Маслов Илья Александрович : другие произведения.

Русь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.35*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Поэма охватывает события отечественной истории со смерти первого из русских варяжских князей Рюрика до походов Владимира Мономаха и посвящена героической борьбе наших предков с иноземными захватчиками в период раннего Средневековья.

  Озару Ворону
  
  Как автор, я бы хотел уведомить читателей о следующем:
  
  1) Все персонажи поэмы являются реально существовавшими историческими личностями, а все их слова, поступки и связанные с ними события отражены в исторических источниках (отечественные летописи, византийские хроники) или восстановлены историками на основе обрывочных, но заслуживающих доверия данных. В случае наличия нескольких вариантов толкования этих данных, я отдавал предпочтение наиболее убедительным для меня, а вовсе не наиболее предпочтительным историческим теориям.
  
  2) Все высказывания героев о христианстве (являющиеся исторически достоверными), а также характеристики персонажей-христиан, православной Византии и католической Европы следует трактовать исключительно в духе того времени и относить только к тогдашним реалиям. О моем личном отношении к Русскому Православному Христианству и людям, его исповедующим, можно составить представление по заключительной главе поэмы, в которой рассказывается о подвигах Владимира Мономаха.
  
  3) Все международные отношения, политические реалии, характеристики народов и государств также относятся исключительно к периоду раннего средневековья и не имеют никакой привязки к людям наших дней, независимо от национальности, религиозной принадлежности и гражданства наших современников.
  
  4) Единственная цель, которую я преследовал во время работы над поэмой "Русь" - это отдать дань подвигам наших далеких предков, чья доблесть и самоотверженность служат примером для нас и по сей день, а также показать процесс формирования раннефеодального Русского государства и русской цивилизации, изначально отделенной и от Европы, и от Азии. Кроме того, из поэмы можно узнать о том, как наши предки решали те проблемы, которые являются "вечными", или по крайней мере - актуальными и по сей день, например - "идейные" распри внутри одной семьи.
  
  Приятного вам чтения!
  
  
  Зачин
  
  О Русь моя! Бескрайняя Держава
  снегов, лесов и золотых полей!
  В веках не меркнет воинская слава
  твоих непобедимых сыновей,
  чья кровь кипит, как воды рек могучих,
  когда они путь заступают Злу -
  с зари времен досталась эта участь
  великому народу моему.
  И потому при слове "Русь" я вижу
  сперва не поле, не леса и снег,
  не лед, сковавший реки неподвижно,
  смирив на время их могучий бег -
  я вижу Степь. И Солнце в грозном небе.
  И то, как кличет с ветви древа Див.
  И - воинов, что едут стремя в стремя
  навстречу грому и кошмару битв.
  Полк за полком уходит к вечной славе
  под княжьим стягом гордой старины,
  на их доспехах яро пляшет пламя
  народной очистительной Войны.
  Я вижу это... Это - память предков,
  и я воспеть ее не побоюсь,
  хоть ныне вспоминают очень редко
  о том, что ты была Великой, Русь.
  "Была"... Народ твой снова стонет
  под игом иноземных торгашей,
  и никого, быть может, уж не тронет
  сказ о Руси и грозах прежних дней.
  Но вам, кто не желает покоряться,
  кто верит в Силу, в Мужество и Честь,
  за Русь Родную кто готов сражаться,
  в чьем сердце ныне правят гнев и месть -
  я вам рассказ свой, братья, посвящаю,
  преданье о героях давних дней,
  что доблестью всю землю поражали,
  что Родину отважно защищали
  от всех, кто шел бесчинствовать на ней!
  Сквозь времена их кличи отзовутся
  в сердцах славян, не предавших себя,
  и русские богатыри вернутся -
  от плоти плоть Даждьбожьего огня.
  Они опять прогонят оккупантов,
  пирующих вольготно на Руси:
  коль ты из тех, кто не шагнет обратно,
  возьми оружье - Родину спаси!
  В победу верь, стране оставшись верным,
  пробьет наш час - и мы осилим гнусь.
  Ну а пока - послушай сказ мой древний
  о том, как началась когда-то Русь...
  
  I. Сказание первое. Олег Вещий.
  
  Той осенью, холодной и дождливой,
  шло горе по встревоженной Руси:
  хазары взяли Белгород, Чернигов,
  и даже Киев заняли они.
  Их стяги со звездой шестиконечной
  несли славянам рабство на века -
  отмечен будет в памяти навечно
  кровавый образ черного врага!
  На Севере, среди чащеб без края,
  непокоренный Новгород стоял -
  в его кремле, во княжеских палатах,
  состарившийся Рюрик умирал.
  В глухом бреду предсмертного удушья
  мерещились ему, как сквозь туман,
  бряцание варяжского оружья
  на берегах чужих, далеких стран,
  удары весел на лодьях крылатых,
  нагие пленницы, пожары городов,
  построенные клиньями отряды,
  идущие сквозь месиво врагов...
  О молодость! Давно ль ты пролетела?
  И с бледных губ варяжского вождя
  срывался шепот: "Кто продолжит дело?
  Русь, на кого оставлю я тебя?"
  Сын Игорь - соколенок малолетний...
  Единства нет... Враги со всех сторон...
  И видели клубящиеся тени
  печаль варяга - то, как плакал он.
  Сознание нежданно прояснилось,
  и, слабость проломив, как будто лед,
  моля Богов, чтоб жизнь еще продлилась,
  князь Рюрик Хельгу Мурманца зовет:
  Был молод Хельга, прозванный Олегом
  на новгородский, на славянский лад,
  но уж не раз одерживал победы,
  ведя дружины сквозь огонь и хлад.
  Еще он Вещим прозван был в народе -
  молва рекла, он волховать умел:
  в полете птиц, в их криках, в непогоде
  угадывать исход великих дел.
  Полу-нурманин, полу-венд склонился
  пред смертным ложем старого вождя...
  Взгляд князя на мгновенье помутился,
  но рек он хрипло: "Я позвал тебя,
  чтоб на тебя переложить заботы
  о сыне, о столице, о Руси -
  меня скосили прожитые годы:
  продолжи дело, род славян спаси!"
  Олег внимал, а князь в тоске предсмертной
  хрипел, шептал: "Клянись Перуном мне,
  что для Руси защитником ты первым
  пребудешь, пока ходишь по земле,
  что мне и нашим предкам не зазорно
  взирать придется на твои дела,
  и Русь стоять пребудет так же гордо,
  как прежде нас стояла и росла...
  Ты помнишь? Новоградцы нас призвали
  от берегов Арконы от седых,
  чтоб мы столетья ужаса прервали,
  чтоб мы врагов долой с Руси прогнали
  и защитили родичей своих!
  Я укрепил великий Новый Город,
  сильны дружины ратные его -
  обрушь же их, как неподъемный молот,
  на головы пирующих врагов!
  Враги повсюду... Не видать пощады,
  коль не удержим мы земель своих -
  тевтонцы, свеи, греки и хазары:
  все против нас, но мы - сильнее их!
  Оборони славян... Расширь границы...
  Нет права ныне проиграть войну...
  А коль ты вздумаешь перед врагом склониться,
  собакам иноземным покориться -
  тебя я... с того света... прокляну..."
  
  *****
  
  Сложили краду Рюрику до неба,
  три дня пылал костра его огонь,
  а князь Олег уже замыслил дело,
  чтоб воедино Русь сплотить на бой.
  Изменник Аскольд с другом своим Диром
  отбивши Киев-город у хазар,
  стал княжить там, натешившись же миром,
  на земли Новгородские напал.
  Хазары "проглотили" оскорбленье,
  как показалось Аскольду тогда -
  на самом деле враг явил терпенье,
  чтобы славян ослабила вражда.
  Тогда подумал, возгордившись, Аскольд,
  непобедимым посчитав себя,
  что Киева ему, пожалуй, мало -
  ему нужна вся русская земля.
  Чтоб заручиться греческой подмогой,
  отринул он отеческих Богов,
  склонившись перед церковью Христовой -
  пред верою Руси нашей врагов,
  и принялся скупать возы оружья,
  наемников скликать во Киев-град...
  Раздор, как птица, над страною кружит,
  и нет пути для Аскольда назад.
  ...Тем утром снова шли купцы с возами
  через ворота в Киев торговать,
  но вдруг на пол-пути повозки встали,
  раздался обнажаемой лязг стали -
  и появилась из повозок рать,
  а тот купец, что будто бы был старшим,
  сорвавши шапку, сбросив шубу с плеч,
  предстал нежданно витязем отважным
  и выхватил свой харалужный меч.
  И слышен топот конский за стеною:
  в открытые ворота полилась
  лавина всадников, уже готова к бою,
  чтоб разметать врага, как будто грязь.
  Застыли рати друг напротив друга,
  "купец" с усмешкой к Аскольду шагнул:
  "Бывает на старуху, князь, проруха...
  Чтоб я тебе, ты хочешь, присягнул?
  Для этого ты Русь в раздор ввергаешь?!
  Узнал ты? Я твой враг - я князь Олег.
  Я слышал, что войну ты замышляешь
  со мною, и твой друг - лукавый грек.
  И я пришел. Зачем губить дружины?
  Бери свой меч, изменник, и сразись
  со мною - у кого достанет силы,
  чтоб у врага клинком исторгнуть жизнь,
  тот пусть и правит всей великой Русью,
  полки ведет к победам за собой...
  Бери же, пес христов, свое оружье -
  начнем скорей, коли не трусишь, бой!
  Перун со мною!" - так Олег воскликнул,
  "Христос со мной!" - в ответ Аскольд кричит,
  но стало видно, как он враз поникнул,
  знать - ведает: Христос не защитит...
  И их клинки между собой скрестились,
  рассыпав искры, и скрестились вновь -
  казалось людям, вечность они бились,
  но брызнула на землю княжья кровь,
  и князь Олег нежданно пошатнулся -
  Аскольд занес с усмешкою свой меч...
  Ему навстречу молнией метнулся
  клинок Олега, голову сняв с плеч.
  Фонтан кровавый в небеса ударил,
  и наземь безголовый труп осел,
  олеговы забрызгав алым латы,
  а победитель войско оглядел
  и рек ему: "Едина Русь отныне!
  Воспитанник мой, Игорь - ее князь,
  а коли ворог вновь на нас нахлынет -
  своим мечом ему захлопну пасть!
  Едины ныне Киев с Новоградом,
  Земля словен и русколан земля..."
  По Киеву прошли, ступая рядом,
  олеговы и киевлян войска.
  Им скоро предстояло вместе биться
  за честь и славу Родины-Руси,
  что только в битвах может возродиться
  на перекрестьях воинской стези.
  Руси вовеки Слава, Слава, Слава!
  Ее богатыри ее хранят,
  и в каждом доме воинов по праву
  во все века защитниками чтят.
  
  *****
  
  Летела весть от моря и до моря,
  и заставляла многих трепетать:
  с хазарами в лихом бою поспоря,
  "князь Рос" разбил и в прах поверг их рать!
  Была та битва в Северской земле:
  земля гудела от атаки вражьей,
  когда хазары, все в стальном огне,
  сошлись с пехотой русской в рукопашной.
  Они рвались сквозь русские ряды,
  мечтая до победы дотянуться.
  Но пики и червоные щиты
  мешали темнолицым развернуться
  и всею силой задавить славян -
  и вот хазары замерли, смешались...
  Олег не зря минуты выжидал,
  чтобы порядки ворога сломались!
  Рог заревел, и из леска в крыло
  хазарам конный полк его ударил -
  кровавой пылью все заволокло,
  хазары содрогнулись... и бежали.
  Сам князь был в битве весь нелегкий день,
  от первого удара до победы.
  Он превозмог чужого Ига тень,
  став для славян предвестником рассвета.
  Ведь до того, как он врага поверг,
  славяне дань захватчикам платили -
  в полон им отдавая красных дев,
  чтоб их хазары продавать возили
  на рынки на восточные свои
  и рабским торгом больше богатели...
  Разбитые, захватчиков полки
  за крепостные спрятались за стены.
  Освободил Олег от них навек
  и северян, и вятичей, и прочих,
  кому позор минувших рабских лет
  страшнее смерти был, темнее ночи.
  Вернул славянские порядки князь
  туда, где прежде чужаки царили,
  кнутами насаждали свою власть...
  Хазары о позоре не забыли.
  Им византийцы шепчут: "Отомстить!",
  ведь грекам-христианам Русь враждебна,
  соседей грекам выгодно стравить,
  и "варварская" распря им полезна!
  Они везут оружье для хазар,
  Итиль их инженеры укрепляют...
  Но по Руси замысливши удар,
  о планах русских недруги не знают.
  Олег прознал о замыслах врага:
  "Коль так, пускай проведают и греки,
  как бьются те, кому Русь дорога,
  кто верит в силу своего клинка
  и не склонится пред врагом вовеки!"
  
  *****
  
  Не волны то несутся над пучиной,
  не зверь морской поднялся из глубин -
  то Вещий Хельга с верною дружиной
  плывет на Юг и чает новых битв.
  На волосах вождя - крупицы соли,
  ему в лицо - и ветер, и вода...
  Он, словно сокол, на просторе волен
  атаковать - и сгинуть без следа,
  как викинги и венды поступали
  на берегах дрожащих южных стран:
  неуловимостью своей они вгоняли
  в великий ужас добрых христиан.
  Он трижды налетал на поселенья
  на побережье греческой земли,
  чтоб устрашась кошмаром разоренья,
  враги на мир скорее с ним пошли.
  А нет- так нет, славянский меч надежен,
  не русичам о мире умолять,
  почует неприятель своей кожей,
  как с Русью непокорной воевать!
  И встал Олег под стены Цареграда,
  неуязвимой крепости царей,
  для пленников что был страшнее ада,
  и славной целью для богатырей.
  Но греки с ним сражаться не желали,
  решив сидеть за стенами, пока
  осада до конца не измотает
  воителей "славянского царя".
  За стенами у них запасов много,
  сидеть там можно хоть десятки лет:
  язычникам, не верующим в Бога,
  попасть за эти стены шанса нет!
  Загородили греки цепью гавань,
  чтоб с моря враг в столицу не проник.
  Константинополь, словно локоть, рядом -
  а вот поди ж, попробуй-ка возьми...
  Гадают император и стратеги:
  коли ослабнут русы, не сумев
  Константинополь захватить с разбегу -
  так греки быстро одолеют всех,
  убьют Олега и его дружину,
  с хазарами на Русь вдвоем пойдут,
  согнуть заставят рабски русских спину,
  их подведя к имперскому ярму...
  Олег свой меч от злости дланью стиснул
  до белизны костяшек. Слышал он,
  как шепчутся: "Зачем в осаде киснуть?
  Добыча есть - скорей на Русь пойдем!
  Нам Цареграда взять не доведется -
  на крыльях, что ли, на стену лететь?"
  Уже и рядом с князем раздается:
  "Пора домой! Нас ждет здесь только смерть!"
  Да как они понять того не могут,
  зачем он начал весь этот поход,
  что честь Руси Великой он уронит,
  что замыслы свои он похоронит,
  если сейчас обратно повернет!?
  Нельзя увидеть грекам нашу слабость,
  здесь - или смерть, иль трусом назовут...
  Но в ком так мало гордости осталось,
  чтобы уйти, как трус, на Предков суд?
  Олег к своей дружине обернулся,
  решимостью своею окрылен,
  и ей сказал: "Взять город будет трудно.
  Но завтра мы на штурм его пойдем!"
  ...Разбужен город был на утро скрипом,
  на стены вышли войско и народ -
  и обмерли, завороженны дивом:
  к ним посуху славянский флот плывет:
  наполнен ветром каждый русский парус,
  сияет Солнцем каждый русский щит,
  и князь Олег, в плаще кроваво-алом,
  в доспехе грозном, на носу стоит
  своей лодьи, идущей среди первых:
  чтоб греков перед битвой устрашить,
  дружине приказал своей он верной
  за ночь лодьи колесами снабдить.
  Теперь Стрибог их нес на вражьи стены,
  готовы лестницы, веревки и крюки...
  Язычники идут ради Победы!
  И без сраженья им сдались враги.
  Олег свой щит червоный с коловратом
  на ворота царьградовы прибил:
  мол, помни, греки, ссорясь с нашим братом,
  как русский воин вас здесь победил!
  
  *****
  
  Был Хельга мудр, но в то же время честен,
  и подлостей он греческих не знал -
  не думал он о тайной вражьей мести,
  а в путь на Русь войска он собирал.
  А между тем приказ давно получен
  шпионами царьградского двора:
  "Для вида пусть повинен будет случай
  в погибели "славянского царя",
  а уж когда ему конец настанет,
  в усобицах ослабнет Русь тогда..."
  Не ляжет черный умысел, как камень,
  на сердце беспринципного врага!
  В пути на Север князю стало плохо,
  он запоздало понял - "Яд в вине!",
  в ушах завыло гнусно и нестройно,
  и все внутри горело, как в огне.
  Виденья поднялись перед глазами,
  везде Олегу чудятся враги
  с нацеленными на него клинками,
  с глазами мертвыми, как у змеи.
  С мечом в руке шатер он свой покинул,
  шепча: "Враги... Враги... Дружина, в бой..."
  Так сын Перуна в одночасье сгинул,
  сраженный черной подлостью людской!
  Упал он наземь, кровь пошла из горла,
  взгляд полон был безумного огня,
  к нему склонились, но смогла исторгнуть
  его гортань одно: "Враги... Змея..."
  Олег поднялся - в муке безымянной,
  подковылял он к верному коню,
  полез в седло - и рухнул бездыханный
  на жухлую осеннюю траву.
  Так победитель недругов славянства
  ушел навек в Небесные Поля,
  а нам от это видевших остался
  один рассказ о смерти "от коня".
  
  II. Сказание второе. Игорь Злосчастный.
  
  Когда погиб на Юге Хельга Вещий,
  за Русь не пощадивши и себя,
  враги опять славян зажали в клещи
  и отложились мелкие князья...
  Олег погиб. Но Русь еще способна
  сломать хребет напавшему врагу -
  лоб в лоб идти на русских неудобно,
  и вот хазары дикую орду
  с Востока на Полуночь пропустили,
  чтоб, как таран, на Русь ее послать:
  хазары им и злата не платили -
  так любят печенеги разорять
  селенья земледельческих народов,
  мечтая дев, богатства захватить,
  в них говорит разбойная порода...
  Но все же им Руси не покорить!
  Они уйдут, и вот тогда хазары
  нахлынут конной лавой на славян,
  чтобы в огне невиданных пожаров
  поработить и молодых, и старых,
  ведь иудейский Бог им обещал,
  как избранному своему народу,
  власть над язычниками и над всей землей
  дать навсегда... Вот для чего с ордою
  союз они создали боевой!
  А русские для них даже не люди,
  но просто скот - рабочий и тупой...
  Кто сможет Русь навстречу этой жути
  поднять на смертный, справедливый бой,
  Чтоб не взошли звездой шестиконечной
  чужая Вера и чужая Власть,
  чтоб не тянулась рабской цепью вечно
  над нами чужеземная напасть?!.
  А далеко, за морем, за горами,
  задумывают греки отомстить:
  в стране, хранимой древними Богами,
  мечом Христову веру утвердить.
  Колонией, провинцией пусть станет
  для Византии Русь, и пусть тогда
  забудут покоренные славяне
  даже свои родные имена!
  
  В год печенежской бесовской напасти
  во капище перуновом волхвы
  метали жребий о стране и власти,
  и об исходе будущей войны.
  И трижды грянул гром во чистом небе,
  а руны пали на земную твердь,
  и мудрецы славянские узрели
  ответ Богов: "Победа", "Ложь" и "Смерть".
  
  *****
  
  ...Охотился поблизости от Пскова
  со свитою князь Игорь молодой.
  Его рука без промаха готова
  дичь поразить каленою стрелой!
  Но силы не достанет и у князя
  весь день скакать, по следу метя путь -
  решил князь Игорь в речьке искупаться
  и рядом с ней немного отдохнуть.
  Его сморило... Но военный навык
  спать чутко не оставил князя тут:
  сквозь шум ветвей взволнованной дубравы
  услышал Игорь, что к нему идут...
  "Изменник, чай, какой?" И князь нащупал
  клинок свой верный, рядом что лежал.
  Шаги приблизились... Теперь ждать было глупо -
  вскочив, он деву за руку поймал.
  И - обмер, красотою ослепленный,
  не в силах ни о чем ее спросить...
  Она решилась первой: "Знатный витязь!
  Я - перевозчица Прекраса. Ты прости,
  что я над спящим над тобой склонилась,
  поверь, что злобы нет в моей груди.
  Ведь любопытство нелегко осилить,
  а вас, бояр, здесь редко вижу я...
  Давно мечтала я вблизи увидеть
  воителя из тех, что Русь хранят
  от ворогов..." Они разговорились,
  и Игорь лишь дивился: к деве, знать,
  явили Боги при рожденье милость,
  решив и красоту, и разум дать.
  И в чувстве он своем тогда признался,
  сказал, что князь он, и что без нее
  он жить не сможет, как бы не пытался...
  Прекраса тоже думала свое:
  был перед нею всей Руси властитель,
  владетельнейший изо всех князей,
  дружины вождь и опытный воитель -
  он к славе, к власти ей откроет дверь.
  Влюбленный Игорь даже не заметил
  усмешки, проскользнувшей по губам
  у девы до того, как снова светел
  стал блеск, присущий русичей глазам.
  Потом была любовь... И Солнце с неба
  в вечерний час узрело, заходя,
  заснувшего рядом с любимой девой,
  избравшего свою Судьбу вождя.
  В замужестве Прекрасу звали Ольгой,
  была она отважна и мудра.
  Был Игорь счастлив жить с такой женою.
  Довольна и она была сперва...
  
  *****
  
  Таился враг Руси в степях Востока
  в тот беспокойный и кровавый век...
  По нечестивой воле Чернобога
  вновь печенеги двинулись в набег.
  Несясь волками по степи раздольной,
  они томились, предвкушая страх
  в глазах славян, награбленного горы
  и белых женщин на своих кошмах.
  Звероподобны, грязны, беспощадны,
  они катились валом на Закат...
  Надежны богатырские заставы:
  весть мчится через нивы и дубравы,
  что вновь враги нашей стране грозят!
  Князь и его седые воеводы
  в кремля палатах сели на совет:
  как задержать нахлынувшие орды?
  "На степняка управы, княже, нет!" -
  так говорили Игорю иные -
  "Никто еще не смог их одолеть:
  ни Александр, ни Цезарь не ходили,
  завоевав пол-мира, в эту степь!
  Мы города, конечно же, удержим,
  а огнищанам это не впервой,
  чтоб поднимать из угольев и пепла
  хозяйство, разоренное войной...
  Пересидим! А можно откупиться..."
  Но голос князя перекрыл их всех:
  "Возможно ли воителю не биться,
  хоть даже и не верит он в успех?
  Возможно ль нам, чья слава прогремела
  от Византии до нурманнских скал,
  трусливо прятаться за городские стены,
  а не искать с оружием победы,
  и если пасть - то так, как Вещий пал?!
  То истина, что Русь враги терзали,
  пока она раздроблена была -
  но Рюрик и Олег ее собрали:
  как предадим их славные дела?
  Тому не быть - Руси отныне в степи
  придется прорубаться на конях,
  свершая дело Доблести и Мести
  за тех, чья кровь теперь на степняках!
  Пусть выучкою всадников сравниться
  с ордою не сумеем мы пока -
  нам мужество, с которым будем биться,
  поможет отогнать с Руси врага
  и разгромить его в степном просторе:
  в бой, русские дружинные полки!
  Нам темнолицые несли немало горя -
  так пусть отплатят им наши клинки,
  в крови чужой сияньем стали тешась!
  Пусть реет алый стяг Руси родной,
  испепеляя коловратом нечисть:
  пусть грянет бой - за Русь священный бой!"
  
  *****
  
  Не от той ли Степи да неведомой,
  да не от той ли бурной Дон-реки,
  от курганов высоких стародавних,
  летела птица-орел могучая.
  А от тех от лесов полуночных,
  от чащеб вековечных дремлющих,
  от русской стороны ласковой
  летела птица-сокол вольная.
  
  Спрашивал орел тут у сокола:
  "Что за гром во степи третий день стоит,
  что за грозы гремят над курганами,
  что за дождь с ясного неба падает,
  что за реки текут за быстрые,
  если рек тех я прежде не видывал,
  почему вся земля, вся Степь дрожит,
  что за молния блещет алая?"
  
  Отвечала орлу птица вольная:
  "То не гром-непогода буйствует,
  то сошлись во Степи полки русские
  с ордой печенежской разбойною,
  и не грозы гремят над курганами -
  то мечи о шеломы лязгают,
  и не дождь с ясного неба падает -
  это стрелы падают на воинов,
  
  и не реки то текут быстрые -
  кровь течет по полю по бранному,
  а весь край степной потому дрожит,
  что бегут печенеги от русских воинов,
  побросав жен, детей да награбленное.
  И не молния блещет алая -
  алый стяг Руси развевается,
  а под стягом едет сам Игорь-князь."
  
  Загрустил степной орел, опечалился:
  "Не летать мне больше за ордами,
  что на русских ходят набегами,
  не клевать глаза славянские
  у убитых русских воинов,
  а придется теперь питаться мне
  лишь поганой плотью печенежскою!"
  Полетел орел во свои края,
  а на Руси славу поют князю Игорю...
  
  *****
  
  Под руку княжью степняки склонились,
  Руси поклявшись верою служить,
  и с кем бы после русские ни бились -
  в походы вместе с русскими ходить.
  Хазары тоже мира запросили:
  мол мы - не мы, не строим козней мы,
  в друзьях у печенегов не ходили,
  и лишь добра желали мы Руси...
  "Добра? Ин ладно!" - Игорь им ответил,
  иною мыслью разум распалив:
  один лишь явный враг на белом свете
  остался у славян и у Руси -
  То Византия за далеким морем.
  Забыли греки Хельги Красный Щит!
  Пусть вероломство обернется горем
  тому, кто клятвы собственной не чтит:
  болгар от ига их пора избавить,
  и сталью грекам преподать урок:
  кто вздумает Руси преграды ставить,
  того не долог жизни будет срок!
  Поход варягов был молниеносен,
  лодьи неслись, как птицы, по волнам -
  всегда их бег для недругов был грозен...
  Болгары русских предали врагам.
  И когда вышли первые отряды
  на берег греческий по сходням с кораблей -
  их встретили ромейские солдаты,
  зажав в кольцо щитов, пик и мечей.
  Не дрогнул Игорь - русские сомкнули
  свои щиты и, выстроившись в клин,
  пошли на греков, словно вихорь бури,
  расчистив берег воинам иным,
  что вслед с лодей причаливших сходили...
  Разгрома призрак грекам угрожал:
  как устоять им против русской силы?
  Но пламя расплавляет и металл:
  взметнулись к небу бронзовые трубы,
  как будто о победе затрубя,
  и сквозь свои бесчувственные губы
  дохнули на славян струей огня.
  То греческий огонь, что не потушишь!
  И наступил тогда кромешный ад:
  опять воспряли дрогнувшие души
  наемников Царьграда и солдат -
  проклятым россам гибель, не иначе!
  Лишь чудом Игорь войско смог спасти -
  хоть каждый шаг был мертвыми оплачен -
  и отступить смог на свои лодьи.
  Немало византийцы ликовали,
  что русских в бегство обратить смогли.
  Вновь сунутся сюда они едва ли!
  ...А Игорь поредевшие полки
  пополнил, на родную Русь вернувшись,
  варягам кинул на Поморье клич:
  "За братьев отомстить своих нам нужно,
  и с византийцев спесь навеки сбить!"
  И дрогнула ромейская столица:
  вновь Игорь на нее войной идет,
  ведет с собой могучую дружину
  и орды печенежские ведет!
  "Ведь только что мы россов разгромили...
  Другие б затаились на века..."
  И византийцы мира запросили -
  заставил Игорь заплатить сполна
  их за обман, за кривду и за подлость,
  за все, что Русь терпела из-за них...
  Так возвестил военной стали голос,
  что на границах ныне - прочный мир.
  
  *****
  
  Княже, княже... Рядом зло таится,
  хоть утих походов дальних пыл!
  Как по битве добрый меч томится,
  Игорь свою Ольгу так любил.
  И не видел он, что властолюбье,
  жажда первой быть над Русью всей,
  кривит злобой чувственные губы
  и ломает линии бровей.
  Не с любовью ныне, а с презреньем
  о супруге думает она,
  словно бы не им, а Провиденьем
  была к власти превознесена.
  Игоря не раз она корила:
  "Что нам проку от твоих побед!
  Не в победах у владыки сила,
  коли дома власти его нет!
  Мужичье - охотники, крестьяне,
  торгаши из вольных городов -
  сами своей жизнью управляют!"
  "Это Правда предков и Богов! -
  так ей Игорь отвечал -"Извечно
  Русь собою правит по себе,
  и нет права посягать на Вече
  никому: ни мне и ни тебе!"
  Ольга замолкала, зло таила...
  Было б как у греков на Руси!
  Слово Императора там - Сила,
  не согласных с Властью ждет могила
  или тюрем средоточье тьмы!
  Там ей быть бы гордой базилиссой,
  на земле наместницей Христа...
  Нет, такую веру византийцы
  для себя избрали неспроста!
  Власть - от Бога: что пред нею Вече,
  мужичья неграмотного спор?
  Тяжкий груз на ольгины лег плечи
  от подобных мыслей с давних пор.
  Ей земли древлянской князь удельный
  часто слал дары, а с ними он
  намекал на замыслы, на Дело,
  что над Русью вздымет княжий трон
  самовластца и его супруги,
  вечевые сходы изведя -
  словно в Цареграде, будут люди
  все - рабы царицы и царя.
  Игорь-князь один тому мешает,
  распустив бояр да огнищан:
  пусть взамен ему над Русью встанет
  Мал, владыка племени древлян!
  Одного лишь князь удельный хочет:
  без сраженья Игоря сместить...
  Долгие три дня и три же ночи
  Ольга не решалась изменить.
  Он ее, ее одну лишь любит,
  он - законный князь... И как предать?
  Но и самых верных часто губит,
  губит слово-заклинанье: "власть".
  Ольга согласилась князю Малу
  в его темном деле помогать.
  Мысль одна тревожит: "Святослава
  для чего отправил в Новоград
  Игорь-князь? Быть может, замышляет
  сына он без матери растить?
  Но зачем?... А вдруг - подозревает?..
  Вдруг - меня задумал погубить?"
  В страхе, в ожиданьи скорой кары
  веру предков Ольга предала -
  пред попом она себя признала
  с легкостью рабынею Христа!
  Княже, княже... Видишь ли измену?
  Нет, не видит - от любви он слеп!
  Он вернулся праздновать победу.
  Он вернулся, чтобы встретить смерть...
  
  *****
  
  Было таково рожденье Святославово...
  По Весне одолел Ярило Морену Темную,
  одолела Жизнь ледяные мороки,
  и народились у родителей детушки:
  у волка с волчицею - волчонок,
  у коня с кобылицею - жеребенок,
  у сокола с соколицею - соколенок,
  а у князя с княгинею - сын, наследник батюшкин.
  
  Как родился он, так взял его на руки батюшка,
  вынес под небо синее, небо родной Руси,
  поднял его к Солнцу Красному -
  красному, как щиты храбрых русичей,
  и сказал: "Смотри, Даждьбоже, и радуйся:
  то родился внук твой из рода Кречета -
  будет он Земле Русской защитником,
  страшен будет он всем ее недругам!"
  
  Отчего у княжича глаза синие?
  От небес, что над землею раскинулись.
  Отчего у княжича кожа белая?
  От снегов белоснежных, полуночных.
  Отчего у княжича сердце ярое?
  От Ярилиных песен солнечных.
  Отчего у княжича силы буйные?
  От Перунова грома могучего.
  
  Слава, Слава, Слава сыну Игоря,
  удалому Святославу - княжичу!
  Он не будет без дела сиживать,
  проживать свои дни в праздности:
  будет он во поле чистом похаживать,
  недругам грозить да захватчикам,
  чтобы на добро наше не зарились,
  чтоб вовек цвела Земля Русская!
  
  III. Сказание Третье. Детство Святослава Хороброго.
  
  Под Севера стальными небесами,
  над Волховом, среди седых лесов,
  шло воспитанье князя Святослава,
  чтоб вырос он грозою для врагов.
  Варяг суровый, Асмунд-воевода,
  его учил оружием владеть,
  скакать верхом с рассвета до захода,
  нужду, и хлад, и глад, и боль терпеть.
  Он княжичу рассказывал о прежних
  богатырях, героях и вождях:
  какими были Александр и Цезарь,
  и Гостомысл, и вещий Хельга - князь.
  На их примерах, битвы разбирая,
  учился Святослав полки водить,
  он постигал, как Русью нужно править,
  с кем - враждовать, и стоит с кем дружить...
  Запомнил Асмунд крепко повеленье,
  что Игорь-князь перед отъездом дал:
  "Не труса, всем соседям на презренье -
  чтоб Воина из сына воспитал!
  Во Киев-град стеклися иноземцы,
  тут дух тяжелый - Азией смердит:
  лишь Новоград, исконная столица,
  заветы наших прадедов хранит,
  так пусть вдали от серебра и злата,
  вдали от нег богатства сын растет,
  как рос и я в безвестии когда-то,
  чтоб Русь принять, когда придет черед!"
  И Асмунд часто говорил над картой,
  а Святослав его словам внимал:
  "От моря и до моря мы когда-то
  держали земли все на страх врагам!
  Словене, русколаны да склавины,
  вагиры, анты - всех ли перечесть?
  Славяне были некогда едины,
  и в том единстве - сила их и честь.
  Дрожали и ромеи, и тевтоны,
  когда князь Одоацер занял Рим,
  во прах втоптав чужие легионы
  дружин могучих поступью своих!
  Но рухнуло славянское единство,
  разбавленное кровью чужаков,
  и нам велят со всех сторон склонится,
  грозят нам смертью полчища врагов.
  Склоняются... Лишь Русь в поклон не гнется,
  ее хранят мечи богатырей,
  и верю, княжич - к нам еще вернется
  простор врагами отнятых земель!
  Их Рюрик, Хельга и отец твой Игорь
  все по крупице собирали, и
  настанет твой черед водить дружины,
  бросать в сраженья русские полки!
  Рази врагов от моря и до моря,
  вгоняй в сердца им перед Русью страх..."
  ...А под небесной Коловрат-звездою
  рек Святославу Асмунд о Богах:
  "Наш мир зачался от владыки - Рода,
  что воплотился в Землю, в Небеса,
  в леса, в ветра, в светила, в пламя, в воды,
  в зверей, в Богов, в людей - в тебя, в меня.
  А русичи - то суть Даждьбожьи внуки,
  потомки Солнца и реки Роси:
  нам меч на то и дан тяжелый в руки,
  чтоб Правду от находников спасти!
  Нам дал Сварог ремесла и уменья,
  нас согревает Ладина любовь,
  и коль война - ведет нас в наступленье
  Перун-громовник гневный за собой.
  Когда приходит час, мы умираем,
  и кто жизнь прожил на земле не зря,
  тот снова Жизнь в потомках обретает,
  а тать и трус - те сгинут без следа.
  Сейчас на Русь идет чужая вера:
  что Бог один, и мы - его рабы...
  И Посвященным в завываньях ветра
  Последней Битвы слышатся громы.
  Жизнь положи, но не пусти Кощея
  на землю нашу, чтоб здесь правил он -
  пусть твой клинок разгонит блеском тени,
  ползущие к Руси со всех сторон!"
  
  *****
  
  А Игорь-князь меж тем в тяжелых мыслях:
  донесся слух, что князь древлянский Мал,
  его престола жаждя больше жизни,
  к измене прочих всех князей склонял.
  Борьбы с ним Игорь вовсе не боялся:
  в своей дружины силу верил он -
  но всей Руси в развалинах остаться,
  коль будет рознь между ее племен!
  А недруги о том лишь и мечтают,
  чтоб дело Хельги прахом враз пошло...
  Впервые храбрый Игорь-князь не знает,
  на что дерзнуть, где меньше будет зло.
  Спасибо Ольге! Говорит княгиня:
  "Одним ударом Мала ты склони!
  Возьми с собою ты мою дружину
  и в край древлян скорее ты иди:
  скажи, мол, говорить хочешь о дани,
  Мал будет знать - твоя дружина здесь,
  а ты с моею тотчас же ударишь,
  коли измена там и вправду есть.
  Коли отрубишь голову измены,
  она сама собой издохнет, и
  ты малой кровью отведешь все беды
  раздробленности на родной Руси!"
  Взял Игорь-князь жены своей дружину,
  пошел он с Малом говорить про дань...
  В глухой чащебе, на краю трясины
  его князь Мал с полками поджидал.
  "Сдавайся, Игорь!" - "Смерть тебе, изменник!"
  Князь Игорь меч тяжелый обнажил,
  и вдруг - удар... Очнулся Игорь - пленник,
  у ног лежащий сразу двух дружин.
  Теперь лишь стало все понятно князю!
  Вот отплатила Ольга чем ему...
  "Будь проклят, Мал! Будь прокляты вы, мрази,
  что в спину бьете князю своему!"
  "Что с ним болтать! Вяжи его к деревьям!" -
  Мал громко крикнул извергам своим.
  За ноги и за руки князя к ветвям
  враз прикрутили, древа два склонив.
  А он смотрел - неверяще и дико,
  как будто до конца не мог понять,
  как могут на родной Руси великой
  подобных тварей женщины рождать.
  "Что, прикусил язык-то свой от страха?
  Ну ничего! Сейчас ты поорешь!
  Прощайся с жизнью, князь - не князь, собака!"
  Храбрился Мал, хоть била его дрожь:
  но вспять все повернуть уж невозможно...
  Злосчастный Игорь зубы крепче сжал,
  чтоб не кричать от нестерпимой боли,
  как от него то ждет предатель Мал.
  И с треском распрямились древы к выси,
  хлестнула о листву и землю кровь...
  Изменник крика боли не услышал:
  дух Игоря сильнее был, чем боль.
  
  *****
  
  Мал шлет гостей с дарами снова к Ольге:
  мол, Игорь встретил смерть в земле древлян,
  и будем править Русью мы с тобою,
  гнуть шеи сиволапым мужикам!
  Но Ольга ль торговать собою станет?!
  Ей Власть нужна, но Мал не нужен ей!
  Ужасной смертью в подпаленной бане
  она древлянских извела гостей.
  А весть уже по всей Руси несется:
  измена, князь убит, пора в поход...
  Из Новограда - скоро кровь прольется! -
  князь Святослав полки свои ведет.
  Ведет не сам - всего четыре года
  прошло с тех пор, как он увидел свет.
  Он - только знамя правого похода,
  вожди же - дядька Асмунд и Свенельд.
  Пришли - и встали. Друг напротив друга
  два русских войска замерли и ждут.
  Свенельд и Асмунд Святославу в руку
  тяжелое копье отца кладут.
  Его вперед метнуть он попытался,
  чтобы по долгу князя бой начать.
  Копье у самых ног коня упало,
  и на ряды спустилась тишина.
  Сияет Солнце в небе - ярко-ярко...
  ...И своим кличем взрезав тишину,
  пошла дружина на древлян в атаку,
  как меч, покорна князю своему!
  Щиты в щиты, копье в копье сомкнулись,
  и так был страшен на древлян напор,
  что войско Мала разом отшатнулось -
  и побежало вспять, в родимый бор.
  Кровь полилась - изменников щадить ли?
  Свалился Мал, копьем насквозь пробит.
  Запомнил Святослав с той давней битвы,
  что тот, кто храбр и дерзок - победит.
  Запомнил он и то, как это страшно,
  когда с мечом идет на брата брат...
  Идут полки по лесу и по пашням,
  чтобы древлян столицу осаждать.
  Уж Ольга - с войском, с малолетним сыном:
  она страшится, не открылось бы,
  что и княгиня с Малом сговорилась,
  чтоб Игоря обманом извести!
  Полки град Искоростень осадили,
  изменникам спастись надежды нет...
  Древляне мира просят, и княгиня
  как будто согласилась, и чуть свет
  в столицу весть пришла, что вместо дани
  княгиня просит откупиться их
  не златом и не сребром - голубями,
  чтоб каждый житель ей принес своих,
  которые под кровлею ютятся.
  Древляне их поймали, принесли...
  И прилетели голуби обратно,
  с собой неся горящие огни!
  Была расправа скорой и кровавой,
  на пепелище выжил мало кто.
  Одна осталась Ольга над Державой,
  чтоб управлять за сына своего.
  
  *****
  
  Князь Святослав в походах и сраженьях
  всю жизнь свою так и не смог забыть
  от греков вероломных униженья,
  когда к ним ездил с матерью гостить...
  Страшилась Ольга своего народа!
  Вся Русь уже роптала на нее -
  давно без бунтов не было и года,
  и горе понесла она свое
  за моря гладь, к святыням Цареграда,
  к престолу христианского царя:
  "Мне помощи твоей, владыка, надо -
  против меня бунтует Русь моя!
  Пыталась я самодержавно править
  и вечевые сходы упразднить:
  но мне одной всех русских не заставить
  языческую вольность позабыть!
  Я, христианка, об одном мечтаю:
  народ мой в лоно церкви привести.
  Так помоги мне, царь - я умоляю! -
  владычицей остаться на Руси..."
  Умолкла Ольга. Царь ей не ответил,
  в раздумья погрузившись. И весь зал
  в тот миг мальчишку вовсе не заметил,
  с княгиней Ольгой рядом что стоял.
  А Святослав едва сумел сдержаться...
  Он, слыша все, никак не мог понять,
  зачем так нужно маме унижаться
  и Русь перед врагами унижать?!
  Не их ли Хельга и отец гоняли
  оружием своих стальных дружин?
  Так почему же в этом тронном зале
  мы с матерью холопами стоим?..
  Царь, наконец, ответствовать изволил:
  "Христос учил нас ближним помогать.
  Но знай, что такова господня воля -
  бразды правленья базилевсам дать
  над всеми христианами Вселенной!
  Коль станешь ты наместницей моей
  и Русь свою поставишь на колени,
  то на подмогу я приду к тебе."
  На это ли рассчитывала Ольга,
  мечтавшая сама царицей быть?
  Она, даже не думая нисколько,
  решила прочь из Цареграда плыть!
  ...К своим лодьям по улицам Царьграда
  шли русские, но видел Святослав
  не их сопровождавшую охрану,
  не Солнца блеск на храмов куполах -
  он видел, как встает до неба пламя,
  как реет с коловратом алый стяг
  над Цареграда взятыми стенами,
  и от отрядов с красными щитами
  бежит родной Руси заклятый враг,
  как льется кровь ромейская рекою,
  и как глядит на огненный бурун,
  что стал Константинополя судьбою,
  золотоусый бог войны Перун!
  Немало будет в будущем свершений,
  но ненависть вовеки не пройдет
  к тем, кто мечтал поставить на колен,
  поработить его родной народ...
  
  *****
  
  Не образумил Ольгу-христианку
  полученный в Константинополе ответ -
  был ею призван эмиссар германский,
  славянства враг - епископ Адальберт.
  Он кровью залил Чехию и Польшу,
  народы покоренные крестя.
  Теперь уже мечтает он о большем -
  Руси владыкой видит он себя.
  Ему готова Ольга поклониться,
  чтоб даже призрак власти сохранить...
  Но Русь врагу вовек не покорится,
  поклонов немцу мы не станем бить!
  Князь Святослав давно уж не ребенок,
  известен он всем за врага Христа -
  из всех, кому уряд исконный дорог,
  круг князя сила с каждым днем росла.
  Не Ольге с сыном нынче потягаться!
  И вот она его зовет к себе,
  чтобы к христовой вере попытаться
  склонить и сына вопреки судьбе:
  "Мой Святослав! Неужто ты не знаешь,
  какую силу цезарям дал Бог?
  Коль ты Христа спасителем признаешь,
  то в Рай пойдешь, когда наступит срок!
  Иные ж - в Ад! И ведь по новой вере
  противиться властителям нельзя:
  подумай - больше никакое вече
  не помешает умыслам вождя!
  Спасенье - во Христе! А коль не примем
  мы Веры Истинной, нас покарает он:
  он против нас в мгновение подымет
  полки чужих бесчисленных племен.
  Смотри, кто ныне в мире процветает:
  лишь те, кто заключил святой завет -
  недаром всех ромеи побеждают,
  недаром от хазар спасенья нет,
  недаром так сильны теперь арабы,
  и франки, и тевтоны. Знай, опять..."
  "Довольно!" - грянул голос Святослава -
  "Довольно мое сердце озлоблять!
  Неужто против своего народа
  ты предлагаешь ныне мне пойти,
  отнять у русских древнюю свободу,
  сковать цепями мускулы Руси?!
  Ты хочешь, чтоб от предков я отрекся,
  чтобы признал, что им - гореть в Аду,
  чтоб Красное не славил больше Солнце,
  а кланялся распятому Христу?
  Как ты могла родную нашу веру
  сменить на чужебесие, о мать?!
  Мне долг велит быть там же, где и предки,
  пусть даже и в Аду с ними пылать!"
  "Безумец ты!" - "Пускай, но не предатель!"
  "Погибнешь, сын!" - "Не страшно, коль в бою!"
  "Бог создал мир!" - "Род, а не Бог, Создатель!"
  "Не любишь мать!" - "Я больше Русь люблю!"
  И по столу князь кулаком ударил:
  "Достаточно! Я русский - не ромей,
  и нет такого, кто б меня заставил
  забыть Живое Солнце для церквей!
  Да надо мной дружина насмеется,
  коль я, наследник Хельги и отца,
  законный предводитель Внуков Солнца,
  себя холопом назову Христа!
  Чужая вера эта - в Авраамов,
  Иаковов, Исаков и Исаий,
  смердит, как от покойника, из храмов,
  где жирные попы поют про Рай:
  сполна я в Цареграде насмотрелся
  на христианский божеский закон,
  чтоб волей в сердце северного леса
  тащить уряд полуденных племен!
  Ответь мне, мать - кто, как не христиане,
  немецкие крыжавенники - псы,
  у наших братьев землю отнимали,
  моих варяжских предков убивали,
  стремясь добраться до границ Руси?
  Не христиане ль будут византийцы,
  коварные, трусливые рабы,
  что избегают с нами в поле биться
  и вечно нападают со спины?.."
  Князь говорил, почти на крик срываясь,
  но Ольга уж не слушала его:
  сполна уже княгиня осознала,
  что не сумела сына своего
  своим единомышленником сделать.
  А значит - ее власть обречена,
  и будет ее слушаться лишь челядь,
  как до того - огромная страна.
  Прервав на полуслове Святослава,
  она его вдруг крепко обняла:
  "Сынок, ты вырос... Ныне - вся держава
  Судьбой в твое владенье отдана..."
  Но отстранил он мать, ей отвечая:
  "Не я владею Русью - мой народ
  хозяин ей от края и до края.
  Ни немец, ни ромей Русь не возьмет!
  Нет, мать! Не мне сидеть в своих палатах
  и против Веча козни замышлять!
  На что тогда мне верные отряды,
  коль не в походах славу добывать?
  Мне Бог - Перун, мне скипетр - меч надежный,
  держава - щит, а мантия - доспех,
  мой долг - оборонять края Даждьбожьи,
  чтоб Русь была сильней, счастливей всех!
  Хазары точат зубы на Востоке,
  нас ненавидят Рим и Цареград -
  но с нами предки и Родные Боги,
  а я за Русь свою погибнуть рад.
  Послушай, мать - коль любишь меня вправду,
  то воле моей больше не перечь:
  пока я жив, Славянскую Державу
  с врагами в битвах буду я беречь!"
  
  IV. Сказание четвертое. Последний час Каганата.
  
  ...Как два борца, два грозных исполина,
  доверившие жизнь свою клинку,
  как волка два, чащебы серых сына,
  готовые к последнему броску,
  как мира два, друг другу равно чужды,
  промеж которых невозможен лад,
  века, века смотрели друг на друга
  Леса и Степи - Русь и Каганат.
  И по сей день вражды их эхо живо,
  и пусть еще хоть сколько лет пройдет,
  во снах дурных, из вражеской могилы,
  кривая сабля нам в глаза блеснет,
  в нас пробудится наших предков память,
  и вот опять дрожмя дрожит земля,
  опять деревни русские пылают,
  опять собратьев наших поражает
  хазарская каленая стрела...
  Ты видишь то, что пращуры былые
  сполна сумели сами испытать,
  когда во имя будущей России
  от плуга поднимались воевать.
  Они любить учились не по книгам
  свою семью, родную Русь свою -
  своей закалкой в бесконечных битвах
  они Войны обязаны огню.
  Покуда помнил синеглазый воин,
  в чем честь его и слава на века,
  бежали вспять по выжженным дорогам
  от его гнева полчища врага...
  Сегодня все как-будто по-другому,
  но присмотрись - увидишь чужака,
  что твоему грозит родному дому:
  его оскал узнаешь ты всегда -
  в какие б он одежды не рядился,
  по блеску хищных, завидущих глаз,
  узнаешь ты того, с кем прежде бился
  твой пращур, когда Русь лишь началась.
  Ослабла мощь полков несокрушимых,
  и вот опять зашевелился гад,
  как видно, позабыв, как Русь в руинах
  оставила всесильный Каганат!
  
  *****
  
  Пленников белых бредут караваны,
  их ожидает невольничий торг -
  чтоб распухала мошна у кагана,
  чтоб был доволен Израилев Бог...
  Белые стены Итиля и Вежи -
  звезды Давидовы их сторожат:
  говор чужой уши пленников режет,
  блики доспехов хазарских слепят.
  Цепи надежны: не освободиться,
  даже покончить с собой не дадут -
  сколько же крови славянской здесь литься,
  сколько гулять будет вражеский кнут?..
  Пленники, пленницы... Осиротела
  ныне под игом иудиным Русь!
  Где ты, воитель за правое дело?
  Долго ль шакалом, терзающим грудь
  нашей земли, процветать Каганату?
  Долго ли русским в неволе стонать?
  Кто свернет шею картавому гаду?
  Кто возвратит русским - Русскую Власть?
  Но не ответят воители - россы:
  много их в землю родную легло,
  многих сразили военные грозы,
  саблей хазарской вспоровши нутро!
  Те же, кто выжил - завидуют мертвым,
  в рабских рядах на торжище идя,
  в мрачных темницах томясь на соломе...
  Мы - не хозяева в собственном доме,
  можно ль смириться нам, братья? Нельзя!
  Трудно начать снова битву с врагами,
  коль враг страну твою завоевал:
  плачьте о князе о Черном, славяне -
  он за свободу за русскую пал.
  Снова платить заставляют хазары
  русских позорный и страшный оброк:
  белых рабынь для торжищ Каганата,
  чтоб был доволен Израилев Бог!
  Девиц славянских золотовласых,
  прежде еще не познавших любви,
  мяли чужие и грубые лапы,
  лезли им в губы смрадные рты:
  ныне зачахнуть им в рабской неволе,
  коя для русского - смерти страшней...
  Где ты, сурового Севера воин?
  Где ты, спаситель от вражьих цепей?
  Можешь ли жить ты спокойно, как прежде,
  если ты знаешь, что в этот же миг
  черный ублюдок к жене иль к невесте,
  к дочке, к сестре твоей жадно приник?
  Золото в слитках, в издельях, в монетах
  с мира всего постеклося сюда:
  все драгоценности целого света
  у каган-бека лежат в сундуках,
  но ему мало, и мало кагану,
  мало всем бекам, всем мудрым равви:
  снова и снова на ближние страны
  движутся полчища в блеске брони!
  Их задержали князь Рюрик и Хельга,
  но - до поры... Вновь куется булат,
  скоро опять запылают деревни,
  хищные стрелы в славян полетят...
  Так ослепи же чужих коловратом,
  встав в завываньях холодных ветров
  на смерть с врагом чтоб сразиться с заклятым,
  воин могучих славянских лесов!
  Встань и ударь, ведь давно уж страданью
  Родины нашей отмерялся срок -
  встань и ударь, чтобы в Пеклище камнем
  с трона свалился Израилев Бог!
  
  *****
  
  Который день князь меряет шагами
  свои палаты: дума нелегка...
  Чем дальше, тем он больше понимает:
  пора на Каганат идти, пора!
  Хазары держат вятичей в неволе
  и заняли торговые пути -
  а если вспомнить, сколько русским боли
  они уже успели принести?
  Но враг силен. Силен, хитер и крепок...
  Тут коли бить, так бить наверняка!
  Удар быть должен и могуч, и меток -
  как будто выпад верного клинка.
  Русь встать должна на побережьях Крыма,
  как встала на балтийском берегу...
  Врешь, Каганат! Покуда мы едины,
  нас не осилить будет никому!
  А горе русских до того сплотило,
  что кинешь клич - и встанут все на бой,
  ведь грязная Хазарии трясина
  их извела, как в рваной ране гной,
  и коль война с проклятыми начнется,
  то русский вспять уже не повернет,
  покуда до врага не доберется
  и логова Иуды не сожжет!
  Какой-то шум, да речи челядинов
  до князя долетают со двора,
  а Святославу слышится едино:
  "Пора на Каганат идти, пора!"
  Пусть говорят: их полчища без счета,
  пусть говорят: их ввек не одолеть -
  да коли русский за свой меч берется,
  в бою лихом осилит даже Смерть!
  Князь знает: коли он свои отряды
  на Каганат хазарский поведет,
  так немцы, греки, свеи и арабы
  начнут гадать: когда же Русь падет?
  Когда же можно будет не бояться
  удара беспощадного меча,
  а с пленными жестоко развлекаться,
  в селенья, в города Руси врываться
  и все тащить, ухватит что рука?
  Пускай гадают! Нам ли подстилаться
  под инородцев, на Руси живя?
  Одним ударом нужно расквитаться
  с Хазарией за все ее дела,
  чтоб после ко всем прочим повернуться
  и им победный показать клинок:
  а кто захочет... Что ж, пускай суются -
  посмотрим, как поможет им их Бог!
  Всю Русь пора поднять на эту битву,
  пора не плуг, но меч в огне ковать,
  чтоб будущее было у славянства,
  чтобы никто не смел нас унижать!
  
  *****
  
  ...Разгоралась Заря,
  просыпалась земля,
  разносился гром бранный далёко -
  это князь Святослав,
  Русь на битву подняв,
  уходил с верным войском в дорогу.
  Уходил он туда,
  где чужая орда
  свое логово обосновала,
  и откуда на Русь
  иудейская гнусь
  уж века и века нападала.
  Шли славяне путем,
  что мы горьким зовем -
  по нему полонян уводило
  то чужое зверье,
  хищное жидовье,
  что мы скоро загоним в могилу!
  Говорил русский князь,
  правым гневом ярясь:
  "Коль хотели войны супостаты,
  столько зла натворив
  и невинных сгубив,
  им войну мы нести будем рады!
  Не в набег мы идем -
  мы жестоким огнем
  выжигать будем черное семя,
  чтоб за каждый наш дом,
  что врагом был сожжен,
  отвечало хазарское племя!
  Гой вы, воины - Русь!
  Я мечом вам клянусь -
  будем мстить мы по Правде и Чести,
  чтобы наша земля,
  как и раньше, цвела,
  чтоб о ней шли достойные вести!
  С нами мастер Сварог,
  прародитель Даждьбог
  да могучий Перун - громовержец,
  с нами все, кто погиб
  за свободу Земли -
  той, что Русской зовется, как прежде!"
  Леденящим огнем
  над страною родной
  Заряница - заря занималась:
  ради мести святой
  на безжалостный бой
  Русь медведицей поднималась.
  Блеск червленых щитов,
  поступь грозных полков
  злому ворогу возвещает -
  это князь Святослав
  в первых Солнца лучах
  на проклятых в поход выступает!
  
  *****
  
  В Итиле - вековечный мрак и тени,
  да поступь стражи нанятой гремит.
  В Каганов тронный зал без промедлений
  посла от Святослава привели.
  То был муж средних лет, могучей стати:
  с презреньем он вокруг себя смотрел,
  как выводок хазарской дикой знати
  вокруг него дивился и шумел:
  "Каган ар-Рус? Прислал нам весть? С чего бы?
  Зачем тревожит он Кагана и Царя?
  Быть может, изъявить покорность чтобы?
  Вдруг убоялся нашего меча?
  Но где дары? Нельзя без них к Кагану!
  Где золото, где шкуры, где рабы?
  Каган ар-Рус шлет вести очень странно:
  послал гонца, забыв послать дары!
  Быть может, он о них послал нам вести -
  что, мол, идет в Итиль их караван?
  Я поступил бы так на русских месте!.."
  Посол безмолвно их речам внимал.
  Вот и Каган - и Каган-бек с ним рядом,
  как видно, ждут, что скажет им он сам.
  Дышало от обоих словно хладом,
  но и теперь посол Руси молчал.
  Вот Каган-бек молчание нарушил:
  "Эй, славенин! Что твой Каган велел,
  скорее говори, чтоб в наших душах
  на твой народ не поднимался гнев!
  Да коли многословен этот варвар,
  ты говори по делу, глупый гой -
  когда даров нам дожидаться надо,
  коль их не шлет Каган ар-Рус с тобой?
  Пришлете ли рабынь? Янтарь и злато?
  Меха и шкуры? Да каков им счет?"
  Заволновались знатные хазары,
  ведь им от дани доля отойдет!
  И отвечал гонец владыке злому,
  что был Руси страшней любой чумы:
  "Мой князь велел сказать тебе три слова -
  Иду На Вы!"
  ...И смолкли беки все на полуслове...
  И Каган-бек сорвался вдруг на визг:
  "Как видно, в тебе слишком много крови -
  эй, стража! Волоките его вниз,
  в застенок к палачам! Пусть там ответит,
  задумал что их варварский Каган!
  Пусть там, где Солнце никогда не светит,
  он повторит мне дерзкие слова!"
  Рванулась стража к русичу, но поздно:
  на плиты пола мертвым он упал,
  исполнив долг свой, страшный и почетный -
  не даром в рукаве берег кинжал.
  Опять хазары разом замолчали -
  вот каковы враги идут на них...
  Как видно, крепче сердце их и стали,
  коли гонцов они шлют таковых!
  Вот встал один равви седобородый:
  "Послушайте меня, Каган и Каган-бек!
  меня согнули прожитые годы,
  но я смогу вам верный дать ответ,
  какая напасть ныне угрожает
  державе нашей! Я слыхал не раз,
  что в черный час Зло Севера восстанет -
  его язычник поведет на нас.
  Предсказано додревним Йехезкелем:
  Князь Роша будет гневом одолен,
  и поведет от северных пределов
  свирепые полки своих племен.
  Он будет гнать Израилево племя
  по всей земле, безжалостен, как огнь,
  ужасен и свиреп, как ангел Мщенья -
  его не усмирит сраженных стон!
  Разрушит он дворцы и наши храмы,
  мечу он обречет мужей и жен,
  повсюду установит он кровавый,
  свой северный языческий закон.
  О горе тебе, Каганат великий!
  Ни злато не спасет тебя, ни сталь!
  Я уже слышу боевые крики
  врагов - твоих детей мне жаль!
  Ни бека, ни крестьянина не минет
  гнев Князя Рош, восставшего из Тьмы -
  пока в пустыне, мертвенной и дикой,
  где прежде Каганат царил великий,
  не будут жить лишь змеи и орлы!"
  
  *****
  
  Пройдя булгар и вятичей землею,
  когда на стругах, а когда - "горой",
  позвавши печенегов за собою,
  князь Святослав достиг земли чужой.
  Неласковый и дикий край хазарский!
  Повсюду здесь мерещатся враги!
  Здесь братья наши в злой неволе рабской
  ждут, чтоб свои на помощь к ним пришли!
  На горизонте - сумрачные горы,
  по сторонам - лишь только степь да степь...
  Немало было тут лихих раздоров,
  которых Степи довелось терпеть.
  Здесь киммерийцы, скифы и сарматы
  в набеги шли, повозками гремя,
  здесь шел Аттилла, Риму враг заклятый,
  и вслед за ним ползла на Запад тьма...
  А ныне здесь же русские дружины
  на бой святой идут за рядом ряд -
  на стягах алых их - на страх вражине! -
  взывает к мести черный коловрат,
  там крылья простирает гордый кречет,
  благословляя красные щиты...
  О воины! Ваш образ будет вечен,
  хоть после вас уже века прошли!
  Безжизненные земли Каганата...
  С одним лишь Пеклом можно их сравнить -
  хазарский край ты, столько раз проклятый,
  сколь твои дети шли славян губить!
  Твой нищий облик гол и вправду страшен,
  но всех богаче на земле Каган -
  ведь жидовье не сеет и не пашет,
  а кровь сосет из сопредельных стран,
  как мертвый, что поднялся из могилы,
  вцепившийся в артерии живых...
  Проклятье вам, прогнившие вампиры!
  Мы вырежем и выжжем ваш нарыв!
  
  *****
  
  ...Но лишь встали друг напротив друга
  рать хазар и русичей полки,
  лишь легли на рукояти руки,
  на тетивы стрелы лишь легли -
  видит князь: как-будто черной тучей
  впереди закрыт простор степной...
  Знак ли это смерти неминучей?
  Знак ли, что кровавым будет бой?
  Это птицы стаями летели
  от чужой восходной стороны:
  очи мертвым выклевать хотели
  воронье и хищные орлы.
  Счета нету полчищам Кагана -
  русских горсть Кагану супротив...
  Орды все степные стан за станом,
  горцы и наемники арабы
  по хазар призыву поднялись,
  чтобы богатеть работорговлей,
  чтобы белых пленниц распинать,
  чтобы, как и впредь, славян свободных
  грабить, унижать и убивать!
  Русских - горсть... Далеко залетели
  кречеты Арконы и Руси:
  как они отмстить врагу хотели!
  Вот он, враг - попробуй, отомсти...
  Но велел построиться славянам
  в боевой порядок Святослав:
  "Нам ли, братья, бегать от Кагана?
  Тот силен, кто ведает, что прав!
  Неужели легче чахнуть в рабстве,
  да господ желанья исполнять,
  чтоб росло хазарское богатство,
  чем со славой в чистом поле пасть?
  Пусть грозит нам гибелью лихою
  иудейский кровожадный Бог:
  наш Бог - Солнце! Вот он - надо мною!
  Так умрем же за родной порог,
  за детей и за своих любимых,
  чтобы враг не смел их унижать,
  чтобы наших прадедов могилы
  он не смел ногою попирать,
  а пред тем, как пасть в бою со славой,
  мы еще сумеем погулять
  на пиру веселом да кровавом!
  Гой, дружина! Нам ли горевать?!"
  В тайне князь трем верным воеводам
  отобрать из рати всей велел
  тех, кто лучше прочих бьется конным...
  Вот уже опять восток затлел.
  И на русских налетели с воем
  пешие наемники хазар,
  чтоб разбиться, как о скалы море -
  выдержали русские удар.
  Сталь о сталь, о саблю меч скрежещет,
  воины из луков бьют в упор,
  но несокрушимо алым блещут
  русские щиты, как цепи гор,
  что вовек враг не преодолеет!
  Князь следит за битвою с холма -
  видит он: на русских копья целит,
  в бой несется конная орда.
  Был второй удар хазарский страшен,
  но навстречу коннице врагов,
  прежде, чем начнется рукопашный,
  копья поднялись из-за щитов.
  Страшно ржали раненые кони,
  падали из седел мертвецы,
  стяги моисеева закона
  под ногами полегли в пыли.
  Выдержали русские атаку!
  И тогда-то пробил страшный час:
  лучшие хазарские рубаки
  двинулись на русских в третий раз.
  С ног до головы в броне надежной,
  с копьями немыслимой длины,
  осененные Шехиной Божьей,
  на ряды славян неслись они.
  Дронули от страшного удара
  русские полки и Мать-Земля:
  от врага славяне не бежали,
  но отважно смерть свою встречали,
  тщась хотя бы задержать врага...
  Тут, казалось, смерть свою и примут
  русичи и вождь их Святослав.
  Но князь клич дружине конной кинул,
  высоко на стременах привстав:
  "Гой вы, дети Родины далекой!
  Час пришел ей честью послужить!
  Хоть и ждет нас нынче бой нелегкий,
  верю - мы сумеем победить!
  Так за мной же, верная дружина!
  Русских не сломает жидовин!"
  Нет, недаром говорят, что клином
  вышибают, коли нужно, клин:
  исчерпали конные хазары
  третьей мощь своей стальной волны -
  русские их все-же задержали,
  и хоть многие легли от вражьей стали,
  смять славян хазары не смогли.
  И тогда-то с фланга в строй хазарский,
  громко выкликая клич: "УРА!",
  клин славянских конников ворвался -
  верно Святослав решил: пора!
  Словно масло пред ножом, хазары
  расступались в страхе перед ним,
  если ж кто и бросил вызов князю,
  так давно лежал уж недвижим,
  Святослав же дальше, дальше рвался -
  к лагерю хазарскому, ведь там
  со двором и знатью обретался
  враг Руси - Хазарии Каган.
  А Каган меж тем, решив, что в поле
  русские давно сокрушены,
  захотел взглянуть на место боя,
  на погибших из чужой страны.
  Может быть, и русского Кагана
  в плен живым сумели захватить?
  Выехал он к полю с караваном
  тех, кто должен был ему служить.
  Жирные, зажравшиеся беки,
  сгорбленные, злобные равви
  поглядеть с Каганом захотели,
  как и где враги истреблены...
  И вот в этот караван Кагана,
  что на Солнце золотом блистал,
  разметав по сторонам охрану,
  с воинством врубился Святослав!
  Нет хазарам от него спасенья,
  от мечей славян пощады нет -
  грозен час народного отмщенья
  за бесчинства злые прошлых лет!
  Пал Каган на землю бездыханным -
  русская стрела в чело вошла...
  Прочь от русских вороги бежали,
  и чужие царства задрожали,
  как их весть о битве обошла:
  мыслимо ль - языческая сила
  молодой полуночной страны
  древнюю державу сокрушила
  и повергла под свои стопы!
  Покорили русичи по праву
  край чужой в огне своих побед...
  Было в эту пору Святославу
  чуть побольше двух десятков лет.
  
  *****
  
  Горящие хазарские твердыни...
  Изрубленные полчища врага...
  Их камни белых стен не сохранили,
  их вера в Яхве не уберегла.
  Шли русские - и мстили, мстили, мстили...
  И словно призрак, вел их сквозь бои
  непобедимый синеглазый витязь,
  последний вождь Языческой Руси.
  Вотще молили их равви и беки
  за золото им жизни сохранить:
  их убивали, чтобы все навеки
  боялись в русских ярость разбудить!
  В огне лежат мечети, синагоги,
  и у рабов разбиты кандалы:
  наследники великого Даждьбога
  от рабства ныне освобождены,
  а золото хазарское славяне
  без сожаленья всякого о нем
  топили на стремнинах сундуками,
  чтобы никто то злато не нашел,
  чтоб по рукам монеты не ходили,
  которыми расплачивались там,
  где в рабскую неволю обратили
  когда-то поколения славян,
  чтоб духу от богатства не осталось,
  что на страданьях русских рождено -
  рабынь за это злато продавали,
  так будь навеки проклято оно!
  У русских Боги - Солнце и Свобода,
  так было, есть и будет так всегда,
  а всякий недруг нашего народа
  пусть, как хазары, сгинет без следа!
  
  V. Сказание пятое. Святослав мечтает объединить славян.
  
  Князь вновь не спит... Что беспокоить может
  Руси великой славного вождя?
  Что в час ночной отважного тревожит?
  Ведь Каганат раздавлен навсегда,
  соседи перед Русью нынь трепещут,
  победою гордится весь народ,
  в степи не меч, но серп крестьянский блещет,
  усмирены кочевья диких орд...
  Князь сделал много. Но ему покоя
  слова, что Асмунд рек, все не дают:
  "Когда-то мы от моря и до моря
  держали земли все на страх врагу!"
  Ослабли, перессорились славяне,
  забыли о единстве о былом,
  и коли гром над ними теперь грянет,
  по одиночке биться им с врагом.
  Да что там, гром давным-давно уж грянул:
  "нах остен" прет тевтонская орда,
  славян непокоренных усмиряет
  огнем, мечом и верою в Христа!
  А гады подколодные - ромеи?
  Империя их - новый Каганат!
  Кто и когда их разгадать сумеет,
  понять, что хочет хищный Цареград?
  Хотя чего хотеть ромеи могут -
  как и хазары: золота, рабов.
  Попы их протоптали уж дорогу
  в оплот последний Северных Богов -
  на Русь они, как воронье, слетелись
  и каркают на вражьем языке:
  ни дать ни взять, они скликают нечисть,
  чтоб пировать на Русской ей Земле!
  Спасенье лишь в одном - нужна Держава,
  что вновь объединила б всех славян,
  что силою своею б воссияла
  средь всех иных, чужих племен и стран!
  Иначе Русь лишь повторит упадок
  былого Рима, в мире что царил:
  забыв с годами вековой порядок,
  рассыплется его Держава в пыль...
  Ей тяжко будет биться со всем миром,
  захваченным библейским божеством -
  кровавым и рассчетливым вампиром,
  замыслившим разрушить русский дом!
  Но коли с Русью вместе все славяне
  на бой с врагами встанут, как один,
  то никогда, вовек царить над нами
  не будет иноземный господин,
  а значит - рано меч утихнул в ножнах,
  опять пора идти на брань полкам:
  так поднимайтесь, витязи Даждьбожьи,
  на бой за Русь, за братство всех славян!
  
  *****
  
  Нежданный гость приехал в стольный Киев -
  хотя пока с ромеями и мир,
  его с надзором к князю допустили:
  "Сей муж из Цареграда - Калокир."
  Пред грозным князем молодой патрикий,
  как можно было это ожидать,
  совсем не изменился своим ликом
  и свое дело начал излагать:
  "Мой господин, мой базилевс Никифор
  тебе желает здравствовать, о царь!
  Как счастлив он, что Русь разбила диких
  захватчиков, грабителей - хазар!
  Иной сосед подобный у обоих
  держав у наших славных все же есть:
  мой господин желает, чтоб с тобою
  ромеи на болгар воздвигли месть!
  Ударишь ты от полночи нежданно,
  а базилевс - от полудня пойдет:
  не победить вдвоем нам будет странно,
  конечно, нас победа только ждет!"
  "Велеречив зело ты, гость ромейский!
  Не то ты хочешь, верно, мне сказать..."
  "Ты прав, о россов царь! Но перед этим
  ты должен всех, кто рядом, отослать."
  Князь удивился, но велел оставить
  палаты и дружине, и гостям -
  и Калокир сумел ему представить
  рискованный, задуманный им план:
  "В мои слова, не веришь ты, я вижу-
  ты мудр, о царь, и я скажу: не верь!
  Никифора всем сердцем ненавижу,
  он лишь тиран на троне, лютый зверь.
  Ослабить Русь замыслил он войною,
  решил славян стравить между собой -
  он лживо говорить велел с тобою,
  но видишь, царь - я честен пред тобой!
  И я скажу - ступай скорей к болгарам,
  пока Никифор их не покорил,
  не отдал их во власть своим солдатам,
  как все те земли, где он проходил:
  тебя там ждет народ, что христианство
  для вида только принял под кнутом!"
  Князь помрачнел: "Зачем же тебе надо
  передо мною говорить о том?
  Зачем своей стране ты изменяешь?"
  Сверкнули у патрикия глаза:
  "Свою страну изменой я спасаю
  от самого жестокого врага!
  Ты думаешь, как видно, что ромеи -
  все, как один, прислужники Христа?
  Так знай же, царь Руси, какое бремя
  собратья возложили на меня:
  ты помнишь блеск языческого Рима?
  Его орлов, его стальных владык?
  Пусть пепелище римское остыло -
  мы сохранили в чистоте родник,
  который снова сможет превратиться
  в могучий, все сметающий поток -
  но для того в Рим должен возвратиться
  великий Цезарь - гордый полубог!
  Кто, как не ты, о северный владыка,
  способен снять с нас вражьей веры плен?
  Тиран лишь твоего боится лика!
  Русь - Рим, Константинополь - Карфаген...
  Иди в края болгар, в края ромеев,
  спаси нас от деспотии Христа,
  установи порядок средь плебеев,
  что власть у нас перехватить сумели,
  чтоб Вера Предков снова расцвела!"
  "О брат мой!" - Святослав ему ответил -
  "Да если б я один, без войска, был,
  пошел бы я с тобой навстречу смерти,
  чтоб пасть в бою под сенью Правды крыл!
  Пусть молится Христу тиран Царьградский -
  давно пора его остановить,
  чтобы вовек ни Русь, ни наших братьев
  никто не замышлял поработить:
  да, Калокир! Я поведу дружины
  в Болгарию, и дальше - на Царьград,
  и как жидов хазарских мы разбили,
  мы кесаря повергнем так же, брат!"
  
  *****
  
  ...Уже года прошли, как позабыли
  в Болгарии исконный свой уряд,
  в могилах предков нравы опочили
  воинственных фракийцев и сармат,
  да яростных кочевников булгарских...
  Теперь их днем со светом не найдешь!
  Держава ныне стала христианской,
  воители ее - смиренной паствой,
  ромеям подражает молодежь,
  сам царь болгарский кесарю в рот смотрит,
  а ведь не слишком долгий минул срок
  с тех пор, как осаждал Константинополь
  булгарин Крум, ромеев горький рок!
  И в этот тихий край, врагу покорный,
  от Севера пределов грозовых,
  полки Руси стопой ступили твердой,
  чтобы спасти сородичей своих
  от беспощадной власти чужеземной,
  чтобы Родную Веру возродить...
  И вся страна от той грозы военной
  восстала в миг, чтобы ромеям мстить!
  Все поднялись - с боярина до смерда,
  быть вместе с Русью каждый из них рад.
  Одна лишь мысль в сердцах болгар засела:
  "Теперь, со Святославом - на Царьград!"
  Ошибку поздно понял царь Никифор:
  стравить славян ему не удалось,
  болгары с русскими объединились,
  а в их сердцах давно уж утвердилось
  одно лишь чувство к христианам - злость.
  Да кроме злости - разве что презренье...
  Князь Святослав с дружиной у границ,
  и коли примет нападать решенье -
  его ромеям не остановить.
  Владыка же Руси отнюдь не медлил -
  он отстранил болгарского царя,
  безвольного наместника ромеев,
  от преданной страны славян руля,
  провозгласив себя ее владыкой.
  Без боя, без войны страна болгар
  вошла в состав Империи великой:
  славяне вновь едины, будто встарь!
  Не грабежей, ни распрей нет в помине -
  ведь русскому болгарин кровный брат,
  и не ему - ромейскому вражине
  грозит Перуна грозовой булат.
  Европа замерла, как пред грозою...
  Язычники от Севера идут!
  Смерть недругов несут они с собою,
  и страшен, скор их беспощадный суд!
  Воспряли все славянские народы -
  ведь коли дальше дело так пойдет,
  то, как к болгарам, не пройдет и года,
  в их земли тоже Святослав придет.
  Тогда держитесь, немчура и греки!
  Готовы и ножи, и топоры -
  пусть смоют христианской крови реки
  все зло, что причинить сумели вы!
  Наученные опытом жестоким,
  изгонят братья инородцев прочь,
  и возвратив древнейшие истоки,
  преодолеют чуждой веры ночь.
  Одно лишь нужно - помощь русских воинств,
  и с жадностью на Северо-Восток
  смотрели все славянские народы,
  уже готовя мстительный клинок.
  ...Но хитрости ли занимать ромеям?
  И Святослава настигает весть,
  что печенеги Киев осадили,
  осмелившись их договор презреть!
  
  *****
  
  ...Без князя печенегов отогнали.
  Когда же на лодьях он в град приплыл,
  в лицо ему бросали киевляне:
  "В чужих краях ты о Руси забыл!"
  Ну как им объяснить, что без победы
  над Каганатом, что он одержал,
  давно пришли бы полчища несметны,
  и край родной от марша их дрожал -
  ведь только страх перед Руси владыкой,
  что слыл непобедимым меж людей,
  мешает порубежной силе дикой
  лесть заменить на лезвия мечей!
  Тогда б на Русь не только печенеги,
  а немцы бы с ромеями пришли,
  и разлеглись бы тут в кровавой неге,
  глумясь над побежденными людьми.
  Покуда ж князь с мечом в руке воюет
  и побеждает всякого врага,
  враг даже на границах не лютует,
  ведь жизнь своя и татю дорога.
  А печенеги... Видно, позабыли
  они победы Игоря-отца,
  коли на Землю Русскую ступили -
  ведь те же греки с нами их стравили! -
  пускай трепещет черная орда!
  Мы отомстим им так, как мстят по Правде,
  но с горшим злом мы будем биться вновь,
  чтоб наши дети ввек не увидали,
  как пламя пожирает отчий кров.
  Как объяснить зажравшимся купчинам,
  что златом набивать свои мошны
  им мочно только по одной причине -
  иные Славу множат на Руси?..
  Как объяснить крестьянину, что орды -
  избывный, хоть и горький, бич славян,
  а коли Бог здесь воцарится мертвый,
  то никогда уж не подняться нам?..
  Они не слышат... Князь с дружиной верной
  обрушил в Степь безжалостный удар,
  во всех боях он бился среди первых,
  врагов он без пощады истреблял -
  пощады печенеги запросили,
  князь дал им мир, но обязал служить
  владыке Русских, защищая Киев,
  и вслед за князем на врагов ходить.
  Вернувшись в кремль, князь объявил народу:
  "Коль недовольны мной по всей Руси,
  как видно, позабыв свою Свободу,
  и Вольность тяжко вам в сердцах нести,
  я вам сынов своих в князья оставлю:
  пусть правят там, где я их посажу -
  я сам же на врага стопы направлю,
  и вам в далеких землях послужу.
  Быть может, вы когда-нибудь поймете,
  зачем из битвы в битву я иду,
  и истину в чужих словах найдете:
  "Кто хочет мира - тот готовь войну!"
  Пусть княжит Ярополк во Киев-граде,
  Олег землей Древлян владеет пусть,
  в Тьмутаракани Звенко князем сядет -
  теперь-то поуймите в сердце грусть!"
  ...Воспоминаньем княжий лик темнится...
  "На Север тоже надобен вожак...
  Пусть во кремле отеческой столицы
  сын Володимир сядет во князьях!"
  
  *****
  
  Говорят не зря люди старые,
  что опытные люди да бывалые:
  "И на сильного находится силушка,
  и на мудрого мудрейший находится,
  потому не гордись могуществом,
  коли гордость тебе помехою,
  а смотри круг себя внимательно,
  чтобы вороги тебя не осилили!"
  
  Гой ты, князь Святослав Игоревич!
  Не бывало до тебя таких витязей
  на великой нашей Руси-матушке,
  и не скоро подобный появится...
  Ты Державу строил могучую,
  как орел гнездовье устраивает,
  чтоб во должный срок передать сынам своим,
  когда станут они храбрыми воинами!
  
  Верно, ты мечтал, что сыны твои
  во твой след будут биться с ворогами,
  что мечта твоя в детях сбудется -
  соберут они земли славянские...
  Только нет у них отчей доблести,
  не орлами - орлятами выросли,
  а один средь них - черным вороном,
  чужеземной птицею злобною.
  
  Мать его - что Малка хазаринка,
  твоя пленница стародавняя,
  тобой матери привезенная,
  иудейского рода чаровница,
  налила тебе зелена вина,
  выпил ты вина - возжелал ее,
  родила она Володимира,
  внука Ольгиного любимого...
  
  Не смотри ты, княже, что слаб твой сын,
  что он робок да за юбками прячется:
  он иным силен - что вельми зломудр,
  он с пеленок обучен хитростям.
  И не немец с ромеем от Запада,
  и не черный степняк полуденный -
  нелюбимый сын от хазаринки
  твое дело погубит в будущем!
  
  Ты послал его в Новоград затем,
  чтобы близко моря Варяжского
  кровь его воинственных прадедов
  одолела кровь иудейскую,
  только тщетно на то ты надеялся -
  коль душа кривая, не выправишь,
  ну а славному Новому Городу
  Володимир еще аукнется...
  
  *****
  
  В хоромах - полумрак. Как тени, челядь бродит,
  страшась хоть слово шепотом сказать.
  Пред тем, как дать приказы о походе,
  князь Святослав пришел проведать мать.
  И - обомлел... Давно же он не видел
  ту женщину, что жизнь ему дала,
  чьи взгляды и дела он ненавидел...
  Краса княгини больше не цвела.
  Она почти глуха на оба уха,
  ей трудно подбирать теперь слова -
  князь пред собою видел лишь старуху.
  Но та старуха - мать его была.
  Она полулежала на перинах,
  бессильная, и с кожей, будто воск,
  и словно бы не узнавая сына.
  Он "Здравствуй, мама..." тихо произнес.
  Ее ресницы дрогнули, и губы
  шепнули что-то. Князь расслышать смог
  из сказанного Ольгой лишь три слова.
  Всего три слова - "Ты пришел, сынок..."
  Он осторожно сел на ложе Ольги,
  сухую руку взял в ладонь свою...
  Мать с сыном разделили сами Боги.
  Как тяжело теперь сказать: "Люблю!"
  Молчали князь и старая княгиня:
  меж ними - вековечная вражда,
  и слишком много сделано во имя,
  а это имя отвергать нельзя...
  В опочивальне долго было тихо.
  Нарушила княгиня тишину:
  "Я в детстве на руках тебя носила.
  Поддержишь ли теперь ты мать свою?
  Мой Святослав... Иной судьбы желала
  я для тебя - не бранной, что избрал...
  Тебя заботят только Честь и Слава,
  но я за годы слишком старой стала,
  чтоб ты в далеких землях пропадал..."
  Откинувшись устало на постели,
  она бессильно слушала, как князь
  описывал грядущие сраженья,
  на супостатов гневом распалясь.
  Он говорил полуглухой старухе
  о славе битв и смерти на войне...
  В мольбе сложила Ольга свои руки:
  "Хотя б сейчас прислушайся ко мне!..
  Я тяжело больна, я умираю...
  Хоть для тебя и слабость не в чести,
  ты помнишь ли, кого звал в детстве - "мама"?
  Ведь я тебя в младенчестве качала,
  тебя вскормила из своей груди!
  Меня, поверь, ты похоронишь скоро:
  тогда иди и тешься вновь войной,
  но коль жива - я быть хочу с тобою,
  сынок, молю - побудь еще со мной!"
  Князь ей в ответ только кивнул безмолвно.
  "Прошу еще - когда прервутся дни
  моих страданий в сей юдоли скорбной,
  по-христиански мать похорони..."
  Князь вновь кивнул. И мать закрыла очи,
  надолго погрузившишь в тихий сон.
  Сын был три дня с ней вместе и три ночи.
  О многом в те часы подумал он...
  
  Душа княгини тихо отлетела.
  Ее отпел седой священник-грек,
  и в землю опустили Ольги тело,
  ей отпустивши всякий прежний грех.
  Не вздыбилось над пустошью кургана,
  что гордо отмечает княжий прах:
  Рабы Христа - безправны, безымянны,
  они равны в своих последних снах.
  Чуть видный холмик вздынут над могилой,
  ее не всякий сразу бы нашел...
  Влекомый неизвестной прежде силой,
  князь Святослав в ночи туда пришел.
  И сын Перуна пал на твердь земную,
  тот холм руками крепко обхватив,
  пытаясь пересилить тяжесть злую,
  он плакал там и с мамой говорил.
  Они при жизни говорили мало...
  Страданьем эта ночь была полна,
  и ветром князю волосы ласкала,
  как будто Святослава утешала,
  другая мама - Мать-Сыра-Земля.
  Он плакал над могильною землею
  так, как не плакал все былые дни -
  отважный князь, непобедимый воин,
  последний вождь Языческой Руси.
  
  VI. Сказание шестое. Поход русских воинов на Царьград.
  
  Покуда князь в Болгарию сбирался,
  чтоб от врагов ее оборонить,
  предатель в Цареграде оказался,
  что смог царя Никифора сместить.
  Зарублен базилевс в своей был спальне
  соратником, что ныне недруг стал -
  и вот уж власть в руках своих сбирает
  рассчетливый Цимисхий Иоанн.
  Ему ли поощрять славян свободу?
  Страшней, чем прежний, новый встал тиран -
  мечтает он болгарскому народу
  согнуть навеки пред Царьградом стан.
  Проклятый Святослав, "архонт славянский"!
  Нет, чтоб пограбить и уйти назад -
  болгарам говорит про долг он братский,
  вцепился в земли их он мертвой хваткой:
  их разве сталью можно отобрать!
  Шлет Иоанн послание ко князю:
  "Мы, самодержец... Богом власть дана...
  Мы требуем, чтоб твои рати разом
  ушли на Север, где твоя страна.
  Тебя к болгарам звал Никифор Фока,
  ты должен был помочь их сокрушить,
  теперь же, по соизволенью Бога,
  болгар желаем присоединить.
  Они, как мы, такие ж христиане -
  ты вносишь смуту, варваров архонт,
  так уходи ж, иль гром великий грянет,
  и воинство твое тот час падет,
  и ни один жрец или знаменосец
  вернуться в Скифию не сможет, чтобы там
  смог рассказать, как Небеса жестоки
  к Божественного Кесаря врагам!"
  
  *****
  
  Князь Святослав вернулся на руины...
  Заполыхал в Болгарии мятежь:
  посланники Цимисхия купили
  оружие крестившихся невежд,
  чтоб против русских гнев болгар направить,
  союз народов братских сокрушить,
  "архонта россов" отступить заставить
  и, наконец, болгар под власть склонить.
  От севера пришедшие дружины
  встречал с отрядом воевода Волк -
  с трудом сумел он сквозь врагов пробиться,
  но все же своих воинов сберег!
  Князь обнял среди поля воеводу:
  "Спасибо, брат! Поверь - мы отомстим!"
  И Святослав рек пламенное слово
  перед рядами северных дружин:
  "Славяне! Русы! Видить ль коварство
  и вероломство греческих владык?
  Их ядом отдает любое яство,
  медоточив, но лжив у них язык!
  Вы видите - не будет нам покоя,
  покоя нашим братьям не видать,
  пока, как Агамемнон город Трою,
  мы не сравняем Цареград с землею,
  как Каганат сумели мы сравнять!
  Что те хазары, что ромей иль немец -
  едино ныне жидовьем смердят:
  иль мы одержим полную победу,
  или они наш край поработят,
  молиться будут Яхве Саваофу
  тогда в краю Даждьбоговом вовек -
  а вера христианска есть уродство,
  с ней не смирится русский человек!
  Вперед же, братья! На Царьград идемте -
  не должно разойтись нам по домам,
  забыв, что мы - сыны и внуки Солнца,
  пока Распятый угрожает нам!
  Мне любо победить или погибнуть
  в борьбе с врагом народа моего,
  чтобы границы Родины раздвинуть
  ударами оружья своего.
  Идемте же - за Русь, за нашу Веру,
  на Цареград, что падалью смердит,
  и пусть Перун ромеев злую скверну
  свой стрелою в пепел обратит!"
  На юг, на юг пошли его отряды,
  сопротивленье вражье разметав,
  и снова вместе русы и болгары,
  изменников же пусть поглотит Тьма.
  Под градом Филиппополем, на кольях,
  издохли все предатели славян,
  своею черной устрашая кровью
  дрожащих перед князем христиан.
  Простые же язычники-болгары,
  освободил которых старший брат,
  ко Святославу руки простирали,
  опять крича: "Когда ж на Цареград!?"
  ...В ту пору базилевсу Иоанну
  из Переславца принесли ответ -
  хоть базилевс писал витиевато,
  избытка слов в посланье русском нет:
  "Почто тебе тревожить, царь могучий,
  себя и свои верные полки?
  Я скоро сам под Цареград прибуду -
  ромейские дороги, чай, легки!
  Там мы обсудим, кто кому что должен,
  если, конечно, встретишься со мной,
  и не пугай меня своею мощью -
  ты ей детей да баб пугать изволь.
  Итак, готовься к бою поскорее,
  ведь русских ты не видывал досель?
  Хочу на Вы идти я нынь, ромеи,
  и взять ваш город, аки взял я сей!"
  Опять гремят в казармах барабаны,
  печатают легионеры шаг -
  Империя, что все иные страны
  давно держала в страхе постоянном,
  могущественный и опасный враг.
  Покуда Святослав неумолимо
  на Град Царей от Переславца шел,
  в столицу Иоанн для главной битвы
  бесчисленные полчища привел.
  Наемники - германцы да арабы,
  легионеры, ополченье, флот...
  Всех русских разом уничтожить дабы,
  на Север базилевс их сам ведет.
  В своей победе он заранее уверен,
  как он уверен в силах во своих:
  пусть русские сразиться с ним посмеют -
  в четыре раза греков больше их.
  
  *****
  
  Миролюбивы мы, славяне.
  То доблесть или крест - не мне судить.
  Воспитанные вольными полями,
  дремучими Полуночи лесами,
  мы научились мирный труд ценить.
  Да, это так... Не потому ли,
  что в вечных войнах наша Русь росла,
  ее просторы в пламени тонули,
  нам Мир всегда милее, чем Война?
  Но если русский за оружье браться
  был вынужден суровою судьбой,
  то до Победы будет он сражаться
  и для Победы жертвовать собой!
  Не для того, чтоб "рыцарством" хвалиться,
  чтоб силу, словно в цирке, выставлять,
  а чтобы насмерть за Свободу биться,
  врагов Руси Великой истреблять!
  От Рюгена до стяга над Рейхстагом
  непобедимый русич прошагал
  с оружием, и каждым своим шагом
  в родной стране он Счастье утверждал...
  Шел Святослав от Полночи к Полудню,
  железный, беспощадный "Роша Князь",
  его мечом людских хозяйка судеб
  истории славянства ткала вязь.
  Казалось, исполняется желанье,
  что в детстве в его сердце родилось:
  идут отряды с красными щитами,
  готовы на Царьград обрушить злость -
  и скоро, может быть, огонь обнимет
  все храмы Пантократора Христа,
  и в том пожаре Византия сгинет,
  как Каганат Хазарский, навсегда!
  Вотще ромеи задержать пытались
  дружины русских в нескольких боях -
  наемники и греки разбегались,
  такой славяне им внушали страх.
  Стальные кречеты на Святослава стягах
  несут огонь на крепости врага,
  и задрожали стены Цареграда,
  когда рать русских близко подошла.
  Не Сатана ль идет из края хлада,
  чтоб сокрушить Константинополь, и
  за ним идут не воинства ли Ада,
  непобедимых демонов полки?
  Готов склониться Аркадионополь,
  а там на Цареград - два дня пути...
  Сумеет ли ромейский царь поспорить
  с непобедимым воинством Руси?
  Два дня пути... Разбили стан славяне.
  Не спят одни дозорные да князь...
  "Я побеждаю этих греков, мама.
  Их не спасла божественная власть,
  которую ты для Руси хотела -
  которую я так и не признал...
  Всей жизни скоро завершу я дело,
  исполню то, о чем всегда мечтал.
  Ты видела бы Родины величье,
  когда бы, мама, ты была жива,
  и ты сама смогла бы убедиться,
  что наш Перун куда сильней Христа!
  Я создаю славянскую державу,
  что никому вовек не сокрушить,
  чтобы на землях наших мы по праву
  могли бы в счастье и достатке жить,
  чтоб славили Богов своих исконных..."
  ...Вот, лишь вдали затеплился рассвет,
  от поступи бессчетных ратей конных
  сама земная задрожала твердь.
  То из твердыни осажденной вышел
  ромейский воевода Варда Склир,
  за подвиги военные возвышен
  в минувших войнах кесарем своим.
  
  *****
  
  Князь Святослав свои полки построил,
  готовясь встретить вражескую рать.
  Хоть русских меньше, всякий из них стоил
  ромеев нескольких, что шли с ним воевать.
  План князя прост: увязнут в плотном строе
  наездники ромейские, и тут
  он поведет дружну за собою,
  и войско они вражье рассекут,
  чтобы затем добить поодиночке
  охваченные хаосом полки...
  Горячкою охвачены восточной,
  рать князя печенеги подвели!
  Они за легкой конницей ромеев
  погнались, в окружение попав,
  и сквозь кольцо пробиться не сумели,
  бессмысленно в бою неравном пав.
  Прикрытия на флангах не осталось
  у князя Святослава. Варда Склир
  решил, что остается только малость,
  один удар - и вот он победил!
  Один удар - славяне разбегутся,
  их втопчет в землю катафрактов рать,
  а выжившие русские сдадутся...
  Ромеи так привыкли побеждать
  в сражениях с народами востока.
  Но вот сомкнулись красные щиты,
  и с воинством библейского лже-Бога
  сошлись Руси Языческой сыны.
  Рубились долго. Кровь лилась ручьями!
  Тут не до тактики - не бой, резня идет...
  Все меньше русских... но они - стояли,
  лицом ко вражьим копьям умирали,
  и в их глазах ромеи зрели лед.
  Впервые не смогли здесь катафракты
  одним ударом разогнать врага -
  что значит сила мертвого металла
  для тех, кому и жизнь не дорога,
  коль нужно ради Родины погибнуть?!
  Над полем разносился лязг клинков,
  и в самом сердце ярой брани бился
  князь Святослав, сын Северных Богов.
  Он сразу понял - здесь не победить им,
  ромеев слишком много против них...
  Но может ли склониться русский витязь
  у ног врагов, покорен им и тих?
  Опять, опять ромейский вал несется
  на неприступный красных ряд щитов,
  и кровь вином на бранном пире льется
  из-под мечей, спат, пик и топоров,
  насквозь тела людей пронзают копья,
  еще живых затаптывают в грязь...
  Славяне бьются здесь с самой Судьбою,
  здесь бросил Року вызов русский князь -
  и дрогнули проклятые ромеи!
  Они отхлынули, как от утесов вал.
  Тут, чтоб они очнуться не успели,
  повел вперед дружину Святослав.
  Был беспощаден натиск русской рати:
  крича "УРА!", она на греков шла,
  со стягов коловраты угрожали
  испуганному воинству Христа,
  простерты крылья кречетов могучих,
  нацелены тяжелые клинки,
  и хоть рубить уже устали руки,
  в возмездья час мечи всегда легки!
  Но Варда Склир сумел понять, что бегство
  от русских его войско не спасет,
  что в крепости не будет им спасенья,
  ведь вслед за ними враг туда войдет,
  и со своею стражей он ударил
  на левый фланг, славян там задержав.
  Увидев это, сына посылает
  исправить положенье Святослав,
  чтоб самому средь первых оставаться
  и видеть всей тяжелой битвы ход...
  Был княжич счастлив с недругом сражаться!
  Примчавшись на коне, он застает
  охваченную хаосом дружину -
  готова она дрогнуть пред врагом,
  а Варда свою конную лавину
  без устали все гонит напролом.
  Ему навстречу выезжает княжич,
  воззвав к Перуну. Быстрый взмах клинков,
  и юноша по шлему ударяет
  патрикия, но увернулся он,
  и, встав на стременах, своею спатой
  ударил наискось, сложившись весь в удар...
  Ромейской сталью поражен проклятой,
  сын Святослава из седла упал.
  Увидев это, страшно закричали
  все русы, его видевшие смерть,
  и вновь от них ромеи побежали,
  чтоб не настигла их безжалостная месть.
  Сам Варда понял, что пора спасаться
  и войско свое в крепость вспять увел,
  а Святослав с измотанною ратью
  в свой лагерь под стенами отошел.
  
  *****
  
  Порывы ветра раздували
  костра прощального огонь.
  Князь и дружинники стояли
  близ с непокрытой головой.
  Когда же пламя заревело,
  ударив яро в небеса,
  в прах, в пепел обращая тело
  и в Сваргу душу вознося,
  полки, безмолвные дотоле,
  десницы вскинули, крича...
  Для руса нет завидней доли,
  чем пасть в сраженье от меча,
  коль битва шла за дело Правды!
  Но мрачен Святослав стоял:
  мечты о будущем Державы
  он с мертвым некогда связал.
  Но сын погиб... Пал, как мужчина.
  Иным его не заменить.
  Кто сможет русские дружины,
  как Святослав, в бои водить?
  Князь понимал: рать поредела,
  и Цареград ему не взять...
  Не завершив всей жизни дело,
  ему придется отступать,
  оставив за своей спиною
  гнездо ромеев-пауков!
  Чтоб победить, самим собою
  князь был пожертвовать готов...
  Но - тщетно. Мертвых - не поднимешь,
  а Русь родная - далеко.
  Тут волей иль неволей примешь
  почетный мир с любым врагом!
  "Была б жива ты, мать, сказала б -
  Христос ромеев защитил...
  Ведь я забыл такую малость:
  о нраве степняков забыл!
  Коль не попали бы в ловушку
  те печенеги, я б уже
  полки на Цареград обрушил
  и видел бы его в огне,
  как в детстве некогда мечтал я!
  А так - придется отходить...
  О, доведется ли мне сталью
  проклятый город поразить,
  чтоб разложенье христианства
  не расползалось по земле?.."
  Его держава исчезала
  в костра сыновнего огне.
  Князь чувствовал, что уже скоро
  он вслед за сыном отойдет...
  Одна надежда - что из крови,
  им пролитой, еще взойдет
  Славян железное Единство,
  и пусть столетия спустя,
  воспрянет вольная Отчизна
  под стягом нового вождя!
  
  VII. Сказание седьмое. Мертвые сраму не имут!
  
  На гордых базилевсов древнем троне,
  своей наемной стражей окружен,
  как царь Приам в спасенной чудом Трое,
  сидел Цимисхий, в думы погружен.
  Убрались россы из его владений,
  казне его убыток причинив...
  А кто вернет издержки от сражений,
  оплатит кто сожженных цену нив?
  Но, впрочем, это для царя не страшно -
  Господней волей выживет народ,
  крестьяне вновь засеют свои пашни,
  опять приток монет в казну пойдет.
  Не это страшно! Вспоминать о прошлом,
  о том, как содрогнулся Цареград
  от поступи полков "архонта россов"
  Цимисхию страшнее во сто крат!
  Подумать только - если б не удача,
  что осенила Склира в том бою,
  то вся война сложилась бы иначе...
  Константинополь предал бы огню
  языческий и сумрачный владыка,
  Империя склонилась бы пред ним,
  и пал бы в прах пред варваром Великий
  Град Городов, Второй священный Рим.
  "О Господи, хвала тебе и слава!
  Ты жизнь и власть оставить мне решил!"
  Но все же росской властелин державы
  к границам Византии подступил.
  Он здесь, он рядом, и он копит силы,
  чтоб снова устремиться на Царьград...
  Его полки доднесь непобедимы,
  и хватит ли в Империи солдат,
  чтоб снова задержать "архонта россов"?
  Дни напролет и ночи думал царь
  над этим устрашающим вопросом:
  неужто суждено, как было встарь,
  пред варварами Риму вновь склониться?
  Но выход есть, и стар он, словно мир:
  Покуда не готов твой недруг биться,
  его ударь ты в спину, сам - незрим.
  Арабов, турок, немцев, франков, свеев
  призвать за злато под ромейский стяг,
  в солдаты по стране забрать скорее
  всех тех, кто меч способен в руки взять -
  пускай язычник в этот мир поверил!
  На всех границах войны прекратя,
  любой ценой стремясь достичь победы,
  обрушить все на варваров вождя
  могущество Империи Ромеев -
  пришла пора славян прижать к стене!
  А кто из них в сраженьях уцелеет,
  тем победитель кандалы наденет,
  и в рабском сгинут варвары ярме...
  
  *****
  
  В Болгарию с богатою добычей
  вернулись Святославовы полки.
  В столице, как велит седой обычай,
  быков Перуну в жертву принесли.
  Спокоен князь, хоть он не верит грекам:
  в горах на юге выставлен дозор,
  и воины, привычные к победам,
  сумеют дать захватчикам отпор
  и продержаться до его подхода.
  Дозором тем командует брат Глеб,
  участник на Хазарию похода
  и прочих Святославовых побед.
  Поэтому князь Севера делами
  сугубо занят мирными сейчас...
  А по ущельям узким, меж горами,
  лавина византийская лилась!
  Вот и Преслава - стольный град болгарский.
  По мановенью царственной руки,
  на перестрел незримо подобравшись,
  в бой кинулись ромейские полки.
  Доспехи им тяжелые - не бремя,
  когда добыча уж видна вдали...
  Шесть тысяч русских воинов в то время
  за стенами учения вели.
  Без лат и шлемов, лишь в простых рубахах,
  с мечами и щитами лишь в руках,
  учили юных старые рубаки
  ходить в строю и поражать врага.
  И молодежь почтительно внимала
  седым героям легендарных битв...
  Когда они ромеев увидали,
  им сразу стало ясно: "Не спастись!"
  Бежать к воротам? Греки вероломны
  настигнуть их успеют без помех,
  ворвутся за бегущими в ворота -
  а там их ожидает лишь успех,
  ведь много больше их, чем гарнизона!
  Цимисхий так мечтал Преславу взять,
  ведь жалкий городишко - не препона
  тому, кто носит кесаря корону...
  Но русские не стали отступать.
  Они лицом к ромеям развернулись,
  сомкнули свои красные щиты -
  и против воли греки содрогнулись,
  хоть знали, что враги обречены.
  Шесть тысяч, без доспехов и без шлемов,
  на тридцать тысяч конных и в броне
  пошли в атаку, чтоб в бою последнем
  пред смертью послужить родной земле,
  чтоб братья их, с высоких стен Преславы
  услышав грохот, крики, лязг клинков,
  ворота поскорее затворяли,
  готовясь отбиваться от врагов.
  Крича "УРА!", славяне шли на копья,
  над ними реял с коловратом стяг,
  окрасились мечи ромейской кровью -
  и стиснул в гневе кесарь свой кулак:
  ему таких бы воинов да в войско!
  Вот окружили русских... Но они
  сражались с прежним яростным геройством,
  как будто в битве победить могли!
  Соратники их со стены смотрели,
  и слезы по бойцов текли щекам:
  они бы тоже биться там хотели,
  и умереть хотели тоже там,
  но требовалось удержать Преславу...
  Своей далекой Родине верны,
  стяжав в неравной битве честь и славу,
  шесть тысяч русов в поле том легли.
  И, без осады, сразу штурм начался -
  ромейский кесарь вовсе не хотел,
  чтоб хоть один бы рус в живых остался,
  до Святослава с вестью бы добрался...
  Под стенами росла гора из тел.
  Наемники и стратиоты лезли
  по лестницам осадным день и ночь,
  псалмы и ругань без конца ревели,
  но русские их отбивали прочь -
  и каждый русский поражал немало,
  покуда сам он мертвым не упал...
  Но сколько греков так не погибало,
  все новых Иоанн на приступ гнал.
  Плечом к плечу Преславу защищали
  болгары, русы и ромеи, что
  под гнетом императора остались
  верны заветам предков и Богов.
  Они себе не чаяли награды
  от князя, умирая на стене -
  они за Русь и Правду здесь стояли,
  и гибли от меча или в огне!
  Конечно, можно убежать и можно сдаться,
  чтоб жизнь под вражьим игом сохранить -
  но все-таки важней собой остаться,
  пусть даже жизнью за Свободу заплатить.
  Пока мужчина жив - ему сражаться,
  а не молить о милости чужой...
  Враги на день второй смогли прорваться
  за стены, огнь и смерть неся с собой.
  До неба встало зарево Предславы,
  над ним носился плач детей и жен,
  но продолжался этот бой кровавый:
  на площади на главной, пред дворцом,
  вновь встали русские, сомкнув щиты, стеною,
  вновь заблистали лезвия мечей,
  и в этом блеске собственною кровью
  платил за каждый шаг вперед ромей.
  Обречены! Цимисхий потирает
  уж руки: он Преславу захватил!
  Войска уж церкви городские грабят,
  насилуют болгарок средь руин,
  у винных бочек вышибают днища
  и тащат сундуки с чужим добром...
  Вдруг встала клином русская дружина
  и двинулась к воротам напролом,
  ромейских мародеров сокрушая!
  Ее вели Свенельд и Калокир.
  Сквозь вражеские полчища прорвавшись,
  остатки гарнизона отошли
  по северной дороге к Доростолу,
  где с войском пребывал князь Святослав.
  Услышав о судьбе Преславы слово,
  он промолчал. Лишь огнь в его глазах
  сверкнул, подобно молнии Перуна.
  Как кесарь смог внезапно подойти
  по сумрачным ущелиям-клисурам?
  Где вестовой, что князя известить
  был должен о нашествии ромеев?
  И над главою руки князь воздел,
  и в исступленьи закричал: "Не верю!..
  Неужто брата брат предать посмел!?."
  
  *****
  
  Угрюмо Святослав смотрел на брата,
  стоявшего пред князем в железах.
  Ждет страшная изменника расплата,
  но страха нету в Глебовых глазах:
  бестрепетно он встретил взгляд владыки...
  "Скажи мне, брат, как недруги смогли
  тебя заставить Истину отринуть
  и встать на путь предательства и Лжи?
  Меня ли предал ты? О нет - Державу!
  Родную Русь, вскормившую тебя!
  Доселе русом звался ты по праву,
  зачем Иудой сделал ты себя?"
  Повисла тишина. Глеб звякнул кандалами,
  десницею на князя указав:
  "Отвечу - есть преграда между нами!
  С тех самых пор, как Бога я признал,
  ему лишь одному - мое служенье!
  А все иное - прах земной, тщета...
  Что ныне, князь, твое мне повеленье?
  Что мне страданья, что мне смерть сама?
  Державы, царства, веры и народы -
  язычников заботят только лишь:
  остались только считанные годы...
  Язычник! Гордо ты сейчас стоишь
  и твердь земную тяжко попираешь!
  Но близко Суд! Грядет Судья Судей,
  и коль его ты Богом не признаешь,
  пойдешь в огонь, где плачь и звон цепей!
  Предательство, ты говоришь? Не предал
  я Бога и оплот земной его -
  Державу Кесаря... Его Господь соделал
  Помазанником только одного!
  И Дева Богородица над Римом
  простерла свой невидимый покров...
  Язычник! С Богом спорить ты не в силах!
  Смерть ждет тебя и всех твоих Богов!
  Есть только Рим - Царьград, Константинополь,
  есть только Кесарь - суть иные тлен,
  а тех, кто этой Истины не понял,
  постигнут смерть и вечный Ад в огне!.."
  Глеб замолчал, бесстрашен в своей вере.
  Безмолвно Святослав взмахнул рукой,
  и стражи потащили брата к двери
  на внешний двор, на белый свет дневной.
  Глашатай громко зачитал веленье:
  "А коль иной изменник станет нам,
  таких, их роду да на посрамленье,
  на кольях выставлять по площадям.
  Предатель суть - не муж и не воитель,
  с ним, словно с бабой, должно поступать!"
  Так смерть свою в мучениях Глеб принял,
  и многим христианам умирать
  пришлось на кольях или чрез распятье:
  жизнь Святославу их не дорога...
  В ту пору к Доростолу подступали
  полки его заклятого врага.
  
  *****
  
  "О кречет, скажи мне, крылатый собрат, что ты видел, над полем кружа?"
  "Я видел, как черная рать от полудня к стенам Доростола пришла,
  я видел, как гибли в огне селенья славян и густые поля,
  и как содрогалась от поступи вражьей заснувшая было земля...
  Я видел, как царь чужеземный, бесчисленных полчищ вожак,
  нежданно на град Доростол нападать сделал знак,
  но князь Святослав упрежден был о близких врагах,
  и с воинством вышел славянским навстречу ромейским полкам.
  Едва шестьдесят было тысяч у князя в тот день под рукой,
  и больше трехсот тысяч кесарь ромейский привел за собой.
  Но Вечное Небо склонилось, над брегом поднялся седой Океан,
  когда русский князь перед верной дружиною слово держал:
  "Гой, братья мои! Вероломный пожаловал враг!
  Несет он на Север - Полудня прогнившего стяг,
  и там, где ложится от вражьего знамени тень,
  огонь его злобы лишь прах оставляет от сел, городов, деревень,
  где жили славяне - их кровь у врага на клинках...
  Ответьте мне, братья - неужто ж подохнуть в рабах,
  смириться с насилием жен, с поруганием древних святынь
  способен мужчина, зовущий себя - Славянин?!
  Пусть тот, кто способен отречься от Рода, покинет немедля ряды!" -
  а вражьи полки уже были видны из-за горной гряды -
  и князь продолжал: "Наши Предки из Сварги за нами сегодня следят,
  так пусть же не будет им стыдно за то, как потомки их Землю хранят!
  Так не побежим же, но встанем здесь крепко, друзья -
  ведь мертвые сраму не имут, до смерти не бросив меча:
  позор будет нам, только если мы с поля бежим
  и Землю, Знамена, Святыни проклятым врагам отдадим!
  Я буду средь вас, равный с равными, воин далекой Руси -
  ее - не меня, не себя! - в этой битве вам должно спасти,
  и коли паду - бейтесь так же, как бились при мне,
  чтоб духу чужого вовек не бывало на нашей родимой Земле!"
  ...Сомкнулись щиты, и сверкнули шеломы стальной чешуей.
  Столкнулись на флангах наездники русов с тяжелой ромейской ордой -
  Привстав в сременах, рассекали славяне врага
  секирой тяжелой варяжской или мечом до седла.
  И дрогнули фланги ромеев: увидев их страх, русский князь
  клин витязей пеших в атаку послал, и резня началась,
  какой не бывало давно уже в этих краях!
  Свет ясного Солнца пылал, словно пламя, на красных славянских щитах.
  Казалось - победа ждет русов сегодня всему вопреки...
  Но кесарь ромеев бросал в страшный бой за полками полки,
  по десять врагов поднималось, где падал убитым один,
  а где Святославу подмогу найти под Болгарии небом чужим?
  Вот замерла красных славянских щитов неприступная доднесь стена...
  Отхлынула прочь от нее Иоанновых воинств волна.
  Какое-то время два войска стояли, готовясь вновь ринуться в бой
  и страшное поле поить красной кровью - своей и чужой.
  Затем затрубили рога за спиною славянских дружин,
  и двинулась вспять их стена, не разбита оружьем чужим:
  князь понял, что нужно любою ценою людей сохранить,
  чтоб в новых сражениях подлым ромеям отмстить.
  И под Доростола стенами свой лагерь разбили враги,
  мечтали тяжелой осадой сломить дух славянства они,
  но тщетно Цимисхий ждал вести от русов, тщеславьем своим опоен -
  лишь реял на башнях кровавый их стяг, что с крестом Коловрата на нем..."
  
  *****
  
  Так началась нелегкая осада.
  В день ее первый русы вышли вновь -
  их воевода Свенельд вел из града,
  удар смертельный нанести готов
  Цимисхиевым полчищам наемным.
  Опять сошлись славянские ряды
  с разноязыким войском чужеродным,
  своей великой миссией горды:
  одним ударом одержать победу!
  Но Свенельд тяжко был в той битве ранен,
  и отступили воины его...
  Судьба Руси застыла вновь на грани -
  но князь боится только одного:
  остаться без припасов осажденным.
  Без хлеба да без мяса воевать
  не сможет даже витязь прирожденный!
  Провизию придется добывать...
  В глухую ночь, под крики сов и выпей
  отряд к реке спустился со стены,
  и мимо флота вражьего проплыли
  Руси далекой верные сыны.
  По деревням болгарским, что стонали
  под игом вражьих полчищ эти дни,
  провизии они насобирали
  и в Доростол вернуться вновь смогли,
  напав попутно на обоз ромейский:
  сам Святослав с отрядом тем ходил!
  Цимисхий в своей ярости злодейской
  на утро только казнями грозил
  обозным, адмиралу, полководцам...
  Однако он свой нрав не исчерпал,
  и вот однажды, на восходе Солнца,
  дозорный русский с башни увидал,
  что прибыли осадные машины
  к ромеям, средь них - "греческий огонь".
  Созвал князь свою верную дружину
  и с ней решил опять идти он в бой -
  нежданным упреждающим ударом
  покончить чтоб с орудьями врага...
  Опять славяне двинулись тараном,
  опять бежит Цимисхия орда,
  и прорубилась русская дружина
  к орудиям, и стала жечь их, сечь,
  командовавшему же ими чину
  нить жизни оборвал славянский меч.
  Опять пятно на славе Иоанна:
  ведь без орудий штурм не учинить,
  а павшего в сраженьи генерала
  сумели русы в город утащить,
  и выставив главу его на пике,
  со стен кричали: "Та же участь ждет
  Цимисхия-царя, коль ваш владыка
  от наших стен немедля не уйдет!"
  Тянулась долго тяжкая осада...
  Все меньше русских воинов стоит
  на стенах ими занятого града
  и в поле сталью ворогов разит...
  Погиб любимец князя, Икмор храбрый,
  хворал и Свенельд, раненый в бою:
  сыны далекой северной державы
  здесь гибли за Отчизну за свою.
  Князь понимал, что гибель, пусть и с честью,
  Руси, славянам принесет лишь вред.
  И пусть исход грядущий не известен -
  пути для отступленья просто нет.
  
  *****
  
  То не громы возгремели могучие,
  то не ветры разыгрались буйные,
  то не воды взволновались бушующие -
  выходили то русские воины,
  выходили то волхвы-ведуны,
  выходил и сам хоробрый князь
  да во то ли во поле широкое.
  
  Видели их издали вороги,
  да напасть на славян побоялися...
  Зажигали волхвы-ведуны костры во полюшке,
  обнажали русские воины мечи свои тяжелые,
  выводили из града скотину да пленников.
  Начинался то Громовника-Бога день,
  праздненство Перуна Сварожича грозного.
  
  Как ударило пламя костров до самого небушка,
  как заревела скотина да заплакали пленники,
  чуя погибель свою неминучую,
  снял князь Святослав свой крепкий шелом,
  тряхнул чубом своим княжеским
  и воззвал к Богу Войны, к Тучегонителю:
  "А и слава тебе, Перун-батюшка,
  слава тебе ото всех русских воинов!
  
  Предстоит нам скоро дело нелегкое,
  что нелегкое дело да бранное,
  ведь не извадились мы сторожами стеречи -
  только извадились мы в чистом поле ездити,
  побивати полки захватчиков,
  ни числа их, ни злобы не убоявшися...
  Потому не жизни себе прошу -
  Победы прошу да Славы русичам!
  
  О себе ж одно прошу, Перун-батюшка:
  коль пришел мне скорый смертный час,
  ты пошли погибель мне добрую,
  чтобы пал я, как жил, витязем..."
  Раскатился гром средь небушка ясного,
  брызнула в костры кровь жертвенная,
  и надел Святослав свой крепкий шелом,
  изготовясь к бою нелегкому.
  
  *****
  
  Той ночью осажденные не спали...
  Князь на совет дружинников созвал.
  Безмолвно его воины внимали
  тому, что вождь им в этот час сказал:
  "Смиримся ль, братья, с тем, что наша слава,
  гроза былых над греками побед,
  под Доростола стенами пропала?
  Что торжествует недруг? Нет же! Нет!
  Из окруженья нам на Север не пробиться,
  не высидеть победы за стеной...
  Но русский воин продолжает биться
  и перед ликом гибели самой!
  Так вспомним же о братьях, что уж пали,
  и укрепимся мыслию о том,
  что наша смерть сама от вражьей стали
  поможет защитить далекий дом,
  коли покажем в битве мы ромеям,
  мечтающим славян всех покорить,
  что нас нельзя поставить на колени,
  что можно нас убить - не победить!
  Умрем же, как герои умирают,
  иль, коль Перун поможет, победим -
  исполним, что нам предки завещали:
  и что б не ждало нас, не побежим!"
  И вышли все, кто выжил, прочь из града,
  построились славяне вновь стеной
  под алым стягом князя Святослава -
  и двинулись в свой безнадежный бой.
  Князь - позади, с остатком воинств конных:
  их, как резерв последний, бережет.
  Он указал клинком своим тяжелым
  на недругов и приказал: "Вперед!"
  Казалось, будто медленно, неспешно,
  стена щитов качнулась и пошла,
  и только был неукротим и бешен
  рев сотен глоток: "В Бой! За Русь! УРА!"
  Не ангелов-архангелов дружины
  сошли с небес, чтоб Русь оборонить -
  на смерть пошли славянские мужчины,
  чтоб перед нею недругам отмстить...
  ...Пред битвой той бледнеет все, что было.
  Бесчисленные ворогов полки,
  не выдержав славянской ярой силы,
  сдержать напора русов не смогли.
  Горсть осажденных обратила в бегство
  и первый, и второй ромейский ряд -
  завидев лишь, каким презреньем к смерти
  и гневом у славян глаза горят,
  враги, оружье побросав, бежали.
  И битвы шум и грохот перекрыв,
  звучал над сечей голос Святослава:
  "Руби их, братья! Враг не устоит!"
  Цимисхий сам с гвардейцами ударил
  на русских, чтоб ход битвы изменить -
  едва смогли его гвардейцы сами
  спастись и Иоанна оттащить
  от беспощадных топоров и копий.
  А русский князь летит на правый фланг -
  он во главе своей дружины конной
  сорвать стремится, что задумал враг,
  чтоб конница ромеев не сумела
  славянские отряды окружить...
  Наездники столкнулись. Сталь запела,
  ликуя, что ей дали кровь испить.
  Увидев князя, кинулись ромеи
  к нему со всех сторон, чтобы пленить,
  о щит его их спаты зазвенели,
  а он со смехом продолжал разить
  направо и налево супостатов!
  Но вот на шлем обрушился удар,
  и замерло все войско Святослава...
  Князь, обливаясь кровью, все же встал -
  и бросился в бой с яростью берсерка,
  а вслед за ним пошли его полки,
  чтоб византийцев сокрушить навеки,
  обезопасив рубежи Руси.
  Вот-вот произойдет, случится чудо:
  горсть осажденных сможет разогнать
  рать, где в четыре раза больше люда...
  Порывы ветра стали налетать,
  на поле брани буря разыгралась,
  песок стеною меж полками встал,
  слепя всех тех, кто продолжал сражаться,
  и против воли каждый отступал:
  славяне - в город, в лагерь шли ромеи,
  в себе сокрыв воинственный свой пыл.
  Лишь равнодушно Небеса смотрели
  на князя, что, как статуя, застыл,
  как будто бури и не замечая.
  Неужто Боги предадут его,
  позору Русь и русских обрекая?
  Князь закричал: "За что!? За что!? За что?.." -
  поднявши руки к безразличным тучам -
  "За что победы вы лишили Русь?
  Ответь, Перун! Я смерти неминучей
  под этими стенами не страшусь,
  но Русь мою за что вы покарали?!
  Ответьте, Боги!" Небеса молчат,
  как будто Святослава не слыхали...
  Князь опустил тогда безумный взгляд
  и медленно пошел он к Доростолу,
  ступая так, как будто был старик,
  несущий на себе без счета годы.
  Страданьем искажен был его лик...
  
  *****
  
  ...Смотрели друг на друга два владыки:
  хозяин Цареграда Иоанн,
  чья роскошь показаться могла дикой,
  что на коне арабском восседал,
  сопровождаем пышной греков знатью,
  и русский вождь, приплывший на лодье,
  неотличим от боевых собратьев -
  лишь только прядь волос на голове,
  какую носят знатные славяне,
  да в ухе лишь тяжелая серьга...
  Пришел конец нелегкой, долгой брани,
  мир заключить решили два врага.
  Подумать только - если б не ненастье,
  прервавшее сраженье, то сейчас
  следа бы не осталось греков рати -
  ее бы разметали русы в раз,
  коль довелось бы натиск тот продолжить...
  Но что теперь об этом горевать?
  Князь понимал, что он уже не может
  с проклятым греком больше воевать!
  Ряды полков славянских поредели,
  изношены доспехи и щиты,
  позатупились в долгом бранном деле
  мечи и боевые топоры...
  Но и Цимисхий не желает битвы:
  когда б не Бог, что бурю ниспослал
  в ответ на его слезы и молитвы,
  то царь бы на коне не восседал,
  а пленником тащился за обозом
  бесстрашных победителей-славян.
  Вот почему утихли ныне грозы,
  вот почему мир все-таки настал!
  Вновь полон князь раздумий дерзновенных:
  "Пускай не смог я Цареграда взять -
  мой сын иль внук на греков на презренных
  вновь поведет безжалостную рать.
  Я укреплюсь в Болгарии, народы
  славянские опять в одно скую,
  чтоб Русь стояла, как и прежде, гордо,
  когда я к нашим предкам отойду...
  Три иль четыре года мне лишь нужно -
  границы укрепить и города,
  и никаким обманом иль оружьем
  не будет моя Русь покорена
  во веки, до скончанья бела света!
  Успеть бы мне все это завершить,
  чтобы не зря минувшие победы
  мои потомки продолжали чтить..."
  Смотрели друг на друга два владыки,
  царь-азиат и князь Святой Руси -
  пришел конец одной войне великой,
  но нет конца у вековой вражды.
  
  *****
  
  В Киеве, пред юным Ярополком,
  владыкой града, Свенельд речь держал:
  "В чужой степи, в глухом краю далеком
  отец твой с верным войском станом встал,
  послав меня, чтоб известил о том я
  тебя, чтоб ты помочь отцу успел:
  в степях тех печенеги ныне бродят,
  спасенья нет от сабель их и стрел
  тому, кто попытался по Днепру бы
  их миновать и до Руси доплыть..."
  Искриливились у Ярополка губы:
  "Я был бы рад, быть может, пособить,
  ведь он - отец, и всей Руси владыка...
  Да только как мне рать свою послать?
  Прознав о том, Олег иль Володимир
  начнут на мои земли нападать.
  Ты был в походе, Свенельд, ты не знаешь,
  что здесь давно творится без отца:
  на брата брат злодейство замышляет,
  и часто разгорается вражда..."
  "Но княже! Твой отец тогда погибнет!
  Неужто ты допустишь, чтобы он -
  палач хазар, ромеев сокрушитель -
  был степняком убит или пленен?"
  "Увы, о Свенельд. Я помочь бессилен
  отцу и господину... Может быть,
  еще он сможет с верною дружиной
  атаки печенежские отбить,
  как побеждал хазар и греков прежде...
  И не проси меня, седой герой:
  страшны дела, творятся что на свете -
  я к братьям ввек не повернусь спиной!"
  
  *****
  
  ...На берегу Днепра-реки широкой,
  могучей грудью принявший металл
  во длани степняка клинка кривого,
  сраженный русский воин умирал.
  Он вспоминал, как голодом и хладом
  терзала Святослава рать Зима,
  как князь решил, что уходить им надо,
  пока их Мара всех не забрала,
  как повторил он сказанное прежде:
  "Уж лучше с честью пасть в бою лихом,
  пусть даже на победу нет надежды,
  чем выжить, став для чужака рабом!"
  Как понеслись лодьи по бурным водам,
  как засвистели стрелы над главой,
  и как на встречу печенежским ордам
  повел на берег русов за собой
  владыка грозной северной Державы,
  великий полководец, вождь славян,-
  на смертный бой, тяжелый и кровавый,
  мечом врагов рубя по сторонам,
  и, как один, все русичи сражались...
  Все меньше, меньше оставалось их,
  но и смертельно ранеными дрались
  герои против недругов своих -
  хлестала кровь из сабельных разрубов,
  пронзали стрелы русские тела,
  но выкликали стынущие губы:
  "Вперед! За Русь! За Родину! УРА!"
  Вот сломан строй, рассеяна дружина,
  стрелой в плечо и сам князь поражен,
  но он стоит и бьется, как мужчина,
  хоть ему ясно, что он обречен.
  Сражался Святослав, доколе кровью
  из стреляной он раны не истек,
  и множество врагов забрав с собою,
  несломленным упал он на песок.
  Померк взгляд глаз его небесно-синих,
  застыло сердце в княжеской груди...
  Так умер сын Перуна, гордый витязь,
  последний вождь Языческой Руси.
  
  VIII. Сказание восьмое. Крещение Господина Великого Новгорода.
  
  От полуденной сторонушки
  на сторонушку полночную
  шли полки князя Володимира
  от великого Киева-города.
  Что за стяги над ними качаются?
  Со крестом византийским стяги те.
  Что за песни поют воины?
  То поют они псалмы греческие.
  
  Кто ведет на полуночь ратников?
  Добрыня-боярин да попы цареградские.
  Кто вослед за полками движется?
  То летят за полками стервятники,
  то бегут за полками волки серые,
  потому что зверью с птицами ведомо:
  будут биться русские с русскими,
  много будет белой плоти на трапезу!
  
  Горе, горе, горе ныне храбрым русичам!
  Наступила нелегкая порушка -
  что нелегкая да кровавая:
  Володимир-князь пред греками холопствует,
  коим спуску не давал его батюшка,
  брат на брата, сын на отца поднимется
  из-за спора о вере истинной,
  из-за смуты да ссоры промеж князей!
  
  Погубил Володимир киевский
  своих братьев, как лютых ворогов,
  а от истинных лютых ворогов
  печенежских в сраженьях бегает.
  Он Рогнеду-княжну изнасильничал,
  перед тем убив ее батюшку,
  а теперь покорить задумал он
  и последний оплот русской вольности...
  
  *****
  
  День прошел, спустился тихий вечер,
  но тревогой был наполнен град.
  Новгородцев созывал на Вече
  колокола сумрачный набат.
  Собирались на совет народный
  выборные с четырех концов,
  да от огнищан от всех свободных,
  да от мастеров, да от купцов,
  да волхвы седые от Перыни,
  а поодаль весь простой народ
  ждал, когда начнут решать старшины,
  как с бедою быть, что к нам идет.
  Шутка ль - им тягаться против князя!
  Это значит - против всей Руси...
  Не иначе, князя недруг сглазил,
  коль Родные Боги не милы
  сыну Святослава удалого -
  мил один распятый Иисус,
  и яснее греческое слово
  языка, каким глаголет Русь...
  По стране волхвов казнят и гонят,
  полыхают капища огнем,
  да креститься русичей неволят,
  на колени ставят пред Христом.
  Веча запрещает князь сбирати,
  непокорным - языки долой...
  Это все несут Добрыни рати
  новгородцам следом за собой!
  Может быть, разумнее склониться,
  пока силой князь их не склонил?..
  С гневной речью к Вечу обратился
  волхв Перуна, старый Богомил:
  "Что, готовы ползать уж на брюхе,
  вы, славянских витязей сыны?
  Коль склонитесь - хуже еще будет,
  чем вы в битве б доблестно легли!
  Или ваши воля и свобода -
  лишь до той поры, пока на вас
  не прикрикнет черная порода,
  требуя покорности тотчас?!
  Знайте, что наш князь - полухазарин,
  от рабыни был рожден он, и
  родич не спроста его, боярин,
  против нас ведет свои полки!
  Русь ведь начиналась с Новограда,
  здесь воспитан был князь Святослав -
  потому и чает враг расплаты,
  и идет с войною он на нас:
  мстят нам греки, мстят нам и хазары
  за позор минувший свой в боях...
  Пусть же Новоград, как прежде, встанет,
  крепость обретя в родных Богах,
  на защиту русского народа,
  как однажды с Рюриком он встал.
  Мы не предадим свою Свободу!
  Думайте, славяне - я сказал!"
  Кое-кто с ним спорить попытался:
  мол, законный князь, мол, он суров...
  Но о небо гулко ударялся
  крик людской: "Идемте ж на врагов!
  Не дадим чужим на поруганье
  веру предков! Встанем все стеной!
  Что нам, как скотине - ждать закланья?
  Новоград, вставай на смертный бой!
  Эй, купчины! Отворяй ворота,
  подавай мечи и топоры!
  Постоим мы за свою свободу!
  Коль придется, все погибнем мы!"
  С Богомилом, подойдя, встал рядом
  тысяцкий, прозваньем - Угоняй:
  "Соберем мы ныне же отряды,
  и без князя двинемся, как встарь!
  Позабыл собака-Володимир
  воспитанье в Новгороде? Что ж!
  Мы гостей незваных жарко примем,
  просто так в наш город не войдешь!
  Живы здесь заветы Святослава,
  лучше пасть в бою, чем жить рабом,
  так не побоимся же расправы,
  встанем все под стягом Русской Славы,
  отстоим свой отчий дом с мечом!"
  Поднялись от стара и до мала
  новгородцы на святую брань -
  общая беда полки сковала,
  как, бывало, сковывала встарь...
  
  *****
  
  В час, когда уж к стенам Новограда
  подходили Киева полки,
  странная печаль одолевала
  князя и крестителя Руси...
  Одиноко он бродил в палатах,
  словно тень, покинувшая Ад,
  и безмолвно челядь трепетала,
  на себе встречая его взгляд.
  Полумрак в кремле, хотя снаружи
  Солнце льет на Русь свои лучи...
  Слышит князь, как, испуская душу,
  на дворе пытаемый кричит.
  Володимир даже знать не знает,
  почему там и кого казнят:
  многие уже вот так кричали,
  лютой смертью в муках умирали -
  те, кто веру не хотел менять!
  Страшно слушать вопли и стенанья...
  Но распятье не велит жалеть:
  чтобы испытать услады Рая,
  должен нехристь муки претерпеть.
  Все слова Христа давно забыты,
  да и нужно ль знать их палачам?
  Вера им - лишь часть всевластной силы,
  что служить заставит господам
  русичей, общинников свободных.
  Володимир кровь их щедро льет,
  и колеблют крики обреченных
  даже безразличный небосвод.
  Как он эту "вольность" ненавидит!
  Он за все славянам отомстит -
  ведь его "робичичем" дразнили
  с детства, и не даром говорили,
  что полухазарин Русь не чтит.
  Нет, не чтит! Он чтил бы Русь иною -
  самовластьем напоенный край,
  легший смирно под его стопою
  и молящий: "Нами управляй!"
  Володимир хрипло рассмеялся
  своим мыслям дерзким. За стеной
  в то же время крик людской прервался:
  распрощался нехристь, знать, с душой.
  Скоро так же Русь вся распростится
  с вольностью исконной, и тогда
  и под плетью княжеской склонится
  северных язычников страна!
  
  *****
  
  Всего страшнее Смерть для человека,
  иные очень часто говорят.
  Но так ли это? Повелось от века,
  что люди жизни часто не щадят,
  когда заходит речь об идеалах.
  Так стало быть, не Смерть всего страшней,
  пришла ль она в постели, иль на плахе,
  иль в бранном блеске воинских мечей.
  Страшнее всякой смерти будет видеть
  не палача, не стрел враждебных град,
  а то, как по приказу ненавидя
  один другого, встал на брата брат...
  Рубились долго меж собой славяне.
  Валились друг на друга их тела -
  где новгородцы и где киевляне,
  теперь и Мара б не разобрала!
  Одни пошли за веру за Христову,
  другие - за прадедовских Богов.
  А Смерть одна на всех пришла, сурово
  им зачитав единый приговор.
  Пал Угоняй, ведя в атаку войско,
  в агонии он полз еще вперед,
  выдавливая в перемешку с кровью:
  "За Русь... За нашу веру... За народ..."
  Сошлись стенами две могучих рати -
  и ни одна не в праве отступить.
  Забудь о том, что пред тобою - братья!
  Коль не сдаются - должно истребить!
  Который раз пытались киевляне
  сразить стрелою старого волхва,
  что в самом сердце небывалой брани
  стоял лишь с легким посохом в руках,
  но громко его голос разносился,
  воспламеняя воинов сердца:
  "За Новоград, за веру будем биться,
  собратья-новгородцы, до конца!
  Не дивно пасть в сраженье, коль ты русский -
  но дивно, коль ты русский, побежать:
  так не опустим с верной сталью руки,
  нам должно свою Волю отстоять!"
  Добрыня, видя, что исход не ясен,
  решился на невиданное зло -
  Путяту он с отрядом посылает,
  чтоб Новгород тот стрелами поджег,
  чтоб отвлеклись защитники от брани
  и кинулись тушить свои дома...
  Новогородцы этого не ждали,
  Добрыни подлость удалась сполна!
  Ряды оборонявшихся смешались:
  между врагом и пламенем зажат,
  отчаянно и зло сопротивляясь,
  гиб за отрядом доблестным отряд...
  Что было после - всякому понятно.
  Насилье жен, разбой и грабежи,
  а после в Волхов всех живых загнали,
  крестить ради спасения души.
  Перуна образ свергнут с пьедестала
  и брошен в воды с берега реки...
  и чудо вдруг людским глазам предстало:
  могучим мановением руки
  Бог Битв и Грома палицу закинул
  на мост чрез Волхов, громко говоря:
  "Пусть русичи такой подарок примут
  на память о крещенье от меня!
  Отвергли вы могучих предков славу,
  их веру, их заветы, гордый дух?
  Вам Бог чужой, язык чужой по нраву?
  Так ведайте: грядут века разрух,
  кровавых казней, вражеских нашествий,
  междоусобиц, лжи и воровства!
  И лишь когда опять все русы вместе
  заветы предков вспомнят сквозь века,
  сплотятся в строй стальной по зову крови,
  отринут чужеземцев злой уклад,
  тогда вернутся Северные Боги,
  и воссияет черный Коловрат
  над пробужденной, белоснежной Русью..."
  Теченье уносило Бога вдаль,
  и мрачен был, невыразимо грустен
  Небесный Свод, безжалостный, как сталь.
  
  *****
  
  Волхв Богомил, ослабнувший от пыток,
  лежал недвижно в каменном мешке.
  Казалось, будто он уже не дышет,
  но душу сохранил старик в себе,
  хоть говорили стражи, что рассудком
  он повредился, тяжко бредить стал,
  когда впервые палачевы руки,
  огонь и дыбу плотью испытал.
  Волхв их не видел, камня он не чуял,
  и мнилось ему, будто он - в лесу,
  на капище, опять стоит пред чуром,
  моля спасти исконную красу
  Родной Земли, спасти народ славянский
  от самодурства князя. Волхв шептал:
  "Ответь, Перун! Ответь, Ярило Красный -
  доколе ждать, чтоб День опять настал?
  Когда же Ночь безумия прервется,
  когда чужих погонит прочь народ,
  когда мы снова будем славить Солнце,
  а не пахать на извергов-господ,
  всех этих инородцев, полукровок,
  предателей, что презирают нас?..
  Мне рок не будет мой, как прежде, горек,
  коль буду знать, что дух наш не угас!
  Храните Русь, о Северные Боги!
  Храните вас отвергнувших детей,
  чтоб они снова, пусть и через годы,
  восстали, свергнув власть лихих теней!
  Пусть русичи найдут для брани силы,
  чтоб даже под знаменами Христа,
  вас называя лишь нечистой силой,
  Родная Русь бы крепла и росла!
  Храните Русь!" Дверь тяжко заскрипела,
  тюремная решетка поднялась,
  и старого волхва больное тело
  поволокли два стражника на казнь.
  А он смотрел на небосвод незряче,
  как будто добрый знак увидев там,
  готовясь кровью освятить горячей
  свою мольбу к Полуночным Богам.
  
  IX. Сказание девятое. Владимир Мономах.
  
  ...Уж сколько лет Русь от раздоров стонет,
  а из степей ей половцы грозят!
  Князей удельных то не беспокоит -
  они на белых скатертях едят
  изысканные яства стран далеких,
  охотятся, да собирают дань,
  не помышляя вовсе о народе:
  что им судьба каких-то там крестьян!
  Не заплатил - повинен перед Богом,
  и поп, и дьякон это подтвердят:
  запродадут тебя, помрешь холопом,
  и дети твои в рабство угодят.
  Все знатные - в долгах у иудеев,
  и бедный к ним же при нужде идет...
  Ликует враг: "Кто утверждать посмеет,
  что русичи - великий суть народ?"
  Менялись Всеволоды, Святополки
  на киевском престоле - все тщета:
  сгущались над славянами потемки,
  все непроглядней становилась тьма.
  Уж без надежды, только по привычке
  молился Богу русский люд в церквях:
  и вольный, и холоп давно уж видел,
  что власть в стране враги держат в руках.
  Князь Василько спасти славян пытался,
  мечтая возродить былую Русь,
  да только зря другим он доверялся -
  не за себя, мол, за страну боюсь! -
  свои же его подло ослепили
  и бросили в темницу, не враги!
  Нет, здесь нужны находчивость и сила,
  отвага, крепость воли и руки.
  ...Он долго ждал. По имени - Владимир,
  он был иным, чем прадед был святой:
  он все чужое сердцем ненавидел
  и все свое любил он всей душой.
  Быть может, это очень неразумно,
  но в пору ту был нужен князь такой,
  что без сомнений бы и без раздумий
  повел страну на битву за собой,
  как его предки гордые водили!
  и вот он сел на киевский престол:
  вождь и воитель, Мономах Владимир,
  на недругов с предателями зол.
  
  *****
  
  Снится князю сон:
  в чистом поле он,
  и гуляет ветер по полюшку.
  Сквозь завесу туч
  не пробьется лучь -
  как тоскливо земле без Солнышка!
  Де в исподнем князь,
  а повсюду - грязь,
  не ступить ни шагу на сторону,
  а над полем тем
  тьма кружится тем,
  тьма кружится тем черных воронов.
  И услышал князь
  с Неба громкий глас:
  "Что ж ты, вождь славянский, бездействуешь:
  Кружит то не вран -
  черный басурман
  из Степей на Руси бесчинствует!
  То не грязь, а те,
  кто в любой беде
  бросить брата готов и соратника,
  то не тучи - ложь,
  что на Русь, как дождь,
  чужаки льют давно, незваные!
  Где ж твой верный меч?
  Не пора ли сеч
  чужакам да изменникам головы?
  Чтобы Солнца луч
  из-за темных туч
  увидали хоть те, что молоды!"
  Пробудился князь.
  Богу помолясь,
  до утра ходил да раздумывал:
  Русь как укреплять,
  да с чего начать,
  чтоб не царствовал черный ворог бы,
  чтоб Иуда, грек,
  половец, печенег
  перед Русью вставшей склонилися,
  чтобы тем, что мы
  стали вновь сильны,
  наши предки в Небе гордилися!
  
  *****
  
  Сбирались на совет в кремле бояре,
  сбирались и удельные князья.
  Русь извели степные басурмане,
  неужто с ними справиться нельзя,
  коль Хельга, Игорь, Святослав справлялись?
  Беседа знати медленно текла,
  за часом час тянулся долгий в зале,
  Владимир же словам бояр внимал.
  Но думал о своем: неужто эти
  наполненные жиром бурдюки
  способны думать о борьбе и Чести,
  способны думать о судьбе Руси?
  Конечно, им кочевники мешают,
  накладно им с Востоком торговать.
  А за страну, за Русь бояре встанут,
  за нашу веру будут воевать?!
  Они давно запутались в тенетах
  ростовщиков, им нет пути назад...
  Диктует чужеземная порода
  всей русской знати, как ей поступать!
  И голос князя прогремел в палатах:
  "То верно, степняков мы сокрушим,
  но и иная вопиет расплата -
  задавлена страна врагом иным:
  его оплоты Святослав разрушил,
  теперь же вновь славянство он гнетет,
  и тянет жилы он всем добрым людям,
  закабаляет их и кровь их пьет.
  Потерпим ли Иуду в нашем доме,
  потомков тех, кто унижал Христа,
  незримо восседает кто на троне,
  кто Золотого богом чтит Тельца?
  О да, конечно, даст Иуда денег
  на битву с половецкою ордой,
  чтоб через степь далекий крымский берег
  и Халифат достать своей рукой.
  Но он - нам враг такой же, как и орды,
  идущие с востока на славян.
  Да лучше пасть в бою неравном мертвым,
  чем подставлять Иуде свой карман!
  Они богаты? Мы просить не станем
  себе подачки от ростовщика:
  мы против них все, как один, восстанем,
  и заберет все сильная рука
  у лживого и подлого народа
  неправедно награбленное, чтоб
  на эти деньги в беспощадных войнах
  загнать всех половецких ханов в гроб!"
  Поднялся ропот, кто-то возмущался,
  но князь уже велел писцу писать:
  "Отныне правом киевского князя
  христопродавцев мы велим изгнать
  из всех пределов русского народа,
  а коль иной из них вернется, то
  велим мы истреблять сию породу,
  и с ними это учинять одно.
  Повинных в сговоре - наказывати тоже,
  Иудиных подстилок - в монастырь,
  чтоб не плодили вражеские рожи,
  а половцев мы сами победим!"
  
  *****
  
  Набегом новым гордые на русских,
  в степи пируют половцев полки.
  Одно лишь ханам их кочевий грустно -
  по всей Руси промчаться не смогли
  их воины, а то куда богаче
  они сейчас бы закатили пир,
  устроили б ристалища и скачки,
  и на тупых клинках и копьях спор
  такой, что потом долго б вспоминали
  о том походе у степных костров...
  А связанные пленницы рыдали,
  оплакивая братьев и сынов,
  зарубленных врагами иль плененных,
  чтоб рабство азиатов претерпеть
  в краях, чужим народом населенных,
  в холопстве басурманском встретить смерть.
  Молились Богу женщины, мужчины:
  один Христос сумел бы их спасти,
  ведь у Руси давно уж нету силы...
  Но что за грохот слышится в степи?
  Взметнулись к небу лезвия из стали,
  блеснули ярко копий острия,
  доспехи и шеломы заблистали,
  и всадники, что с алыми щитами,
  единым духом крикнули: "УРА!"
  И в первый раз за годы в лютой сече
  кровь басурман рекою полилась...
  Но прежде, чем сменился ночью вечер,
  рать половецких ханов собралась
  со всей Степи для нового удара
  на русских, в чистом поле вставших станом.
  Повторный принял Мономах удар:
  всю ночь, и день в степи гуляло пламя -
  то в бранной буре злой булат блистал!
  И вновь бежали недруги славянства
  от русских ратей, как года назад...
  Уже бояре радоваться стали,
  но князь Владимир войску приказал
  преследовать кочевников, губить их,
  покуда мира не запросит враг.
  Уж сколько темнолицых зарубили
  в походе том, лишь Степь может сказать!
  До самых гор угрюмого Кавказа
  гнал супостата Мономах мечом,
  громя врагов в сраженьях раз за разом,
  освобожденный прославляя дом.
  
  *****
  
  Не зря Владимир звался Мономахом -
  по-гречески "единоборец" суть.
  Орлу подобен помыслом размахов,
  один он поднимать пытался Русь,
  себя щадить в борьбе той не пытаясь,
  как не щадил великий Святослав,
  с боярами пуще врагов сражаясь,
  считавшими, что Мономах не прав:
  зачем пускаться в дальние походы,
  с ростовщиками ссоры затевать,
  когда безбедно можно знати годы
  охотиться, жиреть и пировать?
  Единоборец так и не сломался -
  он был стальным, как истинный герой,
  что с недругами русскими сражался,
  народ и Русь всдымая за собой.
  Состарившись, оставил он потомкам
  завет о том, каким мужчине быть,
  чтобы суметь ответить и пред Богом
  о том, как смог ты Родине служить,
  с Вождя ведь спрос и в небесах особый:
  примером он народу должен быть,
  Честь и Свободу защищать до гроба,
  и в битвы с басурманами ходить...
  Поклон тебе земной от нас, Владимир:
  ты вновь сплотил, что создал Святослав,
  и потому во всем славянском мире
  бессмертна память о тебе в веках!
  
  На этом я сказанья завершаю:
  ты видишь сам, как, ворогам на зло,
  Русь родилась в борьбе, в борьбе восстала -
  в борьбе вернет Величие свое.
  
  Заключение.
  
  Века с тобою мы перелистнули,
  водой сквозь пальцы прошлое ушло.
  Мы ныне о минувшем все тоскуем,
  вернуть мечтая это или то...
  Но Слава есть, что Смерти не страшится,
  ей не опасны долгие века:
  то Слава тех, кто с недругами бился
  ради тебя, о Русская земля.
  Их много было - назовем славнейших:
  то Хельга, Игорь, храбрый Святослав,
  Владимир Мономах, Донской и Невский,
  Иван, что Русь расширил, Грозным став,
  Ермак, Пожарский, Минин, Шереметев
  и Меншиков - орлы царя Петра,
  Суворов, что навеки Русь отметил
  на юге дальнем и в чужих горах,
  Кутузов, Ушаков, лихой Нахимов,
  Ермолов, Скобелев - гонитель диких орд,
  переломивший ход войны Брусилов,
  что верен был стране в тяжелый год,
  Победы грозной маршалы стальные...
  Вожди Славянства, вас ли перечесть,
  что гордые полки Руси - России
  в бессчетных войнах за собой водили,
  презрев усталость, голод, раны, смерть?
  Приди же вновь, Владыка-Полководец,
  штандарт славянства подними с земли,
  чтоб ни один завистливый народец
  не смел зла замышлять против Руси!
  Потомки, вспоминайте славу предков,
  сплтотитесь нерушимо, и тогда
  мы сможем поразить, как прежде, метко
  любого нашей Родины врага,
  исконный мы порядок установим
  на благо тех, кто любит мирный труд,
  но, как и прежде, будем мы готовы
  отпор дать тем, чьи полчища ползут
  по свету, пепелища оставляя
  и слезы тех, кто рабству обречен -
  Тебя мы славим, наша Русь Родная,
  Тебя клянемся отстоять мечом!
  И пусть потомок наш голубоглазый,
  что был рожден в воспрянувшей стране,
  спасибо предкам победившим скажет,
  что не щадили жизни на Войне...
   27 февраля 2006 года
Оценка: 4.35*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"