- Все то, что продается на елочных базарах, сын, ерунда, - говорил своему спутнику высокий чуть сутулый, одетый в теплую зимнюю куртку мужчина, с трудом продираясь сквозь залеплявший глаза и рот снег по едва заметной лесной тропинке. - Это не елки - это палки какие-то. Разве могут они сравниться с настоящей лесной красавицей?
Феликс, десятилетний крепыш, согласно кивнул. До Нового года оставалось меньше недели, и отец с сыном вышли на ставшую уже привычной для них обоих "елочную" охоту. Мать, как обычно, едва не устроила скандал: "Ну, зачем вам таскаться в лесу по холоду? А как еще, ненароком, наткнетесь на шального лесника...", но все это повторялось из года в год и стало уже привычным.
Стемнело, на снег легли размытые полосы лунного света. Оба "охотника" уже почти не чувствовали лица - мороз крепчал. А вокруг царила зимняя сказка: ели с сугробиками снега на пушистых лапах, стройные красавицы-сосны и березы, покрытые инеем ветки которых слабо блестели в лучах призрачного лунного света. Оба "охотника" уже порядком углубились в лес.
Вдруг торжественную тишину лесного зимнего царства прорезал слабый, жалобный то ли плач, то ли писк, и Феликс, вздрогнув, схватил отца за руку. Николаю тоже стало не по себе: он вспомнил леденящие душу истории о новорожденных детях, выброшенных в мусоропровод, на улицу, закопанных в лесу, которые время от времени появлялись в газетах. Звуки, доносившиеся из-за деревьев, сильно напоминали детский плач.
- Ты постой здесь, на тропинке, - совладав с собой, почему-то шепотом сказал Николай сыну. - А я посмотрю, что там.
- Только ты не долго, - испуганно заглядывая в глаза отцу, ответил Феликс, и Николай, сойдя с тропинки, мгновенно исчез за деревьями.
Едва Николай на несколько метров углубился в чащу, как писк оборвался и перешел в громкий, отчаянный, захлебывающийся лай. Вынырнув из-за огромной наполовину поваленной березы, Николай, наконец, разглядел источник этих звуков. К стволу толстой кряжистой сосны за веревку был привязан щенок. Пес прыгал, вставал на задние лапы, словно пытаясь дотянуться до человека и не дать ему уйти. Скинув перчатки и присев на корточки, Николай попытался непослушными замерзшими пальцами распутать веревку на шее щенка, но та не поддавалась. Щенок по-прежнему прыгал, дергал за веревку и мешал.
- Феликс, иди сюда! - позвал отец сына, и, когда темная фигура мальчика вынырнула из-за деревьев, спросил:
- У тебя есть с собой нож?
Феликс достал из куртки небольшой складной ножик, и через несколько минут оба едва ли не бегом направились к электричке. Им было уже не до елки: спасенный найденыш, спрятанный Николаем на груди под курткой, сильно дрожал и жалобно поскуливал.
Вера только рот открыла, увидав, какую "елку" на этот раз принесли из лесу отец с сыном. Щенок, как только его опустили на пол в прихожей, проковылял на трех лапах в зал (переднюю левую, видимо, подмороженную, он держал на весу) и отметился лужей на ковре. Мать тут же взвилась:
- Собаке в доме не место! - кричала она, - везите эту псину туда, откуда привезли.
- Мам, его уже выбросили один раз, - ответил Феликс, - оставили замерзать в лесу. Мы что, тоже поступим, как эти отморозки?
Вера в ответ ничего не сказала, молча замыла лужу на ковре, подошла к щенку, взяла его на руки и обратилась к сидевшим на диване мужчинам:
- Ну, что расселись? Берите газету, ищите ветеринара, звоните. У него же лапа подморожена, слепые, что ли?
Ветеринара искали долго - ехать на окраину города в двадцатиградусный мороз охотников было мало. Наконец, одного уломали, пообещав неплохие деньги...
Ночью Николай несколько раз поднимался и выходил на кухню - покурить. Столбик термометра опустился ниже тридцати градусов, и Николай, время от времени поглядывая на спящего в картонной коробке найденыша с перевязанной передней лапой - весь вечер щенок пытался содрать зубами повязку с мазью, но, поняв, что закрепили ее намертво, сдался, - дымя в форточку, ругаясь про себя и покашливая от морозного воздуха, мысленно проклинал зверей, что оставили пса замерзать в зимнем лесу.
Так в семье Устиновых появился Бес, по словам ветеринара, "смесь овчарки с "двортерьером".
Через год, в начале следующей зимы, Николай в тяжком подпитии возвращался домой - случались иногда у него такие "срывы". Около полуночи он шел по проезжей части в компании Беса, который вымахал к этому времени в крупного, почти с овчарку, пса - пьяному море по колено, а машина - не трамвай - объедет. Он не видел огромного фургона, вынырнувшего на приличной скорости из-за угла, не слышал разорвавшего тишину гудка, но Бес среагировал мгновенно: схватив хозяина за брючину и до крови защемив зубами ногу, он выволок его на обочину прямо из-под колес фургона. Машина пронеслась мимо, Николай, не удержавшись на ногах, упал на землю, хмель как рукой сняло.
- Ну, Бесяра, ты даешь!.. - только и сказал он, новыми глазами глядя на любимца семьи.
Пес, склонив голову на бок, сидел рядом с безуспешно пытающимся подняться хозяином. В ответ на похвалу он то ли обиженно, то ли осуждающе тявкнул, будто говоря: "Дурак! Пить меньше надо!", а затем, вскинув передние лапы на плечи хозяина и окончательно повалив его в сугроб, стал умывать языком...
...Пришедшее лето выдалось на редкость сырым, - дождь шел и днем, и ночью с перерывом на обед. Когда после сплошной полосы дождей, ливших почти месяц, впервые выдались теплые солнечные выходные, весь город подался на дачи.
Бес совершенно не хотел ехать. Такого рода поездки всегда давались ему нелегко - пес на дух не переносил намордник и толчею в электричке, но на этот раз в его поведении было нечто особенное: Бес волоком оттаскивал от входной двери и Феликса, и Николая, и Веру, пока, наконец, Николай, рассвирепев, не наорал на него...
...Тот субботний день выдался на удивление красивым и теплым, но ближе к вечеру разразилась гроза. Когда отгремели последние раскаты грома и порванные в клочья тучи отступили к горизонту, в открытую дверь неведомо откуда беззвучно вплыл невероятно яркий, пульсирующий, слепящий глаза белый сгусток. Николай, Вера и Феликс застыли, пораженные ужасом - Николай говорил потом, что у него перед глазами в одно мгновение промелькнула вся его жизнь. Шаровая молния остановилась посреди комнаты, словно решая, какую из жертв предпочесть, и тут Бес черной молнией прыгнул в раскрытую дверь. Пульсирующий плазменный шар еще несколько секунд в нерешительности раскачивался посреди комнаты, а затем медленно выплыл на улицу вслед за собакой. Хозяева выбежали из дома, и, затаив дыхание, наблюдали, как Бес выскочил из калитки и помчался через поле к лесу. Шар неотступно следовал за псом, а Бес все бежал и бежал, уводя за собою огненную смерть... Уже у самого леса шар нагнал-таки пса - ярчайшая беззвучная вспышка навсегда осталась в памяти всех троих свидетелей этой сцены. Собаку разорвало в клочья...
...Николай в одиночку закопал любимца в лесу - зареванные Феликс и Вера приближаться к тому, что осталось от пса, наотрез отказались.
- Прости, Бесяра, прости, - бормотал Николай, не в силах отойти от свежего холмика. - Прости, не поняли мы тебя. Тупые...
После гибели Беса Феликс замкнулся, ушел в себя. Предложения купить на базаре щенка вызывали у него едва ли не истерику. В самом начале осени Николай нашел на столе сына общую тетрадь. Все девяносто листов были сплошь изрисованы умными собачьими мордами.
- Похож, сын, похож, - сказал Николай Феликсу, разглядывая один из наиболее удачных рисунков. - Прямо вылитый Бес. Не знал, что ты у меня художник...
Феликс ничего не ответил. Он и раньше-то не отличался особой болтливостью, а после случившегося и вообще молчуном сделался.
- Пап, Бес не хотел, чтобы мы ехали. Он все знал, - неожиданно тихо сказал мальчик.
- Да, знал, - также тихо ответил отец и продолжил, обняв насупившегося сына, - Бес, наверное, сейчас где-нибудь в своем собачьем раю. А мы скоро в лес за елкой пойдем (на улице было начало сентября) может, еще какого найденыша там отыщем... Найденыши, ты знаешь, они самые преданные и верные...