Вы знаете, как появляются на свет феи? Феи рождаются в ясные, лунные, дождливые ночи: когда луч луны преломляется в капельке дождя, то из такой сверкающей капельки и появляется на свет фея.
Вы скажете, что с ясного неба не может идти дождь? Да, отчасти вы правы. Но случается так, что тучи затягивают лишь часть неба, а вторая его половина остаётся чистой и ясной, и там светит луна, серебря и оживляя дождевые капли.
Все феи небольшого росточка, их фигурки - светящиеся и полупрозрачные, быстрые и подвижные, словно ртуть. Кожа у фей очень тонкая и нежная, как лепестки лесной фиалки - их священного цветка. Длинные платья этих созданий издавна шьются из душистых розовых лепестков, лепестков ромашки или алого мака. Феи сами шьют себе великолепные, воздушные наряды с помощью тонких паутинок. Но главная гордость фей - их тонкие, нежные, полупрозрачные крылышки, немного напоминающие стрекозьи.
Феи столетиями живут на земле рядом с нами, но они невидимы для людей. Они не знают ни болезней, ни смерти. Жизнь этих созданий светла и беззаботна - вся она проходит среди игр, танцев и пения.
Как правило, феи сторонятся людских городов и селений, предпочитая жизнь на лоне природы: в рощах, горах, на лугах и в лесах. Они плетут из листьев и трав небольшие круглые гнёзда-домики, которые подвешивают на ветки деревьев. Эти создания питаются цветочной пыльцой и очень любят пить утреннюю росу.
Все феи терпеть не могут зиму - ведь с осени до весны им приходится жить в особом Подземном замке, потому что эти нежные создания не переносят морозы. К Подземному замку фей ведёт древний тайный ход, проложенный глубоко под землёй, а сам замок сложен из прочного коричневого блестящего камня. Ни одна фея никогда никому не расскажет, где находится тайный ход и Подземный замок: это самая большая их тайна. Замок был построен давным-давно, много тысяч лет назад. Поговаривают, что феи строили его сами с помощью уже позабытой сейчас магии. В замке тепло и уютно, он огромен, но зимой там живёт множество фей, и поэтому в залах негде порезвиться, негде размять крылышки, негде танцевать. И, конечно, там нет ни деревьев, ни травы, ни цветов - ведь они не могут расти под землёй, без солнечного света.
Зато какое счастье возвращаться после суровой зимы в весенний благоухающий лес, где так звонко поют птицы, а на ветвях проклёвываются первые сочные зелёные листочки!
В мире фей существует суровый и непреложный закон: феям нельзя показываться людям. Фею, преступившую этот закон, ждёт наказание - её крылышки сгорают, а она сама превращается в яркую голубую звезду...
Люция, совсем юная фея, которой недавно исполнилось семьсот лет, все эти годы провела в огромном старом лесу. Вы удивились, что фее семьсот лет, а её считают юной? Не забывайте, что эти создания бессмертны и живут целую вечность, а семьсот лет - это лишь секунда вечности.
Сплетённый из травы домик Люции висел на ветке высокой двухсотлетней ели. Как и все феи, Люция любила холодный лунный свет, который даёт феям силы, любила при свете луны играть и водить хороводы на лесной поляне, но больше всего на свете она любила музыку.
Сама Люция была немного странной, не такой, как остальные, всегда весёлые и беззаботные феи. Иногда на неё накатывала грусть и задумчивость, ей как будто чего-то не хватало, и тогда она улетала подальше от остальных подружек, в глубь леса, устраивалась на ветке высокой берёзы и дни напролёт наблюдала за лёгкими облаками, снующими по небу.
Избегая людей, Люция, как и остальные феи, всё же при случае им помогала: отваживала от заплутавших грибников да сборщиков ягод диких зверей, а им самим, не показываясь, нашёптывала правильную дорогу, да так искусно, что те и не догадывались, что выбрались из леса не сами, а с чьей-то помощью.
А вот охотников феи никогда не любили: могли заманить при помощи своих чар на далёкие болота или в такую глушь, из которой те, проплутав несколько суток, насилу выбирались.
Люция десятилетиями не покидала родного леса, но в тот памятный летний день ей с подругами захотелось порезвиться, и они полетели, куда глаза глядят. До самого вечера феи играли на берегу большой реки Сестры, то стремительно проносясь над самой водой, распугивая стрекоз и бабочек и норовя обрызгать друг друга, то на лету бросая в реку ракушки и разноцветные камешки. А ещё феям нравилось с лёту нырять в реку, распугивая серебристых быстрых рыб, а затем свечкой взлетать высоко в небо. Наконец, все наигрались, устали, и когда землю окутали лёгкие летние сумерки, было решено лететь домой, в лес.
Стайка фей пролетала над затерянным в глубине парка старым усадебным домом, когда до них донеслись нежные, мягкие и чарующие звуки музыки.
- Летите! - сказала подругам Люция. - Я скоро догоню вас.
Спустившись на землю, Люция, невидимая для окружающих, беззвучно ступая по траве, приблизилась к дому и заглянула в раскрытое окно. Она увидела небогато, но со вкусом обставленную комнату, залитую мягким светом.
За фортепиано в домашнем коричневом халате сидел мужчина средних лет. Он был невысокого роста, моложавый и подтянутый, но весь седой, с правильными и красивыми чертами лица. Белые холёные руки музыканта, как бабочки, порхали над клавишами, рождая великолепную, проникновенную и чарующую музыку.
Люция, почти не дыша, сидела на подоконнике раскрытого окна и всё слушала, слушала... Когда пианист внезапно оборвал игру, Люция почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы досады: она готова была слушать музыку ночь напролёт.
...Фея стала прилетать сюда каждый день. Вскоре из разговоров окружающих людей Люция узнала, что так полюбившаяся ей усадьба называется Майданово, а музыканта, которого она называла Гений музыки, на самом деле зовут Пётр Чайковский. Осмелев, фея уже не усаживалась, как в первые вечера, на подоконник, а, невидимая, тихо проскальзывала в комнату, садилась в стоящее в углу глубокое кресло и наслаждалась музыкой, впитывая её всей душой.
Люции нравилось наблюдать, как закончив игру, Чайковский задумчиво сидит за роялем, опустив свои большие сильные руки, и ногой отбивает на полу такты. В эти минуты ей почему-то становилось грустно и накатывала тоска.
Однажды вечером Люция, как обычно, прокралась в комнату и уселась в своё любимое старое кресло. В тот вечер Чайковский играл что-то особенно яркое, чудесное, и Люция, затаив дыхание, слушала музыку, с трепетом всматривалась в его лицо и следила за быстрыми, нервными пальцами, чувствуя, как её душа наполняется какой-то сладкой негой и истомой.
- Кто здесь?! - Чайковский испуганно вскочил из-за рояля. Каким-то непостижимым образом он услышал мысли феи.
"Здесь... я".
- Кто это - ты? - великий композитор лихорадочно оглядывал комнату.
"Я - фея. Я здесь, в кресле", - мысленно ответила Люция. - "Не надо кричать, вы можете говорить со мной мысленно".
- Не ври. Фей не бывает.
Чайковский подошёл вплотную к, казалось бы, пустому креслу. Люция выпорхнула из своего убежища, схватила со стены один из канделябров, и закружилась в быстром танце, держа подсвечник в руках.
Композитор ахнул: по тёмной комнате порхал оживший тяжёлый канделябр, колыхалось и дрожало яркое пламя свечей.
- Покажись! - по-прежнему вслух сказал он.
- Не могу! - услышал он тонкий и звонкий голос: фея, наконец, решилась говорить вслух.
- Но почему?
- Люди боятся нас. Поэтому мы никогда им не показываемся, - Люция не стала говорить Гению музыки о существовании древнего закона.
- Как зовут-то тебя?
- Люция.
Вот так они и познакомились.
Всё больше и больше тянуло Люцию в старую, затерявшуюся среди заросшего сада усадьбу. С того самого вечера фея целыми днями пропадала в доме Чайковского, почти начисто забыв дорогу в родной лес. Она сопровождала композитора во время его ежедневных прогулок по живописным окрестностям Майданово: знакомые Чайковского часто видели, как он вёл оживлённую беседу с кем-то невидимым. Некоторые из них шептались: мол, композитор не в себе...
Во время прогулок Гений музыки и Люция уходили далеко в поля или на берег реки Сестры, или в тенистую дубраву. Чайковский усаживался где-нибудь под деревом и наслаждался природой, а фея жадно собирала нектар - ведь, проводя целые дни в доме композитора, она почти не ела.
- Смотри, Люция, солнце садится, - задумчиво говорил Гений музыки, глядя на огромный багровый диск, медленно опускавшийся за горизонт. - Это, наверное, самое прекрасное зрелище на свете.
Да! - тихо отвечала фея и улыбалась: за свою долгую жизнь она видела заход солнца не одну тысячу раз.
Они любовались лёгкими разноцветными облаками - розовыми, золотистыми, малиновыми, жемчужными - любовались, пока окончательно не угасал солнечный отсвет на облаках и на небе не зажигались первые звёзды, и уже в сумерках возвращались в дом.
Тихими августовскими вечерами Чайковский засиживался за роялем до глубокой ночи, а потом, окончив играть, долго писал: на бумагу быстро ложилась нота за нотой. Люция, как всегда невидимая, сидела в кресле или на ковре рядом с роялем, и наблюдала, как на бумаге появляется искусная вязь нот.
- Я сейчас пишу интересный балет для детей, - как-то сказал Чайковский Люции. - Это будет балет-сказка об ожившей кукле, Щелкунчике. Наверное, это будет самое любимое моё детище. Надеюсь, детям понравится. Вот, послушай...
И сильные пальцы композитора порхали над клавишами, и Люция вновь оказывалась окутанной чудесной музыкой, от которой у неё на глазах выступали слёзы...
- Когда я закончу работу, этот балет будет поставлен в театре в Санкт-Петербурге, - сказал Чайковский Люции. - Ты ведь ни разу не была ни в городе, ни в театре, верно?
- Да, не была, - откликнулась фея, - но мне очень хочется посмотреть твой балет.
Люция задумалась. Для того чтобы посмотреть балет, ей придётся лететь в большой город и проникнуть в театр, в котором будет много народу. Это пугало: феи всегда избегали и боялись городов. За все семьсот лет своей жизни Люция ни разу не была в городе. Да что там город - она и в крохотную деревню предпочитала не залетать, а вот теперь каждый день летает в Майданово. Но ведь и с людьми до неё никто из фей не дружил!
- Я обязательно полечу в Петербург, чтобы увидеть твой балет, - пообещала она.
Подруги-феи, проведав, куда постоянно летает Люция, предостерегали её:
- Большую глупость ты затеяла! Не связывайся с человеком - общение с людьми высасывает из нас силы. Мы, феи, другие по своей природе и должны избегать людей.
Но Люция никого не хотела слушать - она снова и снова летела в Майданово.
...Ничто не предвещало беды, но однажды, прилетев, как обычно, в дом Гения музыки, Люция увидела, что в комнате растоплен камин, а на полу валяется несколько наполовину сожжённых листов с нотами. Чайковский как раз хотел бросить в камин ещё несколько сплошь исписанных нотами листов, но Люция рванулась к нему, едва не влетев в пламя камина, и вырвала листы из его рук.
А потом фея плакала, забившись в уголок кресла: если бы она прилетела немного раньше, Гений музыки не сжёг бы наполовину очередной свой шедевр!
Наступили страшные серые дни, когда Гений музыки вообще ничего не играл и не писал ни ноты, и испуганная Люция вначале тщетно просила Чайковского сыграть хоть что-нибудь, а потом, сжавшись, часами молча сидела в кресле. Так они и проводили все вечера: композитор - молча на диване или за закрытым роялем, уронив голову на спинку стула, а фея - забившись в угол кресла.
- Я болен. Депрессия у меня, - отвечал Чайковский на все просьбы Люции сыграть хоть что-нибудь. - Я не могу ни играть, ни писать.
Что случилось с Гением музыки? Вначале Люция подумала, что, может быть, её подружки феи принесли и спрятали в доме композитора пыльцу чёрной купальницы - травы, что ведома только феям и растёт на дальних глухих болотах. От пыльцы чёрной купальницы на любого человека нападала печаль, он хирел, слабел, чах, а потом и умирал, но, тщательно обыскав всю усадьбу, фея поняла, что пыльцы злой травы в доме нет.
Может, свою роль сыграло чьё-то неосторожное слово, насмешка, злая шутка? Люция не решалась спросить об этом. Она уже начинала бояться, что никогда больше не услышит удивительную, чарующую музыку Гения.
Фея по-прежнему прилетала в старый усадебный дом, где уже не слышны были волшебные звуки рояля, просто чтобы разделить с Гением музыки очередной молчаливый, грустный и тусклый вечер. И, хотя маленькие ножки феи ступали абсолютно бесшумно, Чайковский всегда безошибочно угадывал её появление.
- Ты здесь? - тихо спрашивал он.
- Да, - отвечал тонкий и звонкий голос.
И вновь они молчали весь вечер - каждый о своём.
Тогда Люция решилась на отчаянный поступок: она принесла Гению музыки букет лесных фиалок, которые украдкой насобирала на секретной поляне фей, хотя рвать эти священные цветы было запрещено. Хорошо, что никто не видел, как она рвала фиалки - ведь иначе Люции грозило бы изгнание! Фея так надеялась, что священные фиалки помогут её другу, но Чайковский, едва взглянув на диковинные, горящие живым синим огнём цветы, молча поставил букет в вазу.
- Я так хочу увидеть, как ты танцуешь, - в один из таких грустных, молчаливых вечеров сказал композитор Люции. - Возможно, увидев твой волшебный танец, я снова смогу писать музыку.
Вдруг пламя свечей затрепетало - по комнате будто пронёсся сильный порыв ветра. Люция - высокая, изящная и светловолосая, словно сотканная из лунного света - стала видимой, ступила на ковёр и закружилась в невероятном, лёгком, воздушном танце. Фея, одетая в длинное душистое платье из розовых лепестков, медленно перебирала крылышками, её бледное лицо светилось улыбкой и какой-то неземной радостью, желтовато-карие глаза горели, плавно и грациозно взлетали и опускались гибкие, тонкие, полупрозрачные руки, а её длинные, лёгкие, парящие прыжки зачаровывали.
Чайковский, боясь моргнуть, смотрел на танцующую, всей душой впитывая каждое её движение. Люция танцевала в полной тишине, танцевала, едва касаясь пола, будто летая над ним.
Вдруг фея остановилась, замерла и как-то особенно тепло улыбнулась композитору. Крылышки за её спиной судорожно затрепетали, вспыхнули ярким сиреневым пламенем, а затем Люцию окутала лёгкая голубоватая дымка, негромкий хлопок - и она исчезла.
Чайковский бросился к роялю, стремительно откинул крышку. Его холёные пальцы заметались по клавишам, рождая изумительные, невероятные, фантастические аккорды. Внезапно он оборвал игру, вскочил, схватил с полки нотные листы и тонко очинённый карандаш и стал лихорадочно писать.
Композитор работал всю ночь - на бумагу ложились всё новые и новые аккорды великолепной, фантастической, божественной музыки. Так рождался бессмертный "Вальс цветов" из знаменитого "Щелкунчика".
А через окно в комнату заглядывала высокая, яркая голубая звезда.
...Каждый вечер месяцы напролёт ждал Чайковский Люцию, но фея не прилетала. Часто поздним вечером Гений музыки подходил к раскрытому окну и с печалью смотрел на высокую голубую звезду, словно догадывался, что в неё превратилась фея.
Чайковский не ошибся в том, что его балет понравится детворе: его "Щелкунчик" полюбился всем - и детям, и взрослым, и стал шедевром на все времена.