Аннотация: Технические приёмы "состарить" язык повествования, оставив его читабельным
Обращение к прошлому в русскоязычной фантастике заметно популярнее, нежели космическая и иная тематика, направленная в будущее. Кассовый успех последнего романа Б.Акунина "Чёрный город" показал, что сохраняется читательский интерес к историческому детективу и историческому авантюрному роману.
Непременным атрибутом качественного произведения о минувших временах является выверенная стилизация языка, которым описываются реалии эпохи и передаются реплики персонажей. Вместе с тем, количество публикаций, посвящённых ретро-стилизации, незначительно. Академические учебники по стилистике подробно разъясняют, что такое архаизмы и какова их роль в литературе, не более. Практические советы разбросаны по писательским форумам и достаточно противоречивы. В связи с этим наработки автора данной статьи, реализованные в пяти опубликованных романах о дореволюционной России и нескольких рукописях, принятых издательством "Эксмо", могут представлять интерес для коллег, специализирующихся в том же направлении.
Выбор стилистики отталкивается от общеизвестного факта: в Русском царстве и Российской империи разговаривали и писали иначе, нежели сейчас. Русский язык, использовавшийся до XIX века, не только непривычен, но и малопонятен для большинства читателей. Поэтому желание лингвистическими средствами воссоздать атмосферу эпохи не должно приводить к появлению текстов, аутентичных тому времени.
В задачу авторов входят выбор выражений и построение фраз, содержащих архаизмы, без затруднения восприятия современной аудиторией. Кроме лексического наполнения определённую роль играет порядок слов, не характерный для нашего времени, в частности, употребление прилагательных после существительных, большое количество деепричастных оборотов.
В допетровские времена русский язык отличен настолько, что без перевода понятны лишь фрагменты. Нормативные документы того времени или летописно-художественные тексты, в частности "Русская правда" и "Слово о полку Игореве", в оригинале воспринимаются лишь специалистами.
Классическим и общеизвестным примером стилизации служат реплики персонажей из бессмертной комедии Л.Гайдая "Иван Васильевич меняет профессию": "пошто боярыню обидел", "чей холоп будешь" и др. Несмотря на подчёркнуто-шуточную подачу, некоторая атмосферность старины им передаётся. Напомню знаменитое меню банкета в исполнении С.Крамарова (Федьки): "икра красная, икра чёрная, икра заморская баклажанная". Прилагательные после существительных, в наше время принято говорить "красная икра". Кстати, ранее для обозначения этого цвета использовалось слово "червонный". Оттого и "червонец", советская красноватая купюра достоинством десять рублей.
Авторов в первую очередь выручают существительные, обозначающие предметы и абстрактные понятия. В Интернете доступно несколько вариантов словарей архаичных слов и выражений. Проблема в том, что большая часть старой лексики непонятна читателю. Слова, обозначающие предметы вооружения, одежды, утвари и некоторые другие, не имеющие аутентичных терминов в современном языке, приходится объяснять сносками, если без них не обойтись. В динамичном, остросюжетном повествовании изобилие сносок не приветствуется.
Обратимся к морской лексике. Приключения на море весьма часто описываются и в фантастике, и в авантюрных романах. На Руси мачту называли ядрилом, парус ветрилом, штурвал кормилом, а якорь - котвой. До нас дошло слово "кормило" в устойчивом выражении "кормило власти", на слуху обозначение паруса благодаря поэтической строке "без руля и без ветрил". Поэтому, ядрило и котву в описании ладьи придётся поменять на современные судостроительные термины или расшифровать. Не уместны наименования конструктивных элементов корпуса, относящиеся к XVIII веку и более поздним временам. Поэтому вместо "форштевень" лучше "носовой брус".
Интуитивно понятны многие слова вроде аки, аще, али, яко, ибо, дабы, иже и другие им подобные. Употребив в абзаце несколько архаичных слов и выдержав их порядок, получаем легко воспринимаемый стилизованный текст.
Его могут испортить бездумно вставленные современные понятия, которые нужно удалять, меняя на традиционные или выбрасывая. Авторам помогают компьютерные программы редактирования. Рекомендую бесплатную Russian Spelling Conversion Setting . Она инсталлирует надстройку в текстовый редактор Word . Благодаря надстройке появляется дополнительное меню, по команде автоматически выделяются слова иностранного происхождения и предлагаются русские синонимы. Так как заимствование европейской лексики наиболее характерно для двух последних веков, устранение импортных конструкций визуально "состаривает" текст.
К концу XVII века, началу эпохи Петра Великого, резко усиливается проникновение европейской культуры, язык меняется стремительно. Привожу небольшой отрывок из моего неопубликованного материала, где описываются впечатленья отрока московитского, коих со времён Алексея Михайловича Тишайшего в европы отправляли, в обученье.
"Унялись хляби небесные. Вахта собачья, зело спать чаю, аки за штурвалом всенощно стоявши. Рене Лежье, навигацкого курса начальник, такожде на мостике бдимши, на мя глядеше, аще замечтаюсь, внегда кораблец и увалится с румба. Жаждет конфуза, аспид окаянный, дабы глумитися и злоречети, но всуе. Вахтенные у кормила уж извыклись и чинно курс блюстиши, и вкупе в грёзах виташи".
Естественно, зачитай этот фрагмент реальному жителю Руси 1660-х годов, он бы нашёл массу несуразностей. Употреблены исключительно слова, полностью или интуитивно понятные нашему читателю, некоторые современные исковерканы "под старину". Но дух XVII века такой стиль передаёт.
Беда в том, что написать в подобном ключе страницу или целое произведение - выйдет форменное издевательство над читателем. Судя по Воинскому и Морскому уставам, язык петровской эпохи сравнительно понятен, но в художественной литературе всё равно стилизуется ровно так же, как и времён "Русской правды". Единственно, добавляются морские и армейские термины, которые Пётр ввёл в обиход. Упомянутые Уставы дают о них исчерпывающее представление.
Милитаризация русского общества, прекрасно описанная в романе А.Толстого "Пётр I ", в реальной жизни привела к огрублению нравов, и без того не слишком куртуазных. Тон задал сам император, прославленный сквернослов. Проблема нецензурной брани в армии и на флоте проявилась настолько остро, что Пётр законодательно запретил "блядские песни в строю" (императорская формулировка) и ввёл наказание. Как передать в романе об армии и флоте традиционную брутальность выражений?
В порядочном обществе и порядочной книге явная брань не может иметь места, сказал Лермонтов. Прозаический русский язык предоставляет массу возможностей указать, что персонаж сыплет непарламентскими словами.
Выделю несколько вариантов. В классической литературе наибольшее распространение имели выражения примерно в таком духе: унтер N ругательски ругал солдата-первогодку. Корректные переводчики американских кинобоевиков, изобилующих выкриками "fuck!" или "fucking sheet!", используют сниженную лексику, не являющуюся нецензурной, что вполне приемлемо и для литературы. Третий способ сводится к заполнению многоточием наиболее сомнительных мест с негативной экспрессивной окраской. Наконец, неполное воспроизведение устойчивых матерных выражений, вроде "мать твою!"
Некоторые авторы изобретают неологизмы-заменители. Так, В.Панов в серии романов о "Тайном Городе" использует "мля" в репликах московских дикарей вместо типового, пусть и не матерного, но не слишком литературного восклицания.
Возвращаясь к неблагозвучному стилю петровских времён, подчеркну, что ныне никто точно не может сказать, как в ту эпоху звучала разговорная речь, включая ругань. Многочисленные выложенные в Интернете петровские "морские загибы" отдают фантазией более поздних авторов. Однако звучащие в них колоритные обороты вполне соответствуют духу эпохи, лихой и жестокой.
Без малого сто лет отделяют петровский излом истории от Пушкина. Произведения Ломоносова и Державина с высоты XXI века, при всём уважении к памяти авторов и их заслугам в словесности, выглядят переходным этапом к "золотому веку" русской литературы и поэзии. Если про блестящие времена Екатерины Великой и Павла I из современной литературы навскидку вспоминаются только работы Далии Трускиновской, не считая откровенно проходных "попаданческих" опусов, то XIX век исхожен вдоль и поперёк настолько, что порой хочется крикнуть коллегам: описывая времена Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Достоевского имейте уважение к родному языку!
Интересно, что нероссийские, но русскоязычные писатели оказываются в чуть более выигрышном положении. Вероятно, лучшее на настоящий момент произведение в жанре альтернативной истории о декабристах написано одесситом. Л.Вершинин в романе "Первый год республики" активно использует слова со славянскими корнями, понятные русскому читателю и сохранившиеся в украинском языке. Аналогично, минчанин А.Дроздов грамотно вставляет лексические белорусизмы, что особенно уместно в репликах героев, проживающих на границе современных Беларуси и Украины.
Написанный на декабристскую тематику роман "Кровавый снег декабря" россиянина Е.Шалашова лексически гораздо бледнее. Радует лишь, что оба автора - и Вершинин, и Шалашов - при конструировании сюжета в жанре АИ не использовали персонажей-"попаданцев", основательно надоевших значительной части читающей публики.
Приступая к написанию авантюры, детектива или альтернативки о пушкинских временах, невозможно сочинять "как Пушкин". Не только потому, что мы уступаем национальному гению России по таланту и культуре, пусть и это нельзя сбрасывать со счетов. Стилистика языка и подача сюжета изменились настолько, что в том виде допустимы лишь произведения, действительно вышедшие из-под пера современников Александра Сергеевича или его самого. Возьмём пушкинские "Повести Белкина" и упоминавшегося лермонтовского "Героя нашего времени", общеизвестные хотя бы из школьной программы. Длинные абзацы, медленно развивающаяся нить повествования. Большое число сравнительно коротких фраз разделено не точками, а точками с запятой. Читаем Гоголя, Достоевского, Л.Толстого и удивляемся чрезвычайной детализации описания местности, внешности героев, обстановки. Взяв в руки Тургенева или Бунина, читатель заранее настраивается на дореволюционную неторопливость. В современном романе подавай экшн. Пусть будут философские рассуждения, раскрытые выпуклые характеры, трогательные диалоги, всё равно - экшн! Если на первых страницах ничего не произошло, не обязательно убийство или другое насилие, а лишь растекается общее описание или наличествуют общие рассуждения, редактор, скорее всего, завернёт рукопись. Даже если роман представляет собой лав-стори, не задавлен ни один жучок-паучок, не прозвучали выстрелы и не разбиты автомобили, на первых страницах должны быть поцелуи или хотя бы разбитое сердце!
К 1917 году длинные связки фраз, соединённых точками с запятой, начали исчезать, как и длинные вступления. Современные тенденции наметились ещё до Мировой войны и революций.
Обращает на себя внимание образование временных форм. В XIX -м и начале XX -го века маститые авторы весьма интенсивно использовали глагол "быть" в прошедшем времени. Мы отвыкли от этого. Поэтому неприятно, когда в руки попадают произведения, напоминающие плохой перевод с английского, где was , were , was been превратились исключительно в "был", "были". Типичный недавний пример - роман В.Коротина "Броненосцы победы. Топи их всех", где неплохой сюжет АИ про Русско-Японскую войну без нелепых "попаданцев" испорчен унылым языком с постоянным употреблением данного глагола.
Для автора, владеющего дореволюционным стилем, писать с его использованием - сплошное удовольствие, начиная с обращения и изысканных форм вежливости: господин, госпожа, господа, сударь, сударыня. В переписке и государственных установлениях официально - милостивый государь. По титулу - ваше сиятельство. К генералу от инфантерии - ваше высокопревосходительство. К младшему офицерскому составу - ваше благородие, в военно-полевых условиях обычно сокращаемое скороговоркой до "вашбродь".
Обращение к мужчине - голубчик, друг мой, любезный - не считалось признаком пошлости или "голубизны". Французские заимствования в приветствии женщин - мадам, мадмуазель, хотя русские сударыня, госпожа и барышня также в чести. Августейшие особы - Его Императорское Величество или Его Императорское Высочество.
При написании романа и погружении в атмосферу XIX века не стоит смотреть "Уланскую балладу" или "Турецкий гамбит", лучше всего помогает томик Чехова и других мастеров пера того времени. Рядом непременный блокнот, который испещряется примерами словоупотребления: следственно или стало быть (следовательно), злоречие (ругань), благодарствуйте или премного обязан (спасибо), теперича или ныне (теперь), спознаться в местности (сориентироваться), шкап (шкаф), кофий (кофе). Сниженная лексика, включая бранную, гораздо мягче - стервец, шельма, мерзавец, каков подлец. Излюбленный глагол "изволить" применяется в диапазоне от лакейски-угодливого "что изволите-с", до повелительного "извольте извиниться". Некоторые заимствованные иностранные слова звучат вычурно: характеристический, атмосферический, энергический. В процессе подготовки нескольких романов подобными лексическими формами исчёркан толстый ежедневник. Именно ручкой на бумаге, и Чехов на бумаге, с полиграфическим запахом от страниц и переплёта. Электронные книги выбрасывают из XIX века, словно пробку из воды.
В остросюжетных романах приключения принуждают героев скользить по лезвию бритвы, часто на грани с законом. Чтобы сравнительно правдоподобно описать столкновения персонажей с дореволюционной Фемидой, желательно хоть чуть-чуть представлять "Уложение о наказаниях" и "Устав уголовного судопроизводства". От юридических формулировок, наименований казённых учреждений, чинов судейских и полицейских установлений колорит эпохи однозначно выигрывает.
Вероятно, многим знаком кондовый язык милицейских (полицейских) протоколов. Стиль официальной переписки учреждений царской России ещё хуже, он витиеват и дубоват одновременно. Словечки вроде "нижепоименованный", "неудобоприменимый" и другие вызывают невольную ассоциацию с непробиваемым типом при мундире, столоначальником, который гусиным или металлическим пером выводит запрещающую резолюцию на документе, от которого чья-то жизнь зависит, а огромные подусники шуршат по плечам и лацканам, оставляя неопрятные рыжие следы. В Интернете опубликована масса документов того периода.
Специальная лексика также специфична. Например, подготавливая роман о российском подводном флоте XIX века, а до 1900 года в империи было построено более пятидесяти действующих подлодок, включая весьма сложные конструкции Шильдера, Герна и Александровского, пришлось поднимать специальную терминологию. Воздуходувный (пневматический), самодействующий (автоматический), систерна (цистерна), нагнетатель (компрессор). С петровских времён до XIX века наряду с импортным термином "субмарина" использовался русский аналог "потаённое судно". "Подводная лодка" появилась позже.
В авиации начала ХХ века - не легче. Несущая плоскость (в народе - крылья) называлась "план". Аэропланы не посадку совершали, а спускались. Лёгкие летательные аппараты именовались авионами. Понятно, что добрая половина узлов конструкции имела собственные названия, современному уху непривычные; исключение составляют закрепившиеся французские выражения. Самые распространённые отечественные машины - аэропланы Игоря Сикорского, включая легендарного "Илью Муромца", не имели ни полукруглого штурвала, ни ручки управления, вместо них стояло рулевое колесо автомобильного типа. Отсюда и слово - самолётами "рулевали". В современном языке сохранилось существительное "рулёжка", характеризующее движение воздушного судна по аэродрому, кроме пробега и разбега.
Первый русский прототип самолёта конструкции Можайского, от земли не оторвавшийся, именовался "воздухолетательный аппарат". Слово "авиация" вошло в лексикон ближе к Мировой войне. До этого полёты аэростатов, дирижаблей, планеров и аэропланов обозначались одним словом - "воздухоплавание".
Образованные люди владели несколькими языками. Понятно, что французский - самый распространённый. Словечки "пардон", "месье" и "бонжур" на каждом шагу, в романах обычно - латиницей. Слова и выражения на немецком и английском языках также встречаются, но изрядно реже.
Если по ходу действия нужен диалог персонажей на иностранном языке, стилизация совершенно иная. Английский подразумевает употребление слов "сэр", "джентльмен", "леди" и всенепременно "файв о'клок". Естественно, архаичные русские слова не нужны, английский спич героя сразу "переводится" на относительно современный русский. Единственно, не стоит злоупотреблять выражениями, не свойственными эпохе. К примеру, слово information в XIX веке существовало, но лучше "перевести" его как "сведения".
Атмосфера дореволюционной жизни, создаваемая лексическими средствами с определённым трудом, разрушается крайне легко. Например, в знаменитом романе "Крейсера" Валентин Пикуль с глубоким знанием дела и языковых особенностей общения воспроизводит обстановку во Владивостоке и Порт-Артуре накануне Русско-Японской войны. И когда читатель явственно слышит хруст французской булки, а ноздри ловят её запах, смешанный с ароматами моря и угольной копотью паровых машин, появляется следующий пассаж: " Советский историк флота В. Е. Егорьев (сын командира крейсера "Аврора", павшего при Цусиме) высоко оценивал энергию..." Следует страница глубокого анализа ситуации с позиций марксизма-ленинизма. Всё, крах, читатель не в России, а в СССР, и портрет Брежнева на стене. Весьма вероятно, эта вставка появилась не по инициативе уважаемого Валентина Саввича, а стараниями безвестного цензора, решившего вставить пять копеек в слишком уж положительное описание Императорского флота. Сейчас, когда редакторы-корректоры не допускают столь беспардонных вмешательств, авторы добровольно повторяют ту же ошибку. Упомянутые "Броненосцы победы" - тому пример.
Искренне надеюсь, что в ближайшие годы пройдёт мода на "попаданцев" с физическим переносом человека в оригинальном теле в прошлое, а также на их разновидность - "вселенцев", когда в прошлое улетают лишь душа-память-сознание, оккупирующие чужой организм словно вредоносный паразит. Сочинители подобных рукописей оказываются в ситуации жуткого смешения стилей и эпох. Наш современник, якобы плюхнувшийся в минувшие века, должен думать в привычном для читателя русле, а вокруг - абсолютно иная языковая среда. В бесчисленных опусах про умников, дающих бесценные советы Сталину как срочно модернизировать вооружения и победить вермахт за неделю, языковые различия не воспроизводятся. Максимум - искажаются слова в репликах генсека, симулируя грузинский акцент. До революции речь разительно другая. Грустно видеть, как талантливые писатели, погнавшись за лёгким хлебом "попаданчества", заставляют говорить людей Царской России современным языком. Разве что без "няшка", "пичалька" и "давай до свиданья".
Один из популярнейших российских фантастов современности Роман Злотников закончил в 2012 году публикацию серии книг "Генерал-Адмирал" про вселенца из нашего времени в тело великого князя в конце XIX века. Роман Валерьевич попытался передать колорит того времени отдельными репликами персонажей. Что неприятно поразило - главный герой, проживший в августейшем теле порядка двух десятков лет, продолжает говорить и думать ровно так же как в день переноса!
Что же тогда ожидать от основной массы? Автор из Литвы А.Волков начинает роман "Пластуны его величества" так: "Председателю Императорского Географического Общества Его Императорскому Высочеству Николаю Михайловичу. ... Основная часть экспедиции под моим руководством следовала следом по заранее обговоренному маршруту. Однако никаких следов авангарда нами обнаружено не было". Письмо на имя Великого Князя (!) подписано подполковником Генштаба. Время - самое начало ХХ века. В ту пору ординарный ротмистр из заштатного гарнизона выражался грамотнее, а уж документы на Высочайшее Имя и прочим августейшим персонам вылизывались до блеска. Поразительно, но фрагмент "следовала следом... никаких следов" не вызвал редакторских нареканий и вынесен в аннотацию. О дальнейшем судить не берусь, ибо первые полстраницы отвратили от приобретения книги.
В заключение пару слов о букве Ё, дореволюционной орфографии, а также их использовании в современной литературе с целью стилизации.
Десятилетиями выработанная привычка обходиться без Ё трудноискоренима. Поэтому проще воспользоваться по окончании чернового редактирования рукописи одной из программ для "ёрификации", прошу прощения за неблагозвучность устоявшегося термина. В XIX и начале ХХ века Ё была обязательна, нужно соответствовать.
Старая орфография хороша возможностью стилизации старых надписей, не только "Трактиръ". Приведу отрывок из реального донесения о повреждениях корабля "Илья Муромец" из бомбардировочной эскадры, орфография восстановлена с помощью упомянутой надстройки Russian Spelling Conversion Setting :
"Пробитъ въ двухъ мѣстахъ винтъ 3-го мотора, перебитъ желѣзный подкосъ у того же мотора, пробита покрышка, повреждено магнето второго мотора, пробита грузовая рама того же мотора, пробита стойка сзади перваго мотора, передняя стойка у второго мотора и нѣсколько пробоинъ въ поверхности Корабля".
Восприятие текста несколько затруднено из-за непривычных "ятей", буквы i, изобилия твёрдых знаков. Вместе с тем, он остался совершенно понятным. Если не злоупотреблять и перевести в дореволюционную орфографию короткие цитаты из документов, а также вывески и надписи, рукопись в большей степени выглядит соответствующей духу эпохи.
Чрезмерная концентрация архаизмов вредна. Два столетия назад В.Жуковский в критической статье о произведении некого автора начала XIX века осудил увлечение стилизацией, "...ибо старинный слог его пугает читателя".
Рекомендуя использование лексических приёмов для воссоздания атмосферы Российской Империи, не премину повторить избитое, но не потерявшее актуальности положение: в романе наиболее важны оригинальная идея, динамичный сюжет и яркие герои, которым хочется сопереживать; язык - это только инструмент для воплощения задуманного.