Аннотация: - А я - русский, и мне плевать, сколько вас на меня одного выйдет! Хоть всех своих обезьян зови - я вам всем кишки выпущу!
Его долго не могли свалить...
Бритоголовый парень, почти подросток, прижавшись спиной к стене, минут пять отбивался от наседающих хачей ногами. Он хорошо понимал, что это - всерьез, что смерть близка, но никак не мог заставить себя позвать на помощь, мешали самолюбие и гордость. Неужели там, за этими желтыми окнами, никто не слышит шума драки, никто не выглянул, не заметил мечущиеся тени, не вызвал милицию? Наконец, когда по бедрам разлилась близкая к боли ломота, а гриндера стали казаться чугунными, он все же закричал в никуда первое, что пришло в голову - "Эй! Помогите!.."
Безрезультатно.
Крысы, затаившиеся в своих норах...
Когда-то, в далекие теперь уже школьные годы, ровесники так же отворачивались, показывая, что они тут не причем, когда он дрался, сплевывая кровь, с уебком-старшеклассником...
В темноте, едва пронизываемой светом фонарей и окон, кружились, как в водовороте, носатые небритые хари, скалясь зубами. Как-то равнодушно бритоголовый отметил, что два хача уже размахивают нехилыми ножами.
-Да помогите же!!! Люди!.. Помогите!..
Хач перехватил его ногу в воздухе. Боль пронзила икру, рассеченную лезвием ножа. Сверкнул металл, и новая боль, заглушая прежнюю, вспыхнула в боку. Бритоголовый вцепился в горло врага обеими руками, но удар со стороны в висок бросил парня на землю. От собственной крови стало необычайно горячо.
Молодой хач, уже нанесший ему две раны ножом, снова размахнулся, целясь в лежачего, но его руку перехватил другой, постарше, и что-то торопливо, боязливо заговорил. Однако первый инородец лишь рассмеялся, и, бросив в ответ что-то шутливо-свирепое, ногой перевернул бритоголового на спину. Наклонился, словно вслушиваясь в бормотание раненого...
-С-суки... Вас русские за это всех живьем закопают...
Стремительная дуга ножа. Полушепот захлебнулся в крови, хлынувшей из горла.
И опустилась Тьма.
Он уже не лежал, а стоял, глядя на свои ноги, утопавшие по щиколотку в прахе.
Тьма не развеялась, не приняла в себя ни лучика света. В ней лишь проступили очертания гигантского каменного трона, бывшего ее центром и источником. Костяные пальцы слегка постукивали по гранитным черепам, увенчивавшим подлокотники. В пустых глазницах Восседавшего царила все та же Тьма - Живая Тьма древности. Мудрая Тьма...
-Мне жаль, что ты уже пришел ко мне. Я многого ждал от тебя. Я и мои братья, правящие там, наверху. Жаль...
Голос, исходящий из неведомых глубин, шел со всех сторон.
Убитый поднял лицо и встретился глазами со взглядом глазниц Живых Костей. Ярость, обида и ненависть переполняли призрачное тело так, что могли бы разорвать его в клочья. Но с бледных губ сорвалось лишь одно слово - ибо иные были забыты, или просто не важны:
-Месть!..
Восседавший мрачно кивнул:
-Я не ошибся в тебе. В тебе достаточно Воли, чтобы без земного тела вернуться в Явь. Немногие могут это... Но месть чужакам - это еще не вся месть. Твоя смерть была подстроена не человеком - чтобы сорвать наши замыслы. Земные дети наши отреклись от нас, вот почему их города отданы мертвым чужакам и наводнены чужаками живыми. Кровь твоих убийц сделает тебя сильнее, и тогда - найди того, кто правит твоим городом в ночи. Но если он победит - ты исчезнешь без следа. Ты готов?
-Да.
Костлявый палец принялся чертить в воздухе сплетение знаков. Тьма вокруг забормотала заклятия.
За спиной убитого развернулся и затрепетал на ветрах Нави черный плащ. На груди серебром засверкали латы. Правая рука сама собой сжалась на метровой рукояти гигантского серпа. Капюшон лег на голову и плечи, скрывая округлый шлем.
-Прежде, чем вернуться... Ты помнишь, кем ты был до этого рождения?
Память сверкнула, словно молния.
Шум морских валов...
Крики чаек...
Звон стали...
Боевой клич, вслед за двулезвийной секирой разрывающий небо и вонзающийся во вражье тело...
Оскаленные клыки драккара, кровавый парус и солнце над ним...
-Теперь ступай.
Мотор заглох.
Рамзан, грязно ругаясь, ударил ладонями по рулю, и хотел было выйти посмотреть, что стряслось с движком, но...
Но ледяная волна страха окатила его, придя из опустившейся на город ночи, заставив отдернуть руку от ручки двери "девятки" и съежиться в водительском кресле. Откуда и каким образом взялся туман, клубящийся вокруг автомобиля?
-Аллах...
-Можешь забыть про своего Аллаха. И вспомнить про Шайтана!
Черная фигура, закутанная в плащ, с каким-то подобием серпа в руке, шагнула из ниоткуда к "девятке". Рамзан среагировал быстро, звериный инстинкт никогда его не подводил. Пуля пробила лобовое стекло и исчезла в складках хламиды страшного незнакомца, вызвав лишь хриплый смех из-под капюшона.
Шаг, свободная от рукояти серпа рука швыряет что-то округлое, брызгающее во все стороны красным соком. Следом - перепутавшиеся кишки.
-Куда это ты спешишь, макака горная? Не к нему ли в гости? Так он тебя уже ждет, только не дома. И все остальные тоже...
Рамзан уже не видел, как вестник смерти одним движением вырвал водительскую дверь "девятки", не чувствовал, как холодная рука за шиворот вытаскивает его в ночь, не ощущал боли от падения на асфальт. Он только кричал, кричал, кричал - пока не рухнул вниз четыре раза гигантский серп, отсекая конечности, и пятый раз - вонзившись в сердце, вытягивая жизненные силы и передавая их хозяину.
Теперь можно встретиться и с достойным врагом.
Но сначала...
-Не бойся меня. Я не причиню тебе зла.
Светловолосая девушка в одной ночнушке лишь промычала в ответ и вцепилась в руку, зажимавшую ей рот в собственной спальне, посреди ночи. Но бороться с этим черным призраком было все равно, что толкать бетонную стену.
-Ты не узнаешь меня? - оставшаяся свободной рука откинула капюшон и подняла забрало древнего шлема.
"Я сошла с ума..."
-Нет. - железная хватка отпускает ее. Но девушка не кричит, хотя огромные синие глаза распахнуты от страха и недоумения.
Знакомое, только очень бледное и печальное, лицо. Но оно стало старше, на лбу пролегли морщины, резче очертилась линия волевого подбородка...
Он уходил - как казалось - навсегда, и уходил мальчишкой. Жившим мечтой о подвиге, и с этой мечтой умершим. А вернулся - Воином.
Она прижалась к холодному черному великану, сомкнув руки у него на шее.
-Я не хотела верить... Я люблю тебя... Чувствовала, что ты придешь...
-Я тоже люблю тебя. Я не мог не придти.
Вот здесь его и убили. Несколько месяцев назад, хотя для мертвых время течет иначе, и ему казалось, что не прошло и дня.
Все живое было разогнано страхом, излучаемым черной фигурой с боевым серпом в руке. Живые съежились в своих уютных квартирах, мечтая скорее забыться сном, только чтобы не испытывать этого безотчетного ужаса, наплывающего из Тьмы за окнами.
-Эй, ты! Убить меня хотел? Обломись! Иди сюда, попробуй еще раз!
Тишина. Слова мертвых не рождают эха. Только туман по-прежнему клубится вокруг.
-Слышишь, ты! Боишься честной драки? Вы все только толпой на одного и умеете!..
Что-то неуловимо изменилось вокруг.
-А я - русский, и мне плевать, сколько вас на меня одного выйдет! Хоть всех своих обезьян зови - я вам всем кишки выпущу!
Прямо перед ним из стены тумана возник такой же черный силуэт. Такое же хламидообразное одеяние, такие же тяжелые доспехи, лишь вместо серпа - обоюдоострый меч-двуручник, да нет шлема, и капюшон откинут, открывая голову. Утонченные восточные черты, совсем не похожие на грубые звериные морды хачей, длинные нос, растянутый в ухмылке рот...
Древний, невыразимо древний живой мертвец, ныне принявший власть над этим городом в чужой и прежде враждебной северной стране, повелевающий ордами диких смешанных рас - вот кто стоял перед ним. И ухмылялся, принимая вызов.
-Шаддай агход!!!
Меч скрестился с лезвием серпа. И снова, и снова, и снова... Серебряные искры яркими вспяшками озаряли ночь, и в этих вспышках можно было бы разглядеть, как вооруженный серпом медленно отступает под напором своего древнего противника, за спиною которого были эоны войн и мириады убийств.
-Врешь...
Серп со свистом рассекает ночной воздух.
-Я тебе не дамся...
Меч едва не подрубает ноги, и приходится делать еще шаг назад.
-Я - русский, с-сука! Получай!
В отчаянной контратаке серп раз за разом рушится на древнего врага, пока, наконец, не поражает пустое место, где только что стоял тот. Обманный выпад отклоняет изогнутое лезвие, и вооруженный серпом падает на колено, зажимая рану в плече, из которой течет раскаленное сияние, растворяющееся в воздухе.
Мертвый чужак делает шаг вперед, взвешивая в ладони оружие. Ему давно уже не приходилось убивать своими руками. Тем более - не людей.
"Любимый, тебе плохо?"
Не веря, вооруженный серпом замирает на месте и вслушивается.
"Я чувствую, тебе больно, ты в опасности. Если ты можешь - возьми мою силу себе! Хотя бы часть..."
И он открылся навстречу этой силе, во мгновение ока напитавшей его призрачную плоть. Серп остановил финальный полет меча. С торжествующим ревом вскочил он на ноги. Удар, удар, удар...
Чужак пошатнулся. Черные глаза распахнулись, впервые за тысячи лет в них вспыхнул ужас.
Следующий удар серпа снес ему голову.
Тело с лязгом доспеха повалилось на асфальт.
Но теперь здесь был еще кто-то. Кто-то живой. И одновременно - такой же, как победитель и побежденный, не принадлежащие миру людей.
Все еще сжимая серп, он обернулся, чтобы увидеть призрак нагой светловолосой девушки, приближающийся к нему. И вспомнил снова, как тогда, у трона Живых Костей...
Шум морских валов...
Крики чаек...
Прыжок с борта драккара на пристань...
"Я вернулся к тебе, любимая!"
Ожерелье, добытое в бою - на шее его женщины, с глазами синими, как озера, с кожей белой, как снег, с золотыми, как солнечный свет, волосами...
Ее руки, заботливо касающиеся ран, меняющие грязные походные перевязи на новые, чистые...
Это - его женщина. На все времена.
Но сейчас - сейчас он не может взять ее с собой, потому что она все еще принадлежит миру живых. Завтра она проснется, чтобы всю жизнь помнить эту ночь - не то сон, не то явь...
Он прижал ее к себе.
-Прощай, любимая моя.
-Но... Я хочу быть с тобой!
-Твое время не вышло. А мне уже пора.
Наверное, она заплакала бы, умей призраки плакать.
Их губы соединились, совсем как при жизни. А откуда-то из-за спины уже слышался настойчивый зов во мрак Нави.
-Мы встретимся снова. Пойми и исполни свой долг так, как исполнил свой я.