни? Слава умрет в неблагодарных сердцах людей, богатства растратят наследники, жизнь уйдет, превратившись в смерть, и только любовь рождает надежду.
  Ихетнефрет не мог дождаться конца официальной церемонии. Выйдя из мрачного, едва освещенного факелами царского дворца, он устремился к гавани. Свежий, почти холодный воздух, до отказа наполнил легкие, освобождая сознание от тяжелых, дурманящих голову, воскурений пристанища хозяина Гублу. Сердце рвалось из груди, и кровь била в виски. Соколом летел он по каменным мостовым, оставив далеко позади товарищей.
  Черные угловатые тени демонами ада пролетали мимо. Редкие огни на ночных улочках безуспешно пытались разорвать опустившуюся на землю тьму. Но впереди уже слышен плеск вод, скрипы корабельной оснастки, подобные последним вздохам умирающего зверя.
  - Мафдет! Мафдет! - крикнул сын Имтес, подбегая к пристани. Едва видимый силуэт отделился от мачты и приблизился к борту.
  - Что случилось, любимый? - нежный голос дрожал от испуга.
  Ихетнефрет несколько мгновений молчал, восхищенно разглядывая лицо девушки, освещенное светом звезд и далекого огня. Среди океана мрака серыми островами выступали губы, правильный, с легкой горбинкой нос и глаза, испускавшие бледное сияние... Ее облик завораживал и пугал одновременно. "Царица ночи", - подумалось сыну Имтес.
  - Я принес добрые вести, - справившись с наваждением, произнес Ихетнефрет.
  Острова губ утонули в темноте, расплывшись в невидимой улыбке.
  - Боги услышали наши молитвы.
  "Ты сама богиня, творящая мою судьбу", - промелькнула мысль в голове Ихетнефрета, плененного магической красотой возлюбленной.
  - Царь дал разрешение покинуть город. Теперь ничто не держит нас здесь. Еще два, три дня сборов, и мы покинем благословенный Гублу, возможно, навсегда, - нотка грусти прозвучала в голосе при воспоминании о старой Ихи.
   -Разве это не прекрасно? Новые земли и страны, новые люди и впечатления. Дороги, полные опасностей и приключений! - вторила ему Мафдет.
  Солнце коснулось горизонта, заливая Запад огненным сиянием. Казалось, земля расступилась, и пламя преисподней вырвалось наружу из вечного заточения.
  Крики ослов и погонщиков вывели Ихетнефрета из оцепенения, рассеяв воспоминания. День догорал, и ночь приближалась, заставляя путников думать о скором ночлеге.
  Среди низких пологих холмов показалась узкая неглубокая долина - древнее русло высохшей реки.
  - Отличное место для отдыха, - обратился Чекер к полусонному Ихетнефрету. - Если повезет, отыщем воду. - Проводник стегнул осла плетью по ребрам и направился в сторону балки, уже захваченной вечерними сумерками.
  Хранитель свитков неохотно двинулся вслед, увлекая за собой весь караван. Запах руты, вереска и полыни кружил голову. Стук копыт, шелест трав и размеренная поступь животных вновь погружали Ихетнефрета в сладкую дремоту...
  Можжевельник весело потрескивал в пламени костра. Писец лениво шевелил палкой угли. В какое-то мгновение ему показалось, что сгоравшие куски дерева похожи на живых существ, а игра света есть только их дыхание. Ветви, еще недавно полные жизни, беспомощно корчились во всепоглощающем пламени, шипя вскипающим соком, падая на землю бледно-красным пеплом.
  Слуга Хранителя священного слова бездумно уставился на танцующие языки огня. Изменчивость их форм поражала и завораживала, погружая почти в гипнотическое состояние. Казалось, можно смотреть на них целую вечность, потеряв чувство времени, забыв обо всем на свете. Какую тайну содержит в себе безжалостный убийца, превращающий все в прах? Откуда в нем такая власть над человеком? Действительно - это дар богов, обладающий мистической силой. Смотри на него хоть всю жизнь, никогда не надоест. С чем можно сравнить его? Разве что с морскими волнами. Они разбиваются о прибрежные скалы, рождают тысячи брызг, отступают и с тупым упорством вновь набрасываются на сушу. И так тысячи, миллионы лет! Непостижимо! Что рядом с ними страсти человеческие? Возня муравья? Вопросы оставались без ответов, и даже обретенное бессмертие не давало человеку разгадки божественной тайны мира.
  - О чем задумался, чужеземец? - голос Чекера казался оглушительным в ночном воздухе.
  - Скажи мне, откуда столько силы в огне? - немного помедлив, отозвался писец. - Он притягивает взгляд, завораживает, околдовывает, пленяет..., напоминает бескрайнее море. Или посмотри на звезды. Уж сколько лет они блещут на небесах, сотворенных согласно неведомым нам предначертаниям. Зачем? Являются ли они пристанищем душ умерших или посланы людям провожатыми в мире зла и мрака? Возможно, они существуют лишь затем, чтобы мы задавали себе подобные вопросы, и хоть иногда отрывались от собственных никчемных забот, задумывались о вечности и ничтожности жизни? А если они и есть ключ к разгадке замыслов богов, край непознанной бездны, заключенной в нас самих?
  - Послушай, к чему бесплодные рассуждения? Удел человека в другом. Радуйся, что сегодня у тебя есть вода и пища, ты жив и, слава богам, здоров. Много ли тебе надо? Возноси молитвы, приноси жертвы и будь счастлив.
  - Да, Чекер, может ты и прав. Но все же, кто мы, какова наша роль и место? Неужели ты никогда не задумывался над этим?
  - Зачем мне? Я бедный человек. Степь и горы мой дом, а небо - крыша над головой.
  - Ты, наверное, вполне доволен жизнью. Все у тебя как-то просто и правильно, расставлено по местам, и ничто не нарушит сложившееся равновесие. Даже пламя и звезды бессильны. Посуди сам. Люди только малая и, возможно, самая ничтожная часть мира. Однако сколько гордыни, спеси и самомнения заключено в ней. Но вот пришла старость, умирает человек, навсегда покидая живущих. Жил он, страдал, проводя время в заботах, в поисках куска хлеба, постоянно волнуясь о собственных надобностях. И нет его уже на земле, всеми он позабыт, прах истлел, а пламя возрождается постоянно, и звезды сверкают вечно. Разве не чувствуешь ты здесь противоречия и великой несправедливости?
  - Все сомнения происходят от излишней учености. Бери пример с Ханусенеба. Он хоть и грамотен, но невозмутим как скала. Ничто не выведет его из себя. Ни один мускул не дрогнет на лице, даже если перед ним окажется свирепая горная медведица. А она, поверь мне, страшна, особенно если охотники отберут у нее медвежонка.
  Беседа прервалась так же внезапно, как и началась. Ихетнефрет замолчал, не зная, что ответить. "К чему переубеждать упрямца? - думал он. - Бесполезное, неблагодарное занятие. Никакого проку в том нет, лишь только один вред. Довольно и того, что я нашел в Чекере опытного проводника, и, кажется, надежного спутника. А вера или безверие, кто его разберет, пусть будет при нем. Уж коль избрал путь, то следуй по нему до конца. Он рад и счастлив, мир его устоялся. Зачем лишать человека иллюзий?"
  Пламя тревожно дрожало, словно в предчувствии беды, выхватывая из мрака ночи склоны древнего русла, поросшего полынью. В шатком свете оно казалось шерстью заснувшего чудовища. Рассеянные по земле камни отбрасывали длинные пугающие тени, рождая в сознании темные страхи. Демоны и духи зла вышли на охоту, притаились в кустах можжевельника и терна, в зарослях вереска и полевых лилий, чей запах дурманил людей, погружая в океан грез и галлюцинаций.
  Видения накатывались на Ихетнефрета теплыми водами ласкового Зеленого моря. "Царица ночи, - застряла занозой мысль в голове. - Золото начельника едва различимо при свете звезд, но глаза сияют неземным блеском двух драгоценных камней. А чарующий нос? Какая правильная линия! Однако, что-то скрыто в Мафдет от моего взора. Но что? Никак не могу понять. Это неуловимо, необъяснимо. Я словно слепой. Нащупал незнакомый предмет, но не могу угадать его назначение. Она светла и совершенна. Но все же... Сомнения могильными червями пожирают душу! Вдруг я сделал ошибочный выбор, поддался нахлынувшим чувствам, поспешил, совершив непоправимое? Мафдет ради любви готова пойти на край света, но ее глаза не говорят мне всего. Возможно, она сама того не знает. О, Гор, как очарователен ее взгляд и улыбка! Царица ночи! Она призвана повелевать, и я склоняюсь перед ней. Голова кружится только от одного ее голоса. А может быть, кровь богов течет в ее жилах?"
  - ...Дороги, полные опасностей и приключений, - острова губ вновь воскресли из мрака, а в очах сверкало пламя прибрежных костров, обогревавших портовую стражу.
  Девушка поправила рукой прядь волос, и золотые браслеты издали слабый звон. Она казалась лишенной плоти, словно дух, сотканный из света звезд, шепота волн, и отблесков далекого огня. Неземное существо... Руки холодеют, кровь стучит в виски, и земля уходит из-под ног...
  - Я ждала тебя, - шум моря и шелест листвы смоковниц, волнуемых слабым ветром, ворвался в уши.
  - Ты говоришь так спокойно, а я до крайности взволнован, - Ихетнефрет почти ничего не слышал.
  - Я знала, все кончится хорошо. Стоило ли так беспокоиться?
  Только море, корабли да засыпающий город были вокруг. Казалось, сейчас небо рухнет на землю, и звезды крупными дождевыми каплями обрушатся на несчастного сына Имтес. Что за очарование и наваждение? Счастлив ли он? Испуган или околдован? Ему хотелось зарыдать, броситься в объятия старой верной Ихи, оросить слезами ее грудь, найти теплоту и поддержку. Он чувствовал себя ребенком, лишенным материнской ласки. Спазмы сжали горло, и на щеках чувствовалась холодная влага. Нервно двигались скулы, а душа находилась в смятении: "Что со мной? Не схожу ли я с ума? Я ощущаю ужас перед открывающейся бездной, слышу запах трав смерти. Я вижу сады любви... Ветер воет в горах, и демоны зла поселились в кедровых лесах. Они там, за вершинами Лебана! Они приближаются! Могуч и коварен их повелитель, лик его ужасен, взгляд убивает все живое. Мощные стены хранят властелина тьмы, и даже боги не смеют подступиться к нему. Чудовище, сжимающее факел черно-фиолетового пламени, жаждет крови, зубы его остры, от них не спасешься... И Мафдет, о горе, Мафдет рядом с ним ...
  - Я здесь, любимый, - голос по-прежнему был тихим и ласковым. - Ну же, ответь мне.
  - Ты здесь? - руки Ихетнефрета ощупали шершавую древесину корабельного борта. - Мне показалось... Кажется, я заснул на ходу, увидел нечто чарующее и пугающее.
  - Ничего не бойся, ведь я рядом, - успокаивала Мафдет.
  - Да, да, конечно, - рассеянно отвечал Ихетнефрет. - Что-то волшебное и ужасное... Но что? Страшный сон или знак судьбы? Не тут ли кроется разгадка тайны?
  - О какой тайне ты говоришь?
  - Не знаю. Сам не пойму. Я устал, вот и лезет в голову невесть что.
  - Так взойди поскорее на корабль. Отчего ты стоишь одиноко на пристани? Расскажи о царском дворце.
  - В самом деле, - Ихетнефрет ловко взбежал по трапу, бросился к Мафдет, обнял и покрыл поцелуями. - Весь день я думал только о тебе, мечтал об этом мгновении... Как сладостны твои уста и как тепла гладкая кожа. Она согревает в холодную ночь, даруя покой и уверенность в собственных силах. Руки твои вознаграждают ласками за страдания и терпение. Как прекрасны эти волосы! Пальцы утопают в них, словно счастливый земледелец среди колосьев в год великого урожая... - он смотрел ей в глаза, видя в них бездну, полную звезд и отблесков прибрежных костров...
  От излучаемого пламенем жара вспыхивали сухие травинки. Раскаленные угли темнели, превращались в пепел. Камни и склоны балки вновь погрузились во мрак. Чекер задремал, но Ихетнефрету не спалось. Ночь пожирала покой в душе. Еще потрескивают тонкие ветви, ослы шумно дышат во сне, похрапывают погонщики, переворачиваясь с бока на бок. Их бородатые лица в чахлом свете казались залитыми кровью.
  Мафдет лежала рядом, завернувшись в овечьи шкуры. Спокоен нежный лик, и на устах застыла едва уловимая улыбка. Глаза ее закрыты, уж нет в них бездны...
  - Никак не можешь заснуть? Мне тоже что-то не спится.
  Ихетнефрет вздрогнул и обернулся на голос. Перед ним стоял, закутавшись в шерстяную накидку, Ханусенеб.
  - Ты меня напугал, - сказал недовольно писец.
  - Уж больно холодно. В Унут сейчас гораздо теплее. Пока огонь еще не угас, надо бы подкинуть хворосту.
  Ихетнефрет молчал, не желая вступать в разговор. Ханусенеб, кряхтя, взял охапку сухих веток и бросил их в костер. Пламя оживилось, радостно поглощая поживу.
  - Дикая степь, - продолжал Ханусенеб, - прекрасное место для уединения. Если бы не зимние холода... хотя и в Та-Кем хватает пустынь. Сегодня вечером, когда наступили сумерки, настало благодатное время для гаданий и магических ритуалов, - жрец попытался изменить тему разговора и заинтересовать писца.
  - Вот как? Ну и что же? - вяло произнес хранитель свитков, стараясь не выказывать любопытства.
  - Я видел семь образов, определивших твое будущее. Смерть, два сосуда, повешенный, дух зла, обелиск, Аб и влюбленных...
  - Неужели ты разгадал планы богов?
  - Нет, я слишком мал и ничтожен для подобной роли. Но я хочу рассказать об увиденном, помочь и предостеречь...
  - Разве Тотнахт приставил тебя ко мне для этого? Кажется, в твои обязанности входили только слежка и доносы?
  - Прости. Не стану разубеждать, да ты и не поверишь. Но мой долг...
  - Долг? Перед кем?
  - Перед богами...
  - Не много ли на себя берешь?
  -Твое сердце ослеплено злобой и непониманием. Прошу, успокойся и выслушай меня.
  -Хорошо, будь по-твоему.
  -Пришло время получить ответы на многие вопросы, выбрать цель и найти путь к ней. Образ смерти явился мне. Погибнешь ли ты? Не знаю, хотя все возможно. Тот учит, что, видя подобное, мы готовим себя к неизбежным переменам. Старое, привычное представление о мире умрет. Из праха прошлого возродится обновленное сознание. Следуй без оглядки в неизвестное, начни новую жизнь. Она превратится из видимого в невидимое. И добрый дух перельет воду из серебряного сосуда в золотой, не потеряв ни капли. Будет он послан Ра всемогущим, породившим эликсир бессмертия. На голове его загорится пламя Вечности. Силы очищения совершат предначертанное, но понадобится не один день, чтобы появились первые плоды.
  Видел я повешенного вниз головой. Пять душ его принесут в жертву. Все ценное для себя ты утратишь. Боль и страдания станут твоими спутниками. Путь к возрождению никогда не бывает легким. Демоны зла преследуют тебя повсюду. Темная сторона вещей так просто не отпускает человека. Ты должен увидеть бездну в себе самом. Душа блуждает во тьме, и зловещий хаос вновь появляется в мире из глубин бессознательного. Животные инстинкты прорываются наружу, и только великая сила духа способна удержать их в повиновении. Сделав неправильный выбор, ты подчинишься им, и тогда плоть возьмет верх над тобой. Насилие, похоть, тщеславие, одержимость, упрямство и опустошение завладеют сознанием. Темные желания и страхи, соблазны, колдовство и мрак примут тебя в свои объятия. Расплата за ошибки неизбежна. Карающая Судьба встанет перед тобою. Так вещает Аб - создание ночи, порождающий чудовищ. Но помни - самые темные и страшные часы приходят перед рассветом, когда перемены уже близки.
  Влюбленные говорят о необходимости выбора. Искушение может сбить с пути, а правильное решение принесет счастье и успех. Путь к заветной цели лежит через борьбу плоти и духа.
  - Жрец, ты сказал слишком много, - Ихетнефрет явно был взволнован, - но я ничего не понял.
  - Небожители изъясняются на языке образов, знамений и знаков. Спросил бы я у Тота, как поступить Ихетнефрету сегодня утром, или что его ожидает завтра вечером? Не дождусь ответа. Но тайное знание помогает заглянуть в будущее, осмыслить его, попытаться избежать уготованных опасностей.
  - Что же следует из сказанного?
  - Я, как мне кажется, выразился довольно ясно. Путь твой труден, но не безнадежен. Рождение и смерть дают нам боги, а остальное отчасти подвластно человеку. Однако, слушай дальше и постарайся запомнить.
  Явились мне две женщины. Одна из них была одета в зеленый каласирис, украшенный цветами. Ее обнаженная грудь источала молоко. Лицо светилось бледным светом. Она пыталась покорить разум множеством пленительных и страшных собственных иллюзорных отражений.
  Другая женщина, облаченная в небесно-голубые одежды, несла в себе духовное начало. Урей на голове и синий пояс с ибисом говорили о посвящении в тайные знания. Она поведала мне скрытое от глаз и ушей, открыла мистическую сущность человеческой жизни.
  Каков твой выбор? Если решение окажется неправильным, Баст, правящая в трех мирах, поразит тебя стрелами Судьбы. Носителя порока ожидает разрушение, истребление и смерть.
  Когда же предначертанное сбудется, соединится разделенное и возродится дух. Изменение прошлого, раскаяние и прощение сольются в едином потоке. Душа воплотится в отшельнике - носителе зрелой мудрости. Пламя светильника укажет путь. И в правую руку возьмет странник посох Инну, знак паломничества сквозь Миры, находящиеся по ту сторону сознания.
  - Но что же дальше? - недоумевал Ихетнефрет.
  - Все подернуто темно-синим туманом. Больше я ничего не видел.
  - Ты так много говорил обо мне, но о Мафдет я не слышал ни слова! - произнес потрясенный писец.
  - Уши твои закрыты. Будь ты повнимательнее, то узнал бы многое.
  - Так объясни!
  - В ней заключена великая сила. В ее душе Добро и Зло сражаются неустанно. Итог борьбы не определен. Скрыта в Мафдет страшная бездна. Время придет, и ты все увидишь. Помоги ей, но помни, малейшая ошибка убьет твою возлюбленную. Хаос жестокий и свирепый вырвется тогда наружу. Любовь обернется ненавистью, а доброта - насилием. Никто, даже боги, не смогут защитить тебя. Но не стоит отчаиваться.
  - Ты изрекаешь ужасные вещи! Как верить тому, что я слышал. Ведь любовь моя к Мафдет сильнее жизни. Чудовища, смерть, злоба... Неужели все это есть в ее сердце?
  - Душа подобна зерну, состоящему из двух половинок. Оглянись вокруг. Суша существует вместе с водой, небо с землей, мужчина с женщиной. Природа человека являет собой единство двух начал. Свет и Мрак, Добро и Зло, мир и война слиты воедино. Но кто из них победит? Ночь черна и нет в ней света. Она уподобляется сущности людской. Не всякий способен увидеть ее, и уж, тем более, не каждому дано понять сокровенное, заключенное в ней.
  Жрец замолчал, и на какое-то время воцарилась гнетущая пауза. Ихетнефрет вспомнил безотчетные страхи, смутные предчувствия и необъяснимые видения. "Царица ночи, - думал он. - Не о том ли говорил Ханусенеб? Странные, непонятные картины вставали предо мною. Гнетущее чувство бередило разум, но я не знал его причину. Трудно поверить, что в сказанном есть хоть доля правды. Мафдет - прекрасный сосуд, наполненный злом? Возможно ли такое? Но ее глаза! Как забыть их? Видел я в них пламя ада и демонов преисподней! Страшное создание, несущее факел смерти... и Мафдет рядом с ним... Проклятый жрец, зачем я его слушал!"
  - Не терзай себя сомнениями, - пришел на выручку Ханусенеб. - Я вижу, ты любишь ее, любишь сильно. Так помоги ей, иначе Мафдет погибнет.
  - Как укрепить веру, если твои слова разрушают все, что мне дорого? - в голосе Ихетнефрета слышалась тоска и уныние.
  - Путь в неизвестное труден. Помни, привычный мир стал тебе тесен, старые представления о жизни рушатся. Ты поймешь всю зыбкость и непрочность основ, иллюзорность обыденных благ. В одно мгновение ты можешь потерять все, что создавал многие годы. Но всегда вслед за ночью приходит рассвет.
  Однако, я вижу, одними советами и наставлениями обойтись трудно. К силе слова я присоединю силу волшебства. От имени Тота - Писца богов я передам тебе амулеты и снадобья. Они незаменимы во времена тяжких испытаний. - Жрец беззвучно нырнул в темноту и через несколько мгновений вновь появился в кругу света с небольшим кожаным мешочком в руках. - Хепри всегда поможет тебе. Его верный спутник - скарабей, высеченный из изумруда и оправленный в золото - самый сильный амулет на свете. Посмотри - жрец протянул руку Ихетнефрету, и тот увидел зеленовато-красный символ бога солнца. - На нем вырезан лик великой Есит. В просверленное отверстие вдета золотая нить. Носи его на шее. Этого скарабея освятил сам Тотнахт. В девятый день луны на рассвете он взял чистое льняное полотно и уложил на него щепки сикоморы вместе с жуком. Жрецы поднесли ему курильницу с миррой и хризолитовый сосуд, наполненный мазью из кифы. Амулет окунули в мазь и положили в курильницу, оставив на три дня в святилище Тота. Хлеба и фрукты принесли в жертву над виноградной лозой. Великий патерик повернулся на восток, в сторону Страны богов, и произнес: "Я - Тот, основатель медицины и изобретатель письменности. Приди ко мне, находящийся под землей, явись предо мною, великий дух". Теперь ты хозяин могущественного талисмана. Он придаст тебе храбрость и смягчит сердце, обострит ум и сообразительность, позволит легко выучить чужеземную речь и письмо, откроет будущее, приведет к славе, усилит блеск глаз, а в нужный момент возбудит и укрепит детородный член. Этот скарабей несет в себе частичку души бога, и будет бороться с твоими пороками. Но помни, он расколется, если не сможет перебороть заключенную в тебе ложь, развращенность и злобу. Положив его у изголовья, ты избавишься от бессонницы и увидишь вещие сны.
  В придачу к скарабею даю тебе бронзовый флакон. Если ты пожелаешь разрушить колдовство и любовные чары, открой его и выпей содержимое. Оно изготовлено из толченых голов и крыльев священного жука, сваренных в жире змеи апнет.
  Для того, чтобы усвоить тайные знания жрецов Тота, необходимо пройти двадцать два посвящения. Каждой из них соответствует определенный амулет. Прими их в подарок. Но прежде запомни назначение каждого. Этот - ступени из голубого глазурованного фаянса - символ восхождения на небеса Усири. Используй его для укрепления духа, увеличения внутренней силы, необходимой для проведения магических обрядов.
  Лягушка из лунного камня, символизирует жизнь и воскрешение. Усиливает мечтательность, доброту, память. Особенно полезна она в новолуние. Благоразумием, осторожностью и ясновидением также будь обязан этому талисману.
  Золотой коршун, держащий в когтях крест анкх, пробудит фантазию, обострит восприятие мистических откровений, избавит от нервных расстройств.
  Сапфировый сокол с человеческой головой поможет сосредоточиться, принесет славу в искусствах, защитит от вероломства и страха, сохранит от оговора и ядов, очистит кровь, привлечет друзей и оттолкнет врагов.
  Обсидиановый палец Гора пробудит дар предвидения, удержит от низменных страстей, успокоит нервы.
  Бронзовое ожерелье Менат, символ вечной жизни, подарит радость и здоровье, укрепит мужскую силу, увеличит благоразумие, сохранит любовь, избавит от измен.
  Тигровый глаз с короной Атеф поможет сосредоточиться, убережет от коварства и мук необоснованной ревности.
  Агатовое сердце, вместилище жизненной энергии, источник добрых мыслей, даст покой и здоровье, предохранит от поспешных поступков и избавит от зависти.
  Крест анкх, выточенный из хризопраза, дарует успех, богатство, мудрость, укрепляет веру, спасает от дурного глаза, зависти и клеветы.
  Голова змеи из красной яшмы, олицетворение Есит, придаст тебе скромности и мужества, предохранит от злой судьбы и принесет счастье, поможет в постижении тайн мира, восстановит силы, обострит обоняние, спасет от молний, даст победу в битвах. Посмотри, на ней есть надпись: "О, змея! Я огонь, сияющий на Зачинателе миллионов лет, и подножие Инну!"
  Золотой столб Джет оберегает от пьянства, сохраняет память, насылает счастливые сны, укрепляет зрение, предохраняет от змей и злых людей. После того, как литейщики Горизонта Тота отлили его, Тотнахт окунул амулет в воду с цветами анхам и сказал: "Поднимись ты, о, Усири! Ты обрел позвоночник, о, Твердый Сердцем! Ты обрел крепление для шеи и спины, о, Твердый Сердцем! Утверждайся на опоре. Я поставил перед тобой воду и принес столб Джет из золота, чтобы ты мог возрадоваться".
  Скипетр Уджат из магнетита увеличит силу и уверенность в себе, уничтожит боль, улучшит настроение, избавит от ночных кошмаров, излечит безумие.
  Аквамариновый фаллос укрепит единство возлюбленных, охладит пыл ссор и улучшит зрение.
  Гагатовый воротник поможет освободиться от пут материального мира, даст власть над темными силами, обезвредит колдунов и злых духов, спасет от бурь, поможет раскрыть обман, охранит от одержимости и слабости.
  Пусть сердоликовый узел Есит, кровь Есит, сила Есит своим могуществом защитит Ихетнефрета, писца Дома жизни из Унут, и убережет его от обозначенного злыми устами. Есит поможет тебе укрепить веру, пройти самые тяжкие испытания, избавит от смерти, козней врагов. Бирюзовый Нефер усилит проницательность. Левое Око Гора из горного хрусталя, изготовленное в день зимнего солнцестояния, освещенное пламенем двенадцати алтарей, смоченное соком травы хекбет, смешанным с пеплом отжимок воловика, разовьет в тебе ясновидение, обострит мысль, избавит от кошмаров. И янтарное Правое Око Гора, рожденное в день летнего солнцестояния, в час принесения жертвы, поможет сделать выбор в дружбе и любви, подарит красоту и долголетие.
  Подушка из сердолика защищает голову и пробуждает к новой жизни, оберегает в путешествиях, сохраняет от искушений.
   Вот даю тебе Шен - амулет картуша, символизирующего вечность. В центр овала вписано твое имя. Навеки пусть оно сохранится от смерти.
  Нефритовая лестница приведет к победе над собственной темной сущностью, рождая светлые чувства, благородные мечты и тягу к созиданию.
  Теперь ты знаком со многими тайнами Тота. Весь мир лежит у твоих ног. Воспользуйся правильно собственной силой, исполни волю богов, неся в мир свет. Уничтожь зло внутри и вокруг себя, и Тот не забудет тебя, наградив щедро, как никого из живших доселе под солнцем. Но помни, - продолжал Ханусенеб, - магия, как и все в мире, состоит из двух частей - знания и силы. Без знания сила несовершенна, а без силы никто не достигнет чего-либо достойного. Познай страдания, чтобы не подвергаться их воздействию. Познай смерть, чтобы понять бессмертие. Познай власть плоти, дабы избавить себя от вожделения. Это три главных секрета новой жизни.
  - Жрец, отчего ты так долго молчал? - недоумевал Ихетнефрет. Прости, я думал, что ты всего лишь надсмотрщик. Ты же, оказывается, искренне желаешь мне блага. Прости.
  - К чему многословие, оно не спасает. Да я вовсе не держу обиды. Пришло время узнать тайны Тота.
  - Слова твои понять нелегко. Еще сложнее малому сыну Та-Кем принять их в сердце.
  - Не печалься. Помни всегда об услышанном. Ночь полна мрака, змей и скорпионов. Лев рыщет в темноте, и душа холодеет от страха, но Ладья Миллионов Лет взойдет непременно. Свет победит силы подземного мира. Сияние правды восторжествует над злом. Не думай о собственной слабости и ничтожности. Все образуется. Но не стоит принимать скороспелых решений.
  - Возможно, и все же две вещи не дают мне покоя - будущее и Мафдет.
  - Кто в силах изменить судьбу? Смирись и спокойно встречай неизбежное. Что касается Мафдет ... - жрец на мгновение запнулся, - не терзайся, я верю в тебя, иначе боги сделали бы иной выбор...
  - Ты не ответил на вопрос!
  - Лучше взгляни на костер. Он догорает. Угли переливаются темно-красным цветом, подобно равномерно пылающей страсти или сверкающим рубинам. Путь воина ждет тебя. Бездна, полная звезд и огня...
  - Откуда ты... - Ихетнефрет внезапно замолчал. Странные пугающие мысли, словно искры, рожденные пламенем в ночном воздухе, будоражили разум. "Кто он, Ханусенеб? Провидец? Дух зла? Посланник богов? Порождение ночных кошмаров? Как мог он заглянуть... Простое совпадение? Вот она, лежит рядом, завернувшись в овечьи шкуры. Или сказанное ложь, от начала до конца? Как он мог? Я слепец! Демон смерти, несущий черно-фиолетовый факел, покрыл крылами землю... Может быть, я схожу с ума? Какова роль Мафдет в этих нелепых видениях? Жрец говорил, что она может погибнуть! Как ей помочь? О, боги! За что я страдаю? Вы даете мне счастье, и тут же отбираете, не давая им насладиться! Противостоять небожителям не под силу даже бессмертному! Но все же, все же... Бездна, полная звезд и отблесков прибрежных костров... Она здесь... Протяни только руку..."
  - Ночь подходит к концу, рассвет уже близок.
   Ихетнефрет вздрогнул. С каждым новым словом служителя Тота он ожидал чего-то страшного и неотвратимого, чувствуя себя преступником, выслушивающим приговор судьи.
  - Пора отдохнуть, ведь впереди нелегкая дорога.
  - Да, да, - рассеянно отвечал Ихетнефрет, уставившись в темноту. Мысли покинули его, образы мира растворились во мраке, а расплывчатое красное пятно угасающего костра все еще стояло перед глазами. Усталость одолела сына Имтес. Ушли прочь горести и печали, страхи и сомнения. Исчез день, исчезла ночь, и только оранжевое сияние дарило радость и тепло. Ихетнефрет видел обнаженную Есит на берегу Хапи с тройным соцветием лотоса в руках. Два шакала неотступно следовали за ней - черный шакал, Инну, проводник душ умерших, символ безмолвия смерти, и белый, олицетворявший созидание, возможность преодолеть испытания, пройти сквозь мир теней к духовному возрождению.
  Время перестало существовать, и сновидения казались вечными. Но Сопдет блеснула драгоценным камнем, ночь умерла, не оставив по себе и следа. Священная Ладья Вечности появилась на небесах, в очередной раз вырвавшись из объятий Туата. Хепри божественным светом озарил море и горы, разогнав демонов тьмы. Дым очагов развеял прохладный бриз. Воздух вновь наполнился криками животных и человеческой речью. Ра воссиял, даря любовь населяющим землю. Но, время пройдет, и вскоре они исчезнут, а огнедышащее светило по-прежнему так же щедро будет посылать животворное тепло в пустоту. Камень могильный расколется, надпись сотрется, лишь солнце одно осветит гробницу.
  Ихетнефрет вышел на палубу, до конца так и не отойдя от сна. Утро и город, море и горы переполнили сердце радостью и ожиданием чуда. Сегодня свершится задуманное. Оно пугало и влекло одновременно. Что там, за горами Лебан? Невиданный волшебный мир? Или однообразная мертвая пустыня? Жизнь полна разочарований. И все же, не смотря ни на что, душа обречена искать новое и прекрасное.
  В назначенное время, в сопровождении двадцати ослов и погонщиков, Чекер появился у пристани. Томительно ожидание, но даже ему настает конец.
  - Приветствую тебя, Чекер, - начал Ихетнефрет.
  - Я также приветствую тебя, да продлят боги твои дни. Но оставим славословие. День уже начался, а мы еще не сделали ни шага.
  Ханусенеб и двое корабельщиков спешно перенесли на пристань несколько тюков с товарами, подаренных Ихетнефрету царевичем Джосером. У Мафдет, как и у сына Имтес, вещей оказалось немного. Кожаные мешки, шлепки босых ног по палубе, нервная дрожь в руках, глухие удары сердца, резкие окрики слились воедино, проносясь в сознании Ихетнефрета стремительным вихрем. Люди, говорившие на родном языке, носившие знакомые с детства одежды... Суждено ли увидеть их когда-либо? С трудом верилось, что пришло время покинуть корабль, команду, с которой сдружился за последнее время.
  Короткие и скупые слова прощания прозвучали, напутствия и добрые пожелания сказаны. Родина осталась в прошлом, картины привычной размеренной жизни безвозвратно канули в бездну прошедших времен, и только одна пугающая неизвестность была впереди.
  Караван медленно двинулся по городским улочкам, привлекая местных ротозеев. Те с любопытством разглядывали путников, судача между собой о возможной цели путешествия. Вскоре народ стал расходиться, теряя интерес к происходящему.
  Единственная деревянная повозка гулко стучала колесами о каменную мостовую, вторя копытам ослов. Странные, волнующие звуки, рвались в уши. Щемящая тоска смешалась с ожиданием чего-то необыкновенного и чудесного, сулившего массу новых, ни с чем не сравнимых впечатлений. И только разлука с Ихи печалила Ихетнефрета. В какие-то мгновения он чувствовал, что поступил дурно, оставив ее в Гублу, как ему казалось, на произвол судьбы. Кто присмотрит за ней, кто утолит голод миской похлебки и ячменной лепешкой? Кто закроет ей глаза и проводит в последний путь? Не совершил ли он предательства, оставив Ихи одну. Разве он мог поступить иначе? Трудности странствий наверняка погубили бы ее. Не есть ли это всего лишь оправдание собственной слабости? Сможет ли он простить себе ее смерть здесь, в Гублу? Видят боги, он любит старуху и не пожалеет для нее никаких сокровищ. По крайней мере, тут она в безопасности. На помощь племянника, конечно, рассчитывать не приходится... Это выше человеческих сил! Казалось, будто он хоронит Ихи заживо...
  "Кто сказал, что дальняя дорога будет легкой? Страдания сопровождают нас в течение всего жизненного пути. Одни ропщут, другие смиряются, а третьи пытаются перебороть превратности судьбы. Видать, я слишком молод, и нет у меня понимания сущности вещей. Но бессмертие? Тысячи, возможно десятки тысяч лет впереди! Сколько жизней предстоит прожить, сколько встреч, необыкновенных событий, тайн, загадок ожидают меня? Сколько предстоит познать, достигнуть и создать? Способен ли разум понять все это? Страх преследует нас постоянно. Страх перед природой, владыками и царями, воинственными полчищами завоевателей, неизлечимыми болезнями, мелочными обстоятельствами, смертью, наконец. Человек подобен моллюску, пытающемуся спастись за хрупкой раковиной собственных иллюзий. Где взять сил увидеть весь океан безумной и пугающей действительности, отречься от косности мышления многих поколений предшественников, устаревших предрассудков и надуманных условностей? Возможно там, за горами Лебан, находится ответ? Но если нет, то где искать его? В Мари или Уруке? В глазах Мафдет или в водах Зеленого моря? А вдруг и идти-то никуда не стоит? Необходимо лишь заглянуть в самого себя. Что там увидишь? Не пожалеть бы! Есть ли иная стезя? Нет нигде ответа", - размышлял хранитель свитков.
  Углубившись в собственные мысли, Ихетнефрет не заметил, как караван покинул город и выбрался на каменистую дорогу, змеей уползавшей куда-то вдаль, теряясь на желто-зеленых склонах пологих холмов, напоминавших заснувших вечным сном гигантских чудовищ. Заросли иссона, терна и можжевельника издали походили на клочья шерсти мертвых исполинов. Выступы серо-коричневых скал превращались в ребра, позвонки, черепа и берцовые кости, торчавшие из полусгнивших тел.
  Выжженные летним солнцем стебли едва колебались под воздействием слабого ветра. Копыта ослов лениво долбили сухую землю, превращая ее в пыль; повозка невыносимо скрипела, вторя крикам животных и людским разговорам. Ихетнефрет оглянулся, любуясь каменной россыпью прекрасного Гублу, расположившегося на берегу, словно ожерелье фаянсовых бус на шее прелестницы. Сине-золотистые воды играли солнечными бликами, в последний раз одаривая своей красотой человеческий взгляд.
  В прошлом остались корабли Херихора и мрачный дворец городского владыки, дым очагов и суета портовой харчевни, одинокая Ихи и звезды, отраженные тихим ласковым морем. Тоска охватила сердце. Ушедшее не вернуть, а будущее грозит неведомой опасностью. Настоящее неопределенно и непонятно, больше походит на сон или иллюзию, нежели на реальность. Видения гор, кустарников и серо-коричневых скал проносились мимо, наполняя сознание страхом. Все опостылело в одно мгновение, потеряло смысл и значение. Хотелось расплакаться и уткнуться, как в детстве, в каласирис матери, найдя у нее защиту. Но нет ее среди живых, давно ушла она в страну без возврата, и некому пожалеть сына Имтес... Мафдет... "Я засыпаю с мыслью о ней, - думал Ихетнефрет, - и просыпаюсь с радостью, от того, что увижу ее утром. Она моя опора, магический посох, пища и питье. Волнение наполняет душу от одного ее взгляда, нежная улыбка пленяет сердце, даря радость и уверенность в себе...
   Жестокий мир ранит несчастного, серые мертвые скалы устремляются ко мне кинжалами наемных убийц, а кипарисы и смоковницы, растущие вдоль пустынных дорог, кровожадными разбойниками обступают со всех сторон. Души умерших поселились в высохших травах, змеях и ласточках. Они пытаются схватить зазевавшегося странника. Глаза рождают слезы. Отчего я плачу? Небеса превратились в море; ослы орут, предчувствуя беду, скрип повозки напоминает хруст костей в пасти крокодила. Любовь одна дарит надежду... Мафдет не знает, она не чувствует приближение хаоса. Неведомы ей сомнения. Она просто любит. Ее Ка и есть олицетворение любви. Но видения ночи... Они пугают меня.
  Мечты, образы и желания подобны пыльце прекрасного цветка, развеянной горячим ветром пустыни, дыханием смерти. Запах руты и плоды мандрагоры дурманят и возбуждают, но солнечные лучи спасают, обнимая руками любимой. Чужие, незнакомые люди вокруг о чем-то говорят, далеком и непонятном. Кто я им, и кто они мне? Случайные встречи воплощаются в иероглифы, начертанные на папирусе неведомым писцом, превращающим безжизненные символы в слова, понятия, фразы, божественную мудрость. Думает ли песчинка о безграничности пустыни? А капля воды о бесконечности моря? Сколько народов и племен населяют Та-Кем и прочие страны? Но что они знают друг о друге? Я одинок, и нет мне пристанища. Как бы я хотел оказаться в обители Госпожи Замка Жизни. Сладкий сон пусть длится вечность, уединение и покой подарят небывалое наслаждение. Можно ли мечтать о большем?"
  Время водами благословенного Хапи течет неумолимо. Не повернуть его вспять. Даже богам это не под силу. Никто не в состоянии остановить Ладью Миллионов Лет.
  Караван поднимался все выше и выше, лишь иногда встречая редких путников из окрестных селений. Сегодня не торговый день, поэтому нашлось немного желающих отправиться в дальний путь. Первая гряда прибрежных холмов осталась позади, и море навсегда исчезло далеко на западе. Люди оказались среди невысоких гор. Они громоздились застывшими на солнце пузырями древесной смолы, заросшими вечнозелеными масличными деревьями, с красивыми и твердыми, словно натертыми воском, стволами. Нардовые кусты источали благовоние, во все стороны протягивали листья, покрытые мелкими волосками, напоминая гигантские паучьи лапы. Темные пятна полированной зелени мирта резко контрастировали с желтизной чахлой травы и серо-коричневыми камнями, распространяя приятный, манящий запах.
  Тысячи локтей извилистой дороги уже пройдены, и путешественники неожиданно для себя вступили на холмистое плато с буйной, по-весеннему яркой, растительностью. Заросли мяты, нарциссов и плюща заполонили все вокруг, поглощая скальные выступы. Куда девались выжженные солнцем пустынные пространства, казавшиеся лишенными всякой жизни?
  На востоке, у самого горизонта, серым туманом обозначились контуры исполинских гор, впивавшихся вершинами в рваные облака. Там, вдали, скрытые призрачной дымкой, находились знаменитые кедры, чья древесина в Та-Кем ценилась почти на вес золота.
  Все чаще на пути каравана попадались миндальные деревья с набухшими почками, готовыми вот-вот превратиться в прекрасные цветы. Заросли дрока, граната и ореха соседствовали с маленькими рощицами алойных деревьев с широкой и очень густой колючей листвой.
  Воздух был чист и светел. Солнце поднялось высоко, посылая ласковые лучи людям. Легкий ветер нес освежающую прохладу. "Как удивителен и разнообразен мир, - восхищенно думал Ихетнефрет. - Чужая земля выглядит такой же чудесной, как и покинутая родина. Но здесь все необычно и ново. Деревья и травы не похожи на растущие на берегах Хапи, горы кажутся более живыми. Сколько диковинок и открытий ждет меня впереди? Острые кипарисы коваными клинками рвут небеса, а величественные и стройные платаны, чья высота достигает тридцати локтей, подобны обелискам близ храмовых ворот".
  Дорога, протоптанная множеством ног и копыт, постепенно терялась в высоких и сочных травах.
  - Не заблудиться бы, - тревожно обратился Ихетнефрет к Чекеру.
  - В этих местах уже не встретишь больших поселений, а пастухи из нижних деревень иногда выгоняют сюда скот. Места эти малолюдны, и только путешественники да купцы нарушают их покой. Не волнуйся, я бывал здесь не раз. Сейчас идем к склону вон той горы, - Чекер указал рукой куда-то вдаль. - У ее подножия есть источник. Там проведем ночь, а утром двинемся дальше.
  Караван поднимался выше и выше. Все реже на его пути попадались крупные деревья, сменяемые колючими кустарниками. Горы приближались, наливаясь темными красками. Солнце клонилось к горизонту, заставляя думать о ночлеге.
  Дымка на востоке рассеивалась, превращаясь в величественные складки рельефа, поросшие могучими лесами с желто-зеленой листвой. С каждым пройденным схеном они становились ближе. Запах прелой листвы распространялся на огромное расстояние, внушая страх, предвещая опасность, притаившуюся в дремучих зарослях.
  Когда запад озарился кровавым сиянием, караван подошел к кромке леса. Величественные дубы, словно немые застывшие исполины, раскинули мощные ветви. Гиганты поражали воображение. Впервые в жизни Ихетнефрет очутился в подобном месте. Чекер остановил караван, приказав привязать ослов к деревьям и разбить лагерь. Несколько погонщиков отправилось собирать хворост для костра. Ихетнефрет вместе с Мафдет решили прогуляться и осмотреться вокруг. Опавшая листва хрустела под ногами, а вечерний холод назойливо пробирался под одежду.
  - Могла ли ты представить что-либо подобное? - обратился хранитель свитков к возлюбленной.
  - Ни о чем похожем я и не слышала. Разве можно сравнить эти деревья с нашими сикоморами или акациями? Но здесь зимой очень холодно, и, видимо, поэтому они сбрасывают листья. Посмотри, вся земля вокруг покрыта ими, как поле битвы поверженными воинами. Могучая кора кожаным панцирем оберегает их от холодов и непогоды, а запах, стоящий вокруг, опьяняет. Волшебная страна! Как я рада, что могу путешествовать рядом с тобой! Вот только... я замерзаю...
  Ихетнефрет привлек девушку к себе, обнял и укрыл шерстяной накидкой.
  - Я не дам тебе окоченеть.
  Их губы слились в поцелуе, долгом и сладостном, как сама Вечность.
  - Эй, вы там, - бесцеремонно крикнул Чекер, - нечего шататься без дела. Веток бы сухих набрали, что ли?!
  Влюбленные нервно вздрогнули, обратив раздраженные взгляды в сторону проводника.
  - Да чего пялитесь? - с усмешкой продолжал Чекер. - Здесь водятся дикие свиньи. Не хотел бы я встретиться с ними в темноте. Ужин скоро будет готов. Возвращайтесь, Ханусенеб и так уже волнуется.
  На лесной поляне ярко пылало пламя, разнося вокруг аромат дыма и жареного мяса. Ихетнефрет и Мафдет сели рядом с погонщиками, уже поглощавшими аппетитную снедь.
  - Я так думаю, - говорил один из них, - если не застрянем в лесу, к завтрашнему вечеру выйдем к восточному склону гор.
  - Вот именно, если не застрянем, - заметил другой.
  - Не лезьте, куда вас не просят, - вмешался третий, самый старый из них. - Чекер знает свое ремесло, и не нам его учить. Леса эти огромны, как море и так же опасны. Понадобится два, если не три дня, чтобы пройти их.
  - Сколько же нам идти к оазису? - спросил первый погонщик.
  - Дней пять-шесть, не меньше, - начальственным тоном отвечал старший, - конечно, если будет на то воля богов. Да что вы заладили, сколько, да сколько! Пойдите лучше присмотрите за ослами. Ночью можно ожидать чего угодно. Того и гляди, дикая свинья или лев, привлеченные запахом, явятся сюда.
  При упоминании о льве караванщики явно приуныли. Ужин закончился быстро, без лишних разговоров. Утомленные путешественники улеглись у костра, оставив двух человек охранять людей и животных. Где-то рядом раздался крик ночной птицы, нагоняя страх. Говорить ни о чем не хотелось. Ихетнефрет обнял Мафдет, согревая ее теплом собственного тела, погружаясь в глубокий сон, едва слыша шорох листвы, какой-то жуткий рык и встревоженные крики.
  Холод принес пробуждение. Ихетнефрет беспокойно ворочался, пытаясь найти тепло под овечьей шкурой. Окончательно проснувшись, он открыл глаза. В густом тумане едва угадывались очертания деревьев. Тишину нарушали звуки человеческой речи, далеко разносившиеся в утреннем воздухе. Погонщики возились у костра, заканчивая приготовление завтрака.
  - О, боги, как холодно, - едва выдавил из себя Ихетнефрет, обращаясь к Чекеру.
  - Благодари судьбу, что здесь нет снега, - с усмешкой отвечал проводник.
  - Снега? Это что такое?
  - Погоди, скоро увидишь
  - Скажи мне, это лесные хищники или дикие разбойничьи племена? Не они ли пытались напасть на нас вчера поздно вечером? - Ихетнефрет дрожал всем телом и звонко стучал зубами, кутаясь в шкуру.
  -Нет. Дикая свинья пожаловала к нам в гости. Все кончилось благополучно. Ее испугал огонь.
  - Так что же такое снег?
  -Не могу толком тебе объяснить, но, поверь, кусается он не хуже дикого зверя, нападает внезапно, словно спрятавшаяся в засаде шайка грабителей, и убежать от него невозможно.
  Не услышав от Чекера вразумительного ответа, Ихетнефрет в смятении отправился к Мафдет. Она также вся дрожала.
  - Надеюсь, еще не один бессмертный не умер от холода, - шепнул он возлюбленной.
  - Хотелось бы верить, - едва смогла ответить девушка.
  Позавтракав, путешественники вновь двинулись в путь. Утренний туман мешал продвижению, и караван шел медленнее обычного.
  Могучие стволы неожиданно появились из молочной дымки, протягивая к людям ветви-щупальца, пугая их, напоминая сказочных великанов. Низкорослые кустарники ветками били по мордам ослов, отчего те нервно кричали.
  К обеду туман рассеялся, и Чекеру стало ясно, что он сбился с дороги. Подъемы сменялись спусками, на пути то и дело появлялись скальные обрывы и глубокие овраги. Животные и люди выбивались из сил. В густой листве проводник не видел солнца, что мешало ориентироваться по сторонам света.
  Вскоре дубы сменились не менее величественными буками. От их светлых стволов расходились мощные ветви, увенчанные мелкими листьями. Деревья росли редко, и все вокруг наполнилось воздухом и светом. Идти стало гораздо легче. Животные успокоились, а люди повеселели. Все с надеждой смотрели на Чекера.
  - Сегодня нам не найти источника. Воды хватит на пару дней. Заночуем здесь, в лесу. Выберем лишь подходящее место. Могли, кстати, собрать плоды бука в дорогу. Из них получим масло для еды и светильников.
  Отыскав просторную поляну, Чекер приказал остановиться. Погонщики охотно повиновались, устав после дневного перехода. Быстро разведя костер и приготовив ужин, люди ели молча, не имея сил и желания вести разговоры. Все жаждали поскорее отдаться спасительному сну.
  Новый день пришел нестерпимым холодом. Закутавшись в шкуры, путешественники после недолгого завтрака спешно отправились в путь, пытаясь согреться при ходьбе. Окоченевшие руки и ноги едва слушались замерзающих путников.
  Внезапно лес кончился, и люди оказались на невысоком скальном уступе, с которого открылось величественное зрелище. Кругом простиралось бескрайнее молочное море со множеством островов. Прямо перед стоявшими возвышался огромный горный хребет, поросший сосной и кедром. Ничто не нарушало первозданную тишину и звенящую морозную свежесть утра.
  - Что это? - Ихетнефрет не мог скрыть восхищение.
  - Облака, - отвечал задумчиво Чекер.
  - Как облака? Какие облака? - недоумевал сын Имтес. - Посмотри на небо, оно чисто и синева его слепит глаза. Где ты видишь облака?
  - Они внизу.
  - Да нет же, ты ошибаешься! Как могут облака находиться внизу, они всегда высоко в небесах.
  - Нет, они внизу, - настаивал Чекер, - просто мы поднялись слишком высоко. То, что тебе кажется морем, и есть облака, а острова всего лишь вершины гор. Вот за той, самой большой и поросшей кедром, начинается спуск в долину. Нам, как раз, и нужно туда.
  - Немыслимо! - восторгался Ихетнефрет, - посмотри, Мафдет!
  - Кажется, протяни руку и достанешь до жилища богов. Невероятно! - вторила ему девушка.
  - Ладно, хватит болтать, - грубо прервал их Чекер - Трудный и длинный путь ждет нас впереди. Сегодня мы должны подняться на Гору Кедра.
  Погонщики, не говоря ни слова, двинулись вслед за Чекером. Караван долго петлял по звериной тропе, огибая скальные выступы, упавшие стволы деревьев, пропасти и овраги.
  Вскоре люди вновь оказались во власти тумана. Он странным образом двигался, сплетаясь в замысловатые, едва осязаемые фигуры из мельчайших капель влаги, медленно шевелящиеся при малейшем дуновении ветра.
  - Посмотри вокруг, - говорил Чекер, - Облака похожи на живых существ. Их можно увидеть, пощупать. Ты чувствуешь, как они движутся и дышат?
  - Кажется, да, - неуверенно отвечал Ихетнефрет.
  Вскоре туман рассеялся и ушел куда-то вверх. Когда караван вышел на поляну, облака вновь заняли привычное место высоко в небе.
  - Удивительные вещи есть на свете. Кто бы мог подумать, что мы заберемся так высоко, а облака - это всего лишь мелкие капли воды, - Ихетнефрет не уставал изумляться.
  - Подожди немного, - говорил Чекер, - скоро начнется подъем, и мы снова попадем в их объятия.
  Не успел Чекер закончить фразу, как едва уловимая среди деревьев и кустарников дорога круто вильнула в сторону и пошла вверх по поросшему дубами склону. Теперь вперемешку с лиственными деревьями попадались низкорослые сосны. Постепенно они и вовсе вытеснили величественные дубы. Лес наполнился неповторимым ароматом, листья на земле сменились мертвой хвоей и опавшими шишками.
  - Ничего подобного не видел в жизни! - Ихетнефрет жадно вдыхал лесной воздух, наслаждаясь необыкновенными запахами и звенящей тишиной гор.
  - То ли будет впереди, - загадочно улыбался Чекер.
  Увиденное потрясло хранителя свитков. Вместо сосен на пути встали огромные, не менее сорока локтей высоты, деревья. Гигантские стволы толщиной до десяти локтей у основания выбрасывали в разные стороны сотни веток, росших параллельно земле и создававших множество горизонтальных слоев коротких сине-зеленых игл. Никакое солнце не в силах проникнуть сквозь блестящую жесткую хвою, скрывавшую царство первобытной тишины и покоя. Волшебное благоухание наполняло воздух.
  Казалось, духи гор обрели плоть, превратившись в тысячи деревьев самых необычайных и замысловатых форм. Их тела-стволы оплыли под собственной тяжестью, уходя в каменистую почву вспучившейся, чешуйчатой корой, переходя в змееподобные корни у самой земли. Пораженные люди едва следили за дорогой, созерцая лесных исполинов.
  - Им более тысячи лет, - нарушил первозданную тишину Чекер.
  - Почем ты знаешь? - спросил один из погонщиков.
  - Мой отец и его отец, и дед деда водили по здешним тропам караваны, а лес почти не изменился. Деревья здесь растут со времен сотворения мира. Как только боги создали горы, они засадили их кедрами.
  - Подумать только, - отозвался погонщик, - внуки моих внуков умрут, а они будут произрастать еще не одно столетие. Какая несправедливость. Почему я не родился кедром?
  - Что в том хорошего? - вмешался в разговор старший смотритель ослов.
  - Но как они прекрасны! А много ли проку в человеческом существовании? Мор и болезни, голод и смерть, войны и разорения подстерегают повсюду. Деревьям неведомы наши заботы. Пищу они берут из земли, а влагу с небес. Любовь и тепло дарит солнце. И только злой человек, да его слуга - медный топор готовит им западню. Но не уйдешь от судьбы. Даже кедрам она не дает покоя. Одни только мечты и остаются нам в утешение.
  Путешественники, пораженные величественным зрелищем, потеряли счет времени. Никто точно не мог сказать, сколько они пробыли в кедровом лесу, постепенно вновь переходившем в дубовый и буковый. Дорога вскоре пошла вниз. Все чаще попадались выступы серых скал и глубокие пропасти. Солнце клонилось к закату, заставляя думать о выборе места для ночлега.
  Караван вышел на скальный уступ, обильно поросший черноствольным земляничным
  - Напои ослов, да как следует, не жалей. Мы поужинаем лепешками и вином.
  - Но, Чекер...
  - Делай, как я сказал. Завтра спустимся в долину. Там течет река.
  Ночью Ихетнефрет плохо спал. Ему не давали покоя впечатления прошедшего дня. Величественные кедры стояли перед глазами, а издаваемый ими аромат заползал в ноздри. За полночь его разбудили странные рыкающие звуки и крики людей.
  - Что случилось? - испуганно спрашивал хранитель свитков.
  - Пантера! Пантера! - взволнованно кричали погонщики, выхватывая из костра горящие ветви и убегая куда-то в темноту.
  Сын Имтес бросился к Мафдет, обнял ее одной рукой, а второй напряженно сжал рукоять кинжала.
  - Не бойся, любимая, я не оставлю тебя.
  Караванщики вскоре вернулись, возбужденные и довольные. Им удалось отогнать зверя.
  - На этот раз беда миновала, - устало сказал Чекер, - надеюсь, мы ее напугали и больше не увидим.
  - Ты видал, Чекер, как горели ее глаза? - возбужденно тараторил один из погонщиков. - Изумруды, а не глаза, резцы, что лезвие ножа, морда - вылитый демон смерти!
  Еще долго путешественники не могли прийти в себя, но усталость сделала свое дело, даря людям временное забвение.
  Утро встретило Ихетнефрета свежестью и легкой прохладой. Уж не было пронизывающего холода, мучившего писца высоко в горах.
  - Как ты спала, Мафдет?
  - Мне страшно, снились странные сны. Дикие звери терзали тело, силы покинули меня, и не было сил крикнуть или убежать.
  - Во всем виновата непрошеная гостья.
  - Да. Все произошло так стремительно. Я толком даже не успела испугаться.
  - Ихетнефрет! Мафдет! - кричал Чекер - Пора в дорогу.
  Приготовления, как обычно, длились недолго, и вскоре караван отправился в путь, огибая скальные выступы и густые заросли кустарников. В какое-то мгновение ослы насторожились и тревожно закричали. Что за опасность скрывается за камнем? Люди напряженно оглядывали окрестности. Возможно, злобный хищник притаился рядом, замыслив отомстить за ночной позор? Но нет. Круторогий олень, завидев чужаков, испуганно пустился прочь, пытаясь поскорее скрыться от незваных и, возможно, опасных пришельцев.
  - Теперь приготовься увидеть необыкновенное! - обратился к писцу Чекер, - Как только взойдем на возвышенность, посмотри на восток и юг.
  По мере того, как караван приближался к вершине холма, на горизонте вырастало нечто бесформенное ослепительно белого цвета. Нет, это не облако...
  - Какая странная гора? Она огромна, чудовищно велика. Ее вершина сверкает подобно Ладье Миллионов Лет! Напоминает спящее исполинское чудовище. Оно вытянулось во всю длину и разбросало лапы по сторонам. Острые гребни его спины блистают полированным серебряным зеркалом на солнце...
  - Это и есть снег, - Чекер довольно улыбался.
  - Снег? - Ихетнефрет никак не мог справиться с собственными чувствами, - Мафдет, гляди поскорее! Сколько еще чудес впереди. Нет, это зрелище более величественное, нежели кедровый лес!
  - Снег, - продолжал Чекер, - как бы тебе объяснить? В общем, зимой, когда бывает слишком холодно, с неба сыплется что-то белое, похожее на муку. Возьмешь его в руки, и он быстро превращается в воду. На этой же горе снег лежит круглый год. Только летом он слегка подтаивает, давая поживу многим мелким рекам. Гора слишком высока, и ни один из людей, которых я знаю, не бывал на ней.
  Впереди лежала глубокая и довольно широкая долина. По ее дну извилистой голубой змейкой несла незамутненные воды небольшая юркая речушка. Пологие берега, словно ожерелье из сапфиров и изумрудов, переливались всеми оттенками зеленого цвета. Густо поросшие всевозможными кустарниками, кипарисами, смоковницами, тутовыми и масличными деревьями и неизвестными желтыми цветами, они дышали теплом и покоем, маня к себе усталых путников, даря надежду, обещая долгожданный отдых после тяжелого перехода.
  У Ихетнефрета перехватило дух, и он на мгновение лишился дара речи. Величественная гора и утопающая в синеве вод и зелени растительности долина. Что может быть прекрасней?
  Время спуска пролетело одним мгновением, и вскоре путешественники оказались в объятиях зеленого царства.
  Ихетнефрет оглянулся по сторонам. Горы, подернутые мутной серо-голубой дымкой, пытались слиться с небесами. Редкие белые облака напоминали снежные вершины и водную пену на каменных перекатах.
  - Такое место могло бы стать достойным посмертным вознаграждением за страдания при жизни, - угрюмый и неразговорчивый Чекер восхищался красотой природы как ребенок.
  - Что-то людей здесь не видно. Или праведники перевелись? - пытался пошутить Ихетнефрет.
  - В нескольких тысячах локтей на юг расположена деревня, - уже серьезно отвечал проводник.
  - Чем они тут живут? - полюбопытствовал писец.
  - Здешние земли при должном орошении дают хорошие урожаи пшеницы, ячменя и чечевицы. Охота и скотоводство также является неплохим подспорьем в хозяйстве. Теплый климат благоприятствует росту винограда, померанцев, лимонов, орехов. Купцы с Серебряных гор доставляют медь и золото. Не все, конечно, бывает гладко. Но крепкие каменные стены спасают от чрезмерного любопытства посторонних, - Чекер рассмеялся, - хотя, у меня нет желания долго здесь оставаться.
  - Деревенские жители так скрытны?
  - Одни боги знают, что у них на уме. Но как бы там ни было, людям и животным надо отдохнуть. Останемся на берегу до утра.
  - А что потом?
  - Нам предстоит путь через восточные горы и степь в оазис Тхамаск. Дня через два будем там.
  Караванщики по приказу Чекера распрягли животных, привязав их к деревьям. Ослы благодарно покрикивали, скалили зубы, радуясь обилию воды и травы. Усталые путники повалились на землю, предаваясь дремоте и сладким мечтам.
  Солнце коснулось горизонта. Облака и снежные вершины озарились огненным сиянием. Темнота сгущалась, опускаясь на землю. Последний луч дневного светила угас, и только в горах снег горел оранжево-красным пламенем, но и оно вскоре умерло, превратилось в темно-серый пепел.
  Холодное дыхание ночи заставило озябших людей развести костер, приготовить ужин и разлить по кубкам вино, согревающее в стужу. Искры, поднимаясь ввысь, сливались с мерцающими в ночном воздухе звездами. Черный бархат небес подавлял бесконечностью. Мрак охватил людей, и молчание воцарилось над миром.
  К утру погода испортилась, небо затянули свинцовые тучи, вязкий липкий туман спустился к реке.
  - Плохая примета, - взволнованно обратился Чекер к спутникам, - Больше мы не можем здесь оставаться. Поскорей тронемся в путь.
  Погонщики, не проронив ни слова, с угрюмыми каменными лицами, запрягли животных, и караван неторопливо двинулся в сторону восточных отрогов, покидая гостеприимную долину. Богатая густая растительность вскоре сменилась грязно-желтыми выгоревшими травами и одинокими колючими кустарниками. Путешественники медленно поднимались вверх по пологим склонам, идя навстречу густым зарослям клена, бука и дуба.
  К полудню заметно похолодало. Моросил мелкий дождь. Мокрые серые камни, покрытые коричневым мхом, отвратительно блестели, словно огромные слизни. Воздух полнился неясной тревогой и ожиданием скорой беды. Ослы громко дышали, источая из ноздрей клубы пара.
  Лес встретил путников запахом прелой листвы и обильной влагой. Холод и сырость пробирали до костей, заставляя людей кутаться в мокрые овечьи шкуры. Дождь усиливался, срываясь с листьев крупными звонкими каплями.
  - Послушай - еле слышно обратился к писцу Чекер, - я опытный путешественник, в странствиях провел почти всю жизнь, но никогда еще не переходил Лебан зимой.
  - Что ты хочешь сказать?
  - Дела плохи, непогода застала нас врасплох. Наверное, стоило остаться на несколько дней там, внизу.
  - Но ведь ты сам...
  - Я ошибался.
  - И что же?
  - Скоро начнет темнеть и нам предстоит ночевать в лесу. Но дождь не позволит разжечь костер. Мы все замерзнем. Выходить на открытые луговые пространства равносильно самоубийству. Сильный холодный ветер погубит нас.
  - Поступай, как считаешь нужным. Ты опытный проводник, и я тебе доверяю.
  - К завтрашнему дню мы доберемся до оазиса. Там отдохнем и отогреемся. И еще. О нашем разговоре никто не должен знать, иначе паники не избежать, а там недалеко и до бунта!
  - Конечно, я понимаю.
   Чекер ударил плетью осла и поспешил возглавить караван.
  Густые влажные испарения сгущались, наполняя чернеющий лес тревожной дремотой, где демоны тьмы овладевают душой спящего, обрекая зазевавшегося путника на погибель. Сумерки поднимались от земли. Высоко, в кронах деревьев еще задержался дневной свет. В ближайших кустах затаился страх, и ночь кровожадным разбойником уже караулила идущих.
  - Дальше не пойдем! - крикнул Чекер, и погонщики облегченно вздохнули.
  - Слава богам! - радостно воскликнул один из них.
  - Воистину так, - вторил ему другой.
  - Эй, Яхмад, - командовал Чекер, - раздай всем по лепешке и наполни каждому кубок вином.
  - С радостью, господин, - отозвался старый караванщик.
  Казалось, люди позабыли холод и тьму при одном только упоминании о пище и отдыхе. Суета и шутки нарушили тишину засыпающего леса.
  - Много ли надо человеку для счастья? - глубокомысленно произнес Чекер - Кусок хлеба да немного вина, овечья шкура и дерево, чтобы прислонить спину...
  - И чуть-чуть тепла... - вставил недовольно Ихетнефрет.
  Чекер рассмеялся.
  - Все же я считаю, грамота портит человека, - проводник не унимался, - посмотри на Мафдет. Она не жалуется на судьбу.
  Ихетнефрет не ответил.
  - Ладно, не обижайся. Завтра, надеюсь, доберемся до оазиса. Будет тебе... - уже не так уверенно продолжал Чекер.
  Писец молчал, не спеша опорожняя глиняный кубок. Спасительная теплота медленно разливалась по жилам, наполняя собой каждую клетку замерзшей плоти.
  - Мафдет, неужели ты веришь ему? - спросил Ихетнефрет, до дна осушив сосуд.
  - Я верю только тебе, - она загадочно улыбалась, глядя прямо в глаза возлюбленному.
  - И тебе не страшно? Разве ты не боишься густой чащи, воинственных горцев и пронизывающего холода?
  - Мне некого винить. Я сама пошла за тобой.
  - Но ведь ты женщина, а не закаленный в боях и лишениях воин или путешественник!
  - Любовь придает мне силы. И, пойми, я ведь не простая женщина...
  - И все же...
  - Иди ко мне, я подарю тебе тепло и спасу от стужи, - она прижалась к Ихетнефрету,
  он вспоминал мать и старую Ихи, родной Унут и ласковые воды Хапи. "Чего не хватало мне в жизни? - думал он. - Имел хорошую должность, кое-какой доход. Годы текли неторопливо, не нарушая привычного уклада. И вдруг - столь разительные перемены... Зачем иду через горы, подвергая опасности множество людей? Зачем мучаю Мафдет? Но разве любовь - не вознаграждение за страдания? А может быть, все обстоит как раз наоборот? Госпожа Замка Жизни могла дать ответ... Как жаль, что ее нет рядом. Правда, она обещала являться во снах... Проклятый холод, никак не дает заснуть. Желаю вновь очутиться на ложе из черепов, укрытых листьями лотоса, и пусть Мафдет будет рядом. Я любил бы их обеих. О, что я несу? Глупые, несбыточные мечты..."
  Ночная птица закричала во мраке, и один из погонщиков разразился хриплым продолжительным кашлем. Казалось, он задыхался, напрасно силясь глотнуть воздуха. Страх и отчаяние поселились в душах. Холод сковал беспомощные тела, лишая надежды на спасение.
  Едва новый день вступил в лес серым туманом, Чекер приказал всем собираться в дорогу. Окоченевшие погонщики едва двигались, проклиная судьбу и бессонную ночь. Старый Яхмад дико кашлял, пугая товарищей.
  - Вот кто не давал нам спать, - упрекнул его один из них.
  - Отстань! Пусть вас всех поглотят демоны преисподней, - едва дыша и передвигая ноги, огрызался караванщик.
  - Оставьте ругань да собирайтесь живее, - командовал Чекер, - иначе придется ночевать среди скал.
  Время шло неумолимо, и лиственный лес сменился голыми луговыми пространствами. Ноги людей и копыта животных вязли в размокшей каменистой почве. Холодный ветер усиливался, задувая прямо в мрачные лица. Глаза слезились, туманя взор.
  - Что это? - удивленно спросил Ихетнефрет проводника.
  - Где?
  - Оно падает с неба! Не капли дождя, а что-то белое и холодное, - недоумевал писец.
  - Это то, о чем я говорил. Снег. О, боги, его нам как раз и не хватало! - удрученно воскликнул Чекер.
  Все вокруг поглотила молочная мгла, сплошной пеленой окутав путников. В мгновенье земля побелела и превратилась в безжизненную пустыню.
  - Стойте, подождите, - из последних сил прокричал Яхмад. Он шатался, ничего не видя перед собой, беспомощно выставляя вперед вытянутые руки, - мне кажется, я ослеп, силы покидают тело. Подождите...
  - Что с ним, Чекер?
  - Наверное, он болен, - обеспокоено ответил проводник.
  - Да у него жар! - неожиданно вмешался в разговор Ханусенеб
  - Эй, вы, чего стоите? - Чекер недовольно крикнул погонщикам.
  Двое людей подхватили Яхмада под руки и бережно положили на повозку, укрыв промокшими шкурами.
  - Спасибо, друзья, - едва мог вымолвить погонщик, задыхаясь от очередного приступа кашля, - я верю, вы не бросите старого Яхмада... Я верю...
  Снег не унимался, слепя людей и животных. Все смешалось в едином белом вихре, и не было возможности различить, где небеса, а где земля.
  К середине дня ветер утих, и безмолвие воцарилось вокруг. Крупные мохнатые хлопья беззвучно падали на заледеневшую одежду, уставших ослов и замерзшую землю.
  Ничего не видя впереди себя дальше двадцати локтей, Ихетнефрет понял, что подъем сменился спуском, и караван медленно движется вниз.
  - Мы перевалили горный хребет, - читая мысли писца, отозвался Чекер, - теперь уж скоро оазис.
  Мгла постепенно рассеивалась, сквозь серые тучи с трудом пробивались лучи дневного светила. И снежной пустыне настал конец. Вновь низкорослые травы покрыли землю, и одинокие кустарники молчаливо встречали путешественников.
  Ближе к вечеру люди увидели солнце, заходившее за вершины гор. Кровавое сияние на западе обещало ветреную погоду на завтрашний день.
  Яхмаду становилось хуже. Жар усиливался и приступы кашля, более частые и продолжительные, пугали Ихетнефрета. Ханусенеб молча колдовал над ним, пытаясь облегчить страдания больного.
  Постепенно склоны гор перешли в обширное желто-коричневое плато, покрытое выгоревшими травами. Кое-где маячили редкие деревья, подчеркивая угнетающее однообразие пейзажа.
  - Вечер близок, а конца путешествию не видно, - ворчал Ихетнефрет, укоряя Чекера. - Ночевку в холодной степи Яхмад может не пережить.
  - К чему ты это говоришь? - оправдывался проводник, - я беспокоюсь не меньше твоего. Или думаешь, мне не жаль старика? Я ведь отвечаю не только за него, но и за других!
  Воцарилась гнетущая пауза. Не хотелось продолжать разговор, полный недовольства и упреков. Усталость порождала раздражение и непонимание.
  Тем временем ночь вновь пришла на землю, окутав мраком все живое. Звезды рассыпались по черному бархатному небу осколками разбитой хрустальной вазы. Внезапно вдалеке показались слабые огни. Редкие крики едва доносились до ушей путешественников.
  - Не сплю ли я? - не верил себе Ихетнефрет, - Что там, Чекер?
  - Я думаю, люди оазиса, - невозмутимо отвечал бородач.
  - А вдруг это шайка грабителей? Или того хуже - вражеское войско?
  - Кому захочется в такую темень подобно голодному волку рыскать по степи? Тем более по землям Бенхадада.
  - Кто это?
  - Правитель оазиса Тхамаск и владыка соседних пастбищ.
  - О, боги, пусть будет так!
  Огни медленно приближались, и крики слышались все ближе и отчетливее. Теперь Ихетнефрет мог различить отдельные слова и целые фразы. Язык местных жителей несколько отличался от того, на котором говорил Чекер, но все же не на столько, чтобы его не мог понять сын Имтес.
  - Эй, - хриплым голосом крикнул Чекер, пытаясь привлечь к себе внимание.
  Люди в темноте остановились, вслушиваясь в слабые и непонятные звуки.
  - Не ваш ли хозяин Бенхадад? Да продлят боги его дни, - продолжал проводник.
  - Кто ты, пришелец? - донеслось в ответ.
  - Я Чекер из Гебала.
  - Не ты ли гостил у нас прошлой весной, Чекер-купец?
  - Да, я!
  - Приветствуем тебя и твоих спутников.
  - Пусть боги ниспошлют благодать на вас и ваши жилища. Доложите о нас славному Бенхададу. Да помогите достичь ночлега! Мы слишком измучены переходом.
  - Все сделаем по твоей просьбе, ведь законы гостеприимства для нас священны.
  Караван медленно двинулся за жителями оазиса. Ихетнефрет про себя благодарил богов, пославших ему столь полезного спутника, как Чекер. Он оказался не только опытным проводником, но и человеком, имевшим хорошие и прочные связи с местными правителями, что порой могло спасти жизнь незадачливым путешественникам.
  "Вот скоро завершится путь, запах очага почувствуют ноздри. Усталое тело обретет покой. Вино и хлеб утолят голод. Тепло овечьих шкур принесет спасительный сон. Много ли человеку надо? Вся мудрость мира порой кажется абсолютно никчемной рядом с подобными мелочами, дарующими счастье", - размышлял Ихетнефрет.
  В ожидании отдыха он лишился чувства времени, и все происходящее подернулось пеленой забытья. В какие-то мгновения ясность сознания возвращалась, но тут же исчезала в море тьмы и тупой боли.
  Огни факелов в неистовой пляске проносились мимо, далекие крики людей и животных едва достигали ушей. Чьи-то сильные руки подхватили его и поволокли в какое-то жилище, бережно опустив на что-то мягкое. Равнодушие и апатия завладели Ихетнефретом. В памяти стерлись воспоминания о Чекере и погонщиках, ослах и товарах. "Где Мафдет? Что с ней?" - успел подумать он.
  Любимое лицо промелькнуло перед глазами. Писцу казалось, будто девушка обнимает его. Явь ли это или галлюцинация, он так и не мог понять. Глубокий сон ослепил хранителя свитков в один миг.
  Пробуждение было долгим и мучительным. Ночь никак не желала отпускать Ихетнефрета. Рассеянный свет, лившийся отовсюду, представлялся частью странного и нелепого сновидения.
  Веселый звонкий смех заставил его прийти в себя и открыть глаза. Возлюбленная лежала рядом, подпирая голову левой рукой, и озорно улыбалась, глядя на взъерошенного и заспанного Ихетнефрета.
  - Я давно наблюдаю за тобой. Ты такой смешной. Пора просыпаться, солнце давно взошло...
  - Ужасная ночь, - оправдывался писец.
  - Вчера вечером ты свалился с осла. Я думала, расшибешься на смерть. Скажи спасибо жителям оазиса.
  - Где мы находимся? - Ихетнефрет огляделся и понял, что лежит посреди огромного шатра, сделанного из толстой шерстяной ткани, едва пропускавшей дневной свет. - Куда девались остальные и где наши товары?
  - Не беспокойся, Чекер позаботился обо всем. Да вот и он сам.
  - Кто звал меня?
  В полумраке шатра хранитель свитков с трудом разглядел лицо человека, облаченного в длинную, казавшуюся черной, одежду.
  - Ты ли это, Чекер? - произнес Ихетнефрет, пытаясь подняться.
  - Да, и советую тебе быстрее вставать. Хватит валяться в постели подобно изнеженному вельможе. Скоро сюда явится Бенхадад. Нужно встретить его подобающим образом. Он великодушный человек, и, если ты произведешь на него благоприятное впечатление, можешь надеяться на многие милости и помощь.
  - Что я должен делать?
  - Без богатых даров не обойтись. Не жалей меди, золота и каких-нибудь безделушек. Затраты многократно окупятся. Уж я-то знаю!
  - Все сделаю, как скажешь!
  - Ну, вот и отлично.
  Чекер стремительно вышел, на ходу отдавая различные приказания погонщикам. Крики и суета на улице, подобно бичу из кожи бегемота, подхлестнули хранителя свитков, заставив распрощаться с остатками сна и приняться за подготовку к встрече с местным правителем.
  Приведя себя в порядок, Ихетнефрет и Мафдет вышли из шатра. Вокруг уже собралось множество народу. Погонщики и Чекер стояли рядом, напротив них толпились жители оазиса. Мужчины, облаченные в длинные шерстяные балахоны с накидками из овечьей шерсти и козьего меха, оживленно переговаривались между собой. Женщины в одеяниях, отдаленно напоминавших каласирисы Черной Земли, покрыв головы широкими платками, стояли поодаль.
  Внезапно толпа замолчала, отвешивая почтительные поклоны, и расступилась, пропуская вперед небольшой отряд вооруженных копьями и кинжалами людей. Позади шел плотный невысокого роста человек с густой черной бородой, тронутой легкой проседью. Голова его была обмотана широким куском цветастой материи. Одетый в типичные для местных жителей одежды, он выделялся только длинной накидкой из оленьего меха. Толстые короткие пальцы сверкали золотом и изумрудами. На чреслах красовался льняной пояс шириной в ладонь, украшенный разнообразными золотыми бляшками. Вся его фигура, лицо и взгляд излучали уверенность в себе, силу и властность.
  - Бенхадад, Бенхадад... - едва уловимый шепот разнесся в толпе.
  Тот, кого называли Бенхададом, остановился, не доходя нескольких локтей до Чекера и его спутников, положив пухлые руки на живот. Воины также замерли, крепко сжимая древки копий.
  - Приветствую тебя, славный Бенхадад, - Чекер согнулся в почтительном поклоне, - да продлят боги твои дни. Я и владыка города Гебал кланяемся тебе и преподносим разнообразные дары.
  Не успел Чекер закрыть рот, как перед Бенхададом прямо на землю легло несколько мотков виссона багряного, голубого и белого цветов.
  - Да будут одежды твои светлы во всякое время, - продолжал Чекер, - прими также от меня и моего властелина медь, - у ног Бенхадада погонщики разложили около десятка массивных медных ножей, несколько кинжалов и топоров, а также навершие булавы, украшенное головками козлов.
  - Прекрасные подарки, - помедлив, вымолвил хозяин оазиса, с интересом разглядывая подношения, похлопывая ладонью по животу. - Благодарю тебя и повелителя Гебала, - он сделал знак рукой, и двое охранников быстро унесли подарки. - Какая надобность привела тебя в наши края? - продолжал Бенхадад, - Занимаешься ли ты по-прежнему торговлей?
  - Так, мой господин, - Чекер вновь поклонился, - годы уже не те, чтобы менять ремесло. Веду, как обычно, караван в далекий Мари.
   - Уж больно странные у тебя спутники. - Толстяк бесцеремонно остановил взгляд на Мафдет, разглядывая ее с ног до головы, утратив при этом всякий интерес к Чекеру. Девушка стыдливо потупила взор, не зная, как вести себя.
  - Это чужестранцы, - пришел на выручку Чекер, - они попросили помочь добраться до Мари.
  - Вот как? Очень интересно. - Бенхадад оттопырил нижнюю губу, и взгляд его уперся в Ихетнефрета. - Как зовут тебя, чужеземец?
  - Имя мое Ихетнефрет, о, владыка. Да ниспошлют боги жизнь и власть ноздрям твоим, да наделят дарами по щедрости твоей, и да покоришь ты все, что обегает солнечный диск.
  - Ты, как я погляжу, весьма смышлен, благовоспитан и неплохо знаешь наш язык. Откуда ты прибыл? - Бенхадад с трудом скрывал удивление.
  - Родом я из южной страны Та-Кем, а следую со своей невестой по приказу богов в город Мари, откуда отправлюсь в далекий Урук. В знак дружбы, доблестный правитель, прими в подарок золото и медь, - Ихетнефрет протянул Бенхададу кожаный мешочек. Тот, не спеша, взял его, заглянул внутрь, и маленькие хищные глазки сверкнули блеском восхищения.
  - Золото... воистину царский дар! Что же, на досуге я подумаю, как помочь тебе. А сейчас отдыхайте, не отказывайте себе в еде и питье. Знайте, законы гостеприимства для нас священны. Пусть наши земли на время заменят вам родной дом, - Бенхадад подал знак, означавший конец аудиенции, и вместе с охраной удалился прочь. Толпа зевак, оживленно обсуждая увиденное, стала медленно расходиться.
  - Поздравляю тебя, - обратился Чекер к Ихетнефрету, - ты произвел хорошее впечатление...
  Остаток дня путешественники предавались праздности и отдыху. Вечером Бенхадад в честь гостей устроил пир, где винограда и вина было больше, чем воды, мед лился в изобилии. Оливковое масло, молоко, всевозможные плоды, лепешки из ячменя и пшеницы, вареное мясо и жареная птица утоляли голод измученных путников.
  "Воистину, боги, есть мне место в ваших предначертаниях!" - ликовал Ихетнефрет.
  На следующий день он вместе с Мафдет отправился осматривать окрестности. Оазис Тхамаск представлял собой обширную котловину, окруженную со всех сторон невысокими холмами, служившими естественной защитой от зноя летом и холода зимой. Через весь остров зелени протекала река, называемая местными жителями Аман, давая жизнь и влагу многим окрестным селениям. Владения Бенхадада утопали в листве каштанов, померанцев, мирта, абрикос, груш, лимонов, яблонь и оливковых деревьев. Во множестве высились стройные финиковые пальмы.
  Из-за тяжелой болезни Яхмада путешественники решили задержаться в гостеприимном Тхамаске на неопределенное время. Ханусенеб и несколько местных лекарей целыми днями возились с больным. Впрочем, Бенхадад не имел ничего против гостей. Принесенные дары с лихвой окупали всяческие расходы.
  Шли дни, полные радости и неги. Ихетнефрет вместе с Мафдет часто предавались безмятежному купанию в бодрящей и чистой, словно горный хрусталь, реке. Однажды, когда после очередных водных забав влюбленные грелись на солнце, Ихетнефрета охватило уныние. Он вспоминал покинутый Унут и столицу Та-Кем, благословенный Хапи и заросли папируса на его берегах.
  - Отчего ты печален? - взволнованно спрашивала Мафдет.
  - Я вспоминаю родину. Увидим ли мы ее? - с тоской в сердце отвечал сын Имтес, - Конечно, нам и здесь неплохо. Возможно, при других обстоятельствах, мы бы даже остались тут жить... Я размышляю о будущем. Что несет оно нам? О чем не успел сказать Тотнахт? Меня преследует мысль, будто я постоянно делаю что-то не так, и это может все испортить. Понимаешь? В чем цель, какова задача и почему выбран именно я?
  - Не стоит ломать над этим голову. Все решится само собой. Оставь дурные мысли, иди ко мне.
  Ихетнефрет повиновался, положив голову на колени Мафдет.
  - А ты думаешь о собственном будущем? - не унимался хранитель свитков. - Что будет с тобой через десять, тысячу лет?
  - Мне хорошо сейчас. Разве этого мало?
  Ихетнефрет резко поднялся, прижал Мафдет к груди, глядя ей прямо в глаза:
  - Я хочу твоей любви, сейчас и здесь!
  - Что ты! Нас могут увидеть! Пастухи то и дело водят сюда поить коз и овец!
  - Мне наплевать! Пускай смотрят и завидуют! Я люблю тебя! Люблю до безумия... - сильным движением он повалил Мафдет на траву, стараясь снять мешающий каласирис.
  - Не надо, зачем ты делаешь... - Мафдет слабо пыталась сопротивляться.
  - Нет! Ничто меня не остановит! - страстно шептал Ихетнефрет, покрывая поцелуями лицо любимой. - Твои губы, груди, стройный стан сводят меня с ума! Я готов пожертвовать даже бессмертием ради твоей любви! Чего оно стоит без тебя? Один лишь пустой звук! Уста твои сладки как мед. Пусть поцелуй продлится вечность! Все драгоценные камни мира меркнут перед сиянием твоих глаз, а груди подобны снежным вершинам...
  Мафдет в ответ вскрикнула, покорившись яростным лобзаниям. Сильнейшее желание охватило ее, отозвавшись дрожью во всем теле. Мысли о бродивших поблизости пастухах прогнала она прочь, без остатка отдалась нахлынувшей страсти.
  - Любимый, ласкай мое лоно, семя блаженства излей! О, боги, поразите меня! Где свет небес и где мрак подземелья? Я одна из вас, я иду к вам! Нет предела наслаждению!
  Мафдет закричала раненым зверем, яростно сжимая голову возлюбленного. Вмиг все стихло. Она закрыла глаза, и только волшебная очаровательная улыбка застыла на лице.
  - О, Мафдет, львица моего сердца! - едва мог вымолвить лишенный сил Ихетнефрет.
  Они лежали вместе до тех пор, пока холод не заставил вспомнить об одежде.
  - Мне кажется, я скоро рожу ребеночка...- обратилась Мафдет к писцу.
  - Как?
  - Разве ты не знаешь, как появляются дети на свет?
  - Нет, то есть, да... В общем, я... разве я стану отцом, и у меня будет дочь или сын?
  - Да! Ты не рад?
  - Прости. Я не мог подумать... У меня будет наследник!
  - Или наследница. А ты кого хочешь?
  - Ребенок от тебя? - он обнял Мафдет, поцеловал и бережно поставил на ноги, - поверить не могу!..
  Молодая женщина улыбалась, довольная произведенным впечатлением. Она была спокойна и счастлива.
  - Пойдем же скорее! - возбужденно тараторил Ихетнефрет, - Того и гляди, кинутся нас искать. Уж скоро вечер.
  У шатра, где жили путешественники, не стихали голоса. Какие-то люди носили кожаные тюки, наполняли бурдюки вином и водой...
  - Что за суета? - спросил писец у Чекера.
  - Ты ничего не знаешь? Завтра отправляемся в дорогу.
  - Как? А Яхмад?
  - Слава богам, с ним все хорошо. Он абсолютно здоров и готов к длительному переходу. Кстати, для тебя есть добрые новости.
  - У меня на сегодня их предостаточно. Что случилось еще?
  - Бенхадад, да продлятся его дни, заменил наших ослов на местных животных, славящихся выносливостью. Более того, он дает тебе проводника по имени Эбихаил. Он бывал в Мари и более южных землях, знает язык тех стран. Вместе с ним доберешься до Урука. Мы же, как и договорено, расстанемся в Мари.
  - О, волшебный день! Так много прекрасных известий... Как я могу отблагодарить Бенхадада?
  - Не стоит. Теперь вы квиты. Вспомни золото и медь.
  - Да, конечно. Все складывается как нельзя лучше. А когда я увижу Эбихаила?
  - Завтра на рассвете. Сегодня устроим прощальный ужин. Ну, что там у вас? - Чекер неожиданно прервал разговор и обратился к погонщикам.
  - Порядок, господин. Мясо и напитки готовы. Можно начинать.
  На расстеленных перед шатром овечьих шкурах разместились путешественники, их гости и разнообразные кушанья. Как только день померк, начался праздник. Музыканты играли резкую отрывистую мелодию на флейте и каком-то неизвестном Ихетнефрету струнном инструменте. Бубен с медными колокольчиками вторил им. Изобилие вина, лепешек и жареного мяса сразу расположили к дружеской беседе, но хранителя свитков мало интересовало происходящее. Он думал о завтрашнем дне, Мафдет и далеком Уруке. Опьяненный хмелем и любовью, он одаривал возлюбленную жаркими поцелуями.
  Слова незнакомой песни на мгновение навеяли тоску. Что-то родное и давно ушедшее слышалось в них. Но что? Картины прошлого стерлись из памяти, словно иероглиф на стене гробницы. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Как сильно изменился он за последнее время! Где былой Ихетнефрет? Он умер... Туман забытья пленил ослабевший разум. Лица пирующих угасали во мраке. Языки пламени и веселые крики исчезли, и только теплая нежная рука Мафдет находилась рядом. "Безумие, безумие... Весь мир сплошная иллюзия... Только покой вечен и не имеет границ..." - Ихетнефрету казалось, что он погибает.
  - Пора вставать. Ра восходит, - Ханусенеб пытался разбудить хранителя свитков, изо всех сил тряся его за плечи.
  - Где я? - испуганно молвил сын Имтес.
  - Неужто ты потерял память или увидел ночной кошмар?
  - Да ведь я только лег. Но где праздник, куда девалась Мафдет?
  - И в самом деле, как видно, ты не в себе. Не думал, что мой рассказ так впечатлит тебя. Осмотрись кругом, какой пир среди степи? Ты бредишь!
  - Разве мы не в оазисе?
  - Уж несколько дней прошло, как мы его покинули. Веселье, вино и жареная дичь... Все в прошлом. Ночью ты долго не мог заснуть...
  - Выходит, мне все приснилось?
  - Что значит, все?
  - Нет, нет, это не просто сон. События последних дней... Теперь я понимаю... Но твой рассказ, видения, талисманы?.. Мафдет?..
  - Чистая правда, до последнего слова.
  - Воистину, действительность переплетается с иллюзиями и сновидениями. Порой невозможно понять, где кончается видимый мир и начинается воображаемый...
  - Не поймешь никогда, ведь они едины...
  Назойливый дождь моросил без устали, покрывая лицо Ихетнефрета мелкими каплями, будто испариной. Он облизал влажные губы и глянул на Ханусенеба, склонившегося над ним. В глаза бросились длинные костлявые пальцы жреца и промокшее одеяние. Тяжелые складки душили изможденное тело.
  Сырая тишина утра, едва нарушаемая приглушенными криками людей и животных, заложила уши. Все вокруг казалось продолжением ночных видений. Лень было вставать и куда-то идти, руки и ноги не слушались. Туман забытья витал повсюду. "Жив ли я? - спрашивал себя Ихетнефрет. - Дивные образы коршунами кружат надо мною, пытаясь растерзать и уничтожить. Как я устал! Не могу понять, что происходит? Голова тяжела, как медный котел, взор ослаб, в ушах один лишь шум бегущей по жилам крови. Серое небо, словно вытоптанная в степи дорога, стоит надо мною, вселяя страх перед грядущим днем. Сил последних лишился малый сын Черной Земли. Нет желания продолжать путь, скоро и вовсе жаждать буду я смерти... Одно утешение, одна радость осталась... Мафдет жарким костром согреет в стужу, мощной стеной охранит от холодного ветра, страхи рассеет, слезы утрет, надежду подарит... Сны ночи и фантазии дня переплетаются воедино, лишая покоя, разрывая душу на части. В дар получил я жизнь и любовь. Разве мало этого одному человеку? Куда же стремлюсь, обрекая себя на страдания? Вновь и вновь собираюсь в путь, запрягаю осла. Ленивое животное едва передвигает ноги, трясет головою, вязнет в размокшей земле. О, Тот, Трижды Величайший, Хранитель божественных слов, Священный бык нижнего мира, пребудь со мной! Даруй мне силу, и да исполнится твоя воля!"
  Однообразные, безрадостные дни превратились в вечность. Ладья Миллионов Лет много раз бороздила небесный океан, но нет предела выжженной пустыне. Заросли низкорослых трав сменялись безжизненными лавовыми плато, россыпями серых камней и скальными уступами. Бескрайние равнины то и дело вспучивались песчаными дюнами и пологими холмами, напоминая застывшее в волнении море.
  Караван уныло продвигался вперед, оставляя позади десятки тысяч локтей земли, носившей на себе печать Смерти. Мертвые пространства вселяли страх в души путешественников, внушая мысль о беспомощности и ничтожности человека.
  Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, Ихетнефрет расспрашивал Эбихаила о жизни и нравах обитателей Мари, и с помощью жителя оазиса пытался вместе с Мафдет изучить их язык. Резкая и отрывистая чужая речь казалась поначалу набором нелепых и бессмысленных звуков, столь непривычных для уха детей Та-Кем. Но по прошествии нескольких дней, благодаря ли действию волшебного талисмана или врожденным талантам, хранитель свитков стал чувствовать в незнакомых словах скрытую, неведомую ранее гармонию.
  Хорошая память и пытливый ум делали свое дело. Вскоре Ихетнефрет мог довольно сносно объясниться на языке народа саггиг, или черноголовых, как называли себя обитатели долины двух великих рек. Мафдет новые знания давались несколько хуже, но она не теряла надежды, стараясь не отставать от возлюбленного.
  - Ну-ка, Ихетнефрет, повтори последний урок. - Эхибаил оказался способным и настойчивым учителем. - Я назову тебе слова, а ты произнесешь их на языке страны Шумер. Дом?
  - Э.
  - Дворец?
  - Эгал.
  - Река?
  - Ид.
  - Человек?
  - Лу.
  - Повелитель?
  - Лугаль.
  - Господин?
  - Эн.
  - Царь?
  - Энси.
  - Слуга?
  - Игинуду.
  - Дингир голлад! Великие боги! Ты делаешь успехи! Пройдет немного времени, и ты сравнишься со мной в знании языка черноголовых.
  К середине дня край горизонта зазеленел прибрежными зарослями тростника и осоки, резко контрастируя с желто-коричневой выжженной степью. Могучая Буранунна протекала там, неся мутные воды навстречу южному морю, отмечая свой путь буйной растительностью, словно россыпью изумрудов.
  - Река, река! - радостный крик Чекера пронесся над землей. - Близится конец страданий! Благословенный Мари да встретит нас благосклонно!
  - Чудно слышать подобные речи из уст твоих, - недоумевал Ихетнефрет. - Не ты ли вел нас через горы Лебан, не ты ли привел нас в спасительный оазис, не ты ли избавил нас от гибели в мертвой пустыне? Сейчас же радуешься, как ребенок, который увидел родную мать после долгой разлуки. Храбрый путешественник растерял силу. А что делать нам, немощным и слабым? Кто укрепит наш дух?
  - Не говори так, чужеземец, - в глазах Чекера на мгновенье вспыхнули огоньки злобы, - Труден и долог путь. Терпение мое на исходе. Разве подобен я богу? Никто не одарил меня двумя жизнями!
  - Прости, если в речах моих ты услышал обидное слово. Но все время, сколько знаю тебя, ты представлялся мне совсем иначе. Казалось, в груди твоей сердце из кремня, слез радости не ведают очи, холод и ветер не гнетут плоть.
  - Я всего лишь обычный смертный. Иногда и моя душа наполняется страхом. Но хватит болтать. Пора поворачивать на юго-восток. Двигаясь вдоль русла вниз по течению, мы рано или поздно достигнем Мари, - Чекер рассмеялся мелким недобрым смехом. Серые зубы зло сверкнули, исказив до неузнаваемости знакомое лицо. Никогда еще Ихетнефрет не видел его таким. "Что случилось? - мучался вопросом хранитель свитков. - Неужто усталость заставила его позабыть обо всем на свете? Или мысли о скорой награде блистающими на солнце драгоценностями ослепили его".
  Караван неспешно двинулся в указанную Чекером сторону. Лица погонщиков также преобразились. Глаза светились едва скрываемой радостью, улыбки стыдливо прятались в бородах. Все с нетерпением ожидали окончания путешествия. Усталые люди мечтали о теплой харчевне и кубке вина. Когда напиток богов благостной теплотой растечется по жилам, когда огонь очага согреет замерзшее тело, когда смех и веселье воцарятся вокруг, тяготы долгой дороги уйдут в прошлое, превратятся в нелепый пугающий ночной кошмар. Мир подобен сну. Кажется, сейчас проснешься, и прочь исчезнут невзгоды и горести. Но порой пробуждения приходится ждать слишком долго. Смерть заменит его.
  Сердца путников замерли в ожидании. Где долгожданный Мари? Где высокие крепостные стены, башни и стража? Где крики детей, женщин, базарная суета и шум ремесленных мастерских? Город спасительный, пристанище одинокому страннику, псом бездомным скитающимся по пустыне, где ты? Пусть радуют взоры твои храмы и дома, огороды и сады, каналы, полные вод, дарующих жизнь урожаю. Где ты, дворец светлого Ику - Шамагана, славного правителя Мари?
  День догорал. Ра, будто залитый кровью раненый воин, склонился над землей, бросая багряные отблески на густые облака. Степь подернулась легкой дымкой, а прибрежная зелень скрылась в сером тумане речных испарений.
  - Я вижу, вижу его! - истошно закричал один из погонщиков.
  - Что случилось, кого ты видишь? - испугался Чекер.
  - Посмотри же туда... Мари, Мари! - не унимался караванщик.
  - Да это река петляет по степи.
  - Нет, истину говорю тебе! Мари показался...
  Чекер, не сказав ни слова, ударил осла бичом, ускоряя шаг. Уставшее животное едва переставляло ноги, сбивая копыта. Но проводник был непреклонен. Предчувствие скорого отдыха завладело им.
  Спутники Ихетнефрета, затаив дыхание, наблюдали за Чекером, ожидая услышать доброе слово. Но он молчал, боясь не оправдать надежд, поколебать веру в собственную непогрешимость.
  Вскоре из речного тумана серо-коричневой полосой показались городские стены. Кое-где уже виднелись одинокие огни.
  - Действительно, Мари, - равнодушно произнес Чекер, и вздох облегчения преобразил изможденные лица. - Вот оно - место, где пастухи умножают стада, куда с богатой добычей возвращаются рыбаки и птицеловы, где зерна вдоволь и множество всякого пропитания...
  Погонщики тихо рассмеялись. Теперь они твердо уверовали в то, что насытят чрева питьем и едой, найдут отдых и теплую постель.
  После тяжелого дневного перехода каждый шаг давался с трудом. Казалось, город все время стоял на одном месте, не желая принимать в себя измученных долгой дорогой. Уж солнце скрылось за горизонтом, а караван продолжал путь.
  Как странник, застигнутый песчаной бурей в пустыне, жаждет достигнуть живительного источника, так и Ихетнефрет мечтал коснуться спасительных крепостных стен. Умерли иные стремления, все радости жизни померкли в одночасье. Тягостное, длительное ожидание, подобное предчувствию смерти, иссушило душу. Все знают, что ее не минуешь, но никто не ведает, когда она постучится в двери.
  Мари медленно приближался. Из сгущающегося мрака вырастали сторожевые башни, озаряемые кострами ночных караулов. Запоздалые путники спешили к городским воротам, подгоняя полусонных животных, запряженных в громоздкие повозки. Крики людей и скота звучали в ушах все яснее, дым очагов проникал в ноздри, успокаивая и возбуждая одновременно.
  Внезапно перед глазами путешественников возникла фигура рослого воина, незаметно отделившаяся от стены. Его медный шлем тускло блестел, а кожаный панцирь казался абсолютно черным, делая человека подобным тени.
  - Кто такие? - бесцеремонно спросил стражник, еще крепче сжимая древко копья. Другая рука его невольно коснулась боевого топора, воткнутого за широкий пояс.
  - Посланники славного Бенхадада, - важно ответил Эбихаил.
  - Это еще кто?
  - Купцы с берегов Верхнего моря, - пришел на выручку Чекер, - везем в светлый Мари медь и ткани, золото и украшения... Да продлят боги годы мудрого Ику-Шамагана...
  - Купцы? - голос воина заметно смягчился, - Идите живее, не то останетесь ночевать под городскими воротами, словно бродячие псы... - он махнул рукой, приказывая путешественникам поскорее войти в город.
   Улицы тонули во тьме. Редкие костры едва могли осветить их. Высокие, в большинстве своем двухэтажные дома, лишенные окон, чудились злыми великанами. Чужой город и незнакомые люди вселяли в сердце страх, но писцу было уже все равно. Он полностью положился на Чекера, неплохо ориентировавшегося в замысловатом переплетении тесных улочек. Петляя по однообразным переулкам, Ихетнефрет воображал себя в таинственном подземелье заброшенного храма, или, того хуже, - в лабиринтах Нижнего мира, где правят Инну и праведноголосые. Сердце стучало все громче. Он уже жалел, что отправился в столь дальний путь, где все вокруг выглядело чуждым, неведомым и враждебным.
  Невольно он взглянул на Мафдет. Она сидела на повозке, уставшая и изможденная, но взор ее был ясен, глаза полны любопытства. Ужас, внушаемый непознанным, ей неведом.
  "Странная девушка, - думал Ихетнефрет, - порой мне кажется, будто она бесстрашна, как львица. Тяготы и невзгоды переносит молча, не проронив ни слова. Ни разу не слышал я от нее жалоб и стонов. Взглядом и улыбкой она невольно упрекает меня за слабость и малодушие. Есть в ней неведомая, скрытая сила..."
  Увлеченный собственными рассуждениями, Ихетнефрет не заметил, как караван прибыл в какой-то двор, полный людей и животных. Кругом царила суматоха и неразбериха. Малознакомая речь, крики Чекера, рев ослов терзали засыпающий разум. Из невнятных фраз проводника Ихетнефрет с трудом понял, что ему и Мафдет необходимо взять вещи и идти внутрь дома. Новые запахи, нелепые картины, свет факелов, снующие взад и вперед горожане в незнакомых одеждах... Ничего не понимая, нагруженный поклажей, он шел куда-то вверх по крутой лестнице... "Ханусенеб, где же он? - мысли едва шевелились в опустошенной голове, - Куда он провалился? Какая странная штука судьба... Играет она человеком, как волны морские деревянной щепкой. Думаем мы, что в силах сами решать, как нам поступить. Но нет же! Чья-то чужая воля творит все за нас. Мог ли год назад помыслить я о том, что окажусь так далеко от милого сердцу Унут?"
  Не помня себя от усталости, Ихетнефрет очутился на втором этаже здания в темном коридоре, едва освещенном слабым пламенем масляного светильника. Черное пятно на стене превратилось в занавеску из тростника. Чьи-то руки легко подтолкнули писца, и он вместе с Мафдет оказался в помещении, скорее похожем на склеп, нежели на пристанище живых. Мерцающее пламя с трудом осветило глиняные лежанки. Мягкие теплые овечьи шкуры манили к себе. Едва держась на ногах, Ихетнефрет сбросил в дальний угол мешки с припасами и дарами Джосера.
  Присев на лежанку рядом с Мафдет, писец слабеющим взором смотрел на Ханусенеба. Тот принес два кубка вина и несколько лепешек ячменного хлеба. Терпкий приятный вкус распространился по всему рту, спасительной теплотой проникая в тело. Нехитрый ужин показался лучше царских угощений, а жесткая постель чудесней дворцового ложа.
  Хмельной напиток не позволил сопротивляться непонятным видениям чужого мира. Глаза закрывались и руки слабели. Они коснулись Мафдет, чувствуя, как уходит жизнь, поглощаемая сном. Больше ничего не существовало, все исчезло вокруг, и бесконечный океан мрака принял в себя двух влюбленных.
  Ночью Ихетнефрет упал с лежанки и пытался забраться обратно, однако, вспомнив, что есть вторая, не стал беспокоить Мафдет. Теплая, мягкая шкура в одно мгновение возвратила его в царство сна и забвения. Ему снилась возлюбленная, облаченная в одеяние владычицы Та-Кем. Глаза ее переполняла неизъяснимая печаль. Едва заметная тихая улыбка застыла на любимом лице, делая похожим его на восковую маску. Странное чувство охватило хранителя свитков. "Боги ведут меня по намеченной дороге, - мысли, рождаемые в потаенных глубинах сознания, тщательно скрываемые днем, лениво текли в неизвестность. - Все складывается как нельзя лучше. Чего желать еще? Рядом любимая девушка и верные, надежные спутники. Но может ли счастье продолжаться вечно? Скоро наступит ему конец. Судьба готова нанести удар в неподходящее время. Я ощущаю опасность, но самое ужасное то, что она исходит от Мафдет. Может быть, она предаст меня или возьмет мою жизнь? О, боги! За что вы послали столь тяжкую муку? Ожидание мучительно, неопределенность посеяла в душе страх и недоверие. Даже Чекер, и тот столь сильно изменился за прошедший день. Скрытая злоба поселилась в нем. Странные, пугающие тени прошлого воскресают, наливаются кровью... демоны зла набираются сил... Сомнения, страхи, тяжкие предчувствия охватили душу подобно заразе. В тоске разрывается сердце, злые духи проникают в постель. Одолели меня порождения ночи, сокрушают голову, истязают плоть, и, кажется, очарован я враждебным проклятьем, и обозначен устами смерти... Как рыб унесут меня воды судьбы в бездонное море, и стонет израненное тело. Высохнут груди кормилиц, ребенок лишится матери и негде уж голову преклонить... Луга родят "тростник слез", зарастут каналы, обратятся улицы в прах, превратятся глиняные кирпичи в грязь, и людей проклянут боги... Злая участь, зверем, всегда готовым укусить, преследует меня, как грязная одежда липнет она, подобная смертоносному вихрю, рожденному Сетхом в пустынях запада..."
  Проснувшись, Ихетнефрет оказался в полумраке, не понимая до конца, жив он или мертв. Откуда-то извне до ушей долетали незнакомые слова и обрывки малопонятных фраз. Где он? Как тут оказался?
  Глаза постепенно привыкли к слабому освещению, и он смог разглядеть крошечную комнату, не отличавшуюся особой роскошью. Убогие глиняные стены украшали плетеные тростниковые циновки с замысловатым геометрическим орнаментом, рассмотреть который так и не удалось. Поодаль стояли два деревянных табурета, составлявшие всю мебель. Лежанки, крытые овечьими шкурами... Вовсе не царские покои.
  Мафдет, встав и приведя себя в порядок, с интересом наблюдала за возлюбленным.
  - Приветствую тебя, мой господин. Отдохнул ли ты? - голос ее как всегда был ласков и приятен.
  - Этой ночью я видел страшные сны. Демоны тьмы кружили надо мной, и ты была среди них... несчастья и беды нас поджидают, ведь радости и веселью всегда наступает конец...
  - О, владычица Хатхор, что слышу я? - испугалась девушка. - Ты разлюбил меня, и я тебе надоела?
  - Да хранят тебя боги, Ихетнефрет, и тебя, Мафдет, - неожиданно появился в дверном проеме Чекер, прервав беседу. - Как вы провели ночь?
   - Сносно, - вяло ответил хранитель свитков.
  - Вот и хорошо. Оставайтесь пока на постоялом дворе, а я покину вас на время. Необходимо встретиться с местными купцами, и заняться делами. Увидимся в полдень, - житель Гублу исчез за тростниковой занавеской.
  - Ты не ответил мне, - продолжала Мафдет.
  - Нет, нет. Как ты могла подумать такое. Я люблю тебя больше жизни, ты смысл моего существования. Но тяжелое чувство гнетет меня, лишая покоя. Что-то страшное и ужасное случится вот-вот... Не знаю что, но я кожей ощущаю приближение беды.
  - Ради тебя я готова на любые испытания, уготованные судьбою. Пока мы вместе, ничто не страшит меня.
  - Спасибо, любимая, - Ихетнефрет нежно обнял Мафдет, и на его глазах показались слезы. - Прости, но мне кажется, что я вижу тебя в последний раз...
  - Не говори так, не гневи богов. Нет на свете силы, способной нас разлучить...
  Внезапно в комнату вошел Ханусенеб.
  - Любезничаете? - бесцеремонно произнес слуга Тота.
  - Ханусенеб, да ты, кажется, пьян? - удивился Ихетнефрет.
  - Что в том особенного? Выпить за завтраком кубок доброго вина - невелико прегрешение. Могу и вам дать тот же совет. Спустимся вниз. Здесь довольно пристойная харчевня.
  - Действительно, почему бы нет? - поддержала жреца Мафдет.
  - Будь по-вашему, я согласен, не то от голода окончательно помутится рассудок, - сдался Ихетнефрет.
  Все трое по коридору, крытому тростниковой крышей, вышли во внутренний дворик, полный вьючных животных, душистого сена и множества людей. Ихетнефрет и Мафдет в сопровождении Ханусенеба спустились вниз и оказались в трактире, где можно перекусить и утолить жажду. Местные завсегдатаи и приезжие с интересом рассматривали пришельцев, обмениваясь отрывистыми репликами. Мысленно писец разделил присутствующих на две группы. Одни из них имели приземистые коренастые фигуры, округлые лица, выступающие крючковатые носы, и походили на сонных сурков. Головы их были тщательно выбриты, в отличие от других, выглядевших более стройными и рослыми, имевших продолговатые лица, обрамленные густыми длинными бородами и волосами.
  Круглоголовые, как прозвал про себя их Ихетнефрет, чем-то напоминали ему жрецов Черной Земли, и вели разговор на языке саггиг, а другие, длиннолицые - жителей оазиса, как внешне, так и по речам. Прозывались они, как потом узнал хранитель свитков, именем марту.
  Необычные гости харчевни не на шутку заинтересовали торговцев. Странные одеяния, украшения и оружие произвели на них неизгладимое впечатление. Ихетнефрет в глубине души обрадовался, с благодарностью вспоминая Госпожу Замка Жизни и Тотнахта за щедрые дары.
  Присев за свободный стол, Ханусенеб жестом позвал хозяйку заведения, пытаясь дать понять ей, что гости желают есть и пить.
  - Вот безмозглый осел, свалился на мою голову. Того и гляди, мерзавец, не заплатит за еду и постой, - недовольно произнесла женщина.
  Ихетнефрет улыбнулся:
  - Неси лепешек и вина, да поживее!
  Трактирщица онемела, никак не ожидав услышать от иноземцев звуки родной речи.
  - Слушаюсь, господин, - резко изменившись в лице, с трудом проговорила ворчунья.
  Посетители харчевни весело рассмеялись, одобрительно кивая в сторону Ихетнефрета.
  - Правильно. Покажи этой змее, - крикнул один из них.
  - Ты бы унялся, Урсахарабаба, - огрызнулась хозяйка, - нечем тебе заняться, старый греховодник. Лучше рассчитайся за выпивку.
  - Будет тебе, Нинтур. Получишь за все сполна, - густой мужской смех сотрясал стены.
  - Извольте, господин, - трактирщица, теперь сама любезность, поставила перед Ихетнефретом кувшин вина, три чаши и несколько ячменных лепешек.
  - Посмотри на этих людей, Мафдет, - обратился к возлюбленной писец, поглощая принесенный завтрак. - Как необычна их внешность, как странны одежды. Круглоголовые имеют одни лишь длинные юбки из овечьих шкур, а те, длиннолицые, какие-то шерстяные накидки, напоминающие отдаленно одеяния жителей Гублу. Невольно гляжу на тебя, любуясь красотой и совершенством твоих нарядов.
  - Ты льстишь мне, - улыбнулась девушка.
  - Поверь мужчине, это чистая правда, - после кубка вина язык хранителя свитков слегка заплетался.
  Насытившись и утолив жажду, Ихетнефрет уже почти позабыл о ночных кошмарах, а настоящее не казалось более таким уж безнадежным.
  Позавтракав, путешественники вышли во внутренний дворик, с интересом осматриваясь вокруг. Всюду кипела жизнь. Торговцы суетливо бегали взад и вперед, раздавая приказания слугам и помощникам. Те носили какие-то тюки, бранились между собой, проклиная работу и собственных хозяев. И только ослы, стоявшие поодаль, вполне довольные судьбою, жевали душистое аппетитное сено. Вскоре появился Чекер.
  - Ихетнефрет, готов ли ты идти со мной?
  - Куда?
  - Здесь, в Мари, я веду дела с купцом по имени Дуду. Возможно, он поможет тебе.
  - В чем?
  - У него есть корабли, а добраться до Урука по реке гораздо проще.
  - Чего же ты молчал раньше?
  - Так ведь я и говорю. Возьми с собой золото и медь. Этот Дуду довольно скользкий тип и никогда не упустит собственную выгоду. Но он очень богат и влиятелен.
  - Почему мы стоим? - возбуждение в душе Ихетнефрета нарастало. Он чувствовал, как удача сама идет в руки. - Ханусенеб, разве ты не слышал? Принеси мешок с вещами. Чекер, а как же наши товары?
  - Не беспокойся, старый Яхмад позаботится обо всем.
  - Тогда пошли, мы зря теряем время. Мафдет, не отставай.
  Путешественники покинули постоялый двор, выйдя на узкую улочку, шириной не более шести локтей, и отправились в сторону базарной площади, где расположилась контора купца.
  Ихетнефрету чудилось, будто он оказался в глубоком колодце, со стенами из массивных глиняных кирпичей. Черными пятнами зияли узкие дверные проемы, ведущие во внутренние дворики, скрывавшие небольшие уютные сады. Обилие зелени удивило писца. В отличие от Берегов Гора, где множество деревьев и кустарников росло лишь на заливаемой водами Хапи низменности, здесь, в Мари, улицы утопали в буйной растительности. Городские кварталы то и дело прорезали в разных направлениях широкие каналы, давая влагу всему живому.
  Базарная площадь, находилась недалеко от пристани и являлась местом совершения разнообразных сделок. Каждый уважающий себя купец считал делом чести иметь контору именно в этой части города, во многом походившую на торжище в родном Унут. Те же суета и столпотворение, разнообразные пестрые одежды вокруг, шум, крики, споры и ругань; чужеземные товары чередовались с плодами труда местных земледельцев и охотников.
  Контора Дуду представляла собой традиционный для Мари саманный двухэтажный дом. На первом этаже суетились купеческие работники, а на втором находился сам хозяин.
  Чекер подозвал одного из людей Дуду и перебросился с ним несколькими фразами. Черноголовый мужчина в длинной юбке из овечьей шерсти поклонился и скрылся в доме.
  - Нужно обождать, - успокоил друзей Чекер.
  Вскоре появился посланник Дуду, жестом предлагая гостям войти в дом и подняться по лестнице. В полутьме второго этажа Ихетнефрет разглядел такую же тростниковую занавеску, как и на постоялом дворе.
  - Прошу вас, проходите внутрь, - слуга постоянно кланялся, пропуская гостей.
  Приподняв циновку руками, Ихетнефрет увидел просторную, погруженную в полумрак комнату, заваленную овечьими шкурами, кувшинами, бычьими кожами и прочими разнообразными товарами, издававшими стойкий характерный запах. В глубине помещения, за деревянным столом, сидел низкорослый человек с тщательно выбритой головой. Он что-то увлеченно перебирал короткими пухлыми ручками. Слабое пламя глиняного светильника, наполненного сезамовым маслом, едва освещало полное лицо, похожее на морду сурка, набившего щеки зерном.
  - Досточтимый Дуду, я все выполнил по твоему слову, - обратился к незнакомцу Чекер.
  Толстяк поднял заплывшую жиром физиономию. Мелкие свиные глазки оживленно забегали, руки сгребли в кучу предметы на столе, оказавшиеся слитками меди.
  - Так, так, почтенный Чекер, - донесся из угла высокий визгливый голос, сродни крикам поросенка. - Приветствую тебя, чужеземец, - льстиво обратился торговец к хранителю свитков. Длинная юбка белой шерсти едва держалась на опухшем теле, отмеченном печатью излишеств и чревоугодия. Складки жира раскачивались в такт шагам, вызывая у писца чувство брезгливости и омерзения. "Чего хорошего можно ожидать от этого похотливого борова?" - мелькнула мысль в голове Ихетнефрета.
  - Чекер рассказывал о тебе, - острый взгляд маленьких глаз обшарил писца с ног до головы. При виде Мафдет толстяк расцвел гадкой улыбкой, исказившей и без того отвратительное лицо. Казалось, он жаждал увидеть девушку лишенной нарядных одежд, представляя скрытые формы тела, облизываясь и пуская слюну при этом.
  - Поговорим о делах, - резко произнес Ихетнефрет, положив правую руку на золотую рукоять кинжала.
  - Да, да, о делах, - осекся Дуду. - Слыхал я, ты хочешь отправиться со своей возлюбленной в далекий Урук- царство славного Гильгамеша. Достойный и сильный владыка. Хе-хе... - вид Мафдет не давал ему покоя.
  - Действительно так, - Ихетнефрет едва сдерживал гнев, в мыслях ругая Чекера последними словами.
  - Ну что же, я готов помочь тебе. Но чем ты отплатишь?
  - Сперва скажи об услуге.
  - Сегодня в город прибыл караван судов с Серебряных гор с грузом молодого вина. Теперь оно принадлежит мне и через несколько дней попадет в Урук. Одним кораблем меньше, одним больше. Какая разница? Там бы нашлось место для нескольких человек.
  - Меня это вполне устраивает.
  - Но какова будет плата?
  - Что ты желаешь?
  - Я? Видишь ли, я уже не молод. Дом мой пуст без женщины... Твоя девушка... э, как бы сказать... мало я видел в жизни радостей и развлечений...
  - Золото! - резко перебил толстяка Ихетнефрет.
  - Золото? Покажи! - неуемная жадность читалась в свиных глазках торговца.
  Ихетнефрет отобрал у Ханусенеба кожаный мешок и достал массивное кольцо желтого металла, тускло поблескивавшего в слабом пламени светильника.
  - Золото! - исступленно взвизгнул Дуду. Пальцы его зашевелились, а руки потянулись к Ихетнефрету. - Да здесь будет добрых двадцать гинов! Дай мне!
  - Погоди. Прежде я сяду на корабль.
  - Твоя воля. Завтра утром, когда огненный Уту возвестит о начале нового дня, приходи на пристань. Да пребудут с тобой боги!
  Купец вновь вернулся к прерванным делам, давая понять, что встреча окончена.
  Выйдя на улицу, путешественники вновь оказались в объятиях базарной суеты. Крики лавочников и покупателей, надсмотрщиков и животных слились в невообразимый вой.
  -Где ты находишь таких друзей? - упрекал проводника Ихетнефрет.
  - Прости, но лучших среди местных купцов тяжело сыскать. С этим я знаком много лет, могу предсказать его поступки и знаю, с какой стороны ожидать подвоха.
  - По мне он просто мерзавец!
  - Согласен, но выбор не велик. По крайней мере, завтра отправишься в путь.
  - А вдруг он подошлет воров на постоялый двор?
  - Не будь меня, он так бы и поступил. Но Дуду нет смысла ссориться с Чекером, ведь я для него также являюсь источником доходов. Выиграть в малом сейчас, чтобы завтра потерять в несколько раз больше? Нет. Собственная жадность не позволит Дуду пойти на подобное преступление.
  За разговорами Ихетнефрет не заметил, как вновь оказался во дворе харчевни. Все та же суета и крики царили кругом.
  - Нет от вас, бездельники, покоя... - недовольный женский голос долетал до ушей прохожих. - Чума вас всех забери, дармоеды... Расходов на целую ману, а прибыли не больше жалкого ше. Будьте вы прокляты, негодяи!
  - Нинтур! Уймешься ли ты? Неси поскорее вина и хлеба! Мы умираем от голода!
  - Чтоб вы лопнули, сгинули на болоте!
  - Да успокойся, ворчливая баба! Слова твои будто вода из соленого источника!
  Мафдет и Ихетнефрет невольно улыбнулись, став случайными свидетелями забавной ссоры.
  - Надеюсь, лет через двести ты не станешь меня бранить, подобно этой Нинтур? - хранитель свитков рассмеялся.
  - О, еще как буду! - Мафдет улыбалась в ответ.
  Время летело золотым соколом. Солнце пробежало в небесах диким зверем, а охотник вновь без добычи. Силки пусты, жизнь стала короче на один день. Лишь воспоминания промелькнули бледной тенью, уносясь в холодную пустоту прошлого.
   Пытаясь поймать невидимое, не следует рассчитывать на многое. Завывание злого ветра будет единственной наградой, в прах обратятся усилия, умрут мечты и желания, не оставив по себе и следа.
  В назначенный час Ихетнефрет вместе с Мафдет, Ханусенебом, Чекером и Эбихаилом оказался у пристани. Базар медленно просыпался, наполняясь народом и криками.
  - Чекер, - обратился писец к проводнику, - не знаю, какие слова должен я говорить... Возьми золото, ты его заработал. Спасибо, - Ихетнефрет протянул Чекеру кольцо желтого металла.
  - Благодарю тебя. Извини, если что не так...
  - Чекер, ты сделал больше, чем мог... и я вновь прошу об одном одолжении. Когда вернешься в Гублу, загляни к старой Ихи, скажи, что со мной и Мафдет все в порядке, ободри добрым словом, всели надежду...
  - Сделаю, как прикажешь...
  - Пора, - завизжал неожиданно появившийся Дуду. Он радостно улыбался, согреваемый мыслью о золоте. - Так где же плата?
  - Так где же корабль? - передразнил толстяка Ихетнефрет.
  - О, недоверчивый чужеземец! - проворчал Дуду. - Вот он, гляди. Все ждут одного тебя.
  - Ладно, купец, держи, - Ихетнефрет протянул ему желанное кольцо.
  - Слава богам! - расплылся Дуду в уродливой улыбке, скаля гнилые зубы. - Мое! Мое!
  - Прощай, Чекер, прощай, Яхмад, прощайте все, - кричал Ихетнефрет, ступая на борт судна.
  - Прощай!.. - крик разнесся далеко над водою, наполняя души людей тоской и печалью.
  Остроносые корабли, связанные из длинных стволов тростника, скрепленных природным асфальтом, с парусом из плетеных циновок на мачте, не спеша, отчалили от пристани, отдавая себя во власть течения. Торговая площадь уже позади, люди превратились в мелких букашек. Мари - город из кирпича и глины, предстал во всем великолепии, обнажая величественные храмы и дворцы, лачуги бедняков и жилища богатеев, вселяя грусть и трепет в сердце сына Имтес. Прощай, добрый Мари! Пусть встретит странников славный Урук благосклонно!
  Ихетнефрет с грустью смотрел на покинутый город - пристанище ремесленников, жрецов и земледельцев, где царские сокровищницы полны золотом, серебром, медью, древесиной, слоновой костью и самоцветами, а святилища сложены из плит известняка и украшены лазуритом.
  Кругом, насколько хватало глаз, простиралась дикая, унылая, плоская равнина. Осокой и камышом зеленели берега, постепенно переходя в желто-коричневую выжженную степь, где земля тверже камня. И только редкие рощи финиковых пальм слегка оживляли пейзаж, напоминая берега родного Хапи: но при взгляде на их ветви, выброшенные в разные стороны, словно мохнатые паучьи лапы, приятные воспоминания рассеивались, сменяясь страхом и отвращением. В окружающих пространствах жизни было едва ли больше, чем в безводной каменистой пустыне, что лежит между горами Лебан и Мари.
  Только на третий день в серо-зеленых отражениях прибрежной растительности путешественники увидели первую тростниковую лодку, управляемую двумя гребцами. Вскоре показалась небольшая деревня из нескольких глиняных хижин, тщательно выбеленных и крытых сухим тростником. Неказистые дома расположились среди крошечных полей, разбитых на правильные квадраты голубыми нитями каналов. Три десятка людей, прикрывших тела грязными овечьими шкурами, столько же коров и полсотни овец. Больше Ихетнефрет ничего не разглядел.
  - Сиппар уже близок, - сказал один из людей Дуду.
  - Какой еще Сиппар? - поинтересовался писец.
  - Первый город вниз по течению после Мари.
  - А сколько от него до Урука?
  - Дней пять- шесть, - флегматично отвечал рулевой.
  Услышанное успокоило Ихетнефрета, печаль отлегла от сердца. Его тешило то, что он находится на верном пути, и вскоре странствию придет конец. Но, боги, как далека родина! Сколько сотен тысяч локтей отделяют сына Имтес от покинутого Унут! Понадобится целая вечность, чтобы вернуться назад!
  Заросли камыша устремлялись в степь. Вдали от берегов полированными серебряными зеркалами блестели небольшие озера и старицы. Многочисленные болота распространяли гнилотворное зловоние, разнося вокруг дух лихорадки. Но теперь деревни и поселки земледельцев попадались чаще, все большие пространства, отвоеванные человеком у реки, желтели золотом стерни, оставшейся после сбора урожая.
  К вечеру следующего дня на горизонте Ихетнефрет увидел протяженный пологий холм. Ровная плавная линия превращалась в рваную кривую и распадалась на контуры многочисленных построек.
  - Сиппар, Сиппар! - закричали на кораблях.
  Волнение и трепет охватили писца, отозвались легкой болью в груди. Странное чувство поселилось в душе. Нет, не страх, не боязнь непознанного... Тоска, предчувствие неминуемой беды завладели сердцем. Вид огромного города воскрешал в памяти сновидения, где силы зла и тьмы прятались за мощными стенами, выложенными из массивных глиняных кирпичей. Чудовище, сжимающее факел, горящий черно-фиолетовым пламенем... Оно жаждет крови, зубы его остры... и Мафдет рядом с ним... "Царица ночи"...
  "Ханусенеб говорил, что я вскоре узнаю все сам, - лихорадочно думал Ихетнефрет. - Похоже, время наступает. Сознание цепенеет от ужаса, словно небо перед грозой... Порой мне уже кажется, что я страшусь Мафдет. Проклятый жрец! Его слова посеяли сомнения, способные убить хрупкую любовь. Но неужели она так слаба во мне, что боится глупой болтовни сумасшедшего фанатика?.. Нет, нет, я сам немощен и ничтожен, нет во мне силы. Страх уничтожил ее. Какой же из меня воин, если я не уверен даже в собственных чувствах? Нет! Прочь, подите прочь!.. Все пророчества не стоят одной ее улыбки. Недостойный, никчемный я человек! "
  Ночь медленно опускалась на землю. Сиппар приближался. Храмы и дворцы, царские амбары и жилища простых горожан серыми мертвыми тенями растворялись в сгущающемся мраке далекого горизонта.
  К радости Ихетнефрета, корабельщики не собирались ночевать в Сиппаре. Дуду жаждал золота и приказал плыть в Урук как можно быстрее. "Грязное животное! - подумал Ихетнефрет, - Воистину непознаваем мир, нелепа и странна судьба! Она свела меня с этим омерзительным боровом, не вызывающим никаких чувств, кроме отвращения. Но теперь я благодарен ему, во второй раз, восхваляю ненасытную жадность купца из Мари. Он избавил меня от созерцания города, вселяющего в сердце ужас. Непонятные, казавшиеся ранее несвязанными между собой события, обретают теперь смысл и значение, приоткрывая завесу над божественным замыслом. О, боги, на вас уповаю! Подарите мне судьбу, счастливую и светлую, полную любви и покоя!.."
  Звезды драгоценными камнями воссияли на небе, роняя дрожащие отражения на водную гладь. Мир погрузился в глубокий сон, тишина гробницы воцарилась повсюду. Она казалась вечной и напоминала смерть. Звуки, рождаемые неосторожным взмахом весла или человеческими устами, оглушали, стремительно неслись над водой, увязая в прибрежных зарослях и болотных топях.
  Ихетнефрет взглянул на возлюбленную, беззаботно спавшую под шерстяной накидкой. "Наверное, она счастлива, - подумалось ему, - видит чарующие сновидения, и ничто не тревожит ее. Неведомы ей сомнения, дух ее крепок и способен выдержать любые испытания. Быть бы ей богиней или владычицей Та-Кем. Цветет она как лотос, безмятежен нежный лик, любовь ее подобна птице. Она - мой амулет. Как страстно я желаю возвратиться в Унут и взмолиться Тоту, чтоб даровал любимую навеки. Сожму ее в объятиях, умащу маслом и бальзамом, охмелев без браги и вина, покров из виссона возьму. Тканью, пропитанной миррой, ложе украшу, и глаза мои увидят прекрасную девушку в этой постели. Наивный Ханусенеб! Много ли стоят мертвые знания, лишенные любви? Она - дыхание жизни, кровь, наполняющая тело, мысль богов, доступная смертным.
  И все же, все же... Что так пугает и тревожит меня? Зачем Госпожа Замка Жизни приказала следовать в Урук? Что находится за его стенами? Не там ли скрываются демоны зла от светлых очей всемогущего Ра?
  Болота и заросли камыша, пустыни и степи, разные времена и селения проносятся мимо, умирая в глубинах прошедших эпох. Хруст сломанного стебля и плеск реки скрываются в вечности. Капли падают с весла, несут одиночество и холод. Мудрость папируса не спасет от могилы, иероглиф не сохранит жизнь. Безбрежный океан пустоты рождает невидимые волны, где звезды всего лишь пена... Бездна, полная огня... Огня ада или любви? Усталость речным туманом окутывает разум. Реальность, подернутая мраком ночи, превращается в иллюзию, наполняя мир апатией и безумием. Страх перед смертью, страх перед жизнью... Уж все едино. Воды забытья вскоре поглотят меня, и храмовые воскурения сладким дымком поселятся в ноздрях. Слова молитвы подарят долгожданный покой, демоны зла обойдут меня стороною; рожденный в дождливый день не вернется домой пыльной дорогой, а плывущий не будет в засуху похоронен. Совы не поселятся в брошенных жилищах, а тень от стены не станет пристанищем путнику. Буранунна не принесет погибели, судьба не последует за человеком бездомной собакой. Топоры в руках воинов не призовут смерть, несчастные не утопят собственных жен и детей, лис-охотник не сметет хвостом могильные холмы и камни... Не зарастут каналы, и вместо пресной воды не потечет соленая..."
  Словно во сне, перед Ихетнефретом мелькали деревни и поля, проносились города, полные величия и блеска. Киш, Ниппур, Исин, Шуруппак. Сияние ступенчатых пирамидальных храмов затмевало небеса и слепило глаза. Обители богов окружали алтари, жертвенники, амбары и дома жрецов, образуя целые кварталы. Беспорядочное нагромождение залов, часовен, галерей, двориков и крепостных стен нисколько не походило на то, что видел хранитель свитков в Та-Кем.
  Чужая жизнь, чужие боги пугали и манили одновременно. Совершенно новый мир поглотил писца без остатка. Непривычные названия будоражили сознание. Странные волнующие образы не давали покоя: воинственные кличи, звон меди и вопли сраженных меткими стрелами. Пыль поднималась над дорогами, скрывая боевые колесницы; грохот копыт онагров заглушал приказы командиров. Дневное светило померкло, земля сделалась вязкой и липкой от пролитой крови. Боги судьбы и духи смерти витали над полем брани, чуя поживу. Взвыли трубы, гулким эхом отозвались бубны. Войско двинулось в атаку, выкрикивая как заклинание: "Киш, Ниппур, Исин, Шуруппак..."
  Ихетнефрет потерял счет дням плавания. Время текло подобно реке, скрываясь в бесконечности будущего. Сын Имтес давно свыкся с мыслью, что вся жизнь его проходит в скитаниях среди гор, пустынь и болот. В какие-то мгновения он забывал о предначертаниях Госпожи Замка Жизни. Перед глазами стояли только колеблемые ветром стебли камыша, выбеленные хижины прибрежных деревень да полуобнаженные гребцы. И в тот миг, когда хранителю свитков вовсе показалось, что он никогда не был в Та-Кем, из речных испарений и зарослей тростника неожиданно возник опоясанный мощной крепостной стеной могучий Урук, где храмы достигали небес и правил царь Гильгамеш.
  Несказанной радостью наполнились сердца людей, ступивших на камни городской пристани. Окончен долгий путь, цель достигнута. Корабельщики смеялись, обмениваясь колкими шутками, а сын Имтес чувствовал, как в душе нарастает тревога. Что ждет его теперь? Ради чего он покинул родину?
  Солнце клонится к закату, на долину опускаются сумерки. После долгого дня возвращаются в Урук тучные стада, гонимые пастухами. Медлительные сытые коровы предвкушают близость стойла. Овцы и козы шумно толпятся у городских ворот. Радуются горожане. Богатеет Урук молоком, маслом, шерстью, а люди насыщаются хлебом и пивом.
  Время отдыха от трудов и забот наступает. Покидают храмовые мастерские кузнецы и гончары, столяры и оружейники, каменщики и строители. Женщины спешат к очагам приготовить ужин мужьям и детям. Воины, жрецы, дворцовые чиновники теряются в толпе. Шумные озорные ватаги мальчишек то и дело возмущают степенных и важных писцов, с самого утра занимавшихся учетом жертвоприношений, совершаемых в храмах, поступивших за день доходов в сокровищницу.
  Ихетнефрет растерянно смотрел по сторонам, отвыкнув от городской суеты. Размеренный быт последнего времени, медленное течение Буранунны и легкий ветер в парусах заслонили собой прежнюю жизнь. Корабельщики, быстро погрузив на повозки сосуды с вином, отправились куда-то в город, даже не сказав слов прощания Ихетнефрету и его спутникам.
  - Куда теперь, Эбихаил? - терялся писец в догадках.
  - Найдем какой-нибудь постоялый двор, переночуем, а завтра посмотрим.
  - Да, да, конечно. Ты же бывал раньше в Уруке?
  - Хотя, постой, я совсем забыл...
  Эбихаил не успел закончить фразу, привлеченный криками. Народ заволновался, глаза горожан наполнились страхом. Уличная шумная толпа расступилась, образуя широкий коридор, смиренно склоняя головы. По направлению к храму на колеснице, в сопровождении слуг и охраны, ехал владыка Урука.
  - Глядите! Он сверкает подобно светлой горе. Он движется по дороге, попирая прах. Овен, чья мощь достигает крепостей горной страны! - слышались отовсюду подобострастные возгласы.
  Человек, восседавший на царской колеснице, суровым колючим взглядом взирал на подданных. Его голову венчал золотой шлем, ослепительно блестевший в лучах западного солнца. Драгоценные одеяния, стянутые серебряным поясом, на котором висел золотой кинжал и точильный камень из лазурита, словно небеса звездами, усеяли сотни бус из золота и сердолика. Запястья охватили широкие браслеты, на груди красовалась подвеска в виде льва, терзающего овцу. Массивные перстни отягощали пальцы, а серьги удачно контрастировали с черной густой бородой и длинными, едва вьющимися волосами.
  Пугающие злые глаза владыки смотрели на сына Имтес и Мафдет. Крупный орлиный нос придавал лицу царя властность и силу. Ихетнефрет онемел, будто перед ним явился сам владыка преисподней. Писцу показалось, что сознание отделилось от тела и существует независимо от него. "Вот он! - неожиданная мысль пронзила молнией мозг, утопив его в море нестерпимой боли. - Тот, о ком говорила Госпожа Замка Жизни, явился предо мною..."
  Властелин Урука уехал прочь, оставив позади себя восхищенную толпу. "Пастырь черноголовых, лев с раскрытой пастью..." - долго еще слышались возгласы горожан.
  - Мафдет, ты в порядке? - взволновано спросил Ихетнефрет.
  - Похоже... - рассеяно отвечала девушка. - Только голова закружилась, да чаще забилось сердце. Но сейчас прошло...
  - Как странно!
  - Видимо, тому причина царь Урука. Ты видел его глаза?
  - Еще бы! Я подумал, сам демон зла явился мне. Ладно, пора убираться отсюда. Пойдемте. Эбихаил, ты о чем-то хотел сказать?..
  Не успел Ихетнефрет сделать и шага, как перед ним возникло несколько воинов, вооруженных копьями, кинжалами и боевыми топорами. Медные шлемы, доспехи, сделанные из кожи и войлока, украшенные большими круглыми металлическими бляхами, придавали им сходство со статуями богов. Вояки надменно улыбались, скаля желтые зубы, распространяя вокруг себя чад винных паров и лука. Не говоря ни слова, один из них что есть сил пнул Ихетнефрета древком топора в живот. Писца скрутило от дикой боли, в глазах потемнело, и он без чувств повалился в уличную грязь. Двое других принялись избивать Ханусенеба и Эбихаила. Остальные накинулись на Мафдет, заламывая ей руки. Девушка закричала, призывая прохожих на помощь, но улица опустела в мгновенье. Один из нападавших ударил наотмашь Мафдет. Голова ее беспомощно повисла, и волосы упали на грудь. Удовлетворенные легкой победой, солдаты втащили возлюбленную Ихетнефрета в повозку и с шумом укатили в ту сторону, куда направился владыка Урука.
  Океан боли отступил, и Ихетнефрет пришел в сознание. Ханусенеб и Эбихаил все еще корчились на земле, проклиная обидчиков.
  - О, боги, где же Мафдет? - испуганно закричал писец.
  - Они забрали ее с собой, - еле выдавил из себя Эбихаил, жадно хватая ртом воздух.
  - Бросили на повозку и увезли... - продолжил Ханусенеб. - Ох, как больно! Будьте вы прокляты, негодяи!
  - Хватит причитать! - резко оборвал Ихетнефрет жреца. - Лучше подскажи, что теперь делать? - ненависть и злоба заполнили его без остатка. Он чувствовал в себе небывалый прилив сил. Любой, попавшийся ему под руку, был бы уничтожен.
  - Я хотел сказать... - отозвался сидевший на земле Эбихаил, - ...да... так вот... я не договорил. Несколько лет назад, здесь, в Уруке, я познакомился с человеком по имени Мемахнуди...
  - Говори поскорее! - не мог сдержаться сын Имтес.
  - Я и говорю... Мерзавцы, здорово поколотили, - произнес Эбихаил, осторожно ощупывая огромный синяк под глазом. - Мемахнуди, славный малый, живет невдалеке отсюда. Быть может, пока остановимся у него?
  - Он прав, - отозвался Ханусенеб, - сейчас мы все равно бессильны. Самое разумное - успокоиться и обдумать все как есть. Тем более, совет местного жителя, знакомого с нравами и обычаями Урука, не будет лишним.
  - Согласен, - уныло ответил хранитель свитков, - но пойдем поскорее. Мы не можем ждать. Нужно спасать Мафдет!
  - Уже идем. - Эбихаил подобрал валявшиеся кожаные мешки и медленно поплелся по улице.
  Ихетнефрет никак не мог осознать случившееся. Все произошло, как в кошмарном сне. Он ждал пробуждения, но оно не приходило, и сновидение медленно превращалось в ужасающую реальность. "Лишиться Мафдет! - думал он. - Что может быть горше? Где она? Что с ней?"
  Он не заметил, как оказался на узкой улочке, где глухие стены фасадов, лишенные окон, обращали жилища в неприступную крепость. Эбихаил остановился у одного из домов, раскрашенного полосами красной охры.
  - Мне кажется, здесь, - он показал рукой в чернеющий проем, занавешенный плетеной циновкой с замысловатым орнаментом.
  Пройдя тесным коридором, Ихетнефрет вступил в небольшой внутренний прямоугольный дворик.
  - Эй, здесь есть кто-нибудь? - крикнул Эбихаил.
  Спустя какое-то время на веранде второго этажа послышалась возня.
  - Кому тут не спится? - ворчал человек, держа в руке зажженный светильник.
  - Мемахнуди, ты ли это?
  - Я. А ты кто?
  - Помнишь Абитаба, купца из оазиса?
  - И что с того?
  - Мы с тобой весело проводили время в харчевне у пристани... Я Эбихаил.
  - Эбихаил? Конечно помню! Что же ты стоишь? Проходи! Подожди, я сейчас сам спущусь и провожу тебя.
  Раздались спешные шлепки босых ног по деревянной лестнице, шум падающих предметов и слова проклятий.
  - Да ты, я смотрю, не один? - удивился хозяин дома.
  - Прости за беспокойство в столь позднее время, но несчастья и беды заставили меня потревожить тебя.
  - Да что случилось? Говори толком! А кто эти люди?
  - Чужеземцы из далекой страны Та-Кем. Я у них вроде проводника. Вот с ними как раз и случилось...
  - Проходите наверх. Там все расскажете.
  Гости вместе с Мемахнуди поднялись на второй этаж и оказались в небольшой комнате, увешанной разукрашенными циновками. Несколько светильников сносно освещали помещение, где кроме двух глиняных лежанок, покрытых шкурами, ничего не было.
  - Садитесь. Сейчас прикажу принести чечевичной похлебки. Как вас зовут?
  - Я Ихетнефрет, а он - Ханусенеб.
  - Странные имена, ничего не скажешь.
  - Спасибо за хлопоты, - продолжал сын Имтес, - но мы не голодны. Сейчас у нас другие заботы.
  - Так что же произошло?
  - Послушай внимательно, и возможно, дай совет как поступить.
  Ихетнефрет рассказал жителю Урука обо всем, внимательно наблюдая за реакцией хозяина дома. Тот поначалу слушал с интересом, но по мере развития событий выражение его лица сделалось кислым. Стало ясно, что Мемахнуди не скажет ничего дельного.
  - Теперь ты знаешь все, и я хочу услышать твое слово. Гильгамеш правит городом не один год, и ты, наверняка, знаком с его нравом и привычками...
  - Нелегко вырвать добычу из пасти льва, - Меманхуди помрачнел, взгляд его стал тяжел, а крупный нос заострился.
  - Это все, что ты можешь сказать?! - рассвирепел Ихетнефрет.
  - Погоди, не горячись. Отвечу тебе вот что. Такие происшествия в Уруке не редкость. Царь наш славится буйством и свирепостью. Большой любитель плотских забав, он не оставил без внимания ни одной красивой девушки в городе.
  - Что он сделает с Мафдет? - сгорал от нетерпения Ихетнефрет.
  - Мафдет? Таково ее имя?
  - Да, да, отвечай, не томи сердце!
  - Что сделает? Известное дело. Приобретет в ее лице еще одну любовницу.
  - Как ты смеешь!
  - Я? Нет! Царю же - все позволено. Впрочем, меня смущает другое. Вскоре наступит первое весеннее новолуние, день празднования нового года. У нашего народа принято отмечать это событие торжественной церемонией в честь Инанны, богини любви и плодородия.
  - При чем здесь Мафдет?
  - Согласно традиции властелин Урука обязан выбрать из числа высших жриц Инанны женщину, с которой на вершине храма при стечении всех жителей города должен совершить культовое совокупление, тем самым обеспечив обильный урожай зерна и приплод скота в наступающем году. После этого избранница может стать по воле владыки его женой.
  - И что же?
  - Тогда уж ничто не поможет тебе.
  - Но пойми, я должен любыми путями освободить ее!
  - Не сомневаюсь.
  - Неужели ты думаешь, что Гильгамеш возьмет в жены Мафдет? Для него она просто красивая игрушка, а вовсе не жрица.
  - В том нет большой беды. По царскому приказу ее посвятят в таинства культа.
  - Посвятят? Но как?
  - Лучше тебе не знать.
  - Твои слова пугают меня. О чем ты говоришь?
  - Жрицы Звезды солнечного восхода за плату отдаются чужеземцам, приумножая так богатства храма. Твоей девушке, независимо от ее воли, придется сделать то же с самыми богатыми и знатными купцами, находящимися сейчас в Уруке. Высшие жрицы - иеродулы подготовят ее к праздничной церемонии.
  - Я слышу ужасные вести! Что же делать?
  - Глупо пытаться освободить ее из царского дворца. Стража схватит тебя. Но если попробовать пробраться в храм во время обряда посвящения...
  - Нет, я должен рискнуть!
  - Не глупи, пришелец. Горе затуманило твой разум. Успокойся, тем более...
  - Ты не договариваешь!
  - Тем более, что моя двоюродная бабка, Барнамтарра, в ранней молодости служила Инанне. Возможно, она знает, как незамеченным пробраться в святилище.
  - Говоришь, твоя родственница...
  - Да. Правда, она очень стара, почти ничего не помнит и никого не узнает... Но вдруг нам повезет?
  - Хорошо, я должен подумать. А как ты считаешь, Ханусенеб?
  - Мне кажется, житель Урука прав.
  - И ты туда же? Ладно, поступайте как знаете.
  - Тогда на сегодня закончим, - продолжал Мемахнуди. - Если вы не хотите есть, то ложитесь спать. Спокойной ночи. Да хранят вас боги, - хозяин, взяв масляный светильник, удалился.
  Эбихаил и Ханусенеб рухнули на лежанки. Тяжелая усталость валила их с ног. Сон в несколько мгновений поглотил обессиленные тела. Ихетнефрет же не мог заснуть, постоянно думая о Мафдет и постигшем ее несчастье. Усевшись в углу комнаты, он тихо плакал, как дитя: "Солнце померкло и камни черны, подобно охваченным яростью. Где ты, мой драгоценный самоцвет сверкающий? Как жить без тебя, как спасти от поругания, как уберечь от скверны? Но вот она, расплата! Я кожей чувствовал беду. О, боги, чем я заслужил вашу немилость? Мечты и желания выдержат ли столкновение с обстоятельствами? Горе приходит незаметно, и мы всегда не готовы встретить его. Подобно льву или змее оно проникает в дом, ранит душу, истребляет надежду. Но почему я причитаю? Разве спасешься, омывшись слезами? Нет, пусть похититель ответит!"
  Ихетнефрет взял боевой медный топор и, словно пантера, бесшумно ступая, вышел из комнаты, глянув на спящих спутников.
  - Простите, друзья. Я не могу поступить иначе.
  Ночная прохлада приободрила хранителя свитков, наполнив сердце уверенностью в собственных силах. Он тихо крался по безлюдным улочкам, прячась в тени домов, пытаясь пробраться в район пристани, где воины Гильгамеша похитили Мафдет. Взор его прояснился, мысли стали чисты и прозрачны, подобно водам горной реки. Руки сжимали топор, сознание жаждало битвы.
  Выйдя на злополучную площадь, он долго не мог определить улицу, по которой ехала царская колесница. "Сюда, или нет - сюда. О, боги, все так похоже. Постой, кажется, здесь, да!"
  Ихетнефрет не знал, сколько придется идти и, главное, куда. Дорога, как он думал, должна привести к царскому дворцу. И он не ошибся. Вскоре хранитель свитков вышел на обширную площадь, одной стороной упиравшейся в высокую крепостную стену с массивными воротами, скрывавшую за собой множество строений разной высоты и размеров. Где-то в середине дворцового комплекса возвышалась огромная многоступенчатая пирамида вроде тех, что видел Ихетнефрет в других городах Шумера.
  Прислонившись к какой-то постройке, писец задремал, решив переждать ночь и встретить рассвет.
  Холод и ужас не давали уснуть. Лишь изредка он чувствовал, как проваливается в бездну, но тут же просыпался, тревожно поглядывая на ворота дворца и стражу возле них. Но вместо вооруженной охраны он видел лица матери и отца, теплые берега благословенного Хапи, слышал нравоучительные речи Тотнахта и веселый смех Госпожи Замка Жизни.
  
  
   * * * * * * * * * * * * *
  
  
   Едва очнувшись, Мафдет увидела над собой склонившуюся фигуру владыки Урука.
  - Я прикажу слугам приготовить ложе, покрыть его изумрудными стеблями, украсить яблоневым цветом, - заговорил царь. - Я введу туда тебя. Положи руку возле моей руки, прильни ко мне. Прикосновение твое освежающе, как утро нового дня, волнение твоего сердца пленительно и сладостно. Я омою тебя, умащу тело елеем, облачу в благородные одежды и украшу шею ожерельем из сердолика.
  Ты явилась предо мной ночным светилом, рождающим волшебный свет. Я выпью его из тебя. Глядя на груди твои, у меня кружится голова. Они похожи на просторное поле, дающее жизнь растениям и вскармливающее хлеба. Твое лоно - плодоносящая страна. Кто вспашет ее? Царь вспашет ее!
  Желаю я взять от тебя наслаждение, радоваться вместе с тобою. Ложись на медовое ложе. Львица, пленившая сердце, отдайся нежным ласкам. Будь всегда со мной, ведь красота твоя велика. Возлечь с тобой - самая большая радость. Я жажду целовать твое тело, извергнуть семя в утробу твою.
  - Мое лоно мало, оно не знало соития, мои уста малы, они не готовы для поцелуев... - голос Мафдет дрожал от страха и отчаяния. Слезы двумя потоками, подобно Буранунне и Идигине катились из глаз, падая в холодную пустоту.
  - Похотливая девка, блудница! - Гильгамеш рассвирепел, словно Небесный бык. - Как смеешь ты говорить такое тому, кто возвел стены Урука, наполнил каналы водой, при ком город засиял невиданным блеском! Как решаешься мне лгать! Или ты все еще думаешь об этом ничтожестве - Ихетнефрете? Забудь о нем! Разве сумел он тебя защитить? Но если ты не станешь моей добровольно, я возьму добычу силой. Завоюю, как чужую страну недоступные губы, сверкающие очи и наготу твою злую. Но почему ты не проронишь ни звука? Сорву с тебя одежду, и ты тоже будешь молчать? Прикажу вылить расплавленную смолу на лоно! Может быть, тогда ты что-нибудь скажешь?
  Плач душил Мафдет. Все померкло вокруг. И казалось ей, что от основания небес встала огромная туча, оцепеневшее небо разродилось смертоносным дождем, и земля раскололась как чаша.
  - Эй, Наннарлулли, Лугалуруду, - крикнул Гильгамеш, и тотчас два воина возникли в царских покоях. - Схватите женщину и привяжите к священному фетишу Инанны.
  Мафдет вскочила на ноги, пытаясь убежать от преследователей, но сильный удар в лицо оглушил девушку.
  Гильгамеш поднял обмякшее тело.
  - Вяжите быстрей, пока беспамятство не отпустило ее.
  Воины поволокли Мафдет к столбу в виде огромного фаллоса, высившегося посреди комнаты. Заломив ей руки, царские слуги со знанием дела ловко связали Мафдет. Голова ее поникла, упав на грудь, и черные волосы, словно потоки крови, покрыли одежды. Сознание медленно возвращалось. Царь правой рукой сжал ее подбородок, смотря прямо в глаза:
  - Ты по-прежнему думаешь упорствовать? Ждешь спасителя? Да он уже мертв. Или тебе показать его вырванное сердце?
  - Нет, неправда! - дикий крик отчаяния сотряс дворец.
  - Правда, правда, правда, - передразнивал Гильгамеш, - много ты понимаешь. Твои глаза полны страха, и это возбуждает меня, обещая отраду.
  Резким движением Гильгамеш разорвал одеяния Мафдет, оставив ее обнаженной.
  - Вот они, удовольствия, лежащие на поверхности! - его руки коснулись юных грудей. Он сжимал их, мял, упиваясь страданиями молодой женщины, - но есть и другие, их надо найти. Невидимые на первый взгляд вещи могут стать источником всепоглощающего влечения. Нужно только нарушить границы твоего мира, разрушить, уничтожить его!
  Ты говорила о правде? Что это такое? У нее много лиц и масок, но правда человеческого существа одна, а я жажду жить в согласии с моими внутренними желаниями. Нет сил сопротивляться им, я сдаюсь и смело подчиняюсь. Они пожирают меня без остатка диким онагром, набивающим брюхо травою. Как ненасытность роющего норы сурка моя страсть. Ничто не могло ее утолить! Она вновь не дает покоя.
  Пришло время выбирать новые пути, где изысканные наслаждения лишь покров телесного удовольствия, радости плоти, жажды плоти, где боль и ярость - в начале, истома и нежность - в конце. Вожделение, мечты и восхищение красотой овладевают мною!
  Ты вся дрожишь от страха, но в глубине души стремишься к тому же, что и я! Разве не пленяет тебя предвкушение наслаждения, а сердце не пытается вырваться из груди? Загляни в себя, загляни в бездну. Узнай страсть - и ты постигнешь тьму. Приходит время подчиняться и владеть, время подавляемых ранее желаний. Они подступают с новой силой. Непреодолимо стремление господствовать над другим человеком!
  Все мы ходим по краю пропасти, но далеко не всякий имеет смелость заглянуть в нее. Сделай это, ведь она есть в каждом из нас. Что видишь там? Черный непознанный хаос, темная сторона души завоевывает разум. Покорись воле плоти. Принеси в жертву собственный стыд и условности на алтарь страсти... Ты хочешь того, чего боишься, но будь смелей, сделай лишь один шаг, и тогда дороги назад уже не будет...
  Гильгамеш взял со стола золотую двуручную чашу, наполненную зеленоватым напитком, и поднес к губам Мафдет:
  - Волшебное зелье освободит тело от власти духа.
  Мафдет сжала зубы, пытаясь сопротивляться Гильгамешу, но сила была на его стороне. Он зажал ей ноздри, насильно открыл рот, вливая туда сладковатую жидкость. Девушка закашлялась, стараясь сплевывать неизвестное снадобье, но царь никак не унимался. Вскоре он добился своего, и Мафдет сделала несколько глотков. Остатки магического эликсира Гильгамеш выпил в одно мгновение, и отбросил сосуд в сторону.
  В глазах его сверкал огонь ада. Он резко рванул за веревки, сдерживавшие руки Мафдет. Девушка подавленно вскрикнула, освободившись от плена, содрав кожу с запястий. Гильгамеш набросился на нее, словно сокол на полевую мышь, крепко сжимая девичье тело, раздирая его в кровь.
  - Эй, вы, двое. Чего стоите? Вы вместе со мной и Энкиду рубили кедры, смотрели в глаза свирепому Хумбабе, делили тяготы дальнего похода. Так вот же награда! Возьмите женщину, пусть она даст вам то, чего желаете...
  Воины растерянно переглядывались, не зная как поступить. Смеют ли они коснуться царской возлюбленной?
  - Чего вы медлите? - Гильгамеш впал в бешенство.
  Видя неукротимый гнев повелителя, воины испуганно стали расстегивать кожаные доспехи.
  - Быстрей, быстрей!.. - во все горло, не помня себя от возбуждения, исступленно кричал Гильгамеш.
  Мафдет издала пронзительный вопль, но владыка Урука овладел ею, и теперь уж ничто не могло спасти ее от поругания. Мир зашатался перед глазами; лишь жаркое дыхание Гильгамеша обжигало лицо. Внезапная резкая боль пронзила все тело. Это один из воинов присоединился к своему господину. Девушка пыталась кричать, но вскоре стала задыхаться, увидев над собой еще одного царского слугу. Удушье и кашель лишали жизни, слезы брызнули из глаз... слезы стыда и отчаяния. Мафдет чувствовала, как три мерзких отвратительных существа могильными червями копошились в ее внутренностях. Она сопротивлялась, била насильников, царапала мускулистые тела, но силы покидали ее, кровавая пелена застилала взор.
  До ушей Мафдет все реже доносились крики мужчин. В какое-то мгновение она вдруг почувствовала, как что-то изменилось вокруг... Нет, она не вырвалась из страшного плена, но едва не убившая ее в самом начале боль ослабла, смешалась с невиданным доселе наслаждением. Она поймала себя на мысли о том, что все вокруг доставляет ей необыкновенную радость... Девушкой овладело сильнейшее желание, справиться с которым не было никаких сил. Она повизгивала от удовольствия и жаждала большего, алча уже не трех, не десяток, а сотню сильных мужчин, не видя в том ничего постыдного и противоестественного. Боль и унижение превратились в жажду плоти, стремление удовлетворить похоть самыми невероятными способами, в самых причудливых позах. Пусть ее растопчут сильные самцы, овладеют ее лоном и ягодицами, пусть займут ее рот; пусть возьмут всю без остатка на вечные времена, пока существуют небо, солнце и звезды; пусть разорвут на части мощными фаллосами, пронзят, словно копьями. Она хотела раствориться в них и умереть; поглотить в себя огромный фетиш Инанны, превратиться в него, вобрав в себя весь мир. Ей казалось, что она стала землей, оплодотворяемой небесным дождем.
  Вода хлестала по щекам, нагое тело дрожало от холода и вожделения. Сверкающие молнии выхватывали из мрака огромные оскаленные морды невиданных животных, походивших на онагров из стад черноголовых. Дикое ржание сотрясало воздух, заставляя кровь холодеть от страха. Всадники, оседлавшие четвероногих демонов, размахивали длинными клинками, ослепительно сверкавшими в отблесках божественного огня. Их лица напоминали смерть, а взгляды - лезвия кинжалов.
  Духи зла восстали из ада, черными крылами накрывая землю. Невероятное существо, помесь дикой свиньи, человека, летучей мыши, крокодила и гиппопотама, пыталось схватить Мафдет. Злоба, алчность, месть, зависть, блуд, предательство, коварство и ложь слились воедино. Существо рычало словно лев, освещая факелом дорогу. Но свет его был мрачен. Порождение сознания Мафдет стремилось уничтожить собственного творца, наслаждаясь страхом и тьмой. Крокодилья голова, козлиные копыта и змея, заменявшая фаллос, пытались настигнуть девушку, разрушая все на своем пути. Израненная душа мечтала о вечном покое, стараясь понять великую тайну природы, невероятную и чудесную. Смерть, мудрая и неизбежная, стала для нее вратами в новую жизнь, где неосознанное желание превращалось в стремление к саморазрушению, возвращению в первородное состояние. Теперь она понимала, что жажда жизни и влечение к смерти противоположны и едины одновременно. Земледелец в период сбора урожая убивает серпом колосья, и растения погибают, но корни и семена остаются, давая новые ростки весной. Вселенная - бескрайнее поле, где диким ненасытным зверем рыщет смерть, но она не в силах уничтожить жизнь.
  Смерть завершает все. Никто не устоит перед ней. Родившиеся в этом мире должны умереть. В конце времен смерть пожнет плоды человеческого труда, принеся их в жертву богам. Старое, немощное и отжившее умрет, давая жизнь новому, молодому. Фаллос, оплодотворяющий лоно, подобен клинку, несущему погибель. Умирая в одном, жизнь торжествует в другом. Так замыкается круг страданий.
  Мафдет, постигнув тьму, мечтала возродиться в новом обличье. Но кто она перед вечностью? Хватит ли смелости заглянуть в мрачную пустоту и не отшатнуться, узрев сокровенное?
  - Ты хочешь того, чего боишься, что отталкиваешь и ненавидишь, - где-то вдалеке, в ином мире, раздался громоподобный, сотрясающий горы, рык Гильгамеша.
  - Да, я стремлюсь познать непознаваемое, уничтожить неуничтожимое, истребить непреходящее, соединить несоединимое. Я боюсь, что меня увидят вместе с тобою, но страстно желаю предстать перед взором случайного зрителя. Пусть видит он мое обнаженное тело, твой фаллос, разящий нежное лоно, мое унижение... оно так сладостно! Быть поверженной упоительно! Трогай меня, прикасайся ко мне, владей мною!
  - Твои загорелые бедра наги, груди, как две перевернутые чаши ничем не прикрыты, - голос звенит, подобно меди, и растрепаны волосы, словно лук-порей... - Нет, блаженство не может длиться вечно, прими мою жизненную силу...
  Мафдет с жадностью путника, заблудившегося в пустыне, впитывала в себя теплый живительный нектар до последней капли, но никак не могла насытиться.
  - Еще, еще, утоли жажду, о, повелитель. Где же те двое? Пронзи меня, убей, утопи в море сладострастия! Я умираю!
  Двое слуг Гильгамеша исторгли стоны слабеющей плоти, даря Мафдет желанную влагу.
  - О, мои губы, мои ягодицы и лоно! Насытились ли вы? Нет, вам и этого мало! - кричала Мафдет, извиваясь змеею.
  Внезапно Гильгамеш схватил со стола кинжал и одним движением перерезал горло Лугалуруду. Кровь хлынула фонтаном, заливая правителя Урука и лицо девушки. Воин руками обхватил шею, испуская из раненой глотки нечленораздельные звуки, и, закатив глаза, рухнул на пол. Наннарлулли побелел от страха, боясь шевельнуться.
  - Поди прочь, - крикнул ему Гильгамеш, - ты сделал свое дело.
  Не дожидаясь последствий, Наннарлулли нагим вылетел из царских покоев.
  - Свинья не достойна присутствовать в храме, она не муж совета, не ступает по мостовой; спрашивают ее: "Свинья, в чем тебе почет?" - а она отвечает: "Свинство - мое упование", - глубокомысленно изрек Гильгамеш, обращаясь к трупу. - Видишь, Мафдет, как легко прервать жизнь. Одно движение - и душа на пути в страну без возврата. Нергал, привратник, готов ее встретить, и Ниназу, человек подземной реки Кур, спешит к переправе. Ты же прими кровь раба и царское семя, возродись владычицей Урука, замени мне Энкиду, и вместе с тобою мы завоюем мир, богов низвергнем с небес, и будем править единолично. Я, Гильгамеш, мудрец, изрекающий приговор, произносящий слова правды, заботящийся о результатах, находящий решения, от восхода до заката подающий советы, господин истинных слов, обещаю - все земли падут к ногам твоим, и многочисленные народы травами степными покорно склонятся пред тобою.
  Гильгамеш принялся растирать лицо Мафдет. Оно сверкало неестественным блеском, измазанное кровью и обильно пролитым семенем. Силы покидали девушку, но память и разум медленно возвращались, пугая содеянным. Она беспомощно вскрикнула, глядя на распластанное окровавленное тело. Что сотворила она, как могла согласиться на это? Зелье! Вот причина всего! Но как вынести такой позор, как жить дальше?
  Руками она пыталась прикрыть наготу, боясь прикоснуться к собственной коже, покрытой омерзительной смесью крови и липкого семени.
  - Ты опять за свое? - злобно вскричал Гильгамеш. - Ну так я научу тебя повиновению. Станешь последней рабыней при храме Инанны, и овладеют тобою пораженные проказой, нищие бродяги, пропойцы и солдаты. Вот тебе, получай! - в буйстве разум Гильгамеша помутился, и в ярости он нанес по лицу Мафдет оглушающий удар. Пленница беспомощно рухнула на окровавленное тело убитого царем воина. И тот, чье имя возвестил Уту, пал на колени, слезы показались на его глазах, и жалобный стон слетел с губ:
  - Всемогущий Энки! В молитве протягиваю к тебе руки, простираюсь ниц пред тобою. Порази во мне то, что гнило и нечисто, сохрани от скверны свершенного. Но того, кого ты оттолкнешь в день гнева, призови к себе словами одобрения и награди милостью своей!
   * * * * * * * * * * * * *
  
  Первые лучи восходящего солнца привели Ихетнефрета в чувство. Хранитель свитков стремительно двинулся в сторону пристанища владыки Урука, пытаясь придать собственному виду многозначительность и свирепость.
  - Эй, куда тебя несет? - бесцеремонно осадили его воины.
  - Мое имя - Ихетнефрет. Я прибыл из далекой южной страны Та-Кем, что за землями Марту. У меня важное дело к царю. Немедленно доложите ему!
  - Еще чего. Как смеешь ты беспокоить царский сон?
  - Болваны, вы оглохли, что ли? Я не собираюсь повторять дважды! - зубы писца скрипели от злобы и глаза сверкали раскаленными углями.
  - Уж больно грозен. Пойти доложить? - сонно вымолвил один из стражников.
  - Может позвать подмогу? - отозвался второй.
  - У меня нет времени ждать!
  - Ладно. Скажу старшему, - лениво ответил первый и неторопливо скрылся за воротами.
  Вскоре на улице показался начальник стражи, широко зевая и прикрывая рот ладонью.
  - Ну, что там еще? - спросил он.
  - Вот он, - воин указал на Ихетнефрета.
  - Чего надо?
  - Мне кажется, я все сказал.
  - Как доложить о тебе?
  - Скажи царю, что дело касается девушки, прибывшей вчера вечером во дворец.
  - Жди, - начальник стражи несколько изменился в лице и быстро удалился.
  Через некоторое время в сопровождении двух вооруженных воинов появился высокий и худой человек в изысканных одеждах и многочисленных золотых украшениях, по всей видимости, придворный высокого ранга.
  - Ты и есть чужеземец, разбудивший весь дворец? - нервный высокий голос и острый взор сановника сразу пришлись не по душе Ихетнефрету.
  - Я желаю говорить с царем, а не с его слугой! - пренебрежительно отвечал писец.
  Дворцовый чиновник зло взглянул на возмутителя спокойствия, едва сдерживая гнев.
  - Благодари истинного мужа, чье чело грозно, а борода лазурит. Тебе оказана великая милость! Пропустите его!
  Войдя в массивные деревянные ворота, обитые широкими медными полосами, Ихетнефрет оказался на обширном дворе, сквозь который к многочисленным постройкам дворца вела мощеная песчаниковыми плитами дорога. Здесь располагались покои владыки Урука, жилища его приближенных, амбары, кладовые, храмы, святилища и места для совершения жертвоприношений. Лабиринт коридоров, галерей и крытых проходов походил на улицы города, где незваный пришелец мог заблудиться в два счета.
  Полутемный тоннель вел далеко внутрь, напоминая лисью нору на холме. В глубоких нишах стен Ихетнефрет видел небольшие, едва освещенные коптящими факелами, высеченные из известняка статуи богов и предшественников Гильгамеша на царском престоле.
  Голова кружилась от бесконечности галереи. Огни сливались в единое неукротимое пламя, предвещая скорую беду. Сердце бешено колотилось в груди, жила у виска напряженно пульсировала, и ладони холодели от страха.
   Сильные руки воинов толкнули хранителя свитков в приоткрытую дверь, и он оказался посреди комнаты, лишенной окон, но полной яркого света многочисленных факелов. Удушливая копоть и какие-то воскурения дурманили голову, ядовитыми змеями проникая в ноздри.
  На табурете с высокой спинкой восседал тот, кто стал причиной всех бед Ихетнефрета.
  - Приветствую тебя, чужестранец, - слащаво улыбаясь, промолвил царь, пытаясь произвести на писца приятное впечатление.
  - А-а-а, - изо всех сил заорал Ихетнефрет и с высоко поднятым топором бросился на Гильгамеша.
  Царь едва отскочил в сторону и рухнул на пол. Отточенное лезвие опустилось на инкрустированную золотом и серебром царскую мебель, разнеся ее в щепки.
  Ихетнефрет не помнил себя от гнева. Словно львица, чьи дети попали в охотничью ловушку, он кинулся к Гильгамешу, но сильный удар в спину сбил его с ног.
  Очнувшись, писец увидел перед собой улыбающееся лицо Гильгамеша. Чувствуя себя связанным, сын Имтес попытался вырваться, но остался на месте.
  - Успокойся. Не делай резких движений, иначе мы с тобой ни о чем не договоримся, - смеялся господин Урука. - Где твои приличия, манеры? Разве так у тебя на родине почитают владык?
  - Прикажи немедленно развязать меня!
  - А ты не будешь буйствовать?
  Ихетнефрет промолчал.
  - Эй, слуги! Развяжите гостя! - громовым голосом приказал Гильгамеш.
  Явившиеся по зову хозяина воины вмиг перерезали путы.
  - Ну, так зачем пожаловал?
  - Разве не знаешь? - Ихетнефрет потирал сдавленные веревкой руки, тяжело переживая поражение.
  - Могу только предполагать. Ах, да! Тебе, наверное, понадобилось мое сердце?
  - Есть заботы и поважнее, - угрюмо отвечал сын Имтес.
  - Да я смотрю, ты ни о чем не ведаешь?
  - Не возьму в толк...
  - Я сразу приметил тебя. Ты один из нас! Но, как видно, слишком молод! Я говорю о дыхании вечности, заключенном в твоем теле.
  - Не хочешь ли сказать...
  - Да, да... И я тоже! Сколько тебе лет?
  - Тридцать.
  - Так юн. Как опрометчиво! А известно ли тебе, что бывает, когда не можешь получить желаемое? Впрочем, я убивать тебя сейчас не стану. Хочешь, отложим поединок на какое-то время. Скажем, до вечера или обеда.
  - Мне не нужна твоя жизнь.
  - А что же?
  - Мафдет!
  - Так вот в чем причина? Из-за подобных пустяков ты потревожил мой сон? Ну, знаешь ли! Зачем она тебе? Впереди тысячи лет...
  - Она ждет от меня ребенка!
  - Бессмертные не могут иметь детей. Такова плата. К чему тебе бездетная женщина? И кто знает, какова судьба каждого из нас. Возможно, лет через сто ты вновь встретишь ее.
  - Нет, Гильгамеш, лукав царский язык, а время уходит безвозвратно. Мне некогда ждать твоих милостей.
  -Ты разочаровываешь меня, чужеземец. В ваших краях все такие? Похож ты на наивных глупцов, возомнивших, будто мир весь принадлежит только им. Молодость, красота, сила, здоровье уйдут безвозвратно, словно песок между пальцев, не оставив по себе и следа. Старость и болезни постучатся в дверь, а там уж и холод могилы северным ветром подует в спину. Куда денутся спесь и гордыня? Мир ускользает, а его мнимые владыки остаются ни с чем. Все из живущих пройдут назначенный путь, и тот, кто молод и полон сил сегодня, завтра превратится в никчемного беспомощного старца. Но дети его, не слушая поучений родителя, все так же, с тупым упрямством, будут мнить о себе невесть что. Они не избраны богами, они всего лишь навоз на полях, пепел сгоревшей жизни. Как смешны их потуги и как ничтожны результаты! Мы же не такие, как все! И люди, полные ненависти и зависти, нам этого никогда не простят...
  - Ты много говоришь..., - прервал царя Ихетнефрет, - мне нужна только Мафдет!
  - Я призываю тебя быть мудрее смертных. Завоюй славу, богатство, обрети великую силу! А любовь! Что даст она, кроме страданий?
  - Ты лишил меня возлюбленной. Без нее бессмертие не имеет смысла.
  - Нет, ты упрямей осла! Я сохраню тебе жизнь, осыплю дарами. Взамен прошу о ничтожной малости. Женщина, пусть и отмеченная дыханием вечности, много ли стоит?
  - Возьми мою силу, но отпусти Мафдет! К чему она тебе, если любовь для тебя ничего не значит?
  - О, ты не понимаешь! Слушай же, пришелец, мое слово, верховного жреца Кулаба слово, владыки светлого Урука слово, покорившего горы и переплывшего море, познавшего бесконечность мира, врагов уничтожившего, постигшего сокровенные тайны жизни и смерти!
  Я, Гильгамеш, царь могучий, лев неутомимый, избранный светлым сердцем Инанны, рожден женщиной по имени Нинсун из знатного рода. Отец мой - демон Лиллу. Вот почему я на одну половину бог, а на другую - человек.
  Юность провел я беспечно, предаваясь веселью, любовным забавам и праздности. Ни одной матери в городе не оставил я девы, днем и ночью буйствовал плотью. Но время шло, я взрослел, и тоска проникла в утробу. Идущему дальней дорогой стал я подобен, печаль склонилась надо мной высокими душистыми травами. Предался я войне, пытаясь отвлечься от одолевавших меня мрачных мыслей. Царей враждебных стран во множестве пленил я. Посадил их в клетки из прутьев дерева хулуппу, выставив на всеобщее обозрение близ торговой площади. Много покорил я мирных селений, предавая смерти неповинных старцев и женщин у порога собственных домов, но так и не обрел покоя!
  Познал я бренность мира, где только солнце и боги пребывают вечно, и торжествует смерть, а все усилия человека превращаются в ветер. Душа моя в беспокойстве металась онагром, преследуемым охотниками, дикой свиньей, загнанной львом в речные заросли. Созвал я тогда советников и слуг, приказав возвести вокруг Урука стену, доселе невиданную. Пусть она обессмертит владыку, защитив горожан от воинственных жителей гор и степей.
  Из тучных стад Энлиля отобрал я лучших овец и коров, принеся их в жертву. Возрадовались Кулла - бог кирпича и Мушдамшу - покровитель строительства. Тысячи людей из окрестных деревень согнал я в Урук, велев возводить неприступные стены. Три года днем и ночью не прекращалась работа. Свист бичей и стоны несчастных заглушали крики ослов и надсмотрщиков. Слезы черноголовых орошали землю не хуже вод Буранунны. Горе и плач воцарились в Шумере; и прокляли царское имя.
  Но вот настал срок, и мощные стены коснулись облаков. Два гара их толщина, две тысячи гаров их длина. Восемьсот неприступных башен упирались в небо, достигая пристанища бессмертных. Возликовало сердце, возрадовалась печень. Преобразился город! Вид его внушал ужас! Теперь и боги не подступятся к нему! Слышен гул, вопли жаждущих битвы! Урук стал западней для враждебных стран. Враг и злодей не скроется от него.
  Взошел я на стену, кинул взгляд на бурные воды. Пятнами овечьего жира плывут трупы. Смертны люди, о горе им! Уйдут они в страну без возврата. Но разве не так уйду и я? Самый величественный из царей не достигнет звезд, самый сильный не охватит гору!
  И привиделось мне, что в середину стражи, в полночь, лица людей покрылись солодом смерти, мир раскололся как глиняный кувшин, ревущим ослом взвыл Кингалудда - бог злых ветров; лицо Наннара побелело срубленным тамариском. Задрожало небо, сверкнули молнии, и ад содрогнулся! Нажитое годами добро исчезло воробьиной стаей; небеса Урука покрылись тяжелыми тучами; стенания слышны повсюду; толпы безумных людей охватило горе. Рухнуло царство, превратившись в ничто, сокровищница разграблена, и ел народ с голоду собственное мясо.
  О, боги, взор затуманен мой! На месте былых празднеств и жертвоприношений вижу одни лишь человечьи останки. Льется кровь, как медь в плавильной яме. Гибнут слабые и сильные, из дома выбежать не успев, найдя смерть в огне!
  Скорбь водами речными охватила измученное сердце, травой полевой выросла тоска, ведь нет ничего впереди, кроме гибели и безмерных мучений. Время безжалостно изломает людей, как тростник; как пену на воде заглушит предсмертные вопли.
  Но видение рассеялось, взор прояснился. Призвал я к себе мудрого Гиришхуртуру, жреца Энки. И сказал я: "О, Гиришхуртура, слуга Нидабы! Ты познал сущность мира и замыслы богов, ведаешь обо всем происходящем в стране черноголовых, повелеваешь демонами и духами подземного мира! Ответь мне: неужто бессмертие - удел одних небожителей?" - "Да, мой господин, - отвечал Гиришхуртура, - смерть предначертана человеку. Такова природа людская и воля богов, нас сотворивших! Но, слышал я, что на свете есть счастливец, избежавший всеобщей участи". - "Кто он?" - сердце мое разрывалось на части. - "Зиусудра его имя. Был он сыном Убартуту, царя Шуруппака. Много лет назад боги спасли его от потопа, вознаградив бессмертием за невыносимые страдания. Так говорит предание. Не знаю, правда ли это. Никто не видел избранника, по крайней мере, из живущих ныне". - "Где же он обитает, что ведомо тебе, жрец?" - "Его пристанище далеко отсюда, за Южным морем и водами Смерти". - "Что же, благодарю тебя, Гиришхуртура. Тебя ждет щедрое вознаграждение".
  Так сказал я, Гильгамеш, владыка блистательного Урука, и погрузился в глубокое раздумье. "Не переспав - не забеременеешь, не поев - не разжиреешь"*. Решил я отправиться на поиски Зиусудры и выяснить все как есть.
   Снарядили по моему приказу корабль, и отправился я вниз по реке.
  Нос царской ладьи изголодавшимся волком пожирала вода. Время шло, и росло нетерпение. В одно мгновенье промелькнули земли благословенного Урука. Вот и величественный Ур остался позади. Впереди показалось море, чья синева затмила небеса.
  Шесть дней и ночей странствовал я по водам Смерти. Волны бросали утлое суденышко из стороны в сторону, и в страхе я ждал скорой погибели.
  На седьмой день взорам моим предстал долгожданный берег, где крутой утес вздымался над гладью морскою. Высилось на нем необыкновенное жилище, сложенное из тщательно обтесанного камня и мощных деревянных стволов. Таинственный дом сиял лазуритом, походил на храм могущественного бога.
  Долгий и тяжкий проделал я путь, щеки впали, душу охватила тоска, зной и соленый ветер иссушили лицо. Семь дней не видел я свежей воды и пищи, дым очага не ведали ноздри.
  Приказал корабельщикам я причалить к берегу, поднялся на гору и три раза ударил в массивные двери. Никто не ответил мне. Лишь ветер и море рвались в уши.
  Вошел я во двор, огороженный высокой каменной стеной и поразился увиденному. Женщина дивной красоты стояла предо мной. Голову ее украшал венец "шугур", на челе красовалась налобная лента, ожерелье кровавого сердолика обнимало шею, золотые запястья обвивали руки. Пышные груди двумя перевернутыми чашами рвали сетку "ко мне мужчина, ко мне". На бедрах красовалась расшитая серебром повязка владычиц, едва скрывая ягодицы и манящее лоно; притираньем "приди, приди" подведены глаза, блестевшие звездами небесными. Шесть пантер и рысей надежной стражей окружали прелестницу.
  - Хозяйка, почему не встречаешь меня, светлого царя Урука, всемилостивейшего правителя, приносящего благо, могучего буйвола, разящего врагов. Почему не падаешь предо мной на колени, ведь я - Гильгамеш.
  - Если ты - Гильгамеш, властелин Урука, - отчего сердце твое полно злобы и ненависти, зачем идешь дальней дорогой, волком голодным по пустыне рыщешь, пытаясь отыскать несуществующее?
  От дерзких слов незнакомки пламенем жертвенного костра воспылало лицо; неведомое доселе желание затмило разум; горло пересохло, словно земля в середине времени Эмеш под лучами жгущего солнца. Прекрасный лик, чудесные груди и гибкий стан пленили меня, сделав беспомощным, подобно городу, лишенному спасительных стен перед полчищами диких кочевников. Решил я тут же овладеть красавицей, излить семя блаженства на ее гладкую кожу. Но руки не слушались и ноги не двигались. В одно мгновение сбежавшим ослом покинула меня мужская сила. Она же смеялась, глядя мне прямо в глаза. Потупил я взор и понял; не блудница стоит предо мной, а госпожа, равная мне. Пожираемый ненавистью, выхватил я из-за пояса медный топор и в ярости сокрушил двери. Дикие кошки отозвались злобным рычанием. Кинул я боевой клич и набросился на них, перебив в несколько мгновений. Уставший, в поту и крови, упал на колени перед могущественной госпожой.
  - Как ты достиг меня, зачем пришел сюда, преодолев воды Смерти? Хочу знать, куда лежит твой путь, - женщина оставалась спокойной, не обращая внимания на убитых животных.
  - Устрашился я смерти, нет мне покоя. Оставил любезный сердцу Урук, променяв его красоту на пустыню, словно беглый преступник. Как же мне не печалиться, когда вижу вокруг торжество смерти, чувствую холод могилы? Теперь я тебя встретил, и знать желаю путь в пристанище Зиусудры, сына Убартуту, царя Шуруппака.
  - Вечную жизнь ты ищешь напрасно. Так определили боги. Уж лучше б ты ел и пил, насыщая чрево, играл и плясал в царском дворце, предаваясь любовным утехам с блудницами, сжимая их в объятиях. В этом удел человека...
  - Речи твои пусты и бесполезны, - вновь в груди вскипала ярость, - не знаю, кто ты, но, клянусь богами, лишу тебя жизни, если не укажешь путь к Зиусудре!
  - Имя мое - Сидури - Хозяйка богов, - так отвечала незнакомка, - а ты, Гильгамеш, как я посмотрю, никогда не насытишься буйством. Но пусть исполнится божественное предначертание. Я укажу тебе путь.
  - Так скажи, хозяйка, как достичь Зиусудры, каков его признак, дай знать мне.
  - Сядь на корабль и плыви вдоль берега на восток. Вскоре достигнешь ты острова. Там и найдешь того, кого ищешь. И помни, никто из побывавших здесь издревле, не осилил переправу, не прошел до конца дорогу, глубоки и коварны воды Смерти. Но что же потом ты станешь делать?
  - Уж то моя забота, поверь мне. В твою честь принесу жертвы богам, коль не долог и истинен окажется путь. Обманешь - пожалеешь об этом. Смерти попросишь - не услышу твоих стенаний. Позавидуешь мертвым, если слово нарушишь!
  Не ответила Хозяйка богов, ушла прочь в глубину дома, и больше я не видел ее. Отплыл я от печального места, взяв курс на восток. Шесть дней и ночей находился в плену я у моря, моля богов даровать спасение. И вот, на седьмой день в мареве зноя, среди бесконечности вод показался остров. Пристал я к крутому берегу, взошел на скалы, поднялся ввысь, словно сокол, окинул взором все вокруг и увидал вдалеке, среди мертвых и безжизненных отрогов, лачугу, достойную последнего бедняка Урука.
  У хижины восседал седобородый старец. Чресла его опоясывали шкуры, едва прикрывая сморщенное, костлявое тело.
  - Я Гильгамеш, владыка Урука, бродил по горам и пустыням, переплыл воды Смерти в поисках Зиусудры. Скажи мне, кто ты, и что за земля раскинулась посреди бескрайнего моря? - вопрошал я немощного калеку.
  - Зиусудра, таково мое имя. Конец наступил твоим странствиям. Я, сын Убартуту, царя Шуруппака, а остров, лежащий пред тобою, дарован мне богами.
  - Много испытал я, чтобы увидеть тебя, Зиусудра, о ком сложено предание. Обошел я все страны, переплыл все моря, наполняя плоть тоскою, но вижу лишь беспомощного старика. Разве не ты спасен от потопа, не ты ли вознагражден небожителями даром бессмертия?
  - Напрасна твоя тоска, Гильгамеш, - отвечал Зиусудра, - знаю, частица богов есть в твоем теле, но отец и мать создали тебя смертным. Скажи мне, разве на скрижалях судеб есть твое имя, разве призван ты на собранье богов? Нет у меня для тебя ответа. Ступай назад, обратись лицом к людям, правь Уруком на радость Инанне. Смерть и жизнь давно определены, бесполезно тут спорить.
  - Зиусудра, почтенный старец, - с трудом сдерживал я в себе гнев, - ты не огромен ростом, и нет в тебе богатырской силы, ты гораздо слабее меня. Так не сразиться ли нам? - достал я боевой медный топор и замахнулся на Зиусудру. Ненависть затуманила взор, и зубы скрипели от досады. Ничтожный калека избран богами, а я - Гильгамеш, владыка Урука, разве не достоин бессмертия?
  - Презренный старик, - от крика моего вздрогнули горы, - открой секрет богов, не то разрублю тебя на куски и выброшу в море. Станешь рыбам поживой.
  - Будь по-твоему, Гильгамеш. Я скажу сокровенное слово и тайну открою. Подчинюсь я силе. Но помни, высока плата...
  - Пустое, скитался я не для того, чтобы выслушивать разные бредни. Время не ждет, жизнь уходит, говори поскорее, не гневи сердце.
  Произнес Зиусудра сокровенное слово, тайну напитка богов поведал. Так обрел я бессмертие! Принес Энлилю я жертву, светлой Инанне жертву принес и обратился с молитвой к небу: "Ныне жизнь моя да сохранится, возврати меня к пристани Урука".*
  Тридцать поприщ преодолел я, и вынесло море меня на берег. Увидал я город благословенный, где блеск храма достигает небес, и тень его пала на все страны земные. Возрадовалось сердце, взыграла печень. Могучи были кличи мои, священны были речи мои! Вскинул я взор - задрожали горы!
  Три года наслаждался я счастьем, каждый день пировал во дворце, предаваясь хмелю и ласкам красавиц, сомнения и горе позабыв. Но, видно, такова уж природа людская. Нет покоя завистникам, коль рядом поселилась радость. Люди Урука, жалкие твари, взмолились Ану, воззвали к великой Аруру: "Аруру, ты создала Гильгамеша, теперь создай ему подобье! Когда отвагой с Гильгамешем он сравнится, пусть соревнуются; Урук да отдыхает"
  Не знал о том я, пока не пришел шатамму именем Уригалима, произнеся странные речи: "О, Гильгамеш, владыка светлого Урука, царь четырех стран света, пастырь черноголовых, лев с раскрытой пастью! Сегодня поутру явился охотник из дальних земель с жалобами на чинимые несправедливости".
  - Чем недоволен он? - царственным голосом вопрошал я верного советника.
  - Человек тот говорит, будто его владения разоряет невиданный доселе богатырь. Сила его безгранична, рука тверда, как камень. Дик он нравом, шерстью покрыто мускулистое тело, волосы его густы как спелые хлеба. Не ведал он ни людей, ни мира. Одежды носит, словно бог Сумукан. Ест он траву как буйвол, пьет воду из рвов. Онагры ему, что родные братья, знается он со львами и волками, ломает ловушки, засыпает охотничьи ямы, угоняет антилоп. Охотники тех мест остались без пропитания, плачут малые дети, а их отцы просят у тебя защиты и покровительства, о, великий царь, дитя Нидабы, вскормленное священным молоком Нинхурсаг. Каково твое решение?
  - Найди Шамхат, блудницу, знаменитую в Уруке. Отведи ее в степь, дабы соблазнила она дикаря - сбросила одежды, пленила красотою, обнажила перед ним светлое лоно, заманила блистающей грудью. Пусть он на нее возляжет, отдав ей дыхание. Подарит тогда Шамхат ему наслаждение. Потеряет богатырь силу, разбегутся от него звери, а семьи охотников вновь насытятся, и высохнут слезы на лицах детей.
  - Да продлят боги твои годы, витязь Инанны. Воистину речи твои мудры, а деяния
  Ничего не сказала Шамхат, только сбросила одежды, обнажила лоно, грудью прижалась к могучему телу, обхватила его руками, приняла в себя его плоть и дыхание.
  Шесть дней подряд Шамхат дарила наслаждение Энкиду, шесть дней подряд изливал Энкиду семя на гладкую кожу блудницы, орошая живительным нектаром ее ягодицы, лоно, живот, груди и губы, но на седьмой день растерял былую силу. Звери разбежались от него, лишился он власти над ними. Горько заплакал Энкиду.
  - Почему ты плачешь, Энкиду? Дикие антилопы и онагры покинули тебя, но я ведь здесь. Познал ты женщину, но не вкушал вина и хлеба, не носил шерстяной одежды, не видел людей и блистательного Урука. В том славном городе царствует Гильгамеш, да благословят его боги. Пойдем со мной, я отведу тебя к нему.
  Поднялся с земли Энкиду и повиновался блуднице. Захотелось ему познать мир, увидеть Урук, величественной стеной опоясанный, где правит великий царь Гильгамеш, вкусить вина и хлеба, носить шерстяные одежды.
  Шамхат привела Энкиду в город. Народ толпился на улицах, дивясь могучему дикарю. Многие говорили: "Посмотри, он похож на Гильгамеша. Ростом немного меньше, но костью будет пошире".*
  Дали Энкиду шерстяные одежды, вкусил он вина и хлеба, увидел множество людей. Захотелось ему знать, что за царь правит столь могущественным и прекрасным городом, где стены толщиной два гара, а восемьсот неприступных башен упираются в небо.
  В то время в царском дворце приготовили ложе для Имхары, блудницы Урука, славившейся красотою. Полна сладострастья, сулила она повелителю отраду. Предвкушал я счастье, но явился как бог, грозный соперник, разметал стражу диким буйволом, ворвался в покои, преграждая путь к наслажденью. Свирепым волком набросился он на меня, завязалась борьба, содрогнулись стены, разум затмила ненависть.
  Долго мы мерялись силой, но ни один из нас не имел превосходства. И смирил я гнев, успокоилось сердце, стал перед Энкиду на колено, произнеся слова примирения:
  - Не имеешь ты, Энкиду, ни родных, ни близких. Ты родился в степи, питался молоком антилоп, ел степные травы, пил воду из ям, делил пищу с онаграми. Волосы густые никогда не стриг ты. Теперь же ешь хлеб и вкушаешь вино, умащен елеем, одет в шерстяные одежды. Оружие есть у тебя, чтобы сражаться со львами. Стал ты похож на мужа, а не на зверя. Нет лишь друзей у тебя среди людей. Будь мне братом!
  Глаза Энкиду наполнили слезы. Обнял меня он, сел рядом. Из горла его вырвался вопль. Упрекал меня он за буйство, говорил, что без дела сижу понапрасну, растрачивая силу, время зря убиваю, не жажду прославить царское имя.
  Но еще раньше, как только я взором окинул Энкиду, понял, что послан сюда он богами, почувствовал в нем дыхание вечной жизни. Птица Имдугуд определила судьбу. "Вот он, избранник", - подумалось мне.
  - Полно браниться, говори, что задумал.
  - Далеко отсюда, где плещут волны Верхнего моря, есть высокие горы. Все они покрыты кедровым лесом. Охраняет его свирепый Хумбаба, имеющий на себе печать богов. Давай отправимся в те горы, одолеем могучего стража, нарубим кедров, привезем их в Урук, построим храм во славу Энлиля!
  - Хочу подняться на горы кедра, одолеть Хумбабу. Пусть будет так, и все исполнится по твоему слову.
  Бросил я боевой клич, взыграли радостью сердца воинов, взвеселилась печень. Ныне мотыгу земледельца заменит оружие. Сияньем славы покроем его.
  Призвал я к себе пятьдесят одиноких молодцев и направился к медникам. Приказал им отлить пятьдесят топоров. Направился я к кузнецам и приказал отковать пятьдесят топоров, направился я в тенистый сад среди храмового поля. Приказал срубить пятьдесят крепких яблонь.
  Двинулось войско к горам кедра, к горам Хумбабы, к горам бессмертного. Когда заря бросила свет вечерний, когда померк закат, когда жар покинул землю и превратился в пепел, остановились мы на ночлег, разбили лагерь и вырыли колодец. Щепотку муки бросил я в воду со словами: "Вода, принеси видения ночью". Так сказал я и погрузился в глубокий сон.
  Страшные образы вставали предо мною. Грезилось мне, что возопило небо, содрогнулись горы, молнии сверкали и полыхало пламя, огонь поглотил города и царства, смерть нескончаемым ливнем терзала землю. Ужасом, словно одеждами, мир покрылся. Преисподняя вздрогнула, пашня перестала родить урожаи, и не заботилась более мать о детях, дочь по имени не звала отца, жена не могла насладиться лаской мужа. Демоны смерти распростерли крылья, их зубы остры, клыки беспощадны, и нигде нет человеку спасенья.
  Проснувшись утром, сказал я Энкиду:
  - Видел сегодня ночью страшный сон. Казалось мне, что заперт я в темницу собственного сознания; метался я морской волной, гонимой злобным ветром; сердце трепетало пойманной птицей; душа вопила горлицей; разум пылал, и горько я плакал. Темные дни наступают, дни мрака, гибели дни; во всем мире воцарится молчание.
  - Ты прав, Гильгамеш, - друг отвечает, - гадание на кирпиче не сулит жизни. Но близки горы кедра, близок свирепый Хумбаба, судьбу не обманешь. Принеси жертву богам, пусть слетятся на запах, и тогда выпроси у них спасение.
  Все сделал я по слову Энкиду и вновь отправился в путь. Семь дней шли, семь пустынь преодолели, семь гор перевалили, и предстала перед нами зрелище, доселе невиданное. Горы огромные упирались в небо. Все они поросли деревьями невероятных размеров. Любое из них превышало храм Инанны и источало волшебный аромат. То был лес кедров - владения Хумбабы.
  Принялись воины рубить деревья, сплавлять стволы по реке, как вдруг раздался крик, подобный буре. И почувствовал я приближение отмеченного Вечностью. Вышел из леса Хумбаба. Лицо его горело жгучем пламенем, зубы - зубы дракона, уста полны ненависти, смертоносно дыхание. Взглянул он на нас, и ощутил я холод смерти... При виде его затрепетали сердца моих спутников.
  Набросился на меня свирепый Хумбаба, началась битва. Долго сражение шло, и никто из нас не мог одолеть противника. Но удалось изловчиться мне. Острый кинжал поразил врага. Рухнул кровожадный великан на колени, запросил пощады. Гнев мой сменился на милость, и желал я пощадить соперника, но Энкиду помешал мне:
  - Разве не ведаешь ты, Гильгамеш, что, отпустив Хумбабу, обретешь себе смертельного врага навек. Он не сжалится над тобою!
  Мелькнуло в воздухе лезвие топора - и покатилась по склону голова Хумбабы. Вторым ударом друг мой разрубил грудь стражу лесному и вырвал трепещущее сердце.
  После того, как я опомнился, Энкиду поднял срубленную голову, обернул тканью и молвил:
  - Гильгамеш, на обратном пути посетим благословенный Ниппур, войдем в Туммаль - жилище богов. К богу Энлилю, к богине Нинлиль припадем, поцелуем перед ними землю, покров развернем и голову Хумбабы принесем в жертву, у алтаря возложим.
  Так решили мы поступить и отправились в любезный сердцу Урук. Вечером вновь приказал я вырыть колодец, бросил в него щепотку муки со словами: "Вода, принеси видения ночью", - и погрузился в глубокий сон.
  Явилась на этот раз светлая дева Инанна и обратилась ко мне со словами:
  - О, Гильгамеш, жажду вкусить царской зрелости. Рукой обнаженной коснись божественного лона. Воздыми корень с радостью в сердце, семя блаженства в утробу мою излей.
  - Не хочу быть мужем тебе, Инанна. Вспомни, кого из супругов любила ты вечно? Какая слава идет за тобою? Разве забыла, с кем ты блудила? Другу юности, Думузи, присудила рыданья. А еще ты любила пастуха-козопаса. В волка его обратила. Жизни ему теперь нет от своих же подпасков. Ишуллану, садовника, ты любила. В паука его превратила. Шукаллитуду, земледельца, ты прокляла, наполнив кровью каналы страны. И Амаушумгальанну ты погубила!
  Нет, Инанна, не познаешь ты моей любви, ведь ты - жаровня, что не согреет в холод, дверь, что не держит ветра в стужу, слон, растоптавший собственную попону. Как же я стану есть хлеб прегрешения и скверны?
  - Не слишком ли ты разборчив, Гильгамеш? Во всем Уруке не сыщется девы, не разделившей с тобою ложе. А друг твой, Энкиду? Разве не тебе он жену заменил? И ты смеешь в грехе меня обвинять, коль сам погряз в разврате и блуде? Так знай же, заплатишь ты за нанесенное мне оскорбление страшную цену!
  Поутру рассказал я сон Энкиду. Дрогнуло его сердце, тоска наполнила очи. Печально он молвил:
  - Да, Гильгамеш, гадание на кирпиче не сулит жизни.
  Вскоре достигли мы царственного Ниппура, вошли в Туммаль к алтарю Энлиля. Достал Энкиду голову свирепого Хумбабы, возложил ее у ног статуи бога.
  Голову Хумбабы оракул увидел, воспылал гневом, велел Энкиду выйти вон, а мне сказал: "Гильгамеш, царь Урука! Ты и Энкиду прогневили Энлиля, убив Хумбабу, любимца Небесного Быка, и ждет вас обоих неминуемая кара!"
  - Что же мне делать, ведь не я убил Хумбабу. Смерти его не хотел я!
  - Убийца стража кедров должен умереть. Такова воля богов. Нет места на земле для Энкиду. В страну без возврата пусть отправится он поскорей. Сделай с ним то же, что сотворил он с Хумбабой, - и тогда боги сохранят тебе жизнь.
  Так сказал оракул и исчез в глубине храма, а я остался наедине с собственным горем. Все рассказал я Энкиду.
  - Друг мой отныне возненавидел меня. Разве не я в сражениях тебе помогал, разве не спасали мы друг друга, разве не я тебе жену заменил? Почему ты хочешь меня покинуть?
  - В том нет моей вины, Энкиду. Не я привел тебя в этот мир.
  - Блудница Шамхат! Что же, тогда я ей страшную долю назначу! Прокляну великим проклятьем, чтобы лишилась она радости в доме, чтобы воспылала ненавистью к нагулянной дочке, чтобы пьяный заблевал ее лоно, чтобы брали у нее наслаждение на мусорных кучах, а перекресток дорог стал ей жилищем, тень стены обиталищем стала, потому что меня осквернила и обман совершила!
  - Прости, Энкиду, судьба не ведает различий, и тебя она пожирает. Никогда уже не буду лобзать твое тело, никогда уже мои уста не вопьются в твои губы, никогда более мой корень не познает твою плоть. Поселишься ты в доме мрака, в жилище Иркаллы, откуда нет выхода никому. Лишишься ты света; прах будет пищей тебе, а глина едою. В горе надену я рубище, облачусь в львиную шкуру, убегу в пустыню, лицо расцарапаю, рот разорву, тело израню. Станут убиваться по тебе старейшины огражденного мощной стеной Урука, горы содрогнутся в рыданиях, истекут горьким соком кипарисы и кедры, заревут медведи, гиены, барсы и тигры.
  Плачь, равнина, рыдай, болото! Раки в реке - плачьте, рыдайте! Лягушки в реке - громко вопите! Уходит из нашего светлого мира Энкиду, в ноздрях его найдут пристанище могильные черви. Прощай.
  Взмахнул я кинжалом - и тонкое лезвие в мгновение уничтожило границу между жизнью и царством Эрешкигаль. Рухнул Энкиду срезанным колосом, и сердце друга выпало из моих окровавленных рук на землю.
  - Воистину, смерть - это божья милость, место, где определяют судьбы, - только и успел сказать я, как вдруг сила покинула меня, словно желая отомстить за совершенное предательство, и разум мой помутился. Сколько времени пролежал я без чувств, уж не могу и вспомнить. Воины меня подобрали и положили на повозку. Не мог шевельнуть я ни рукой, ни ногой. Слезы душили меня. Образ Энкиду стоял перед глазами. Слабый, ничтожный я человек, хоть дана мне жизнь, подобно богу, и вечное дыхание принесено свыше.
  Так множил я годы, но разум мой темен, мудрость и всесилие я растерял. Жажду я вечного сна, где утихнут звуки, злобой уже не наполнится чрево. Поражал я врагов, превращал их в тени, ветры развеяли их кровь по тайным местам, но нигде не находил я покоя, жажду души так и не утолил. Вот, чужестранец, такова моя речь. Теперь я не удерживаю тебя. Ты свободен, возвращайся в город, а лучше того, отправляйся туда, откуда прибыл в земли Шумера.
  - Хотел ты услышать слова сострадания? - отвечал Ихетнефрет. - Да по мне ты худший из деспотов! Брось тебя в воду - вода протухнет, пусти тебя в сад - все плоды сгниют!*
  - Пройдись по древнему кладбищу, размытому дождями и речными водами, взгляни на выбеленные солнцем черепа простолюдинов и знатных. Где злодей, а где добропорядочный горожанин? За все благодеяния и преступления один лишь камень могильный людям награда. Сила жизни покинула их чресла. А вызывать жалость в чужих сердцах - дело бесполезное. Я хотел объяснить тебе свой поступок. Ты хочешь вернуть себе женщину? Не правда ли? Ты ее не получишь! Энкиду был не только бессмертным, но и моим другом. Теперь навеки он пленник Иркаллы. Мафдет, вот кто мне нужен сейчас! Она станет мне женою и заменит Энкиду. Я сделаю ее равной богам и мир, пораженный могуществом царской четы Урука, рухнет к нашим ногам! Разве это не великая цель? Твою возлюбленную я приказал отправить в храм Инанны, где она сделается первой жрицей, и после посвящения, на празднике весеннего новолуния, будет объявлена моей супругой. Так что просьбы твои бесполезны, мои уши их не слышат. Ты же мне не интересен. Иди с миром, вознеси молитвы богам в знак благодарности за то, что светлый Гильгамеш сохранил тебе жизнь! Стража, отдайте чужеземцу оружие и отведите в город!
  Двое воинов подхватили Ихетнефрета под руки и бесцеремонно поволокли вон из дворца.
  - Пусть идет куда пожелает, - донесся до ушей Ихетнефрета громовой царский голос.
  - Отпустите, скоты, - кричал Ихетнефрет, пытаясь вырваться из жестких объятий, - прижать бы вас всех, как змею в винном погребе и раздавить! Подите прочь! Разве не слышали приказ? Дойду и без вашей помощи!
  Воины неохотно освободили строптивца.
  Подходя к концу коридора, Ихетнефрет заметил одного из похитителей Мафдет. Солдат тупо пялился на него, обнажая гнилые зубы.
  - На память о встрече! - произнес хранитель свитков и, что есть сил, ударил обидчика ногой в пах. Тот дико взвыл, закатив глаза, и схватился руками за ушибленное место. Двое воинов, сопровождавших Ихетнефрета, бросились к писцу, но оторопели, увидев в руках чужеземца сверкающее лезвие кинжала.
  - Стойте, не двигайтесь, коль жизнь дорога! - львом рычал сын Имтес. Он словно взбесился. Не помня себя от ярости, бросился на улицу, в несколько прыжков преодолел мощенную камнем аллею и выбежал на площадь перед дворцом, расталкивая недоумевающую охрану.
  - Я не прощаюсь, Гильгамеш! - бросил напоследок хранитель свитков и скрылся в ближайшем переулке.
  В доме Мемахнуди Ихетнефрет нашел насмерть перепуганных Ханусенеба и Эбихаила.
  - Слава богам! Ты жив и здоров! Уж мы не чаяли увидеть тебя! - радовался служитель Тота.
  - Где ты пропадал? Какое счастье, что ты вновь с нами! - вторил ему Эбихаил.
  - Я только что из дворца.
  - Ну, и ?..
  - Ничего. Я говорил с Гильгамешем, но все беседы бесполезны. Самые худшие опасения Мемахнуди оправдываются. Царь предлагал мне поединок.
  - Не вздумай! - отозвался хозяин дома. - Нет ему равных в Уруке! Силой с Гильгамешем мог сравниться только покойный Энкиду.
  - Лучше не будем терять попусту время и отправимся к твоей бабке.
  - Двоюродной бабке, - поправил Мемахнуди.
  - Тем более. Как далеко живет она?
  - У канала Унун.
  - Мне это ни о чем не говорит.
  - Пойдем, я покажу. Не переживай. Все сделаем как надо.
  - Быстрей же, быстрей! - торопил Ихетнефрет.
  - Не иначе, как помутился рассудок у бедняги, - заметил Эбихаил.
  Все четверо стремглав выбежали из дома и помчались в сторону канала. Не замечая людей и животных, Ихетнефрет летел выпущенной стрелой. Прохожие в страхе расступались перед ним, обмениваясь многозначительными фразами: "Он, это он! Я точно знаю". - " Да, похоже". - "Говорят, он бросил вызов самому Гильгамешу!"
  Жилище престарелой Барнамтарры находилось на берегу заброшенного канала, заросшего тиной и камышом. Утопая в густом саду, оно едва виднелось со стороны улицы. Мемахнуди на правах родственника зашел первым и постучался в затворенные двери. Навстречу ему вышла испуганная молодая женщина.
  - Приветствую тебя, Лидда. А что, Элаль дома?
  - Дома, где же ему быть, бездельнику.
  - Зови его поскорее.
  - Не случилось ли чего? Город полон разными слухами...
  - Послушай, не женское это дело. Разберемся без тебя. Позови мужа, да поживее!
  Лидда скрылась в дверном проеме, и вскоре на пороге показался заспанный хозяин дома.
  - Да хранят тебя боги, братец Элаль! - обратился к нему Мемахнуди.
  - Тебе желаю того же...
  - Как здоровье бабушки Барнамтарры?
  - С чего это ты о ней вспомнил?
  - Да вот, захотел проведать, поговорить о том, о сем...
  - Здорова твоя бабушка, будь она неладна. Памяти нет никакой, но в остальном полный порядок. Ест за двоих! Всех своих детей пережила, и хоть бы что. А если ты такой заботливый, то забирай ее к себе...
  - Погоди, Элаль, не суетись. Видишь, я пришел не один. У этих людей к старухе есть дело. Если все сложится хорошо, то и ты не останешься внакладе.
  - Вот как? - оживился Элаль. - А что за дело?
  - Погоди, потом расскажу. Ты лучше бы не держал нас, словно псов, на улице, а провел в дом.
  - Хорошо, заходите. Я ведь не знал, что дело. Это хорошо, когда дело, особенно, если оно пахнет медью или вином... Посмотри кругом. Весь Урук процветает, а я, подобно обезьяне, роюсь в отбросах.
  Хозяин ввел гостей в полутемную комнату, едва освещенную пламенем светильника. Посреди помещения, на лежанке, громоздилась куча шкур.
  - Огонь зажег бы! - обратился к нему двоюродный брат. - Не скупись, разговор стоит того.
  - Ладно, - нехотя отозвался Элаль, шлепая по глинобитному полу босыми ногами, - вот тебе, держи.
  - А где же она?
  - Да мерзнет все время, кутается в шкуры. Разверни их, не то еще задохнется.
  Поднеся факел к лежанке, Мемахнуди увидал старческое сморщенное лицо с впавшими глазами и приоткрытым беззубым ртом.
  - Бабушка! - гаркнул ей на ухо Мемахнуди. - Вы живы?
  - А? Что? - испуганно вскрикнула старуха.
  - Это я, ваш внучатый племянник. Вы помните меня?
  - Племянник? - удивленно переспросила она. - Померли, померли все давно, одна я и осталась.
  - Да нет, я, слава богам, не помер. Я внук вашей сестры.
  - И сестра померла.
  - Вот наказанье! - отчаянно воскликнул Мемахнуди, обращаясь к Ихетнефрету. - Боюсь, от нее мало проку. Бабушка, а бабушка? Я гостей к вам привел. Посмотрите, сколько их много.
  - Да много, но все померли. Семья у нас большая, девять детей. Лишь одна я и осталась.
  - Подождите, - вмешался Ханусенеб, - дай мне скарабея, Ихетнефрет.
  Писец повиновался, протянув служителю Тота талисман.
  Ханусенеб возложил священного жука на лоб старухе и несколько раз провел руками над ее лицом, что-то бормоча себе под нос.
  Внезапно Барнамтарра вздрогнула и уставилась на сына Имтес:
  - Слава великому Энки, хозяину подземных вод, создателю людей, плуга и мотыги. Слава тому, кто вспахал землю и засеял зерно, сотворил скот, научил прясть и придумал форму для кирпича. Гештинана, лоза небес, пребывай вечно в нашем мире! И ты, Баба, славься, светлая дочь Ана и Гатумдуг, великая матерь богов, покровительница полей, плодородия и судьбы, - неожиданно заговорила старуха, повергнув в изумление собравшихся, - славься Энлиль, владыка - ветер, священный небесный бык. Ты же Эрешкигаль, и ты - Намтар - повелители Большой земли и смерти, успокойтесь. Не пришло ваше время. Нингирсу - победитель Асага - славься. Нингишзида - страж демонов, разрушь заклятия, сжимай в руках посох, обвитый змеей. О, великий Ишкур, дикий бык ярости, господин плотины небес, сокрушающий врагов блистающими молниями, сохрани нас от скверны!
  Вы, боги и витязи! Бросьте демона в реку, уничтожьте рыбу сухур. Призовите горную птицу, пусть она схватит рыбу сухур. Родит демон овцу, но вы призовите волка. Унесет он овцу в степь. Родит дух зла корову, но призовите льва. Пусть унесет он корову в заросли тростника. Родит демон барана, но призовите на помощь барса, пусть унесет добычу в горы. Родит демон молодую газель, но призовите зверя гуг, пусть унесет ее в чащу лесную.
  - Ничего не могу понять! - изумлялся хранитель свитков.
  - Тише! - зашипел на него Ханусенеб.
  - О, ты, любимец Инанны! - безумные глаза старухи сверкали неестественным блеском. - Ты один достоин славы! Инанна избрала тебя для светлого ложа. От нижних земель до верхних ты единственный властелин. С самого зачатья не было равных тебе. Никто не сравнится с тобою!
  - Подскажи, Барнамтарра, как освободить возлюбленную, томящуюся в храме Инанны. Гильгамеш желает посвятить ее в таинства культа богини любви и плодородия, совокупившись с ней во время церемонии празднования нового года при стечении жителей Урука.
  - Волшебные рыбы речные помогут тебе. Золотые кувшины наполнены необыкновенными снадобьями... Кузнецы и каменотесы ждут давно... Вспомни о них...
  - Она же бредит, - презрительно хмыкнул Элаль.
  - За Красным зданием - местом собраний, у старого канала Наннар, проходящего у Дома табличек, близ дороги, по которой гонят вечером храмовых быков, есть заброшенный колодец. Спустись в него и обнаружишь подземный ход. Он приведет тебя к святилищу Великой госпожи, бросающейся могучим прыжком на враждебные страны. Не мешкай. Праздник Эшеш наступит через три дня, а посвящение состоится за день до этого. Помни, после заката!
  - Не ошибаешься ли ты?
  - Поверь мне, я долгие годы служила Инанне.
  - Благодарю, Барнамтарра. Чем могу отплатить тебе? - спросил хранитель свитков.
  - Старость мою успокой, чрево насыть, подари забвение. Немного золота мне не помешало бы.
  - Надеюсь, этого хватит? - Ихетнефрет протянул старухе массивное кольцо желтого металла.
  - Да сохранят тебя боги, - задыхаясь, проговорила бывшая жрица и впала в беспамятство.
  - Все, чары ослабли. Теперь она проспит до обеда, - объяснил Ханусенеб.
  - А золото? - заныл Элаль.
  - Золото? Возьми себе. Но помни, обидишь ее - прощайся с жизнью, - пригрозил Ихетнефрет, для пущей убедительности повертев перед лицом ошалевшего хозяина кинжалом. - Все, пошли, здесь больше делать нечего! - произнес писец, и гости спешно последовали за ним.
  - Ну и дела! - воскликнул Элаль. - Жена, жена!
  - Чего тебе?
  - Дай вина!
  - Вот еще!
  -Посмотри, безмозглая дура! - Элаль показал ей кольцо золота. - Скорее вина, не то мое сердце разорвется на части!
   Ихетнефрет соколом летел по узким переулкам, далеко позади оставив жреца и двух новых знакомых. Хранитель свитков ничего не видел перед собой, сердце бубном дико стучало в груди. Воздух со свистом вырывался из ноздрей. Обличьем стал он подобен быку, охваченному яростью.
  "Будь ты проклят, Гильгамеш! - диким вихрем проносились обрывки мыслей. - Теперь я знаю, как поступить! Колодец! О, мудрая Барнамтарра!"
  - Эй, Ихетнефрет! - кричал ему вслед запыхавшийся Ханусенеб. - Пожалей мои ноги, постой! Богами заклинаю тебя, остановись!
  - Что еще? - грубо отозвался писец.
  - Именем Тота прошу, не спеши! Дай отдышаться! Ох, я слишком стар для такой гонки!
  - Зачем, а главное, куда так бежишь? Ты загонишь нас, как онагров, - поддержал жреца Мемахнуди, - мой дом в другой стороне.
  - В самом деле, - опомнился Ихетнефрет, - я как-то не подумал. Но теперь я знаю, что делать дальше. У меня созрел план.
  - Вот и чудесно, - проговорил Ханусенеб, так и не отдышавшись до конца, - остановись и расскажи.
  - Все просто. Незадолго до проведения обряда посвящения по подземному ходу я проберусь в храм и попытаюсь спасти любимую. Вы же должны достать лодку и ожидать меня на берегу. Старый канал впадает в Буранунну, а это наш путь к спасению. Спустимся вниз по реке и покинем земли Урука.
  - А потом? - полюбопытствовал Эбихаил.
  - Сам не знаю. Что-нибудь придумаем, - Ихетнефрет виновато улыбнулся и пожал плечами.
  - О лодке не беспокойся, если, конечно... - замялся Мемахнуди.
  - Я дам медь.
  - Прекрасно.
  - Ты, Ханусенеб, - продолжал хранитель свитков, - подготовься к отплытию и возьми все необходимое для дальнего путешествия. Эбихаил поможет тебе. Теперь вернемся в дом Мемахнуди.
  - Стойте, подождите! - запротестовал житель Урука. - Разве вы не подумали о том, что Гильгамеш может приказать схватить Ихетнефрета? Тогда наши планы рухнут!
  - Твои слова не лишены смысла, но что ты предлагаешь? А может быть, ты просто испугался?
  - Как мне не бояться? Наш царь свиреп в гневе и способен совершить любое злодеяние, лишь бы достигнуть желаемого. Я предлагаю спрятать тебя где-нибудь.
  - Но где?
  - Я еще не придумал.
  - На постоялом дворе не скроешься, - рассуждал Эбихаил. - Кругом доносчики. Вмиг станешь легкой добычей царской стражи. Торговая площадь, харчевни... также не подходит. О, боги, вот задача!
  - Хорошо, а если в хлеву? - осенило Мемахнуди.
  - В хлеву? - недоумевал Ихетнефрет.
  - Именно.
  - Возможно, ты прав, ведь ничего другого не лезет в голову.
  - Так пойдем быстрее! Как бы мой братец Элаль не разболтал о нашем визите. Его недалекий ум да кубок вина могут погубить всех нас.
  Незаметно для себя Ихетнефрет оказался у знакомых ворот. На улице не было ни души, и сын Имтес радовался, оставшись незамеченным любопытными соседями. В дальнем углу двора он увидел легкое каркасное строение, крытое сухим тростником.
  - Теперь это твое новое пристанище, - нетвердо произнес хозяин, - извини за темноту и грязь... но лучше уж здесь, чем в темнице...
  - Спорить с тобой тяжело, - Ихетнефрет заглянул внутрь хлева. Тяжелый, резкий запах скота и навоза ударил в нос, - за два дня я сам превращусь в свинью. Послушай, быть может, ты зря волнуешься? Зачем я нужен Гильгамешу?
  - О, ты не знаешь его! Нет более коварного и вероломного человека во всех четырех странах света! Все вместе взятые лисы, волки и львы не имеют в себе и десятой доли злобы и хитрости, заключенной в душе правителя Урука! Попомни мои слова! От него можно ожидать любого подвоха.
  - Ладно, будь по-твоему, - уныло отвечал Ихетнефрет.
  - Да, да, конечно. А Ханусенеб составит тебе компанию. Ему также опасно находиться в доме.
  - Тогда посади к нам Эбихаила. Он ведь тоже чужеземец.
  - И то правда. Я как-то не сообразил.
  - Мемахнуди, - тут уж не выдержал житель оазиса, - тогда и ты вместе с семьей перебирайся к свиньям, коровам и козам!
  - В самом деле... - хозяин рассеянно почесал за ухом. - Э, будь, что будет! Надеюсь, боги сохранят вас и мое жилище. Все равно от судьбы не уйдешь!
  - Уж давно бы так, - облегченно вздохнул Ханусенеб, радуясь тому, что не придется провести вместе со скотом целых два дня.
  - Об одном прошу, - умолял Мемахнуди, - не покидайте дом без моего ведома.
  - Не беспокойся, мы тебя не подведем, - ответил за всех Ихетнефрет.
  Небольшая, тщательно выбеленная комната с развешенными на стенах тростниковыми крашеными циновками показалась сыну Имтес почти родной, напомнив на мгновение покинутый Унут. Теплые овечьи шкуры обещали отдых и покой.
  - Все! - Ихетнефрет лег на лежанку и уставился в потолок, нервно задвигав кадыком. - Так ты, Мемахнуди, говоришь, Гильгамеш...
  - Я? Нет, я молчу... - хозяин, ничего не понимая, пожал плечами.
  Казалось, Ихетнефрет оглох, забыв о том, где находится, и кто окружает его:
  - Он еще не поймал лисицу, а делает для нее колодку, - говорил сам с собой хранитель свитков. - Что же, поначалу ты меня перехитрил, преподав хороший урок. Демон, - перешел на шепот Ихетнефрет, - скитающийся над землей, рождающий хаос, не внемлющий мольбам. Ты пронзаешь людей, словно рыб в реке, повергаешь великих, поражаешь мужчин и женщин, перекрываешь дороги, превращаешь в пустыни широкие степи, разрушаешь дома и орошаешь слезами поля. Имя тебе - Удуг, повелитель сил зла! Должно тебя очистить, как канал или тропу, заросшую сорной травой! Ты идешь по жизни сам по себе и подобен угасающему костру из тростника. Неведома тебе любовь. Как две половинки разрезанного зерна, никогда не срастешься ты! Впавший в бешенство пес, не оставишь еды на завтрашнее утро! Ты вырываешь жену из объятий мужа и лишаешь младенца груди кормилицы. Но помни, ужас уничтожения наводнением обрушится на тебя!
  - Ихетнефрет, - тихо позвал писца Ханусенеб.
  - А? - встрепенулся сын Имтес.
  - О ком говоришь ты?
  - Я вспоминаю Госпожу Замка Жизни. Она предупреждала меня о зле, гнездящемся в Уруке. Но зачем она направила меня сюда? Ханусенеб, ты посвящен в мою тайну. Так знай же, Гильгамеш - избранник богов, но на нем есть печать преисподней. Предстоит великая битва! Мне кажется, я начинаю понимать... Остановить его - моя задача!
  - Так выходит, ты не один?
  - Как видишь!
  - Но откуда ты знаешь?
  - Я почувствовал, а потом он сам сказал мне.
  - И ты веришь?..
  - Иначе как бы он узнал о моем бессмертии и о Мафдет? Ему все известно. Более того, старец Зиусудра, живущий за водами Смерти, давным-давно познал вечную жизнь и раскрыл ее секрет Гильгамешу.
  - Мир намного сложнее, чем я мог предполагать, - нотка разочарования послышалась в голосе служителя Тота, - я думал, только мы - жрецы Прекрасного из ночи, ведаем сокровенную тайну Вселенной, но я ошибался. Это очень печалит меня, поскольку ослабляет силу слуг Трижды величайшего...
  Эбихаил и Мемахнуди недоуменно переглядывались, не понимая ни слова на языке Та-Кем.
  - Мы увлеклись разговорами, - опомнился Ханусенеб, - и поставили в неловкое положение наших друзей.
  - Что случилось? - взволновался Эбихаил.
  - Не переживай, все хорошо, - успокоил его Ихетнефрет.
  - Тогда я вас покину. Отдыхайте и не думайте о плохом. - Мемахмуди слегка поклонился и скрылся за тростниковой занавеской в низком дверном проеме.
  - День кажется бесконечным, - говорил Ихетнефрет, не обращая никакого внимания на прощания хозяина дома, - стена, покрытая шершавой известью... Проведи по ней рукой и почувствуешь дыхание кирпича. Букашка ползет, силясь взобраться на самый верх, блики далекого солнца освещают ей путь... Как все нелепо, странно, непонятно... Мир застыл, оцепенел, ожидая кровавой развязки, готовясь к грядущим бедам и потрясениям, забыв о спасительных грезах и мечтах. Сон одолевает меня, гибнут звуки, звуки возни женщины на кухне, мычания коровы, хрюканья свиньи, хруста соломы, треска огня в очаге. Где Мафдет, почему она покинула меня? Вязкая дремота... утопаешь в ней как в болоте. Она подобна горному туману... захватывает сердце, лишает памяти и дарит забвение...
  Ханусенеб сидел на лежанке, уставившись на Ихетнефрета, охваченного внезапным сном.
  Отяжелевшие веки не повиновались сыну Имтес. Глаза закрылись сами собой, и хранитель свитков оказался в черном царстве сновидений, дающих надежду уставшей душе, лишенной пристанища, долго странствовавшей по дорогам жизни, занесенным пылью и песком могучим ветром судьбы. Услада путнику, вода жаждущему, хлеб изголодавшемуся, приют бездомному... Великая страна среди всех земель Вселенной, где всегда господствует полумрак и тишина, определяющая божественные законы для бесчисленных народов от восхода до заката, граничащая со смертью...
  - Ты проспал до обеда... - голос Ханусенеба вернул Ихетнефрета к жизни.
  - Не может быть!
  - Я сам поражен до крайности. С тобой все в порядке?
  - Немного кружится голова, и заложило уши. Я плохо слышу.
  - Вставай. Мемахнуди достал лодку, как ты и велел. Я дал ему кольцо меди.
  - Спасибо. Где он?
  - Скоро явится сюда. У него есть новости для тебя. Да вот и он сам. Как дела, Мемахнуди?
  - Я все сделал по твоему приказанию, жрец, - тараторил возбужденный хозяин, - барка находится под присмотром моего племянника Лу-Уту.
  - Он не проболтается?
  - Легче вырвать у него язык, нежели добиться хоть одного слова... По крайней мере, так утверждает учитель Дома табличек. Но и это еще не все. Я был на торговой площади, у пристани...
  - И что же?
  - В городе тревожно, люди болтают невесть что. По Уруку ходят самые разнообразные слухи, один нелепее другого... Мне страшно!
  - Отдышись и расскажи толком, - успокаивал его Ихетнефрет.
  - Так вот. На улицах появился слабоумный калека Уршугаламма. Его давно никто не видел. Этот бродяга несет какую-то околесицу, возмущая горожан. Он говорит, будто скоро огнедышащий дракон прилетит с северных гор Маш и поглотит божественного Уту. Черноголовые, скот и растения лишатся живительного тепла и света. Небеса содрогнутся, а звезды падут на землю, словно плоды с деревьев, потрясаемых злым ветром. Река и каналы наполнятся кровью, в стране воцарится голод. Люди лишатся рассудка, станут убивать друг друга и пожрут собственных детей. Причиной тому станет союз Гильгамеша и чужеземки, избранной им в жены. Инанна, Владычица небес, Львица боя, Светлая госпожа, Хозяйка храма Эанны и покровительница города - всегда отдавала царю жрицу - иеродулу, родившуюся в землях Урука. Гильгамеш прогневил сердце богини, и та вознамерилась наказать строптивца, посмевшего пренебречь традициями предков и наставлениями жрецов.
  Иные же говорят, будто Уршугаламма подослан Уршехегиной, верховным жрецом храма Ана. Его дочь, Аллашарум, жрицу-лукур, пророчили в невесты бога. Совокупившись с Гильгамешем, она обеспечит плодородие земли и приплод скота. О, дом Шумера! Да сделаются хлева твои многочисленными! Да приумножатся коровы, да будут стада твои тучны, да будут овцы твои бесчисленны...
  - Не отвлекайся, - перебил рассказчика Ихетнефрет.
  - Прости. Сын Гильгамеша и жрицы Аллашарум в будущем займет место отца...
  - Не бывать этому! - хранитель свитков дико засмеялся.
  - Не понимаю тебя, - недоумевал Мемахнуди, - что в том смешного? Положение царской избранницы, матери наследника, дает массу выгод и преимуществ.
  - Разве Гильгамеш способен произвести на свет ребенка?
  - Действительно, пока это ему не удавалось, - согласился Мемахнуди. - В любом случае, царице уготовано богатство, уважение подданных и безграничная власть. Именно поэтому так нелегко стать невестой бога. Представь, что для Уршехегины складывалось все удачно, как неожиданно появляется Мафдет и пленяет царское сердце. Планы жреца рушатся, и он предпринимает различные попытки расторгнуть священный брак. По крайней мере, все выглядит весьма правдоподобно. Большинство жителей Урука также недовольны выбором царя и желают избавиться от чужестранки. Что касается выдумок Уршугаламмы, то многие склонны в них верить. Нет, я не говорю о себе, но кто знает? Некоторые думают, что слабоумный калека обладает даром пророчества, и сами боги обращаются через него к людям. Трудно представить все это, но, может быть, вскоре птица иттиду - вестник смерти, накроет Урук огромными крылами?
  - Ты говоришь любопытные вещи, - загадочно улыбался Ихетнефрет, - выходит, твой жрец, как его?..
  - Уршехегина...
  - Вот именно, Уршехегина, мой союзник. Как я могу с ним встретиться?
  - Это невозможно! Только царь и жрецы имеют право войти в храм Ана!
  - Жаль. Я думаю, мы с ним бы договорились. Придется действовать по старому плану. А что слышно в городе обо мне?
  - Почти ничего. Болтают, будто ты покинул Урук после встречи с Гильгамешем.
  - Прекрасно! Никто не станет искать нас в твоем доме. Тем временем мы можем спокойно все обдумать и подготовиться к сегодняшнему вечеру.
  - Что тут обдумывать и к чему готовиться? - вмешался Эбихаил. - Все и так предельно ясно, тем более, до захода солнца осталось совсем немного.
  - Хорошо, тогда определимся в главном. Ты - Эбихаил, и ты - Ханусенеб, ожидайте меня у лодки. Я вместе с Мемахнуди отправлюсь к заброшенному колодцу. Мемахнуди? Готова ли веревка и факел?
  - Да.
  - Тогда мне больше нечего сказать. Займитесь каждый делами и приготовьтесь к худшему.
  "Сегодня все решится, - тревожные мысли будоражили разум хранителя свитков, - Боли и страданиям наступит конец. Но если... тогда это уже не будет иметь значения. Уж лучше пасть в бою, чем прожить остаток жизни в унижении. Наконец-то я увижу Мафдет! Как тяжела разлука! Она как ров, как лезвие кинжала, перерезающее горло человеку. Я просыпаюсь, но не нахожу любимую рядом, не вижу ее лицо, не слышу нежный голос. Жизнь лишается смысла. Чувство мести переполняет душу. Зачем, зачем Госпожа Замка Жизни направила меня в Урук? Чтобы я потерял Мафдет? О нет, не верю! Гильгамеш! Вот всему причина! Он - источник бед и несчастий! Два желания терзают меня - освободить любимую и поскорее убраться из враждебного города. Но куда? Надеюсь, судьба подскажет решение..."
  - Пора, - резкий голос Ханусенеба вывел Ихетнефрета из оцепенения.
  - Да, идем, - уверенно отвечал сын Имтес.
  Служитель Тота и Эбихаил взяли кожаные мешки с остатками даров Джосера и прочими вещами, спеша вон из дома. Бледный от страха Мемехнуди держал в руках веревку и незажженный факел.
  Солнце неспешно клонилось к горизонту, цепляясь за крыши двухэтажных жилищ. От старого, заросшего тростником канала веяло свежестью и прохладой. Прибрежный яблоневый сад давал обильную тень, в которой можно было легко спрятаться и переждать беду.
  Энгары уже погнали по городским улицам священных быков к хлевам храма Инанны, огромной ступенчатой пирамидой возвышавшимся над городом. Два низших яруса светлого дома богини, окрашенные в черный цвет, символизировали подземный мир, над которым высился третий - красный. Само святилище находилось наверху, сияя сапфировой глазурью стен и позолотой купола, обозначая небо и солнце. Широкие террасы храма укрывали зеленые сады, оставляя узкую дорожку для жрецов и рабов, поливавших деревья. К вершине пристанища госпожи Урука вела длинная лестница для религиозных процессий.
  - О, боги, неужто мне предстоит подняться на такую высоту? Но как я попаду туда по подземному ходу? - вопрошал Ихетнефрет.
  - Доверься судьбе и старой Барнамтарре, - утешал его Ханусенеб.
  - Уту вскоре покинет нас, - торопился Мемахнуди, - покончим поскорее с разговорами.
  Все четверо подошли к заброшенному колодцу, находившемуся на пологом берегу канала. Ихетнефрет заглянул в каменную дыру и ужаснулся:
  - Да он ведь полон воды!
  - Хватайся за веревку и спускайся вниз! - настаивал жрец.
  Ихетнефрет повиновался, мысленно проклиная выжившую из ума старуху.
  Спуск оказался недолгим. Цепляясь за плохо обработанные камни, тщательно скрепленные природным асфальтом, сын Имтес вскоре оказался у воды, издававшей дикое зловоние. Она пугала своим ярко-зеленым цветом, и вызывала чувство отвращения.
  "Вдруг здесь полно трупов домашних животных? - подумал Ихетнефрет. - Какая вонь! Куда теперь? Бывшая жрица меня обманула! О, нет!"
  У кромки цветущей застоявшейся воды писец увидел на стене темную полоску невысокого каменного свода.
  - Я вижу проход, - крикнул он, - давайте факел.
  Мемахнуди поспешил выполнить приказание, и горящая палка полетела на дно колодца, рождая отвратительный звук, отдаленно напоминавший свист или шипение.
  Ихетнефрет медленно опустился вниз, пытаясь ногами нащупать дно. Вскоре он увяз в чем-то скользком и липком. Вход в подземелье оказался довольно низким, но все же достаточным, чтобы просунуть голову и факел.
  Огонь бесновался, лобзая красными языками каменный потолок, оставляя на нем следы копоти. Ихетнефрет неуверенно сделал несколько шагов, но ничего вокруг не изменилось. Мысли о Мафдет подгоняли его, заставляя быстро двигаться вперед, разрезая грудью темную воду.
  Вскоре пламя факела выхватило из мрака ступени, и волнение отлегло от сердца. Сын Имтес взошел на них. Вода ручьями стекала с одежды.
  Лестница спиралью устремлялась в неведомую черную высь. Хранитель свитков представлял себя мертвецом, попавшим в преисподнюю. Вот-вот за поворотом он уткнется в массивную дверь, и лежащий шакал преградит путь. Но нет! Ступени уносили человека прочь из мрачных глубин ада.
  Огненные блики плясали на стенах, а мокрое одеяние сковывало движения. Холод и сырость заставляли дрожать все тело. Подъем казался бесконечным. Сердце рвалось из груди, кровь стыла в жилах.
  Неожиданно он уперся в деревянный потолок. "Куда теперь? - отчаянная мысль молнией озарила сознание. - Неужто - все, ведь дальше идти некуда. Подлая старуха обманула меня!"
  Ихетнефрет надавил рукой на доску, и она поддалась, медленно приподнявшись, запустив в щель струю яркого света. Хранитель свитков влез в квадратное отверстие, и очутился у стены просторного помещения, обрамленного со всех сторон квадратными колоннами. Спрятавшись за одной из них, он огляделся по сторонам и понял, что находится на вершине гигантской пирамиды в святилище богини Инанны. Высокие узкие окна достаточно освещали пристанище госпожи Урука, открывая пленительный вид на город, словно в молитве упавший к подножию высокого храма.
  Внезапно с южной стороны послышалась человеческая речь, открылась деревянная дверь, и в обитель богини любви и плодородия вошли люди. Предательский крик едва не сорвался с уст. Впереди, сопровождаемая шестью высшими жрицами-лукур, в царственном одеянии, украшенном золотом и драгоценными камнями, с бледным, как снег, лицом, шла Мафдет. Остекленевшие глаза равнодушно смотрели на алтарь и жертвенное пламя. Волшебная улыбка исчезла с лица, сама же она выглядела чужой и незнакомой.
  Вслед за жрицами в зал вошли несколько женщин, держа в руках традиционные шумерские музыкальные инструменты. Последними в святилище вступили шестеро богато одетых мужчин, по виду иноземцев.
  Тонкие пальцы коснулись струн, ударили в бубен, запела жалобно флейта. Жрицы-лукур подвели Мафдет к алтарю, сбросили с нее одежды. Старшая из служительниц Инанны подошла к девушке, усадила ее на пол и запела священный гимн:
  Благородная дева стоит на улице,
  Дева-блудница, дочерь Инанны,
  Дева, дочерь Инанны, стоит у ночлежища.
  Масло и сладкие сливки она,
  Телица могучей Инанны она,
  Кладовая богатая Энки она,
  О, дева! Сядет - яблонею цветет,
  Ляжет - радость взорам дает,
  Кедров прохладой тенистой влечет!
  К ней прикован мой лик - лик влюбленный,
  Мои руки прикованы - руки влюбленные,
  Мои очи прикованы - очи влюбленные,
  Мои ноги прикованы - ноги влюбленные.
  Молоко, масло коровы белой,
  В желтый сосуд алебастровый вылей,
  На грудь деве каплями брызни!
   - О, могущественная госпожа! - подхватили хором жрицы, - богиня Великих небес, не покинь Урук и Эанну, добрый дом, где народ делит плоды. Не оставь Бадтибиру, Адабу не покинь! Собери тайные силы! Увенчанная лентой "прелесть чела", храмы Ана, Ки, Ашнана, Лахара, Утту обойди, в Кулаб вернись, в дверь амбара войди, жертву прими, новую служанку освяти...
  Верховная жрица подошла к Мафдет и приказала ей лечь. Остальные служительницы богини окружили девушку, протягивая к ней руки. Они двигались в такт музыке, постепенно освобождаясь от одежд. Драгоценные начельники, ожерелья и одеяния падали к ногам Мафдет, а кольцо жриц становилось все уже, пока вовсе не поглотило насмерть перепуганную возлюбленную Ихетнефрета.
  Шестеро лукур покрывали дрожащее от страха тело Мафдет поцелуями, лаская ее соски, набухшие груди и лоно...
  "О, боги, я не переживу этого! - терзался Ихетнефрет. - Как тяжело и унизительно. Я ничего не могу поделать, и это меня убивает! На Мафдет нет лица, страх сковал ей руки и ноги, а вместо чарующей улыбки беззвучно струятся слезы".
  Внезапно где-то за пределами храма раздался дикий вопль, хлопнули двери, и в зал вбежала женщина с перекошенным от ужаса лицом. Она исступленно орала, схватившись руками за голову.
  - Как ты посмела нарушить обряд, нечестивица! - змеей зашипела верховная жрица.
  - Уту пожирает небесный дракон! - кричала женщина. - Уту! Уту! Предсказание Уршугаламмы сбывается!
  Только теперь Ихетнефрет заметил, как все вокруг потемнело, подернувшись легкой серой дымкой. Величественное и пугающее одновременно зрелище предстало обезумевшим людям. Солнце, доселе ярко сиявшее, почти полностью покрылось черным пятном. Весь мир погружался во мрак. Через мгновение огненный диск исчез, оставив по себе пылающий венец жемчужного цвета, словно взывая о помощи. И вспыхнули звезды на небесах, предвещая беду.
  Пронзительный женский визг наполнил святилище. Перепуганные жрицы и мужчины, не помня себя от страха, кинулись вон из храма, и только Мафдет неподвижно лежала на глинобитном полу.
  Воспользовавшись всеобщим замешательством, не понимая, что происходит, Ихетнефрет бросился к ней.
  - Это я, Мафдет! - шептал он, обнимая нагую дрожащую девушку. - Я пришел вырвать тебя из рук насильника! Бежим!
  Хранитель свитков подхватил возлюбленную и в несколько прыжков достиг подземного хода. Мафдет безучастно смотрела на него, не в силах проронить ни единого слова, и только слезы стыда и немого укора орошали бледные щеки.
  - Пойдем же, быстрей! Нельзя терять времени!
  Девушка слепо повиновалась, так и не поверив в счастливое спасение.
  Темное холодное подземелье приняло беглецов в свои объятия. Ихетнефрет, схватив Мафдет за руку, летел по ступеням. Разум его помутился, все вокруг исчезло, и скачущий огонь факела яркими вспышками рвался в глаза. Холодная зловонная вода привела его в чувство.
  - Ну же, Мафдет! - кричал хранитель свитков. - Прошу тебя, не бойся!
  Девушка резко вскрикнула, упав в воду. Факел зашипел и потух. Увязая в придонной жиже, влюбленные с трудом пробирались вперед, где вскоре забрезжил слабый свет.
  - Слава богам! - воскликнул Ихетнефрет.
  Над головой вновь сияло сине-серое небо, упрятанное в темницу заброшенного колодца.
  - Ханусенеб, где ты там?
  - Я здесь.
  -Тяни веревку! - Ихетнефрет подсадил Мафдет, и она медленно стала подниматься наверх. - Да найди побыстрей какую-нибудь одежду! Теперь вытягивайте меня, - крикнул он, убедившись, что любимая находится уже на твердой земле.
  Ноги упирались в камни, скользя по влажной поверхности. Казалось, нет конца подъему. Напрягаясь из последних сил, скрипя зубами, писец сжимал одной рукой веревку, силясь другой помочь себе и тянувшим его друзьям.
  Обессиленный, задыхаясь от напряжения и волнения, он рухнул на траву, пытаясь хоть немного отдышаться. Мафдет, дрожа от холода, стояла рядом, кутаясь в шерстяную накидку. Ихетнефрет беспомощно улыбнулся и закрыл глаза.
  - У нас получилось, - только и мог вымолвить он.
  - А тут такое творилось! - возбужденно тараторил Мемахнуди. - Предсказание калеки сбылось, и солнце исчезло на время, но сейчас оно почти освободилось из ужасного плена.
  - Плевать, - равнодушно отвечал Ихетнефрет, - теперь нужно быстрее убраться отсюда и до ночи покинуть город.
  - К лодке, к лодке! - Мемахнуди никак не мог прийти в себя после пережитого.
  Мягкий тростник принял уставшие тела, даря иллюзию покоя и безопасности.
  - А как же я? - вдруг испугался житель Урука.
  - Ты должен остаться. Спасибо тебе за все. Возьми на память о нас, - Ихетнефрет протянул ему кольцо золота.
  - Столь дорогой подарок... - Мемахнуди засиял от радости, и чувство реальности вновь возвратилось к нему. - Спасибо. Как отблагодарить тебя?
  - Ты это уже сделал. Не говорю "прощай", возможно, когда-нибудь увидимся.
  - Я отвлеку преследователей... если что, - глаза Мемахнуди наполнились тоской и печалью. - Да сохранят вас боги!
  Ихетнефрет оттолкнул веслом барку от берега, и она тихо поплыла в сторону реки.
  - Расскажи, что случилось там, наверху? - любопытствовал Ханусенеб.
  - Не говори ни слова! Дай насладиться покоем!
  Мимо уносились в прошлое выбеленные стены построек, в сумерках казавшиеся серыми, яблоневые сады и поля камыша. Храм Инанны скрылся в кронах высоких деревьев.
  Незаметно для себя беглецы оказались в объятиях величественной Буранунны. На небе загорелись первые звезды, а исчезающий город глухо гудел растревоженным ульем, толком так и не успокоившись, потрясенный событиями умирающего дня.
   - Клянусь, я убью Гильгамеша! - воскликнул Ихетнефрет.
   -Никогда не обещай того, чего не сможешь выполнить, - с трудом сдерживая рыдания, проронила девушка.
  Ветер усиливался. Сын Имтес обнял Мафдет, устремив взор далеко на юг, где в зарослях тростника скрывались таинственные Ур и Эреду. Река за кормою свирепствовала, подобно льву, неся воды в дар морю, рождая видения ночных кошмаров, осыпая лица влюбленных множеством брызг, смешиваясь со слезами, обещая скорую встречу с водами Смерти.
  Глоссарий
  
  
   Буранунна - река Евфрат.
   Серебряные горы - горы Малой Азии.
   Верхнее море - Средиземное море.
   Уту - древнешумерский бог солнца.
   Мана - единица измерения веса, равная примерно 600 граммам.
   Ше
   Гин - вес ячменного зерна.
   - единица измерения веса, равная примерно 20 граммам.
   Инанна - богиня любви и плодородия.
   Иеродулы - жрицы Инанны, занимавшиеся священной проституцией.
   Идигина - река Тигр.
   Нергал - страж подземного мира.
   Река Кур - река в загробном царстве.
   Энки - хозяин вод, один из создателей людей, бог мудрости и магии.
   Земли марту - располагались к Западу от Месопотамии.
   Верховный жрец Кулаба - один из титулов царя Урука. Кулаб - часть храмового комплекса.
   Дерево хулуппу - ива.
   Энлиль - "владыка-ветер" и "повелитель демонов", "небесный бык". Один из главных богов древнего Шумера.
   Гар - мера длины, равная 5 метрам.
   Наннар - бог Луны.
   Нидаба - богиня мудрости.
   Воды Смерти - Персидский залив или Аравийское море.
   Ан - бог неба.
   Шатамму - царский советник.
   Сумукан - бог гор.
   Онагры - порода ослов.
   Нинхурсаг - супруга бога Энки.
   Птица Имдугуд - владыка судеб.
   Ниппур - духовная столица Шумера.
   Туммаль - храмовый комплекс в Ниппуре.
   Нинлиль - супруга Энлиля.
   жилище Иркалы, царство Эрешкигаль - загробный мир.
   Эрешкигаль - богиня загробного мира, "Хозяйка Большой Земли"
   Гештинана - богиня-растение, символизировавшая умирающую и воскресающую природу.
   Баба - дочь бога неба Ана и богини Гатумдуг, покровительница города Лагаша, богиня земли, плодородия и судьбы.
   Намтар - страж подземного мира.
   Большая земля - загробное царство.
   Нингирсу - бог земледелия. Победил злого демона Асага.
   Нингишзида - страж демонов, сосланных в подземное царство.
   Ишкур - бог молний.
   Дом табличек - шумерская школа.
   Удуг - злой демон.
   Жрица-лукур - высшая жрица Инанны.
   Энгары - храмовые рабы.
   Эанна - название храма Инанны в Уруке.
   Бадтибира, Адаба, Ан, Ки, Ашнан, Лахар,Утту - имена божеств, связанных с культом плодородия и домашнего очага.
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"