Здесь, Наверху, я уже давно. Не знаю, сколько лет - здесь нет ни календаря, ни часов. И зеркал тут тоже нет, поэтому я не знаю, как я выгляжу и красива ли я. Хотя мама говорила, что красива.
Раньше тут было веселее, когда со мной здесь были папа и мама. Но они уже ушли Вниз.
Когда-то меня звали Аней. Правда, папа всегда звал меня Нюсей, а мама - Анютой. Аней, а чаще - Аннушкой - меня звала только бабушка.
Меня убили, когда мне было почти двенадцать лет - без четырёх дней.
А как здорово начинался мой последний год! На день рождения папа подарил мне велосипед - и это был единственный велосипед во всей деревне. И сказал, что следующим летом мы все втроём поедем на море. И я увижу белый-белый парусник.
Я не знала, что такое парусник. Тогда папа взял мои старые цветные карандаши и нарисовал в тетрадке синее море с пенными барашками волн и красивый-красивый корабль под белоснежными парусами.
Он так мне понравился, этот сказочный белый корабль, что я сказала, что буду считать дни до следующего лета.
Следующим летом на море мы не поехали, потому что началась война.
Помню, как папа прощался со мной и мамой, а мама плакала и цеплялась за него, громко кричала. Папа сказал мне, что он обязательно вернется. Скоро. И мы поедем на море. И я увижу парусник.
Папа не вернулся. Мама вскоре получила серый потертый конверт, и, вскрыв его, закричала так, что я убежала из дома. В тот вечер я впервые услышала слово "похоронка".
А потом в деревню пришли немцы. Их называли странным словом "фашисты". Мне они сразу не понравились. Я их боялась.
Мама пошла на болото, собрала там клюквы, растерла ягоды в кашицу и измазала себе и мне лица. Увидев наши красные лица, немцы выбегали из дома как ошпаренные - боялись заразы.
Потом фашисты перебрались из нашей деревни в соседнее Залесье, и мама перестала "красить" меня клюквой.
За мной пришли неожиданно. В дом ворвались трое немцев, оценивающе посмотрели на меня, что-то сказали друг другу и потащили меня к выходу.
Я кричала, как никогда в жизни. Мама, услышав мой крик, выскочила из сарая, где обхаживала корову, сразу всё поняла и снова метнулась в сарай.
Меня уже почти доволокли до машины, когда мама с побелевшим от ярости лицом вонзила вилы в спину толстого рыжего немца, тащившего меня за правую руку.
Немец тихо застонал, и, выпустив меня, упал на колени. Я, наверное, вечность смотрела на окровавленные зубья вил, торчащие у него из груди.
А потом я услышала какие-то глухие хлопки, и мама медленно опустилась на траву рядом с корчившимся немцем...
В Германии, в доме герра Клайне нас было двое: я и Кристина - пятнадцатилетняя девочка из соседнего Залесья. Я смотрела за свиньями и гусями, стирала, а Кристина была горничной. Работала я целый день, а ела только раз в день - из корыта вместе со свиньями.
Свиней было две - Ева и Грета. Я очень боялась Грету. Эта огромная жирная злая свинья однажды чуть не откусила мне пальцы, когда я выгребала из ее корыта картошку.
Спала я на сене в углу сарая. И каждый вечер, упав на сено и закрыв глаза, я представляла, как по синему-синему морю ко мне скользит белоснежный парусник...
Я очень похудела - единственное платье болталось как на скелете. У меня вылезли почти все волосы (а когда-то я гордилась своей толстенной косой) и выпали шесть зубов.
Через восемь месяцев нас с Кристиной забрали из дома Клайне. За нами пришла черная машина с зарешеченными стеклами. Я думала, что нас повезут работать в какую-то другую семью, но нас привезли в огромное серое зарешеченное здание.
Кристина сказала, что нас убьют. Я ей не поверила.
Меня забрали первой, на третий день.
Двое немцев в чёрном отвели меня в какую-то темную комнату и привязали к кровати. Я стала кричать. Тут ко мне подскочила высокая рыжая немка в провонявшем потом сером платье и ударила по лицу.
Затем она достала откуда-то большую иглу и уколола мне вену. Я видела, как моя кровь, ярко-красная кровь бежала по трубочке и лилась в какую-то большую склянку... В тот день меня убили - у меня взяли за раз всю кровь.
Момента смерти совсем не помню - просто вдруг стало очень темно, а потом я очутилась здесь. Наверху.
Меня встретили папа и мама. Я так обрадовалась! И они мне сказали, чтобы я придумала себе платье. Я и придумала - розовое, с оборками, как в моей любимой книжке про Золушку.
Вообще-то здесь хорошо, вот только Желтокрылые... Они недобрые. Они гоняются за теми, кому пришло время идти Вниз и ловят их. От них не ускользнуть. Маму они поймали очень быстро, за папой, правда, пришлось полетать. Но и его поймали.
А недавно Желтокрылые пришли за мной. Я не пыталась убежать. Они удивились. И отвели меня к Нему. Я не знаю, кто Он. Выглядит Он как шар. Разумный шар сияющего белого пламени, на который можно смотреть вечность. От него исходит столько любви и доброты!
Огненный Шар сказал мне, что мне больше нельзя здесь оставаться. Моё время вышло, и мне нужно идти Вниз, на новую жизнь Внизу. Спросил, есть ли у меня пожелания. И я сказала, что очень хочу там, Внизу, увидеть парусник.
Мне показалось, что Шар улыбнулся. И сказал - слова эти возникли у меня в сознании - что я точно увижу парусник. И не один. И не только парусник, но и яхты тоже. И сказал еще, что я буду долгожданным сыном-первенцем в очень богатой греческой семье.
Теперь я в Междумирье, и меня потихоньку "засасывает" Вниз. Надеюсь, море такое синее, как оно мне снилось. Надеюсь, что парусник белый-белый...