Отрывки из собрания сочинений, т2. Стр. 65 и далее В.Г. Короленко " В голодный год", Лондон, изд.-во Вард, Локк и компании, 1915 год
"..Я видел рабочие книжки еще в Шутиловской волости. Артель, например, Трифона Семушкина в числе двадцати человек заработала за неделю (с 18-го по 26-е февраля) -- 31 р. 67 к., что даст в день двадцать две копейки на человека. Может быть, это артель лентяев? Нет: по словам самих заведующих, заработок колебался от восьми до тридцати копеек (высшая норма в день), на своем хлебе!.. Итак, двадцать две копейки в среднем -- это нормальный заработок рабочего на лесных общественных работах. Эту же цифру подтвердил мне и г. Введенский.
Какова самая работа? Известно, что эту зиму снега были необычайно глубоки. Рабочим приходилось бродить в снегу по грудь, валить деревья и таскать их затем на себе (лошади не пройти), все увязая, к одному месту...
Вот какова была эта работа за двадцать две копейки!
Вот что говорил мне о ней умный и притом посторонний крестьянин:
-Снега ноне глубокие, одежонка дрянная, пища спервоначалу была больно плоха, приместия (жилья) настоящего не было...
-А теперь?
- Теперь, слышь, одобряют. Так опять поздно: многим пришлось отстать. Видишь, весна какая: то придержит, то опять отпускает, вот народ и опасается, главное дело, насчет воды. Потому снег -- само собой, да под снегом-то подсосалася вода, а народишко-те не в сапоге, а в лапте. Подумай, добрый человек: долго ли же с этакой работы обезножить?..
Я полагаю, что недолго, и вот почему во время составления списков приходилось слышать то и дело фразу: "Убился (то есть надорвался, захворал) на лесной работе". И в самом деле: мудрено ли?
Итак, двадцать две копейки, глубокий снег, под снегом вода, работа -- валить и таскать на себе бревна. Но этого мало: ссуду, которую дают семье голодающего, тотчас же сбавляют, как только человек нанялся на эту работу, сбавляют не с работающего, который все равно не получал, а с семьи...
Есть такой предводитель дворянства Пушкин, который в своих пасквилях, так же бранит мужика за леность, и предлагает ему не помогать.
....
Записано со слов крестьянина, в присутствии земского нотариуса и подтверждено артелью:
'Приезжает к нам в сборную урядник. "Сберите, говорит, двадцать лошадей, а я посмотрю, которые чтобы могли работать". Поутру приказ: что на следующий день к свету всем нам быть в Салдамановском-Майдане. Приехали мы (это около тридцати верст). Исправник Рубинской вышел к нам, выбрал тут плотников и объявляет: "Благодарите бога: чернорабочему пойдет по пятидесяти копеек, хорошему плотнику до семидесяти пяти, с лошадью который -- по рублю и более того..." Пересмотрел лошадей и народ - и отпустил пока по домам.'
он гонял крестьян туда и обратно , а это тридцать верст в один конец, лишь только убедиться что они есть.
Возвращаемся к цифрам -эти цифры предполагаемой и обещанной населению платы можно найти и теперь в печатных протоколах нижегородской продовольственной комиссии, например журнал 20 дек. 1891 года, стр. 6.
'Собрались мы в назначенное время на работу, Брокера - господина поставили нам в распоряжение. Призывает нас г. Брокер, говорит: "Ступайте, десять лошадей, на Вешовский хутор, за овсом по четыре копейки с пуда". А в самый мороз.
Мы отказались: "Помилуйте, тут и в пути не прокормишься, лошади заморенные, много ли на них положишь?"
-- "Ну, хорошо, говорит, когда так, положу рабочую плату, что в лесу".
- Понадеялись мы на эти слова, а не пришлось! Проездили в холод четверо суток, два дня потом работали в лесу; как поехали на хутор, говорим: "Мы -- народ бессильный, чем подымемся? дайте денег".
-"Ну, мол, как-нибудь перебьетесь, денег еще нет, книг еще нет (прошу заметить эту фразу). А доедете, говорит, лошадей тем же овсом покормите с хутора". Хорошо,-- съездили, в лесу поработали; подошла суббота, расчет; и рассчитали,-- человеку с лошадью пятьдесят копеек; пешеходу двадцать пять копеек.
-- Как так, говорим, ряды не сполняете?
-- "Да ведь вот, говорят, стужа была, работы мало, расходу много... Книг еще нет..." Что станете делать; собирались на работы, снаряжались: кто одежонку заложил. У меня своих еще два с полтиной было,-- я их проел, да за овес, что лошадям скормил, вычли. Пошел со слезами домой. Семья кормилась одной картошкой. Прихожу, а дома и пособие-то уже сбавили. Вот и вся наша была работа, господин.'
-Правда ли это опять? - продолжил собеседник,- Да, правда!
Господин Брокер и затем г. Введенский подтвердили это, только иными словами. "Книг не было",-- это значит, что между двумя ведомствами (общественных работ и государственных имуществ) возникли пререкания: кому подписывать контракты и билеты на отпуск леса. Господин Пушкин, заведовавший всеми общественными работами,- отказался, г. Брокер не имел на это права, а лесное ведомство не могло отводить делянки без контракта. И все, конечно, правы. Пока восемьдесят восемь человек крестьян ожидали конца этого "недоразумения",-оказалось, что г. Брокера сменили, потом сменили и г. Пушкина. Господин Введенский, преемник г. Брокера, все еще не знал, кому подписывать билеты. Пока шла эта переписка,- рабочие уже были собраны, им была обещана одна плата, а рассчитаны они по другой, лишь бы оформить дело, лишь бы закончить период лесных работ, довольно долгий период - до их начала!
Таков был приступ. Как видите, тут была сразу крупная ошибка, вследствие которой самые положительные обещания, данные рабочим, не были выполнены, вследствие которой люди разошлись по домам со слезами, проевши и то, что было у них до работ, и застали дома... сбавку ссуды.
Так вот что могла бы рассказать другая сторона, мужики, если бы их спросили. А вот еще пример, извлеченный мною из официальных документов.
Тринадцатого декабря 1891 года, за No 1278, господин земский начальник 2-го участка А. Л. Пушкин обратился к земскому же начальнику П. Г. Бобоедову с отношением следующего содержания:
"Господином губернатором поручено мне заведывание общественными работами в Лукояновском уезде, к которым нужно приступить немедленно. На первое время до предстоящих праздников предположено приступить к рубке леса в Ичалковской казенной даче I Лукояновского лесничества, в небольшом количестве рабочих, почему покорнейше прошу Вас, милостивый государь, из Вашего участка выслать в означенную дачу к 18 числу этого месяца десять человек с топорами и пилой на каждых двух. Высланный Вами народ должен быть из семейств, имеющих недостаточные средства и, при нахождении на поденной работе, исключен из лиц, получающих пособие хлебом. До праздников народ этот будет работать поденно с платою до 40 копеек в день на их продовольствии. После же праздников наем рабочих будет мною произведен тем же или иным порядком, о чем я своевременно Вас уведомлю. Теперь же покорнейше прошу, выслав назначенных Вами лиц, сообщить мне именной их список, с обозначением, из какого села и по какой цене (?)... Заведующий общественными работами земский начальник А. Пушкин".
- Надеюсь, мой уважаемый читатель, вы обратили внимание на характерные стороны этого официального циркуляра: крестьянам не предлагается работа, а они назначаются и затем высылаются на место.
Предусмотрительность господина Пушкина доходит до заботы даже о сбавке нанявшимся хлебной ссуды. Можно ли после этого предположить, что этот документ, по времени совпадавший с наиболее горячими нападками на мужицкие пороки, есть лишь плод непростительно легкомысленной преступной небрежности и недоразумения со стороны этого господина! "Лентяи" и "пьяницы", уже через пять дней по написании этого отношения, составили требуемый отряд.
Федор Медведев, Семен Бударагин, Герасим Сисюков, Александр Жижинов, Иван Маркин, Матвей Фадеев, Поликарп Хапов, Дмитрий Жижинов, Пимен Морозов и Тимофей Кузичкин соблазнились сами или же были "назначены". Как бы то ни было, они, во-первых, взяли в долг топоры, во-вторых, купили пять пил (большею частью тоже в долг), по 1 р. 50 к., и 17 декабря вышли утром из 1-го участка, расположенного у Лукоянова,-- на восточный край уезда, в Большое Болдино. Однако пусть они говорят дальше сами (цитирую опять по официальному документу):
"До Болдина 40 верст; мы пришли в 9 часов утра 18 декабря к господину Пушкину, не застали его дома, и он вернулся в 11 часов вечера, а 19 декабря в 10 часов утра опять ходили к г. Пушкину, но оставались в избе, а Пимен Морозов и Тимофей Кузичкин ходили в дом и, вернувшись, передали нам, что Вас вытребовали ошибочно в Ичалковскую дачу, здесь есть своего народу много, то есть 2-го участка много людей. Вам будет работа в Ризоватовской или Мадаевской даче после праздников, а теперь ступайте домой. Когда будет предписание от Пушкина, тогда вам велят идти (!)".
А Пимену Морозову на представленном им рапорте господин Пушкин сделал в этом смысле собственноручную отметку, которая и сдана Морозовым 20 декабря в волостное правление.
"И мы,- продолжают свою скорбную одиссею "лентяи",-вернулись 19 числа ночью домой. Понесли убытков, продали, что имели последнее, а домой шли совсем голодные. 18 числа весь день стояли (в Б.-Болдине) на морозе и собирали милостыню"... Затем, с чрезвычайной подробностью идет перечисление убытков: за топоры платили за подержание, Фадеев, вернув пилу, получил убытку пятьдесят копеек, Маркин купил пилу за полтора рубля, и она осталась у него, "но остальные брали пилы в долг, и их взяли обратно без убытка".
Но почему он тогда не уйдет в другую губернии или волость, и не возьмет хлеб там?- спросит меня мой любезный и просвещенный читатель
- Так, не пускают! Для того чтобы мужик ушел на приработки или паче того, в соседнюю губернию выехал, ему паспортный билет нужен от общины. - отвечу я вам.
А там в большинстве своем мужики крепкие правят. И не отпускают они мужика, потому что если ссуду выдадут на общину ( и даже если выдадут, не факт что хлеб придет), то платить ее надо всем. А вернется мужик или нет - еще неизвестно, может и доли лучшей захотеть, а потом из Сибирского или Степного Краев семью выписать. А платить-то ему, крепкому мужику.
- Постойте, постойте - а что значит, если ссуду выдадут, и ее получат. Украдут что ли? Так легко же проследить, кто украл?- удивишься моим словам, читатель
- Думаете, все так просто? Вот вызывает такой Пушкин главу волости и говорит, что есть у него ссуда хлебная, да только на всех не хватает, а положена только тем кто отблагодарит его хорошо.
А дальше уже мировые мужики решают - потянут ли они мздоимство Пушкина, или нет. Ведь ссуду-то отдавать надо. И платежи еще за землю отдавать надо. Возьмешь ссуду - вся община по миру пойдет, свое хозяйство по ветру пустишь ради соседа.
Так может пусть сосед и семья его помрет, а я его землю возьму и тем богаче стану.
Вот и оскотинивается на земле наш мужик, самые крепкие хуже волков. А добросердные все беднеют.
- Знаете ли вы, мой читатель,- кто более всех пострадал от неурожая, кроме, конечно, мужика?
Отвечу за Вас:
- Закон.
Как только голод был признан, так и началось усиленное упразднение существующих законов в пользу чисто щедринского кустарного законодательства местных властей.
Так, вятский губернатор, Анастасьин, объявил, нимало, не медля, сепаратную таможенную политику для "своей" губернии. На границе были расставлены "таможенные" мужики с здоровенными дубинами, которые, по приказу мудрого властителя, ловили "контрабандистов" с купленным на базарах хлебом... , вот, посмотрите протокол Нижегород. губ. продов. комиссии от 8 дек. 1891 г., стр. 8-9:
" Губернатор нижегородской губернии H. M. Баранов сообщает, что по известиям от васильской земской упр., несмотря на распоряжение мин. вн. дел, хлеб из Вятской губернии, закупаемый там крестьянами Васильского уезда, не выпускается поставленными на дорогах кордонами...".
В одно из заседаний нижегородской продовольственной комиссии явился посол соседней Костромской губернии для переговоров о закупке хлеба на нижегородских базарах. У нас запретительного законодательства не было. Но представителю костромской державы пришлось выслушать несколько горьких упреков в отсутствии таможенной взаимности, так как и на западной границе нашей губернии тоже оказалась цепь таможенных с дубинами...
Там же, смотрите журнал 10 ноября 1891 г., доклад макарьевского уездного предводит, дворянства: "Население ветлужской стороны Макарьевского уезда ежегодно закупает хлеба до 240 тыс. пудов из Костромской и Вятской губ. В настоящем году вывоз из этих губ. воспрещен. Многие из крестьян жаловались, что за вывоз из Костромской губ. берут пошлину!". Костромской посланник оправдывался тем, что общего закона по всей губернии не было, но какой-то земский начальник объявил сепаратную таможенную систему в одном своем участке...
Таковы причуды российской законности...
Сколько почтенных и совершенно "лояльных" обывателей, живя в "сердце России", и не подозревали, что могут когда-нибудь стать контрабандистами. А довелось. Ночь, вьюга, на небе тучи, перекликаются дозорные, а глухими и неудобными дорогами прокрадываются контрабандисты с кулями русского хлеба через границу... двух смежных русских губерний!..
Представьте себе теперь положение закона, "перед лицо" которого эти своеобразные таможенные привели бы этих неожиданных контрабандистов. Где состав преступления, как поставить обвинение, кто, наконец, обвиняемый, обвинитель, преступник?.. Кого судить: таможенного мужика с дубиной или контрабандиста, такого же мужика с кулем хлеба?..
Первый поставлен своим уездным местным начальством. Да... но и второй тоже отправился с благословения своего начальника и даже имеет билет... А закон? Да есть ли еще, полно, какие-нибудь общеобязательные законы в России
- Я еще много чего могу рассказать вам, о наших мужиках, которые сами бесправны, а еще кругом должны всем: помещику за выкуп от крепостной неволи, Крестьянскому банку-за землю, государству- за налоги.
В последнее время, только Бунге за мужика заступается больше некому. Только у Николай Христиановича есть сострадание к нему. Но сожрут его всякие мещерские.
Мы вот Пугачевские бесчинства даже поминать не хотим, а все к тому идет: мужик видит беззаконие, сам становится беззаконным; тот что мягкосердный - становится нищим. Помещик- так и не смог без крепостных жить, все вместо оплаты, кнутом да обманом охаживает, и знает что суд будет на его стороне. Развращается вконец.
Ведь кто у нас поместное дворянство - тот, кто обучиться не смог, кого из полка выгнали за пьянство или карьера не пошла. Такие вот и во все большем числе и решают судьбу кормильца России .