Мелан Вероника : другие произведения.

Игра Реальностей. Бернарда. Том 2 (Общий файл. Завершено. Вычитано)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Ну, что ж, друзья. Вернемся к любимым героями? Какие повороты сюжета нас ждут во второй книге? Конечно же экшн, юмор, философия, любовь, дружба, война и даже смерть одного из героев. Но так ли все ужасно, и есть ли надежда на спасение? Надежда есть всегда. Как показывает практика, если присмотреться к запертым дверям, можно увидеть распахнутое окно. Ну, что ж... Поехали!
    Update: Роман завершен и доступен к приобретению. О том, как получить полный вариант книги, можно прочитать вот здесь. Теперь на сайте работает система приема платежей.
      
      
        

Автор: Вероника Мелан

"Игра реальностей. Бернарда. Том 2"

Из серии романов "Город"

Email: ladymelan@gmail.com

Игра реальностей. Бернарда. Том 2.

  

Копирование и распространение текста (всего или отдельных его частей) в сети запрещено автором романа!

Переступи порог миров,

Коснись основы мирозданья,

С судьбой отправься на свиданье

И пыль вдохни чужих дорог.

Он ждет тебя, большой и смелый.

Кто - Мир? Мужчина? Кто же он?

А может, предрассветный звон,

Что манит побороть пределы?

Вдохни. Шагни. Доверься сердцу.

Оно подскажет, где твой путь.

И жизни ты познаешь суть,

Открыв лишь внутреннюю дверцу.

  
  

Глава 1.

  
   - Ганька!
   Возмущенный крик кухарки сотряс стены большой уютной комнаты с камином, в эту минуту щедро освещенной зимним солнцем.
   - Ганька, убери оттуда лапы!
   На крик Клэр отреагировали, казалось, даже засохшие цветы на тумбе, задрожав в вазе, а вот рыжая кошка, именованная сначала Огоньком, потом Фитильком, а затем и Ганькой, не повела и ухом, продолжая с любопытством и усилием проталкивать когтистую конечность в стоящую на диване клетку, наполовину заполненную маленькими круглыми глазастыми существами. Обычно кошка охотно отзывалась на любое из данных ей имен (особенно когда дело касалось очередного приема пищи), но в этот раз хитрый рыжий ум был полностью занят тем, как выудить из клетки хотя бы одну пушистую особь.
   - Дина, она всех Смешариков сожрет!
   - Если сожрет, тогда Дрейк с меня шкуру спустит, - смеясь, ответила я, входя в комнату и наблюдая за тем, как Клэр стягивает отчаянно цепляющуюся за обивку дивана любимицу. Смешно было еще потому, что брошенное один-единственный раз слово "смешарики" молниеносно прижилось в этом мире и теперь относилось к глазастым существам, сидящим в клетке. Другого названия у них не было все равно.
   - Забери, пожалуйста, клетку в спальню. А то не пообедаем сегодня! Уже накрывать на стол пора.
   - Хорошо, сейчас унесу. Мне все равно еще нужно раз двадцать перенестись - как раз успею, пока накрываешь.
   Клетку с непонятными существами две с половиной недели назад вручил мне Дрейк, заявив о том, что теперь именно с их помощью я буду оттачивать телепортацию разумных объектов. Впервые взглянув на глазастых "нечто", напоминающих не то ожившие плюшевые игрушки, не то безротых и безухих гремлинов, я оторопело ткнула в них пальцем, держась, впрочем, на приличном расстоянии (вдруг где-нибудь в шерсти все же скрывается зубастая пасть?)
   - Что это?!
   - Не что, а кто. Это искусственно созданный подвид существ, обладающих памятью.
   - А почему у них ни рук, ни ног?
   - Чтобы не разбегались и не чинили дополнительных препятствий.
   - А глаза зачем?
   - Чтобы напоминали о том, что они живые.
   Я недоверчиво покосилась на клетку, ожидая скрытого подвоха. На меня смотрели несколько десятков пар глаз, выражение которых не поддавалось расшифровке.
   - Они мне не нравятся.
   - А они и не должны тебе нравиться. Ты будешь их телепортировать с одного места на другое, чтобы мы смогли определить статистику потерь. Ежедневно по несколько сотен раз. Куда и откуда, меня не интересует. В конце каждой недели я буду проверять результаты: количество особей, качество памяти. Когда сможешь производить телепортацию без потерь в течение хотя бы семи дней, позволю работать с людьми. А теперь марш домой. Вместе с клеткой!
  
   Так у меня появились Смешарики. И целый ворох работы дома в виде постоянных скачков по комнатам особняка.
   Чтобы не шокировать повариху, одновременно занявшую нишу подруги, пришлось (с разрешения Начальника) посвятить Клэр в особенности моей работы: кто я и на кого работаю. Та, к моей радости, удивлялась недолго, к вопросу подошла прагматично, заявив, что "раз уж и такое на свете бывает, значит, оно зачем-то нужно", после чего со слоновьим спокойствием принялась изо дня в день наблюдать за моей эпопеей с клеткой, подлавливая меня время от времени на кухне, чтобы обсудить меню на день.
   Как только клетка была убрана в спальню и накрыта тряпкой (накрывать Смешариков я приучилась из-за постоянно глазеющих на меня очей), а Ганьке вход в заветную комнату закрыт, мы сели обедать.
   - Как результаты на этой неделе? - с интересом спросила Клэр, намазывая теплую булочку маслом.
   - Хорошо. Пока не потеряла ни одного. А память проверяет Дрейк, тут не знаю.
   - Вот молодец! На прошлой неделе пропал один, так?
   Оглядев "диетический" стол, ломившийся от блюд, я усмехнулась. Клэр есть Клэр.
   - Да. И у одного стерлась память.
   - А в первую неделю недоставало аж четырех. Видишь, прогресс налицо!
   - Все равно жалко, когда пропадают.
   Я аккуратно оттеснила лезущего на колени кота Мишу и вздохнула, вспомнив, как расстроилась, когда обнаружила первые потери. За все время работы со Смешариками, я так и не сумела определить, нравятся мне эти существа или нет. Подумаешь, ни рук, ни ног. Но ведь глаза-то есть... Все-таки живые, хоть и молчат все время. Не сумев прийти к однозначному выводу и теперь, я на автомате погладила Михайло, вытерла шерсть с ладоней салфеткой и принялась за еду.
   Если положительный прогресс будет сохраняться, тогда работа с людьми не за горами. Это радовало.
  
   За прошедшие две недели поменялось немногое. Но кое-какие изменения моя жизнь все же претерпела.
   Во-первых, она стала более размеренной и спокойной. Во-вторых, в силу того, что теперь большую часть времени я проводила в особняке, я очень сблизилась с Клэр.
   Признаться, поначалу на лице у поварихи при упоминании о Комиссии, как и у многих жителей Уровней, появлялось выражение ужаса, которое моя новоиспеченная подруга старательно прятала, но по мере осознания того, что люди в форме не спешат посещать наш особняк толпами, не домогаются без причины и вообще не имеют личных претензий, успокоилась.
   По вечерам, когда наступало время отдыха, сидя перед телевизором, мы общались на различные темы, и по мере возрастающего любопытства Клэр осмеливалась задавать все больше вопросов обо мне, моей работе, личной жизни, семье. На одни я отвечала открыто, на другие с виноватой улыбкой пожимала плечами: мол, не могу этого поведать. Она не обижалась. Понимала, что человек, нанятый Комиссией, не способен раскрывать все тайны; мягко уходила от темы, оставляя моим секретам право на неприкосновенность, и вновь погружалась в вышивку, которую очень любила.
   Оказалось, у моей подруги имелся настоящий талант украшать ниточными узорами кухонные полотенца и скатерти, переносить на них замысловатые натюрморты или цветочные орнаменты. В искусно вышитые листки и лепестки добавлялся бисер и бусины, после чего готовыми изделиями категорически не хотелось пользоваться, дабы не осквернять красоту.
   Клэр на это только смеялась, а Огонек - рыжая бездельница, полностью равнодушная к искусству, - всласть мешала творческому процессу: воровала из коробочки нитки, загоняла их под все плоскодонные предметы, такие как диваны, кресла и холодильники, силилась поймать за хвостик снующую туда-сюда в ловких руках яркую веревочку, пыталась забраться по свисающему с коленей краю скатерти на ноги, чтобы получить очередную порцию ласки, чем неизменно вызывала поток добродушных укоров со стороны хозяйки.
   Миша степенно и несколько укоризненно наблюдал за всем этим с моих коленей, но рыжую соседку все же любил. Иногда они вместе носились до дому, после чего вповалку спали на диване, сложив друг на друга лапы и хвосты. Дружба, да и только.
   К слову сказать, утренние пробежки в парке к этому моменту я полностью забросила.
   На дворе стоял декабрь - и энтузиазма похрустывать по снегу подошвами кроссовок не было. К тому же старые вещи теперь болтались на мне, как на вешалке, и Клэр прямо заявляла о том, что никаких "диет" с этого момента быть не должно, одно лишь здоровое питание, приготовлением которого она исправно занималась.
   Я, признаться, была рада тому, что могу вновь побаловать себя кусочком шоколадки или пирожного - не тонной, как раньше, а в разумных пределах,- зная, что следующий поход в "реакторный" зал быстро выжжет из организма излишки. А учитывая, что Клэр имела слабость к приготовлению фруктовых и шоколадных лакомств, подобные поблажки без укоров совести были мне, бывшей сладкоежке, настоящим подарком.
   Таким образом, в моей достаточно размеренной жизни днями я была занята телепортированиями Смешариков, отвлекаясь только на насущные дела и перекусы, а ближе к вечеру - если позволяла погода - гуляла по городу, практикуя полученные от Дрейка советы. Следила за эмоциональным состоянием, позитивным настроем, тем, что и как говорю, пребываю ли в настоящем моменте.
   И только ближе к ночи позволяла себе немного потосковать, о чем, конечно же, никому не признавалась.
   Забравшись в постель, я часто думала о том, как сильно соскучилась по Начальнику. Этот сложный мужчина-загадка продолжал притягивать к себе, словно магнит, и влечению сопротивляться не было ни сил, ни желания. За последние недели мы виделись всего лишь дважды (в обоих случаях для того, чтобы сканировать состояние Смешариков), едва ли обмениваясь парой фраз на сторонние темы. Дрейк был постоянно чем-то занят и даже замкнут, поэтому я не старалась провоцировать новые встречи, вместо этого пытаясь втихую работать над собственным фоном в надежде на то, что однажды он изменится настолько, что позволит мне коснуться вожделенного объекта.
   Долгие минуты, а иногда и часы, я проводила лежа в постели, изменяя внутренние установки и убеждения.
   "Я могу его коснуться, и ничего мне не будет. Совершенно спокойно могу его коснуться... В любое время, без последствий..." Но, признаться, знакомой уверенности и "клика" в голове почему-то не слышала. Будто схемы и соединения из влияющих на мир символов не спешили меняться. Отчего так? Кто бы знал... Но я продолжала работать над этим с упертостью барана. Однажды все равно "кликнет". Должно, ведь так? А когда это произойдет, я позволю себе первый эксперимент и прикоснусь к мужчине, которого люблю.
   Думая об этом, я счастливо вздыхала и куталась в одеяло. Нужно просто еще поработать и еще подождать. Терпение - и все придет.
   По дому, каким бы странным это ни казалось, я почти не скучала. Там, для застывших во времени жителей родного города, все оставалось тем же самым: недавно выпавший снег, начало ноября, привычные заботы и хлопоты. Иногда я задумывалась над тем, чтобы вернуться и погулять по знакомым улицам, посидеть на кухне с мамой, переночевать в своей постели или навестить бабушку, но что-то удерживало меня. Возможно, страх того, что родня в очередной раз что-то заметит и этим вынудит меня обратить взор внутрь, к сущности, способной помочь в критический момент посредством изменения еще чьей-нибудь памяти. А я не чувствовала себя к этому готовой. Проще говоря, боялась того, что "творец" вновь откроет глаза. Поэтому находила всевозможные мысленные отговорки для совести, чтобы та не настаивала на срочном исполнении дочернего долга.
  
   Временами попыткам заснуть мешала не только совесть или образ Дрейка, но и странное шуршание, доносящееся из-под накрытой клетки: то, как я поняла позже, копошились непонятные существа, обожающие на меня глазеть. Что еще им оставалось делать, если кроме глаз Создатель ничего не дал? Ведь если есть память, есть разум. Если есть разум, наверное, есть желания. А они все время в клетке и клетке. Так ведь и со скуки умереть можно...
   Однажды я даже поднялась с кровати, включила лампу и сдернула тряпку, разглядывая молчаливых существ. Шуршание тут же унялось. На меня привычно уставились многочисленные глаза.
   Выдержав паузу и отчего-то чувствуя себя неловко, я спросила:
   - Вы хоть спите иногда?
   Тишина и куча немигающих взглядов были мне ответом.
   Присев у клетки, я задумалась. Вот было бы хорошо, если бы эти существа могли больше, чем просто глазеть. Например, понимать меня, чувствовать, как-то себя вести, полноценно жить... Возможно, Дрейк не сказал мне всей правды, и где-то у них был свой мир, своя планета? И что случится, когда эксперимент по переносам будет завершен? Вероятно, их уничтожат... Неприятная мысль.
   Я вздохнула. И для того, чтобы им не было слишком одиноко, представила, что укутываю их светящимся одеялом, состоящим из любви и ласки. Если доброе слово приятно и кошке, то почему бы оно ни было приятно Смешарикам? Чем черт ни шутит, может быть, почувствуют.
   Пожелав им вслух спокойной ночи (при этом чувствуя себя глупо, будто пытаюсь говорить с пластиковой куклой Барби), я уже было собралась накрыть клетку, когда в воображении вдруг возникла круглая миска, доверху наполненная свежими ягодами. Застыв на секунду в непонимании, я тряхнула головой. Откуда в мыслях ягоды? Неужели хочу сама? Покопавшись в ощущениях, решила, что не хочу, после чего завесила клетку и отправилась спать, чтобы через минуту полностью забыть о непонятном видении.
   А еще через несколько дней после того случая, я приучилась постоянно говорить со Смешариками. Здороваться утром, объяснять, что собираюсь делать днем, убеждать, что совершенно не хочу их терять во время переносов, благодарить за то, что они не пропадают, желать спокойной ночи перед отходом ко сну и неизменно кутать их в светящееся одеяло. Отчего-то казалось, что непонятные существа все понимают и даже чувствуют, хотя видимых признаков этого не подают. И еще несколько раз на ум приходили ягоды. Почему-то всегда вблизи клетки.
   Клэр слушала мои недоуменные комментарии по этому поводу и встревожено спрашивала:
   - Может быть, они есть хотят?
   Подобные мысли приходили и мне, в чем я не спешила признаваться, вместо этого отговариваясь:
   - Так ведь у них ртов нет.
   Клэр кивала.
   - Да и клетку тогда, наверное, придется открывать...
   А делать этого по молчаливому согласию нам не хотелось. Кто их знает, этих гремлинов? Раскатятся по дому, потом до вечера не соберешь, а ведь еще Ганька...
   Поэтому эксперимент с ягодами и Смешариками изо дня в день откладывался.
   И вот настал момент, когда третья неделя подошла к концу. Те самые семь дней, за которые я не потеряла ни одного глазастика из клетки.
   А это, судя по всему, сулило перемены.
   Назавтра предстояла очередная встреча с Дрейком.
  

*****

  
   Телефонный звонок прорезал тишину в половине второго ночи.
   Вынырнув из успевшего захватить меня в сладкие объятья сна, я попыталась в темноте нащупать невежливо орущий на всю спальню сотовый, вслепую шлепая рукой по прикроватной тумбочке.
   Какой гад мог звонить в такое время? В Нордейле редко ошибались телефонными номерами. А ведь мне с утра вставать, ехать в Реактор на встречу с Начальником...
   Гладкая поверхность наконец-то попала в пальцы, яростно вибрируя и издавая неприлично громкие для такого времени суток трели. Черт, как только закончу разговор, сразу же сменю звонок на колыбельную.
   Наугад ткнула в кнопку ответа. Попала.
   - Алло... - хриплость моего голоса могла соперничать со "звездами" телефонного секса или же алкоголиком в период простуды. - Алло, говорите...
   В трубке поначалу никто не ответил, но раздался какой-то шум. Затем еще и прерывистое дыхание.
   Что за шутки? Неужто бытовое баловство? Разозлившись, я уже было открыла рот, чтобы разом нарушить все заученные заповеди Дрейка, когда голос человека на том конце все же раздался.
   - Бернарда... - прохрипел он до того натужно, что волосы на моей голове моментально встали дыбом, - ...приведи... (тяжелый вздох, звук бьющегося стекла на фоне) ...Лагерфельда...
   Сон мгновенно слетел, как не бывало, я резко откинула покрывало и села на кровати. В окно светил яркий белый круг луны.
   Кто этот человек? Почему я не узнаю голоса? Откуда он знает мое имя и телефон и почему просит привести доктора? Что вообще происходит?
   - Кто вы? Куда я должна привести Лагерфельда?
   В ответ лишь очередной выдох.
   - Пожалуйста, ответьте!..
   На том конце раздался хрип и глухой звук чего-то тяжелого, упавшего на пол (тела?!), а затем телефон, по-видимому, выпал из руки мужчины.
   Что за черт! Очевидно, кто-то ранен. Но кто?
   Не успела я отнять телефон от уха, чтобы взглянуть на номер, как в трубке раздался всхлипывающий женский голос:
   - Я не знаю, кто вы, но Халк просит вас привести к нему Стивена Лагерфельда. Вы можете?
   Девушка снова всхлипнула.
   - Кто просит?
   - Халк Конрад. Не знаю, он почему-то набрал ваш номер. Он ранен, скорее всего умирает, пожалуйста, быстрее...
   Не на шутку встревожившись, я судорожно покивала темной комнате.
   - Конечно-конечно... Сейчас. Уже иду. Ждите.
  
   Отключив звонок, я затравленно оглядела спальню.
   Куда идти? Черт! Что делать вообще?
   Бросив телефон на еще хранившее остатки тепла одеяло, забегала по комнате в поисках какой-нибудь одежды, одновременно раздумывая над тем, стоит ли связаться с Начальником. По всему выходило, что стоит, иначе головомойки не избежать.
   Натягивая на голову первую попавшуюся в шкафу майку, я пыталась собрать разлетевшиеся вспугнутой птичьей стаей мысли в подобие порядка.
   Переместиться сначала к Дрейку? Спросить лично? Но куда? Если он в Реакторе, который перемещается в пространстве, то снова попаду в другой кабинет, где засяду до выяснения деталей в озоновую клетку. А если Начальник уже дома? Не перемещается ли его особняк в пространстве так же, как и Реактор? Нет, рискованно. Тогда что?
   " Представителям Комиссии вообще не требуются дополнительные средства связи. Ни ноутбуки, ни телефоны. Мы способны общаться между собой телепатически..." - всплыла в голове оброненная когда-то Дрейком фраза.
   Ну конечно! Не нужно даже звонить, глупая я голова! Тем более что такая простая вещь, как сотовый телефон, вообще почему-то вылетела из памяти.
   Так или иначе, быстрее всего было отправить мысленный запрос, чем я и занялась.
   Усадила себя на кровать, закрыла глаза, скрестила пальцы на удачу и торопливо отправила Начальнику послание следующего содержания:
   "Халк в опасности. Срочно нужен врач. Могу я действовать на свое усмотрение?"
   Следующие несколько секунд показались мне самыми долгими в жизни. Глаза словно в замедленном кинофильме успели выхватить скомканное одеяло, лежащую на нем, будто прочерченную толстым карандашом, изогнутую тень от окна, белесые росчерки лунного света на ковре и мерцающий нефритом удивленный кошачий взгляд с подушки. Миша, лежащий в изголовье кровати, никак не мог уразуметь, из-за чего в спальне вдруг случился переполох.
   Ответ от Дрейка пришел тогда, когда я протянула руку к подушке, чтобы погладить кота. В голове ярко вспыхнули белые строки текста, заставив пульс ускориться.
   "Действуй. Под свою ответственность"
   Ох! Коротко и емко. Весьма и весьма в духе Дрейка - дать разрешение и тут же напугать возможными последствиями в случае ошибки. Но на то он и Дрейк, чтобы всегда быть в своем репертуаре. Главное, разрешение получено.
   Подскочив с постели и сделав три круга по спальне, я успела несколько раз подумать об одном и том же: ни разу не посещая дом Лагерфельда, я не могла его отыскать. Как не могла я прыгать в штаб уровня Война лишь для того, чтобы поинтересоваться, не там ли врач? Все это безнадежно глупо и непродуктивно. А если Лагерфельд там, но находится где-нибудь на поле боя? Тогда что - лезть под пули?
   Как ни крути, не зная места прыжка, можно было прыгать только непосредственно к самому объекту, взывая к Богу о том, чтобы не приземлиться куда-нибудь за борт корабля или вертолета (нужное подчеркнуть), а еще не угодить ногой в медвежий капкан или на мину. Но риск есть риск. Придется действовать так же, как когда-то с Мишей: вызывать в памяти лицо объекта и пытаться сигануть в неизвестность.
   Мама моя! Только не опять... Как тогда, в залив, рядом со статуей Свободы... Но других вариантов нет. Времени на раздумья тоже. Надо действовать.
   В какой-то момент я прервала нервное хождение по спальне, задавшись леденящим кровь вопросом: а помню ли я лицо Стивена Лагерфельда?
   Оказалось, помню.
  

*****

  
   Это была чужая спальня. Тоже темная, но гораздо больше по размерам. И мужская.
   Понять это можно было не только по огромному плазменному экрану на стене, утонувшему под горой бумаг письменному столу, большому кожаному креслу рядом с ним и разбросанным по ковру носкам (вполне различимым при свете все той же луны), но и по тому, что на кровати, откинув одеяло в сторону, лежало обнаженное мужское тело.
   Стоя в чужом доме в абсолютной тишине, я судорожно сглотнула.
   Присмотревшись, почувствовала некоторое облегчение: тело было не совсем обнаженным. В трусах.
   Да, точно - дом Лагерфельда. И, судя по всему, доктор собственной персоной. Спящий.
   В нужное место удалось перенестись - это здорово, но что делать дальше?
   Подкрасться, схватить за любую выступающую конечность и постараться вспомнить лицо Халка Конрада? Но ведь Лагерфельд - тоже тренированный боец: даже спящий съездит по голове и только потом будет разбираться, на чье имя заказывать надгробие.
   Неслышно переступив с ноги на ногу, я попыталась унять трясущиеся руки. Ну и работа мне досталась! Но выхода нет, нужно подойти ближе и попытаться провернуть все, как можно быстрее.
   От паники желудок скрутило, а ноги сделались желеобразными сосисками.
   Быстро! Главное, все делать быстро... Меньше думаешь - быстрее делаешь.
   К Лагерфельду я подобралась на цыпочках. Лежит ровно, не храпит, но вроде бы дышит. Одна из рук, напоминающая по толщине бревно и бугрящаяся мышцами, находится ближе всего ко мне.
   "Вот за нее и схвачусь..."
   Все, произошедшее после, я помнила едва ли.
   Не успела я коснуться доктора, как запястье мое было перехвачено жестким и, признаться, болезненным захватом, тело перелетело через спящего (как я думала) мужчину и упало по другую сторону кровати, голова пропечатала подушку до самого матраса, после чего сам Стивен за секунду оказался верхом на мне с занесенным для удара кулаком.
   Я пронзительно завизжала и зажмурилась, одновременно вызывая в памяти лицо Халка.
  
   Очнулись мы в той же позе, но на полу чужой гостиной. Злой взгляд медовых глаз, пришпиленный к моему лицу, взъерошенные со сна русые вихры и отведенный для удара кулак. Точно Лагерфельд. При ярком свете ламп и все еще в одних трусах.
   Я едва не обмочилась от паники, но визжать все-таки перестала, промычав что-то нечленораздельное: язык в формировании слов отказывал.
   Рассмотрев, наконец, кто под ним находится, доктор недоброжелательно выругался, опустил руку и поспешил подняться с меня. Шумно дыша и едва помня себя от ужаса, я последовала его примеру. Руки тряслись так, будто я сутки напролет водила гоночный болид не по асфальтированной дороге, а исключительно по лесам и полям.
   - В следующий раз будешь у меня в спальне, не забудь представиться! - процедил Стивен, вытерев губы голым плечом.
   Я протянула дрожащую руку и даже сумела съязвить.
   - Бернарда, ваш телепортер. Здравствуйте.
   В ответ мою руку никто не пожал.
   - Ба! - вдруг раздался со стороны знакомый баритон. - Это что за шоу нудистов! Стив, а мы тебя ждем! Не знал, что ты носишь боксеры с кармашком спереди. Балда-то не вываливается?
   Черт, Эльконто! Я досадливо сморщила нос. Конечно, кто же еще мог так шутить? И как он успел оказаться в доме Халка еще до меня?
   - Такая, как у меня, не вываливается, - едко отозвался Стив, отыскав взглядом коллегу.
   - Ты ее к бедру что ли пристегиваешь цепочкой?
   - К колену, - съязвил заспанный врач и огляделся. - Кто-нибудь объяснит мне, какого черта я здесь делаю?
   - Я объясню... - послышался женский голос, тот самый, что говорил со мной по телефону, - и все, словно по команде, посмотрели в ту сторону, откуда он доносился.
   Халк Конрад - светловолосый блондин, виденный мной до того лишь единожды, - лежал у кресла. Лицо его было серовато-синего оттенка, шея и одежда в крови. Рядом с ним на полу сидела девушка с заплаканным лицом. Рыжеватые кудри вздрагивали на плечах, когда та пыталась сдержать рыдания. Ковер вокруг был бурым от крови, неподалеку блестел осколками треснувший стакан, запачканная красным книга и телефон ( видимо, тот самый, с которого мне звонили).
   - Он умирает, да? Как же так... - причитала девушка, смахивая слезы. - Стивен, помогите ему. Пожалуйста, спасите!...
   Лагерфельд быстро направился к креслу и склонился над телом. После чего хлестко скомандовал:
   - Всем выйти из комнаты!
  
   Оказалось, девушку Халка звали Шерин. После того, как мы покинули кабинет, переместившись в соседний зал, она попросила прощения и ускользнула в ванную. И только оставшись наедине с "ежиком", я впервые смутилась, осознав, что именно все это время было на мне надето - короткая, едва доходящая до пупка розовая майка с выложенными стразами двумя клубниками на груди. Для ходьбы по дому (своему дому, конечно) самое то. По-крайней мере, именно так я подумала, когда увидела ее в одном из магазинов Нордейла. Но теперь, когда комплектом ей служили белые кружевные полупрозрачные трусики и более ничего, настало время густо и жарко покраснеть. Особенно под тем взглядом, которым наградил меня Эльконто.
   - Очень даже ничего! - подвел он итог, закончив осматривать абсолютно все - от взъерошенных волос до накрашенных розовым лаком ногтей на ногах. - Ты всегда в таком виде работаешь по ночам?
   - Нет. Только когда есть вероятность того, что ты попадешься на моем пути.
   - Ох! - завернутый в черный плащ пепельный блондин выглядел весьма польщенным, несмотря на сочившийся сарказмом ответ. - Хочешь, я буду попадаться на пути очень часто?
   - Нет. Вместо этого я хочу, чтобы ты объяснил, как оказался здесь еще до меня. Ведь Халк набрал только мой телефонный номер, разве нет?
   - Все так, - глаза "ежика", присевшего в кресло, сделались серьезными, из них ушла всякая веселость. - Халк действительно позвонил только тебе, так как понял, что ты - единственная, кто сможет привести к нему Лагерфельда за минуты. А минуты - это все, что у него было. Ну, теперь, когда с ним рядом Стив, все будет в порядке. Этот из могилы поднять сможет...
   - Правда?
   - Нет. Но пока есть хоть какая-то надежда, Стив вытянет обратно к жизни. Нет врача лучше, чем он.
   - Понятно. Так как же ты...
   - Как я появился здесь до тебя? Халк успел так же нажать общий сигнал тревоги, который сообщает всем членам отряда о том, что случилась беда. Я был ближе всех, сразу же повернул сюда, уже успел осмотреть дом. Кто бы ни полоснул Конрада по шее, он уже ушел. Ни следов, ничего. А полоснули сильно, почти до смерти, чем-то невероятно острым, да еще и так, чтобы ни один из нас не успел среагировать. Это очень неприятная загадка. Очень...
   Он задумчиво постучал кончиками пальцев по подлокотнику.
   - Сейчас здесь соберутся все. Тогда и решим, как действовать.
   - Все?!
  

*****

  
   Черные глаза обожгли обнаженную кожу презрительным взглядом. Задержались на кружевных плавках, поднялись до уровня клубничек и снова встретились с моими, не менее злыми, нежели у обладателя роскошной темной шевелюры.
   - Может, все снять, чтобы удобнее было рассматривать? - прошипела я, глядя на недавно ставшего заклятым врагом мужчину.
   - А тут есть что снимать? - губы Баала скривились в жесткой усмешке.
   Колыхнув полами длинного плаща ( Демон, да и только) , он прошел вглубь комнаты, чтобы поговорить с Дэйном и прибывшим следом Реном. Лагерфельд все еще находился рядом с Халком и в кабинет никого не пускал.
   Стоило мне только подумать о том, что через пару минут здесь появятся другие члены спецотряда, лицо заполыхало от прилившей к щекам крови. Боже мой! Какого черта я не завернулась хотя бы в банный халат? Спасительное решение пришло мгновенно: нужно прыгнуть домой, одеться и вернуться сюда. Навряд ли кто-то заметит мое минутное отсутствие. Ведь не перед всеми же я еще опозорилась, так чего ждать?
   Не успела я закрыть глаза и дать деру, как в дверном проеме показались три новые мужские фигуры, одетые в серебристую униформу. Идущий уверенной и быстрой походкой впереди, конечно же, оказался Дрейком.
   Твоего папу!
   Втянув в легкие как можно больше воздуха, нацепив на лицо (насколько позволяли нервы) равнодушное выражение и вытянувшись по стойке "смирно", я слушала, как приближаются шаги и шорох серебристой одежды.
   Начальник остановился напротив.
   Я не удержалась и коротко взглянула на него.
   Уголки губ Дрейка дрогнули, когда взгляд достиг полупрозрачных трусиков. Я густо покраснела.
   - Хорошо сработано.
   Неожиданная похвала застала меня врасплох, и я против воли расцвела от радости, как политый дождем кактус.
   - Только оденься во что-нибудь.
   Дрейк и его свита прошагали в кабинет, а я со вздохом закатила глаза.
  
   Как выяснилось позже, Халк оказался не единственным человеком, на которого этой ночью было совершено покушение.
   Когда в особняке Конрада собралось столько мужчин, что даже просторная комната начала напоминать тамбур вагона, а представители Комиссии по приказу Дрейка раскинули над ней защитную сеть (которую, похоже, кроме меня никто не видел, да и я ее не столько видела, сколько чувствовала); выяснилось еще несколько любопытных подробностей.
   Начал Дэлл.
   Только сейчас я заметила, что его одежда выглядела несколько потрепанной - новой, но порванной (прогоревшей?) в нескольких местах; на лице виднелись темные разводы, будто от сажи. Блондин рассказал, что как только получил сигнал тревоги, сразу же кинулся к выходу из дома, к автомобилю, стоявшему на подъездной дорожке. Сев в машину, он вставил ключ в замок зажигания и услышал незнакомый щелчок,- а после поворота ключа, машина не завелась. Для подрывника по специальности этого признака оказалось более чем достаточно - Одриард мгновенно выкатился из салона и едва успел укрыться за живой изгородью, обрамляющей подъезд к дому, когда раздался взрыв. Как результат - от машины один лишь плавленый метал, окна с фронтовой части дома выбиты на первом и втором этажах, вокруг взрыва земля и растительность выгорела полностью, проплавились даже булыжники. Добираться до места ему пришлось на первой попавшейся попутке, которую удалось остановить на дороге. Двумя другими машинами, стоявшими в гараже, без проведения дополнительно осмотра он воспользоваться не решился.
   Мда-а-а. Я успела подумать, что это несколько глупо, пытаться заминировать машину того, кто сам занимался тем же. Но комментировать вслух не стала, лишь поплотнее запахнула халат, который, вернувшись из ванной, выдала мне хозяйка дома до того, как снова исчезнуть в кабинете, где находился раненый Халк. Вероятно, к тому моменту Лагерфельд уже завершил оказание первой помощи, так как теперь с раненым находилась только Шерин.
   Обведя взглядом комнату, я поежилась: хмурые, даже злые лица, внимательные глаза, сжатые губы. Одежда самая разношерстная - от домашней до уличной; врач до сих пор в боксерах, сверкает голым торсом (мощным торсом, надо сказать). Несколько раз я ловила на себе изучающий взгляд доктора, но делала вид, что не замечаю его.
   Пахло озоном и чем-то еще. Видимо, та самая сеть, о наличии которой большинство находившихся в комнате ничего не подозревало. Для чего она? Скорее всего, защита от проникновения и, возможно, прослушки извне. А то, что прослушивающих устройств не было внутри, я знала точно: видела, как подручные Дрейка применяли какой-то странный метод для их поиска, обшаривая пол, поверхности предметов и даже стены. Интуитивно я полагала, что даже если бы жучки и были, то все равно не смогли бы протолкнуть сигнал сквозь то, что теперь опоясывало комнату, но людям в форме было видней. Кто-кто, а представители Комиссии в совершенстве владели секретными методами блокировки любого типа волн (и кто знал, чего еще... Тут даже богатая фантазия Жуля Верна наверняка оказалась бы попыткою амебы предположить строение Вселенной...)
   Баал, сняв плащ, стоял ко всем спиной, вглядываясь в темноту за окном; его черные волосы спадали на могучие плечи, сливаясь с тканью шерстяного свитера. Эльконто так и сидел в кресле, подперев указательным пальцем висок - герой компьютерной игры, принявший позу Софокла, не иначе... Остальные распределились вокруг; мне были видны по большей части спины, так как своим месторасположением я выбрала дальний угол широкой гостиной. Аллертон, Канн, Логан... здесь были все, с кем я уже однажды встречалась в Реакторе.
   Следом за Дэллом в разговор включился Логан.
   - Сегодня ночью, еще до сигнала от Конрада, на первом этаже моего дома, где установлены перекрестные лазеры, кто-то появился. Сработало оповещение, камеры записали происходящее, но информации там не много. Кто бы то ни был, скрылся сразу же, как напоролся на лазер...
   - Все записи ко мне, - приказал Дрейк и тут же повернулся к врачу, - в чем дело, Стивен?
   Доктор пригладил пальцами взъерошенную шевелюру и процедил:
   - За день до сегодняшнего вечера кто-то украл мой браслет. Плечевой чип был поврежден на Войне, на прошлой неделе, новый я еще не успел поставить в лаборатории. Поэтому я бы не смог услышать ни сигнал Халка, ни чей-то еще. Не думаю, что это была случайность...
   Начальник поджал губы и холодно кивнул.
   - Против нас сработала команда. Канн, собрать всю информацию - и мне на стол! Лагерфельд, срочно в лабораторию, Конрада туда же. Декстер, Аллертон, Одриард и остальные, усилить охрану домов. Ты, - кивнул он Дэллу, - получишь помощь для осмотра места взрыва. Соберите все данные о составе взрывчатки возле дома, ничего не упустите...
   Команды сыпались как из рога изобилия. Приказы получили все, кроме меня. Мужчины один за другим начали расходиться.
   - Бернарда, - наконец "око Саурона" обратилось в мою сторону, - телепортируй Стивена и Халка в здание Комиссии. Затем на сегодня свободна. Утром ко мне.
   Кивнув Начальнику, я встретилась взглядом с медовыми глазами Лагерфельда.
   Доктор, качнув рыжеватой шевелюрой, указал на кабинет.
  

*****

   Количество экранов поражало воображение.
   Особенно удивляли те, что разворачивались прямо в воздухе, выдавая кучу информации на непонятном языке. Буквы чередовались не только с цифрами, но и со странными символами, в которых никак не удавалось признать ни один из языков родной планеты.
   Глаза Дрейка скользили по ним с невероятной быстротой, напомнив мне магазинный сканер штрих-кодов. Клетка со Смешариками стояла в центре стола (металлический верх в данный момент был откинут в сторону), и ее планомерно по вертикали и горизонтали бороздили стерильно-белые лучи.
   Ну и утро.
   Выспаться удалось едва ли: стоило продрать глаза, как пришлось на всех парах нестись в Реактор. Вчерашняя ночь оставила после себя ворох разноплановых воспоминаний и кучу загадок. В лабораторию Халк попал уже с затянувшейся раной на шее, но жутковато выглядящим свежим шрамом, однако лицо коллеги порозовело: то была заслуга вовремя доставленного врача - и я даже немного гордилась собой. Конрад поправится, теперь я была в этом уверена. Не знаю каким образом, но Лагерфельд безо всяких инструментов умудрился вытащить его практически с того света (вот уж не думала, что с такими ранами можно выжить, хотя какой с меня медик...).
   Тишина в кабинете прерывалась редким пиканьем в те моменты, когда экраны меняли одни строки на другие, в остальное время было совершенно тихо. Дрейк умудрялся читать что-то не только с панелей, висящих перед ним, но и с листков бумаги, что держал в руках.
   Наконец, не отрывая взгляда от бумаг, он проговорил:
   - Результаты практики хорошие. При телепортации за последнюю неделю потерь нет.
   Лучи, слепящие пушистых существ вот уже несколько минут, будто повинуясь молчаливой команде, погасли.
   - Теперь ты можешь безбоязненно переносить людей. Их ДНК (рука Дрейка указала на Смешариков) на порядок сложнее человеческого, но многочисленные переносы не причинили вреда клеткам и не создали сбоев в их строении и работе.
   Я потопталась в облегчении, а потом задала вопрос, тяготивший меня со вчерашнего дня:
   - Дрейк, а почему Халк позвал первым делом меня, а не тебя?
   Меняя один лист на другой и продолжая читать (а еще говорят, многозадачности не существует!), Дрейк ответил:
   - Спецотряду дана команда в любых условиях выживать за счет друг друга. В какой-то момент я могу оказаться занят более сложными делами, и Конрад это знал. Он принял правильное решение первым позвать того, кто быстрее всего сможет доставить к нему доктора, воспользовался наличием новичка в команде. Ты же просто привыкла к тому, что можешь отвлекать меня в любое время, у других такой привилегии нет.
   Если честно, я так и не поняла, угадывалась ли в последних словах начальника ирония или нет, но для себя тут же решила в спорном случае выбрать наиболее понравившийся вариант. Нет, иронии не было. (По-крайней мере, для себя я решила именно так.) Ведь если посмотреть со стороны, я действительно довольно часто дергала Дрейка не по особо важным делам, и вообще... Судорожно сглотнув, решила про "вообще" пока не думать...
   Начальник выглядел усталым, вероятно, впервые за все то время, что я его знала. Наверное, всю ночь обсуждал, принимал важные решения, собирал данные, руководил.
   - Отдохни.
   - Что? - Дрейк на секунду застыл, прервав чтение бумаг.
   - Тебе тоже нужно иногда отдыхать, - мягко пояснила я. - Даже суперкомпьютерам следует время от времени остужать процессор.
   Он смотрел на меня долго, и то был взгляд подвисшей посреди выполнения программы, будто Глава Комиссии впервые услышал подобные слова, обращенные к нему, что вызвало в сознании деление на ноль (* - деление на ноль - неисполнимая ошибка в коде приложения, приводящая к зависанию всей системы. Здесь и далее прим. автора) Затем удивленно тряхнул головой, как будто подобный жест мог помочь избавиться от забившегося в шестеренки песка, и сменил тему.
   - Твое официальное вступление в должность можно считать состоявшимся. Будь готова к тому, что теперь любой из членов отряда может обратиться к тебе в любое время суток. Со вчерашнего дня твоя зарплата удвоена, ты получишь новые документы и привилегии. Тренировки по работе с материей будут продолжены, но не сегодня. На данный момент первый приоритет - найти тех, кто совершил покушения на Халка и других ребят; я ожидаю, что ты окажешь в этом максимальное содействие.
   - Конечно.
   "Он точно устал..."
   Почему-то в этот момент Дрейк напомнил мне машину, работающую на автомате: человеческая составляющая отключилась, вместо нее бразды правления взяла на себя холодная отточенная логика руководителя.
   - Что-то конкретное требуется от меня прямо сейчас? - уточнила я на всякий случай, втихаря поглядывая за спину начальника на клетку со Смешариками, которые, почему-то (показалось или нет?) сгрудившись в кучу, начали мелко дрожать, все как один, глядя на меня с непонятным выражением.
   - Нет. Можешь идти.
   Я занервничала.
   - А что будет с ними?
   Дрейк обернулся, посмотрел на стол с клеткой и пожал плечами.
   - Они больше не нужны. Эксперимент завершен.
   Теперь в глазах пушистиков читался откровенный ужас. Значит, они все-таки прекрасно понимали, о чем шла речь.
   - Можно я заберу их с собой?
   - С какой целью?
   - Я хотела бы продолжить оттачивание навыков...
   Чувствовалось, что Начальник начал раздражаться. Ему явно было не до размышлений о комках шерсти, сидящих взаперти.
   Еще секунда - и Дрейк (я почему-то чувствовала это) наверняка ответил бы "нет", но в этот момент пикнул один из экранов, выдав порцию новых непонятных символов. Внимание Начальника тут же переключилось на него.
   - Спасибо! - поблагодарила я, осторожно пробираясь к клетке. Дрейк, передернув плечами, наградил меня еще одним раздраженным взглядом, но сказать ничего не успел: схватив Смешариков, я моментально испарилась из кабинета.
   Пусть только попробует перенестись ко мне домой и сделать выговор.
   Мои! Никому не отдам!
  

*****

  
   Экраны, расположившиеся на стенах и в воздухе, продолжали вещать в цифровом формате и пять минут спустя, однако Дрейк, сидевший в кресле, больше не смотрел на них. Вместо этого он задумчиво водил по поверхности стола кончиком пластиковой ручки - туда, по невидимой дуге, обратно, по той же самой дуге. Полностью бессмысленное занятие, за которым и застал его вошедший в кабинет Джон Сиблинг.
   Положив на стол еще одну стопку бумаг, он деловито пояснил:
   - Вот сканы следов из дома Конрада. Не особенно много информации, должен признать. Вроде бы люди, но несколько странный фон, модифицированный...
   Дрейк, казалось, полностью пропустивший фразу мимо ушей, задумчиво спросил:
   - Джон, как ты думаешь, мне надо отдохнуть?
   Сиблинг перестал перебирать испещренные буквами листки, добытые в лаборатории, и посмотрел на начальника.
   - Что-то не припомню, чтобы слышал от тебя подобные фразы раньше, - он огляделся вокруг, - а где клетка? Ты сказал, ее нужно уничтожить.
   - Она забрала ее домой.
   - Кто?
   - Бернарда.
   - Как забрала... Забрала Фурий?
   Дрейк, прекратив водить ручкой по столу, прокрутился в кресле и сложил руки на поясе:
   - Она не знает, что они - Фурии. Она зовет их Смешариками.
   Джон Сиблинг какое-то время недоверчиво смотрел на сидящего в кресле мужчину, после чего покачал головой.
   - Тебе точно надо отдохнуть.
  

Глава 2.

  
  
   Старое полуразрушенное здание продувалось насквозь.
   Ветер гулял по щербатым камням, шуршал в разбитых оконных проемах, перебирая пыль, складывая ее в унылые серые узоры: другого занятия все равно не было. Разве что еще доставать сидящего в прохудившемся кресле мужчину. Кресло с местами рваной кожаной обивкой натужно поскрипывало, выдавая нервные движения большого тела.
   Мужчина злился и оттого покачивался.
   Впрочем, злился он столько лет подряд, что давно забыл, какие еще состояния могли присутствовать в человеческой душе - все вариации ограничивались либо яростью и гневом, либо скупой и застарелой, как старый шрам, тоской. Даже мягкие женские пальцы, перебирающие спутанные жесткие волосы, не могли унять вспыхнувшего раздражения.
   - Ирэна, оставь меня!
   Потрепанная жизнью, но все еще красивая женщина равнодушно пожала плечами и отошла в сторону. Даже она, привыкшая к постоянным вспышкам спутника, с неудовольствием признала, что подобный тон слышала крайне редко.
   Андэр дернул косматой головой и с рыком поднялся с насиженного, единственного теплого места в комнате и сжал огромные кулаки.
   - Как подобное могло получиться?! Один из них уже был бы мертв... Я еще понимаю шутки нашего придурочного подрывника: захотел проверить смекалку ныне действующего коллеги. Болван! Неуправляемый идиот! А вот Дикки - молодец: сумел отвлечь их параноидального хакера; если бы не новая база, мы бы вообще не узнали про эту сучку, которая спасла Конрада. Вот мерзость...
   Мужчина смачно сплюнул прямо на пол и грязно выругался.
   - Эта... эта... спасла сенсора, привела врача. Как, Ирэна!?
   - Бернарда, - раздался спокойный женский голос от окна. - Ее зовут Бернарда, и она новенькая в их команде.
   Щелкнуло колесико зажигалки. Залетевший в этот момент порыв ветра пригасил пламя. Ирэна потрясла зажигалкой в воздухе, после чего высекла искру еще раз и прикурила. Халат она так и не сняла. Зачем, если снова в лабораторию?
   Висевшее на стене потемневшее зеркало отразило все еще соблазнительный зад биохимика и генетика Ирэны Валий. Годы, проведенные на этом чертовом уровне, не добавили ее коже здоровья, но все же пощадили роскошную копну шоколадных волос, некогда так любимую Андэром. Точнее Андариэлем Вейеросом. А так же когда-то и Баалом... От этой мысли Ирэна поморщилась и тут же привычно заткнула ее в дальний угол сознания, как делала уже много раз до того. Память - как протекающая заплатка на водопроводной трубе - нет-нет да пропустит пару капель, от которых, кроме ржавчины, пользы никакой.
   Накрашенные темно-вишневой помадой губы скривились, выпуская струйку дыма.
   - Если бы мы знали, что Дрейк нашел телепортера, то спланировали бы все иначе. Но у нас была старая база данных, Андэр. Новая появилась только вчера вечером.
   Мужчина злобно вскинулся, отчего светлые спутанные пряди рассыпались по плечам веревками; белесые глаза его сверкнули в полутемном помещении. Ирэна никак не могла привыкнуть, что после многочисленных экспериментов прежний цвет к ним так и не вернулся.
   - Старая база данных! - заорал Андэр, сотрясая холодный воздух. - Мать твою! Я столько лет спал и видел, как вырежу их всех до единого... не сразу, по одному, мечтал и видел, как Дрейк будет скрипеть зубами от бессилия и злости. И я найду, поверь мне, найду способ отомстить ему. Нужно узнать все про эту новенькую! И если это правда, что она - телепортер, нужно убрать ее первой.
   Ирэна поморщилась от единственного звука, нарушающего тишину, - звука скрипящих зубов Вейероса; и стряхнула пепел прямо на подоконник.
  

*****

  
   Посасывания, причмокивания и шуршание.
   Причем, причмокиваний больше всего - странных непривычных звуков, напоминающих губы младенца, обхватившие материнский сосок.
   В данном случае соска не было, а были ягоды земляники, высыпанные прямо на паркет. И куча пушистых непонятного происхождения существ, впервые выпущенных из клетки. Именно они теперь жадно и торопливо смаковали мытые пузатые ягоды, оставляя на полу только зеленые шляпки и розовые влажные капли сока, в которых сами же вымазывались, перекатываясь с одного места на другое. Впрочем, за еду не дрались.
   - Значит, все-таки есть у них рты....
   - И ягод хотели для себя.
   - Проголодались...
   - Сколько же можно было сидеть взаперти? Кто угодно проголодался бы.
   - А я во рту зубов не вижу, только маленькие розовые язычки.
   - Я тоже не вижу.
   - А рук и ног, правда, нет...
   - Интересно, какие они на ощупь?
   То был мой диалог с Клэр, все же решившейся купить ягод и провести первый эксперимент. Сидя на полу у дивана (кошки были предварительно заперты в спальне), мы с интересом наблюдали за первой трапезой Смешариков.
   - Почти все съели...
   - Теперь, поди, нагадят где-нибудь?
   Клэр, являвшаяся по совместительству и домработницей, несмотря на романтическую нотку, оставалась до мозга костей прагматичной особой, и я прыснула в кулак.
   - Не хотелось бы...
   - Смеешься? А ведь их еще как-то обратно в клетку надо собирать.
   - Да уж, задача...
   Пока мы разглядывали глазастых пушистиков, они полностью расправились с ягодами и принялись глазеть на нас.
   Мы переглянулись. Тишина и замешательство продолжались какое-то время. Наконец, я прочистила горло и, повернувшись к комкам шерсти, неуверенно спросила:
   - Надеюсь, на какое-то время вы наелись. А спать где хотите?
   После моего вопроса Смешарики (разрази меня гром, если это было не так!) переглянулись. И через секунду в моей голове возникло изображение плетеной корзины с мягкой подушкой на дне.
   - Ты это видела?! - обернулась я к Клэр.
   - Корзина, - кивнула она удивленно. - Они хотят корзину.
   На какое-то время мы снова ошарашено притихли. Потом Клэр неуверенно высказалась:
   - Думаю, такую корзину можно найти в магазине. А подушку я могу сама сшить, это не...
   Не успела Клэр закончить фразу, как в этот момент в комнату, крадучись и озираясь по сторонам, вошла Ганька. Следом за ней из-за косяка показалась белая морда Михайло.
   - Все-таки выскреблась из-за двери, рыжая разбойница!
   Не успели мы сорваться с места, чтобы отловить Огонька и снова поместить за дверь, как кошка узрела Смешариков, выпущенных на свободу, и радостно направилась прямо к ним. Стоило ей оказаться на расстоянии метра, как Смешарики одновременно раскрыли беззубые рты и угрожающе зашипели. Ганька тут же встала на дыбы и попятилась боком, недобро сверкая зелеными глазами.
   - Так! Это что такое? - разозлилась я на всех действующих лиц. - Ну-ка, дуйте отсюда! (это было адресовано кошкам) А вы... (это уже Смешарикам) вы что?! Ганька и Миша - это семья! У вас есть мозги, у них... тоже есть, но не такие развитые...
   Виновато покосившись на вытянувшееся лицо Клэр, я пояснила:
   - ... ну, так Дрейк сказал. Что они умные, и у них какой-то сложный генотип. Поэтому учить будем Смешариков, а не кошек.
   После чего, повернувшись к пушистикам, нахмурила брови и, надеясь на то, что меня не только услышат и поймут, наставительно заявила:
   - Жить будем в мире! Иначе унесу вас всех и оставлю между мирами, понятно? Кошек надо защищать, а не драться с ними, поэтому чтобы никаких склок. И пока у вас нет корзины, будете жить в клетке. А-ну, марш обратно!
   Изобразив из себя статую Ленина с указующим перстом, я хмуро воззрилась на выводок меховых яиц с круглыми глазами.
   Прошло несколько секунд.
   Напуганную шипением Ганьку сжимали цепкие пальцы Клэр, Миша наблюдал за действом сидя у косяка, рационально решив не приближаться без крайней необходимости.
   Затем раздалось мягкое шерстяное шуршание. Один за другим Смешарики, с грустью косясь на зеленые шляпки от ягод, выстроились в цепочку и покатились в направлении клетки.
   Я вздохнула с облегчением.
  
   Ворочаясь тем же вечером в постели, я надеялась лишь на одно: дали бы выспаться. Днем закрутилась - прилечь не вышло, а теперь глаза слипались. Если опять вызовут на задание, делать буду не разлепляя век.
   Знакомо светил в комнату белесый лунный диск, свернулся на соседней подушке Миша. Клетка стояла рядом с кроватью. Шорох, после удачно прошедшего первого контакта со Смешариками, теперь не волновал и не раздражал. Я привычно укутала всех, кто пытался уснуть за прутьями, светящимся одеялом и вслух пожелала им доброй ночи.
   В ответ перед глазами появилась картинка кланяющихся глазастиков (и тебе, мол, того же). Я хмыкнула и улыбнулась. Затем, почему-то отложив желание поспать, повернулась на бок и с любопытством посмотрела на клетку.
   - Скажите, а у вас есть своя планета? Мир, откуда вы пришли?
   В голове возник образ телевизора с пробегающим по экрану шумом.
   - Что это? Это означает, что вы не помните?
   Тишина в ответ. И темнота в голове.
   - А что вы помните?.. Ну, где-то же вы родились?
   Накатила чья-то грусть - не моя, чужая. А потом перед глазами стали быстро меняться странные изображения: белые халаты, колбы, стол, укутанные масками склонившиеся лица врачей и яркий свет ламп...
   - Лаборатория? - воскликнула я в темноте спальни громче, чем следовало, отчего Михайло тут же поднял голову и сонно приоткрыл один глаз. Снизив тон, я спросила:
   - Вас сделали в лаборатории Реактора? Для чего?
   И снова телевизор с шумным экраном и чья-то грусть в воздухе.
   - Так, получается, у вас нет ни планеты, ни мира, ни дома?
   В воображении появился мой собственный особняк - кухня, гостиная, спальня... Будто с облетом камеры по плавной дуге. Красиво.
   - Дом? - осторожно спросила я, - мой дом - ваш дом?
   Грусть тут же неосязаемо сменилась радостью.
   Ясно. Мой дом - это единственное, что у них есть. Несложно предположить, что с ними стало бы, не забери я их себе. И пусть жилье теперь несколько напоминало зверинец, все же новых друзей я отдавать не собиралась. Выведенные, по всей вероятности, только для проведения экспериментов по телепортации, они никому больше не были нужны. А ведь поначалу я надеялась, что Дрейк их не создал, а принес откуда-то, куда собирался потом вернуть. Ан-нет.
   - Хорошо, дом... - проворчала я, соглашаясь. - Только как быть с Огоньком и Мишей? Я что-то переживаю...
   В голове с готовностью всплыло новое изображение: спящие на диване кошки в окружении Смешариков, спящих там же. Идиллия, не иначе.
   - И вы всерьез думаете, что это возможно? Или они вас сожрут, или вы их...
   Качающие в воображении головой Смешарики, похожие на смайлики. Мол, нет, все будет хорошо.
   Я зевнула и закрыла глаза, пробормотав "посмотрим".
   Прежде чем заснуть, успела еще раз увидеть корзину с подушкой на дне.
   - Я помню-помню... - ответила то ли вслух, то ли мысленно, после чего соскользнула в сон.
  
   Проснулась в четыре утра.
   Снился дом. Мой дом, тот, прежний... Какое-то время я прислушивалась к тишине в спальне, борясь со странным желанием доделать что-то. Потом поднялась с постели и долго смотрела в окно на заснеженную улицу, притихшую под светом фонарей.
   Почему не спится? Отчего необъяснимая тоска на душе? Через минуту, повинуясь непонятному порыву, включила настольную лампу, подошла к шкафу и нашла старую одежду. Натянула ее на себя - большую и разношенную, словно картофельный мешок,- вернулась к кровати, погладила кота, поцеловала его белую макушку и выключила лампу.
   - Скоро увидимся.
   Нашла старые ботинки, зажала в руке.
   Пора "дожить" то самое затянувшееся воскресенье. Дожить тот день до конца, чтобы он, напоминающий "день Сурка", уже, наконец, закончился.
   И прыгнула домой.
  
   Дальше шло на автопилоте.
   Сознание забилось в маленький бронированный отсек, чтобы не реагировать на окружающий абстракционизм, и вместо Бернарды появилась привычная прежняя Дина - уже не настоящий человек, а надувная кукла. Так... для отвода глаз. И эта кукла о чем-то говорила с мамой, ходила в магазин, убиралась в комнате, помогла вытрясти во дворе ковры...
   - Толь, а в прошлой серии этот мужик начал чинить заговор Грызлову, помнишь?
   Мама с интересом смотрела вечерний сериал, забравшись на диван с ногами. Отчим в соседнем кресле читал газету, изредка поглядывая на экран, где разворачивалась некая криминальная драма. Действие проходило под Москвой: хорошие дома, джипы, бритые бандюки, ласковоголосые злодеи, одетые под депутатов...
   Господи, какой бред!... Казалось бы, криминалы есть и в Нордейле. Их, судя по всему, множество на Уровнях, тогда отчего же такой поразительный контраст? На экран смотреть было тошно, и я смотрела на старую стенку-гарнитур, с приклеенными круглыми ручками на дверках (в прошлом они много раз отрывались). Находиться "здесь" стало сложно. Хуже всего, что я не могла понять, почему так происходит.
   Идя в магазин, я всматривалась в лица прохожих, в выражения глаз, на одежду - все будто в первый раз. В супермаркете - яблоки с проплешинами, лежалые мандарины, написанные от руки ценники; на улице - описаные многочисленными собаками ножки лавочек и урны, заиндевевший асфальт, жухлые листья и вечная газовая дымка, молча и ядовито плывущая над городом.
   Родина...
   Герои на экране заливались матерками и исходили угрозами, тыкали друг в друга дулами пистолетов и сотрясали кулаками. Как дешево и глупо. Почему-то подумалось, что будь здесь Дрейк, он бы не стал говорить - уложил бы всех разом потоком супер-энергии...
   Я потерла лицо. Господи, я, наверное, схожу с ума. Раньше это место было домом, а теперь отторгалось вместе с укладом, людьми и даже родственниками. Грустно? Чуть-чуть. Не настолько, как могло быть. Прежняя Дина валялась бы в рыданиях, скажи ей, что однажды все изменится вот так; а новая смотрела на все с легким налетом грусти и раздражения, как на старые марочные наборы, на коллекционирование которых ушло столько лет. Пустая трата времени? А когда-то было интересно... Наверное, так же чувствует себя человек, уехавший из деревни работать в Столицу - новые места, знакомые, привычки. Новая речь, новое лицо - и запертое в дальний шкаф провинциальное прошлое. А иногда ведь надо приезжать, надо навещать. И смотрит тот человек на свою детскую комнату, смотрит на постаревшие знакомые лица родни, живущей привычной жизнью, и понимает, что два раза в одну и ту же реку не войти. Но, может, оно и к лучшему.
   - Дочь, ты какая-то уставшая...
   - Ага, мам, и не говори.
   Она была все той же. Это было и хорошо, и плохо. На ум неизменно приходили кадры из фильма "Искусственный разум", где мальчик- киборг мечтал вернуться в один-единственный день своей жизни, чтобы прожить его с мамой. Даже если это всего лишь иллюзия, даже если это все уже больше не настоящее. Но хоть так.
   Неприятное сравнение, но очень точное. Никто не заметил никаких изменений. Никто вообще ничего не заметил, потому что не мог. Потому что в этом мире ни один человек не поверил бы, что время может стоять, что разум может видоизменять вещи, что возможно однажды прыгнуть в воображаемую чашу фонтана. Захлестнула ностальгия и горечь.
   Захотелось вернуться туда, где меня понимали. Где думали так же, как я, где жили по-другому, где могли чему-то научить. Но еще не время. Я хотела дожить этот день до конца, и я его доживу.
   - Пойду спать, мам.
   - Ладно. Тебе же завтра на работу? Разбудить тебя?
   (Работа? Ах, да! Работа... Это не тот самый чип в плече, а бюро переводов...)
   Застыв лишь на мгновенье, я кивнула:
   - Разбуди.
  

*****

  
   Мне точно всегда нравилась эта узкая и жесткая кровать?
  

*****

  
   Они смотрели на меня как на чужую.
   А я улыбалась.
   Оказывается, лица коллег почти забылись, выцвели и вытерлись, равно как и половина английских слов за ненадобностью. И на тот сертификат о чьем-то замужестве, который требовалось перевести, я все равно не смотрела. Качалась на стуле, праздно глазела на ставший непривычным офис, игнорируя удивленный взгляд Валентины Олеговны.
   Как пыльно, тускло и занудно. И какая-то безнадега в воздухе. Вечное стучание пальцев по клавишам, отбывание безрадостных рабочих часов "от" и "до", чтобы попытаться найти утешение в сумерках вечера, а утром начать все по кругу: подъем, умывание, завтрак, автобус, офис и снова вечер.
   Татьяна старательно прятала нездоровый интерес к моей изменившийся внешности, но в какой-то момент не удержалась.
   - Диночка... - елейно начала она.
   - Бернарда, - холодно поправила я.
   Таня на мгновение замерла, получив по носу невидимый щелбан. Но любопытство взяло верх, вопрос все-таки прозвучал.
   - ...Ты каких пиявок наглоталась, чтобы за выходные так похудеть?
   - Хороших. Заморских. - спокойно ответила я, составляя один- единственный документ, над которым было желание работать. - Только вот от злости они не избавляют, а посему тебе не помогут.
   Она осела, отступилась, даже не решилась пойти в дальнейший бой. Просто дала задний ход, как мелкая гиена, чувствующая близкое присутствие по-настоящему сильного хищника, тягаться с которым себе дороже. Забилась за свой стол, утихла, не разозлившись, а больше растерявшись.
   Я же допечатала документ, вывела его на принтер и положила еще теплый лист на стол администраторше.
   - Заявление об уходе? - оторопело прочитала та. - Ты это серьезно?
   Офис ошеломленно притих.
   Я снова улыбнулась.
   Все. Это все больше не мое. Не вернусь сюда, даже если в жизни не останется ровным счетом ничего. Хватит с меня пыльной скуки. Да и дело было не столько в пыли, сколько в осознании того, что я изменилась. Видимо, насовсем.
  
   Ближайший пункт обмена находился неподалеку, за углом. Кутаясь в старый необъятный пуховик, я пересекла улицу. Чадили автобусы, крутились у киоска, покупая сигареты, подростки, кряхтела от непосильно тяжелой сумки пытающаяся вскарабкаться на тротуар бабка. Я ловко плыла в общем потоке людей. Болтали о своем симпатичные студентки, говорили по телефону в показушно дорогих авто "бизнесмены". Чванливо так, с затаенным выражением брезгливости и превосходства на лицах.
   Мне было не до них.
   Скрипнула тяжелая металлическая дверь - дохнуло спертым теплом.
   Вытащив из кармана деньги, я обратилась к кассирше:
   - Мне сто евро и сто долларов, пожалуйста.
   Искаженный в динамике женский голос назвал нужную сумму в рублях, которую я положила в лязгнувший царапанный лоток.
  
   Денег при увольнении выдали немного, но достаточно для осуществления пришедших в голову идей. Сложив валюту во внутренний карман, я вынырнула на стылую улицу. Так, что дальше? Покрутила головой, осмотрела промозглый проспект - газетный киоск нашелся у магазина. Продавщица внутри читала "Мою семью". При стуке в окошко щелкнула замком, неохотно впуская в маленькую утепленную будку холодный воздух, посмотрела поверх очков.
   Я успела подумать, что в детстве тоже мечтала быть продавщицей в газетном киоске: свой маленький мирок, отдельный островок, состоящий из мелочей, своя империя карандашей, календарей, маленьких китайских игрушек и лет тридцать назад вышедших из моды тройных одеколонов; и я - королева, царь горы, сидящая посреди "богачества". Мда-а-а. Дети просты в своих желаниях.
   - Мне, пожалуйста... - на секунду задумалась о количестве, затем кивнула сама себе, - ...пять билетов "Русского Лото".
   Этого достаточно. Если бы один, то подозрительно, а пять - это все-таки шанс. Принесу больше - будет выглядеть перебором.
   Женщина протянула в окошко пять ярких бумажных полосок - билеты на розыгрыш в следующее воскресенье.
   - Спасибо.
   Я расплатилась. Окошко захлопнулось.
   Раньше бабушка покупала себе по билетику каждую неделю. Были деньги - покупала по два, по три. Выигрывала редко, почти никогда - на моей памяти какие-то мизерные суммы по двести-триста рублей,- но верить в чудо, как и многие, продолжала исправно. Потом цены поднялись, а пенсия нет - билетики перестали быть постоянным атрибутом к воскресному завтраку, и, тяжело вздыхая, Таисия Захаровна отказалась от надежды на манну небесную.
   Я заговорщически улыбнулась.
   А вот как бы позвонить?
   Телефон, испарившийся когда-то между мирами вместе с сумочкой, новым так и не заменился. Не позволяли финансы. Не позволяли они и теперь; пересчет наличности удовлетворения не принес: осталась тысячная и пятисотенные бумажки и несколько сотенных купюр с копейками.
   Я снова огляделась вокруг.
   Телефоны-автоматы изжили себя во время девяностых. Нет, тогда они еще имели место быть, но с приходом доступной сотовой связи резко сократили свое количество на улицах. А те, что еще отваживались стоять, красовались отсутствием трубок или были хорошо замаскированы.
   Пока я раздумывала над проблемой, решение подоспело само собой в виде мужчины, разговаривающего по мобильнику. Хищно сверкнув глазами, я терпеливо дождалась, пока он купит в том же киоске журнал "За рулем", после чего, не дав отойти, протянула ему сторублевую купюру.
   - Простите, можно мне сделать один звонок с вашего телефона? Свой я забыла дома.
   Тот сначала недоверчиво покосился на мое лицо, потом на деньги, затем покачал головой, отказываясь от оплаты, но телефон, после секундного размышления, все-таки протянул.
   Я радостно поблагодарила и, не глядя на мужчину, принялась набирать нужный номер. Выждала привычные пять гудков, после чего услышала голос Таисии Захаровны:
   - Алло, я слушаю.
   Притворившись самым беззаботным и радостным созданием на планете, я проговорила:
   - Бабуль, это я! Хочу зайти через полчасика. Вот звоню предупредить, чтобы ты ставила тесто на пончики, сделаешь?
   Восторженное кудахтанье было мне ответом.
   Еще раз поблагодарив незнакомца за доброту, я отдала мобильник, потуже затянула шарф и зашагала вдоль магазинов по улице. Пока пройдусь, бабушка как раз успеет начать жарить, и не будет сетовать на то, что встретила внучку пустым столом и отсутствием угощения.
   "Эх, Клэр... знала бы ты, сколько масла она наливает в сковороду!"
   Я усмехнулась.
   Идти полчаса. Но на душе было хорошо, а в таком настроении любая прогулка не в тягость.
  

*****

  
   - Целых пять билетов, Диночка! Ты чего? Это ж так дорого!
   - Мне зарплату дали, бабуль (последнюю). И выходной.
   Грохот кастрюль, шкворчание кипящего масла на сковороде и изумительный аромат сахарного теста.
   - В воскресенье не забудь посмотреть розыгрыш.
   - Не забуду, не забуду. Только как же я... если бы за одним последить или, на худой конец, за двумя. А в пяти-то я не успею числа проверить...
   На то и был расчет.
   Из прежнего опыта я знала, что бабушка для подобной задачи соседку привлекать не станет: к лотерее она относилась, как к нижнему белью - свое должно оставаться своим, незачем малознакомых людей посвящать в приватную жизнь. А потому попросит именно меня проверить пару билетов через интернет - никому другому не доверит, так уже было раньше. А вот когда я буду их проверять и выяснится, что...
   - Диночка, ты ведь мне поможешь? Посмотришь, какие я не услежу, через монитор?
   Я довольно крякнула.
   Монитором она называла компьютер. Ей казалось, что именно в том громоздком ящике, что ставится на стол, и заключена магическая вычислительная сила. А в том, что такое системный блок, бабуля разбиралась едва ли. Я не стала ее поправлять.
   - Конечно, посмотрю.
   Мою худобу она не заметила.
   Некоторое время я терзалась мыслью: повезло или помогли приложенные усилия?
   В конце концов я потратила почти тридцать минут, которые у меня были, изменяя собственные убеждения: "Я всегда была такой, как сейчас. Всегда. Стройной, красивой. Я никогда не худела... никогда не была коровой, этого всего никогда не было. Не было...".
   И что-то менялось вокруг. Шли круги по невидимой воде, что-то кликало, перестраивалось, работало. Прав был Дрейк: для того, чтобы изменить реальность, нужно изменить себя, а точнее собственное представление о самом себе. Принудительно вмешиваться в сознание бабушки, как однажды было проделано с мамой, не хотелось. Точнее, такой метод был поперек горла. Пришлось попробовать иной.
   Он, вроде бы, сработал. Немного странно и с натяжкой (потому что бабушка иногда косилась в мою сторону, щурясь через очки, удивленная), но сработал. Она ни о чем не спросила, а я не стала вдаваться в ненужные объяснения.
   Нам было хорошо: она радовалась мне - я радовалась ей. А тут еще билеты - один из самых любимых подарков, скрашивающих будни пенсионеров.
   Зубы вонзались в сочную сладкую мякоть пончиков с неземным наслаждением. Масло было на губах и подбородке, сахарная пудра на носу и джинсах, а на душе - рай. Скоро бабушка станет немного богаче... Нужно только дождаться воскресенья.
   Четвертый пончик был умят, когда раздался вопрос:
   - Дин, а помнишь тот крем, что ты мне купила в аптеке?..
   (В голове тут же включился вспоминательный процесс: Нордейл - аптека - крем для рук)
   - ...Так вот он оказался очень хорошим. У меня не только пятна исчезли, но и смотри, кожа стала не дряблой, а прямо... - показывая мне запястье, бабушка удивленно провела пальцем по тому месту, где еще недавно была экзема, - ... как у молодой стала. Я Клавдии Васильевне с четвертого этажа показала тюбик, она снесла его в аптеку, хотела себе такой купить, а там говорят, нету такого, как так? Ты же вот только недавно брала.
   - Я взяла последний, - спокойно ответила, протирая губы салфеткой. - Может, попозже завезут еще.
   - Надо же, - бабушка убрала сковороду с маслом на соседнюю плиту, - как нам повезло...
  

*****

  
   - Люди, которые оставили следы у Халка в особняке, ушли в портал, но после этого не появились ни на одном из доступных моему зрению уровней. Я не могу их засечь, как в воду канули.
   Аарон Канн разложил в кабинете на столе карты и покачал головой, глядя на Мака Аллертона. Постучал по обведенному красным месту.
   - Или в воду, или на Уровень "F". Так, Дрейк?
   Начальник кивнул.
   Канн был прав: это был единственный уровень, который создали для отбросов - тех, кто не хотел или не мог жить в ладах с законом. Комиссия соблюдала пакт о невмешательстве в дела живущих на нем людей, если, конечно, существование, которое они там влачили, можно было назвать жизнью. Само по себе развитие криминалов при полнейшем беззаконии было интересной областью для наблюдения. Даже такое невозможное, как выживание в полнейшем хаосе, становилось возможным тогда, когда над головой висела близкая кара за совершенные преступления. Не желавшие платить по счетам Комиссии имели шанс укрыться - о, да! Комиссия давала и такой шанс, но укрыться без права на возврат к нормальной жизни в других местах. Только в гнилой дыре, в которую много лет назад превратился Уровень "F".
   - Кто-то нашел способ использовать порталы для возврата. - Дрейк прищурил серо-голубые глаза. - Мы не будем нарушать правила, установленные нами же, но это не значит, что мы позволим наслаждаться жизнью тем, кто дважды нарушил закон, выбравшись на поверхность. Поставить наблюдение на всех точках...
   Продолжая говорить, он чувствовал ее. Каждым волосом на затылке, каждой клеткой, начинающей звенеть.
   Бернарду.
   Она стояла за дверью кабинета вот уже какое-то время, не решаясь постучать и тем самым нарушить ход дискуссии. Его тактичная Богиня.
   Все то время, пока Дрейк отдавал указания, его невидимые уши-локаторы были повернуты к двери, а все сенсоры ощущений были направлены на улавливание волн, исходивших из-за стены. Она пришла с каким-то вопросом, но настроилась ждать. А еще слушать. Маленькая хитрюга.
   - Подождите меня, я сейчас вернусь, - с этими словами Начальник направился к двери.
  
   Она стояла, привалившись к стене, немного растрепанная долгим хождением где-то, но оттого не менее красивая.
   Дрейк прикрыл за собой дверь и незаметно принюхался. Ноздри его затрепетали, улавливая то, что обычный человек никогда бы не смог уловить.
   - Ты пахнешь другим миром.
   Она улыбнулась - не застенчиво, как обычно, а по-другому, по-взрослому - устало и немного иронично:
   - Другим миром, это не другим мужчиной, правда?
   Он не ответил. Вообще не дал этой фразе проникнуть внутрь, дабы избежать волны уже придвинувшихся ближе эмоций.
   - Ты о чем-то хотела спросить.
   - Да. Могу я получить часть своей зарплаты в валюте моего мира?
   - Можешь. Отнеси в лабораторию образцы.
   - Уже иду, спасибо.
   И она покинула его. Легко и изящно, не замечая того, как покачиваются в такт со стройными бедрами длинные локоны, оставляя на ковре пыль незнакомой планеты и сладкий шлейф недосказанности, напоминающей о том, что все еще впереди.
  

*****

  
   Идя к лаборатории, я размышляла над тем, что услышала у кабинета.
   Уровень "F" - что это такое? Оказывается, есть какой-то рассадник для отбросов, откуда путь заказан? И почему "F" - Fucking Forbidden Floor? ("Гребаный закрытый этаж" - здесь и далее прим. автора)
   Не самый лучший перевод, но другого в голову не приходило.
  

Глава 3.

  
   Дошивая цветастую наволочку для подушки, которой предстояло лечь на дно корзины для пушистиков, Клэр с притворным недовольством ворчала в кресле напротив телевизора.
   - ...Вот если бы меня предупредили, что сегодня будет столько гостей, я бы напекла не овсяного печенья - жесткого и диетического, как привыкла делать для тебя, а приготовила бы малиновые пудинги. А так скормила всю ягоду Смешарикам, на десерт не осталось, и этой Шерин пришлось грызть твое сухое...
   Я расслаблено сидела на диване, поглядывая в телевизор. Хотелось отдохнуть: день и вправду выдался долгим и насыщенным. А ведь еще и восьми нет. Дикторша на экране бубнила о том, что в городе резко возрос уровень правонарушений и никто не может дать прогнозов, когда же эта волна спадет.
   - Если бы я знала, что придет Шерин, то обязательно бы предупредила тебя. А ведь она даже не позвонила, просто пришла с огромной подарочной корзиной...
   Девушка Халка Конрада действительно нагрянула без приглашения, принеся в качестве благодарности подарочный набор доверху набитый шоколадом, душистыми сырами и какими-то редкими коллекционными винами, которые нам непьющим - мне и Клэр - скорее всего, удастся сохранить до второго пришествия.
   - Так-то она хорошая девочка. И тебя к ним в дом пригласила, и вообще, как будто подружиться хотела. И мне кажется не из-за того, что ты ее мужчину спасла, а так, по личной симпатии.
   Я вяло кивала, слушая повариху. В руках той неустанно мелькала иголка - вверх-вниз, стежок, прокол, шуршание нитки за иглой...
   - А вот зачем пришел второй гость - доктор этот? Нет, я ничего не говорю - очень симпатичный мужчина, но тоже без звонка, и непонятно, чего хотел...
   Это точно. Лагерфельд пожаловал в мой дом впервые. Тоже без звонка и приглашения (сговорились они что ли?), тоже с коробкой конфет, но хотя бы без вин. Посидел, попил чаю (покрасневшая до корней волос Клэр не решилась ставить перед гостем все то же овсяное печенье), поговорил считай что ни о чем и, смущаясь, довольно быстро ушел. Вспоминая об этом, я до сих пор чувствовала, как горят щеки. Странный то был визит, непонятный... Пришел знакомиться с коллегой при свете дня и в одежде?
   От этих мыслей хотелось глупо хихикать.
  
   Еще один звонок в дверь раздался уже около десяти вечера. Сунув босые ноги в тапки, я пошла открывать. Спустившись вниз, прежде чем протянуть руку к замку, выглянула в окно: на подъездной дорожке стояла серебристая машина Начальника.
   По телу тут же прошло нервное возбуждение.
   На его волосах блестели снежинки, серебристая форма уступила место элегантному зимнему пальто и шарфу, лишь суровое привычное выражение лица осталось прежним. Дрейк вообще не баловал кого-либо разнообразием проявляемых эмоций, лишь в глубине глаз и в невидимом поле угадывались оттенки и тона - сложные составляющие его настроения.
   Без какого-либо приветствия он протянул мне пахнущие новизной хрустящие купюры, после чего сказал:
   - Будь осторожна с этим. Да, серийные номера разные, но, так или иначе, они не числятся в банках твоего мира. Если поймают, проблем не избежать. В следующий раз лучше найти иной способ добычи денег. Легальный.
   Переминаясь с ноги на ногу, я кивнула и взяла протянутые евро и доллары, не зная, то ли пригласить начальника внутрь, то ли постараться сберечь нервы Клэр, которая снова примется тихонько шипеть на меня из-за отсутствия предупреждения о гостях.
   - Спасибо. Может быть...
   - Овсяное печенье? Нет, спасибо, - в глазах Дрейка мелькнули смешинки. - Я должен идти. Завтра с утра жду в спортзале.
   Оторопело кивнула я уже его спине. Как он узнал про печенье?
   Хлопнула водительская дверца. Заурчал мотор.
   Отодвинув ногой высунувшую на улицу розовый нос Ганьку, я закрыла входную дверь и какое-то время просто стояла возле нее, не в силах разобраться, о чем, собственно, пытаюсь думать.
  
   Часть ночи прошла в размышлениях о том, что деньги есть, но их нет.
   Бабушка... Совсем не хотелось, чтобы у старенькой Таисии Захаровны на руках были "грязные" деньги. Придется придумать, как снизить риск и сделать так, чтобы бабушке было не о чем беспокоиться. А еще придется придумать, как проводить достаточно времени в своем мире, чтобы наконец настало воскресенье - день розыгрыша ее билетов.
   Раньше казалось, подумаешь, два мира! По-разному идущее время? Ерунда! А теперь становилось все тяжелее. Я чувствовала себя словно пытающийся удержаться на двух разъезжающихся в разные стороны плитах акробат. Вот-вот почва вывернется из-под ног - и придется лететь куда-то вниз.
   Кутаясь в одеяло, вздыхала. Когда-то тот факт, что время в моем мире стоит, радовал (родственники не стареют, им ничего не грозит), теперь же это перестало вызывать положительные эмоции. Все заметнее становился разрыв между "там" и "здесь".
   Черт... Что же делать?
   Безмолвно покоились на тумбочке деньги - евро, доллары, рубли - на любой вкус. Настоящие и нет. Так же безмолвно взирал на стоящую у кровати корзину Михайло. Я погладила его белую голову и прошептала:
   - Да, дались они тебе? Чего не спишь? Они обещали, что будут хорошо себя вести.
   Коту мои слова не помогали: его зеленые глаза неотрывно следили за мирно шебаршащимися на мягкой подушке Смешариками. Те получили вожделенную корзину в одиннадцать вечера, когда Клэр закончила с цветастой наволочкой. Клетку открывали с осторожностью - вдруг какие инциденты? Но нет, все прошло тихо и мирно. Выбравшись из заточения, меховой отряд дружно прокатился по ковру, а подъехав к плетеному бортику, принялся запрыгивать(!) - один глазастик за другим - на мягкую подушку.
   Мы стояли, разинув рты. Никто не ожидал, что Смешарики обладают умением прыгать (да, похоже, что и высоко прыгать...) И, как только все особи переместились в корзину, в моей голове возникло изображение собственной спальни.
   Я возмущенно уперла руки в бока:
   - Что? Еще и я вас туда неси? А нельзя было сначала унести туда пустую корзину, а потом уже и вы бы в нее забрались?
   Смешарики, все как один, восторженно смотрели на меня золотистыми глазами. Клэр засмеялась.
   - А ведь им нравится моя корзина!
   - Еще бы... Им вообще все нравится, не заметила? И ягоды, и корзина, и подушка... Быстро как прижились! - покачав головой, я взялась за плетеную ручку и со знаменитым Гагаринским "поехали" понесла меховую орду в спальню.
  

*****

  
   Оказалось, что работа с материей - это самое сложное из всего, чем мне доводилось заниматься в жизни, и я мысленно негодовала так, как это делал бы детсадовец, которому на день рождения подарили учебник по Геометрии. То есть со вкусом, толком и расстановкой, а главное, постоянно.
   Дрейк в ответ только щурил глаза и наседал еще жестче.
   Если раньше мне казалось, что Начальник по какой-то причине начал меня игнорировать, то теперь я молилась, чтобы те золотые времена вернулись.
   Нет, я его не разлюбила. Я наслаждалась обществом Дрейка, как и в прежние дни: млела от близости, ловила взгляды, вбирала запахи, постоянно сдерживала желание коснуться, когда тот был на расстоянии вытянутой руки (зря я столько времени потратила на изменение внутренних установок?). Невероятно хотелось проверить, что все-таки произойдет...
   Но все эти мысли с реактивной скоростью вылетали из головы, стоило только услышать из его уст очередное задание.
   Поменяй цвет стеклянного кубика на столе!
   Что?
   (Дрожь в коленях...)
   Как?!
   Ему было плевать как. Перепредставь! Сделай так, чтобы замененный мысленный образ обратился реальностью. А стеклянный кубик - не дурнее паровоза - меняться совершенно не спешил. Я корежила голову и скрипела зубами, мысленно сквернословила и потела. На то, чтобы добиться хоть каких-то результатов в первом задании, у меня ушло три дня - в какой-то момент кубик чуть посинел. Дрейк был доволен. "Да, это тебе не привычная телепортация,"- усмехнулся он и тут же поставил передо мной новый ребус.
   Измени форму пластикового теннисного шарика. Снова перепредставь? Я отчаянно пыжилась, пытаясь родить этот каменный цветок до тех пор, пока, однажды не разозлившись, просто не топнула по нему ногой. Шарик сплющился.
   Дрейк зло сжал губы.
   Начали все сначала...
   Нагрей воду в стакане (да что я нагреватель, что ли?) Хоть палец туда суй, чтобы температура поднялась. Ах, нет? Палец нельзя? Мысленно? Вот черт...
   Домой я возвращалась пошатывающаяся и с плывущей головой. Сознание из-за постоянных попыток перепредставления грозилось уйти в коллапс. Это ему - Дрейку - все давалось просто! Захотел, чтобы кубик из прозрачного стал красным - он тут же и стал. А я хоть пукни с натуги - все одно, не работает!
   Дома тоже был бардак.
   А все потому, что у Смешариков выявились новые способности - превращаться.
   Только этого еще не хватало.
   Первой это заметила Клэр, когда попыталась взять лежащую рядом поварешку, а та, обернувшись меховым глазастым сгустком, со смехом скатилась со стола. Да-да! Оказалось, они еще и смеялись, шутники пушистые. Точно говорят: как лодку назовешь, так она и поплывет. Напугали кухарку едва ли не до инфаркта, отчего та целый вечер накачивалась успокоительным, рассказывая мне свои эмоции по пятому кругу в деталях.
   Я, помнится, верить поначалу не особенно спешила.
   Но до подтверждения правдивости ее слов ждать пришлось недолго. Как-то утром у меня на тумбе появился букет алых цветов, стоящий сам по себе, без вазы; а стоило мне продрать глаза и с удивлением потянуться к нему - как цветы тут же приняли форму глазастиков и стремительно раскатились по всем углам, дабы не схлопотать по пушистым попам от недоброй (в предвкушении нового рабочего дня с материей) меня.
   Впрочем, в корзину у кровати на ночь они собирались исправно и делали вид, что ничего особенного за день не произошло. Ну, подумаешь, повисели на стенах дополнительными картинами или встали на полке дополнительными книжками? С кошками ведь не подрались и ничего не испортили.
   Сначала мы с Клэр пугались, бывало, даже злились. Но потом привыкли и потихоньку начали посмеиваться.
   Все-таки способности пушистых существ оказались сногсшибательными.
   Вот уж кто в совершенстве владел работой с материей... Мне оставалось только позавидовать. Как из меха, плоти и крови (если, конечно, она там была) обращаться в железо или пластмассу? И ведь на ощупь каждая "подделка" выглядела очень даже близкой к оригиналу.
   Пришлось выработать новое правило: если видишь что-то, чего пять минут не стояло, не лежало, не висело (и вообще здесь не находилось), то не трогай: это Смешарик.
   Балаган, да и только.
   Но этот балаган, как ни странно, помогал моему разуму лучше принять убеждение о том, что все возможно. А это, в свою очередь, помогало достичь больших результатов на уроках с Дрейком. Воспоминания о проделках домашних питомцев подстегивали мой быстро угасающий в случае неудач энтузиазм, подталкивая к новым пробам и попыткам.
   Мысль о том, чтобы избавиться от Смешариков, мне в голову не приходила. И тому было несколько причин. Во-первых, кошек они, как и обещали, не трогали. Иногда даже пытались вместе играть, а если в дело вступали Ганькины когти, то быстро оборачивались чем-нибудь мокрым, шипящим или колючим - кошачий интерес к таким предметам моментально таял. Во-вторых, избавиться от глазастиков можно было только одним способом - вернуть в реакторную лабораторию, где их ждала бы смерть. А в-третьих, мне было любопытно и забавно иметь таких существ дома: вреда они не чинили (шутки не в счет), жить не мешали, по вечерам мило собирались в корзине и пытались вести диалоги в картинках. В общем, мы прикипели друг к другу.
   Гости, приходившие в дом, ровным счетом ничего не замечали. Да и кто обратит внимание на новый ряд кактусов на подоконнике, кучу свечей по всей комнате или ворох разноцветных тапок у входа в коридоре? Подумаешь, причуды у хозяйки... Ведь никто не знал, были они там до этого или нет.
   Одно я со временем подметила совершенно точно: посторонним Смешарики показываться не спешили и при чужих ничем себя не выдавали. Никогда. Из-за такого поведения и я осторожничала с рассказами о них. Даже Дрейку.
   Несколько раз тот спрашивал о том, как поживают новые питомцы, и я осторожно уходила от детальных ответов, ограничиваясь улыбками и неизменными словами "хорошо, спасибо". Дрейк щурился, думал о чем-то, но вслух ничего не говорил.
   Я списывала это на то, что помимо работы со мной, Начальник оставался постоянно занят чем-то иным, что не позволяло ему надолго сосредотачиваться на теме Смешариков. Но это было к лучшему.
   Пока я корпела над изменением физических форм с помощью мысли, мои коллеги тоже подвергались безжалостным физическим нагрузкам: иногда мы сталкивались в коридорах, где они, взмыленные и пышущие тостестероном, одевшись после душа, расходились по домам. Несколько раз, следуя по коридорам за Дрейком, я видела их стрельбище - тир, размером со стадион, в котором вместо привычных статичных мишеней использовались движущиеся тени - псевдо-фантомы, как объяснил Начальник. В этом помещении постоянно менялось освещение и перестраивалось пространство с учетом того, чтобы декорации никогда не повторялись и у ребят не было возможности действовать по памяти. Так же, по словам Дрейка, ранения, полученные в этом месте, были вполне настоящими, поэтому двигаться и защищаться нужно было так же активно, как это пришлось бы делать в реальной жизни.
   Мда-а-а. Жестоко. А я еще сетовала на трудность своих уроков. Хотя, когда дело доходило до физических нагрузок в спортзале, я тут же забывала чужие проблемы, выматываясь до седьмого пота.
   Времени на посещение своего мира выдавалось мало. Я старалась бывать там, один раз даже ночевала в старой спальне, но по большей части приходилось упорно трудиться в Нордейле.
   В один из вечеров, не справившись с заданием во время урока, я взяла трудовой материал домой - им оказался пластмассовый кубик, которому следовало придать треугольную форму. Материя, как и раньше, почти не давалась мне, выматывая силы и нервы без какой-либо отдачи взамен. Редкие результаты казались мне больше совпадением, нежели влиянием силы воображения на реальный предмет.
   Уставшая и измотанная, дома, в гостиной второго этажа, я выложила пресловутый кубик на стол, и, радуясь тому, что Клэр куда-то уехала на Нове (машина уже какое-то время пребывала в нашем общем пользовании), я села на диван, закрыла глаза и принялась представлять, что когда открою их, на столе вместо куба будет стоять треугольник.
   Что ж... Результат превзошел все ожидания.
   Когда я открыла глаза, на столе стоял один пластмассовый кубик и штук двадцать пластмассовых треугольников. Я всплеснула руками:
   - Я, конечно, понимаю ваше желание мне помочь, но таким методом мне Дрейка не обмануть. Кыш!
   Все "бывшие" треугольники тут же скатились со стола, расстроено поглядывая на меня золотистыми глазами.
   - Ну и зоопарк...
   Я разочарованно покосилась на оставшийся стоять на столе кубик и покачала головой.
   Еще минут тридцать было убито в бесплодных попытках явить миру чудо, после чего хлопок входной двери начисто убил остатки вдохновения, известив о том, что вернулась Клэр.
   Шурша пакетами, она поднялась на второй этаж, принеся с собой аромат морозного воздуха и улицы.
   - Привет! А ты знаешь, что этот сброд пытается начать говорить?
   - Что?
   Меховой "сброд" в это время крутился вокруг ног поварихи, не давая прохода.
   - А вот смотри! - Клэр перевела взгляд на Смешариков. - Я ягод купила. Пойдем есть?
   - Есь! Есь! Есь! - тонко и вразнобой запищала орава.
   - Только этого еще не хватало! - обреченно закатив глаза, я снова покачала головой, искренне надеясь, что писк и гвалт в скором времени не наполнит все этажи особняка; после чего убрала со стола злосчастный кубик. - Тогда я тоже хочу "есь". У нас "есь" что-нибудь?
   И мы обе засмеялись.

*****

   - И как?
   - Что "как"?
   В невысоком стакане с виски, что держал в руке Стивен Лагерфельд, глухо звякнули льдинки.
   - Как выглядит ее дом?
   - Нормально выглядит. Аккуратный, чистый... обычный. В нем нет явных признаков тщеславия или сумасбродства. Обычный дом обычной девушки. Прекрати во всем видеть умысел, Баал.
   Поставив ногу на каминную ступеньку и опершись локтем на колено, Регносцирос задумчиво смотрел на огонь. Казалось, жар, идущий от пламени, не трогал его. Темные волосы ширмой с двух сторон скрывали лицо, отчего Лагерфельд никак не мог увидеть его выражение и определить настроение друга.
   "Мрачное, как обычно, - подумал он. - Как и все в его доме".
   - Как ты можешь любить этот склеп? - уже не в первый раз спросил сидящий в кресле врач, оглядывая темно-вишневую мебель, черную кожу диванов и выкрашенные в непонятный безрадостный оттенок стены. - Я бы сказал, что это у тебя проблемы, судя по обстановке.
   Мужчина у камина передернул плечами; волосы его качнулись в такт движению.
   - Она пыталась с тобой флиртовать?
   - Нет.
   - Как-то заигрывать?
   - Нет.
   - Встретила в соблазняющей одежде?
   - Да нет, черт бы тебя подрал! Как она могла встретить меня в соблазняющей одежде, если я пришел без приглашения? Повелся на твою дурную просьбу. Она больше смутилась, чем что-либо еще. Вот и все.
   - Угу... - неопределенно согласился Баал. - Она слишком умна, чтобы так просто себя выдавать.
   Стивен продолжал буравить глазами широкую спину в темном пуловере.
   - О чем ты?
   - Пытаюсь понять, через кого из нас она попытается манипулировать. Значит, не через тебя.
   - Манипулировать кем? - Лагерфельд почувствовал, что начинает злиться.
   - Дрейком, кем же еще. Она уже близко к нему подобралась, но ей хочется еще ближе. Чтобы двинуть все в правильном направлении, она попытается вызвать в нем ревность, используя одного из нас...
   - Ты совсем рехнулся...
   - Это я-то рехнулся? - Регносцирос резко выпрямился, откинул упавшие на лицо волосы назад и со злобной усмешкой посмотрел на друга. - Бабы коварны, Стив, все без исключения. А эта сразу просекла, к кому надо подкатывать, чтобы урвать больше всего привилегий. Она покрутится с милым выражением лица вокруг него, даст к этому привыкнуть, а потом вильнет задом, показывая, что нашла кого-то еще - и тогда он взвоет.
   Лагерфельд какое-то время молча смотрел на Баала, пытаясь понять, верит ли он в логику друга или нет. Бернарда не выглядела в его глазах коварной, нет. Да и Дрейк никогда не был идиотом. Он вообще не сумел бы подняться так высоко без умения предугадывать намерения потенциального противника за десять ходов вперед. А то и за сто... Конечно, между этими двумя иногда сквозило что-то странное, но оно было настолько неосязаемым и неопределенным, что любые выводы выглядели бы слишком поспешными. Да и Дрейк... Стивен никогда не подумал бы, что кто-то сможет раскрутить Начальника на эмоции - будь то Бернарда или Королева иной планеты.
   - Нет, я не верю. Дрейк не дурак, чтобы не увидеть замысла...
   - Мы все не дураки до определенного предела! - вдруг взорвался Баал. Горечь и злоба, смешавшиеся в его голосе, сотрясли стены темной гостиной. - Все, Стив! Мы думаем, что контролируем ситуацию до той поры, пока не обнаруживаем, что уже давно не контролируем ее! Одна змея уже появлялась в отряде и разрушила его. А теперь появилась другая, и все снова развалится. Только теперь уже начиная с самого верха! Неужели ты не видишь?!
   Лагерфельд сжал челюсть. Может быть, он чего-то не видел, но уж точно не того, как его друг изъедал злым взглядом фотографию, стоящую на каминной полке. Справа темноволосый улыбающийся Баал собственной персоной (Стив никогда не видел его улыбки воочию), слева высокий мужчина с длинными белыми, как снег, волосами, а между ними - жгучая красивая брюнетка в красном, обтягивающем пышные формы платье, имени которой Лагерфельд так и не смог выяснить за все прошедшие годы довольно тесного общения.
   Одно было ясно: что бы ни творилось в душе Регносцироса, но его сердечная травма каким-то образом была связана с этой фотографией и этой женщиной. Однако еще никому не удалось вытянуть из Баала детали: тот, когда хотел, бывал невероятно упертым бараном. Хотя слово "бывал" можно было полноправно заменить на "был им всегда".
   - Знаешь, что? - Стивен, которому уже порядком надоели все эти скелеты в шкафу и тайные душевные раны, допил виски и поднялся с кресла. - В следующий раз, если тебе вдруг захочется выяснить еще какие-нибудь детали, пойдешь туда сам, понял? Я - пас.
  

*****

  
   Джон Сиблинг неторопливо постучал кончиками пальцев по рулю, лениво оглядывая щедро освещенную фонарями улицу. Мороз крепчал, видимо, он и загнал по домам всех пешеходов. Через несколько минут входная дверь особняка, на чьей подъездной дорожке стоял автомобиль, хлопнула, и, впустив в салон клуб холодного воздуха, в машину сел Дрейк.
   - Ну, что, посмотрел? - поинтересовался Джон.
   Начальник кивнул.
   - Не стал забирать?
   Жесткий рот Дрейка скривился в подобии улыбки.
   - Нет, не стал. Представь себе, она прижилась с ними. Я настоял на том, чтобы посмотреть на Фурий и на то, как они живут. Оказывается, у них уже есть своя корзина для сна рядом с кроватью, они исправно кормятся ягодами, балуются по дому, учатся говорить и, похоже, горой стоят за обитателей дома. Если сейчас попробовать их забрать, они станут пуще своры злобных собак. Я сочувствую тому, кто попробует прийти в этот дом без добрых намерений.
   - Как ей удалось? - удивленно спросил Джон, в давности наслышанный о том, кем именно являлись на самом деле "Смешарики". Об их опасности слагали легенды еще в те времена, когда у Фурий был собственный мир.
   Дрейк пожал плечами.
   - Мы возродили их из ДНК, потому что на них можно было отлично оттачивать телепортацию; их память настолько развита, что позволяет отследить малейшие детали во время переносов. Никто не собирался выпускать их из клетки. Никто... кроме нее. Бернарда имеет привычку находить лучшее в худшем. Ей стало жаль Фурий, они показались ей милыми. А те, в свою очередь, не имея никого и ничего во враждебном им мире, отозвались на ласку и решили, что нашли друга и дом. Вот и представь, что из этого вышло. При ней они балуются, как дети, причем, безбоязненно перевоплощаются во все подряд...
   - А как же кошки? Ведь они не любят чужеродных созданий.
   - Теперь, судя по всему, любят. Потому что играют с ними и спят рядом. При том, что могли бы избавиться от них за несколько секунд. Но каким-то образом в этом доме наступил симбиоз. Фурии вообще редко привязываются к кому-либо...
   Дрейк задумчиво посмотрел на приветливые желтые окна двухэтажного дома, излучающие тепло и уют.
   - Вот такой вот парадокс, - он посмотрел на Джона и усмехнулся.
   Сиблинг тоже неотрывно смотрел на безмолвные окна, будто льющийся из них свет притягивал взгляд.
   - Ты не стал ей рассказывать, кто они?
   - Нет. Уж в чем я уверен, так это в том, что если Фурии выбрали себе друга, то никогда не причинят ему вреда. А вот пользу принести могут... Время покажет.
   Дрейк в последний раз взглянул на особняк, оглядел улицу и повернулся к Сиблингу.
   - Поехали, Джон.
   В следующие тридцать минут тишина в салоне автомобиля не нарушалась. Водитель сосредоточился на дороге, а Начальник Комиссии скользил по плывущему за окном пейзажу невидящим взглядом. Ему было о чем подумать. Например, о том, почему за последнюю неделю тот, кто обитал на Уровне "F", притих и больше не показывал носа наружу. Не иначе, как узнал о том, что на порталах установлено наблюдение. Как узнал? Через кого? Надо бы выяснить.
   Спецотряд по приказу Дрейка усилил охрану домов и больше не подвергался нападениям лично, но зато все мелкие криминалы четырнадцатого уровня вдруг начали собираться под какого-то одного анонимного хозяина, причем зачастую собираться принудительно, под давлением. Кто-то втихаря раскинул новую бандитскую сеть над городом и осторожно переманивал на свою сторону силы.
   Дрейк имел некоторые соображения на сей счет, но, прежде чем действовать, хотел убедиться. Хотел, чтобы тот, кто обнаглел настолько, чтобы покушаться на его людей, допустил еще одну ошибку. А в том, что она последует, Начальник не сомневался.
   Главарь этой новой (да и новой ли?) группировки, находящейся на закрытом уровне, некогда имел тесный контакт и с Комиссией, и со спецотрядом, иначе бы не смог даже составить план, который едва не стоил жизни Халку Конраду. Однако старая база данных не позволила им вовремя узнать про Телепортера. Теперь они, скорее все, знают. А значит, следующий ход можно предугадать: они попробуют достать Бернарду.
   Что ж... в этом случае Дрейк был достаточно спокоен. В Реакторе им было ее не достать, на улицах тоже: во время выходов наружу за Ди велось круглосуточное наблюдение людьми Комиссии, в ее мир никто не проследует, а вот если кто-нибудь попробует сунуться к ней в особняк... От этой мысли в глаза Начальника закрался злорадный холодок: хотел бы он посмотреть на то, что останется от этого бедолаги. Вряд ли его после этого можно будет допрашивать. Даже для того, чтобы установить дополнительную сигнализацию в особняке, Дрейк сейчас не рискнул бы направить своих людей. Фуриям все равно, как ты выглядишь и что умеешь, в моменты агрессии они славились полной непредсказуемостью, а бороться с врагом, который может принять любую форму... нет уж, увольте.
   Он незаметно усмехнулся, но тут же снова стал серьезным.
   Покушение на Бернарду не будет единственным. Скорее всего, возобновятся попытки достать и остальных членов отряда. И тогда у Дрейка будет возможность отловить слабое звено и через него узнать ответ на вопрос, не дающий покоя вот уже какое-то время: почему камеры слежения в домах Халка и Логана не зафиксировали даже силуэтов человеческого тела? Загадка из загадок... Конрад бы не подпустил к себе того, кого засек хотя бы краем глаза. А он не засек. Значит, существует то, о чем ему, Дрейку, стоит узнать.
   Начальник откинул голову на удобный подголовник и расслабился.
   Жизнь продолжается. И даже бывает интересной. Загадки и головоломки хорошо тонизируют мозг и возрождают активность. А еще отвлекают мысли от красивых серо-синих глаз, в последнее время появляющихся в воображении слишком часто. И черт бы его подрал, если ему это не нравится...
  

*****

  
   Вот и осуществилась мечта. А всего-то и потребовалось, что несколько месяцев времени, посещение другого мира, устройство на работу и услуга реакторной лаборатории...
   Восемь вечера.
   Прага.
   Темные воды реки, казалось, застыли неподвижно. Стылые перила, полное отсутствие снега, подсвеченный на холме другого берега старинный замок с острыми шпилями, мерцающие световые дорожки на воде. Красиво...
   Я шла мимо отеля "Мандарин Ориентал", стеклянные двери которого чинно прокручивались, запуская внутрь новых постояльцев, по большей части немолодых бизнесменов; мимо сияющего огнями казино, мимо группы евреев (все, как один, в широкополых черных шляпах), мимо бутиков, где на витринах красовались сумки Dior и Gucci. Ровно стучала под высокими каблуками брусчатка. Одетая по последней моде в стильное пальто, узкие женские брючки, сапоги на шпильках и с дорогой сумочкой на плече, я чувствовала себя превосходно. Так, как всегда мечтала.
   Ловил на себе отблески ночного города подаренный Дрейком бриллиант.
   Каблуки стучали. А на меня смотрели. Даже оборачивались вслед.
   Что-то теперь привлекало мужчин в спокойной походке уверенной в себе женщины, после которой долго таял в воздухе неуловимый аромат влекущих духов. Что-то заставляло их скручивать шеи или застывать на месте с тоской и надеждой во взгляде.
   Дина смущалась. Бернарда упивалась вниманием.
   Все так и должно быть, думала я. Каждая женщина стремиться именно к этому - почувствовать себя красивой, тонкой, уверенной, но легкой и неуловимой. Достойной лучшего в этом мире. Очаровательной, изысканной, способной вскружить голову легким наклоном головы и кокетливо прикушенной нижней губой. Сила и власть, но власть исключительно женская, с разлившимися в воздухе переливами смеха и мягким прикосновением меха к плечам. Я - лучшая... Я - единственная. Я та, которую вы не сможете забыть даже тогда, когда женитесь и заведете детей, а после и внуков.
   Кофейня, первая разменянная стоевровая банкнота (без страха отданная официанту. Ему никак не проверить, числится ли номер в Европейском банке, а других отличий у подделки нет), ароматная чашка кофе, шоколадный торт-мусс и часы на башне. Все так, как хотелось.
   Если долго смотреть вдаль, сквозь людей, сквозь что-то большее, нежели мосты, здания и границы государств, то отчего-то могло показаться, что другого мира не было. Не было прыжка, не было Дрейка. А я просто турист, приехавший на автобусе в Чешскую столицу, где у меня есть день или два для такого вот праздного времяпровождения: торты, кофе, магниты для холодильника, мосты с коваными фигурами и посещение замка на горе. Все, как у других, перед тем, как вернуться к рабочим будням...
   Торт таял на языке сладкой мелодией с вишневым оттенком. Кофе согревал ладони.
   Потом был магазин, прямо здесь же, на углу, недалеко от кафе, в витрину которого я долго смотрела на свое отражение. Богемское стекло не интересовало меня, не сейчас, а интересовала новая женщина, которую я разглядела в себе лишь вот...
   Красивая.
   Теперь не только внутренне, но и внешне. Нежный абрис лица, большие выразительные, ставшие чуть насмешливыми глаза, оставшиеся пухлыми губы. Аккуратный прямой носик, очертившиеся скулы, шикарные волосы. Да, это я.
   Но удивляло не это.
   Тот круглый шарик, которым я себя представляла, уже давно остался лишь в моем воображении, а с отражения витрины смотрела стройная грациозная леди со стройными ножками (вместо слонячих колон), с узкими плечами (вместо покатых гор Урала), с привлекательно узенькой талией и крутыми бедрами...
   За этот вечер со мной несколько раз пытались познакомиться. Думаю, помимо выплывшей из-под слоя старой краски внешности их привлекало что-то еще: движения, выдававшие уверенность, взгляд, в котором читалось "Я - Женщина", а еще легкость и едва заметная философская грустинка в глазах. Мир - не то, что он есть. Но зачем об этом вслух, правда?
   Сегодня Прага. И просто чарующий вечер. Сегодня еще один замечательный день моей жизни. Здесь и сейчас.
  
   Впрочем, магазин богемского стекла не был обойден моим вниманием.
   В качестве подарков домой были принесены два подсвечника, набор великолепных сияющих бокалов и высокая ваза.
   Клэр с восторгом открывала перевязанные шелковыми лентами отделанные бархатом изнутри коробки, долго, трепетно и с благоговением крутила каждую вещь в руках, придумывала, как найти приобретенному богатству наилучшее применение. Я улыбалась.
   Пока в гостиной умиротворяюще бубнил телевизор, я приняла пенную ароматную ванну, неторопливо, будто в первый раз лицезрея собственное тело. Почему я раньше не замечала, какие у меня тонкие лодыжки, аккуратные икры и красивые коленки? А этот шаловливый просвет между ног, как у моделей на подиуме...
   М-м-м... Виват, Дрейк! Теперь ясно, к чему ты так упорно старался. Женщина должна быть не просто женщиной. Она должна быть ей с Большой буквы. Внутри, снаружи, в каждой клетке. И ты, старый пройдоха, точно знал, какое это великолепное чувство - любить себя.
   Ласково намыливая кожу бархатистым гелем, я послала Начальнику мысленный поцелуй. Давай, улови его, почувствуй, увидь. И удивись...
  

*****

  
   Просыпаться было тепло.
   Непривычно тепло.
   Пошевелившись, я открыла глаза и спросонья встретилась глазами со Смешариками, сидевшими повсюду на одеяле, в том числе и у меня на груди.
   - Это что еще?
   Лежащий на соседней подушке Миша приветственно муркнул и тут же вернулся к предыдущему занятию - вылизыванию растопыренной розовой пятки. Соседство с кучей меховиков его, по-видимому, совершенно не волновало.
   - Эй! - возмутилась я, стягивая с себя одеяло (Смешарики предусмотрительно откатились в сторону). - Вы теперь на мне спите? У вас корзина есть. И подушка!
   Те, слыша в голосе ворчание, робко сбились в кучу, переглянулись и старательно выговорили:
   - Есь! Нас! - потом подумали и снова повторили: - Нас! Нас!
   Я спустила на пол пятки и сонно потерла лицо.
   - Что значит "Есть вас?"
   - Не! - хором ответили пушистики. - Нас! Нас! Есь...
   - Ничего не пойму... Зачем кому-то есть вас?
   - Не! - снова раздалось в ответ. - Дём!
   Окончательно продрав глаза, я завернулась в лежащий на стуле белый халат, в который куталась после вчерашней ванны, и с удивлением уставилась на питомцев.
   - Что значит "Дём"? Идем? Куда?
   На полу возле входа тут же выстроилась стрелка из Смешариков, указывающая на дверь.
   Я многозначительно хмыкнула. Умно.
   - Ну, ладно. Идем.
  
   Как оказалось, ушедшая за продуктами на рынок Клэр забыла выключить телевизор в гостиной, и сейчас по нему транслировался кулинарный канал. Бойкая рыжеволосая женщина на экране возилась на чистенькой кухне в окружении горы посуды, рассказывая, как запекать в духовке курицу.
   Смешарики столпились перед экраном на ковре и снова заголосили:
   - Есь! Нас!
   Я перевела взгляд с них на экран, не в силах сообразить, что же все-таки имеется в виду. Ну, женщина, ну, курица... при чем тут "нас"?
   - Да что есть-то? Не пойму...
   Смешарики напыжились, потом старательно выговорили новое слово:
   - Нанас!
   - На вас? Ну что за головоломки с утра! А вам не проще мне показать то, что требуется?
   Перед глазами тут же возникла яркая картинка спелого ананаса с зеленым хвостиком наверху.
   - Ну, так бы сразу и сказали, что вам нужен ананас!
   - Нанас! - радостно подтвердили глазастики и облизнулись. - Есь!
   - Тьфу...
   Некстати вспомнился анекдот про мужика, которого жена отправила в магазин, а тот никак не мог вспомнить, что именно нужно купить и поэтому бубнил: "Он ее... Она его... Она их... Она нас... А-а-а! Девушка, дайте мне, пожалуйста, ананас!"
   Добравшись до телефона, я набрала номер:
   - Клэр? Привет! Ты еще на рынке?.. Да, ты тут забыла телевизор выключить, и наши пушистые друзья увидели на экране ананас, а теперь очень хотят попробовать. Купи им, ладно?
   Услышав выдавленное сквозь смех согласие, я отключила звонок и посмотрела на Смешариков:
   - Будет вам "есь нанас"...
   Качая головой на радостный гвалт за спиной, я прошла в ванную. Пора умываться - и в Реактор. Начинается рабочий день.
  

*****

  
   - Твоя задача - представить, что на этой стене есть либо впадины, либо выступы, за которые смогут уцепиться руки и ноги. Тогда ты выберешься.
   Я оцепенело смотрела на ровную стену перед собой.
   Белая, гладкая, без единой трещины.
   Если вытянуть руки вверх и попробовать подпрыгнуть, то пальцам не хватало сантиметров тридцати, чтобы уцепиться. И это только, если подпрыгнуть максимально высоко. То есть обычным способом не вылезти.
   Дрейк стоял наверху, на краю той ямы, в которой я теперь сидела. Ну, ямой-то ее нельзя было назвать - скорее, утопленным вниз на три метра полом. Казалось бы, обычная комната, только часть пола уходила на три метра вниз. На дно я по приказу Начальника спустилась по лестнице, чтобы через секунду обернувшись, увидеть, что лестницы больше нет. Просто нет. Хотя только что была. Это вгоняло сознание в транс.
   Дрейк не уходил, стоял на краю, наблюдая за моими попытками ощупать гладкую стену.
   - Твои глаза передают мозгу информацию о том, что стена ровная, - назидательно звучал его голос. - Но если ты закроешь глаза и перестанешь ее трогать, то есть передавать мозгу информацию о гладкости через тактильные ощущения, ты сможешь представить, что в стене есть углубления.
   Сердце гулко колотилось от страха. В этом новом незнакомом спортзале было тепло, но я почувствовала, что начинаю потеть. Как выбраться? Он и правда думает, что я смогу представить эти углубления настолько реально, что они появятся? А если нет?
   - Мне не выбраться...
   Он укоризненно качнул головой.
   - Обычному человеку не выбраться. А ты сможешь.
   Было утро. Через окна, находящиеся под потолком, в комнату лился белый свет. Дрейк, одетый в привычную серебристую форму, сложил руки на груди, наблюдая.
   - Перестань мыслить логически. Я учу тебя принципам преобразования материи, трансформирования ее. Здесь логика обычного человека только мешает. Если ты будешь уверена, что правда есть только то, что видишь глазами, то застрянешь в этой яме надолго.
   - Я перемещусь из нее.
   - Нет. Если ты выберешься наверх с помощью телепортации, урок не будет засчитан, и мы начнем сначала.
   Я сглотнула. Спортивная синтетическая майка, которую я обычно носила во время физических занятий, начала липнуть к спине.
   И чего я такая пугливая?
  
   Десять минут спустя я все еще сидела на дне.
   Концентрация в этот день хромала. Пытаясь представить пресловутые выемки на поверхности бетона, я все время мысленно соскальзывала то на Смешариков (купила ли Клэр ананас?), то на самого Дрейка ( не был ли Начальник слишком сух по отношению ко мне в последнее время? И если да, то с чем это было связано? В гости заходил редко и только по делам, вместе обедать мы почти перестали, пропали теоретические уроки, приносившие огромную пользу.
   Я скучала по нему. Видя знакомое лицо, тянулась ближе, пытаясь отыскать ответ в его серо-голубых глазах, почувствовать всполох эмоций между нами, как иногда бывало до этого. Но в последние дни Дрейк говорил только о работе и ни о чем личном. Это вселяло грусть).
   Ах, да... задание.
   Снова мысленное изображение стены, на которой чудом образовались выемки. Конечно, чудом. А как еще им там появиться? Но они там есть. Они там есть. Должны быть. Иначе куковать мне тут до заката.
   Шлепки руками по стене. Гладко.
   Поехали сначала...
   " В стене появились выемки. Такие углубления, за которые могут уцепиться пальцы, в которые можно запихнуть носки кроссовок. Они гладкие, по форме чернильницы, чтобы пальцы не соскальзывали"...
   Интересно, получил ли Начальник вчера мой мысленный поцелуй? Если да, почему никак не отреагировал?
   Глаза закрыты. " В стене есть выемки..."
   Почему он вообще делает вид, что я стою для него наравне со всеми? Ведь знает же, что это не так...
   - Бернарда! - жесткий окрик сверху. - Ты постоянно отвлекаешься.
   - Все-все... уже не отвлекаюсь, - пробубнила я в ответ и принялась усердно представлять стену, испещренную дырами.
  
   Тридцать минут спустя.
  
   - Они ведь уже начали появляться! А как только я попыталась посмотреть, за что пытаюсь зацепиться, снова исчезли! Ну, что за черт! Я ведь чувствовала их...
   Я зло хлопнула белую прохладную стену ладонью.
   - Глаза не отражают правду реальности! Или отражают то, во что верит большинство. Ткань ее сплетается из множества чужих убеждений, которые в виде физических тел и предметов впоследствии видят глаза. Если ты перестанешь верить тому, что видишь, ты изменишь любую форму.
   Бесстрастное объяснение великого мудрого старца.
   Да-да-да... Все в точности, как было описано у Ричарда Баха в "Гипнозе для Марии". Когда какой-то мужик представил (под внушением чародея), что стоит не на сцене, а находится в каменной тюрьме, то не смог из нее выйти. Хотя сотни людей, сидящие в зале, видели, что камней не существует. Ловушка была только в сознании того бедолаги. Точно так же, как сейчас у меня с этой чертовой стеной.
   Выдохшись от бесплодных попыток, я прислонилась к ней спиной и медленно осела на пол передохнуть.
   Чертова материя... Никогда не научусь.
   - Знаешь, чего я не пойму, Дрейк? Если у вас есть такие продвинутые технологии и совершенные лаборатории, то почему бы просто не положить меня на стол и не вложить нужные знания в мою голову? Чтобы - оп! Поспала пять минут, проснулась - и все уже умею!
   Он улыбнулся. Я хорошо видела его лицо там, наверху. Подойдя к самом краю, сел на пол и свесил в яму ноги, как подросток, решивший поудить рыбу с причала. Теперь я могла разглядеть рисунок на подошвах его ботинок.
   Какое-то время мы молчали. Я в яме. Дрейк наверху.
   Потом он задумчиво сказал:
   - Бернарда, конечный результат не так важен, как путь его достижения. Представь сказку: однажды крестьянину, страннику с дороги и монаху выпало на долю неожиданное и даже, возможно, нежеланное приключение вместе: королеве потребовалось вернуть украденную корону. Этих трех свело вместе судьбой, и теперь им предстоят многие события: долгая дорога, битва с драконом, нахождение короны, возвращение во дворец. Как ты думаешь, что запомнится им в конце? Начало? Результат? Битва? Да, наверно, битва им запомнится. Но больше, чем что-либо еще, каждый из них будет помнить треск сырых поленьев в лесу у костра, запах хвои вокруг, стук капель дождя по пологу телеги, ночное небо с миллионами звезд на нем. В те долгие ночи им будет о чем подумать... Всех этих людей будет вести одно - желание добиться конечного результата. Но ценность впоследствии сохранит другое: разговоры ни о чем, улыбки, мелкие трудности, преодоление их, бесконечные часы молчаливой ходьбы, пейзажи... Понимаешь, просто найти и вернуть корону - в этом нет ничего ценного, хоть поначалу и кажется, что все затевалось ради этого. Ценность в этих вот минутах, в каждом шаге на пути к результату, труден этот путь или нет.
   Я заворожено слушала рассказ Дрейка, и мне воочию представился лысый монах с тибетским разрезом глаз, крестьянин - грубый и неотесанный (вот он, наверное, доставил всей компании проблем своей непроходимой простотой!). Или то был странник, отпускающий шутки? (Какой-нибудь дед с бородой и загадочным выражением глаз?) А лес, наверное, здорово пах... тлели угли, под ногами лежали шишки. Ловили эти люди дичь или собирали ягоды? А может, их угощали чем-нибудь на пути в деревнях, и они разворачивали, сидя на бревнах, вяленое сушеное мясо?
   Да, корона им на самом деле не запомнится. Разве что, как свершившийся факт. А вот все остальное...
   Я завистливо вздохнула. Там, в той истории, были друзья. Был путь, была цель, был красивый пейзаж. А что есть у меня? Я задумалась.
   Хм-м-м... у меня тоже есть путь, и есть цель. А еще есть друзья... И вместо леса красивый город Нордейл. Тогда зачем я хочу побыстрее проскочить ценные минуты?
   Но появившееся вдохновение быстро растаяло, стоило взглянуть на ровную белую стену.
   - Ты будешь потом совершенно иначе все это вспоминать, - прочитал мои мысли Дрейк, - сейчас сложно. Потом будет понятно.
   Угу. Потом. А сейчас хоть лоб разбей...
   - Запомни: зрение в данном случае - твой враг. Если человеку завязать глаза, он перестанет знать, где находится. Если отнять звуки и связать руки, наступит полная дезориентация. Если плюс к этому еще и стереть память, то сознание будет чистым листом бумаги, на котором можно написать все, что угодно. Вывод: изменить материю тебе мешают органы чувств...
   От дальнейших объяснений Начальника отвлек телефонный звонок.
   Ответив: "Да, сейчас буду,"- Дрейк посмотрел на меня и вздохнул.
   - Попробуй справиться.
   После чего ушел.
  
   Мне было тоскливо.
   Я редко чувствовала себя более подавленной, чем теперь. Тишина угнетала, каждое движение отдавалось гулким эхом, серый свет безучастно лился сверху.
   Почему Дрейк вздохнул? Почему вообще перестал проявлять эмоции в отношении меня? Может быть, я его разочаровала? Если раньше все получалось довольно быстро, то на последних занятиях положительных результатов почти не было видно. Стыд и срам.
   Тут, наверное, любой бы разочаровался, а Начальник тратил на меня больше личного времени, чем кто-либо еще.
   Какое-то время я просидела, закрыв глаза, чувствуя жалость к себе.
   Затем встряхнулась.
   Если разочаровался, то будем снова его "очаровывать". Плохие результаты? Значит, надо заменить хорошими. В конце концов, не затем я попала в другой мир, чтобы сидеть на полу какой-то вонючей (ну, ладно, не вонючей) ямы и упиваться сочувствием к самой себе.
   "Докатилась, Динка..."
   Затем пришла странная мысль: а как бы в этой ситуации повела себя Бернарда? Та гордая, уверенная в себе, красивая женщина? Ведь она-то ни за что бы не сдалась при первых же трудностях, а значит, и мне не стоит. В конце концов, кто тут Бернарда?
   Я еще раз осмотрелась.
   Так, что мы имеем? Яма - одна штука. Стены - четыре штуки. Окна - тоже четыре. И одна дверь наверху. Все.
   Негусто. Но хватит сидеть, пора браться за дело. Поднявшись, я перешла в центр ямы, после чего снова села на пол и закрыла глаза. Нужно ощутить в себе Силу. Где это получалось сделать лучше всего?
   Через несколько секунд я представила себя сидящей на берегу океана. Не переместилась, просто представила. Этого хватило, чтобы сосредоточиться.
   Ночь, слабый ветер, звезды надо мной и абсолютное безмятежное спокойствие целого мира. Я и есть мир. Я его неотъемлемая часть, сквозь которую течет гармония времени. Тихий плеск волн, соленый воздух, слабое шевеление редкой травы между камней.
   Здесь, на берегу, через меня лилось время и пространство, перемешиваясь с потоками силы. Энергия скапливалась в теле, как в сосуде. От тишины, от безмолвия, от отсутствия суеты. Только мир. И только я.
   Не знаю, как долго я просидела в этой медитации, но к тому времени, когда я снова открыла глаза, ощущение и восприятие действительности сильно изменилось.
   Отрешенно осмотрев стену напротив, я подняла глаза на потолок. Свет, льющийся из окон, мешал изменить сознание. Пока оставалось зрение, ум не мог действовать.
   Прикрыв веки, я мысленно принялась погружать комнату во мрак. В полную, абсолютную, непроницаемую тьму. Медленно, капля за каплей, выдавила свет из зала и плотно замуровала щели, чтобы он не мог просочиться обратно. Когда открыла глаза - вокруг было темно. Темно настолько, что при моргании абсолютно ничего не менялось.
   Хорошо. Теперь дальше.
   Напротив меня - стена. Но эта стена в темноте не гладкая - это скала. Да, скала со множеством выступов, оплетенная лианами. Потому что это не спортзал - это заброшенная часть джунглей. Не знаю, каким образом я попала сюда, но хищников и насекомых нет. Просто тихие джунгли и ночь. Из каньона выбраться легко, нужно просто нащупать лианы и взобраться по ним наверх. Тут всего метра три...
   Казалось, где-то рядом зашевелилась растительность: широкие листья, ветви деревьев. Над головой пролетела ночная птица. Я вздрогнула.
   Вперед, нужно пройти вперед, это место не таит для меня никакой опасности.
   Поднявшись с пола (земли?), я, вытянув руки, принялась осторожно пробираться в сторону скалы. Шаг. Еще один... Под кроссовкой хрустнула сухая ветка.
   "Почему я в джунглях в кроссовках?"
   Ненужные мысли. Оставить все лишнее.
   Тишина и дыхание в спертом влажном воздухе. Черт, тут жарко даже ночью.
   Через какое-то время пальцы коснулись прохладной каменной стены. Отлично... Теперь найти лиану...
   На подъем ушло несколько минут. Обувь скользила по неровной (почему-то местами влажной) стене, ладони жгло от грубого скрученного стебля. Чуть выше... Подтянуться... Найти еще один выступ... Еще выше... А вот и край утеса...
   Выбравшись из ямы, я долго лежала на ее краю, шумно дыша. Одежда взмокла настолько, что теперь ее можно было отжимать; силы резко схлынули. Какое-то время я плавала в мутных вопросах: где я - в джунглях или спортзале? Если в спортзале, то где-то должна быть дверь, ведущая наружу, но темно - и ничего не видно. Пальцы ощупали пол вокруг. Да, доски. Значит, все-таки спортзал. Но в какой стороне дверь?
   У края ямы все еще висела лиана... Как такое возможно? Мысли путались. Нет, это точно зал. Час назад здесь был Дрейк, я в спортивной форме пыталась выбраться из углубления в полу. А почему на ум пришли джунгли - да Бог их знает... Главное, чтобы на пути к выходу не выросли деревья, а то все ноги переломаю об корни, пока выберусь.
   А ведь шум ветра в кронах был настоящим. И птицу я тоже слышала.
   От переутомления сознание грозило вскоре отключиться. Нужно как можно скорее выбираться из темноты.
  
   Лучше всего, когда зарекаешься чего-нибудь не делать - этого не делать.
   Я в свое время зарекалась не "прыгать" в Реакторе.
   Ну, как же... казалось, всего лишь мелкий перенос до раздевалки перед душевой - что может быть проще? Ничего, если здание нормальное. А если это здание Комиссии, то собственных принципов лучше не нарушать, в чем мне и представилась возможность убедиться всего лишь минуту спустя.
   В комнату для переодевания я попала, да.
   Об этом меня уведомили звуки.
   Слишком много звуков...
   Льющаяся за стеной вода, хлопанье кабинок, шорох ткани полотенец и... мужской смех. Уставшая, грязная, вымотанная до предела, я открыла глаза, надеясь добраться до лавочки и стряхнуть с ног кроссовки, а вместо этого уткнулась взглядом в мужскую обнаженную фигуру...
   "Нет! Только не это! Не в мужскую раздевалку!!!"
   Это как - везение или наоборот?
   Широко распахнув глаза, я села на пятую точку, молниеносно огляделась вокруг и охнула. Они были тут все - мокрые, голые, едва вышедшие из душевой, чтобы одеться - Мак, Дэлл, Аарон, Дэйн, Логан, Халк... А-а-а-а! А справа Стивен и Рен!
   Мама!
   Глаза против воли начали выхватывать детали: черная поросль, наполовину прикрытая полотенцем, - это Чейзер (хорошая сосиска, судя по основанию!), светло-русое обрамление "причиндал" Дэлла...( ох, вот это шарики!)... А Дэйну-то точно надо такой к ноге пристегивать! Не знаю, с кого Микеланджело лепил своих "Давидов", но если бы он вылепил достоинство с Эльконто, статуя имела бы куда больший успех!
   Я залилась краской и попыталась отвернуться, но наткнулась на Лагерфельда.
   А у него, оказывается, потолще и покороче, еще и куст рыжиной отдает! Но размер однозначно внушает уважение...
   Боже, куда я смотрю!!!
   Канн с удивлением взирал на меня в упор, уперев руки в бока (вообще стыд потерял? Хоть бы прикрылся! А то ведь покачивается, как маятник...) Халк был обернут полотенцем, Логан уже в трусах... На Рена я даже покоситься не смела.
   - Привет, Бернарда. Дверью ошиблась? - добродушно подколол Дэлл, оборачивая мощный торс полотенцем.
   Я залилась краской и полностью потеряла дар речи. Только открывала и закрывала рот, во все глаза стараясь не таращиться, куда не следует.
   - Ну, заходи, раз пришла...
   - Да-да... оставайся...
   Бесстыжий Эльконто даже не подумал прикрыться:
   - Как ты вовремя к нам... мы как раз собираемся чаек попить. Присоединяйся!
   Черт! Черт! Черт! Где дверь?
   Пытаясь отыскать глазами выход из чужой раздевалки, я наткнулась глазами на еще одну обнаженную фигуру, выходящую из душевой: длинные вьющиеся мокрые волосы... курчавые на груди, темная дорожка ведет к влажному распаренному органу, с которого при ходьбе стекают на мощные бедра капли.
   О-о-о! Баал...
   - Какая встреча! - рыкнул он, едва завидев меня, сидящую на полу с выпученными глазами. - У нас в гостях телепортер, который даже не может попасть туда, куда нужно...
   - Я... комнаты перемещаются... здесь было нельзя... - невнятно пробубнила я, судорожно поднимаясь с пола. Лицо горело так, будто его намазали горчицей, а ватные конечности распластывались в стороны, как у тряпичной игрушки. - Прошу прощения... я думала, это женская...
   Еще не из одного помещения я не вылетала с такой скоростью.
   А следом, слышный даже в другом конце коридора, гремел веселый мужской смех.
  
   Мылась я поначалу в смущении, но постепенно успокоилась.
   Неужели нельзя было попасть в ту раздевалку либо "до" того, как там оказались мужчины, либо "после"?
   Так нет же! Привалит счастье - и смотри во все глаза. А посмотреть-то было на что, хотя, признаться, все остальные мужчины мира, кроме Дрейка, вызывали во мне чисто теоретический интерес. Или вообще никакого не вызывали. Ну, что я за странная особа? Такие "апполоны" вокруг, один лучше другого (тысячи дам убили бы за возможность оказаться на моем месте), а я влюблена в собственного Начальника. Разве не ирония?
   Я хихикнула. Следовало признать, что даже при отсутствии практического интереса к мальчикам из своего отряда, их "прелести" продолжали стоять перед глазами. Ну, почему статуи моего мира никогда не блистали размерами "XXXL"? Мне и в прежние времена это не казалось справедливым, а уж теперь при взгляде на "стручок" Давида меня и подавно будет разбирать смех. С таким, как у него, любая дама будет вынуждена спрашивать: "Дорогой, ты уже во мне или еще нет?.."
   Глупо улыбаясь, я отжала губку от мыла и сполоснула ее.
   По теплому кафельному полу текли душистые от цитрусового геля струи воды.
   Интересно, а у Дрейка какой размер? Не так, чтобы это важно, больше любопытно. Не верилось, что Начальник мог хоть в чем-то подкачать, оставалось однажды проверить это на практике...
   Так, все! Все мысли теперь только об этом!
   А ведь мне еще возвращаться в зал, дожидаться Начальника, в глаза ему смотреть. Даром, что в шкафу сухой запасной комплект формы, опять от смущения вымокнет, придется два стирать.
  
   "В тренировочном помещении 2В зафиксированы структурные изменения пространства..."
   Именно так доложили по телефону минуту назад, и теперь Дрейк сам намеревался посмотреть, какие именно структурные изменения претерпел спортивный зал, где полчаса назад он оставил подопечную выполнять задание.
   К искомой двери с другой стороны коридора уже спешили еще двое представителей Комиссии, ответственные за проверку фона помещений, оба с датчиками в руках. Дрейк кивнул им и толкнул дверь спортзала внутрь.
   Комната утопала в темноте.
   Щелкнул на стене выключатель - под потолком зажглись яркие лампы. За спиной кто-то присвистнул.
   Тот зал, каким его запомнил Дрейк уходя, больше не существовал. Если раньше помещение было пустым, почти стерильным, то сейчас здесь повсюду была растительность: деревья, корни, покрытый землей и листьями пол, провисающие по дуге лианы, обросшие мхом пни... Яма полностью трансформировалась: теперь одна из стен представляла собой скальный выступ, местами влажный и скользкий, но достаточно рельефный, чтобы по нему можно было выбраться наверх. Особенно держась за свисающие жесткие корни.
   - Что это? - заворожено спросили за его спиной.
   - Джунгли.
   Глобальный подход - такого Дрейк не ожидал. Хм, железная логика: вместо того, чтобы представлять что-то, чего по умолчанию не может быть в стене, проще полностью перепредставить место целиком. Где проще всего за что-нибудь зацепиться? В джунглях. Вот их она и создала. А свет? Как Бернарда избавилась от него, ведь он мешал?
   Начальник посмотрел наверх - окон не было. Они исчезли. Заросли, заклеились бетоном, запечатались, не осталось даже швов. Черт бы ее подрал. В зале все еще витали остатки эмоций: злость, обида, решимость, плавающие сгустки силы... Дрейк улыбнулся. Она - молодец! Вот это его Леди, его настоящая гордость! Надо бы ее найти, похвалить...
   - Вернуть здесь все на место! - приказал он мужчинам с датчиками. - Откатить помещение к утреннему виду.
   - Будет сделано.
   Уже выходя в коридор, Дрейк услышал знакомые голоса. Какая-то фраза, наполненная злостью, принадлежала Баалу, а следом шел ответ Ди, и его интонация заставила Дрейка серьезно напрячься. Черт... Что опять такое происходит между этими двумя?
  
   Когда я чистая, свежая и высохшая вышла в коридор, чтобы вернуться в зал, они как раз расходились по домам - мои коллеги. Завидев меня, начали улыбаться. Куртки, спортивные сумки на плечах, одежда для улицы.
   Щеки против воли заполыхали.
   - Ну, что, может, присоединишься к нам после работы? - подмигнул Эльконто; полы его черного плаща доходили до высоких шнурованных ботинок, влажная косичка снова заплетена. - Видишь, уже как познакомились? Никаких тайн друг от друга.
   Ребята рассмеялись - по-доброму, необидно. Даже Канн улыбнулся, что за ним водилось крайне редко. Да и Рен смотрел без прежнего холодка. Может, таким образом меня пытались поддержать, чтобы не стыдилась своих промашек?
   Только их шутки вместо того, чтобы помогать, только усугубляли смущение.
   - Нет, спасибо, мне нужно сдать задание Дрейку.
   Дэйн, как всегда, не сдавался.
   - В следующий раз окажешься у нас, так не торопись убегать, мы не кусаемся.
   Чейзер подмигнул:
   - Мы для тебя в кабинке полотенце припасем: чего каждый раз туда-сюда прыгать.
   - И гель поставим... - добавил Дэлл.
   - Одна команда все-таки, - подключился Халк.
   Я хотела что-то ответить, но вдруг наткнулась взглядом на ироничный прищур Баала. Вся легкость ситуации тут же испарилась, стало неприятно. Так бывает, когда в новых туфлях на улице на третьем шаге наступаешь в свежую кучу дерьма.
   Его комментарий не заставил себя ждать.
   - Ну, как? Рассмотрела все, что хотела? Выбрала себе любимчика? Раз уж тебе не быть с тем, кем хочется, так ты провела отличный ход - оценила остальных....
   Я, конечно, ожидала чего-то неприятного, но прозвучавшая фраза настолько поразила меня, что на какое-то мгновенье я застыла, оглушенная. Затем медленно сжала зубы.
   Да как он смеет? Как он смеет думать, что я намеренно оказалась в мужской раздевалке? Как он вообще смеет лезть в мою частную жизнь и предполагать, с кем мне быть, а с кем нет? Кто дал ему такое право? Гад длинноволосый...
   Обида ядовито растеклась по венам, смешиваясь с нарастающей злостью. Взгляд его черных глаз намертво сцепился с моим, теперь не менее гневным.
   - Уймись ты! - Лагерфельд положил ладонь на плечо Баалу, но тот раздраженно стряхнул ее.
   - Уйди...
   Что-то угрожающе проговорил Чейзер, пытаясь предотвратить ссору, его рыком поддержал Рен, но Регносцирос едва ли обратил на них внимание. Игнорируя предупреждения друзей, он сделал шаг мне навстречу, встал в позу воина с горящими глазами и опустил подбородок:
   - Что? Не нравится звучащая вслух правда? - процедил он ласково и очень едко.
   Злость быстро возросла до опасного предела.
   Лица остальных перестали для меня существовать. Как и коридор. Как и Реактор. Наверное, кто-то что-то говорил, пытался остановить ссору, даже, вероятно, был на моей стороне, но мне стало плевать, я не слышала слов. Настоящая слепая ярость затмила все вокруг, кроме стоящей напротив фигуры в черном плаще.
   Я слишком долго ждала. Слишком многое ему прощала...
   Медленно, во власти нахлынувших чувств, я сделала шаг навстречу врагу, ощущая, как растет и ширится неконтролируемый поток силы. Нехороший поток, разрушительный, распирающий изнутри, как распаленный яростью зверь, желающий одного - действовать.
   - Да кто ты такой, поганец мерзкий? - тихо спросила я, не замечая кислотного огня в черных глазах. Кто-то взялся и за мое плечо, пытаясь остановить сближение, но я, подобно Регносциросу, сбросила ладонь резким движением. - Как ты смеешь распускать свой поганый язык? Врать? Додумывать? Сил много? Думаешь, никто твою гнилую глотку заткнуть не сможет?
   Воздух вокруг затрещал от напряжения. Кто-то снова попытался безуспешно примирить нас, но слова шли мимо.
   У Баала перекосилось лицо, ноздри его затрепетали от гнева, на шее вздулись вены. Наверное, это должно было меня напугать, но не напугало. Более того... Я чувствовала, что готова порвать стоящего напротив мужчину голыми руками, задушить, затоптать, засунуть пальцы в горло и с наслаждением чувствовать, как по рукам течет его горячая кровь. Я не знала, откуда взялась такая кровожадность, но мне было плевать на ее истоки. Убить... Убить гада....
   Да, я слишком долго ждала. Но больше не хотела терпеть. Хотела крови - настоящей, горячей, липкой, чтобы ей можно было измазать весь пол.
   Наши лица почти касались друг друга: так близко мы стояли. Он смотрел на меня сверху вниз с гримасой ярости, я - снизу вверх с выражением "жить тебе осталось недолго". Остальной мир потонул в апокалиптических волнах гнева.
   Словно в замедленной съемке, я видела, как он начал заносить для удара руку, которую кто-то приготовился перехватить, но не стала дожидаться драмы, ожидаемого всеми финала: распластанная по ковру бедная девушка, обливающаяся слезами и соплями. О, нет! Молниеносным движением я схватилась за лацкан черного плаща и выдала самую гадкую усмешку, на которую была способна.
   - Поехали покатаемся, сволочь...
   И даже успела увидеть отражение удивления в ненавистных глазах, после чего сомкнула веки.
  
   Здесь повсюду был огонь.
   Горячие плиты под ногами, лава в провалах далеко внизу, едкая, наполненная серой, дерущая горло смесь дыма и пара.
   Ад. Так мог выглядеть только ад.
   Глядя на все еще занесенный кулак, я расхохоталась:
   - Только ударь, и ты навсегда останешься гнить в этой дыре!
   Баал резко отпрянул, только сейчас осознал, что больше не стоит в коридоре Реактора, огляделся по сторонам, от неожиданности споткнулся на каком-то камне. Коридор и команда растворились бесследно.
   А здесь! (Сейчас я чувствовала себя главным героем мультика "Гадкий я") Здесь было, на что посмотреть! Не то пещера, не то жерло какого-то вулкана: нестерпимо высокая температура, шипящие, пробивающиеся из-под земли гейзеры, кипящие лужи под ногами. В таком месте никому не протянуть долго.
   Наблюдая растерянность на лице Регносцироса, я от души наслаждалась происходящим. Это было злое веселье. Очень злое.
   На ум пришли подходящие моменту строчки, которые я, не перши горло так сильно, непременно запела бы в голос.
  
   Я сегодня не такой, как вчера.
   Я голодный, но веселый и злой,
   Мне-то нечего сегодня терять,
   Потеряет нынче кто-то другой...
  
   Баал больше не пытался двигаться, опасаясь наступить в кипяток.
   - Куда ты занесла нас, сука?! - заорал он дико, сжав руки в кулаки.
   - А-а-а! - довольно проворковала я. - Вот ты и узнал характер настоящей русской женщины. Никогда не слышал про горящие избы? Мы и не таких мужиков в бараний рог скручивали.
   Он смотрел на меня, как на умалишенную.
   Я осклабилась и подошла ближе. Прошипела, как безумная кошка, ему прямо в лицо:
   - И не стоит тебе оскорблять меня, придурошный. Ведь я могу оставить тебя здесь - будешь гореть, хрипеть и умирать, а выбраться не сможешь. Никто не придет за тобой, никто не знает, где ты. Другой мир? Другая планета? Куда идти?!
   Я снова расхохоталась, чувствуя, как плавятся под ногами подошвы кроссовок.
   - Сумасшедшая...
   - О да! И знаешь что? Тебе лучше это запомнить! Потому что если ты еще раз откроешь свою пасть, я распылю тебя между мирами. И вся твоя грубая сила окажется бесполезной для спасения собственной задницы. Как неприятно это осознавать, правда?
   Он зарычал, но не кинулся. Сдержался, вероятно, осознавая, правдивость моих слов.
   Хорошо быть сумасшедшей! Хоть иногда. Хоть изредка выпускать на волю сидящего взаперти зверя, не боясь последствий. Они, последствия, конечно, настанут, но не здесь, где только черные камни, потрескавшийся обугленный пласт почвы и обрыв, внизу которого текла расплавленная река огня.
   Трудно сказать, чем это все могло бы закончиться.
   Возможно, Баал убил бы меня или бы я столкнула его в обрыв, как в сюжете третьесортного боевика. А может, мы вместе бы катались по земле, обжигая конечности и пачкая одежду. А может, я просто исчезла бы домой, оставив его подыхать. А может, мы подохли бы оба, не сдержись он и стукни меня огромным кулаком до того, как я успела бы прыгнуть.
   Мне не удалось узнать, какой вариант воплотился бы в реальность, по одной простой причине: впервые в жизни у меня на глазах открылся светящийся портал. Да, почти так, как когда-то происходило в компьютерных играх: просто кусок воздуха разверзся до размера светящейся входной двери - и из проема в наш пахнущий серой мирок шагнул... шагнул Дрейк.
   Мы застыли оба. Если бы ад мог замерзать, то он бы замерз: выражение лица Начальника было настолько пугающим, что и я, и Баал тут же забыли друг о друге.
   Встряли.
   Да уж...
   Вот и конец кулачному бою в вольере.
   Дрейк был непримиримо краток, и после секундного осмотра местности он гаркнул:
   - Оба в портал! Сейчас же!
   Указующий перст не оставлял выбора. Переглянувшись с недавним врагом, мы один за другим приблизились к двери.
  
   Они так и стояли в коридоре Реактора. То ли по приказу Дрейка, то ли хотели дождаться логического завершения начавшегося действа,- остальные члены спецотряда. И теперь мы стояли напротив них - со слезящимися глазами и насквозь пропахшие серой, с обугленной обувью.
   Лицо Баала было пепельного оттенка, мое, вероятно, было таким же.
   Я не смотрела на остальных, мне отчего-то было все равно. Что они думают обо мне? Да плевала я. Прижмут в угол - буду защищаться до последнего. Не для того росла, чтобы каждый вытирал об меня обувь...
   Тот тон, который сейчас использовал Дрейк, ненавидели все. Сухой, ничего не выражающий, шелестящий.
   Поначалу досталось Баалу.
   - Если ты еще раз намеренно спровоцируешь ссору внутри отряда, ты лишишься месячной зарплаты и всех привилегий. Если это произойдет еще раз, то навсегда покинешь отряд.
   По коридору не разнеслось ни звука. Каждый проглотил слова и реакцию на них молча.
   Затем прилетело мне.
   - Если ты еще хоть раз используешь способности телепортера для решения внутренних конфликтов, последствия будут теми же. Это понятно?
   Я кивнула.
   - Все свободны,- отрезал Дрейк и покинул нашу "дружную" компанию.
  

*****

  
   Я стояла у окна спальни, из которой не выходила с того самого момента, как вернулась домой. Глядя на пушистый снег, валящий с темного неба, грустила, думая о том, что сегодня все сделала неправильно.
   Обида на чьи-то слова затмила и сердце и разум, став причиной усугубления конфликта, которого, отнесись я к этому по-другому, можно было избежать.
   Но все мы люди. Все мы ошибаемся.
   Жалела ли я о содеянном? В какой-то степени, да. Но в то же время понимала, что прошлый опыт поведения невозможно изменить за секунду даже при очень большом желании.
   Баал обидел меня. Он обидел не только Дину - будь это так, дело кончилось бы слезами,- но он задел ту новую сущность, что теперь жила во мне и встала на защиту хозяйки тогда, когда разум не смог справиться с подступившими темными эмоциями. А вот с ними стоило бы справиться. Зря Дрейк потратил столько часов на объяснение того, как совладать с темной стороной? Впервые мне воочию представился шанс увидеть, к каким плачевным результатам подобное могло привести. Я разочаровала в первую очередь саму себя - и оттого грустила. Нельзя владеть Силой и не владеть разумом. Начальник был прав. Впрочем, как обычно.
   Я вздохнула.
   Клэр ждала меня внизу к ужину, но я никак не могла заставить себя спуститься. Очень хотелось разобраться с ситуацией, которая не давала мне покоя.
   Что спровоцировало сегодняшнюю злость? Наверное то, что обидные слова были сказаны при всей команде. Слова о том, что мой прыжок в мужскую душевую был намеренным актом для того, чтобы якобы "присмотреться к мужским причиндалам, дабы выбрать лучшее". Да что я - падкая до членов девка? Зачем мне выбирать по размерам? Глупо, честное слово. И обидно, что это услышали все.
   Но еще больше задело другое...
   "Раз тебе не быть с тем, кем хочется..." - откуда могла взяться подобная фраза? Именно она царапала сердце больше всего. С чего Регносцирос решил, что мне не быть с Дрейком? Ведь говорил он именно о нем.
   Неужели Начальник обсуждал меня с другими?
   Сделалось тошно. На ум тут же пришла гадкая картинка, в которой Регносцирос, словно Мефистофель с рогами, ходит кругами вокруг кресла и бьет по земле хвостом.
   - Ведь она не в твоем вкусе, Дрейк?
   А тот сидит, положив ноги на стол, и качает головой.
   - Конечно, нет! О чем ты говоришь, мой друг? Она проста, как табуретка...
   Я сжала кулаки и заставила себя прекратить воображаемый диалог. Ну, что за бред лезет в голову?
   И все же сомнения продолжали подгрызать эмоциональный фундамент, как куча голодных муравьев. Стал бы Начальник делиться соображения насчет меня с одним из членов команды? Нет, не стал бы. Не должен был. Дрейк не стал бы делиться личными мыслями даже с самим собой, не говоря уже о посторонних. Не тем он был человеком. И не человеком вообще...
   Я почувствовала, что путаюсь в этой паутине размышлений - противной и липкой, не приносящей покоя. А с неба продолжал бесшумно лететь снег. Скоро здесь Новый Год. Надо же... праздник, который празднуют даже там, где нет времени.
   Через какое-то время я пришла к выводу, что именно "Дрейк" стал причиной моего взрыва. Не он сам, но слова о нем. Я стала слишком чувствительной ко всему, что касалось Начальника, а потому не сумела среагировать на фразу Регносцироса должным образом. Сама мысль о том, что я по какой-то причине не могу быть с Дрейком, действовала на меня крайне удушающе.
   А не сумела подавить темную сторону, ответила грубостью на грубость, и вот результат: конфликт усугублен, обе стороны обижены, ответы на вопросы не получены, а на душе невероятно гадко.
   Чему удивляться? Не сама ли я проверяла на практике, какой разрушительной силой обладают злые слова? Не сама ли распрощалась с львиной долей энергии впустую? Дрейк был бы разочарован.
   Когда-то давно, в той жизни, которую теперь впору было называть "прошлой", один мой знакомый имел привычку говорить:
   - Все можно решить. Ведь ни один из нас не покинул планету...
   И тот знакомый был прав. Не в том, что планету невозможно покинуть, а в том, что любую, даже неправильно сложившуюся ситуацию можно исправить, пока живы оба участника. Это с мертвым не поговоришь, а вот с живым...
   Я задумалась.
   Ладно, изначально я сложила детали головоломки неправильно, но винить себя нецелесообразно. Недовольство собой породит еще большее недовольство собой, и лишь принятие себя таким, какой ты есть, поможет двигаться в правильном направлении. Многие люди ошибочно полагают, что самобичевание приносит пользу, но на самом деле пользу приносит лишь доброе отношение к себе даже в случае ошибки. Умный человек обернется назад, сделает выводы и пойдет вперед. Глупый человек будет себя корить до скончания времен и постоянно смотреть назад, боясь перенести прежние ошибки в будущее, тем самым лишая себя права жить в полном смысле этого слова.
   Чтобы не быть тем самым глупым человеком, я закрыла глаза и прошептала:
   - Несмотря на то, что я ошиблась и не смогла сразу правильно среагировать на слова Баала, я люблю и принимаю себя. Целиком и полностью. Пусть я что-то сделала неправильно, но я обязательно научусь, у меня все получится. Ведь я люблю и уважаю себя.
   На душе стало теплее, обида ушла из сердца. Простить себя за ошибки очень сложно, но без этого невозможно идти вперед. А мне - во что бы то ни стало - нужно было сложить детали этой головоломки правильно.
   Разобравшись с собой, я снова переключилась на Регносцироса. К нему и его словам тоже следовало подойти без прежней эмоциональности, переключить угол зрения, взглянуть на все не с точки зрения обиды, а с точки зрения любви. Это была старая и интересная игра, позволяющая решить любую ситуацию,- "Увидь все иначе", и именно смена негативной позиции на Любовь давала в конечном итоге ключ к решению самых сложных задач.
   "Баал-Баал... Что же такое с тобой произошло в прошлом, что ты так на меня накинулся? Ведь дураку понятно, что не я, а кто-то другой причина твоей агрессии. Что же это было? Женщина? Неудачная любовь? Разбитое сердце?"
   Если так, то это многое объясняло. Люди зачастую переносят эмоции из прежнего опыта на тех, кто, по их мнению, может спровоцировать подобный опыт в будущем.
   Я что-то ему напомнила. Или кого-то. И он не хотел, чтобы какая-то ситуация однажды повторилась, пытался предотвратить ее еще до совершения. Ну, ладно... об этом с ним можно поговорить.
   А вот как быть с фразой о Дрейке?
   Ответ на этот вопрос тоже можно было получить только от самого Баала.
   Я вздохнула.
   Видимо, придется снова лезть в логово демона с риском получить по голове. Но если не поговорить, обида так и будет точить нас обоих, с каждым разом провоцируя на все новые конфликты. И однажды, просто потому что кто-то не нашел в себе сил на разговор, один из нас потеряет любимую работу и налаженную жизнь.... Разве мало примеров, когда подобное происходит даже между близкими друзьями или родственниками? Тогда что уж говорить о врагах?
   Пожелав себе удачи, я закрыла глаза.
   Что ж, мистер Демон, ждите гостей.
  

*****

  
   - Вали отсюда!!!
   Это дружелюбное приветствие было первым, что я услышала, оказавшись в доме у своего врага. Что ж, вполне ожидаемая реакция от того, кто не рад видеть гостей. Особенно тех гостей, которые появляются из воздуха у тебя за спиной в самый неподходящий момент.
   Нет, Слава Богу, Баал не справлял нужду в туалете и не плющил тяжелым телом хрупкую красавицу в спальне (к моему немалому облегчению), он всего лишь сидел со стаканом виски перед зажженным камином, но мое появление, тем не менее, почувствовал, не оборачиваясь.
   Поборов возникший страх, я подняла обе руки в жесте "Я пришел с миром" и осторожно обошла диван. Затем, замешкавшись на секунду, села в пустое кресло, неподалеку от хозяина.
   - Ты оглохла?!
   - Нет. Но в случае с тобой глухота была бы в помощь, а не в тягость. Ты только и делаешь, что орешь.
   - Потому что ты последняя, кого я хочу видеть в своем доме.
   - Это я могу понять. Но все же попрошу: удели мне десять минут своего времени и налей выпить. После этого я уйду.
   Регносцирос, одетый в черные джинсы и такую же рубаху, расстегнутую до середины груди, некоторое время тяжело и задумчиво смотрел на меня, будто размышляя: то ли сразу раздавить, то ли послушать мое бесполезное "мяуканье", а уже потом наладить пинка.
   Мне стало не по себе.
   Он был другим - не тем мужчиной, к которым привыкли женщины моего мира. Он был Варваром из далеких времен, несмотря на дороговизну отделки комнат, живущий в пещере, в своем собственном внутреннем мире и своем укладе, который легко позволял поднять руку на неподчиняющуюся женщину. Баал жил Войной и Силой. Жил старыми матерыми принципами, где мужчине отведено главенствование, а женщине прислуживание.
   Здесь, в своем доме, он имел право на любое поведение, любую злость, любые слова, и, сунувшись сюда, я сильно рисковала, но, тем не менее, сдаваться не спешила. Слишком сильно скребли изнутри вопросы, которые хотелось задать.
   - Десять минут. И выпить.
   После некоторого колебания, Регносцирос поднялся с дивана и неприветливо поинтересовался:
   - Что ты пьешь?
   - Все, кроме яда.
   Он фыркнул.
   - Хруст костей куда приятней корчащегося с пеной у рта тела.
   - Да, у всех свои вкусы.
   В баре звякнули бутылки.
   Через полминуты на подлокотнике моего кресла появился стакан с чем-то крепким. Моих знаний не хватило для того, чтобы определить имя напитка по запаху - виски, брэнди, коньяк? При попытке вдохнуть шибало в нос так, что выступали слезы.
   - За десять минут парами не нанюхаться. Если хочешь, чтобы подействовало, попробуй применить рот.
   "Мда, ласковый мальчик..."
   Я сделала глоток и закашлялась.
   С дивана фыркнули еще раз.
   Пытаясь отдышаться и заодно понять, как лучше всего начать разговор, я украдкой огляделась. От полыхающего камина в комнате было тепло, на мой взгляд, даже слишком. Гостиная отделана в темных тонах, множество вставок под камень и дерево. Черная кожаная мебель... В целом обстановка отчего-то неуловимо напоминала зал далекого неприступного замка, одного из тех, где жили суровые неразговорчивые хозяева, бледные прячущиеся по углам слуги и равнодушные промозглые сквозняки.
   Пойло, наконец, растеклось по внутренностям теплом, перестав жечь горло, и тогда я решилась начать разговор.
   - В общем, зачем я пришла...
   Баал даже не посмотрел на меня, продолжая упираться хмурым взглядом в камин.
   - ...я некоторое время размышляла над тем, почему ты постоянно цепляешься ко мне и ведешь себя так, будто я чем-то тебе насолила, хотя я ни разу не перешла тебе дорогу и вообще не сделала ничего плохого...
   Взгляд хозяина комнаты заметно потяжелел, но губы не разомкнулись.
   - ...и думаю, что нашла ответ на этот вопрос.
   Циничная усмешка в ответ.
   Что ж, лучше действовать быстро и прямо. Спокойно посмотрев в черные глаза, я мягко и уверенно проговорила:
   - До меня в отряде был кто-то, кого ты любил. Женщина. Она что-то разрушила, предала тебя и, возможно, других. Кто-то пострадал. Но больше всего твое сердце.
   Слова попали в яблочко - он взревел. Совершенно неожиданно этот огромный темноволосый мужчина с быстротой молнии подскочил с дивана и угрожающе навис надо мной исполинской глыбой - я вжалась в мягкую подушку под собой. Страшно. Но я была готова к гневу. Если ударит, то буду ходить с синяком (или ездить в кресле с переломанными костями, пока не дойду до Лагерфельда), но позорно не сбегу.
   - Да что ты можешь знать!? - заорал он, оглушая. - Что ты вообще можешь знать?
   - Только то, что у тебя из-за какой-то стервы до сих пор болит сердце. А я тебе ее чем-то напоминаю. Но я не пришла в отряд для того, чтобы плести интриги, можешь ты это понять или нет?!
   Теперь орала я.
   Он зло прищурил глаза и скрипнул зубами. Резко отпрянул обратно к дивану, взял со стола стакан и отошел к бару, чтобы наполнить его.
   - Говорил я тебе, вали отсюда...
   - Нет у меня тайных планов, и никем я не пытаюсь манипулировать. Прекрати оскорблять меня при всех! Ведь все это дойдет до того, что один из нас вылетит из отряда!
   - Ну, ты-то не вылетишь, тебе нечего бояться. Ведь именно для этого ты так рьяно пытаешься завоевать расположение Дрейка.
   Циничная усмешка резанула по нервам.
   - Я не боюсь вылететь из отряда.
   - Тогда зачем ты вьешься вокруг него? Чего ты хочешь? Привилегий? Защиты? Власти рядом с тем, кто способен тебе ее дать?
   - Не надо мне власти, - тихо ответила я, - и привилегий тоже.
   - Тогда зачем? Ты пришла поговорить? Вот и говори...
   - Ты, правда, хочешь знать? - теперь горько стало мне. Может, сказать ему? Что я теряю, в конце концов? Раскрываться всегда тяжело, но, может, это поможет нам избежать недоразумений? Конечно, всегда существовал риск, что правда обернется грозным оружием против меня же самой, но недомолвки и гнусные предположения вконец измотали душу, и, посмотрев на Баала, я спросила: - ты ведь Менталист? Значит, увидишь то, что я тебе покажу?
   Он замер. Затем кивнул. И тогда я сбросила с себя мысленный щит, которым укрылась перед прыжком, помня о том, к кому именно собралась в гости.
   - Смотри.
   Щит медленно растворился. А из сердца снова начали бить яркие лучи, делающие его похожим на солнце. Я чувствовала их каждый раз, когда думала о Дрейке. Любовь. Именно так она выглядела. И именно ее я все это время так тщательно прятала от посторонних глаз.
   Но стоило раскрыться, как свет потек во всех направлениях. Обычно люди не видят его, лишь чувствуют, когда ощущают сильное чувство к кому-либо. Но по глазам Баала, я поняла, что он увидел. И застыл, удивленный. Медленно поставил стакан на барную стойку и покачал головой.
   - Ты любишь его.
   В комнате повисла тишина, прерываемая треском поленьев.
   Я привычно схлопнула свет, мысленно поместив на него непроницаемую загородку. Этот трюк я научилась делать давно, еще в те времена, когда впервые поняла, что любовь можно не только почувствовать, но и увидеть. Наверное, обычные люди не смогли, но Дрейк был исключением, и он точно увидел бы. Даже сейчас у меня были сомнения, что было что-то, о чем начальник не знал. Но все же с загородкой было надежнее.
   - Да, - ответила я, подняла стакан с пойлом и изрядно из него отхлебнула, - люблю. Вот тебе и все причины...
   - Дура! - вдруг сказал Баал. Но не зло, а с горечью. Подошел к камину и уставился на огонь. - Точно дура.
   Я обиделась.
   - Это еще почему?
   - Да потому что люди Комиссии не якшаются с обычными женщинами. Они вообще с женщинами дел не имеют. Ты об этом не знала?
   - Знала.
   - Тогда зачем? Хочешь разбить себе сердце безответностью?
   Что на это было ответить? Откуда я знала - зачем? Чувства не рождались и не умирали по желанию. Да и была ли моя любовь безответной? Этого я не знала до сих пор.
   Баал снова покачал головой, грустно усмехнулся и подошел к дивану. Сел на него, отпил виски и посмотрел на меня. И от этого нового взгляда, в котором больше не было злости, возникла в душе вдруг какая-то ранимость. Я отвернулась.
   - Ты ведь даже не сможешь его коснуться.
   - Знаю...
   Тишина. И мой робкий взгляд:
   - Но, может быть, когда-нибудь... смогу?
   Он смотрел с упреком. Теперь не Воин, а старший брат, недовольный поведением глупой младшей сестры.
   - Они ведь не люди, Бернарда.
   (Первый раз по имени?)
   - Знаю...
   К горлу подступили слезы.
   - Тогда на что ты надеешься?
   - Не знаю. На чудо?
   Слезы стало тяжело сдерживать. Приходилось упрямо смотреть в стакан.
   Мы молчали долго. Каждый думал о чем-то своем. И впервые в этой тишине было комфортно вдвоем. Оказывается, Баал умел не осуждать любовь, умел понять, каково это - быть одному... скрывать чувство от чужих глаз.
   Интересно, что же стало с его женщиной?
   - Ее звали Ирэна, - вдруг сказал Регносцирос после длительной паузы - и я удивленно вскинула на него глаза. Но он больше не смотрел в мою сторону, он смотрел на огонь. Долго. И больше так ничего и не добавил.
   Прошло несколько минут. Когда стало ясно, что полной версии этой истории мне не услышать, я решила, что пришло время уходить.
   - Мне жаль, - прошептала я и отставила стакан. - Спасибо тебе за пойло и за десять минут. Теперь я могу "валить отсюда".
   Баал повернул ко мне лицо. И впервые появилось чувство, что мы больше не враги. Может быть, не друзья, но точно не враги. Если раньше мы стояли лицом друг к другу, то теперь смотрели в одну сторону, как и должно быть в команде.
   - Я пойду.
   Он кивнул. А я, скрывая неловкость, добавила:
   - И так как я не умею ломать кости, то ты заходи, я налью тебе яду. Или чего-нибудь вонючего, чем можно нанюхаться.
   Уходя, я думала о том, как сильно может изменить лицо один лишь намек на улыбку.
  
   Несмотря на то, что общение с Баалом, в целом, удалось и появился шанс на более-менее мирное сосуществование рядом, разговор о Дрейке все же разбередил душу.
   Начальник так и не появился...
   Не зашел, не позвал никуда, не дал о себе знать, ни словом не обмолвился про последнее задание. Не злился ли на то, что я наворотила в спортзале? Прослышал ли о том, что я по ошибке попала в мужскую душевую?
   На душе было скверно из-за того, что мы совсем перестали общаться вне работы. Неизвестность происходящего вгоняла в слезы. Чувствуя на сердце тяжесть, я молча вышла из спальни и прошла в гостиную.
   Клэр сидела в кресле, вышивала очередную салфетку. Смешарики расположились на ковре перед телевизором: смотрели какой-то боевик. Сидение перед большим экраном в последнее время стало их любимым занятием. С жадностью глоталось все: фильмы, кулинарные программы, ток-шоу, викторины и даже рекламы. Когда Клэр пыталась переключить канал, раздавалось дружное "Не-е-е!", и ей приходилось переключать обратно. По ходу разворачивающего действия на экране на ковре то и дело появлялись различные вещи: таким образом Смешарики учились перевоплощаться в новые предметы. Возникали ножи, пистолеты, пузырьки с лекарствами и даже бензопила какого-то маньяка. Клэр оторвалась от вышивки, посмотрела на нее и покачала головой.
   Ганька, растянувшись оранжевой пушистой пружиной, валялась в соседнем кресле. Миша хрустел кормом где-то внизу.
   Я какое-то время постояла в дверях и уже решила вернуться в спальню, когда Клэр вдруг заметила меня.
   Видимо, мое лицо отражало душевное состояние, потому что она тут же отложила салфетку на подлокотник и поднялась с кресла.
   - Дина, что случилось? Что-то плохое на работе, да? Ты расскажи, не молчи... вместе-то все равно проще...
   Неподдельное волнение в глазах и участие в голосе сыграли решающую роль - неожиданно для себя я разрыдалась. А после, под бутылку вина, которую в знак благодарности за спасение Халка принесла Шерин, рассказала Клэр про неразделенную любовь к собственному Начальнику и про те преграды, что встали у нас на пути, не боясь ни того, что повариха проболтается, ни того, что эти знания ей как-то навредят. В конце концов, не государственная это тайна... любить мужчину, пусть даже такого, а вот носить все печали только в себе стало попросту невозможно.
   Таким образом, в этот вечер сразу двое узнали бережно хранимый мной все эти месяцы секрет.
   Двое.
   Не считая тридцати пяти пушистиков, непонятно когда успевших собраться вокруг стола.
  

Глава 4.

  
   Андариэль Вейерос не любил плохие новости.
   Более того - он их ненавидел.
   Но сами плохие новости не вызывали у него настолько сильных приступов бешенства, в отличие от тех, кто их приносил. Вот и сегодня Андэр едва удержался, чтобы не скрутить шеи двум бледным, трясущимся при его виде сосункам. В его время мужчин учили держаться стойко: не пасовать, не отступать, иметь стержень и силу отстаивать собственное мнение - будь оно правильным или нет в глазах начальства.
   Вот Андэр и отстаивал. А потом долгие годы платил.
   И до сих пор платит... Но это мысли в сторону.
   Сосунки взбесили его отсутствием выдержки, и он задал им головомойку по программе "чтобы-всегда-помнили", но минуту спустя, когда они исчезли с глаз долой, Андэр забыл о них.
   Как же так? Три попытки передать конверт провалились. Чисто так, аккуратно провалились. Казалось бы, идеальный план: передать телепортеру конверт с фотографией, ложным "заданием от Дрейка", дождаться ее появления в указанном месте и прошить парой пуль. Делов-то на пару долларов! Ну, хорошо... на четыре доллара: пули подорожали.
   Ан-нет... Каждый раз, стоило людям Андэра приблизиться к особняку, кто-то снимал их с горизонта. Перехватывал на подходе без права на возвращение. Не иначе гребаная Комиссия! Значит, Дрейк предусмотрел такой вариант. Хорошо хоть Андэр позаботился о том, чтобы часть памяти у посыльных была начисто стерта без возможности восстановления: старый сенсор еще кое на что годился, хоть и слишком много пил.
   Но три человека! Люди, а тем более хорошо тренированные люди - это не зерна в мешке: кончилась горсть - взял еще одну... Где набрать новых, когда старых выводят из строя так быстро? Это не верхний мир, тут одни отбросы. Черт бы подрал гребаную власть и ее Начальника.
   Вейерос грязно и смачно выругался, после чего почувствовал себя лучше.
   Хорошо.
   Хорошо, что в запасе всегда есть пара неразыграных тузов, иначе жизнь была бы скучна. А что ты скажешь насчет сыворотки невидимости, Дрейк? Зря что ли Ирэна все это время так старалась? Да, пусть всего два часа, но за это время вполне можно дойти от портала до нужного дома и уложить твоего драгоценного сотрудника. Не хочешь по-хорошему - сделаем по-плохому: ударим из-за спины. Ты ведь сам напросился, Дрейк... Как больно будет осознавать, что ты не всемогущ и не всесилен, а-а-а? Больно? Да-а-а! Очень больно! Но зато ты поймешь, не все, конечно, но хоть чуток, как больно было мне...
   Андэр не заметил, что уже давно начал говорить вслух, а за его спиной, укоризненно качая головой и погрузившись в размышления о своем, стоит печальная темноволосая женщина.
  

*****

  
   Иногда Дрейку казалось, что именно уязвимые места делают человека человеком.
   Не допусти он бреши в сердце по отношению к Бернарде, и не испытывал бы сейчас того клубка эмоций, которые неотвязно преследовали его вот уже не первые сутки. Нежелательных, к слову сказать, эмоций.
   Откупорив бутылку с вином и наблюдая за тем, как льется темная жидкость в бокал, Дрейк принялся классифицировать испытываемые чувства.
   Номер один - Негодование. А все оттого, что вот уже две недели дел было столько, что времени на личную жизнь не оставалось вовсе. И если раньше этой самой личной жизни у него не было, то теперь Начальник искренне негодовал, что не может выкроить свободной минуты даже на совместный обед с Ди. Даже времени похвалить ее сегодня он так и не нашел. Именно отсюда и проистекла первая эмоция. Черт бы подрал эти бесконечные дела...
   Тень саркастичной улыбки искривила губы. Раньше бы Дрейк был только рад отсутствию застоя - теперь же это раздражало. Очеловечивание налицо.
   Начальник взял бокал и прошел к удобному креслу, где привык думать. Сейчас вокруг кресла лежали стопки бумаг: схемы, формулы, зарисовки тока энергии через человеческое тело, снова формулы...
   Посмотрев на результаты бесполезных ночных трудов, Дрейк разочарованно втянул носом воздух.
   Эмоция номер два - Уныние. Он не мог понизить свой энергетический фон, даже если бы очень захотел. Приглушить на несколько секунд - максимум три-четыре - да. Но не понизить совсем на более-менее долгий промежуток времени. Изменившийся фон тела не имел тумблера "Вкл/Выкл". Если уж ты стал тем, кем стал, то и будь им. Раньше такой расклад был не просто приемлемым - он был желанным. Теперь - нет.
   Вино бархатисто скользнуло в желудок. Сарказма по поводу себя прибавилось.
   Эмоция номер три - Безысходность. Ну, не чудный ли получался букет? Безысходность шла оттого, что и фон Бернарды он тоже не мог изменить. Все эти ночные бдения над новыми формулами, все эти мысли, идеи - все пустое. Ничего не сработает. Прямое вмешательство в энергетические центры убьет ее, непрямое сделает свою работу лет за четыреста. Да и то, не факт... Предыдущие попытки влияния на женский организм провалились все до единой. Где гарантия того, что Ди окажется крепче? Риск себя не оправдывал. Да и где взять столько терпения, когда его уже на сутки не хватает?
   Исходя из всего вышеперечисленного, вывод напрашивался сам собой: нужно отбросить ложные надежды, поговорить начистоту о том, что совместного будущего быть не может и продолжить заниматься важными делами и руководить Уровнями. Все просто и понятно. Да. Безупречно.
   Но это был логический вывод.
   И вот тут в дело вступала еще одна эмоция, четвертая - Ярость. Ярость при мысли о том, что придется от нее отказаться, отдать кому-то другому. Знать, что Ди обнимает и балует кто-то другой. Что кто-то другой укачивает ее на руках, уговаривая уснуть, кто-то другой укрывает полотенцем, когда она выходит из душа, кто-то другой слушает смех и смотрит в глубокие умные глаза... Слишком умные для обычного смертного. Слишком глубокие для любого, кроме него, Дрейка.
   Прищуренный ровный взгляд серо-голубых глаз, направленный в бокал, притворно спокойные руки... Обманка. Ярость Дрейка была более чем опасным чувством. Слишком нехорошим. И ее следовало тщательно контролировать. Он - не человек. Он тот, кто при неконтролируемых чувствах может схлопнуть огромные пласты энергии, причинить невосполнимый ущерб созданному миру, распылить, уничтожить, разобрать на молекулы. А так нельзя. Слишком глупо после стольких лет жизни вновь становиться зеленым юнцом. Кто-то из-за одной подобной вспышки может заплатить неоправданно высокую цену.
   Да, наверное, стоит просто поговорить. И отпустить Ди. Выкинуть этот чертов клубок изнутри, успокоиться, очистить голову и вернуть все на круги своя.
   Так правильно. Так логично. Так нужно сделать.
   Но почему тогда при мысли об этом опутывает Отчаяние? Пятое чувство, коррозией проедающее рационализм. Все крушится под его напором, логика становится трухлявым каркасом, привычное становится ненужным, и хочется просто идти и идти... куда глаза глядят. Чтобы просто уйти куда-то далеко.
   Он свихнулся. Да, он совсем свихнулся, если хоть на секунду ловит себя на подобных мыслях.
   Допив вино, Дрейк откинул голову на спинку и закрыл глаза. На его губах, будто найдя себе новый дом, застыла ироничная, отдающая горечью усмешка.
  

*****

  
   Обреченность - это не предчувствие и не недоверие к собственным возможностям, и даже не страх. Обреченность - это осознание того, что скоро случится беда и ты не сможешь этому помешать. Даже при большом желании изменить ситуацию, мотивировать себя, ободрять, уговаривать идти вперед, тешить ложными надеждами о счастливом конце и бравурно смеяться перед другими, все равно в глубине души будешь знать, что провал неизбежен. Именно это и есть обреченность.
   Шипы были настоящими.
   Настолько настоящими, насколько это вообще было возможным - холодными, острыми и равнодушными. До них было метров пять - как раз хватило бы для того, чтобы полностью и качественно насадиться на них и лежать с дырами в груди, шее, конечностях, глазах. Как акульи зубы, они торчали на дне ровными терпеливыми рядами - мол, давай, мы ждем, прыгай...
   - Нет, Дрейк! - я отпрянула от края ямы поближе к стене. - Я не буду этого делать!
   - Будешь, - начальник исподлобья взирал на меня, стоя на той стороне и сложив руки за спиной. - Считай это некоторой контрольной точкой в достижении первого этапа знаний. Еще раз повторяю: перейдешь через яму - и свободна. Прыгать на эту сторону не разрешается - поэтому я установлю защитный экран. Трансформировать яму нельзя, замуровывать тоже, все должно остаться тем же, а ты должна пройти над ней.
   - Как?! По воздуху?
   - Как угодно.
   - Но там же шипы!
   - Да, там шипы. Но они настолько материальны, насколько ты в это веришь.
   - Боже мой... это шутка? - я застонала и подкатилась к краю ямы, достала монетку из кармана: она завалялась там с тех пор, как я пыталась найти в Реакторе кофейный автомат (к слову говоря, не нашла). - Веришь - не веришь. Смотри!
   Монетка сорвалась с пальцев и, сверкая полированным металлом под сероватым светом, льющимся из окон, полетела вниз. Секунда... две... и лязг металла о сталь. Попав ребром прямо на кончик одного из шипов, она отлетела в сторону, задела еще один, после чего провалилась между ними на далекий, почти невидимый отсюда пол.
   - Они настоящие!
   - Настоящим делается все, во что ты веришь.
   - Неправда. Ангелы не делаются. Сколько не пыталась их увидеть в детстве, а так и не увидела.
   - Кто такие ангелы?
   - Мифические существа моего мира.
   - А ты в них верила?
   - Не знаю... - я вздохнула. - Не важно. Я не смогу, Дрейк, я просто это чувствую... пожалуйста, давай будем делать что-нибудь другое...
   Начальник остался непреклонен.
   - Бернарда, на прошлом занятии ты показала отличный результат. Я бы сказал - поразительный. У меня нет причин сомневаться, что и с этим ты справишься не хуже. Твои способности выше, чем ты сама о них думаешь, но их нужно продолжать развивать, иначе они станут в лучшем случае бесполезны, в худшем - принесут вред.
   Сухие слова похвалы мало подействовали на меня. Чувство обреченности не ушло, скорее, усилилось. Он что правда думает, что я пройду по воздуху над ямой, истыканной шипами? Дрейк просто не знал, что с тех самых пор, как только в Советском Союзе появились видики, дети только и делали, что смотрели подобные ужасы: какой-нибудь дурак валится в такую вот яму, а потом лежит внизу бездыханный, со струйкой крови изо рта и стеклянными глазами, проткнутый в двадцати местах. Нет, нет и нет! Я же не настолько дурная, чтобы поверить в возможность пройти по воздуху?
   Дрейк не стал смотреть на мои душевные терзания. Просто растянул по периметру зала озоновую сетку, чтобы предотвратить мои потенциальные прыжки и ушел.
   Я съехала спиной по стене и села на пол.
   Замечательно! И снова я наедине с собой. Я, четыре стены и яма... на этот раз с шипами. Ах, да! И озоновая сетка - защита от побегов.
   Ну, что за жизнь?
  
   Тридцать минут спустя.
  
   Я долго щурила глаза и рассматривала их под разным углом.
   Они настоящие. Эти чертовы шипы самые что ни на есть настоящие!... Вон как блестят, переливаются, сверкают. Холодные, жуткие, отталкивающие. Свесила один кроссовок вниз - до шипов не достать, не проверить на прочность, вниз не спрыгнуть, по дну не перейти.
   А может быть, где-то есть невидимый мост?
   Тщательно ощупала край ямы и воздух за ней. Ничего.
   Вздохнула и снова откатилась к стене думать.
   Это подвох, обманка! Не может такого быть, чтобы Дрейк и правда надеялся на переход по воздуху! Может, он ждет чего-то еще? Других методов решения, других мыслей, творческого подхода?
   И... если я попробую и свалюсь, то над шипами ведь натянута невидимая страховочная сетка... правда? Монетка просто прошла сквозь нее, а я удержусь. Ведь так?
   В горле образовался ком, внутри стало холодно и зябко; тишина давила на плечи. Почему Дрейк не помог мне, почему не поддержал, не подсказал, почему просто ушел?
   Я положила голову на подтянутые к груди колени. Чувство одиночества совсем не способствовало полету мысли.
  
   Час спустя.
  
   У Индианы Джонса была цель - грааль!
   У меня цели нет. И мотивации тоже нет! Он ступал в пустоту с надеждой и верой, хотел исцелить отца, а я? Зачем я вообще сравниваю реальную жизнь и фильм? Да, ситуации похожи: и ему, и мне следовало шагнуть в пропасть, но концовки фильмов известны заранее, положительным героям экранов хэппи- энд обеспечен, а мне? Я не в фильме, я в странном мире, где многое возможно, но где находится тонкая грань между "возможно" и "так будет"?
   Время капало сквозь пальцы - медленно двигалась стрелка по циферблату наручных часов. Так же медленно двигались по полу размытые пятна от солнца.
   Где-то там, за окном, ходили люди... Шли домой или на обеденный перерыв, общались, смотрели в экраны компьютеров. И чего мне не сиделось в привычном офисе бюро переводов? Там не было ямы, не было шипов, не было озоновой сетки. Там была мама и знакомая спальня, там все было просто и понятно.
   Мой взгляд застыл на раме одного из окон. Контраст между солнечным светом и темной балкой завораживал и вгонял в прострацию.
   Да, там не было моего особняка, Клэр, пушистиков, яркого сверкающего Нордейла... Там не было новой жизни, новых возможностей, не было Дрейка... Почему? Почему всегда приходится выбирать?
   Нужно было как-то собраться и начать пробовать что-то делать, действовать, создавать мост, шагать в яму, но страх парализовал, намертво склеил движения.
   Я продолжала сидеть на полу, равнодушно наблюдая за окном.
  
   Неопределенное время спустя
  
   Он придет и увидит, что я даже не пробовала...
   Ведь на самом деле - пальцем о палец не ударила, чтобы справиться с заданием. Поднимайся, Дина, поднимайся, Бернарда! Хватит отсиживать пятую точку, пора действовать!
   И началось...
   Я воображала, домысливала, визуализировала, представляла, заставляла себя мысленно поверить. Потом подошва кроссовка наступала в пустоту - и я судорожно отскакивала от края. Пыталась нащупать дорожку на другой край ямы медленно, с толком, с расстановкой, успокаивала сердце и дыхание, пробовала вновь и вновь.
   Представляла и золоченый мост, и узкую тропку, и кирпичную дорогу и отдельные плавающие островки - все равно нога проваливалась в никуда. Начинала сначала, бесконечно долго концентрировалась на твердой почве под ногами, пыталась шурупом ввертеть в сознание мысль о реальности создаваемых объектов - тщетно. Страх перед падением не угасал, будто назло разгорался с новой силой.
   Веревочный мост, деревянные планки с перилами, светящаяся пыль, бетонные блоки - ничего из этого не воплощалось в реальность.
   Как, где и почему я прокалывалась? В чем была причина планомерной череды неудач?
   Не сдаваться, пробовать еще...
   Тени в зале удлинялись, солнце начинало клониться к закату - плевать на время. Нужно пробовать снова и снова. По спине катился пот, виски взмокли, локоны на них стали завиваться в колечки (и почему работа мысли так выматывает тело?) - раздраженное движение рукой, чтобы убрать волосы с глаз - еще, нужно пробовать еще! Нужно как-то пробиться через трудности.
   Ни кряжа, ни выступа, ни деревянной полоски у стен - яму не обойти со стороны. Я едва не рычала в голос. Прочь предательские мысли! Следует честно выполнять задание, а не тратить время на то, как его обойти.
   Расстроилась? Передохнула? И снова в бой!
   Я пробовала пройти через яму и нахрапом, и медленно, несколько раз едва не свалилась в нее, один раз поскользнулась на краю так, что больно ударилась копчиком и кое-как сумела уцепиться за край, чтобы не соскользнуть вниз. Каждый раз сердце билось перепуганной птичкой, а перед глазами стояло собственное повисшее на шипах тело.
   Хотя я не сдавалась настолько долго, насколько могла, время все равно выигрывало у результатов всухую.
   Когда энергия окончательно иссякла, а взгляд упал на часы, не нашлось сил даже на то, чтобы застонать. Шесть вечера.
   Болели руки, болели пальцы, копчик и голова. На ногах фиолетово-синими медузами расплывались синяки, глаза закрывались от усталости.
   Погасли последние лучи солнца - в зал медленно опустились сероватые вечерние сумерки, с каждой минутой делаясь все плотнее. Лампы под потолком не горели, выключатель был на той стороне; внутри даже не нашлось сил на то, чтобы расстраиваться.
   Я подкатилась к стене и затихла.
   Проиграла. Да, проиграла, и что теперь?
   Проигрывать тоже надо уметь. Я пыталась. Я честно перепробовала все, что могла, но провалилась.
   В груди побитой кошкой мяукнул страх. Накажут? Выскажут, отчитают, заставят начинать все с нуля? Лишат чего-то, разочаруются? Ну и пусть. Сил не осталось ни на что. Свернувшись у стены, я равнодушно смотрела на мерцающую под потолком сетку: в темноте она стала отчетлива видна - иссиня голубая, разделенная на квадраты.
   Пусть приходит, пусть видит, что я не всемогуща. Пусть отчитывает, пусть качает головой, пусть ругает или читает нравоучения.
   Не могу. Даже с пола не поднимусь, так и останусь здесь лежать, придавленная плитой поражения. В этой тишине, в одиночестве, забившаяся в самый дальний угол сознания. У всех есть пределы, и я своего достигла.
   Откуда-то из глубины сознания донесся далекий голос Баала: "Дура, ты даже коснуться его не сможешь... Хочешь разбить себе сердце?"
   Я горько улыбнулась: я уже его разбила, свое сердце, Баал. Разве не видно? И, может быть, именно глубокое осознание этого факта - того факта, что Дрейку на самом деле до меня нет никакого дела, - и подкосил остатки желания чего-то добиться.
   Вспомнились знакомые серо-голубые глаза, чертовски привлекательные и такие же недоступные губы, красивые руки, которых нельзя коснуться. Он ушел. Снова ушел и оставил меня в одиночестве, едва объяснив задание. Кому я вру? На что надеюсь? На чудо?
   Чудом было бы, если бы сегодня я все-таки упала на эти шипы.
  

*****

  
   Она не увидела, как он пришел. Не услышала открывшуюся дверь, полосу света, на мгновенье мелькнувшую на той стороне зала, его тень, вытянувшуюся до самого края ямы, и снова тихий щелчок дверного замка. Не подняла голову с коленей и не шевельнулась. Подавленная, сжавшаяся, ожидающая худшего.
   Дрейк не стал включать освещение. Света уличных фонарей хватало для того, чтобы видеть детали, этого было достаточно.
   Восемь вечера. Бернарда на той стороне ямы, озоновая сеть ни разу не сработала, предотвращая прыжок, - значит, проигрыш был честным. Да и проигрыш ли? Дрейк с самого начала знал, что задание сложное и выполнить его можно лишь находясь на эмоциональном подъеме в хорошей физической и ментальной форме.
   Физическая форма у Ди была хорошей. А вот ментальная?
   Дрейк присмотрелся к сжавшейся у стены фигуре внутренним зрением и почувствовал беспокойство. О каком эмоциональном подъеме могла идти речь при уровне душевной боли в семьдесят шесть процентов?
   Он нахмурился.
   Откуда так много? Что успело случиться за сутки, ведь вчера днем он видел Бернарду - и такого не было. А утром, к своему недовольству, не успел померить. Что же случилось либо вчерашним вечером, либо сегодняшним утром, что привело к подобному упадку душевных сил?
   - Бернарда... - позвал он осторожно, чтобы не напугать.
   Никакого движения. Потом волосы качнулись, голова поднялась с коленей - на Дрейка взглянули утомленные погасшие глаза. Способность Начальника видеть в абсолютной темноте сейчас не принесла радости: слишком хорошо он ощутил то равнодушие, которое читалось в направленном на него взгляде.
   - Что случилось? - спросил Дрейк, заранее осознавая, что его вопрос не будет понят корректно.
   Ди поднялась с пола ( наверное, решила, что сидеть перед Начальником неприлично):
   - Я не смогла выполнить задание. Не справилась.
   Голос грустный, но ровный. И не в невыполнении задания крылась ее боль, Дрейк чувствовал это кожей. Его царапнуло изнутри другое: впервые Ди не обрадовалась его приходу, впервые отвернулась от его лица и схлопнулась изнутри, замуровав даже узкие щели, а не распахнулась навстречу, как всегда бывало до этого. Что же случилось такого за прошедшие двадцать четыре часа? В груди против воли шевельнулась досада. И боль.
   Он скучал по ней. Но никогда не говорил об этом вслух. Тянулся к ней, пропитывался теплом ее глаз - молча, но всецельно, каждой клеткой. А теперь столкнулся с равнодушием в глазах и был вынужден признать, что почувствовал себя скверно.
   Бернарда молчала. Наверное, ждала, что сейчас он прокинет мост через яму, скажет: " Иди домой, продолжим завтра." И ушла бы, так и не сказав ни слова.
   И поэтому он - Дрейк - молчал тоже.
   - Что произошло? Расскажи мне, - попросил он мягко, пытаясь понять происходящее.
   Она вздохнула и потерла висок.
   - Я пыталась представить мост, но у меня не вышло. Я очень старалась, представляла его во всех деталях, но, видимо, боялась упасть вниз. Мне чего-то не хватило, чтобы побороть страх, и поэтому не вышло.
   - Мотивации?
   Грустная усмешка.
   - Может быть.
   Они стояли по разные стороны ямы, но на самом деле пропасть между ними была гораздо шире. Он смотрел на нее, она - в сторону.
   Да, Дрейк мог бы сказать "хорошо, прыгай на другую сторону" или "сейчас я замурую яму", но ничего из этого не делал. Вместо этого почему-то продолжал смотреть на женский силуэт с поникшими плечами и думал о том, что ни разу не сказал ей, что скучает. Что думал о ней все эти дни, пока молчал, что пытался найти способ, как помочь им обоим, что очень хотел бы, чтобы у них было совместное будущее, что он вовсе не бесчувственный истукан - как она, наверное, думает... Почему-то обо всем этом захотелось сказать именно теперь, когда ее одиноко застывшая на краю ямы фигура источала скрытое душевное страдание.
   Он уже хотел было открыть рот, когда Ди опередила его, заговорив, пытаясь что-то объяснить. Она говорила о чем-то Дрейку непонятном: о каком-то Граале, об Индиане Джонсе (кто это?), о том, что он мог шагнуть в пропасть, потому что был болен его отец, а она?
   Всплескивала руками, рассержено повышала голос, расстроено затихала.
   - Ведь все люди, - говорила она, - делают что-то ради чего-то, а ради чего в пустоту шагать ей? Ради себя не хочется, да и не нужно это...
   - А меня?... - хрипло спросил Дрейк и осекся.
   Речь на той стороне ямы оборвалась, оставив в воздухе оглушающую тишину и дыхание двоих.
   Дрейк чувствовал, что что-то неконтролируемо сорвалось и покатилось с горы.
   Слово - камешек вызвало лавину, каменный обвал, непредсказуемый результат.
   Он совсем не должен был этого говорить... Внутри на полную мощь взвыла сирена, и в то же время взвилась радость - это было нечестно, неправильно использовать такой метод, но ему хотелось вновь почувствовать ее отклик, ее душу, увидеть ее свет. Это было глупо, не по-взрослому, нужно было остановить себя, пока не поздно, но он не смог, продолжил начатую фразу, несмотря на то, что знал: пробившиеся сквозь барьер губ слова навсегда что-то изменят.
   - ... Ты смогла бы это сделать ради меня?
  

*****

  
   В оглушающей тишине стук собственного сердца казался барабанным боем.
   Конечности занемели от волнения, а дыхание сбоило.
   Человек на той стороне ямы стоял ровно и смотрел прямо в лицо. Серебристая форма, руки сцеплены за спиной, подбородок чуть опущен.
   Зачем... Зачем он сказал то, что сказал?
   Ради него... Могла бы я что-то сделать ради него? Да я все что угодно бы сотворила: рай из пустоты, новый сверкающий мир, населенный порхающими бабочками,- превратила бы все пески пустынь в золотую пыль! Ради него я бы шагнула не то что в пропасть - в пасть акуле бы шагнула: выдернула бы той все зубы и преподнесла в качестве подарка.
   Я бы... Я бы...
   В груди теснило от чувств. Неужели он, правда, это сказал? Но зачем? Неужели ему важно, на что именно я пошла бы ради него, или же это всего лишь один из методов достижения цели? Мотивация нерадивой ученицы, неспособной выполнить задание самостоятельно?
   Я почувствовала себя ранимой и уязвленной.
   Не нужно забываться. Дрейк - это Дрейк, он никогда ничего не делает просто так, всегда находит кратчайший путь к цели, а его цель - сделать так, чтобы я перешла эту яму. Любыми средствами. И ведь нашел же правильные слова, самое слабое место и, не задумываясь, послал туда ядерную ракету.
   Браво, Начальник! Сработало.
   Фонтан радости опал, сменившись струями щемящей грусти.
   Стоя у края ямы, я чувствовала себя полностью обнаженной. Не физически, но душевно. С меня будто содрали все заслоны, оголили все тайны и теперь нагло и с интересом разглядывали нутро.
   "Смотрите, какая Бернарда интересная внутри! А это у нее что? Любовь? О! Так ее можно великолепно использовать!.."
   Мда-а-а. Наверное, и так бывает.
   Заставила себя посмотреть на стоящего напротив мужчину.
   - Это нечестно, Дрейк. Нечестно... понимаешь?
   Казалось, что сердце, до того момента сиявшее золотым, вдруг начало сочиться красным - болью. Нет, у меня не было обиды на Начальника. Я не злилась и не сетовала, я просто обнажила себя и теперь никак не могла вернуть на место защитную заслонку.
   Грустно улыбнулась, покачала головой, упрекая саму себя. Надо же было так расчувствоваться...
   - Не делай так больше, ладно? - попросила тихо. А потом раскрылась до конца: - Я на все пойду ради тебя, Дрейк. Ты просто знай это, хорошо? Знай и никогда не сомневайся. Только, пожалуйста, не используй мое сердце в качестве слабого места, чтобы заставить усвоить урок. Не надо. Это больно. Правда, очень больно.
   Как скверно на душе. Хотелось развернуться уйти, спрятаться, закрыться. Но как спрятаться от внутреннего светильника, который из золотого превратился в темно-бордовый, в ноющий сгусток боли? А ведь всего-то одна фраза прозвучала. Зато какая! Надо отдать ему должное: Дрейк всегда умел находить слова. Как жестоко...
   - Дрейк, может быть, я не та женщина, которая тебе нужна, и, возможно, я никогда не смогу тебя коснуться, но единственное чего я всегда хотела - это того, чтобы ты был счастлив. Пусть я не умею этого делать или ты считаешь меня недостойной, но я - человек, и у меня есть чувства. Они все для тебя и ради тебя. Пожалуйста, не издевайся над ними...
   - Ди.
   Это слово прозвучало отдельно, само по себе. Но я точно поняла, что это сокращение от моего имени, и затихла. По сердцу прошла дрожь. Как интимно, как красиво... Жаль, что он никогда раньше меня так не называл. Ради одного этого можно было перескочить эту чертову яму, просто, чтобы услышать его еще раз.
   - Посмотри на меня.
   Как больно и сладко. Я чувствовала, что лечу бабочкой на огонь. Меня разрежут, разделают, а я буду тонуть в любви умирая. Но посмотреть в его глаза еще раз - что может быть слаще? И я посмотрела. Темнота, пропасть между нами - ничто не мешало мне увидеть того странного выражения, что застыло в них.
   - Иди ко мне, - тихо сказал Дрейк.
   Я мотнула головой, чувствуя собственные ватные ноги. Бред... Нет... Зачем он говорит таким голосом? Хочет добить изнутри?
   - Не надо, Дрейк. Если ради задания...
   - Нет.
   Еще одна стрела в цель. Я же умру.
   - На той стороне ты сделаешь вид, что ничего не было...
   - Иди ко мне.
   Я нервно рассмеялась.
   - Ты - Начальник или ты - Мужчина? Кто ждет меня там?
   Я осеклась. Таких глаз, какие были сейчас, я не видела у Начальника никогда до этого: в них застыла гремучая смесь - плавленая нежность, ожидание, желание и частичка боли. И это стало мне лучшим ответом, нежели тысяча слов.
   Он ждал. Он любил. В эту секунду я могла бы поклясться в этом.
   Господи-Господи-Господи...
   Пусть он будет моим всего лишь на секунду, но эта секунда стоила всей жизни, стоила того, чтобы дойти. И я решилась.
   Шаг... Другой... Мне стало все равно, что под ногами. Я знала только одно: дойду. Дойду и коснусь его, чего бы это впоследствии ни стоило. Шаг... Твердая ли почва под ногами или ее уже нет - какая разница. Его глаза плавили, тянули, жгли насквозь - все остальное перестало существовать. Я иду к тебе... Иду. Только продолжай так смотреть. Желательно всю жизнь...
  

*****

  
   Если бы в его жизни существовало такое понятие, как "семейные вечера", то на одном из них Дрейк обязательно рассказал бы друзьям, что все произошло именно тогда. Рассказал бы, как он смотрел на Бернарду, ступающую по воздуху, как она мягко светилась в темноте, не замечая того, что под ее ногами пятиметровый провал, как она шла ему навстречу, не отрывая глаз; и не было для нее ничего важнее, чем дойти к нему.
   Эта секунда отпечаталась в его голове на всю оставшуюся жизнь.
   Потому что именно в эту секунду Дрейк полноправно признал, что потерян для общества. Что влюблен. Безвозвратно и навсегда.
  

*****

  
   Где кончилась яма? И начиналась ли она?
   Кроссовки бесшумно ступали по твердому полу. Еще никогда я не была к нему так близко. Близко не к телу, близко в его душе, близко к Нему...
   Я подошла почти вплотную. Впервые позволила себе полюбоваться им открыто, по-настоящему, как Женщина любуется Мужчиной. Какие крепкие плечи, какая мощь, взгляд, плавящий в пыль. Аромат знакомого парфюма и ощутимый лишь порами кожи запах Силы, скрытой агрессии, властности. Женская суть проседала перед ним, растекалась, каждый раз неизменно желая покориться. А этот взгляд, прожигающий насквозь...
   - Я пришла, - тихо прошептала.
   И всего несколько сантиметров между телами. Воздух искрило от страсти, от едва сдерживаемого желания коснуться. Провела носом возле его щеки, втягивая аромат кожи, чувствуя, как утекают остатки самообладания. Крохотные волоски снова встали дыбом, предостерегая от более тесного контакта. А губы так близко... те самые, мужские, желанные...
   - Не делай этого... - хрипло прошептал Дрейк.
   - Я стараюсь. Очень стараюсь...
   Так близко. Такие сладкие, лишающие воли.
   - Однажды я подомну под себя каждую твою клетку...
   - Все, что захочешь, милый...
   - Не заставляй меня делать шаг назад сейчас.
   - А ты не делай.
   Он не сделал. А я двинулась навстречу. Миллиметры, разделявшие нас, исчезли. Я коснулась его губ первой, а через секунду уже его губы накрыли мои. Нежные и одновременно жесткие, требовательные и сладкие... Как я мечтала об этом мгновенье! Об этом вкусе, об этом запахе, об этом мужчине. Мои руки обвились вокруг шеи поверх серебристой формы, пальцы зарылись в короткие волосы на затылке, которые я так часто рассматривала во время лекций, тело стало единым пульсирующим органом, желающим принять в себя мужчину целиком, а душа поняла, что пропала навсегда без права на возвращение.
   Нежный и жесткий, приказывающий сдаться и одновременно переполненный любовью - вот таким был этот поцелуй. Таким он запомнился мне за те несколько секунд, которые предшествовали появлению и нарастанию во всем теле неимоверно сильной боли, через мгновенье схлопнувшей сознание черной вспышкой.
  

*****

   Она лежала на полу, а Дрейк не мог, не смел взять ее на руки, чтобы телепортировать домой. Дурак! Идиот!.. Что он наделал? Поддался страсти, не остановился вовремя, а теперь он - самый сильный и могущественный человек на Уровнях ( даже не мог собственноручно ей помочь) - боялся, что еще одно прикосновение убьет ее.
   Точно идиот!
   В чувствах царил полный сумбур: пьянящее счастье от осознания любви, злость на себя за допущение подобного, радость(!) от допущения подобного, смущение, волнение за состояние Ди и член, бейсбольной битой распирающий штаны.
   Едва не рыча на себя от раздражения за то, что забыл, что значит "думать", Дрейк опустился на колени, одновременно создавая на руках серебристые перчатки, после чего осторожно поднял Бернарду с пола, прижав к своей груди.
   - Все будет хорошо, девочка, обещаю.
  
   Этим вечером Клэр созерцала странную картину.
   Мужчина в серебристой одежде, держащий на руках Дину в бессознательном состоянии, появился из воздуха прямо посреди гостиной, спросил, где находится спальня, и скрылся в ней. Не успела Клэр последовать за ним, как тот уже вышел, сказал "дать ей выспаться, не кантовать",- после чего так же неожиданно, и не прощаясь, растворился в воздухе.
   После причуд Смешариков ее уже мало что удивляло, и какое-то время повариха просто задумчиво кусала губы.
   Если сказал "дать выспаться", значит, ничего серьезного не случилось. Вряд ли она ранена.
   И кем был этот мужчина с жестким лицом? Уж не тем ли самым, о ком Дина рассказывала накануне? Если так, то ох и ах, какие страсти ждут этих двоих, уж Клэр-то знала: интуиция никогда ее не обманывала.
   А еще это странное выражение лица? Будто смущенное?
   Все эти глубокомыслия выпали из головы Клэр, стоило увидеть, что Смешарики опять устроили балаган перед телевизором.
   - Ану-ка брысь, негодники! Что это за бомба с фитилем, сейчас быстро в окно выкину! И зачем превращаться в жирную курицу прямо на ковре? Фу, гадость какая... Ну-ка хватит!
   Клэр сделала вид, что собирается стянуть с ноги тапок, чтобы запустить им в Смешариков, - и те с хохотом, как делали уже не раз, раскатились в стороны.
  

*****

  
   Просыпаться можно по-разному. Под нежное щебетание птиц и ласку солнечных лучей, под перестук дождевых капель по палаточному тенту, под звон будильника или льющуюся из радиоприемника мелодию, а можно - как я - в полнейшем балагане.
   Тело было будто разбито, разобрано на части и склеено в произвольном порядке: веки не желали разлепляться, в глазах песок, в висках ломота, сухость во рту и боль во всех конечностях. Такого я не испытывала даже с самих жестких похмелий, коих в моей жизни было три или четыре. Хотелось либо снова провалиться в спасительную тьму, либо сразу умереть, чтобы не мучиться. Но чья-то настойчивая тряска за плечо сделала свое дело - включила мыслительный процесс, который теперь не стыковался ни с двигательным, ни со зрительным, ни со слуховым.
   Вокруг, судя по всему, царил хаос. Но в чем он заключался, разобраться не получалось. Открытые глаза не принесли желаемого информативного результата: собственная спальня растекалась на пятна и неясные очертания, стены плавали.
   Я, застонав, потрясла головой.
   Кто-то что-то шептал и причитал, кто-то шипел, в отдалении скрипел кухонный пол на первом этаже, откуда-то снизу раздался грохот, затем ругань незнакомого мужского голоса.
   Что, черт, происходит в моем доме?
   Не успела я сесть на постели, как ко мне, будто белесое долговязое привидение, подлетела одетая в ночную сорочку Клэр.
   - Дина, наконец-то, ты проснулась! Я тебя добудиться не могла... А тут такое!..
   Клэр? В моей спальне? Часы на стене показывали половину третьего утра, дом погружен во мрак. Приоткрытая дверь залеплена желтой полицейской лентой с надписью "Не входить", а перед ней - багрово-красный дорожный знак на металлической ножке с надписью "Стоп". Настоящий дорожный знак?! С бетонной круглой подставкой на полу? У меня в комнате?!
   Я несколько раз моргнула и потерла ладонью слезящиеся глаза, пытаясь избавиться от наваждения. Знак не пропал.
   - Что это такое? - даже не прохрипела, прокаркала.
   - Это Смешарики из комнаты не выпускают! - взволнованно зашептала растрепанная Клэр. - Не дают выйти, шипят... а мне Ганьку надо найти...
   Я сжала стучащие болью виски ладонями, несколько секунд покачалась на кровати взад-вперед - боль чуть стихла. Мир никак не желал принимать прежние очертания. Черт бы подрал этот поцелуй накануне - шикарный, фантастический, умопомрачительный, но, судя по всему, дорого обошедшийся мне в виде болезненных последствий. Кто бы знал, что так вот расплющит... Но все равно было сладко, о да! Сладко было... По телу прошел нежный отголосок ощущений, полученных накануне. Прикосновение к Дрейку стоило всего, даже нынешних полночных мучений.
   Несмотря на боль, улыбнулась, параллельно пытаясь разобраться, что именно происходит в изрезанной светом уличных фонарей темной спальне.
   И все-таки, что Клэр делает в моей комнате? И почему дверь стерегут Смешарики? Повернулась к растрепанной подруге, кое-как прочистила горло:
   - Давай по порядку. Что вообще происходит?
   Повариха заломила худые руки и, наклонившись ко мне, принялась сбивчиво шептать:
   - Смешарики! Они разбудили меня, запрыгнули прямо на кровать, сказали: "Ди к Ди!". Я сначала не поняла, даже напугалась, ведь они ко мне ночью не закатываются, такое в первый раз случилось. "Ди, - говорят, - ропись, к Ди..." Это я потом уже поняла: "Иди к Дине, торопись". А пока наверх пробиралась, услышала, как в дверном замке кто-то ковыряется снаружи, а видеть - никого не видно. Они все "ропись" и "ропись". Я к тебе и побежала. А когда добежала, там уже в коридор кто-то заходил! Дина, у нас что, грабители? Что же делать, а там ведь Ганька осталась... Вдруг ее..?
   Закончить, что могло бы случиться с Ганькой, Клэр не смогла. Снова зашипели Смешарики, призывая к тишине.
   - Тс-с-с-с!.. - раздалось от двери.
   Я снова посмотрела на полицейскую ленту, обтягивающую выход. Ну и фантазия... Фильмов надо было меньше смотреть. На пороге сидело три пушистика. Где были остальные, оставалось загадкой. С первого этажа продолжали доноситься звуки непонятного происхождения.
   Страх и адреналин быстро прочистили голову от остатков слабости, призывая приступать к срочным действиям по спасению собственных шкур. Какие приоритеты, что делать? В голове быстро прорисовался план - забрать Клэр и кошек в безопасное место, затем сообщить Начальнику о проникновении в дом. Смешарики - удивительные создания - судя по всему, пытались помочь, приостановить грабителей у входа в спальню. Кто бы знал, что эти милахи способны решиться на такое? Обычно безобидные, любящие поиграть и подурачиться, а тут встали на пороге, как настоящие защитники...
   Стоило мне приблизиться к знаку, как тот отчетливо полыхнул красным светом.
   - Не-е-е! - авторитетно заявил один из Пушистиков, серьезно глядя на меня золотистыми глазами.
   - Да я и не пытаюсь выйти, - присела на колени перед мохнатым сторожем, сморщилась от боли в коленях. - Клэр права: нужна Ганька...
   Миша ( это показал предварительный осмотр комнаты ), как всегда, находился на моей кровати, избавив от потенциальных волнений.
   - Узе, - кивнул Смешарик и посмотрел на дверь.
   Мы тоже посмотрели на заклеенную желтой лентой приоткрытую дверь. Несколько секунд было тихо, затем раздался странный царапающий звук, а потом в проем на скорости въехал один из пушистиков, держащий во рту веревочку с привязанной к концу игрушечной мышкой. Следом за мышкой на всех парах, портя ковровое покрытие острыми когтями и расщеперив рыжие лапы, влетела Ганька. Стоило ей оказаться в пределах спальни, как веревочка тут же обратилась недовольным Смешариком.
   - Анька! - бросил он, покосившись на кошку, и тут же выкатился из комнаты. Разочарованная отсутствием игрушки Ганька тут же была подхвачена на руки благодарной Клэр.
   - Ах ты рыжая! Негодница моя, напугала до смерти...
   - Т-с-с-с.... - снова раздалось от двери.
   В гостиной первого этажа что-то грохнуло. Судя по всему не только упало на пол, но и разбилось. Дальше вскрик боли, чей-то шепот, стон... Значит, грабитель не один. Дела совсем плохи, пора уходить как можно скорее.
   Кусая губы от боли во всем теле, я принялась носиться по комнате в поисках одежды. Ни к чему повторять прежний опыт и прыгать в гости голышом. Да и к кому в гости? Это нужно было срочно решать... К Халку? К Стивену? К Баалу домой или к Дэйну в штаб? Да хоть ко входу в Реактор: везде сейчас безопаснее, чем здесь. Сколько еще Смешарики смогут держать оборону? А как защищаться, если грабители прорвутся сквозь их кордон, ведь ни навыков самообороны, ни оружия?
   Кофта, джинсы... черт, Клэр в одной ночнушке: на улицу прыгать нельзя - замерзнем и растеряем котов.
   В коридоре раздался чей-то болезненный крик, глухой стук падения на пол и протяжный вой. Что там происходит? И откуда позвякивание металла? Снова что-то разбилось, на этот раз на кухне.
   Схватив в охапку Михайло, я подбежала к Клэр с Ганькой, схватилась за ее руку и закрыла глаза. Вперед! Пусть будет Халк...
   Закрыла, попыталась представить его гостиную и... не смогла.
   Попробовала еще раз - в голове тихо и пусто. Ни картинок, ни ощущения телепортации. В чем дело?! Зажмурилась сильнее - ну! Давай же! К Халку! Захотела этого от всей души, попыталась вызвать в памяти детали, но... через несколько секунд со вздохом открыла глаза у себя в спальне.
   В груди родилась паника.
   Что-то не работало, мои способности перестали действовать. При попытках что-то представить, механизм, отвечающий за прыжок, не отзывался. Так человек пытается завести машину, двигатель которой разобран, а провода разбросаны по всему гаражу.
   Не стыкуется, не работает, искра не проходит!
   Я в ужасе посмотрела на Клэр.
   - Что? - взволновано спросила она.
   - Я попыталась нас перенести отсюда... и не смогла. Не смогла, Клэр... Со мной что-то случилось...
   Несколько секунд в комнате царила гнетущая тишина, прерываемая нашим неровным дыханием. Ганька болталась на локте у Клэр, как сосиска, посверкивая в темноте удивленными зелеными глазами.
   - Попробуй еще раз!
   Я попробовала. Снова попыталась представить гостиную Халка, потом его самого... потом штаб Дэйна. В голове тишина, как и прежде.
   На долю секунды мозг парализовала ядовитая стрела страха, перед глазами промелькнул наихудший сценарий: а что, если дар пропал насовсем? Что, если я больше никогда не смогу перемещаться, стану бесполезной для Дрейка и отряда, жалкой, ненужной, ничтожной, собирающей сочувственные улыбки товарищей, мол, не судьба... Буду проводить часы в бесполезных попытках вернуть способности, в отчаянии смотреть в погрустневшие глаза Начальника и знать, что даже мир, когда-то бывший родным, вдруг стал теперь недоступным для меня? Никогда больше не увижу маму и родной город, не смогу вдохнуть выхлопов советских автомобилей, не обниму старенькую бабушку, не пройдусь по улице, что прилегает к дому? А вечерами буду сидеть с бутылкой пойла, как Баал, и делать зарисовки знакомых мест по памяти, чтобы почувствовать хоть какую-то принадлежность к прошлому. Через какое-то время потеряю зарплату, особняк, уйду на съемную квартиру в трущобах, найду работу поломойкой и буду думать лишь о том, как бы наскрести денег хотя бы на Мишину еду...
   На глаза навернулись слезы.
   "Отставить панику! Нашла время, тоже мне..."
   - Не могу! - в отчаянии посмотрела на Клэр. - Я вчера впервые коснулась Дрейка, а теперь все болит и телепортация больше не работает!
   - Так это он тебя принес домой? А я еще думаю: что за мужчина... Он сказал не будить тебя, дать отдохнуть. Если бы ты выспалась, то, наверное, все было бы хорошо...
   - Я и сигнал о помощи из головы послать не могу! - едва не взвыла от досады я.
   Снизу снова раздался звук непонятного происхождения и леденящий душу истошный крик, от которого у всех обитателей комнаты волосы встали дыбом.
   - Что... ч-что там т-творится? - после паузы, заикаясь, спросила Клэр.
   - Телефон! - вдруг сообразила я, стараясь выбросить из головы всплывший кошмар. - Клэр, нужно найти телефон, позвонить Дрейку....
   И мы вдвоем кинулись искать злополучную телефонную трубку.
  

*****

  
   Джо никогда не боялся. Чувство страха вообще не было присуще ему. Возможно, когда-то давно... Настолько давно, что он благополучно забыл об этом.
   Джо радовался, когда хватало денег на выпивку, раздражался, когда заканчивались сигареты, испытывал удовлетворение, когда кто-то падал замертво с аккуратной дырочкой во лбу, проделанной его Магнумом, чувствовал экстаз, когда удавалось найти шлюху без претензий на его чистоплотность, способную качественно отсосать в подсобке бара "Кривой нож", ликовал, когда мог сторговать у Рида патроны за полцены, злился оттого, что не мог поселиться на верхних Уровнях и ненавидел, когда кто-то пердел в помещении.
   Но Джо никогда никого не боялся. Ни Бога, ни Черта, ни Андэра, ни Комиссию, ни самого себя.
   И только сегодня он впервые за долгое время вспомнил, что значит это поганое чувство.
   Хуже того - он в полной мере прочувствовал ползущий по спине липкий, холодный, карабкающийся по позвоночнику страх.
   Теперь, когда одна ступня была проткнута чем-то острым и нещадно ныла, выливая в ботинок теплую кровь, когда глаза выхватывали из темноты непонятные движущиеся тени в углах, когда его друг поскользнулся на чем-то жирном и спиной упал на металлические колья, через секунду растворившиеся прямо на его глазах, - Джо хорошо, даже очень хорошо вспомнил, что значит бояться.
   Кровь Марти была настоящей. Шипы - черт их знает, а вот кровь - да.
   Джо сам проверил: Марти был мертв, мертвее не бывает. И хотя он плохо видел само тело, лежащее на полу, - оно просвечивало и мерцало, дыры в нем, однако, различались до дурноты хорошо. Много дыр, не меньше двух дюжин, и целое море тошнотворной голубоватого оттенка крови.
   Боже, он и сам принял дозу этого изоморфа полтора часа назад. Неужели и в его венах теперь текла подобная гадость?
   Пальцы левой руки до боли сжали рукоять знакомого ножа, а правой - теплый металл пистолета. Но страх не уходил, а только нарастал. Казалось, оружие не добавляет защиты, а лишь сильнее подчеркивает беспомощность.
   Что-то в этом доме было не так.
   Здесь были ловушки. Черные глаза стоящего посреди темной комнаты настороженно скользили по очертаниям мебели, выискивая зловещие признаки чужого присутствия, но внимание постоянно отвлекал ноющий бок: его кололо с тех пор, как Джо попытался увернуться от летящей прямо в грудь арбалетной стрелы. Увернуться-то увернулся, вот только сделал это так резко, что нерв под ребром защемило.
   Чертовы ловушки... Совсем не те, которые можно предсказать и обойти, а какие-то иные - чужеродные. И еще эти тени...
   Поначалу Джо решил, что сыворотка Ирэны в качестве побочного эффекта вызывает и галлюцинации. Он даже предвидел подобное: шутка ли, на два часа превратить тело в невидимое? Сколько процессов должно задействоваться в организме, и какие-то из них просто не могли не влиять на мозги, ведь так? Побочные эффекты или нет, а невидимость с изоморфа наступала - многократно проверено и подтверждено лабораторными опытами. Но тогда откуда - именно этот вопрос беспокоил Джо больше всего - откуда арбалетчик знал, куда стрелять? И как вообще здесь оказался арбалетчик? А если же это механическая ловушка, то на что сработала?
   Да, Андэр сказал "телепортер". Сказал действовать тихо, потому что если почует опасность - ускользнет. Да, Андэр обещал прилично заплатить за труп, обещал, что все пройдет гладко. Но Андэр ничего не говорил о каких-то тварях, в изобилии обитающих в этом доме!!! Именно они пугали Джо сильнее всего. Способный справиться с несколькими противниками одновременно, отразить едва ли ни любую молниеносную атаку (не первый десяток лет работы киллера за плечами), он ненавидел прилипшее к нему сейчас чувство страха и беспомощности.
   Если бы это были люди - любые люди - он бы не боялся. Но в этом доме, помимо девчонки, чей голос иногда слышался из спальни наверху, было... обитало... что-то еще. Нет, не домашние животные: тех бы Джо быстро вычислил и пристрелил в два счета - но что-то другое. Живое, агрессивное, злобное и... чужое.
   Знать бы, куда подевался Рик... Возможно, им не стоило разделяться, чтобы ускорить поиски, но действие сыворотки вскоре должно было закончиться, поэтому пришлось разойтись.
   Похоже, они просчитались. Интуиция подсказывала Джо, что Рик, скорее всего, последовал за Марти ( проще говоря, откинул копыта). А виной всему эти мелькающие по полу твари, из-за которых он, парализованный страхом, вот уже несколько минут, как боящийся пройти по темному коридору к туалету пацан, не мог сделать и шагу.
   К черту. К черту страх! Выполнить работу и скорее домой - в бар, к старому музыкальному автомату у стены возле дартса, к поганому по качеству, но приносящему желанное забытье портвейну и висящему пологом дыму... А потом засадить рыжей Марте по самые гланды...
   Мысли о привычном помогли стряхнуть оцепенение.
   Вглядываясь в темные углы и вслушиваясь в звуки, Джо медленно зашагал из гостиной к лестнице на второй этаж. Девка там... Несмотря на шум, устроенный его коллегами внизу, почему-то еще не сбежала, как предупреждал Андэр. От страха приросла к месту? Тем лучше. Пристрелить и смыться.
   Темнота выедала глаза. Темнота, такая дружелюбная к Джо в другие дни, теперь угнетала, мешала, препятствовала движению.
   Еще два шага - лестница впереди. Он занес ногу, чтобы поставить ее на ступеньку, взялся рукой за перила и тут же замер: пальцы приклеились к деревянной поверхности. В первую секунду не поверив ощущениям, Джо попытался отдернуть ладонь, но она будто намертво приросла в деревяшке. Что это - смола? Клей? Что за странный тошнотворный запах?
   Не успел Джо дернуть еще раз, как сзади с шорохом что-то прокатилось. Сердце подпрыгнуло до самого горла: кто-то был за спиной, а он не мог даже развернуться. Нож приклеился к перилам вместе с ладонью, став полностью бесполезным, оставалось надеяться на пистолет. Рванув руку со всей дури (кого заботит кусок кожи, если на карте жизнь?), Джо взвыл от боли и попытался рвануть вверх по ступеням, но при следующем шаге упал, потому что в темноте на лодыжке с лязгом что-то захлопнулось.
   Озверев от боли и издав рев, сотрясший стены всего дома, Джо пытался освободиться от прокусившего ткани до самой кости металла (Медвежий капкан? Мать его! Что на лестнице делает медвежий капкан?!..), когда увидел их.
   Даже боль ушла.
   Ушло все, включая реальность.
   Джо, распахнув в темноте глаза, смотрел на неторопливо окруживших его в темноте глазастых тварей, собирающихся в группы впереди и позади рухнувшего на пол тела.
   Много. Тварей было слишком много. Их глаза отсвечивали красным, а зубастые рты беззвучно щерились и скалились, предвкушая конечную расправу.
   Ладонь с болтающимся куском кожи пульсировала, бок саднило так, что вдохнуть и выдохнуть без хрипа не получалось, на ноге болтался чудовищный агрегат, способный переломить кости не то что человеку - слону! Но хуже всего были они, собирающиеся в довесок еще и поужинать им же.
   Умереть от пули? Да. От ножа? Тоже ничего... Но быть съеденным заживо ночью в чьем-то доме? Такого кошмара Джо не стал бы желать даже злейшим врагам, а посему, подняв пистолет, истошно заорал, расстреливая обойму туда, где, как ему казалось, тварей было больше всего.
  

*****

  
   Джон Сиблинг внимательно следил за работой группы экспертов в масках, работающих у стены, время от времени окидывая взглядом гостиную: кровь на лестнице и ковровых покрытиях, плавающие в воздухе остатки чужеродной энергии, пулевые отверстия в стенах, разбитая у двери ваза, покрытые липкой бурой субстанцией перила и в довершении всего - три мужских тела. Одно - мертвое, два - почти.
   В целом, дом выглядел устрашающе, словно после неудачного празднования Хэллоуина, где костюмированный маскарад плавно перешел в пирушку маньяков, закончившуюся расстрелом всего, что можно было расстрелять. Использование пуль было понятно. Непонятными оказались множественные ранения на найденных телах - порезы, ожоги, рваные раны, многочисленные проколы и отверстия такой величины, что сквозь них можно было увидеть даже пол, не говоря уже о внутреннем строении человеческих органов. Особенно четко они просматривались у того бедолаги, которого пять минут назад убрали с кухни. Двоих других, еще дышавших, отправили в здание Комиссии на дознание. У одного обнаружились чудовищные раны на ноге и руках (конечности будто хорошенько прожевала акула), второй, по-видимому добравшийся до верхнего этажа по дальней лестнице, (сам или с чьей-то помощью) замысловатым образом свалился обратно на первый, при этом сломав колено, повредив спину и получив сотрясение.
   Наблюдая за слаженными действиями специалистов по уборке помещения, Сиблинг удрученно покачал головой. О чем думал Дрейк, оставляя жить существ, способных нанести подобный вред? Чужеродная энергия, способная трансформироваться по мгновению ока в самую непредсказуемую форму, - это ведь не собачка и не кошечка. Даже не пятиметровый питон, страдающий непроходящим голодом. Фурии - чужие человекообразным существа. Фурии - сложный высокоинтеллектуальный организм, обладающий коллективным разумом и знаниями по трансформированию материи. Но если Начальник решил, что риск оправдан, значит, не ему, Джону, с ним спорить. За долгие годы работы Сиблинг убедился в одном: Дрейк способен предсказывать и прогнозировать не только развитие сложнейших событий, но и проектировать психотипы поведения чужих в нетривиальных ситуациях. Сказал оставить Фурий Бернарде - значит, так и стоило сделать, даже если теперь стены украшали замысловатой формы бурые кровавые разводы.
   Люди в масках осторожно снимали образцы тканей со стен, шедшие следом уборщики тут же экстерминировали следы. Изучался фон комнат, воссоздавалась полная картина произошедшего, сканировались поверхности предметов, способных хранить информацию. Скоро случившееся здесь за последние несколько часов можно будет воспроизвести в голографическом режиме, в объеме и со звуком.
   Джон не мог не признать: ему было любопытно взглянуть на эту картину. Невероятно интересно будет увидеть Фурий в действии. Однако он так же был рад, что в эту самую секунду монстры, учудившее в доме кровавую битву а-ля "съедим-зарежем-расчленим", оставались вне пределов его видимости. Все-таки неприятно рядом иметь врага, способного удивить тебя. Причем, удивить в самом неприятном смысле этого слова.
  
   Если сначала из комнаты нас не выпускали Смешарики, то теперь это делал Дрейк, объяснив все тем, что Комиссии необходимо собрать как можно больше следов с места происшествия. Само место, то есть коридор и гостиную первого этажа, нам увидеть не позволяли.
   - Не стоит, - сухо обронил Начальник, - зрелище вам не понравится.
   - А что же там произошло? - одной рукой Клэр удерживала непоседливую Ганьку, а второй теребила ночнушку. Я улыбнулась, подумав о том, что подруга осмелела настолько, чтобы начать раскрывать рот в присутствии человека в форме. Каких-то пару месяцев назад она бы в обморок упала от одной только мысли об этом.
   - Присядьте.
   Последовав указанию, мы притихли, усевшись на кровать, сам Дрейк расположился на стуле у шкафа. Было совершенно непривычно видеть его в собственной спальне. Начало четвертого утра; снизу доносился шум и голоса экспертной группы; в комнате тишина, поскрипывание серебристой ткани и наше дыхание.
   - Я хочу вам немного рассказать о существах, которых вы приютили в своем доме. Тех, кого вы зовете Смешариками... Вообще-то они зовутся Фуриями, - сказал Начальник, изучая наши лица. - Интересно послушать?
   Мы одновременно кивнули. До того, как начался рассказ, я успела подумать о том, что виновников "торжества" - то есть тех, о ком собиралась пойти речь, - почему-то нигде не было видно.
  
   Значит, Фурии.
   Оказывается, это существа из какого-то давно переставшего существовать мира - сложные, опасные (кто бы знал), наделенные способностями видоизменяться, взрощенные людьми Комиссии в лаборатории из ДНК. А мы-то думали: глазастые беззубые пушистики, обожающие на завтрак ягоды и ананас. Почти что тряпичные игрушки. Мда-а-а.
   Когда Начальник закончил повествование, какое-то время в комнате было тихо. Стихли и звуки внизу, хлопнула входная дверь, кто-то ушел. Наверное, группа закончила свою работу.
   - Если вы больше не хотите соседствовать в доме с экс-Смешариками, я заберу их и передам в лабораторию для уничтожения.
   - Нет! - воскликнула Клэр и тут же пристыжено замолчала. Добавила уже тише: - Не стоит... мы... мы к ним привыкли.
   Я кивнула.
   - Пусть они опасны для врагов, но ведь ты сам сказал: если выбирают друзей, то стоят за них горой. А мы - одна семья. Я не могу отобрать у них дом. Да и... мы их любим. Честно.
   - Поэтому я и разрешил оставить их. Был уверен, что в случае опасности, они смогут о вас позаботиться. Так и вышло.
   Он мягко улыбнулся: то ли довольный тем, что в очередной раз не ошибся, то ли пытаясь подбодрить нас, измотанных ночным нападением.
   - Я рад, что они оставили двоих в живых. Теперь мы точно узнаем, кто стоял за покушением на Халка, Дэлла и тебя. А также выясним, что за препарат находится у них в крови. Очень интересный, судя по всему, по составу. Подобная невидимость смогла бы обмануть глаза человека, но не глаза Фурий.
   "Тех вообще сложно чем-либо обмануть," - казалось, хотел добавить Начальник, но промолчал, задумчиво постукивая пальцами по плечу.
   В этот момент он снова был таким далеким, но в то же время близким... родным. Те же русые волосы, в которые вчера на секунду зарылись мои пальцы, знакомая упрямая линия подбородка, сжатые практически в линию губы, спокойные серо-голубые глаза и расслабленные руки. Интересно, будь мы ближе, будь мы вдвоем - о чем бы он сказал сейчас?
   " Знаешь, Ди, они меня удивили. Никогда не видел, как именно Фурии реагируют на врагов, первый раз представился случай. Представляешь, что за интеллект кроется в их крошечных пушистых головах? Я вот когда-то читал, что..."
   Мы, наверное, были бы на кухне. Спустились бы, чтобы ночью заварить чай или налить по бокалу вина, чтобы потом снова вернуться в постель. Он делился бы со мной мыслями, всегда, в каждый момент времени, был бы в моем распоряжении, спрашивал бы моего мнения, совета, просто ждал бы участия в диалогах...
   Как приятно это все было бы. И как притягательно.
   Чувствуя, что в груди снова начинает сиять и пульсировать световой шар, я смущенно потупилась на ковер, а когда подняла глаза, наши взгляды переплелись, как два тянущихся друг к другу жгута. Глубокие, долгие, проникающие под кожу, желающие узнать все, выпотрошить друг друга, слиться, взаимно желая большего, чем позволяли сложившиеся обстоятельства.
   Не выдержав напора, я снова отвернулась и посмотрела на стену.
   Клэр, будто почувствовав интимность момента, тихонько пробубнила, что ей срочно нужно в туалет, после чего выскользнула из спальни, оставив нас наедине.
   Взгляд Дрейка, сидящего напротив, ласкал и в то же время давил. Будто Начальник в какой-то момент понял, что проиграл битву с самим собой, и теперь никак не мог решить, что с этим делать дальше и насколько серьезно в этом виновна я.
   От серьезности в его глазах хотелось не то прикоснуться к его лицу и как-то утешить, не то самой забиться в раковину, чтобы успокоить разбушевавшиеся внутри чувства. Чтобы немного ослабить натяжение невидимой между нами нити, я спросила:
   - Дрейк, я сегодня не смогла нас перенести. Когда услышала шум внизу, хотела забрать Клэр и котов и перенестись подальше отсюда, но не смогла. Ничего не сработало. И все тело очень болит...
   - Это нормально, - утешил он. - Способности вернутся. Мы справимся.
   "Справимся".
   Это слово теплой волной растеклось от желудка до позвоночника. И непонятно, что мне в тот момент нравилось больше - "справимся" или "мы"?
  
   Клэр решила, что ушла в самый раз. Этим двоим однозначно нужно было побыть вдвоем: искры, проскакивающие между ними, чувствовались на расстоянии. Извертевшаяся и начавшая царапаться Ганька наконец-то была выпущена из рук; звук босых ног поварихи поглощал плотный жесткий ворс ковра.
   Пробираясь по темному коридору к туалету, Клэр думала о Дрейке - странном и загадочном Начальнике Дины, глубину глаз которого невозможно было постичь. Кинешь взгляд - вроде бы обычный человек, попытаешься присмотреться внимательнее - тоже обычный. Только почему-то оставалось постоянно ускользающее ощущение, что нет в нем ничего от обычности. Или от человека. Интересно, все в Комиссии такие странные? Теперь не узнать: остальные уже ушли.
   Незнакомый запах раздражал, напоминая об ограблении. Неприятный запах, химический, едкий. Клэр отчего-то хотелось назвать его "стерильным". Плавая в воздухе, он портил привычный уклад, вызывая досаду у консервативного ума. Все должно быть привычным, все должно быть на своих местах - таким был главный закон немного чопорной, любящей во всем порядок мисс Мэтьюз.
   Никогда до того не имевшая дома, Клэр высоко ценила новую жизнь и вложила много сил в формирование ее нынешнего уклада. Продукты, завтраки, обеды, ужины, во всем чистота и порядок. Она сделала эту жизнь ровной, стабильной, размеренной, она сделала ее "правильной". А этот новый запах был неправильным, и потому почти физически причинял экономке дискомфорт. Скорее бы он выветрился, что ли...
   Сходив в туалет, в который мечтала попасть последние минут двадцать, Клэр вернулась в полутемный коридор и осмотрелась. Из головы не шли Смешарики.
   Где же они сейчас? Пусть этот Дрейк назвал их Фуриями, но ведь они как маленькие! Совсем не воинственные на самом деле - им бы только поиграть. Кому, как ни Клэр, знать это? Кто еще проводил с ними столько времени, сколько она? А как пытались защитить? Как храбро сражались с грабителями, защищая домочадцев в комнате! Куда же они все подевались?..
   Обеспокоенная непривычной тишиной и морщась от мерзкого аромата не то очистителя стен, не то проявляющего отпечатки пальцев раствора (в фильмах-то все показывали), Клэр принялась методично обыскивать комнаты, заглядывая за двери, под диваны, комоды и шкафы. Дополнительных картин нигде не было, подсвечников тоже, никто не смеялся и не хохотал, путаясь под ногами, никто не катался по полу. Почему же так тихо?
   Закончив осмотр третьей по счету спальни и не найдя ни одного Глазастика, Клэр не на шутку обеспокоилась. Где же они - ее любимые пушистики, за последние недели ставшие родными? Раньше бы Клэр не задумываясь ответила, что, несмотря на миролюбивость, взялась бы за пистолет, если бы кто-то посмел обидеть шаловливую рыжую Ганьку, а теперь вот, наверное, то же самое могла бы сделать за Смешариков. Они были ее укладом, ее правильностью и привычностью, а привычность была тем, за что Клэр боролась сильнее всего. Не нужно пустых комнат, не нужно тишины, не дай Господь придется снова привыкать к чему-то новому - никаких изменений произойти не должно. С утра будет завтрак из ананасов, будет гвалт и забавные отрывки слогов, будет куча глаз, ожидающих после ананаса порцию ягод. Все будет, как было. Вот только бы найти этих негодников...
   Клэр устало поднялась с коленей и положила руку на заправленную кровать гостевой спальни. Тихо и темно вокруг.
   Чувствуя, что начинает паниковать, она тихонько позвала:
   - Смешарики, ну, где же вы?... я вас уже полчаса ищу! Покажитесь...
  
   Она нашла их под лестницей: услышала тихое и жалобное "...моги", которое даже не сразу сумела идентифицировать в слово. Лишь спустя несколько секунд со сжавшимся сердцем осознала: "помоги". Они сказали "помоги".
  
   Он стоял в дверях уже обутый, приложив к уху серебристую трубку телефона - сух и деловит, как всегда:
   - Джон, систематизируй полученную информацию, возьми заключения из лаборатории и продолжай допрос. Я сейчас буду.
   К этому времени Начальник успел подробно объяснить мне, какой эффект производит его прикосновение на клетки человеческого организма и что возвращение способностей можно ждать через день-два, как только нервная система отдохнет. Пока же посоветовал заняться чем-нибудь расслабляющим для ума и тела, ждать и не тропить события. Все уроки были отменены. Я видела, что Дрейку не терпится попасть обратно в Реактор: оказывается, этого нападения (а не ограбления, как поначалу думали мы с Клэр) в Комиссии ждали давно; им позарез нужна была новая информация, а так как они были уверены, что Фурии не выпустят врагов из дома, то с нетерпением ждали подобной ошибки врагов. Теперь в руках людей в серебристой форме, по всей видимости, были нужные нити, ведущие к организатору недавних преступлений.
   Что ж, у Комиссии всегда все отлично просчитано.
   И из-за этого я до сих пор не могла понять, стоит мне обижаться или нет?
   С одной стороны, неприятно знать, что ты был наживкой. С другой - Дрейк (это было видно с его слов и поведения) никогда бы не стал рисковать понапрасну. Тем более мной. По его словам, все это время его люди ни на минуту не выпускали меня из поля зрения и среагировали на вторжение еще до того, как я нашла в спальне мобильник.
   Выслушав это логичное заверение вкупе с отсутствием излишней эмоциональности в голосе, я подумала о том, что Дрейк идеально подошел бы на роль Шерлока Холмса в нашем мире. Великолепный ум и ноль соплей. Продюсеры бы передрались за такой ценный трофей. И если бы не настоящее беспокойство, перемешанное с трепетным теплом в глубине глаз Начальника, мне, как примерной "жене", пора было бы браться за скалку.
   Наше прощание прервали тихие шаги по коридору - и на секунду я испытала разочарование: не могла Клэр подождать минутку? Но, разглядев в полумраке коридора ее заплаканное лицо, тут же забыла о собственной досаде. Еще ни разу за все то время, что Клэр жила в этом доме, я не видела ее слез. Всегда сдержанная, аккуратная, несколько сухая внешне, она напоминала строгую и терпеливую няньку для чужих непослушных чад, но в этот момент сама вызывала ассоциации с одним из них. Струящиеся влажные дорожки на щеках, растрепанные темные волосы, опухшие веки и закушенные губы. Подбородок ее дрожал, а в вытянутых вперед ладонях лежало что-то темное, влажное и шерстяное.
   Я тут же подскочила к ней.
   - Клэр, что это?
   Борясь с рыданиями, она ответила:
   - Дина, это Смешарики. Мертвые. Остальные там... под лестницей... сидят грустные, боятся выйти. Дина, эти люди убили пятерых!
   И она разрыдалась в голос.
   На душе вдруг стало тяжело. Неужели эти маленькие обездвиженные комки - наши Пушистики? Те самые, что так отважно стояли на страже этого дома? Глядя на темную шерсть и закрытые глаза (у одного был немного приоткрыт маленький беззубый рот), я почувствовала, что сейчас сама начну рыдать. Наши чудики... наши Смешарики, просившие у телевизора "нанас". А теперь просто маленькие клочки, навсегда забывшие, как дышать. С кровью, с бурыми пятнами на боках, охладевшие внутри.
   - Нет... - тихо прошептала я, - нет!
   Молчавший до этого момента Дрейк произнес.
   - Я распоряжусь в лаборатории, вам вырастят новых. Столько, сколько попросите.
   Клэр зарыдала еще громче.
   - Не на-а-а-адо новых! Мы хотим этих, на-а-а-ших, родных...
   Все еще не веря своим глазам, я медленно протянула руку и прикоснулась к замершим комкам шерсти. Крохотные, беззащитные, пытавшиеся укрыть нас от пуль своими телами. Внутри начало подниматься негодование - неумолимый поток злости и гнева. Воздух вокруг вдруг пошел невидимыми волнами, темная часть меня начала открывать глаза, чтобы отыскать того, кто достоин мести.
   - Ди, успокойся! - жестко приказал Дрейк, но я едва слышала его. Сердце налилось едкой горечью, медленно обращающейся в холодную ярость. - Успокойся, я сказал!
   Получив невидимую пощечину по сознанию, я вздрогнула и очнулась. Злость схлынула: словно в сосуде, где она начала накапливаться, кто-то проделал дырочку.
   - Тебе нельзя сейчас терять остатки энергии! Хочешь, чтобы способности ушли насовсем? Остынь!
   Дрейк был предельно холоден, собран и зол.
   Растерявшись от быстрой смены ощущений, я беспомощно переводила взгляд то на Начальника, то на мертвых Смешариков, чувствуя, как испаряющийся гнев затапливает новая волна отчаяния. Так не должно было быть... Не должно! Они ведь Фурии, они - наши. Они не могут просто взять и умереть, так нечестно! А я не умею лечить, не научилась...
   Из моих глаз покатились слезы, в горле, не желая проглатываться, рыбной костью застыла обида на несправедливость жизни. В голове скользнула шальная, почти безнадежная мысль.
   - Дрейк, ты ведь вылечил Мишу... Знаю, он тогда был живой, но ты ведь смог. Помоги им. Пожалуйста, помоги им!
   - Ди...
   - Да, пожалуйста, помогите! - присоединилась Клэр, всхлипывая. - Богом молю, если есть хотя бы шанс, помогите им...заклинаю...
   Дрейк, поджав губы, неодобрительно смотрел на нас.
   Вдруг из глубины темного коридора по полу в нашем направлении покатились маленькие тени. Один за другим из-под лестницы выехали Смешарики и сгрудились у ног Клэр, все, как один, опасливо глядя на Дрейка.
   Мы с удивлением наблюдали за процессией из взъерошенных, грязных, сбившихся в одну тесную кучку существ.
   Несколько секунд в коридоре было тихо. Потом один из глазастиков открыл рот и тоненьким тихим голосом, старательно напрягая связки, выговорил:
   - Моги...
   Несколько секунд царила тишина. Только куча глаз, напряженно уставившаяся на Дрейка в немой мольбе и ожидании чуда.
   Затем рот открыл другой:
   - Эйк, моги...
   Тишина. Третий:
   - Моги нам...
   Затем подключилось еще несколько:
   - Жалста...
   - Эйк... Эйк...
   - Жалста...
   - Моги... моги...
   - Эйк...
   - Моги...
   Через секунду хор из тоненьких жалобных голосов заполнил коридор.
   С минуту Начальник слушал этот "концерт" молча, укоризненно поджав губы. На какую-то долю секунды мне показалось, что он сейчас уйдет. Просто развернется и уйдет, но этого, к моему огромному облегчению, не произошло. Что-то вынудило Начальника сдаться.
   - Твою мать... - с чувством выговорил он, глядя на утирающих слезы нас и кучу желтоглазых Фурий под ногами. - Детский сад...
   Помолчал еще, покачал головой, затем жестко посмотрел на Клэр и отдал приказ, от которого у всех присутствующих радостно заколотилось сердце:
   - Отнеси их в спальню, положи на кровать, и НИКОМУ не входить, пока я не закончу.
   Посреди радостных воплей, бубня что-то нелицеприятное себе под нос, Дрейк принялся разуваться.
  
   Часы показывали половину пятого утра, а мы с Клэр, возбужденные и взволнованные, все еще сидели на кухне, неспособные угомониться. Пили вино, жевали крекеры и разговаривали. В основном, о последних событиях и о том, что судьба порой бывает несправедлива. Но именно сегодня Удача повернулась к нам лицом - и теперь, наравне с нами, в диалоге активно пытались принять участие тридцать пять Фурий. Да, тридцать пять. Как и в старые добрые времена.
   Глядя на местами слипшуюся шерсть, мы качали головами: сердце щемило от нежности. Пусть странные, пусть неспособные нормально говорить, но в совершенстве перевоплощаться, они стали для нас родными. Как хорошо, что эта ночь не закончилась на траурной ноте и не нужно никого хоронить с камнем на сердце, пытаясь проглотить горькую пилюлю.
   Да, время лечит. Наверное, оно вылечило бы и потерю пятерых странных существ, однажды ночью вставших на защиту этого дома, но каждый подобный случай оставляет шрам под кожей, невидимый окружающим и ежесекундно ощущаемый тобой. И каждый такой случай добавляет в жизни пустоты.
   Сегодня благодаря Дрейку пустоты не было. Была усталость, был глупый смех без причины и были нервные слезы - следствие шока. До самого восхода мы пытались придумать тридцать пять уникальных имен, слыша в ответ от Смешариков либо радостное "Ага!", либо укоризненное "Не-е-е...", и разражались смехом, запивая душевное облегчение алкоголем. Спать разошлись только тогда, когда хромированные поверхности осветили розоватые лучи восходящего солнца.
  
   Здесь ничего не изменилось.
   Все тот же двор, та же железная горка и одинокая песочница, ленточка серебристого "дождика", привязанная кем-то на дерево еще в прошлом году и с тех пор одиноко болтающаяся на ветру. И тот же панельный дом в вечерних сумерках.
   Где-то в глубине квартиры на шестом этаже мама. Может быть, читает, может быть, пьет чай или смотрит телевизор. Надо бы подняться, вот только почему-то не хотелось. Прислонившись к холодной трубе - стойке качелей, я просто стояла и смотрела на собственный дом, пытаясь разобраться в странных ощущениях.
   Этим утром я почувствовала себя гораздо лучше: усталость спала, боль тоже. Позавтракав, а точнее сказать, пообедав на кухне (завтрак мы все благополучно проспали) под умильный гвалт Смешариков, пытавшихся перечислить все, что они хотят в следующем меню (а это "ешня, иня и нанас" - черешня, дыня и ананас), я решила, что неплохо бы проверить: вернулись ли обратно утерянные способности. Поэтому, пока Клэр, подобно вежливому официанту, с умильным видом записывала в блокнот список из фруктового ассорти, я оделась и некоторое время размышляла, куда же прыгнуть.
   А пять минут спустя, уже одетая и обутая, стояла перед многоэтажным домом в собственном дворе.
   Значит, способности вернулись. Представить картинку четкой и ясной получилось не сразу, но все же получилось. Еще пара дней - и все станет как прежде: быстро и легко.
   Наверное, стоило ожидать большей радости от посещения этого места, но ее почему-то не было.
   Этот мир становился все более чужим. Если раньше чужими были ходящие по улице прохожие и их проблемы, то теперь все более чужой становилась собственная семья.
   И это тяготило.
   Я менялась. Менялись привязанности, привычки, цели, желания. Я будто бы ушла в новую жизнь. Так случается, когда дочь выходит замуж. Вот только в случае замужества время для разделившихся членов семьи течет одинаково, а не застывает стоп-кадрами, стоит лишь чаду покинуть отчий дом. Вернется чадо - жизнь "разморозится" и сдвинется на несколько минут вперед, уйдет - все снова застынет, будто в леднике.
   Вот только с каждым разом становилось все труднее вспоминать, на чем закончилась "прошлая серия" и с чего должна начаться новая. Что говорить, как себя вести? У меня сотня событий за неделю, а у них всего лишь тот же вечер, те же дела, тот же фильм по телевизору...
   Мама, дядя Толя, бабушка - они оставались прежними, а я шла вперед, и пропасть между нами с каждым днем увеличивалась. Слишком сложно стало притворяться "старой" Диной. К тому же я, положа руку на сердце, уже почти забыла, какой она была раньше... Менее уверенной? Более робкой? Без нового амбициозного блеска в глазах и ауры невидимой силы, которая все росла и росла, грозя в будущем стать слишком заметной для этого давно уложившегося в привычные рамки мира?
   Совесть болезненно подвывала.
   Видимо, так случается: можно стать другим, можно уйти вперед или в сторону, оставив кого-то или что-то в стороне. А они так и будут ждать назад родную и знакомую Динку, не подозревая о том, что та вот уже несколько месяцев как исчезла. Каждый вечер мама будет ждать поворота ключа в дверях и знакомых шагов, а они, наверное, вообще не прозвучат, потому что возвращаться сюда с каждым разом все тяжелее.
   По дорожке перед подъездом, шурша большими желтыми пакетами с надписью "Кора", прошагала тетка. Подскользнулась на покрытом тонким льдом тротуаре, опять обрела равновесие и скрылась за углом.
   В вышине, спереди, сбоку и позади горело множество окон - обычный квартал из высоток обычного города, утонувший в плотной синеве вечернего воздуха. Гул машин с дороги, хохот устроившегося с пивом в руках молодняка у соседнего подъезда.
   Все то же начало Ноября. Уже ставшее вечным.
   Была в этом всем какая-то неправильность, в этом застывающем намертво времени.
   Уж лучше бы оно шло. Лучше бы люди в мое отсутствие менялись и старели: подобный ход времени адекватно, пусть и не без грусти, воспринимался сознанием. А когда вот так...
   Для того чтобы внести необходимые и желанные изменения: чтобы достать маме денег на ремонт, чтобы бабушкина лотерея закончилась выигрышем - здесь следовало проводить гораздо больше времени. Недостатка в идеях не было. Недостаток был в желании.
   Я не могла себя понять, и от того кружила в самобичевании.
   Неужели я больше не люблю маму? Ведь люблю же? Тогда почему не хочу подниматься в квартиру?
   Как же совместить все эти рвущие на части противоречия?
   Тогда, стоя перед собственным домом и глядя в светящееся окно кухни, я еще не знала, что очень скоро все изменится. Что события, сгрудившиеся за ближайшим жизненным поворотом, только и поджидают момента, чтобы наброситься, закружить, замести в свой водоворот, почти что утопить в нем.
   Тогда мне казалось, что в мире нет сложнее проблемы, чем понять, что превратило любящую дочь в отстраненного от семьи чужого человека, но оказалось, что показавшиеся на поверхности изменения, уже так сильно всклокочившие переживаниями реальность - это лишь вершина поднимающегося из глубины судьбы айсберга.
   Может быть, я все же поднялась бы наверх и провела вечер дома, пытаясь прикинуться "совершенно-обычной-дочкой". А может, простояв в стылом дворе еще пару десятков минут, решила бы переместиться куда-то еще, когда настойчивый зуд чипа в плече уведомил о том, что в ближайшее время принимать решения о том, где мне быть, будет Дрейк.
   То был вызов в Нордейл. И испытав смесь грусти и облегчения, в последний раз посмотрев в окна своей квартиры, я прыгнула назад.
  

Глава 5.

  
   Я чувствовала себя попеременно то Никитой, то Даной Скалли, то подружкой всех Джеймсов Бондов одновременно - одним словом взволнованной героиней шпионских боевиков. А все потому, что перед глазами находился большой экран, на котором мелькали черно-белые и цветные фотографии "объектов" и врагов, а рядом со мной на стульях, сложив руки на груди и вытянув обутые в разнообразные ботинки ноги, сидело девять мрачных сосредоточенных парней - спецотряд в своем обычном для меня составе.
   Ну и конечно, Дрейк - Большой Брат всех Уровней и владыка ценной информации о том, чем мне и коллегам предстояло заняться в скором будущем.
   Кабинет был погружен во мрак; на лицах лежали отсветы от экрана, куда падал, высвечивая не только изображения, но и пыль, ровный луч прожектора. Все слушали Начальника молча и внимательно, я же ерзала, как перевозбужденная школьница, которой впервые предложил свидание плохиш из соседнего двора (до того пару лет втайне снившийся по ночам).
   "Мамина помада, сапоги старшей сестры..."
   Эй! Да я же в фильме! В самом настоящем Голливудском боевике! Грозный шеф объясняет Важное Задание, вокруг исключительно крутые парни, один супермэнистей другого, а я буду во всем этом полноценно участвовать. Не какая-то секретарша, приносящая этим мачо кофе, не стенографистка, грустно вздыхающая, что настоящая жизнь и приключения достанутся кому-то другому, а ей придется вечером скучно шагать по знакомой дорожке домой, нет. Я - Бернарда - собиралась участвовать в предстоящем приключении наравне со всеми. Как профессионал, как специалист, как "один из них". Еще раз поерзав, я романтично вздохнула и тут же мысленно упрекнула себя:
   "Дура, там, наверное, опасно. Настоящая боль, настоящая кровь, а твои способности то проявляются, то нет, безо всякой надежды предсказать их."
   Ну и ладно. Успею еще стать серьезной и хмурой, жизнь любит учить таких, как я, уму-разуму. Зато сейчас можно вволю понаслаждаться ощущением присутствия в фильме. Уж слишком сильно на меня действовала пропитавшаяся исключительно мужским присутствием энергетика помещения.
   Дрейк, стоящий рядом с экраном серьезно посмотрел на собравшихся.
   - Итак, благодаря новому нападению этой ночью, у нас, наконец, появилась нужная информация о том, с кем именно предстоит иметь дело.
   Парни зашевелились; на их лицах тут же проступил немой вопрос, который вслух озвучил Декстер:
   - На кого напали в этот раз?
   - На Бернарду.
   Ко мне тут же обернулись девять пар глаз.
   - В ее особняк проникли трое. Прознав о наличии в отряде Телепортера, враги решили сначала избавиться от нее, и уже потом снова переключиться на вас. К счастью, обошлось без жертв (в этом месте Дрейк сделал незаметную другим паузу, на секунду переключив на меня взгляд серо-голубых глаз). Пострадали только сами нападавшие. Один умер на месте, а двое других поведали нам достаточно для того, чтобы начать планирование ответной операции.
   - Какая ты, однако, опасная девица! - с уважением прошептал Дэйн, наклонившись с заднего ряда прямо к моему уху. - Ты их чем - сковородой или скалкой?
   - Майкой с клубничками удушила.
   - Тихо, - обрубил Дрейк.
   Мак Аллертон задумчиво рассматривал меня из-под темных бровей, Канн громко фыркнул на мой ответ Дэйну, Халк обменялся с Дэллом незаметными улыбками.
   - Из оставшихся в живых мы вытянули все детали: кто, где, как и почему. Конечная картина вышла неприятной - вам всем предстоит отправиться на Уровень "F".
   - "F"?
   - Когда?
   - Почему туда? Разве Комиссия не сохраняет нейтралитет по отношению к этой зоне?
   - Сохраняла. Но больше нет. Мы предоставляли это место тем, кто хотел укрыться от закона и избежать наказания за совершенные криминальные действия в обмен на невозможность покинуть Уровень и таким образом принести дальнейший вред любыми действиями. Как известно, порталы на "F" работают только в одну сторону, то есть обычный человек, переступив черту, не будет способен вернуться. В две стороны способны открывать проход только люди со специальным допуском, а это либо представители Комиссии, либо вы - отряд специального назначения.
   - А нападавшие, получается, ходили туда-сюда, как к себе домой? - спросил Дэлл. - Как такое возможно?
   Дрейк недобро усмехнулся и выдержал паузу. На экране появилась фотография мужчины с длинными белыми волосами и шрамом через все лицо.
   Неприятный тип. Сердце пропустило один удар - я, кажется, где-то уже видела это лицо. Только где?...
   - Вот мы как раз и подошли к объяснению. Андариэль Вейерос - самый опасный объект в этой операции. Глава преступного синдиката Уровня "F", собравший всех преступников под своим крылом. Убийца, стратег-тактик... бывший член отряда специального назначения под руководством Комиссии.
   - Что?!
   По залу прокатился удивленный шепоток. Дрейк застыл с прищуренными глазами, сложив руки на груди, пережидая реакцию на услышанное. В воздухе витали немые вопросы, замешательство, перемешанное с любопытством. Все, кроме Баала, застывшего с псевдо-ранодушным лицом, начали негромко переговариваться между собой.
   По обрывкам фраз я поняла, что нынешний отряд не знал о существовании предшественников, - и новость об этом воспринялась довольно противоречиво. Не обращая внимания на остальных, я тайком вглядывалась в лицо Регносцироса: ровный холодный взгляд на экран, расслабленные кулаки и губы, бьющаяся на шее жилка у кромки черных волос. Казалось, его никак не занимала общая дискуссия, его занимал только портрет блондина с перечерченным шрамом лицом, застывшим на экране.
   Ну, конечно! Я вдруг вспомнила. Именно этот тип был изображен на фото над камином в гостиной Баала... Я бросила на него взгляд перед тем, как уйти. Помнится, еще подумала тогда: "А не эту ли женщину, стоявшую между ним и тем самым блондином, звали Ирэной?". Значит, Андариэль... Они, наверное, точно явились из одного мира, раз обзавелись такими именами.
   - Дрейк, значит, до нас был другой отряд? - хмурый Аарон Канн тоже рассматривал экс-коллегу со шрамом. - Что с ними произошло?
   Вопрос этот очевидно занимал многих, в том числе и меня, потому что говор в кабинете мгновенно стих. Начальник поджал губы, затем выдал кривую и очень неприятную усмешку.
   - Они совершили ошибку. Точнее, несколько. За что и поплатились.
   На несколько секунд повисла зловещая тишина, а затем начался рассказ, и следующие десять минут перед моими глазами тек красочный и жуткий фильм, рисовавшийся со слов Начальника.
   ...Они не были ни плохими, ни хорошими - другие двенадцать человек, среди которых когда-то был и Баал Регносцирос. Они были отлично натренированным убивать отрядом специального назначения, сплоченной командой со своим ассасином, тактиком, сенсором, подрывником и прочими специалистами. Со слов Дрейка, тогда специализации каждого члена не уделялось такого пристального внимания, как теперь. В те времена ставка делалась на отличные физические навыки в бою, все остальное прорабатывалось косвенно. И все бы хорошо, свои задачи отряд выполнял исправно, даже более того - выполнял излишне кроваво и жестоко, за что постоянно получал нарекания. В расход шли лишние люди, зачастую страдали невинные, попавшие под горячую руку жертвы.
   - Мы пытались сократить их уровень агрессии, но тщетно. Власть кружила головы. Деньги, оружие, едва ли не вседозволенность... Тогда был иной подход со стороны Комиссии, менее жесткий, я бы сказал, что это и привело к плачевному исходу.
   Андариэль сразу занял позицию лидера, которую приняли остальные. Все, кроме Баала. Но между этими двумя всегда сохранялся дружеский нейтралитет: как-никак едва ли ни братья с одного мира (в этом я оказалась права). В те далекие времена воспитанием и подготовкой членов занимался Джон Сиблинг. Его слушали, выказывали уважение, но на деле подчинялись исключительно Андариэлю. Жесткий, часто жестокий, сильный, властный, непреклонный и порой беспринципный -он был идеальным эталоном для подражания. Наемники, в ком темная сторона преобладала, чтили его, как бога. Ситуация начинала выходить из- под контроля. На каждом задании допускались проколы, отхождения от планов, ошибки. Укоры от членов Комиссии лишь раззадоривали злость отряда. Андариэлю хотелось больше власти - упреки за самодеятельность и проявленную инициативу казались ему неспособностью оценить выдающиеся таланты "великого ума", попытки урезонить - глупыми рамками, наказания давали диаметрально противоположный эффект, усиливая жажду крови.
   - Постепенно его стало невозможно сдерживать. И когда стало ясно, что Андариэля придется отстранить от работы, он поднял остальных на бунт, в результате которого были убиты два представителя Комиссии.
   Все притихли. Мои ладони взмокли от волнения.
   Неужели кто-то мог решиться поднять руку на людей в форме? Каким глупцом надо было быть? Ведь они - не люди. Они - другая раса, создавшая свой мир и населившая его "нами". Неужели не ясно, что, убив одного, навлечешь на себя вечный гнев остальных? И не тот гнев, когда на тебя покричат, отчитают или даже один раз стукнут по лицу, а настоящий Гнев настоящих Врагов. Видимо, Андариэль был либо слишком самонадеянным субъектом, либо дураком.
   Судя по лицам, остальные в этот момент думали то же самое.
   Голос Дрейка звучал ровно и сухо, но оттого невероятно зловеще.
   - Они должны были быть убиты, но сбежали. Сбежали в единственное место, куда, как они знали, за ними не проследует Комиссия, - на Уровень "F". Что ж... Мы не стали ломать собственные принципы и преследовать в зоне, которой выделили неприкосновенность. Но выделили ее в обмен на невозвращение в нормальный мир. И Вейерос, как теперь выяснилось, нарушил собственную часть договора, отыскав способ "просачивать" своих людей на поверхность. А это в корне меняет дело. Теперь к нему в гости пожалуете вы и полностью зачистите там территорию. Найдете каждого... каждого, - акцентировал на этом слове свою речь Дрейк, - кто причастен к группировке Вейероса, и убьете. Никаких пленных. Никаких переговоров. Никаких компромиссов.
   Мужчины молчали. Фото на экране выглядело зловещим, выражение в глазах блондина будто изменилось на едкое, насмешливое и злое. Иллюзия...
   - Получается, он мстит нам за то, что мы - действующий отряд? Поэтому он пытался убить Халка и других? - спросил Чейзер, шевельнув плечами, обтянутыми черной рубашкой. Кожаная куртка висела на спинке стула (слишком жаркая для внутреннего помещения).
   - Он мстит мне, вам и своим неудавшимся планам. И должен признать, к этому моменту он слишком далеко зашел. Аарон Канн займется разработкой тактических действий. Операция займет не один день. Скорее всего, вам придется несколько раз возвращаться туда, чтобы выкорчевать все сорняки с перерывами на отдых и восстановление сил. Сопротивление будет оказано серьезное; как вы понимаете, противостоять вам будут не мальчики с улицы, а бывшие профессионалы, чьи навыки схожи с вашими собственными. Плюс у врага есть преимущество - сыворотка невидимости, изоморф для клеточной ткани, разработанный бывшим биохимиком-генетиком отряда - Ирэной Валий.
   На экране появилась фотография темноволосой брюнетки с холодными глазами. Правильные черты лица, изящные тонкие брови, ярко-красные губы, высокие скулы, чуть презрительный взгляд, копна пышных черных волос поверх белого воротничка халата.
   Умна, красива и амбициозна...
   Лежащие на коленях пальцы сидящего неподалеку от меня Баала медленно сжались в кулаки.
  
   Зачем я прыгнула за ним?
   Из жалости? Поддержать? Что-то сказать?
   Но что?
   В камине снова горел огонь, горел яростно, сдобренный горой поленьев. В комнате было тепло, пожалуй, слишком, будто ее обитатель отчаянно мерз и все время пытался согреться теплом извне.
   - Какого черта тебе опять здесь надо? - прорычал-простонал он без особой, впрочем, злости. Стоял спиной, позвякивая горлышком бутылки о край низкого стакана.
   Я прошла и села в знакомое, накрытое темной тряпкой, съехавшей в сторону, кресло. На вопрос отвечать смысла не было: я сама не знала, зачем пришла.
   В доме сухо, тихо и пусто. Одиноко. Я подобрала под себя ноги.
   Волны горечи сочились из Баала, как гной из вскрытой раны - невидимые, они кругами расходились от него в стороны, проникая в предметы, отравляя воздух, обижая дом, который, как мне показалось, любил хозяина. Только теперь хозяин забыл обо всем, кроме той фотографии, которую изъедал злым взглядом, глотая виски, как воду. Черные волосы повисли сосульками, руки дрожали.
   Он больше не спрашивал, зачем я пришла. Горечь, отыскав собеседника против воли, облеклась в слова.
   - Я думал: она умерла... Думал... умерла... А вон оно как вышло, - от обреченного смеха у меня сочувственно сжалось сердце. А следующий голосовой раскат заставил подпрыгнуть на месте. - А я ведь предупреждал ее! Но ее привлекала власть, сосредоточенная в руках Андэра. Ему поклонялись, а я стоял в стороне. Я просил, а он приказывал... и она ушла за ним. Ее бы не наказали, не исключили бы, ведь Ирэна не творила те бесчинства, за которые все в конечном итоге поплатились: она любила свои чертовы пробирки и лабораторию больше жизни. Но деньги... Бернарда, кто не любит деньги? Она очень их любила.
   Я поморщилась.
   А что деньги? Странно, но самое ценное всегда остается вне их власти. И если эта баба не смогла этого понять...
   Баал одним глотком допил виски в стакане, долго смотрел в него, будто удивленный, что пойло так быстро закончилось, недовольно рыкнул и пошел наливать еще.
   Видимо, я уже не вызывала у него раздражения.
   Жидкость перекочевала из бутылки в стакан.
   - Поверить не могу... Инсценировала фальшивую смерть, заставила всех поверить в нее, а потом ушла за ним. Почему?
   Он так и стоял поверженный, склонившись над нетронутым стаканом. С опущенными плечами, с волосами, рассыпавшимися завесой, с порванной доктором-генетиком в клочки душой.
   - Я просил ее... - голос его прервался: Баал не смог закончить предложение. Он был насквозь отравлен ядом разочарования. - Любил ее... Против всякой логики. Почему?
   - Потому что мы не выбираем, кого любить, - напомнила о том, что все еще существую . - Думаешь, я бы по своей воле выбрала Дрейка? Да у меня бы кишок не хватило. А если полюбил, тогда все, просто пойдешь вперед, хоть он гад, хоть он Начальник. Потому что он тебе родной... А если человек родной, то все равно, что он тебе говорит и кем притворяется. Все равно, какая маска у него на лице. Даже зная, что тебе ее откусит капкан, ты все равно будешь тянуть к нему руку.
   Эти слова что-то надломили в высоком темноволосом мужчине - он начал оседать на пол.
   - Не смей! - рявкнула я, чувствуя, как растет волна негодования на бездушную брюнетку с фотографии. - Не раскисай!
   Он даже не отреагировал: неуклюже скособочился у высокого табурета, увенчанного стаканом, упершись лбом в собственную ладонь, и застыл, как околел.
   Наверное, несчастье может подкосить любого. Важно лишь, один ли ты окажешься в такой момент. Большой и сильный Баал сдавался.
   Поначалу я растерялась. Нельзя ему так, не стоила эта женщина того. Хотя откуда мне знать? Если бы Дрейк раскрошил мое сердце, как много сил осталось бы в нем? А что если бы я похоронила его и лишь спустя годы узнала, что он не погиб, а предпочел мне другую жизнь и другую женщину?
   К черту дуру-Ирэну, но только не Баал... Не оставлю это так. Все мы в какие-то моменты бываем слабы, подавлены или сокрушены. И хорошо, если рядом находится кто-то, способный помочь.
   Я рывком поднялась с кресла. Негодование пузырилось в венах, оборачиваясь силой. Это снова был тот редкий момент, когда мощь, скрытая глубоко под кожей, прорвалась на поверхность неосознанно, спровоцированная переизбытком чувств.
   - Сядь на диван! - приказала я.
   Баал не пошевелился.
   И это тот самый варвар, в чьих черных глазах вечно плескалась кислота? Демон, способный навсегда пришибить любое эго одной ядовитой усмешкой?
   Я потянула за черную рубашку.
   - Вставай с пола.
   Он сидел неподвижно, раздавленный осознанием предательства. Наверное, пережить утрату было легче, чем впустить мысль о том, что твоя любовь не погибла, а просто равнодушно отвернулась от тебя, ушла следом за другим.
   Чернота клубилась вокруг его тела - я не видела ее, но ощущала. Боль резала его на части, чувство вины изъедало горстью червей, безнадега и отчаяние вынимали и высасывали жизнь. Оставить одного - пропадет, умрет изнутри, хоть и останется живым снаружи.
   Я закрыла глаза, медленно вдохнула и выдохнула, ощущая себя единым целым со своей Сущностью, которая снова проснулась и неторопливо подняла веки. Кровь забурлила силой, эмоции схлынули, тело налилось теплом. На короткий момент я ощутила прилив необыкновенного счастья и умиротворения, полного и единого баланса с собой и миром. Перевела взгляд на руки - они светились.
   Удивленно рассматривая сияющие желтым светом руки, я вдруг поняла: Сущность - она не отдельно, она и есть - Я. Я всегда была ей, а она мной. Сущность - это вера в себя и собственные силы, это отсутствие страха, это знание, что ты умеешь и можешь, а главное, желаешь действовать. Сущность - это понимание того, что все законы относительны, что любой из них придет в соответствие с твоими желаниями, стоит лишь поверить в это. Балансу не нужны эмоции, силе нужно отсутствие мыслей и открытая дверь. Творец становится Творцом лишь тогда, когда безоговорочно верит в себя. Именно тогда рождается энергия гармонии, энергия любви, именно тогда ты становишься Богом своего собственного мира и тогда способен изменить его.
   - Встань, - мягко приказала я сидящему на полу мужчине.
   Баал молчал; через секунду его голова дернулась, затем лицо повернулось ко мне.
   - Сядь на диван. Я поговорю с тобой.
   В этот момент "Я" означало что-то другое. Что-то спокойное и древнее, что-то знающее и умеющее донести. Черные зрачки приклеились ко мне. Будто загипнотизированный, он медленно поднялся с пола и сел на диван. Я шагнула ближе и мягко положила ладонь ему на грудь - туда, где внутренней темноты было больше всего.
   Баал перевел взгляд на мои пальцы, прижавшиеся к его рубахе - от них во все стороны шло ровное золотое свечение, что проникало внутрь, под кожу, шло насквозь. Затем он вновь посмотрел на мое лицо - его красивые губы дрогнули, на секунду приоткрывая того мальчишку, которым он когда-то был - неуверенного, нуждающегося в защите, страстно надеющегося на чудо, которое так и не свершилось в течение его долгой жизни. Баал повзрослел. Мальчишка умер.
   И только теперь надежда вновь зажглась в глубине темных глаз.
   - Я заберу твою боль, - мой голос неумолимо расходился кругами в пространстве, тихий и спокойный. Невидимые, теплые, сильные волны. - Я заберу ее, и тебе станет светло. Тебе больше не будет больно.
   Его рот снова дрогнул, а в глазах мелькнуло недоверие и надежда.
   Тело перестало быть физической субстанцией - теперь это было цветовое пятно из плавающих сгустков. Там, куда от моих пальцев шел свет, находилось темное клубящееся облако - сгусток боли и страха. Сфокусировав внимание на льющемся через меня сиянии, я направила поток именно туда - к облаку. Золотые частицы, соприкасаясь с туманом, сначала тонули в нем, но постепенно начали заполнять собой пространство, вытесняя боль. Туман рвался и менял форму, стараясь сохранить жизнь, но тщетно. Сияющая пыль смешивалась с ним, вытесняя из груди - золотого становилось больше, темного меньше. Рваные клочки, оторвавшись от общей массы, теряли силу и растворялись.
   - Не вини себя за то, что произошло, - слова лились мягко, но обладали особенной силой. Я видела, как они плывут к голове Баала и застывают в ней искорками, рождая в мозгу новые связи, соединяя их с сердцем. - Она ушла, но ты останешься. Ты сохранишь жизнь и веру в себя, ты обретешь единство и вернешь сердцу цельность. Ты будешь любить, потому что однажды появится та, которую стоит любить. Твоя половина никогда не ушла бы от тебя, ушла бы только чужая. Не изменить того, чему не стоит меняться, но всегда можно возродить свет в душе. Позволь вине покинуть тебя, позволь страху улететь в распахнутое окно...
   Облако рвалось на куски и таяло. Грудь Баала сияла светом, а его глаза - глаза мальчишки -смотрели на меня, как на мать. В этот момент я и была ей, потому как я была Богиней своего мира, а посему отвечала за все, что в нем творится.
   - Не будет больше тяжести, не будет мрака. Будет светло и спокойно. Твоя сила вновь соединится с сердцем. Свет внутри тебя больше не померкнет, я обещаю тебе. А теперь спи...
   Он так и сидел на диване, когда я оглянулась в последний раз перед уходом. Обмякший, расслабленный, с закрытыми глазами. Тело снова стало телом, а не сгустком энергии; огонь в камине притих, стараясь не мешать хозяину отдыхать.
   Я кивнула самой себе - странно спокойная и отрешенная - и отправилась домой.
  
   Творец - это тот, кто безоговорочно и полностью принимает себя, не внося дребезг суждениями, принимает мир вокруг в этот момент, в эту секунду таким, какой он есть, принимает прошлое и будущее, понимая, что и прошлое, и будущее заключено в настоящем. Гармония, как мелодия, состоит из нот-мыслей, из чувств, из спокойствия и уверенности, из способности осознать себя в той точке, где ты есть, не стремясь куда-то еще. Только наполнившись любовью к себе и миру, можно соединиться с основами мироздания, прочувствовать Вселенную не снаружи, а внутри, увидеть, что взаимосвязь неразрывна, услышать небесную музыку - слаженный симфонический оркестр. Можно не просто услышать его, можно научиться дирижировать им.
   То были не мысли. Мысли - мусор на поверхности сознания, мешающий видеть. То были Знания.
   Пакетик чая плавал в чашке, повторяя движения кипятка, взболтанного ложкой. Хороший чай, ароматный, фруктовый. Клэр на кухне готовила обед, Миша устроился на коленях, подвернув под себя передние лапы, прикрыв довольные зеленые глаза.
   Я забрала боль у Баала. Не отняла ее, а просто выпустила наружу, позволяя ей уйти. Так можно выпустить любую боль, включая свою собственную. События прошлого не важны, важно лишь отношение к ним. Изменить окружение не сложно. Нужно лишь самому измениться.
   Белая шерсть казалась шелковистой на ощупь. Какой же ты хороший, Миша, какой теплый...
  

*****

  
   Баал понял, что просидел не то в странном оцепенении, не то в забытьи на собственном диване почти час - по-крайней мере, так показывали часы над камином. Пошевелился. Нет, не пьяный, хоть и выпил прилично. Голова не болела, рот не напоминал обезвоженную пустыню. Потряс головой, пытаясь сориентироваться во времени и пространстве: зачем пил? Что предшествовало этому?
   Голова поначалу отозвалась пустотой. Затем начала проясняться.
   Общий сбор, Уровень "F", на который предстояла в скором времени вылазка.
   Вот черт...
   Дальнейшие воспоминания накинулись на сознание всем скопом, будто осы на забытую на столе каплю варенья, - Баал тут же внутренне сжался, приготовившись отбиваться от беспощадно жрущих душу острых зубов боли. Приготовился, попытался выкинуть из головы образ Ирэны (хоть и знал, что все равно не поможет), прикрыл глаза рукой, напрягся и... ничего не почувствовал.
   Пусто, тихо, как в склепе.
   Нет, кое-что он все-таки почувствовал.
   Например, голод, сводящий живот, и занемевшие от долгого сидения в одной позе колени. Желание сполоснуть горло холодной водой и то, что сон пошел ему на пользу: тело отдохнуло.
   Но боль не приходила.
   Осторожно, словно ступающий по веревке канатоходец, лишенный страховки, Баал прислушался к внутренним ощущениям, поминутно ожидая, что залегшая на дно боль лишь играет с ним в поддавки. Сидит, затаившись за очередным поворотом, - мол, найди меня, болван. А если не найдешь, я сама на тебя выпрыгну. Вот сейчас! Нет, сейчас... Нет, еще чуть-чуть подожду... И точно выпрыгну! А ты думал?
   Но то были игры сознания.
   Сколько бы Баал ни пытался (на этот раз насильно) вызывать в памяти образ любимой некогда женщины, сколько бы ни старался думать о неприятной новости, выданной этим утром спецотряду, сколько бы ни опасался сковывающего сердца и душу страха, - ничего не происходило.
   Казалось, тоска покинула его. Как уставшая от бесконечных пьянок никудышного мужа жена. Просто собрала вещи - и была такова. Сиди один: надоел.
   Темноволосый мужчина недоверчиво потер лицо ладонями, затем наклонился вперед, поставил локти на колени и пропустил пальцы сквозь разметавшиеся по плечам локоны. Долго хмурился, пытаясь собрать воедино части головоломки и свои новые незнакомые ощущения.
   Да, он пил. Надеялся, что, возможно, на этот раз напьется так сильно, что не сумеет проснуться. Но потом пришла Бернарда и пить помешала. Свое малодушное разочарование Баал помнил весьма отчетливо. А вот что случилось после?
   Он говорил ей об Ирэне... Было больно. Как только подумал о том, что, едва воскреснув, ей предстоит снова умереть, почувствовал себя и того хуже. Было темно и страшно, боль пировала.
   А потом был свет.
   Женская рука на его груди - и тепло. Тихие льющиеся через сознание слова и слабое облегчение. Поначалу слабое. Но становившееся все сильней и сильней по ходу того, как эти странные слова вплетались в его голову, прорастая в ней звенящими лучиками-корнями.
   В этот момент Регносцирос вспомнил все до мельчайших деталей.
   Она стояла напротив него, окутанная сиянием. Желтоватым, ласковым, успокаивающим. И тогда он, давно повзрослевший мужчина, впервые за долгое время почувствовал себя маленьким и защищенным. Как хорошо... Как тепло. Кто-то заботился о нем, кто-то любил его таким, каким он был. Не винил, не упрекал, не боялся, просто любил... любил Баала. Нет, не как любовника и не как друга... А как-то иначе. Просто любил.
   Какое-то время в комнате было тихо.
   Как и в душе.
   Прошла минута... другая... третья.
   Затем за окном вышло солнце, осветив застывший интерьер; в этот момент на Баала снизошло окончательное осознание бьющейся в крови радости: боль ушла. Она ушла насовсем и больше не придет.
   ОНА УШЛА!!!
   Он едва сдержался от того, чтобы не заорать на всю гостиную, не впечатать кулак в ни в чем не повинную кожаную обивку.
   - Не знаю, как ты это сделала, но ты это сделала... - прохрипел он, - чертовка, у тебя получилось!
   Халк мог бы стереть память, но не излечить сердце. Дрейк, возможно, смог бы излечить (если только представить, что Баал когда-нибудь попросил бы его об этом. А он бы, конечно, не попросил), но у Начальника были свои, далекие от нормальных представления о том, что должен или не должен пережить на своем веку каждый человек. А она - эта новенькая со странным именем Бернарда - не стала задавать лишних вопросов, просто пришла и избавила его от боли. Просто взяла и сделала это.
   Теперь, когда тяжесть, годами сдавливавшая грудь отступила, в ней появилось место для чего-то еще. В ней стало легко и свободно, ей не просто стало можно дышать - ей хотелось дышать.
   С осторожным и трепетным благоговением вспоминая просачивающийся в тело свет от теплых рук, Баал покачал головой и пробормотал:
   - Она точно ему пара.
   Затем вскинул лицо, рывком поднялся с дивана и, чувствуя давно забытый прилив душевных сил, подошел к камину. Взял с полки осточертевшее фото, не удосужился даже вытащить его из-под стекла - так и выкинул, как было, заключенное в деревянную рамку, в корзину. Без сантиментов и сожалений.
   После чего, чувствуя себя новым, заново родившимся, прошел на кухню в поисках чего-нибудь съестного.
  

*****

  
   Иногда я чувствовала, что расслаиваюсь: одна часть меня продолжала оставаться человеческой, простой и понятной, со всеми ее переживаниями и потребностями; вторая же часть, все чаще навещавшая мое сознание, казалась, не имела к человеческой сути никакого отношения. Ее не волновала суета и эмоции, не интересовал быт и связи, не занимало то, что занимало умы большинства людей в течение дня: что есть, куда пойти, что сказать, что сделать... Та часть была наполнена покоем, в ней не было вопросов, в ней существовали лишь ответы, которые никто не искал, потому как гармония - это не поиск, гармония - это конец поиска.
   И, расслаиваясь, я чувствовала себя более цельной, чем когда-либо.
   Человеческая суть, оставшаяся стоять маленькими ногами на маленькой земле, вопрошала: кто я? Зачем я? Чем я отличаюсь от других?
   А в том бесконечном свете, где парила иная суть, оторвавшаяся от земли, было настоящее знание о том, "кто я". И что происхожу я из частиц света, образовавших жизнь, и что я - всего лишь одна из ее форм, на данный момент представленная телом Бернарды, находящаяся в конкретном мире, в конкретном временном отрезке. Слова иллюзорны и выражают лишь крупицы смысла, миллионную его часть, ими невозможно описать истины о том, что форму можно переродить, спираль времени разогнуть. Все можно изменить... Абсолютно все.
   Тогда кто же я?
   Я просто часть мира, на которую наложила отпечаток земная жизнь земной девушки, сознание которой от рождения приняло рамки, не существующие на самом деле.
   Мы все их приняли, когда родились, когда поверили.
   На самом же деле, я и есть Жизнь.
   Знание дается лишь тому, кто слышит, а слышит лишь тот, кто способен обрести покой в тишине. Тишина покорится тому, кто усмирит ум, а ум усмирит лишь тот, кто осознает поверхностность желаний...
   Все это давало полноценный ответ на главный вопрос: почему я не использовала дар Творца во имя корыстных целей, во имя обретения власти или во имя обогащения. Зачем хватать руками крохи, когда к твоим ногам положено Все?
  
   Дремала, сидя на софе перед камином в зимний полдень, я. Кемарил, пригревшись на теплых коленях и положив голову на лапы, кот. Философские размышления текли летним ручьем, журчали свежо и неспешно. И насколько высоким был полет мысли о прекрасном, настолько же низким и приземленным был звук, его прервавший.
   Кто-то пукнул.
   Даже не так: кто-то откровенно, будто с издевкой, протяжно и длинно перднул, даже бзданул, я бы сказала. А через секунду еще раз.
   Все высокие материи, естественно, тут же были забыты.
   Я резко открыла глаза и попыталась определить виновника. Миша спал, как ни в чем не бывало, глаза его были закрыты. Наклонилась к коту, понюхала - пахло шерстью и съеденной им на завтрак рыбой.
   То ли из-под дивана, то ли из-под стола снова донесся звук - и не просто звук, а на этот раз целый оркестр, какофония из различных по длине, диапазону и тембру газовых выхлопов. Вокруг тут же запахло, как в армейском туалете. Даже кот открыл глупые со сна глаза и чихнул. Я невежливо спихнула его с коленей и, морщась от вони, встала на четвереньки, чтобы заглянуть под диван:
   - Клэр! Что у нас такое творится в доме?
   Под диваном обнаружился целый ворох пушистиков, рассматривающий меня, все как один, невинными золотистыми глазами. Хихикнув от того, что "база" обнаружена, они поднатужились и снова одновременно пукнули, кто на что горазд. На все лады!
   Я едва не стукнулась затылком об стол, когда попыталась откатиться назад, зажав нос ладонью.
   - Фу-у-у!
   В комнату с полотенцем на плече вошла Клэр.
   - Ой, ну и вонища! - она тоже прикрыла нос рукой. - Дина, это у них новая фишка, я еще не успела тебе сказать. Они сегодня посмотрели какую-то идиотскую комедию и теперь учатся пукать. Я их три раза за утро с кухни выгнала - теперь они у тебя тренируются.
   Она, сотрясаясь от хохота, начала обмахиваться полотенцем.
   - Что?! - я грозно воззрилась на спрятавшийся под диваном отряд новоявленных пердунов. - Нашли забаву!
   Один из пушистиков выкатился чуть вперед и с хитрым видом анонсировал:
   - Мата. Цикл.
   После чего издал длинный (надо отдать ему должное, действительно похожий на звук двигателя от мотоцикла), протяжный и высокий, но пахнущий отнюдь не бензином, а тухлой капустой "пер".
   - Да я вас сейчас!...
   Желая добраться до Смешариков, я атаковала диван с такой скоростью, что Михайло пулей рванул с него, распушив белый хвост до состояния метелки. Одновременно с этим прозвенел дверной звонок.
   - Я открою! - донесся до меня голос Клэр.
   - Ну-ка, идите сюда! Я вас научу уму-разуму... - пытаясь дотянуться до хохочущих Пушистиков, я шарила рукой под диваном, одновременно приговаривая: - Вот только поймаю... Мы, значит, старались, радели за вас, оживляли, а вы... загазовали мне весь дом... Совести нет!
   Одного мне даже почти удалось схватить, но стоило пальцам сомкнуться вокруг теплой шерстяной плоти, как она тут же обернулась липкой лужицей сладкого ягодного (судя по запаху) йогурта. И это под диваном!
   - Да что б тебе...
   С ревом бросившись на ни в чем не повинный предмет фурнитуры, я стала решительно отодвигать его в сторону, но лохматая гурьба мгновенно просекла маневр - и, весело хохоча, она выкатилась из-под него по направлению к двери, скрывшись на лестнице.
   Я с грозным видом бросилась следом.
  

*****

  
   Дэйн Эльконто, впервые посетивший этот дом, наблюдал престранную картину: дверь открыла женщина средних лет, в фартуке, с полотенцем на плече, красным лицом и слезящимися глазами. Слезящимися, судя по всему, от смеха.
   - Я к Бернарде.
   - Входите, она сейчас спустится.
   Повариха (Дэйн опознал ее по одежде, запачканной мукой), окинув его взглядом, отвернулась в сторону и притворно закашлялась, будто пытаясь скрыть рвущийся наружу смех. В прихожей чем-то странно пахло.
   Что, он плохо одет? Выглядит как клоун? Ширинка расстегнута?
   Не успел Дэйн понять причину ее смеха, как на верхней площадке показалась сама хозяйка дома: глаза яростно сверкают, щеки пылают, волосы растрепаны.
   - Где эти чертовы меховые яйца?! Где они?! Вот только доберусь, мало не покажется! Все волосешки повыдергаю...
   Эльконто, не успев сориентироваться в ситуации, на всякий случай прикрыл пах руками.
   - Эй, ты всех гостей так встречаешь? Чем тебе мои меховые яйца не угодили?
   Кухарка, стоявшая справа от него, начала подозрительно хрюкать, уткнувшись лицом в полотенце, а Бернарда, увидев опасливо ссутулившегося в дверях Дэйна, держащегося за пах, словно футболист перед пенальти, сначала распахнула от удивления рот, а через секунду тоже разразилась смехом.
   - Дурдом какой-то! - обиженно глядя на них, отозвался гость. - Я бы на месте нападавших здесь тоже инфаркт схватил! Даже "здрасте" не скажут, а уже яйца грозятся обрить...
  

*****

  
   - Здравствуй, Дэйн. Зашел на чай или по делу? Если на чай, то печенье есть...
   Клэр незаметно ускользнула на кухню. Я в который раз про себя подумала, что при ее довольно высоком росте и худобе, быть неприметной - особое искусство, которым кухарка овладела в совершенстве. Вот бы ей еще овладеть искусством макияжа и стиля в одежде. Надо будет вместе поработать над этим.
   Огромная лапища, в которой потонула бы голова младенца, уперлась в стену; зашуршал плащ.
   - По делу, Бернарда, - смех умел исчезать из глаз Эльконто так же быстро, как и появляться. Сейчас весельем не пахло. - Мы тут подумали, что неплохо было бы тебя подучить обращению с оружием, раз уж скоро вместе на операцию.
   Я замерла. Внутри появилось неуловимое ощущение, что что-то придвинулось ближе. Что-то тлетворное. Я качнула головой, избавляясь от имеющей запах гнили иллюзии. Откуда бы ей взяться?
   - Хорошо, я сейчас оденусь. Мы на закрытый полигон?
   - На открытый. Сегодня тепло.
   Так, пальто... хотя, какое пальто? Куртка, шапка, шарф...
   Эльконто был прав. Через несколько дней нам, по словам Дрейка, предстояло выдвигаться в ад, а я разве что кухонным ножом и умела пользоваться. А если посмотреть на Клэр, то и им толком не умела.
   Размышляя, откуда вдруг взялось странное неприятное ощущение внутри, принялась одеваться.
   - А что это у тебя за вазы по всем углам? Собираешь что ли?
   Я обернулась, проследив за взглядом Эльконто. Действительно, по всем углам в коридоре, а также в прилежащих комнатах теперь стояли вазы и вазоны различной формы и расцветки. Красивые, керамические.
   Да, Фурии времени даром не теряли, присматривались к гостю, наблюдали.
   - Пердящие горшки династии Минь, - пробурчала я, обматывая шею шарфом.
   - Что?
   - Говорю, это поющие вазы династии Минь. Коллекционирую на досуге.
   - А-а-а... - удивленно потянул Дэйн. Видимо, хобби антикварного коллекционера в его глазах со мной не вязалось. - И что, правда, поют?
   - Нет, одно название.
   Он хмыкнул. Мы вышли во двор.
  
   На подъездной дорожке стояли две черные машины. Одна из них была джипом Дэйна, я несколько раз видела ее у Реактора. Второй оказался знакомый мне седан - Ренов стальной конь, которому я однажды едва не промяла при падении капот.
   На улице и вправду было тепло. Прошедший накануне снегопад припорошил Нордейл, и теперь низкие серые тучи, выполнив работу, толстой комковатой пеленой висели над городом.
   - Можешь поехать в моей - там у меня Канн и Аллертон. Или с Реном. У него никого.
   Сидеть с тремя или с одним?
   - А может, взять свою?
   - Этот розовый леденец? Не смеши, он на полпути к полигону увязнет.
   Скрипнули по снегу высокие ботинки Дэйна. Приоткрылась дверь джипа, хозяин застыл в ожидании; ветерок шевелил неприкрытый шапкой ежик коротких волос.
   - Ну, что? Ты с нами?
   - Я с ним.
   - Ну, смотри.
  
   Декстер вел молча.
   Он вообще поразительно мало говорил. Неприязни, впрочем, от него не исходило тоже. Думаю, он был одним из тех в команде, кто меня, так или иначе, принял. Не полюбил, конечно, но этого и не требовалось.
   Куда мы ехали, я не спрашивала, просто наслаждалась сероватым, но оттого не менее красивым городом и его улицами, куда в последние дни выбиралась слишком редко. Всего две недели до нового года. Интересно, здесь он такой же? Вот уже фонарики и гирлянды на окнах, но елочных базаров не видно. Разглядывая сидящих в уютных теплых залах кофеен людей, я думала о том, что если елки в Нордейле продавать не будут, то придется смотаться домой, прихватить что-нибудь там. Хотя что в конце ноября прихватишь? Разве что где-нибудь втихаря в Финляндии вырубить одну...
   Голова была пустой и в то же время полной обрывочных мыслей.
   Видимо, сна все же не хватило, или шквал разнообразных впечатлений плохо влиял на работу мысли.
   Губы Дрейка, его тепло, его любовь... От тех ощущений до сих пор немели конечности и пузырилось в крови. Потом болезненная отключка, нападение, фурии, сложное пробуждение, исцеление Смешариков. Снова обрывки сна, прыжок домой, вызов обратно на сбор, Баал со своей Ирэной.
   А теперь вот стрельбище.
   Слишком много всего за короткий промежуток, слишком насыщенной стала жизнь. Казалось, я постоянно упускаю что-то важное, не успеваю всего, хватаюсь за сотню ниток, пытаясь добраться до клубков, но в итоге упускаю их все. Еще этот постоянный внутренний рост и философия. Черт, как только закончится этот уровень "F", возьму оплаченный отпуск куда-нибудь на острова. Здесь или в своем мире.
   Хотелось к Дрейку. Поговорить с ним, расставить точки над "i". Кто мы друг другу? Ведь теперь уже не будет, как раньше, - отношения логически должны выйти на новый этап. Слишком давно мы не обедали вместе - нужно самой пригласить его куда-нибудь. Хотелось просто побыть рядом, мне не хватало этого, как воздуха. Так давно мы не общались, так давно не разговаривали на сторонние темы, не тонули в глазах друг друга, не купались в шквалистом и одновременно робком ощущении надвигающейся на нас двоих бури.
   Мелькнул на углу книжный магазин с высокими окнами, затем банк Нордейла и почтовое отделение. Перекресток. Снова понеслись бутики с нависшими над ними квартирами.
   В какой-то момент я обратила внимание на кольцо на пальце Декстера. Ведь у него есть женщина. Жена... хотя их здесь так не называли. Как она живет с таким молчуном? Знает ли о его профессии? Как относится к ней?
   - Твоя женщина, наверное, мех очень любит.
   Рен, до того молчавший, повернулся ко мне. Красивый мужик... только слишком опасный, что ли. Жесткий, молчаливый, неприветливый, но, должна признать, по-своему притягательный.
   - Почему?
   - Ну, у тебя все время такие глаза холодные, что в доме, наверное, углы вымерзают, и ей приходится ходить в шубе. Поэтому и мех любит.
   Он пожал плечами.
   - Элли мех не любит.
   - Элли? (как та, что в книге с Бастиндой?)
   - Да, ее зовут Эллион. Она хотела с тобой познакомиться.
   - Тогда я тоже шубу куплю и приду в гости.
   Декстер не ответил, лишь улыбнулся краешками губ.
   Наверное, то была привычная маска, и он даже не замечал, что его взгляд отпугивал людей. Хотя, каким еще должен быть взгляд убийцы? Всаживать пулю или нож не то же самое, что угощать толпу блинами на масленице. Все верно: смерти не требуется парик тамады, а Ассасину напускная доброжелательность.
   Больше мы не говорили.
  
   А дальше была запорошенная снегом лесная поляна - белая, упирающаяся неровными краями в деревья, в конце которой застыли мишени. Здесь, за городом, никому не могли помешать ни звуки, ни голоса. А звуков было много: отрывочные плевки пистолетов, рваные дроби автоматных очередей, властный грохот дробовиков.
   В моих подстывших без перчаток руках один вид оружия сменял другой с невероятной быстротой. Я нажимала на различной формы курки, пытаясь попасть туда, куда указывал Дэйн, поначалу промахивалась, целилась вновь, слушала советы, которые поочередно давали коллеги, оттачивала правильную позу, училась сдерживать ходившие ходуном от отдачи руки.
   Горько-сладкий запах пороховой гари плотным сгустком, словно пыль в фильтре пылесоса, засел в горле.
   - Попробуй вот это...
   - А теперь вот это... Что больше нравится?
   Голоса через натянутые на мою шапку толстые наушники казались глухими и далекими. Я невнятно качала головой.
   Отлеживал бока на еловых ветвях тяжелый снег, замерзшие неловкие пальцы учились менять патроны и магазины. Хотелось горячего кофе.
   Неподалеку, безо всяких очков и наушников, расстреливал одну обойму за другой Аарон Канн. Только облачка пара равномерно вырывались из его рта да чуть вздрагивали сильные ладони. Справа сосредоточенно стрелял по мишеням Мак Аллертон.
   Рен отошел к машине, чтобы выбрать из ящика с оружием, хранившимся в багажнике, новую "игрушку". Такой ящик был и у Дэйна в джипе.
   - У этой большой разлет... Она плоха на длинных дистанциях, - Дэйн указал пальцем на то, что выбрал Декстер - короткоствольный автомат, какими плохиши часто пользовались в американских фильмах, - но приятная, на любителя. Возьми одну, попробуй.
   Мне в руки легла холодная сталь - слишком тяжелая и почему-то нежеланная. Но я принялась послушно "пробовать".
   Хлопки выстрелов, пороховой дым, ощущение ваты в ушах, все это оставалось снаружи, но не внутри. Сущность не желала в этом участвовать, как не желала и я. Да, логика понимала: это для самообороны, для защиты это нужно. А душа молчала.
   Для них, для крепких ладных парней с жесткими лицами и сердцами, оружие являлось продолжением тела, оно выглядело в их руках так же естественно, как маникюр на ногтях парикмахерши. В моих же - оно казалось чужим и бесполезным. Несовместимым.
   Но я старалась изо всех сил: практиковалась и слушала, хоть и не слышала. Глаза смотрели на мишень, но видели вместо нее чашку кофе в какой-нибудь кофейне. А еще лучше - Дрейка напротив. Там тепло, там хорошо, там свет... А здесь лес, дым и пусто.
   Вдруг вылазка на Уровень "F" перестала казаться мне забавой, эдакой детской игрой в шпионов. Там будет еще меньше света, больше оружия и миссия уничтожить все, что движется. И те пули, что сейчас втыкаются в доски, будут впиваться в чьи-то тела, будут обрывать чьи-то жизни. Плохие ли, хорошие... кто судья?
   Лицо Декстера, спокойно и равномерно уничтожающего мишень, ничего не выражало. Именно таким же оно останется и тогда, когда мишенью станет чья-то плоть.
   Дэйн наслаждался. Курил найденный где-то в салоне обрубок сигары, что-то прикручивал, соединял, свинчивал. Аарон, держа в руках автомат так же естественно, как акушер младенца, перешучивался с Маком.
   Меня вдруг затошнило.
   "Успокойся. Такое, наверное, бывает у всех новичков... у всех солдат, кто в первый раз идет на войну"
   Да, наверное. Я очень хотела, чтобы слабость и нервная дрожь прошла, пусть не сейчас, позже. Главное, чтобы тлетворное крыло, развернувшееся рядом, не задело что-то ценное и хрупкое внутри, не порушило его.
   Как только это стало возможным, я спряталась в машине Рена; она стояла дальше... дальше от всего, всех. Наушники снимать не стала, пусть будет тихо. Открыла дверцу, села боком, уткнув ботинки в глубокий снег.
   Вздрогнула, когда несколько минут спустя Дэйн аккуратно снял с меня наушники. Он смотрел долго, задумчиво и с участием.
   - Никто не говорит, что тебе все это придется делать. Это не твое, вижу. Но тебе нужно было узнать, как снять пистолет с предохранителя, чтобы, в крайнем случае, суметь защитить себя.
   В сердце застыла беспомощность.
   - Я - телепортер.
   - Я не спорю. Ты можешь прыгнуть. Но что, если в стрессовой ситуации ты забудешь об этом, а в руках будет пистолет? Придется стрелять.
   Я поникла. Эльконто мягко потрепал меня по голове большой ладонью.
   - Мы будем тебя прикрывать.
   Захлопали дверцы джипа. Качнулся и седан: на водительское кресло сел Декстер, проводил взглядом отошедшего к своей машине Дэйна, затем посмотрел на меня.
   - Ты со мной? Или просто растворишься, как ты умеешь?
   Я отряхнула ноги от снега и поставила в салон. Почему-то прыжок именно сейчас не казался правильной идеей. Пусть вооруженные учения мне не понравились, пусть хотелось убраться отсюда, как можно скорее, но они сделали нас ближе. Мы стали на крохотку, на незаметный шажок роднее друг другу. Поэтому, посмотрев на Рена, я коротко кивнула:
   - С тобой.
  

Глава 6.

  
   На Елисейские поля неслышно опускались сумерки.
   Вокруг стоявшей вдалеке Триумфальной арки, подсвеченной прожекторами, кружили машины - маленькие, едва различимые с такой высоты. Перемигивались между собой огни вечернего Парижа, привыкшего к многоголосой речи туристов, романтичному звучанию аккордеона и неспешному течению Сены. Складывали мольберты и краски уличные художники, проплывали под каменными мостами ленивые лодки, везущие на себе десятки восхищенных красотой старого города приезжих, подыскивали место для вечерней трапезы придирчивые гурманы-французы.
   Я всегда хотела это сделать - показать Дрейку свой мир.
   А откуда еще было начинать, как не с города любви?
   Мы стояли на открытом балконе Эйфелевой башни, глядя на раскинувшийся вокруг нее вечерний пейзаж. Ноябрь, но тепло и безветренно. В самый раз для элегантного бежевого пальто на мне и темного кашемирового на Дрейке.
   Начальник не удивился ни тогда, когда я прислала ему мысленный вопрос: "Найдешь на меня часок этим вечером?", ни тогда, когда я спросила: "Сможешь сделать себе на руки перчатки, чтобы ладони не фонили?", - и теперь стоял, по своему обыкновению элегантный, сдержанный, в чем-то даже утонченный, дорогой... Почти француз, если не заглядывать в глубины серо-голубых всегда серьезных глаз. Кожаные перчатки, начищенные ботинки, идеально сидящий костюм под пальто.
   - Это мой мир. Я всегда хотела, чтобы ты его увидел, - улыбнулась я. Знакомить Дрейка с "домом" было так же волнительно и трепетно, как знакомить его с родителями. - Мой мир - это круглая планета в космосе. На ней есть материки и океаны, множество городов, людей и языков. Страна, где мы сейчас находимся, называется Франция, а город - Париж. Считается, что это город любви.
   Дрейк не отрывал взгляда от ползущих далеко внизу по дорогам автомобилей. Слабый ветерок ерошил его аккуратно зачесанные назад волосы.
   - Это твой родной город?
   На мгновенье подкралось смущение. Я расправила невидимые складки на бежевых замшевых перчатках, пытаясь его скрыть.
   - Нет. Мой не такой красивый... Не хотелось начинать экскурсию с трущоб. А это место стремится посетить каждый человек на земле хотя бы раз в жизни.
   Вопреки моим опасениям, мой спутник не стал задавать сложных вопросов, а просто добавил:
   - Здесь хорошо.
   - Да...
   Действительно, было хорошо. И не только вокруг, потому что вечер был нежен и ласков, как руки матери, а в воздухе, несмотря на топот туристов за спиной и бесконечный звук затворов фотокамер, разлилось тихое умиротворение, но хорошо было и где-то внутри. Как бывает после долгого, но приятного рабочего дня, когда, вернувшись домой, можно застыть у окна с чашкой ароматного чая, зная, что впереди выходной.
   Даже хлопоты и заботы Нордейла остались в этот момент где-то далеко. Я взглянула на ясное небо и ковром раскинувшийся под нами Париж и подумала, что все в этом пусть и несовершенном мире создано для любви. Какая странная и правильная мысль.
   Указала Дрейку на небо.
   - Звезды. Видишь, сколько их зажигается на небе? Люди верят, что созвездия, под которыми они родились, накладывают отпечаток на характер и судьбу. А в Нордейле, Дрейк, звезды настоящие? Ведь Уровни - не планета. И они не летят куда-то через бескрайние просторы космоса. Тогда, получается, звезды не могут быть настоящими?
   - А тот угол стола, сквозь который прошла твоя рука, был настоящим?
   Я стушевалась. Стол был настоящим. До определенного момента.
   - Многие вещи - иллюзия, Ди. Но пока разум в нее верит... тебе ли не знать?
   В этом и был весь Дрейк, в этот момент выглядящий как модель для обложки журнала "Luxury Life", способный одним простым ответом умножить количество вопросов на сто. Наверное, его невозможно было понять, возможно было только любить и принимать таким, каким он был.
   - Значит, над Нордейлом на самом деле не звезды?
   - Звезды.
   Он улыбнулся. Оперся локтем на перила и посмотрел на меня. Но не хитро, как можно было ожидать благодаря предыдущей теме, а очень серьезно.
   - Ты уверена, что хочешь этого?
   Вопрос прозвучал без пояснений, но я поняла его.
   Хочу ли я быть с ним? Хочу ли пройти эту дорогу вместе, несмотря на трудности, которые могли поджидать в избытке? Уверена ли, что он - именно тот, ради которого все приобретало смысл, и что он - мужчина, которого никогда не захочется променять ни на одного другого?
   - Уверена, Дрейк.
   В сумерках его глаза казались загадочными и теплыми. Очень человеческими.
   - Наверное, это сложно. Быть со мной.
   - Наверное, - легко согласилась я и пожала плечами. Нет таких, с кем легко. Но есть такие, с кем неинтересно. А за стоящего напротив я бы легко отдала все, что у меня есть.
   - Видишь ли, до тебя никто не пробовал.
   - Я этому рада.
   - Я сложный и странный...
   - Точно.
   - ...бывает, жесткий...
   - А бывает, мягкий.
   - ...часто занят работой...
   - Но всегда находишь на меня время.
   Он какое-то время молчал. Лишь пытливо смотрел в мое спокойное лицо. Потом раскрыл рот, будто намереваясь продолжить перечисление своих "обрати-на-них-внимание" качеств, но я перебила его.
   - С другим человеком мне никогда не будет интересно, Дрейк. Мне не требуются доказательства, чтобы знать это. - "И никого другого я не смогу полюбить так же сильно, как тебя," - хотелось добавить, но вслух этого не прозвучало. - Обними меня.
   Он постоял неподвижно, будто ожидая, что я вдруг одумаюсь и изменю решение, а потом обнял. Порывисто, крепко.
   Не знаю, сколько мы стояли так на балконе Эйфелевой башни в Париже: Дрейк позади, моя голова откинута ему на плечо, мужские руки вокруг талии. Его одежда была видоизмененной серебристой формой, не пропускающей "фон", ладони прикрыты фонозащитными перчатками, шея укутана шарфом. Я не видела, но чувствовала, что он тщательно следил за тем, чтобы лицо - единственная открытая часть кожи - не коснулось моих волос.
   И несмотря на связанные с фоном неудобства, мы были одним целым. Наконец-то вместе. Без условий, без вопросов, без лишних слов. Тот, кто стоял позади, - был моей второй половиной и молчаливо признавал это, а я была тихо счастлива. Любовь, текущую через меня, больше не нужно было скрывать: она всецело принималась тем, кому была предназначена.
   - Ди... - тихо прошептал тихий голос над ухом.
   - М-м-м?
   - Я сделаю все, чтобы мы смогли полноценно быть вместе. Но если это окажется мне не под силу, ты должна будешь найти другого.
   - Иди к черту... - беззлобно отозвалась я.
   Он улыбнулся и втянул носом вечерний воздух. Крепче прижал к себе, жестами противореча недавно прозвучавшим словам. Настоящий, без масок и формальностей, такой же уязвимый, как и я в этот момент, Дрейк. Было невероятным чувствовать позади себя тело - крепкое и теплое. А руки, сцепленные замком у меня на животе, вызывали бурлящий поток эйфории в крови: настолько защищенной я не чувствовала себя еще никогда.
   Разум, сердце и тело пели песню счастья в унисон. Он был со мной, он был моим! Для кого-то Начальник и владыка мира Уровней, жесткий и непреклонный, для меня же - обычный мужчина, тоскующий по теплу и любви. И наконец нашедший ее.
   Чувствуя на щеках теплый ветер, а в душе необыкновенный подъем, я беспричинно рассмеялась.
   Слишком хорошо. И кажется, что все по плечу.
   - Как давно тебя никто не приглашал в ресторан, господин Начальник?
   - Очень давно.
   - Тогда смею заметить, что на втором этаже этой башни есть замечательное местечко. Если только сумеем отвоевать столик...
  
   Столик мы отвоевали - уютный, покрытый бежевой скатертью, у самого окна; а после почти час наслаждались изысками французской кулинарии. То была моя идея - сохранить традиционность кухни, о чем я теперь жалела.
   Золотистый луковый суп с печеной корочкой сверху оказался не таким уж плохим, улитки (на мой взгляд) просто отвратительными, равно как и щипцы, предназначенные для извлечения склизких тел из раковин, а уж о лягушачьих лапках стоило совсем умолчать. Хотя, чести ради, стоило признать, что вкусовые качества мяса впору было сравнить с куриными, вот только как быть с внешним видом?
   Женщины облизывали Дрейка взглядами, мужчины растерянно косились на него, способные дистанционно ощутить пропасть между собственными клетчатыми рубахами и белоснежной сорочкой Начальника под строгим костюмом, официанты раболепствовали, я же наслаждалась.
   Вечер был хорош всем, за исключением одного: под кожей неугомонно скребла и царапала мысль о том, что пока я здесь обедаю, дома меня, скорее всего, уже потеряла мама. Ведь время-то запустилось, и если в Париже вечер, то в моем городе ночь. Но спасительная идея по выходу из положения все не приходила, и я насильно гнала тревогу. Сейчас не до этого, хотя в скором времени придется что-то придумать. Проблема "двумирья" встала слишком остро - так или иначе ее придется решить. И лучше раньше, чем позже.
   За едой Дрейк говорил о том, что нам придется экспериментировать над моим телом, в попытках усилить фон, но экспериментировать осторожно, дабы не навредить. Я согласно кивала. Что угодно, лишь бы мы стали "на равных". Нет, страх, конечно, присутствовал, но по глазам Начальника я видела, что он скорее отрубит себе конечность, чем допустит малейшую ошибку в отношении моего здоровья. Это успокаивало.
   Играла музыка, плавали вокруг официанты, жевали неоправданно дорогие блюда туристы. Цены в меню были не за еду, они были за возможность впоследствии сказать друзьям (а особенно недругам) фразу "А я там был...".
   На десерт подали ягодный пудинг.
   Два раза стукнув по стенке вазочки ложкой, я поняла, что окончательно потеряла аппетит. Чем больше проходило времени, тем сильнее нарастала тревога.
   - В чем дело, Ди? - знакомый сверлящий взгляд пробрался внутрь черепной коробки. - Есть что-то, что тебя беспокоит.
   Я вздохнула, откинула от себя скомканную салфетку и рассеяно вслушалась в гудение голосов вокруг, перемешавшееся со звуками музыки.
   - Есть. Но это сложный вопрос.
   - Позволь решать мне. А для начала расскажи.
   Я пожевала губами, ощущая на себе пристальное внимание Дрейка. Рассказать надо. Теперь он не просто мой Начальник, он тот, кого я люблю, - моя половина, моя команда, и, возможно, вместе у нас будет больше шансов найти выход из положения.
   - Это касается моей семьи в этом мире и того, как течет время.
   Дрейк пригубил вина, аккуратно поставил бокал на стол и сложил на груди руки. Наблюдая за знакомым выражением лица и жестами, будто говорящими "я весь во внимании", я вдруг со щемящей нежностью подумала о том, как сильно люблю его.
  
   Ночь. Качели и знакомый двор.
   Он обнимал меня за плечи, успокаивая. Вокруг плотным одеялом лежала тишина: в два часа ночи прохожие полностью исчезли из вида. Лишь горело в знакомой до боли многоэтажке несколько окон, одно из которых было моим. Маминым.
   Наверное, она места себе не находила от беспокойства.
   - ...я не могу. Не могу каждый раз возвращаться, а они все такие же. Ничего не помнят, ничего не знают, ждут от меня нормальной реакции. У меня проходит час - у них нисколько, у меня две недели - у них нисколько. Я так устала от этого, Дрейк, не могу больше. Но не возвращаться тоже не могу, начинаю винить себя. Как быть? Что делать?
   Начальник молчал. Слушал и думал, поглаживая пальцами мое плечо, и от этого простого жеста страх внутри отступал, словно тень, не смевшая шагнуть в пределы освещенного круга.
   Так привычно было находиться здесь, в родном дворе. И так непривычно было находиться здесь с Дрейком. Столкновение двух миров лоб в лоб, не иначе. Почти что катаклизм для души.
   Наконец, тишину нарушил долгожданный ответ:
   - У тебя есть несколько вариантов, Ди. Первый - приходить сюда как можно чаще и проводить с родными больше времени, сокращая разрыв. Появится ощущение, что жизнь здесь все-таки течет. Хотя, как ты понимаешь, окончательно этому разрыву во времени не сократиться никогда; он будет только увеличиваться.
   Я кивнула. Тяжесть с сердца не уходила. Приходить сюда и проводить больше времени в мире, где меня ничего, кроме двух родных людей, не ждет и не интересует, означало проводить меньше времени в Нордейле. Означало продолжать разрываться, пытаясь сшить воедино два несовместимых лоскута. Закатывать в гору чертов камень, который постоянно будет срываться с вершины, как у Сизифа. Бесполезный труд.
   - Вариант номер два, - продолжал Дрейк, - это вернуться сюда насовсем.
   - Нет, - я ответила с холодностью, удивившей даже меня. - Не пойдет.
   - Я и не думал, что ты согласишься. Дальше. Вариант номер три - переместить твою маму и бабушку жить на Уровни, но тогда родственные связи порвутся, так как их попросту не существует в моем мире. Твоя бабушка станет просто старой женщиной, живущей в немощном теле; она будет вынуждена существовать на пособие или искать работу. Ну, в этом, положим, мы можем помочь, обеспечив ее всем необходимым, но, так или иначе, дочь и внучку она все равно забудет. То же самое случится с твоей матерью. Это приемлемо?
   Я покачала головой. От мысли о том, что проходя по одной и той же улице, собственная мать перестанет меня узнавать, к горлу подступали слезы. Может быть, она наладит хорошую богатую жизнь, найдет любимого мужчину, станет счастливой... Может быть. А может быть и нет. Вот только собственного прошлого, включая меня, она помнить не будет.
   - А если оставить им память? Запретить говорить о прежнем мире и упоминать о родственных связях, но все равно позволить помнить?
   - А ты думаешь, твоя бабушка согласится на переезд добровольно? Сохранение памяти означает выбор - оставаться здесь или соглашаться на переселение в новый мир. Как думаешь, что она предпочтет, расскажи ты ей обо всем? Да и поверит ли?
   Казалось, Дрейк, как и я, заранее знал ответ на этот вопрос.
   Даже если поверит...
   Старые люди консервативны. Желание молодых жить вечно подтирается с годами. Винить ли в этом генетику или тяжесть накопленного за плечами опыта? А может, стоило винить нежелание навечно оставаться стариком, когда молодость, полная амбиций, минула. Это пока ты юный, хочется остановить момент, а когда ты сгорбленный и немощный? Хочется ли? Да даже если и хочется, то, наверное, не с отрывом от привычного места.
   - Думаю, она откажется.
   Таисия Захаровна любила свой дом. Свою маленькую квартирку, свой дворик и соседей, свой город и даже страну. Пусть и ругалась, порой, на нерадивое правительство. Часто сидела на лавочке перед подъездом, два-три раз в неделю ходила до киоска "Союзпечати", покупала газету "Сад и огород", хотя выращивала только цветы на подоконниках, не забывала выметать коврик раз в три дня и ездить к деду на могилку раз в полгода. На что-то потихоньку откладывала, хоть и знала, что никогда не накопит, но все же любила постоянство приходящей (в лице одутловатой тетки с потрепанной сумкой) маленькой, но ожидаемой ежемесячной пенсии.
   Может быть, такой жизненный уклад не был идеальным, но, тем не менее, он был укладом. Привычным бабушкиным укладом.
   И что будет, если его сломать? Сдернуть Таисию Захаровну с привычного места, подарить новый дом (да хоть дворец), обеспечить горой хрустящих купюр, разодеть в шелка... станет ли она от этого счастливей?
   Отрицательный ответ был очевиден.
   - А мама, - продолжил Дрейк, - если заставить ее выбирать между тобой и бабушкой, что станет с ней тогда? Во благо ли тогда будет оставленная при ней память?
   Я промолчала.
   Тревожно горели в вышине окна.
   Задумчиво дремал подъезд, подсвеченный одинокой желтоватой лампочкой. Крался мимо сухой стылой клумбы черный кот. Оглянулся по сторонам перед тем, как юркнуть в подвальный проем, полуприкрытый трубой.
   - Может быть, - в отчаянии размышляла я, - обставить все так, будто я уехала работать за границу? И пусть бы время шло...
   - А ты бы возвращалась иногда и видела, как они стареют в одиночестве? Такой вариант сократил бы временной разрыв, согласен, но он не избавил бы тебя от грусти и постоянного чувства вины. Каждый раз они бы ждали от тебя новостей, открыток, писем, фотографий с нового места. Надеялись бы, что однажды ты встретишь мужчину, полюбишь его, подаришь им внуков. Что вы приедете погостить все вместе, что они отпляшут на твоей свадьбе. Твой мир устойчив и предсказуем. Основная масса людей здесь становятся счастливыми, лишь проходя по одному и тому же сценарию.
   Хотелось рыдать. Дрейк был беспощадно правдив.
   - Но как же тогда... - я беспомощно впивалась взглядом в светящиеся в вышине окна. - Как же тогда быть? Я хочу, чтобы они были счастливы, хочу знать, что у них все хорошо и без меня. Потому что уже не смогу отказаться от Нордейла, там теперь мой дом. Наверное, это эгоистично... неправильно, но это так.
   - Это не эгоистично. В твоей ситуации почти любой человек чувствовал бы то же самое. Разрываться между двумя мирами невозможно. То был лишь вопрос времени, когда осознание этого сформируется предельно четко.
   Мы на мгновение замолчали, пережидая вынырнувшего из темноты прохожего. Им оказался пошатывающийся молодой парень с бутылкой пива в руках. Он прокурсировал мимо нас, не глядя, занятый изучением экрана собственного мобильника. Метров через двадцать, раздался его неестественно бодрый от алкоголя голос, предназначенный невидимому собеседнику:
   - Саня... я уже иду. С пивом, ага... Ждите.
   Я устало прикрыла глаза. Гудящее вокруг Дрейка плотное поле сделалось почти привычным. Что же получается: выхода нет? И нужно просто оставить все как есть? Попытаться забыть? Сделать вид, что второго мира не существует и что в нем не залипли, словно мухи в янтаре, безмолвные и неподвижные родственники?
   - Я не смогу просто взять и забыть. Неужели больше нет совсем никаких вариантов?
   - Один есть, - вдруг сказал Дрейк. Сказал задумчиво, почти неохотно, будто сомневаясь, стоило ли его вообще озвучивать.
   - Какой?
   Я резко развернулась к нему лицом, ожидая дальнейших слов.
   Начальник посмотрел на окна шестого этажа, потом на меня.
   - Я могу сделать твоего клона. Вторую Дину.
   На несколько секунд повисла тишина. Ошарашенная с моей стороны и задумчивая со стороны Дрейка.
   - Я могу сделать твою копию, обладающую памятью, и поместить ее в этот мир. Вплести в твою прежнюю жизнь, вместо тебя.
   - Как? - руки против воли дрожали. Мысли разлетались во всех направлениях. - Копия - робот, чучело, манекен?
   - Нет. Такой же человек, как и ты ,- живой, настоящий, обладающей твоей памятью. Я могу создать твоего двойника, Бернарда. Полностью идентичного тебе.
   - Объясни, пожалуйста, подробнее.
   - Хорошо. Представь, что в жизни твоих родителей и бабушки вдруг появится другая Дина. Похожая на тебя как две капли воды, но другая, "нормальная". В ее памяти будет все те же детали из жизни, то же прошлое, те же воспоминания. Те же, за исключением одного. Она будет помнить, что в тот ключевой день, когда бабушка попала в больницу, она так и пролежала всю ночь в постели, горюя и переживая. Но никакого парка Нордейла для нее не случится. И начиная с того момента, ее жизнь пойдет по иному сценарию.
   - Ой-ей-ей... - я замахала руками, полностью запутанная. - Погоди. Если ты заменишь меня другой мной же в прошлом, то где тогда окажусь я?
   На ум приходили витиеватые фантастические варианты развития событий при столкновении пространственно-временного континуума.
   Дрейк был терпелив, как нянька детского сада.
   - Я не буду заменять тебя в прошлом - это очень сложно сделать. Поверь, даже мои объяснения не помогут тебе разобраться в тонкостях. Я заменю тебя в настоящем. Проще говоря, "добавлю" вторую тебя сюда, пока ты - оригинал - живешь в Нордейле. Таким образом, когда время здесь запустится, как ты того хочешь, у родственников появится другая Дина, обладающая тем же набором воспоминаний, кроме путешествия в другой мир; а у тебя - свобода.
   Озвучив свой "нехитрый" план, Начальник замолчал.
   Я же пребывала в шоке.
   Вторая Дина. Она будет здесь мной, пока я буду там.
   Куски описанной Дрейком картины щетинились и не хотели склеиваться между собой. Потенциальное наличие клона почему-то заранее вызывало антипатию и даже злость. Вдруг, безо всякой логики, я взорвалась:
   - А что если она окажется дурой? Что если наделает ошибок, принесет в подоле от какого-нибудь идиота, расстроит мать, загонит в гроб бабушку?
   Глядя на мое перекошенное от ярости на несуществующего двойника лицо, Дрейк рассмеялся.
   - Но ведь она - это ты. С тем же набором принципов, с той же логикой, с той же моралью и тем же уровнем ответственности. Я же не предлагаю ввинтить в твой дом попрошайку с улицы, которая утащит фамильные драгоценности, наведет бардак и исчезнет в неизвестном направлении. В твоем бывшем доме появишься ты же, и все, что было важным для тебя, будет важно и для нее тоже. Забота о маме, бабушке, желание быть счастливой самой.
   Не знаю, как долго я сидела в тяжелых раздумьях, пытаясь оценить плюсы и минусы предлагаемого Дрейком варианта. С одной стороны, было бы здорово просто знать, что у мамы и бабушки все нормально, что они живут, не беспокоясь обо мне. С другой - было тревожно. Не просто тревожно - страшно. Как сложится жизнь у той Дины? Что в ней произойдет? А если что-то пойдет не так, смогу ли я вмешаться и исправить?
   Озвучив мысли Дрейку, я получила ответ:
   - Нет, не сможешь. Если твое место займет двойник, то именно он и должен будет исправлять последствия принятых решений. Твое вмешательство недопустимо.
   - Получается, я даже не смогу их больше видеть?
   Начальник вздохнул. Наверное, ему, при отсутствии излишней сентиментальности, было проще.
   - Ты сможешь приходить и наблюдать издалека. Только не стоит попадаться на глаза или разговаривать. Иначе, это снова исправление ошибок и работа с памятью. Думаю, ты понимаешь. А насчет твоей тревоги за судьбу двойника, я бы не стал волноваться.
   - Почему?
   - Потому что я сделаю так, чтобы ее жизнь сложилась хорошо. Я определю ключевые моменты заранее. Она найдет новую работу, хорошую, денежную, встретит мужчину, полюбит его, приведет домой, на радость маме...
   Слушая эти слова, я никак не могла поверить в правдивость происходящего. Другая Дина... другая жизнь... она и мама. Моя мама. И она.
   - ... выйдет замуж, родит детей, позаботится о бабушке. Расставлять совпадения в чьей-то судьбе можно заранее. И ее жизнь пойдет по тому пути, который ты всегда хотела для себя. Или какой "хотела бы" для себя, если бы однажды не попала в Нордейл.
   Я, помолчав, спросила:
   - А как она поймет собственный уход из бюро переводов?
   - Решит, что устала от скучной однообразной работы и захотела чего-то другого. Придет домой и все честно объяснит маме. Та поймет.
   Конечно, поймет. Она ведь моя мама. Она всегда понимала.
   Отчего-то стало грустно.
   Ночь застыла тишиной. Свет в окнах кухни так и не погас. В этот момент я, как никогда ясно, поняла, с кем именно нахожусь в собственном дворе. Мужчина, сидящий рядом, предлагал невероятные, неосуществимые, невозможные на первый взгляд вещи. Предлагал создать несуществовавшего ранее человека, наделенного моей памятью, предлагал вплести его в чужую жизнь и заранее определить судьбу.
   Осознание того, кто есть Дрейк, накрыло меня с головой. Он - создатель. Не тот, что был сверху, не тот, кому молились в храмах, но другой. Дрейк - представитель иной расы, обладающей глубочайшими познаниями по работе с пространством и временем. Человек, когда-то принявший меня в своем мире и взявшийся меня учить.
   И этой ночью он буднично сидел в моем дворе на качелях и рассуждал о том, какой должна оказаться судьба моего двойника. И делал это с такой же простотой, как если бы выбирал носки в магазине... "Лучше белые или красные? Или в горошек?".
   Хотелось нервно хихикать. Несмотря на то, что в жизни редко случались более грустные моменты, чем этот.
   Я знала, что сегодня, этой ночью, отказываюсь от прежней жизни. Знала это с потрясающей ясностью. Почти физически ощущала, как натянулись, готовые порваться в любой момент, связующие две реальности нити. И был в свершавшемся некий трагизм и величие.
   - Получается, мама и бабушка получат назад "нормальную" дочь с заранее заготовленным счастливым будущим, - подвела итог я.
   И откуда только взялось это едкое чувство горечи, будто меня только что исключили из собственной жизни?
   - Да.
   - А что же тогда получу я?
   Дрейк долго смотрел на меня - серьезный и, несмотря на всю свою силу, в этот момент ранимый.
   - Свободу. Жизнь в Нордейле. И меня.
  
   Длинные тонкие пальцы с короткими аккуратными ногтями.
   Изящные запястья, рельефные руки, тренированные плечи. Четкая линия талии, плоский живот, тяжелая округлая грудь с темно-розовыми сосками - красивая грудь, привлекательная. Спортивные ноги, проработанные многочисленными тренировками мышцы, несколько перекачанные икры, среднего размера гармоничные ступни, где большой палец чуть отстоит от остальных.
   На все это я смотрела с ненавистью.
   Потому что "это" было моим собственным телом, плавающим в прозрачной газообразной субстанции в стеклянном ящике.
   Вторая Дина.
   Клон.
   Смотреть на себя в зеркале или на фото приятно. Смотреть на себя, неподвижно плавающую в прозрачной емкости, страшно. Неестественно, неправильно и жутко до мороза в конечностях.
   Она за два часа получила все то, над чем мне пришлось работать двадцать шесть лет. Я растила эти органы и росла вместе с ними, я расчесывала эти волосы, мыла и заплетала их. Я нагуливала жир конфетами и шоколадом, а потом долго и нудно избавлялась от него. Я ненавидела это тело в пухлом варианте и обожала в стройном.
   А она?
   Она просто получила все готовое. Без усилий. А потому, наверное, ничего не будет ценить. Хотя почему же? Будет. Ведь ей вскоре имплантируют и мою память. До определенного момента...
   Медленно, словно сочащийся ненавистью маньяк, я обходила ящик с находящимся внутри телом по третьему кругу.
   Красивая попа. Хороший вид сзади. Кому-то такой в будущем очень понравится. Какому-нибудь идиоту с соседней улицы, работающему в магазине компьютерных товаров, получающему мизерную зарплату, но считающему, что он вполне продвинулся в жизни, чтобы "вторая я" родила ему пару-тройку детей и все последующие годы безропотно мыла грязную посуду. Ведь это "любовь"?
   Несколько часов беспрерывных сложных анализов, десятки датчиков на моем теле, сотни тонких, как паутина, проводов. И все это для того, чтобы на свет появилась она - клонированная Дина.
   Информация в лаборатории плавала прямо в воздухе. Перемещалась строками от одного человека в белом халате к другому, возникала сразу перед глазами того, кому предназначалась. Обилие плавающих в разных направлениях символов постоянно дезориентировало меня в пространстве. Лабораторные специалисты работали слажено, без команд, без голосового общения, целиком погруженные в процесс. На мое обнаженное тело в ящике они поглядывали изредка и безо всякого интереса.
   Меня не волновало, что половина "Реактора" увидела Дину Кочеткову голой. Я не была для них "женщиной", как и они не были для меня "мужчинами".
   Меня волновало другое - шевелящиеся от ужаса волоски на собственной шее и ощущение совершающейся на глазах ошибки. Фатальной ошибки, которую нельзя будет впоследствии исправить.
   Та, что находилась в стеклянном футляре, плавала в нем, словно в невесомости, должна была занять мое место в жизни, отобрать все, что я когда-то так сильно любила, вычеркнуть меня из собственного вероятного будущего в одном из миров. Именно ей я должна была вскоре пожать руку, пожелать удачи и напутственно заявить: "Ты уж там позаботься о родных, раз я остаюсь здесь..."
   Пристально вглядываясь в расслабленное лицо с закрытыми глазами, я ежесекундно подспудно ожидала, что веки двойника вдруг распахнутся и на меня уставятся пустые сумасшедшие глаза. Или того хуже - смеющиеся злые глаза, потешающиеся над чужой проблемой.
   ...Ах, остаешься? Ну, теперь вместо тебя там буду я, так что, не серчай. Кстати, спасибо за неплохое тельце. Жаль, что ты не скинула еще пару килограмм, а то коленки толстоваты...
   Она будет жить в одной квартире с мамой, будет ходить в магазин на углу.
   Пока я рассматривала двойника, в лаборатории, наравне с символами, перемещающимися в воздухе, потекли голосовые команды.
   - Точка памяти Б6 - изменить. Отрезок Б1А - В2 стереть полностью.
   Значит уже скоро, раз начали программировать память.
   Уже скоро это "нечто", этот чужой из ящика, сделанный из моей собственной кожи, откроет глаза и скажет маме "Привет!" (моей маме...) Уже скоро она сядет на одну из лавочек в сквере, чтобы подумать, как подыскать новую (денежную, потому что об этом позаботился Дрейк) работу.
   - ...поставить узел на линию НН918. От него протянуть параллель до сплетения UC...
   А еще через месяц она будет наряжать старенькими пыльными игрушками новогоднюю елку, украшать ее гирляндой, в которой не горит четыре лампочки. А мама будет сетовать на то, что излишки мишуры снова закрывают ветки и в чем же тогда смысл ставить живую елку?
   - ...добавить узлы на отрезки NC64 и NV28, свести риски возникновения непредвиденных ситуаций к минимуму.
   О чем они говорили? Какие риски уменьшали? Того, что однажды на улице она пропустит суженого, пройдет мимо, не обратив внимания на принудительно указанного в линии судьбы человека? Что не прочтет нужного объявления о работе, в связи с чем не последует плану Великого Дрейка?
   Нет, конечно, рисков быть не должно. Зачем риски?
   Если их оставить, то как же быть уверенным в счастливом будущем? Все должно быть известно заранее, все должно быть прекрасно и солнечно. Радужно и предопределено.
   Как же это все здорово и как паршиво.
   Для меня, но не для нее. Ведь плавающая в ящике с развевающимися волосами девушка никогда не узнает о том, кто она такая. Не узнает о том, что она "ненастоящая", что она - вообще не человек. Кукла... Паршивка, пришедшая на все готовое, чтобы прожить счастливую жизнь.
   Меня определенно несло не в том направлении, но я едва ли могла остановить этот процесс. Равно как и контролировать его. Злость росла при каждом взгляде на клона, ощущение надвигающейся беды стало невыносимым.
   Люди в халатах не обращали на меня внимания, они были заняты созданием очередного "шедевра". Информация продолжала сочиться во всех направлениях. Клон с каждой секундой приобретал память и приближался к стадии "готово к использованию".
   Я же поняла, что больше не могу этого выносить. Не могу и не хочу. Все неправильно! Не так, как должно быть, в корне неверно.
   Злясь на себя саму и всех вокруг, я заметалась по лаборатории, не зная, что предпринять, но чувствуя, что должна каким-то образом предотвратить совершающуюся ошибку. Самую большую ошибку собственной жизни.
   Экраны с изображением трехмерного тела, неумолимо бегущий к отметке в сто процентов прогресс, равнодушные глаза докторов, упершиеся в непонятные графики, будто неслышно вещающие: "Уже скоро, Дина... Скоро ты навсегда уйдешь из своей жизни..."
   - Хватит! - вдруг закричала я. - Остановитесь!
   Подбежала к стеклянному ящику и стукнула по его стенке ладонью, краем сознания замечая, что по щекам покатились горячие тяжелые слезы.
   - Остановите это все! Я не хочу! Я передумала!!!
   Несколько голов повернулось в мою сторону. В глазах застыло равнодушное удивление, смешанное с каплей досады от того, что кто-то посмел вмешаться в ладно идущий процесс.
   - Хватит! Хватит! Хватит!
   Моя ладонь колотила о стекло, заставляя его дрожать и вибрировать.
   - Остановитесь!!!
   Кто-то переглянулся, кто-то посмотрел на верхний балкон, откуда из отдельного изолированного кабинета руководил действиями лаборантов Начальник.
   Стекло вытерпело еще несколько жестких, полных ненависти ударов, прежде чем из динамиков раздался голос Дрейка:
   - Деактивировать процесс.
   По залу прокатился гул удивления. Ведь клон был практически готов... Оставалось лишь несколько минут, после чего проект можно было считать успешно завершенным. Несколько роковых минут, способных навсегда лишить меня собственной семьи.
   Содрогаясь от рыданий, с саднящей от боли ладонью, я медленно опустилась на холодный мраморный пол, спиной к равнодушному, плавающему в желтоватой субстанции двойнику.
   - Не надо... Не продолжайте. Я не хочу, пожалуйста, не хочу...
   Я продолжала плакать и тогда, когда рука в серебристой перчатке, отняла мои скрюченные пальцы от лица.
   - Пойдем.
   - Дрейк, прости... Я не могу. Не могу. Не могу. Не могу... Я не хочу, чтобы она заняла мое место, не хочу навсегда лишиться мамы. Не могу, слышишь? Не могу!!!
   Он был мягок.
   Удивительно мягок с тем, кто посмел только что нарушить почти завершенный процесс и с кем случился внезапный истерический припадок. Аккуратно потянул на себя, поднял на ноги и увлек прочь от ненавистного футляра с безжизненной, так и не открывшей на моей памяти глаза лже-Диной.
  
   Подрагивало в такт нервным пальцам темное вино в бокале.
   Причудливо переплелись на столе тени от торшера. Пустовало в углу мягкое кресло, терпеливо поглядывая на хозяина, стоящего у кухонной стойки.
   Вино терпко разливалось на языке, а скользнув в горло, оставляло после себя аромат специй и зрелого винограда; глаза напротив смотрели с пониманием, а мой голос противно дрожал от прочно засевшего в горле чувства вины.
   - Я что-нибудь придумаю... Обязательно придумаю. Только чтобы по-другому, без клона. Ты прости, что я не сразу это поняла.
   Дрейк покачал головой.
   - Иногда, чтобы осознать, какое решение является верным, нужно сначала принять неверное. Но какое бы ты ни приняла, никому не позволяй осуждать себя за него. Если сердце чувствует, что ты поступаешь правильно, следуй выбранным путем, чего бы это ни стоило. И будь добра к самой себе даже тогда, когда что-то получается не сразу.
   Он всегда понимал. С годами мудрость глубоко пропитала его.
   Дрожь в руках не унималась. Как же близко оказался обрыв: один шаг - и пустота.
   Пусть будет вино. Много вина. Лишь бы не думать о том, что случилось бы, открой клон глаза.
   - Пусть пока все останется таким же, пусть время пока не идет. Я потом смогу понять, как поступить...
   - Конечно, сможешь. У тебя впереди много времени. Иногда через стену невозможно перелезть, как ни старайся. Можно в кровь сбить ладони и локти, можно ободрать ступни и колени, но ни на шаг не приблизиться к решению. В такие моменты не стоит бесполезно упорствовать, стоит успокоиться и посидеть возле нее, дать себе время подумать. А успокоившись, заметить, что преграду можно обойти с другой стороны, где она, оказывается, не такая высокая. Но для этого сначала надо отступиться и найти гармонию с собой, даже когда тяжело. Увидеть, закрыв глаза. Услышать, пропитавшись тишиной. Поэтому успокойся.
   Я кивнула.
   В словах на какое-то время отпала необходимость. Интерьер гостиной слушал наш разговор с молчаливым равнодушием, поблескивая темными матовыми спинками стульев и подлокотниками кресел.
   В душе затеплилась робкая надежда и благодарность.
   - Значит, ты не осуждаешь?
   - Нет.
   - Спасибо.
   В это слово я вложила все, что на самом деле испытывала.
   - Я поддержу тебя в любом решении, какое бы ты ни приняла.
   - Правда?
   Спокойный кивок русоволосой головы.
   - Правда.
   Ночь я провела, свернувшись на руках, затянутых в тонкие серебристые перчатки.
  

*****

  
   Во что он втянул их? В какую авантюру? И чем она закончится?
   Ничего из этого Дрейк не знал.
   Но он знал другое: как бы не решила поступить Дина со своей семьей, оставшейся в другом мире, он поддержит ее. Все что угодно, лишь бы мокрые подрагивающие в беспокойном сне стрелки ресниц просохли от влаги. Некоторые решения в жизни не даются легко, но каким бы тяжелым ни было их принятие, ты всегда должен ощущать, что поступаешь правильно. Иначе боль, терзания, преодоление страха - все впустую.
   Он лежал, опершись спиной на подушку, держа в кольце своих рук доверчивое затихшее женское тело, с упоением ощущая, как сквозь ткань униформы проникает тепло. Тепло другого человека, находящегося так близко.
   Пальцы в перчатке осторожно дотронулись до мягкой щеки, невесомо скользнули вдоль абриса лица, нежно коснулись пухлых, чуть приоткрывшихся во сне губ.
   Красивая даже во сне. Расслабившаяся. Свернувшаяся на нем, словно попавший наконец в дом после долгого сидения под холодным ливнем котенок.
   Дрейк знал, что не предаст этого доверия.
   Его боялись, ему поклонялись, его ненавидели, избегали, терпели и даже уважали.
   Но никогда не любили.
   Странно, но эта мысль делала стальной разум уязвимым. Каким-то размякшим, полным надежды и желания долго смотреть на небо, чтобы найти звезду и загадать "самое-заветное" желание - "чтобы чудо это никогда не кончалось..."
   Что за чертовщина?
   После стольких лет стерильной эмоциональной чистоты, круговорот неконтролируемых чувств, поселившийся в душе с тех пор, как Бернарда впервые появилась в Нордейле, напрягал, но уже не так сильно, как вначале. Тогда он пытался бороться с ним, через какое-то время начал привыкать, а теперь даже научился находить в нем своеобразное удовольствие. И пусть не все были эмоции объяснимы с точки зрения логики, но многие из них - тех, что он много лет сознательно не допускал в жизнь, - теперь Дрейк не продал бы ни за какие богатства мира.
   У него была пара. Был свой собственный родной человек. Тот, кто его по-настоящему, взаимно любил.
   Дрейк медленно просмаковал родившееся от этой мысли внутри тепло и посмотрел в окно, за которым ясно по-зимнему горели звезды. Мысленно пожурил себя самого. Улыбнулся.
   Ночь. И сна, похоже, не будет. Но это не расстраивало.
   И все же кружило внутри необъяснимое беспокойство, которое Начальник вот уже несколько минут пытался поймать за хвост - тщетно.
   Ди, будто почувствовав его похмуревшее настроение, шевельнулась во сне, но не проснулась. Он несколько минут гладил ее волосы.
   Так о чем же все-таки беспокойство?
   Примет ли она верное решение по поводу родных? Без сомнения.
   Тогда что?
   Сумеет ли он однажды коснуться желанной кожи без перчаток? Здесь нельзя было ответить наверняка. По крайней мере, Дрейк был уверен, что сделает все, чтобы это произошло. А там уже воля случая или кого бы то ни было сверху... Да и к беспокойству по этому поводу он уже почти привык.
   А эта тревога была новой, непривычной, словно влетевший в окно колючий холодный сквознячок.
   Рассеянно пропуская сквозь пальцы гладкие длинные пряди, Начальник прокрутил в памяти события прошедшего дня. Нет, ничего такого, что бы взволновало разум больше, чем обычно. Последним воспоминанием всплыл клон: его создание с нуля, потом деактивация проекта. Жалел ли Дрейк, что пришлось убить очередной "шедевр"? Нет. Лаборатория "Реактора" порождала и более сложные организмы, нежели двойник Бернарды. Хотя следовало признать: несколько длинных вкусных секунд Дрейк позволил себе потратить на разглядывание шикарного бюста и шелковистых завитков между ног клона, предвкушая, как однажды сможет неспешно насладиться теми же прелестями "оригинала". Если сможет...
   Но то было секундное отвлечение от основного процесса, не успевшее даже сформироваться в полноценную эрекцию, так как беспокойство за психическое состояние настоящей Дины отвлекало куда сильнее.
   Дрейк долго смотрел на расслабленные черты любимого лица, затем вздохнул.
   Скоро ей предстоит пойти туда, где свистят пули, где реальность вихрится множеством вероятностей, где жизнь в любую минуту может оборваться пустотой. Внезапно он понял, что, наверное, именно это и являлось тем, что беспокоило его все это время.
   Риск.
   Неоправданный риск, способный закончится чем угодно.
   На секунду пришло удивление: он что, испытывал страх? Страх потенциальной потери? Когда в последний раз он вообще чего-то боялся? Двести-триста лет назад, когда понял, что изменения в его теле необратимы? Даже тогда любопытство и восторг затмевали легкий дискомфорт, который и страхом-то было назвать нельзя.
   А теперь Дрейк маялся от непонятной сосущей тревоги. А что если парни не прикроют вовремя? Что если кто-то просмотрит слишком близко подкравшуюся опасность или допустит оплошность? Ведь она не бессмертна. Что если...
   Так. К черту. Никаких "что если...". С каких пор эта сугубо человеческая черта - предполагать худшее наперед - приклеилась к нему, способному просчитать судьбы наперед Творцу? Не он ли несколько дней назад смотрел на карту вероятностей в судьбе Ди и собственнолично убедился, что на ней не отмечено критических узлов? Не он ли досконально изучил сеть мельчайших совпадений на ближайшие несколько недель, где риски высокой и средней частоты отсутствовали полностью.
   Да, он.
   Зачем?
   Потому что тревога уже тогда кружила среди облаков, как расправивший крылья голодный стервятник, еще не уверенный, чем сможет поживиться внизу, но слепо верящий в то, что падаль всегда найдется?
   Да, рисков не было.
   Но беда в том, что мирно спящая на его груди девушка была Творцом. Еще не полноценным, но это мало что меняло.
   Следующая всплывшая в сознании Дрейка мысль едва не заставила его шумно вздохнуть.
   Беда в том, что Творцы способны создавать критические узлы на карте собственной судьбы в любой момент. И ни один оракул не смог бы предсказать, как или когда мерцающие нити изменят направление, спутываясь в то, что лабораторные эксперты называли фатальная "вилка". Одно движение руки, одна мысль, один поступок - и один зубец ведет к счастливой жизни, а второй внезапно обрывается, едва начавшись. Какой поступок приведет к правильному зубцу? И какая мысль будет предшествовать принятию неправильного шага?
   Может быть, просто запретить ей являться на задание? Запретить делать ту работу, к который Ди готовилась не один месяц?
   А парни? На Уровень, куда ведет всего два портала, нельзя появляться без телепортера. Канн это знает. Они все это знают. Какими бы умелыми ни были бойцы, хорошо организованная засада не позволит им продвинуться вглубь территории ни на метр. Хорошо, если выживет хоть кто-то.
   Получается, отменить участие в операции Ди невозможно. Это погубит остальных.
   Самый поганый тип ловушек - тот, что завязан на эмоциях. Именно в такую Дрейк, сам того не желая, и попал.
   Он закрыл глаза и только через секунду заметил, что слишком сильно сжал пальцы на теплом плече. Длинные ресницы тут же затрепетали.
   В неверном свете луны, что с любопытством заглядывала в окно второго этажа, на Начальника взглянули заспанные, чуть удивленные глаза. Узнавание, радость, ласковая улыбка на губах, прогревшая сердце Дрейка до самого дна.
   - Ты не спишь?
   - Нет.
   - Я мешаю тебе?
   Он улыбнулся в ответ.
   - Я просто не хочу.
   Она какое-то время смотрела в его лицо, приподнявшись на локтях. В какой-то момент Дрейку показалось, что взгляд Ди проникает под самую кожу, куда-то в сокровенные пучины его сложного сознания.
   - Она уже там. Уже под кожей... - вдруг подумал он, и мысль эта приятно пробежала по венам.
   - Мы ведь будем просыпаться вместе?
   - Будем.
   - И когда-нибудь я смогу целовать тебя в любой момент?
   Дрейк промолчал. Смесь надежды, почти отчаянной веры в то, что так и будет, и нежелания лгать, не зная истинного исхода, намертво запечатала его губы.
   - Можешь не отвечать. Но так будет, - тихо, но уверенно прошептала Ди. Затем снова легла на грудь щекой и погладила пальцами мужское плечо. - А пока расскажи мне, как ты любишь завтракать?
   Она была такой светлой... Такой наивной и полной веры в лучшее, что Дрейк снова нехотя ощутил недавний страх возможной потери. Только не ее... Не ту, с которой он мог, а главное хотел говорить о чем угодно. Лишь бы рядом. К черту остальное.
   Нетерпеливое ожидание просочилось сквозь тревожные мысли. Приподнялась голова, локоны метелочками скользнули по серебристой форме.
   - Ты расскажешь мне?
   Дрейк, с усилием отогнав желание немедленно пойти в "реакторную" лабораторию и еще раз взглянуть на карту судьбы, улыбнулся.
   - Конечно.
  

Глава 7.

  
   С той ночи, что я провела в особняке Дрейка, минуло почти две недели.
   Предполагалось, что к тому времени отряд успеет выдвинуться на уровень "F", но рейд все откладывался. Причиной тому - как поведал мне Аарон Канн во время одного из собраний, на которых я привыкла присутствовать, - было ожидание появления некоего Рея Хантера - картографа (или сканера местности), до того проводившего время по изучению новых, еще не заселенных уровней.
   На эту фразу я мысленно ответила: "Значит, увидим еще одного".
   Несколько дней назад Хантер по приказу Начальника был анонимно направлен на уже знакомый всем "F" для снятия проекции поверхности и составления объемной карты. Эта карта впоследствии должна была помочь Канну в планировании верной тактики нападения.
   Идея была хорошей, но приходилось ждать, так как иных карт уровня не существовало вовсе. И мы ждали. Собирались вместе раз в несколько дней в одном из особняков, чтобы прослушать собранную Аароном информацию о закрытом городе, обсудить возможные линии поведения, оружие, транспорт. Обсуждением в основном занимались парни, я же, лениво пожевывая орешки, большую часть совещаний проводила в мыслях о том, какие еще эксперименты приготовил для моего бедного тела Дрейк, и увенчаются ли те, наконец, успехом.
   Начальник к этому моменту успел провести уже четыре. Неудачных.
   Неудачных не потому, что я каким-либо образом пострадала, а потому, что возможности коснуться друг друга у нас так и не появилось. В чем именно заключались эксперименты, мне было описать сложно даже при большом желании, но все они неизменно проходили в реакторной лаборатории и включали в себя создание неких энергетических полей, которые (по предположениям Дрейка) при прохождение через мое тело должны были повлиять на внутренние энергоузлы, ответственные за поднятие "фона". Поля создавались: это явственно ощущалось кожей, волоски на которой вставали дыбом, - а вот мой собственный фон, к нашему обоюдному сожалению, усиливаться почему-то не спешил.
   После завершения очередной попытки, Дрейк долго и кропотливо снимал кучу анализов, хмурился, тер нижнюю губу большим пальцем и снова уходил в глубокие размышления. Я не протестовала ни против длительности, ни против количества проводимых опытов и думать Начальнику не мешала, так как знала: повреждений он не допустит, и если хоть один эксперимент увенчается успехом, на Уровнях появится еще одна счастливая любящая пара, не желающая выпускать друг друга из объятий.
   Провалы меня не смущали - и позитивный настрой я, в отличии от своего немногословного мужчины (который раз от раза мрачнел все больше), сохраняла, несмотря ни на что. Ну и что, что не сразу? Сколько в истории примеров, когда в попытках зажечь лампочку или поймать первую радиочастоту у ученых уходили годы. В отличие от них, мы имели в запасе куда больше времени, чтобы "тренироваться". Тем более что главное уже произошло: мы были друг у друга, и это чувствовалось в каждом взгляде, в каждом слове, в каждом касании. Пусть пока касаниях только через тонкую серебристую ткань.
   Хорошее настроение помогали сохранить и совместные посещения ресторанов, не длительные, но душевные прогулки по вечерним улицам Нордейла, а главное, ценимые мной на вес золота ночевки в одной постели.
   Клэр не роптала на мое отсутствие. Ей, заметившей, что болезнь ног, так сильно беспокоившая в прошлом, благодаря часам покоя и нескольким визитам нанятого в клинике доктора, почти отступила, было радостно от одного только факта, что прогулки теперь можно совершать не только из нужды, но и из удовольствия. Прикупив себе новые зимние ботинки (на каблуках!) она часто и с удовольствием выходила из дома, чтобы подышать морозным воздухом Нордейла и присмотреть что-нибудь приятное к празднику.
   Кстати, о празднике...
   Новый год стремительно приближался, и это явилось еще одной причиной для нежелания нашего отряда торопиться на уровень "F". Никому не хотелось поднимать бокалы с шампанским под чужим небом, во враждебной обстановке, когда вылетевшая из соседнего окна ракета окажется, скорее всего, не фейерверком, а стингером. Поэтому из-за задержки незнакомого мне пока Рея Хантера и близкого праздника команда единогласно проголосовала за отсрочку начала операции. Дома членов отряда, включая мой собственный, продолжали оставаться под повышенным наблюдением членов Комиссии, и Дрейк, опираясь на этот факт, согласился подождать. Возможно, для согласия у него были и свои причины, но вслух о них Начальник упоминать не стал.
   Зимнюю красоту Нордейла мне, в основном, удавалось оценить из окна машины Баала, который теперь чаще всех вывозил меня в закрытый реакторный тир. Бывало, иногда приезжали Чейзер или Дэйн Эльконто, но почему-то чаще всего Баал. Если остальные ребята и дивились вдруг всплывшей на всеобщее обозрение дружбе между заклятыми врагами, то виду они не показывали. Скорее, молча радовались произошедшей перемене.
   Регносцирос, в силу характера, оказался учителем вспыльчивым и темпераментным, но с задачей, надо отдать ему должное, справлялся хорошо: за последние две недели я научилась сносно стрелять и относительно быстро перезаряжать оружие. Конечно, до любого из наших парней мне было столь же далеко, как и китайскому пластиковому вентилятору до кондиционера "Daikin", все же уверенность, появившаяся в руках, держащих оружие, приносила частичку удовлетворения.
   Стоило добавить, что и характер Баала с нашей последней встречи в его доме изменился. Стал легче, веселее, хоть и отдавал временами прежней тяжестью. Но такие моменты случались все реже. Хоть большую часть времени темноволосый красавец оставался бритвенно острым на язык, злость из его реплик испарилась. Для меня, как для человека, непосредственно принимавшего участие в формировании нового характера, это было самым важным. Баал больше не болел изнутри.
  
   А однажды утром, несмотря на мягкость поступи, под окна подкрался и новый год.
   В этот день Клэр кашеварила без перерыва.
   Узнав, что я вежливо отклонила предложение ребят присоединиться к вечеринка в доме у Рена, Клэр, словно птица Феникс, восставшая из пепла, кружила взад-вперед по комнатам, радуясь, что проведет этот вечер не одна. Ну, Смешарики, часами провисавшие в качестве игрушек на зеленых ветках стоящей в гостиной елки, были не в счет. Их время от времени приходилось сгонять, чтобы не забирались на ель всем скопом (ветки под их тяжестью прогибались до пола), и тогда пушистики висели гирляндами на камине или застывали на накрытом белой скатертью столе серебристыми свечками, радуясь собственной бурной фантазии. В качестве праздничного меню ими были заказаны "удинг" и "нанасовое рожно". Что в переводе на нормальный язык означало - "ягодный пудинг" и "ананасовое мороженое".
   Пудинг Клэр и правда готовила в совершенстве - ароматный, терпкий и сладкий, - для Смешариков он до сих пор оставался любимым блюдом номер один. А вот на "рожно" они переключились не так давно, однажды заметив, как Клэр лакомится ванильным мороженым. Распробовав выделенный им небольшой кусочек, Фурии два часа вымаливали у поварихи коробку побольше, и когда та не выдержала атаки и выставила им заранее купленную для периодов "плохого настроения" коробку шоколадного мороженого, моментально вылизали ее до чистых бортов, после чего еще два часа смешно тряслись от холода.
   Этот опыт позволил Клэр наглядно понять, что "рожно" в следующий раз придется выделять мелкими порциями, дабы глупые пушистики, несмотря на густую шерсть, не перемерзли.
  
   Не знаю, по какой причине я отказалась праздновать с ребятами.
   Может быть, потому что, несмотря на совместно проведенные часы, все еще не чувствовала себя до конца "своей"? Не хотела смущать сложившуюся компанию присутствием хоть и ставшего более-менее своим, но все-таки чужака? А может, потому что знала: там все равно не будет Дрейка? Как не будет его и у меня дома. Начальник с самого утра сказал, что в этот день будет непомерно загружен делами до следующего утра. Оно и понятно: Новогодняя ночь самая хлопотная. Пришлось грустно вздохнуть и смириться.
   А может, это отсутствие у Клэр друзей повлияло на мое решение остаться дома. С больными ногами по вечеринкам не побегаешь, а на порог незнакомые люди стучатся редко. Как тут заводить друзей? Смешарики не в счет...Теперь, когда ее болезнь осталась в прошлом, Клэр, наверное, быстро наверстает упущенное. Ей бы вообще подумать о будущем. Не у меня готовить, а податься в хороший ресторан...
   Именно в таких сентиментальных размышлениях проходил вечер.
   - Не вышло ничего пока с экспериментами? - спросила возившаяся с ореховым тортом Клэр, когда я вошла на кухню.
   - Нет...
   - Еще выйдет.
   - Я тоже так думаю. Тебе помочь с чем-нибудь?
   Подруга, несмотря на то что возилась с самого утра в одиночку, отмахнулась.
   - Я здесь сама люблю, ты лучше пока телевизор посмотри.
   Двумя часами позже мы знатно накрыли стол. Благодаря совместным усилиям гостиная сияла и переливалась украшениями. Стены, камин, полки и стол были мастерски украшены ленточками мишуры и дождика. На скатерти в живописном беспорядке лежали хрустальные звездочки и топорщились обсыпанные золотой пылью декоративные веточки и шишки. А теперь еще стояли пиалки и тарелки разных форм и размеров с кулинарными шедеврами Клэр. Аромат по дому плыл восхитительный. Желудок напористо урчал, как в былые времена, предвкушая сытную трапезу.
   Разглядывая чистую сияющую гостиную, в которой смешался запах хвои, салатов и мандарин, я отметила, что многие обычаи в местном праздновании оказались схожими с "моими" родными. Например, елка, стеклянные игрушки, мишура. Те же мандарины... Даже Новогодние телепрограммы имелись. Вот только "Иронию судьбы, или С легким паром" здесь, конечно, не покажут. Стоило ли печалиться по этому поводу, я так и не смогла для себя определить.
   Временами накатывала непонятная ностальгия и грусть: казалось, этот Новый Год "ненастоящий". Настоящим будет тот, в моем мире, с мамой. А этот так, будто игрушечный, лишь бы что-то было. Но ведь для местных - он был единственным и самым радостным. Здесь под бой часов тоже поднимались бокалы и загадывались желания, воздух наполнялся ожиданием чуда, и повсеместно светились улыбки.
   Поэтому, отбросив пытающуюся прилипнуть грусть, я выбрала единственно верный вариант: не сравнивать праздники двух миров, пытаясь решить, какой из них лучше, а от души наслаждаться текущим моментом. А наслаждаться было чем.
   Закончив с сервировкой стола, мы с Клэр дружно кинулись под елку, чтобы распаковать подарки. Ими оказались мой конверт, повязанный розовой ленточкой, для Клэр и... ее конверт, повязанный золотистой ленточкой, для меня. Переглянулись. Синхронно их распечатали. А взглянув на листы плотной пахнущей изысканными духами бумаги, долго хохотали.
   Оказалось, что в ответ на выбранный мной сертификат для посещения лучшего в городе центра красоты, она подарила мне такой же! Бесплатный стилист, макияж, парикмахер и СПА в одном. Центр этот славился уникальными специалистами, способными превратить любую девушку в настоящую Леди путем подбора ей нового, наиболее подходящего к внешности имиджа. Взглянув друг на друга удивленными глазами, мы снова расхохотались и решили, что выберем день и по такому случаю пойдем туда вместе.
   О подарке для Дрейка стоило сказать отдельно, так как над ним пришлось усиленно мозговать. Что можно подарить человеку, у которого не просто все есть, а который способен все, чего нет, создать? Ну, любовь, это понятно...
   И, наверное, воспоминания.
   Именно этим я и занялась. Несколькими днями раньше выбрала время и ненадолго прыгнула в Париж. Искомое нашлось почти сразу: особый интерес для меня представлял стеклянный шарик с заключенной в него фигуркой Эйфелевой башни. Снег внутри, по традиции жанра, тоже был, но, стоило потрясти сувенир, почти сразу падал на дно.
   "Некузяво".
   Несколько часов пришлось потратить на то, чтобы "перепредставить" шарик по-новому. Хотелось снега, который бы искрился и кружил все время, навевая романтические мысли о проведенном вечере, без необходимости каждые пятнадцать секунд что-нибудь "трясти". В итоге, вышло отлично. Наполненный золотым светом шарик радовал глаз мягкой поземкой, вьющейся вокруг башни; снежинки то замирали, то мягко стелились на дно, то вновь поднимались заключенным внутрь невидимым ветерком, чтобы снова пуститься в зимний танец.
   Отлично! Получилось!
   Подарок был аккуратно упакован в красивую коробочку, обернут, завязан и теперь терпеливо ждал своего часа, который, как оказалось, представился даже не на следующий день, а гораздо скорее...
   Вечер протекал уютно и тепло. Мы с Клэр лакомились салатами и мастерски запеченной рыбой, пили шампанское и разговаривали. Мерцали гирлянды, горели на столе свечи. Объевшаяся за обедом мясных обрезков, Ганька вяло пыталась дотянуться когтями до мишуры, свисающей с одной из веток. Но из положения лежа на спине получалось не ахти как. Ленивую кошку это не волновало: ей было просто хорошо.
   Довольный и наглаженный за день Михайло, сложив под себя передние лапы, по обыкновению сидел рядом со мной.
   За неспешной беседой и подглядыванием на экран телевизора прошло около часа, но до наступления Нового Года оставалось еще достаточно времени. В какой-то момент размеренный ход вещей был нарушен неожиданно наступившей тишиной. Нет, телевизор все еще бубнил, а вот Смешарики, до того смотревшие на экран, пытаясь отыскать новые формы елочных игрушек и постоянно что-то бормотавшие, вдруг умолкли. Посмотрели друг на друга, а затем всем скопом молниеносно бросились прочь из гостиной к лестнице, ведущей на первый этаж.
   - Эйк! Эйк! Эйк!
   Мы с Клэр переглянулись. У меня в предвкушении загрохотало сердце.
   - Неужели Дрейк приехал?
   - Наверное. Они-то лучше нас слышат...
   И мы, не сговариваясь, тоже бросились вниз.
  
   Начальник приехал не один, а с Джоном Сиблингом и большим пакетом. Вокруг облепленных снегом ботинок теперь радостно скакали меховые комки, наперебой вопя "Эйк ехал!" Джон, кажется, даже растерялся от такого многословия Фурий.
   - Мы ненадолго. Кое-что вам передать и кратко засвидетельствовать свое почтение.
   - Как здорово!
   Несмотря на посторонних в холле, я бросилась вперед и порывисто обняла холодного с улицы Дрейка, чьи глаза лучились радостью. На фоне гвалта обменялись сдержанными приветствиями Сиблинг и Клэр.
   - Задержаться, к сожалению, не сможем, а потому - это вам.
   Он протянул пакет с чем-то объемным и тяжелым.
   - Пояснения к каждой вещи есть внутри, не запутаетесь.
   - Спасибо, что приехали, - тихо прошептала я. Внутри было тепло от самого лучшего в мире подарка: он приехал, пусть на секунду. Но все же нашел время. А ведь это так ценно - увидеть любимые глаза. И каждый раз - как первый раз. - Спасибо...
   Ответный взгляд сказал так много, что я задохнулась от чувств.
   Уйти наспех посетившим нас кавалерам с пустыми руками мы не дали. Я принесла заранее упакованный в коробку шарик для Дрейка, а находчивая Клэр, понимая, что ситуация будет выглядеть неприглядно, если одному подарить, а другому нет, тут же принесла повязанное ленточкой расшитое вручную полотенце. Красивое, с пейзажем.
   Почему-то взгляд Сиблинга в тот момент, когда он получил нежданный подарок, запомнился мне навсегда. Растерянный, удивленный и радостный одновременно. Будто даже робкий.
   - Это вам, да. Возьмите. И с Наступающим вас!
   - Спасибо.
   Джон был аккуратен и сдержан. Но благодарность так и лилась из него - невидимая и... почему-то хотелось сказать "нежная". Настоящая. Клэр расцвела.
   А я с мягкой грустью подумала о том, что представителей Комиссии, похоже, вообще никто не любил. А потому они не были привычны вовремя находить нужные слова или действия в ответ на доброе отношение. Но ведь ласковое слово и кошке приятно... Может быть, если мы им поможем, они научатся?
  
   После ухода гостей мы восторженно забрались на диван с большим пакетом. Каким-то образом знали: подарки от Дрейка обычными быть не могут - они обязательно будут чудесными. Фурии облепили нас со всех сторон, забыв даже о телевизоре.
   - Дарок! Нам! От Эйка...
   - Вот какие нетерпеливые! Да, есть тут коробка для вас, но давайте по порядку. Сначала для Клэр...
   Мы выудили первую упаковку, текст на которой гласил коротко и ясно: "Для Клэр". Я протянула ее подруге.
   - Видела, как твое полотенце убило наповал Сиблинга?
   - Он просто растерялся, потому что ему, наверное, никто больше ничего не подарил.
   - Да не в этом дело...
   - В этом!
   Она порозовела. А я рассмеялась.
   - Открывай уже!
   Внутри коробки, а лучше сказать коробочки, похожей на те, что продают в ювелирных отделах, лежал на черном бархате золотой кулон в форме сердца. Рот Клэр, распахнувшийся от восторга, был тут же прикрыт ладонями.
   - Какая красота!
   И правда очень красиво! Отличный душевный подарок. Я искренне порадовалось тому, что Дрейк не забыл ни об одном из нас, включая терпеливо ждущих рядом Смешариков.
   - А что за записка рядом? Прочитай.
   Тонкие пальцы с наманекюренными ногтями аккуратно развернули желтый листочек, подсунутый под золотую цепочку.
   "Кулон открывается нажатием на нижнюю поверхность сердца и способен по желанию владельца показывать лицо любого человека на выбор".
   - Не может быть!
   Что ж, следующие пять минут были потрачены на то, чтобы нам обеим убедиться, что очень даже "может". Кулон работал исключительно хорошо: бесшумно открывался, и как только Клэр называла имя - выдавал внутри портрет запрошенного человека. Несмотря на небольшие размеры украшения, лица были отлично различимы, а сам кулон гармонично и изящно смотрелся на шее.
   - Невероятно! Просто невероятно!
   Я полностью разделяла восторг подруги, хоть и не преминула осторожно предупредить:
   - Только мертвых не вызывай, мало ли чего.
   - А я не думаю, что получится. Вот смотри....
   Она тут же, невзирая на мое недовольное фырканье, назвала чье-то имя. Экран кулона не засветился, оставшись пустым.
   - Видишь?
   - Тьфу на тебя...
   - Да чего ты? Вряд ли Комиссия могла о таком не подумать. Слушай, какой замечательный подарок. И если мой такой классный, то что же тогда тебе?
   Меня и саму распирало от любопытства - поэтому упаковка с чего-то объемного и довольно тяжелого слетела быстро. Что же это могло быть? Что именно выбрал для меня Дрейк? Наверняка что-то символичное... напоминающее о чем-то... говорящее само за себя.
   Тем чем-то, в предвкушении которого я ерзала, как ненормальная, оказалась... картина.
   Да, картина.
   На которой был изображен осенний парк и фонтан. Какие родные места, как все знакомо... Я с усилием сглотнула и пошла к столу, чтобы налить себе шампанского.
   Да, символично. Именно в этом месте я впервые появилась в Нордейле. Именно этот фонтан представила, когда перенеслась из своего мира в чужой. Именно он познакомил нас с Дрейком и стал причиной всех произошедших впоследствии событий.
   - Как красиво! - Клэр на секунду притихла, удивленная. - Дин, а вода-то на картине льется... ее даже слышно. И деревья шевелятся.
   Я, справившись с волной нахлынувших чувств, вернулась к дивану с двумя бокалами шампанского в руках.
   - Как льется?
   - Да ты сама посмотри.
   Я присмотрелась к холсту.
   Действительно. Картина, на первый взгляд казавшаяся обычной, оказалась "живой". Было видно, как вода из маленькой чаши стекает в большую, как шевелятся в небе кроны деревьев и как бегут по дорожкам парка гонимые ветерком осенние листья.
   - Фильм, а не картина. Чувствуешь, от нее пахнет осенью?
   - Прямо из нее?
   Мы принюхались.
   - Ага...
   - А на ощупь твердая - холст холстом.
   - Вот диковина! И как Комиссия такие вещи создает?
   - Не знаю, не спрашивай...
   Подарок Дрейка попал в яблочко и выбил по моей внутренней шкале десять из возможных десяти баллов, и сказал больше любых слов.
   "Ты здесь, ты со мной. Спасибо тебе за это!" - вот что было невидимым текстом зашифровано на полотне. Какое-то время я молча смотрела на раскрашенные осенью деревья, испытывая щемящий восторг, смешанный с благодарностью. Благодарностью Дрейку, миру, случаю, жизни, судьбе за то, что этот парк однажды из придуманного стал настоящим.
   - Куда ты ее повесишь?
   - В спальню.
   - А может, здесь, в гостиной? Такая красивая...
   - Ну, хорошо, - легко уступила я, - если тебе тоже нравится...
   - Конечно нравится!
   - Да без проблем.
   - Дарок! Нам! От Эйка! - вдруг напомнили о себе заждавшиеся пушистики. Надо отдать им должное: они были достаточно терпеливыми и позволили нам насладиться подарками первыми. Учитывая что нас было всего двое, а их - тридцать пять...
   На свет из пакета тут же была извлечена последняя коробка. С надписью "Фуриям".
   - Дарок! Дарок! Дарок! - эти "чучелы" в полном составе забрались на диван, чтобы получше разглядеть то, что принес им Начальник. - Рывай!
   - Открываю-открываю...
   Внутри коробки покоились крохотные разноцветные значки-медальки. Мы с удивлением принялись их рассматривать. Смешарики, что за ними водилось довольно редко, теперь сидели даже на моих коленях. Их мягкая шерсть щекотала кожу на руках.
   Не теряя ни секунды, Клэр развернула записку, прикрепленную к крышке коробки, и принялась читать вслух:
   - Эти медали - награды за храбрость и отвагу для Фурий. Раздайте каждой по одной; они сами найдут способ, как их прикрепить. В центре каждой медали находится пустое место - оно заполнится тогда, когда каждый владелец значка выберет себе имя. С Новым Годом вас всех. Дрейк. Эй, Пушистые! Вас только что наградили отличительными значками за храбрость! - радостно воскликнула Клэр.
   - Ура-а-а-а-а! - заверещала в ответ толпа. - Давай дальки! Давай нам! Дальки давай...
   Мы расхохотались и принялись раскладывать значки по полу.
   - Разбирайте!
   В этот момент, тихонько и про себя, я поняла, что Новый Год удался. И что он - настоящий. Такой же теплый, как и любой другой. А главное, такой же волшебный. И что будет здорово нам всем вместе поднять бокалы, и что желания, загаданные под бой часов, обязательно сбудутся.
  

*****

  
   Второго января падал снег. Пушистый, равнодушный и неспешный. Снег укрыл город и машины, налип на деревья, перестелил простынь на дорогах и тротуарах и пузато прикорнул на перилах. Он будто пытался занять каждый сантиметр воздушного пространства, попадая в рты, мешая различать номера проезжающих автобусов и катаясь на шапках прохожих.
   Небольшая комната, отделенная от общей лаборатории, почти закуток - большое окно спереди и дверь сзади, а посередине четыре столба, между которыми, словно муха, залипшая в паутине, третий час к ряду сидела, глядя на падающий снег, я.
   Мир вокруг то становился кристально четким, ясным и различимым, то плавно уплывал вбок, куда-то в сторону, почти пропадал. Через какой-то момент он снова возвращался, напоминая о своем существовании низким гудением плотных полей, плавающих через меня, будто тела и не существовало вовсе; и снова падал за окном снег. Один и тот же пейзаж навевал сонливость. Снег, наверное, будет падать и когда опыт закончится, и час спустя, и даже через десять лет. Весь мир превратился в большую снежную равнину, укрытую километрами чистого холодного снега.
   На улицу не хотелось: видимо, сказался побочный эффект затянувшегося эксперимента. В другой раз бы побежать по хрусткому настилу, подышать морозом, натянув шапку на самые глаза, купить бы горячего свежеиспеченного хлеба да оторвать кусок зубами прямо на улице. А теперь нет - только бы сидеть и сидеть в надежде, что вскоре все закончится.
   Дрейк был недоволен. Недовольство это то и дело проскальзывало в походке и хмуром взгляде.
   "Ну и что, что опять не получается. Подумаешь..."
   Утопая в тишине, уставшая смотреть на снег, я переводила взгляд на большой экран, где мельтешил непонятный цветной шум.
   Что там зашифровано? Ответы на какие вопросы? Рассказано ли там о том, кто я, кем стала? И кем была в прошлом...
   А кем я была? Обычной девчонкой, одной из сотен тысяч. А стала? Я и сама не знала, кем стала. Научилась что-то творить, хотя редко этим пользовалась. Не чувствовала толком новых умений, не понимала их. Перемещаться - другое дело, перемещаться - это мое... А переделывать миры, влиять на умы, трансформировать реальность? Не может черепаха, приобретя крылья, начать думать по-орлиному, не может за секунду впитать новую логику и сменить привычную землю на бесконечную синеву неба.
   Вот и я...
   А Дрейк чего-то ждал. Но от меня или от себя?
   Казалось, снег падал до бесконечности долго. А потом гудение кончилось - и экран погас. На фоне светлого окна застыл силуэт с понурыми плечами и головой. Мои ноги не слушались.
   - Не сдавайся, слышишь?
   Впервые за все это время в его глазах мелькнул злой огонек.
   - Я не сдаюсь. Но я предупреждал: если перепробую все возможные варианты, и ничего не выйдет, тебе придется найти другого.
   Сонливость вмиг улетучилась. На ее место пришла нервозная дрязгающая эмоциональность.
   - Не говори так. У нас впереди много времени - почти вечность. Возможно, скоро ты перепробуешь те идеи, которые придумал, но потом могут прийти в голову другие, новые. Зачем торопиться? Ведь так бывает: кажется, что все, а потом вдруг...
   - Бернарда, - перебил Дрейк непривычно сухо ( и это царапнуло по сердцу костяной лапой), - я не обычный человек. Мой мозг обрабатывает в тысячи раз больше информации за секунду, чем любой другой. У меня уйдут лишь часы на понимание того, что обычному человеку не осознать за годы. Ты уверена, что понимаешь, о чем я говорю?
   Белое окно слепило глаза. Снег смотрел на нас по ту сторону, проплывая дальше, без задержек. Ему было неинтересно смотреть на спор двух людей, запутавшихся в собственных жизнях. Но я, кажется, точно понимала, о чем говорил Дрейк.
   - То есть не нужны тебе годы. Ты - супермашина - сразу можешь сказать: "все, я перепробовал варианты на миллион лет вперед - и ни один не сработал. Других нет".
   Мой сарказм цели не достиг - Дрейк не шелохнулся.
   - Примерно так.
   - Тогда придется тебе перепробовать варианты за другой миллион лет, - процедила я, - а потом за следующий, раз уж у тебя другие временные рамки. А я подожду.
   - Нет. Когда я скажу "все", тебе придется начать новую жизнь.
   - Ах, все так просто?
   Я поверить не могла: мы ругались. В первый раз в жизни мы по-настоящему ругались. Как пара, как влюбленные, не сошедшиеся во мнениях. Вот только внутри все сильнее терзал страх: ругань с Дрейком... Чем таковая может закончиться? Ведь не будет такой человек попусту сотрясать воздух, а значит, нужно использовать текущий момент, чтобы все наладить.
   - Не смей так просто сдаваться, - я повторялась. Но это не имело значения, лишь бы слова достигли цели.
   Он развернулся ко мне лицом - и впервые в его выражении промелькнула горечь.
   - Я не сдаюсь! Но я хочу любить тебя так, как мужчина должен любить женщину. Полноценно. А не довольствоваться урезанной версией отношений!
   - Значит, у нас получится!
   - Ты мечтательница.
   - А ты - заскорузлый циник, который думает, что все на свете знает!
   Его губы поджались. Мое сердце выбивало лошадиный топот.
   - Я с самого начала предупреждал тебя, что подобный исход возможен.
   - Но он еще не наступил.
   Как хрипло и хрупко.
   В горле саднило, а ноги по пути к двери дрожали. Я сомневалась, что дрожали они из-за этих чертовых столбов и часов текущей через меня чужеродной энергии. Они дрожали потому, что не были уверены, что, переступив порог комнаты, снова смогут ступить в счастливую жизнь.
   Это еще не конец. Это просто стычка. Он устал, вымотался, на какой-то момент перестал верить. Он больше человек, чем сам в это верит. Но идеи могут приходить на ум даже не гениям, все в какой-то момент может измениться и наладиться, ведь так, ноги?
   Чудеса случаются. Всегда случаются.
   Или я мечтательница?
  
   Он был близок к поражению, а она к тому, чтобы это увидеть.
   Горечь - ментальная кислота, способная прожрать даже самый крепкий механизм.
   Дрейк оперся на холодное стекло пальцами и медленно выдохнул, наблюдая за снегопадом. Кому из них будет лучше, если ложные ожидания затянуться на годы? Чем быстрее обрубишь хвост собачке, тем быстрее он заживет. Нельзя резать по чуть-чуть, надеясь избежать боли, тем самым усугубляя ее.
   Энергия не поглощалась ее телом, а проходила насквозь, не задерживаясь. Изменения на физиологическом уровне минимальные, не достаточные для того, чтобы ожидать успеха в ближайшие несколько сот лет, чего он и боялся с самого начала. Но ведь тоже в какой-то момент поверил в чудо, хоть математически точный мозг и выдал на последний эксперимент неблагоприятный прогноз.
   А как хотелось поверить, что однажды он станет "как все". С теми же маленькими радостями в жизни, доступными простым смертным: теплой постелью на двоих, смехом по утрам, совместными походами в кафе, когда наслаждаешься не кофе, а мыслью, что вскоре окажешься дома, обнимешь еще у порога, едва успев закрыть дверь, прижмешь к стене и дашь волю чувствам.
   Но нет, он запутался. Поверил в то, во что не следовало верить. Дистанционная любовь не просуществует долго, а если так, то лучше сразу раскрыть на правду глаза.
   Грустная улыбка искривила губы, а ладонь окончательно заледенела от холодной поверхности окна.
   Если ничего не выйдет, - а вариантов, которые Дрейк собирался опробовать, осталось всего несколько, - придется позволить Бернарде уйти. Помочь уйти, если потребуется. Любая, даже самая сильная боль забывается людьми довольно быстро. Особенно если помочь им отвлечься. Вот только сможет ли он собственноручно внести в карту ее жизни те изменения, которые помогут памяти о нем, Дрейке, кануть в лету?
   К холодному стеклу, как к анестетику, хотелось прижаться лбом.
   Нужно всего лишь еще раз сделать то, что нужно, а не то, что хочется. Не в первый раз и не в последний. Начальник всегда должен оставаться Начальником. Империя не продержится на слабаках. Да и нужен ли настоящей Женщине слабак?
   А Дрейк впервые за много лет чувствовал себя именно таковым.
  
   - Он ведь не на самом деле, ты как думаешь?
   Клэр помешивала в кастрюле овощной суп и молчала.
   На моих волосах все еще таял снег: впервые за долгое время я решила пойти домой пешком. Особняк притих, затаились будто напуганные моим настроением и Фурии. Только Миша ласково терся мордой об ногу, приветствуя дома ту, которую любил больше всего, не обращая внимания на лужи, растекающиеся вокруг неснятых ботинок.
   - Не может быть, чтобы он отступился...
   Говорила и не верила сама себе. Не верила, что подобное может когда-то наступить.
   Клэр молчала, не знала, что ответить, а врать не хотела.
   Я не винила ее.
  

*****

  
   Чувство дежа-вю оглушало яркостью.
   Только тот вечер был светлее и снега не было совсем. А так...
   Джон Сиблинг курил вторую сигарету, Дрейк, опершись спиной на автомобиль, стоял рядом - непривычно молчаливый. С неба плавно, поблескивая в тусклом свете фонарей, опускался снег.
   Джон попытался вспомнить, каким было лицо Начальника тогда, несколько месяцев назад, но не смог: выпало из памяти. Таким отрешенным оно не было точно. Что-то было иначе. Теперь взгляд Дрейка, устремленный вдаль, пугал непривычным, почти неестественным равнодушием.
   Когда сигарета в пальцах дотлела, Сиблинг хотел было пожать плечами: не захотел он говорить, ну и ладно. Не всегда можно найти правильные слова, а иногда и не нужно этого делать. Но стоило сигарете отлететь в сугроб, как слова все же зазвучали.
   - Она решила, что я сдался.
   Джон от неожиданности повернул голову резче, чем намеревался, и посмотрел на знакомый застывший профиль. Контекст прояснился без дополнительных объяснений. Но что-то ответить на подобную фразу было сложно, поэтому Сиблинг промолчал.
   - Она не знает ни о триллионах цифр, прошедших через мою голову, ни о сложнейших формулах, ни о бессонных часах, ни о бесконечном переборе и продумывании всевозможных вариантов. Она просто решила, что я сдался, практически ничего не предприняв. И незачем доказывать обратное, если исход все равно будет тем же. Скорее всего, будет тем же. Но я действительно пробовал, Джон. Пробовал почти все, на что был способен.
   - Я знаю.
   Дрейк усмехнулся одной стороной рта, а оттого усмешка вышла злой и усталой одновременно.
   - Я работал с тем, в чем не смог бы разобраться ни один из живущих на уровнях. Я выгибал и изменял Законы, я сгущал энергию, трансформировал ее качество, переплетал субстанции, не способные взаимодействовать друг с другом... - он снова усмехнулся и на какое-то время замолчал. - А она решила, что я беспричинно сдался. Просто взял и опустил руки, ничего не попробовав.
   Дрейк пожевал губами. На этот раз его разочарованный взгляд был красноречивей любых слов.
   Джон с трудом удержался от того, чтобы не закурить третью сигарету. Заболевание легких представителю Комиссии грозить не могло: лабораторные медики быстро заменили бы забарахлившие легкие новыми, - раздражала сама привычка тянуться рукой к пачке, стоило нервам взыграть. А взыгрывали они с некоторых пор довольно часто.
   - Белинда тоже решила, что я сдался не попробовав, - наконец ответил Сиблинг, чья улыбка контрастировала с тоской на дне зеленоватых глаз. - А если ты не смог, то никто из нас не смог бы. Так что добро пожаловать в Клуб тех, кого считают неудачниками, старина.
  

*****

  
   Его хлопали по плечу, коротко по-мужски обнимали, обменивались рукопожатиями.
   Рэй Хантер - картограф.
   Он, наконец, появился на четырнадцатом Уровне, вернувшись из разведывательного тура. Из-за скопления широких плечей и разлапистых курток я никак не могла рассмотреть его, а потому попробовала протиснуться вперед. Было любопытно увидеть еще одного члена собственного отряда.
   - Канн, старина, ты все такой же здоровый! Как жизнь?
   - Да, ничего.
   - Ты как раз вовремя, заждались уже.
   Толкотня и возбужденный гомон разительно контрастировали с моим утренним хмурым настроением, основательно подпорченным бессонной ночью. Чужая радость заставляла морщиться.
   - О! Мак! - раздался незнакомый баритон, - дай-ка пожать твою лапу!
   Чейзер, улыбаясь, как Чеширский кот, с удовольствием хлопнул по плечу рослого брюнета, которого я наконец -то смогла увидеть, но пока только сзади. Темные волосы, короткие сверху и на висках, но подлиннее у воротника, серый шерстяной свитер, черные джинсы. Крутой разворот плечей, тугой, судя по всему, зад, на который я обратила внимание только потому, что слишком долго любовалась тыльной стороной новоприбывшего коллеги.
   Протиснувшись мимо Эльконто, я почти вплотную подошла к новенькому.
   - Не терпится взглянуть на хорошенького Рэя? - подмигнул Дэйн. - Ага, он ничего!
   - Дать бы тебе по шее... - прошипела я.
   - Ой! - притворно прикрылся руками белобрысый здоровяк. - Наша мисс проснулась в отвратительном настроении? Кофе забыла выпить?
   В этот момент, привлеченный нашим диалогом, повернулся Хантер. Цвет его глаз заставил меня на мгновенье застыть - зеленый, темно-зеленый, какой бывает у свежей листвы, застывшей в тени солнечного дня. А в купе с густыми черными ресницами это смотрелась сногсшибательно. В остальном же Дэйн был не прав: этот тип хорошеньким не был. Упрямая линия рта и подбородка, покрытого темной щетиной, твердила о том, что долгие споры с субъектом бесполезны. Едва заметная горбинка на носу - утолщение на кости, неверно сросшейся после перелома, - была признаком любителя пускать в ход кулаки; смешинки в глазах заявляли о наличии чувства юмора, а широкий разлет бровей о том, что через штабеля дам их обладателю приходилось переступать ежедневно. Оттуда, наверное, и накачанные ноги.
   - Я - Рэй Хантер, - самоуверенно подмигнул мне брюнет. - И у нас наконец-то появилась секретарша? Хорошенькая. Мне тоже кофе, пожалуйста. Черный, без сахара.
   И этот нахал отвернулся, чтобы поприветствовать подошедшего Баала. Я скрипнула зубами настолько ощутимо, что едва не натерла с них костяного порошка. Эльконто, стоящему рядом, пришлось заткнуть рот двумя руками, чтобы раскатистый гогот не сотряс весь Реактор.
   Бусины на косичке колотились друг о друга в такт широким подрагивающим плечам.
   Ах так?
   Вместо того чтобы обидеться на всех мужчин планеты, я хмыкнула и улыбнулась собственным мыслям. В Реакторе никогда не водилось кофейных автоматов - об этом знали все. Поэтому кофе взять было негде. Тем лучше.
   Закрыв глаза, я с наслаждением представила интерьер кофейни, находившейся неподалеку от здания Комиссии в конце улицы, и прыгнула туда.
   В утренний час просторный зал пустовал, но в воздухе, лаская ноздри, плавал аромат свежемолотых зерен и корицы. Я с удовольствием втянула густой и пряный после стерильного Реактора запах и направилась к кассе.
   - Мне два кофе, пожалуйста. Один черный и один Гранде с молоком.
   Продавец улыбнулся и кивнул, принявшись возиться с автоматами. Если он и удивился моему внезапному появлению за спиной и в легкой одежде, то виду не подал.
   Как только заказ был готов, я расплатилась и подхватила кофе. Вовремя вспомнив, что прыгать в Реактор - та еще задачка, сосредоточилась не на кабинете (который обязательно бы куда-нибудь уплыл из-под носа), а на красном от натуги сдержать смех лице Эльконто.
   Так, сколько прошло времени? Около минуты? Отлично...
   Закрыла глаза - шум кофейной машины и тихая музыка уплыли в сторону, окружение снова наполнилось мужским гомоном.
   - Ваш кофе, сэр.
   Я намеренно нагло постучала Хантера кончиком пальца по спине. Тот обернулся, посмотрел на два стакана в моих руках и застыл. Видимо, в понимании проницательного брюнета я едва бы успела пробиться к двери, не говоря уже о том, чтобы выйти на улицу. Удивление в зеленых глазах было столь очевидным, что я возликовала.
   В этот момент смех Дэйна все же прорвался наружу и сотряс стены. А следом за ним, глядя на Хантера, хохотать начали все. Тот нервно дернул плечом и окинул взглядом друзей.
   - Я здесь явно что-то упустил. Мисс, вы где так быстро достали кофе?
   Вместо ответа, я протянула ему стакан.
   - Рэй, это новый член нашего отряда - телепортер, - отсмеявшись первым, Мак помог прояснить ситуацию.
   - Телепортер?! У нас появился телепортер?
   - Будем знакомы. Бернарда.
   И я протянула новенькому руку.
   - Так его! - шепнул мне на ухо Эльконто. - А мне кофе никак?
   - Сам сходишь.
   - Вот так всегда, - надулся "ежик".
  
   Теперь я понимала, в чем заключалась специализация Хантера: он не просто картограф, а сканер местности. Каким-то образом новенький растянул прямо над полом голографическую карту, напоминающую трехмерный сетчатый ландшафт, какие специалисты по трехмерной графике создавали в 3D Max, и теперь указывал пальцем на различные объекты.
   Пальцы Хантера проходили сквозь зеленую иллюзорную сетку, отмечая нужные точки.
   - Вот портал. От него до города около тридцати километров, высаживаться желательно не в этой зоне: она находится на холме и просматривается снайперами. Андэр раскинул минные поля на севере и востоке от него - ни пешком, ни на машине не пройти.
   - Бернарда поможет нам перенестись ближе к городу; Андэр, если и знает об этом, предугадать, где именно мы появимся, не сможет. От этого он нервничает и, скорее всего, стреляет по всему, что движется.
   - Так и есть, - подтвердил Хантер и продолжил объяснять расположение лесов, дорог и строений.
   Я слушала в пол уха. Зачем мне запоминать все детали? Моя миссия, как уже объяснил Канн, простая: перенести туда, куда скажут, а потом не лезть под пули и не чинить проблем. Когда скажут, перенести обратно. Все четко и предельно ясно.
   Участие в обсуждении предстоящей операции принимали все. Лишь я и сидящий рядом Дэйн молчали. Я - потому что настроение, несмотря на все попытки отвлечься, оставалось гадким, да и мое непосредственное участие в дискуссии не требовалось; а Дэйн потому, что уже задал нужные вопросы Хантеру и теперь слушал остальных.
   Чем дальше шло обсуждение, тем яснее становилось, что выдвижение на Уровень "F" не за горами. Буквально день или два - и все начнется. Раньше бы это заставило меня поволноваться, а теперь не могло перебить ту грусть, что поселилась внутри после последней встречи с Дрейком.
   Внутри будто что-то разваливалось.
   Все вокруг о чем-то говорили, были увлечены, возбуждены, заинтересованы. Одна лишь я апатично разглядывала светящуюся над полом карту, не замечая ее.
   Дрейк не появлялся с самого утра, и это горько радовало: некому было увидеть слабину, превратившую меня в несчастную, не знающую на кого сорваться собачку. А как не срываться, когда напуган? Сколько их осталось, опытов? Один, два? Пусть даже пять... Что если они закончатся неудачами, что будет тогда?
   Руки противно дрожали. Целая ночь в метаниях и попытках понять, как помочь в сложившейся ситуации, но все впустую.
   - Ты чего нервничаешь?
   Дэйн покосился на мои пальцы, терзающие ремень от сумочки.
   - Ничего, - и чтобы отвлечь его от собственной нервозности, спросила: - Слушай, всего ведь в отряде двенадцать человек? Рэй Хантер десятый. А где еще двое? Почему я никогда их не видела?
   Эльконто поскреб небритую с утра щеку.
   - Одиннадцатый - Майк Морэн - почти всегда работает в паре с Хантером. Эти двое часто находятся на далеких объектах. А двенадцатый - Уоррен Бойд. Он пока в ссылке.
   - Как в ссылке?
   - Наказан.
   - Кем?
   - Дрейком.
   - А за что?
   - Там долгая история. Ты бы зашла как-нибудь на чай-то, я бы рассказал. Кстати, я на Новый год тебе подарок купил, но занести так и не успел, в багажнике лежит. Заберешь после собрания? Тебе ведь на горбу не тащить: схватила в охапку и у-у-ух - дома!
   - Спасибо... заберу.
   Надо же. Эльконто думал обо мне, выбирал подарок, тратил время. Я смутилась так сильно, что даже не стала язвить в ответ на "горб".
   Мы притихли и сосредоточились на обсуждениях расположившихся вокруг карты ребят.
  
   Объем врученного мне свертка впечатлял. Тяжесть тоже.
   Предупредив, что ронять его не стоит - внутри хрупкий объект, - Дэйн взревел двигателем джипа и был таков. Остальные тоже расходились.
   Холодный ветер трепал выбившиеся из-под шапки волосы и кидал снег в лицо.
   Подарок оттягивал руки, но я почти не замечала этого. Казалось бы, чего стоять - прыгай домой, снимай бумагу, удивляйся, радуйся жизни, но... не хотелось.
   Вообще больше никуда не хотелось.
   Стоять было холодно и хорошо. Дома снова нападет тоска, а Реактор позади таил риск ненужной в эту секунду встречи. Поэтому я не двигалась ни вперед, ни назад.
   Не знаю, сколько бы я простояла на холодном ветру, но в какой-то момент сзади послышался хруст снега, продавливаемый чьими-то подошвами.
   Подошел Баал. Крепкие пальцы крутили в руках стальное колечко от брелка с ключами, в распущенных густых волосах успел запутаться снег.
   - Ты домой?
   Я покачала головой.
   - А куда?
   Растерянно пожала плечами.
   Взгляд черных внимательных глаз тут же приклеился к лицу.
   - Что происходит?
   - Происходит? Да ничего, пока... Жизнь разваливается. Или скоро начнет. И от этого страшно. А так, все хорошо...
   Проще было отвернуться и смотреть в сторону, чем все это говорить вслух.
   - Так не пойдет... Ну-ка, забрасывай свой сверток в машину и пойдем пообщаемся.
  
   По случайному совпадению мы расположились в том же самом кафе, откуда часом ранее Рэю Хантеру был доставлен заказанный напиток.
   Рассказать хотелось - и я рассказала. Без утайки и без обиняков. Все равно бы вытянул... Регносцирос умел быть настойчивым.
   Поблескивала в кружке темная поверхность остывшего кофе; вторая чашка на голодный желудок шла без удовольствия. Ощущение беспомощности от озвученных вслух проблем не ушло, а лишь усилилось. Не вязалась с тоской и звучащая из динамиков радостная мелодия.
   За окном мело.
   Сведенные вместе темные брови придавали жесткому лицу Баала хмурую красоту. Жаль, что он не мужчина моего романа. Возможно, было бы проще.
   - Если оставшиеся эксперименты пройдут неудачно, мы должны будем расстаться. А я не хочу и теперь не знаю, что предпринять.
   Салфетка в руках, потная и многократно скомканная, была скручена нервными пальцами в жгут.
   - С твоих слов я понял, что Дрейк потенциально видел в тебе равную по силам ему. Так, может быть, ты тоже можешь сделать что-нибудь?
   - Что, Баал?
   - Я не знаю, как у вас, Творцов, это работает. Как-то изменить положение, повлиять на ситуацию, на себя, свое тело.
   - Ты думаешь, я не пробовала? - руки снова задрожали от волнения. - Беда в том, что я не знаю, что именно умею. Во мне есть какие-то силы, но как их правильно направить, и вообще я до сих пор мало знаю о них. Перемещения - это одно, а вот все остальное...
   - Ты же смогла каким-то образом помочь мне.
   - А себе вот не могу.
   За окном на подоконнике налипли снежинки. Капризный ветер то сдувал их с места, то вновь наметал.
   Я не стала говорить о том, что всю ночь провела в попытках сконцентрировать потоки плавающей вокруг силы на собственном теле, чтобы изменить фон. Что до онемения в конечностях представляла себя и Дрейка обнявшимися, наполняла эту картинку золотым сиянием в надежде на то, что это изменит реальность. Что просила сияющую сферу, как когда-то давно, о чуде - о безболезненном касании того, кого любила.
   Не стала я говорить и о сомнениях в собственных силах, и о том, что почти неопытна в серьезных отношениях, а тем более в том, как их налаживать в трудные моменты. Но ведь все учатся? Научусь и я. Вот только дали бы шанс...
   И никогда так, как в эту бессонную ночь, я не скучала по маме и разговорам с ней. Пусть бы она просто посидела рядом, подержала за руку, погладила бы по волосам. Но не все можно заполучить по щелчку пальца. Некоторые вещи сложнее, чем хотелось бы, - и мамы в эту длинную ночь рядом не было.
   - Знаешь, - прервал мои мысли Баал, - а может, Дрейк прав?
   Мое сердце нервно трепыхнулось в груди. Как это прав? Почему?
   - Я просто подумал: если бы я был на месте Дрейка и кого-то сильно любил, но при этом не мог бы дать этому человеку все, что хотел, то, наверное, тоже дал бы ему уйти, потому что желал бы счастья.
   - Нет...
   - Да. Ты подумай. Он - мужчина. А способность обеспечивать женщину всем необходимым - неотъемлемая часть мужского желания. Самолюбия, если хочешь. Мы чувствуем себя полноценными, только когда способны сделать это. А Дрейк, к тому же... даже не один из нас. Его принципы еще жестче, он не признает половинчатости. Признаться, в его случае и я не смог бы.
   - Но это же неправильно!
   - Бернарда, а если бы ты была на его месте? Он тянулся бы к тебе, а ты бы знала, что никогда не сможешь дать ему всего необходимого. Что, находясь с тобой, он окажется навсегда лишен всего того, что мог бы иметь с кем-то другим? Неужели не хотела бы, чтобы он однажды стал счастлив, пусть даже отдельно от тебя?
   - Я не хочу делать такой выбор! Нужно найти выход. Просто найти его!
   - А если другого выхода нет?
   - Есть! - я вскочила из-за стола так резко, что чашка с кофе опрокинулась, а солонки вздрогнули.
   От бессилия по лицу потекли слезы, а пальцы сжались в кулаки. Наверняка в этот момент я являла собой жалкое зрелище, стоя с трясущимися конечностями и подбородком, пытаясь найти правильные слова, которые все никак не приходили.
   - Ладно, есть, - смягчился Баал, поднялся из-за стола и впервые в жизни неловко, как строгий старший брат, до того не признававший сантиментов, обнял меня. Прижал к широкой груди и погладил по голове, стараясь успокоить рвущиеся наружу рыдания. - Только не реви, я на твоей стороне. Найдется какой-нибудь выход. Поехали домой.
  
   Захлопнув за собой входную дверь, я отряхнула пальто от снега и повесила его на вешалку. Отправила на полку шапку и перчатки, стянула ботинки. Затем мельком взглянула в зеркало на лицо с размазанной косметикой, поморщилась и сходу, не поднимаясь наверх, как ребенок, пытающийся утешиться хоть чем-нибудь, принялась стягивать упаковку со свертка.
   Что же такое тяжелое и хрупкое запаковал Дэйн?
   Когда бумага оказалась содранной и валяющейся по всему коридору, моим глазам, наконец, открылся и сам подарок.
   Ваза.
   Высокая напольная, расписанная розовыми с золотым цветами ваза. Сверху к горлышку лентой крепилась небольшая открытка: "Про поющие горшки династии Минь эти олухи в магазине никогда не слышали, поэтому я просто выбрал то, что мне понравилось. Надеюсь, у тебя еще есть место, коллекционерка? Д.Э."
   Дочитав послание, я, несмотря на плохое настроение, рассмеялась.
  

Уровень "F"

  
   Небо над головой казалось войлочным из-за постоянно клубившейся на нем сплошной, плотной, местами рваной пелены из облаков. Сгустившаяся темнота поглотила их неприятный серый цвет, оставив ощущение комковатости.
   То было чужое небо, неродное.
   Перешептывался вокруг лес, состоящий из чахлых голых деревьев; без аппетита похрустывал тонкими сучьями костерок, возле которого на прикаченном откуда-то из чащи бревне расположились одетые в камуфляж рыжеватый доктор и высокий блондин. Эльконто, похлопывая по стволу винтовку, без перерыва сыпал любимыми шутками "с душком", над которыми сам же и смеялся (он вообще унывал когда-нибудь?), Лагерфельд же лишь качал головой и укоризненно улыбался, не утруждая себя комментариями.
   Дэлл вот уже минут двадцать как рылся во взрывоопасных боеприпасах, выискивая что-то одному ему известное - машина покачивалась на рессорах, когда он коленями или задом опирался о багажник; Регносцирос, сложив руки на груди и опершись спиной на колесо джипа, с закрытыми глазами сидел на стылой земле, то ли отдыхая, то ли прислушиваясь.
   Они стали чужими, непривычными - члены собственного отряда. Вроде те же ребята, те же лица - вот только появилась в их взглядах какая-то зеркальная ровность, стоило пальцам сомкнуться на оружии. Равнодушие, отсекшее эмоции от разума. Они пришли сюда выполнить задание, и каждый, несмотря на мнимую расслабленность, оставался предельно собранным. Я каким-то образом чувствовала это.
   Но все равно они были моими ребятами, и с ними, пусть даже такими, было спокойней, чем было бы в одиночку.
   Ночь выдалась стылой; спальник, в который я закуталась едва ли не с головой, неплохо держал тепло, но холод и сырость, идущие от земли, не позволяли провалиться в сон. Дэйн уже час назад махнул рукой, давая разрешение на отбой со словами "если что, разбудим", но, даже несмотря на усталость, я все еще бодрствовала.
   День выдался долгим, утомительным и щедрым на открытия, одним из которых оказалась моя способность к переносу тяжелых предметов, таких как машины. Благодаря этому (радость на лицах ребят мне запомнилась надолго) утром мы имели возможность проделать долгий окружной (а потому безопасный) путь в пару сотен километров до той самой точки, где теперь разбили лагерь. Хантер был убежден, что именно с этой дороги, теряющейся на одной из заброшенных окраин уровня, Андариэль меньше всего будет ждать появление врагов. Противоположная точка от портала. Если не идти пешком, то это самая удобная траектория для того, чтобы подобраться вплотную к городу. Что ж, я поднапряглась - и идти пешком не пришлось, хотя для того, чтобы перебросить машины и ребят, пришлось совершить четыре прыжка на "F".
   Можно было, конечно, и вовсе без машин: просто перенести людей поближе к городской черте, но тогда как забрать все оружие? На спинах (как сказал бы Эльконто , "на горбах")? А объемные ящики со взрывчаткой? С машинами было удобнее. И теперь они, замаскированные, стояли в пяти километрах от главного населенного пункта Уровня "F" - города Ревентон.
   Удивляло, что перенос машин почти ничем не отличался от переноса дамской сумочки с ключами. И того, и другого достаточно было коснуться (при этом желать, чтобы предмет переместился вместе с тобой), однако энергозатраты каким-то образом были напрямую связаны с весом предмета - после транспортировки трех авто мои силы заметно истощились, но, слава Богу, не настолько, чтобы оказаться неспособной перебросить отряд. И именно в этом процессе обнаружилось второе открытие: только одному человеку нужно было касаться меня напрямую - все остальные могли держаться друг за друга, автоматически подключаясь через него в цепь "для переброса". Что ж, удобно. И немного смешно... тоже мне - детский паровозик.
   Главное, что все это работало.
   После переброски все шло по разработанному Канном и Хантером плану: погрузка в машины, долгая и молчаливая поездка по узкой разбитой дороге. Чахлый лес по сторонам, унылый пейзаж и серая беспрерывно клубящаяся вата над головой.
   Появлялось стойкое ощущение, что в этом месте смены сезонов не происходило: не было ни яркой нежно-зеленой весны, ни жаркого солнечного лета, ни дождливой осени, ни морозной зимы. Температура воздуха снаружи, судя по датчику в машине Эльконто, не поднималась выше двух градусов тепла, снега не было. Стыло, чахло и уныло. Стоило ступить на эту каменистую потрескавшуюся землю, как появлялось неосознанное желание тут же сигануть назад, которое, глядя на сосредоточенные лица остальных, приходилось затыкать поглубже за пояс. В конце концов, это и есть мой настоящий первый рабочий день, и негоже даже раздумывать о том, нравится тебе пейзаж или нет. Наверное, на уровнях существовали места и похуже.
   Холод просачивался через льнущую к телу одежду, лежать запакованной в униформу, пусть даже без ботинок и носок, было некомфортно. Тускло поблескивал на руке новенький браслет с лампочками. Каждая лампочка - определенный член отряда, если загорится, нужно срочно переноситься "на помощь" или для дальнейшей транспортировки. Лампочки я выучила наизусть еще утром. Ошибаться нельзя: секунды кому-то могут стоить жизни. Браслет был хорошей идеей: телефоны здесь работали через раз (единственная вышка Ревентона давала плохой сигнал, становившийся еще хуже, стоило небу затянуться облаками, что, похоже, в этом месте происходило постоянно), а рации на такие расстояния не пробивали. Оставались только выданные Комиссией браслеты, которые, судя по всему, сработали бы где угодно. Лабораторные специалисты всегда уповали на качество изготавливаемой продукции, в этом я уже имела шанс убедиться.
   Шутки у Эльконто иссякли, и голоса стихли, я ненадолго провалилась в поверхностный тревожный сон. А когда вновь открыла глаза, то оказалось, что Лагерфельд, накрывшись пледом, кемарит возле бревна, а Дэйн как бессменный постовой задумчиво смотрит в костер.
   Я пошевелилась.
   - Не вернулись еще?
   - Нет. Ты спи, это может затянуться.
   Мы ждали возвращения в лагерь остальных. Канн, Хантер, Рен, Чейзер и Халк ушли в город на разведку еще несколько часов назад и вестей о себе пока не подавали. Благодаря тому, что Рэй смог воспроизвести по памяти голографическое изображение одной из улиц Ревентона, я запомнила его и перенесла ребят в указанное место, после чего сама вернулась в лагерь. И теперь половина отряда прозябала ночью в незнакомом враждебном месте, что заставляло волноваться. По-крайней мере, меня.
   - У них все в порядке, ты как думаешь?
   - Было бы не в порядке, мы об этом бы уже узнали, - пожал плечами снайпер. - Мерзнешь?
   - Мерзну.
   - Прохладно в этой дыре. Я тоже мерзну. - Эльконто накинул на свои плечи поверх камуфляжа расстегнутый спальный мешок. - Лень идти за дровами.
   Я кивнула, но тень скрыла мое лицо.
   Снова попробовать поспать? Вздохнула. Холодно, неудобно, хотелось в туалет, но не хотелось терять остатки драгоценного тепла, скопившегося в спальнике. Поэтому я примостила голову на камне под головой и уставилась в чернеющее сверху небо.
   Как это странно - быть здесь. Будто открутилась назад в памяти и мелькнула перед глазами прежняя жизнь Дины Кочетковой: дом, работа, мама, опять работа и дом. Жила и поверить не могла, что однажды произойдет такое - другой мир, какие-то Уровни, незнакомые люди, а теперь уже и знакомые. Что однажды я буду лежать вот здесь, в стылом месте под черным клубящимся небом, пытаться заснуть, одетая в камуфляж, дожидаясь из разведки "своих".
   Если кто в моем понимании и вписывался в подобную жизнь, так это солист группы "Любэ". А теперь в нее по иронии судьбы вписалась я. И уже давно не Дина, а Бернарда. И давно не та же самая, какой была несколько месяцев назад. А ведь это только начало пути.
   Да и начало ли? А что, если конец...
   Мысли против воли соскользнули туда, откуда упорно изгонялись весь сегодняшний день - на тему, на которую даже не стоило начинать думать. Дрейк.
   Осталось провести всего один эксперимент, так он сказал.
   Всего один.
   Накрыв голову спальным мешком, я, как маленькая девочка, зажмурилась.
  
   - Бернарда, я не могу сейчас нормально поговорить: меня срочно вызывают в одно место...
   И снова "Бернарда". Никогда еще собственное имя не казалось настолько чужим, как теперь. Ну, почему не "Ди"?
   Я поймала его выходящим из Реактора. Нам следовало поговорить, просто жизненно необходимо следовало. Но Дрейк был не из любителей перетирать одно и то же, а потому мою первую и единственную попытку сделать это пресек на корню. И все же, не спрашивая разрешения, я прыгнула за ним в машину и пристегнулась. Седан тут же сорвался с места, ежесекундно ускоряясь.
   - Хотя бы скажи мне, сколько у нас еще в запасе времени? Сколько осталось провести экспериментов? Чтобы я знала.
   Он молчал непозволительно долго. Затянувшаяся пауза превратила мои нервы из веревок в тонкие ниточки и натянула их до состояния звона.
   - Один.
   - Один?!
   Седан разогнался до предела. А потом с машиной, как и с нами, пассажирами, начало происходить что-то странное: мы растворялись. Салон вокруг замерцал, зашумел, как экран плохого телевизора, потерявшего волну, и начал таять. Бросив испуганный взгляд на свои руки, я ужаснулась: они стали полупрозрачными.
   - Дрейк! Что прои...
   Договорить я не успела, потому что на какую-то долю секунды "я" исчезла, выпала из этого мира. А затем я снова появилась, собралась воедино из ниоткуда, чтобы поперхнуться странным открытием: за окнами машины мелькала теперь совершенно другая часть города. Из одной окраины Нордейла в другую за секунду. Ага! Так вот, значит, как перемещаются машины Комиссии: они растворяются и появляются из воздуха вместе с пассажирами.
   От неприятного осознания того, что мое тело только что разложилось, а затем снова собралось воедино по атомам, я закашлялась. Это было совсем не похоже на мои собственные телепортации: "прыжки" были на порядок приятнее.
   Через несколько секунд седан резко остановился - мой лоб не оказался разбитым лишь благодаря ремню безопасности. Собираясь дать волю возмущению, я повернулась, было, к водителю, но тот (и когда успел?) уже вышел на улицу и теперь собирался захлопнуть дверцу прямо навстречу моему раскрытому рту.
   Клац!
   Моя черепная коробка содрогнулась вместе с салоном.
  
   - Не смейте! Не подходите! Я убью вас!
   Мужчина средних лет размахивал пистолетом, целясь то в представителя Комиссии, что стоял слева (он успел приехать сюда раньше нас), то в Дрейка, который, прищурившись, смотрел на разыгравшийся спектакль. Хищный, сосредоточенный и жесткий.
   - Вы арестованы. Уберите оружие и сядьте в машину.
   Незнакомый представитель Комиссии вещал спокойным равнодушным голосом, ничуть не напуганный выходкой лысеющего агрессора с жидкой бородкой, размахивающего оружием. Из уголков рта последнего сочилась слюна, а глаза от страха и возбуждения непрерывно вращались - отвратительное зрелище. И все же, мне было его жаль. Можно ненавидеть крыс, но загони одну в угол и натрави на нее хищников втрое больше и сильнее - и крыса станет жалким зрелищем. Просто слабым загнанным в ловушку зверьком, сражающимся за жизнь.
   Бородач с пистолетом был из той же категории. Подошвы его ботинок непрерывно хрустели по снегу, их обладатель не мог устоять на месте ни секунды, постоянно кружил, переминался, подскакивал, будто силясь удержать равновесие.
   - Четверо убитых в торговом центре, - сообщил представитель Комиссии. - Я просканировал его показатели. Угроза N7. Без шансов на восстановление.
   Дрейк коротко кивнул в ответ, после чего взмахнул рукой - и над пойманным мужчиной развернулась уже знакомая мне голубая озоновая сетка-купол. Увидев ее, тот по-собачьи заскулил.
   - Я не пойду! Не пойду с вами! Я буду стрелять!!! Не приближайтесь ко мне!
   - Сопротивление Комиссии при аресте карается смертью, -холодно изрек Начальник и шагнул под растянутый купол.
   Пистолет тут же грохнул выстрелом, но пуля, траекторию которой неуловимым движением руки Дрейк успел изменить, ушла в сторону. Увидев, что тот, кто по всем параметрам должен быть мертв, продолжает спокойно приближаться, бородач истошно заорал и еще несколько раз судорожно нажал на спусковой крючок.
   В этот момент я думала, что умру от страха. Картина, разворачивающаяся перед глазами, заставляла волосы на голове встать дыбом. Еще никогда на моих глазах Начальник не был таким - жестким, равнодушным, собранным, пугающе сильным и подавляющим. Мне бы следовало переживать за него ( в конце концов, пистолет - это не шутка), но боялась я почему-то не за Дрейка, а того, что произойдет следом.
   Осознав, что пистолет ему больше не поможет, лысеющий мужчина злобно отбросил его в сторону и принял последнее в его жизни неверное решение: с ревом кинулся на приближающегося. Замахнулся, отвел руку для удара и с криком выбросил ее вперед. Дрейк моментально перехватил его кулак, и то, что произошло дальше, навсегда отпечаталось в моей памяти. Бородач, коснувшись пальцев Начальника, на секунду застыл, глаза его стали пустыми, стеклянными, а потом тщедушное тело затряслось в припадке, потому что через соединенные пальцы пошел мощный электрический разряд.
   Предсмертный крик застрял в моих ушах надолго. Я хотела закрыть лицо ладонями, но то была далекая мысль, так и не заставившая пошевелиться, а глаза, словно приклеившиеся к ужасной картине, все смотрели: то, что еще секунду назад было "бородачом", превратилось в неестественную желеобразную массу с натянутой поверх студенистой кожи курткой и джинсами, массу, под конец "смертельного прикосновения" стекшую на землю и затихшую.
   Не осталось даже костей.
   Ни лица, ни рук, ни ног... Только комки странной субстанции, пропитавшие снег, и одежда поверх нее. Одежда, которую минуту назад носил живой человек. Нехороший человек, но он только что был живым. А теперь его не было. Даже хоронить нечего.
   Я задом шарахнулась назад, к машине, на борту которой белела полоса, и согнулась пополам. Будто издалека донесся голос Дрейка.
   - Убрать его. Почистить здесь все. Направить людей для помощи пострадавшим в торговом центре.
   - Будет сделано.
   Озоновый запах пропал. Клетка-купол растворилась в воздухе.
   Скрип подошв подсказал, что Дрейк вернулся к машине. Меня мутило. Подняв голову, я обнаружила его стоящим у водительской двери.
   - Ты его... Ты...
   Его лицо застыло холодной жесткой маской.
   - Тебе напомнить, "кто" я? Забыла?
   Я не ответила, потому что в этот момент меня вывернуло прямо на снег.
  
   Как ни странно, в эту ночь еще один человек, опершись на жесткую резину автомобильного колеса, размышлял о Дрейке.
   Баал.
   Сколько раз до этого он представлял, как ступит на ту землю, которую когда-то предпочла их родному городу Ирэна. Что будет, когда он посмотрит в ее темные, как ночь, глаза? Что скажет ей? Тогда от одной только мысли о ней сердце щемило. Но не теперь. Не после того, как лежащая неподалеку от костра девчонка пришла к нему в гости и просветила душу насквозь.
   Какой странной бывает жизнь. Нет страхов сильнее тех, что обитают внутри головы. И насколько тяжело жить с ними, настолько же легко жить впоследствии без них.
   Регносцирос поежился от холода, поплотнее сложил руки на груди и, мимолетно взглянув на товарищей, снова прикрыл глаза.
   Вот и первая ночь на Уровне "F". Наверное, будет сложно. Но для того, чтобы расставить последние точки над "i", Баал хотел через это пройти. Не пропустить шоу, не оставить решения кому-то, не взвалить заботы на чужие плечи, а совершить каждый шаг самому. Своими ногами. Чтобы никогда потом не возвращаться к прошлому.
  
   - Я знаю, как ты относился к ней. И относишься. Поэтому я могу освободить тебя от задания.
   В ответ на предложение Дрейка он лишь покачал головой.
   - Не стоит. Я пойду туда. И если мне придется увидеть ее смерть, значит, так тому и быть.
   - Ты испытывал к Ирэне слишком много эмоций, я знал об этом с самого начала. Что если ты потеряешь контроль над собой в критический момент? Увидишь, как она страдает, и попробуешь защитить?
   - Этого не произойдет.
   Дрейк пожевал губами, задумчиво глядя на высокого брюнета, который открыто, без излишней эмоциональности встречал его взгляд. Раньше Регносцирос был гораздо чувствительнее там, где разговор хотя бы вскользь касался его возлюбленной.
   - Что-то изменилось в тебе, Баал.
   - Изменилось.
   - Когда?
   Теперь взгляд Начальника бороздил укромные уголки под кожей, пытаясь проанализировать эмоциональный фон Регносцироса, вызывая у последнего не чувство тревоги, как то бывало раньше, а ироничную улыбку на губах. Мол, не найдешь ты во мне прежнего меня, как ни ищи.
   - Когда Бернарда пришла в гости и изменила меня.
   Начальник на секунду застыл, глаза его сделались непроницаемыми.
   - Каким образом?
   Баалу вдруг захотелось рассмеяться и съязвить. Быть может, даже ударить по болевым точкам просто для того, чтобы увидеть, что его Начальник тоже имеет представление о таком поганом чувстве, как ревность. Но делать так - означало бы лгать. А лгать, пусть даже безобидно или ради забавы, Баал не хотел. А потому ответил честно.
   - Она чувствительная, Дрейк. Когда увидела, что я не в себе после собрания, пришла без приглашения в гости. Вызвала на разговор, а потом просветила насквозь. Не знаю как, не спрашивай. Я мало что понял и запомнил. Только то, что сначала был пьян и было больно, а потом было много странного света - и стало хорошо. Она поменяла мою жизнь, не коснувшись пальцем.
   Дрейк слушал молча, лицо его не выражало эмоций. Лишь в глубине глаз теперь плескался жадный интерес к каждому слову, делая его похожим на возбужденного мальчишку, готового завалить собеседника сотней вопросов, лишь бы тема о Бернарде не иссякала. Но Дрейк мальчишкой не был. И потому губы его не разомкнулись.
   Баала разочаровала такая реакция.
   - Она ведь твоя половина, Дрейк. И ты знаешь об этом. Если существует хоть один шанс вам быть вместе, используй его...
   - Уходи. Ты свободен, - прервал его сухой голос. Регносцирос почувствовал напряжение в воздухе, атмосфера в комнате неуловимо изменилась, будто напиталась осколками битого стекла.
   Он с самого начала знал, что ступает на зыбкую почву. Но так как главные слова уже прозвучали, можно было отступать. Не стоило слишком сильно злить Начальника: то, что делало его уязвимым, так же делало его опасным.
   - Хорошо, как скажешь.
   И только у самой двери Баал снова услышал голос Дрейка.
   - Присматривай за ней там, на "F".За меня.
   Вместо слов, он с серьезным видом кивнул в ответ.
  
   Чертов холод никому не давал уснуть.
   И сколько Стивен не пытался ухватить за хвост подступающий сон, тот, как насмешливый полтергейст - стоило подобраться ближе, - тут же растворялся в воздухе. Костер припекал или подошвы, или один бок, в то время как второй нещадно подмораживало. Лагерфельд порядком утомился от такого отдыха. Скорее бы утро: оно либо повысит температуру воздуха, либо заставит двигаться, что в обоих случаях позволит согреться.
   Он нехотя высвободил руку из спальника и посмотрел на часы. Чертова ночь только началась. Без двадцати час. Уже хотел было снова заткнуть конечность поглубже в спальный мешок, когда запястье завибрировало. Неожиданно ярко загорелась одна из лампочек - вызов от Аарона Канна. Лагерфельд моментально выбрался из спальника на покалывающий морозом воздух.
   Эльконто уже тряс за плечо Баала: лампочка на его запястье тоже светилась.
   - Быстро. Двигаемся быстро.
   Все вместе они подбежали к Бернарде, точнее, к ее спальному мешку, из которого не видно было даже кончика носа.
   - Эй! Мадам, просыпайся! - потряс завернувшийся во множество тканевых слоев комок Дэйн. - Подъем!
   Мешок зашевелился. Наружу показалось заспанное лицо, прикрытое спутанными волосами.
   - А-а-а?.. - мяукнуло лицо, не разлепляя глаз.
   - Нам срочно нужно к Канну. Перенеси нас.
   - В Канны? Зачем вам в Канны? Тем сейчас нет фестиваля... - пробубнил сонный голос о чем-то своем.
   Эльконто недовольно поджал губы и ощутимо, даже зло встряхнул мешок.
   - Подъем!!! - заорал он так, что спавшая до того на деревьях пара ворон с пронзительным криком снялась с насиженных ветвей и, хлопая крыльями, унеслась прочь в темноту.
   - Что? - Бернарда, моментально проснувшись и хлопая большими глазами, резко села на земле.
   - Перенеси нас к Канну! От него поступил вызов.
   Она взглянула на собственный браслет - и на лице отпечатался мгновенный ужас.
   - Я проспала!
   - Действуй! - взревел Эльконто.
   - Уже...
   И она, шурша тканью и опираясь пальцами на стылую землю, выбралась из мешка.
  
   Стоило нам оказаться на новом месте, как нас тут же оттащили к стене.
   Рикошетом взвизгнули две пули, раскрошив часть оконного проема, в котором торчали осколки битого стекла.
   - Никому не высовываться! - рявкнул Канн, сжимая мой воротник кулаком. - Снайперы!
   Мы плотным рядом прижались спинами к холодной бетонной стене. Это была комната на первом этаже заброшенного жилого дома: стены облуплены до кирпичей, пол усыпан камнями и крошками, два темных коридора уводили куда-то вглубь помещения. Темно, холодно и страшно. Лишь тяжелое дыхание со всех сторон и зловещая, готовая взорваться новыми выстрелами тишина.
   - Я сниму их, - Эльконто дернулся в сторону окна, но крепкая рука Аарона удержала его за обтянутый плотной курткой локоть.
   - Не снимешь. Я бы сам снял, но их месторасположение невозможно определить.
   - Покажи мне засечки от пуль и...
   - Дэйн, бесполезно. Они невидимые.
   - Кто?
   - Снайперы. Эти чертовы люди - невидимки!
   - А где остальные? - спросил Баал, вглядываясь в темноту комнаты. - Вас только двое?
   - Остальных отсекли. Они в доме напротив.
   Тут же проснулась прикрепленная на пояс Канна рация. Тихо зашипела, а затем спросила голосом Чейзера.
   - Они пришли?
   Аарон, переложив автомат в другую руку, ответил:
   - Да. Как у вас дела?
   - Дела ... (далее следовало слово, которое, по всему, означало, что дела у них были нисколько не лучше наших).
   - Понял.
   - Сколько всего снайперов? - спросил у Хантера Дэйн. - Вы смогли определить?
   - Смотри.
   Мы все - Баал, Стивен, Аарон и Дэйн - уставились на растянутую над полом в темноте комнаты небольшую трехмерную карту. Карта изображала несколько соседних домов. Хантер ткнул пальцем в дом напротив, где точно так же, как и мы, на первом этаже, кто-то был. Это было понятно по желтоватым расплывчатым пятнам.
   - Это наши. А вот здесь... - Рэй переместил палец на другой дом, - снайперы. Я не могу точно определить - двое или трое. Где-то в районе пятого этажа. И еще один вот здесь.
   Его палец снова переместился, на этот раз к дому с противоположной стороны.
   - Я могу лишь примерно чувствовать наличие живых объектов в близлежащих строениях. Но не их точное месторасположение.
   Мы притихли. Ситуация складывалась, мягко говоря, не очень.
   - Пока они невидимые, нам их не взять, - хмуро подытожил Канн. - Надо уходить. Не думал я, что Андэр круглосуточно держит невидимок-постовых, да еще и профессиональных снайперов. А ведь отсюда до его дома еще километров восемь. Тьфу!
   Он смачно сплюнул на пол и посмотрел на меня.
   - Нам нужно перенестись к остальным.
   Я судорожно кивнула.
  
   Ребята, что затаились в доме напротив, находились в такой же ситуации, как минутой ранее и мы сами. Снайперы плотно накрывали огнем все, что двигалось, ползало или дрожало. Стоило кинуть камень в центр комнаты, как его тут же разносило или отбрасывало в сторону пулей. И это в кромешной-то темноте.
   - Суки, - добро охарактеризовал невидимок Халк, когда очередная пуля едва не прошила ему подошву ботинка.
   Остальные едва ли могли с этим не согласиться.
   - Они придут сюда если не сейчас, то минут через пятнадцать. И закидают это место гранатами. Надо уходить, - светлые глаза Аарона блеснули в тусклом свете, льющемся из окна.
   Мак Аллертон внимательно обвел глазами разрушенную комнату и людей в ней, после чего лицо его приобрело непривычно встревоженный вид.
   - А Рен разве не с вами?
   - Мы думали, он с вами, - ответил Рэй Хантер.
   В комнате моментально сгустилось тревожное чувство. Стоило отряду разделиться, как пропажа одного из членов становилась не столь быстро выявляемой.
   - Он был между нашими группами. Когда началась стрельба, мы втроем укрылись здесь, - Дэлл посмотрел на Хантера, - и решили, что Декстер у вас. А если его нет, то...
   - ... придется идти на улицу и искать его, - закончил за него предложение Канн. - Твою мать, вот мы сейчас попляшем. Кто-нибудь, попробуйте прикрыть меня и Мака: мы выходим из укрытия.
   - Если он не прислал сигнал о помощи, то, возможно...
   Слова "возможно, уже мертв" не стал произносить никто из присутствующих. Никто не хотел даже думать о таком.
   - Надо срочно найти его!
   Канн кивнул Аллертону и хотел было направиться к двери, но тут взревел Эльконто и на этот раз сам схватил его за рукав.
   - Не будь идиотом! Тебя снимут на первом же шаге. И я не хочу всю жизнь ходить виноватым только потому, что не смог попасть в хер знает кого, сидящего хер знает где!!! От кого прикрывать, если этих гадов не видно?
   Все это время я молчала, наблюдая за группой. Обычно они сами знали, что делать, но в этот момент подошли слишком близко к тому, чтобы совершить ошибку. А все потому, что забыли про меня. Оно и понятно: раньше телепортера в отряде не было, а в стрессовых ситуациях что-то можно и подзабыть.
   - Никто из вас не пойдет, - громко и ясно произнесла я, обращаясь к темным силуэтам в камуфляже. - Я сама найду и приведу его. Ждите здесь.
  
   Декстер лежал за грудой деревянных ящиков, наваленных друг на друга, в тесном грязном переулке. Темные дома, погруженные во мрак, высились с двух сторон, целясь крышами в ночное комковатое небо. Желтоватые лужи, потеки на стенах, меловые надписи, означающие Бог знает что... И зловещая тишина вокруг, прерываемая стуком срывающихся откуда-то сверху капель о землю.
   Пулевые отверстия обнаружились в его бедре и на запястье. Кровь залила сломанный браслет.
   "Так вот почему не было сигнала о помощи".
   Но Декстер был в сознании. Когда я появилась рядом с ним, он резко вскинул нацеленный до того в узкий проход между домами пистолет и почти уже направил его на меня.
   - Т-с-с-с!.. - успокоила я его, осторожно отодвигая ствол пушки в сторону. - Такси заказывали?
   Рен хрипло кашлянул и наградил меня кривоватой невеселой усмешкой.
   - Да уже минут двадцать как сижу. В следующий раз напишу жалобу диспетчеру.
   - Напишешь-напишешь. А пока добро пожаловать на борт!
   И в знак утешения я приобняла его за плечо, чтобы через секунду раствориться в прыжке.
  
   В баре "Нордпаб" было не особенно шумно и не слишком людно. Темный зал, обитые деревом панели, вытянутые, натертые до блеска дубовые столы. За стойкой сидело несколько завсегдатаев, тормошил в углу музыкальный автомат изрядно подвыпивший мужчина, силясь отыскать среди обилия музыкальных композиций одну - единственную нужную ему мелодию. Наверное, ту, что под настроение напоминала ему о чем-то своем, давнем.
   Стаканы поднялись к центру стола одновременно, звякнули стенками, всколыхнули волнами налитые напитки.
   - За нас. За жизнь.
   В ответ на короткий тост Аарона все кивнули и дружно выпили.
   Как оказалось, привычка заходить сюда на стаканчик-другой водилась за командой давно. Символично отмечать еще один успешно прожитый после задания день. Под словом "успешно" понималось отсутствие людских потерь в отряде. Что ж, за это действительно стоило выпить. Всего лишь несколько часов, проведенные вдали от дома, наглядно позволили уяснить, что смерть - она не так уж и далеко. И жизнь - всего лишь успешное избегание тех уголков и мест, где старуха в капюшоне, отточив косу, уже стояла наизготовку.
   Выпили один раз. Потом еще. Закусили солеными орешками с потрескавшихся блюдец и кусочками сырной нарезки. Когда первая волна стресса схлынула, потекли разговоры.
   Сидящий рядом со мной Дэлл, повернулся и качнул в мою сторону стаканом с виски:
   - А ты молодец. Верно прикрепила мины.
   - Я сделала, как ты научил.
   После того, как Рен был доставлен к отряду, а сам отряд переброшен в лагерь, где Лагерфельд мог позаботиться о раненом, мы с Дэллом и взрывчаткой вернулись к месту недавнего обстрела. Этажом выше, над снайперами, заложили мины, а потом, как малолетние озорники с петардами, от души рванули их, предварительно укрывшись на безопасном расстоянии. Фейерверк получился знатный, и на N-ное число количество снайперов Андэра в тот вечер сократилось.
   К нашему диалогу прислушался Канн, какое-то время бороздил меня светлыми глазами, после чего добавил:
   - А ты, вообще, ценный артефакт.
   Я не нашлась, что ответить. Всякие в моей жизни бывали комплементы, но артефактом до этого момента не называл никто. Но смысл я уловила: Аарон редко раздавал комплименты, а это был один из них.
   Дальше вспоминали прошедший день, высказывали возникшие идеи и мысли, делились впечатлениями. Я по большей части молчала.
   Меня не покидала тоска: здесь, дома, Дрейк стал ближе, но оттого не менее далеким. Это причиняло страдания. Попробовать его найти? Снова поговорить? Хотя бы спросить о дате проведения последнего эксперимента? Нет уж. Обойдусь. Меня известят обо всех датах, позовут, когда придет время. Жаль, скорее всего, не позовут до того, но такова жизнь.
   Часы сидения в лагере, а затем и под пулями несколько изменили мировосприятие: все начало казаться еще более хрупким и зыбким. А оно и до того не было особенно стабильным. Мне, как, наверное, и всем за этим столом, хотелось напиться. И я налегла на коньяк. В жизни его не любила, но теперь вдруг противный вкус перестал вызывать отвращение.
   Канн сказал, что позже этим вечером сделает доклад о сегодняшнем дне Дрейку. Расскажет, как все прошло. Неспособная отследить логику, я лишь почувствовала, что не хочу, чтобы Начальнику рассказывали обо мне. Вообще ни слова. Ни что именно делала, ни как себя вела. Не надо ему знать, что я где-то проспала, а где-то проявила храбрость. Что помогла Рену... ведь любой бы помог. Я не чувствовала себя героиней и не хотела ей называться. Если быть честной с самой собой, я вообще не хотела, чтобы обо мне всплывало хоть слово. Знать о том, что Дрейк будет внимательно слушать отчет, где местами буду фигурировать я, отчего-то было болезненно. Почти так же чувствительно, как намеренно прикладывать к открытой ране серную кислоту.
   Но не могла же я заявить об этом Канну?
   - Так дело не пойдет, - убеждал в это время нашего стратега Эльконто, роясь большими пальцами в блюдце с орешками. - Я еще никогда не чувствовал себя более слепым, чем сегодня. Если нам и дальше нужно будет воевать против невидимок, мы проиграем. Это нужно как-то изменить. Только если перекрыть им доступ к поганой сыворотке, наши силы уравняются. Следишь за мыслью?
   Судя по речи, Дэйн тоже подналег на коньяк.
   - Надо поторопить Логана, - отпил виски и вступил в диалог Мак Аллертон. На его щеке, делая похожим на Коммандо, красовался черный грязевый развод. - Если он отыщет коды к лаборатории Ирэны и сменит их, то сыворотка резко кончится. Дрейк говорил, что она не действует дольше двух часов и хранится только при определенной температуре, то есть ее никто не будет таскать с собой на поясе. Только в холодильниках. А вот по прошествии двух часов, после отсечения доступа в лабораторию, мы сможем вступить в равный бой. Мне тоже не понравилось то, что произошло сегодня.
   Слушая ребят, я думала о Смешариках. Они были способны распознать невидимок даже в темноте. Однако сама только мысль о том, чтобы нести их с собой на уровень "F", вызывала сильное беспокойство. А что если они погибнут, кто тогда будет их оживлять? Дрейк? Согласится ли он снова на такое? Не способная побороть иррациональный страх за питомцев, я решила, что Фурии станут крайним выходом только в том случае, если Логан не сможет заменить коды. И поэтому торопиться с предложением Смешариков к службе не стала. Вместо этого я задала Канну вопрос, который уже не первый раз посещал мою голову:
   - Аарон, а почему бы мне просто не перенести вас прямиком к Андэру? Одна пуля - и миссия завершена, нет?
   Мужчина со шрамом на лице покачал головой. И уже не первый раз я поразилась тому, насколько тяжелым временами был его взгляд.
   - Не все так просто, Бернарда, хотя твоя мысль, бесспорно, логична. Риск номер один заключается в том, что если Андэр сам принимает сыворотку, в чем я почти не сомневаюсь, то мы угодим прямиком в ловушку. Даже если он успеет пристрелить одного из нас, прежде чем мы всадим пулю в него, это не тот исход, который Дрейк, я или ты хотели бы видеть. Довод номер два: пока вражеским отрядом командует их начальник, в борьбу с нами будут кидаться лучшие его силы, и таким образом мы сможем вычислить и убрать всех причастных к группировке. Убей мы Андэра сейчас - на то, чтобы найти всех его людей, потом уйдут недели, если не месяцы. И третий момент. Дрейк сказал, что Андэр всегда интересовался секретом изготовления защитной сети... Ты помнишь, той самой сети-купола, что ты, наверное, видела не раз... - дождавшись моего кивка, он продолжил: - Так вот, есть серьезные основания полагать, что такая сеть натянута над его домом. А если это так, то при попытке переноса сразу внутрь, ты убьешь не только себя, но и нас всех. Думаю, Андэр бы долго и счастливо праздновал такой исход. В отличие от нас.
   Я медленно вдохнула и выдохнула воздух. Канн назывался стратегом-тактиком именно потому, что мог предположить то, что многие из нас бы выпустили из виду. Его объяснения целиком и полностью ответили на мой вопрос, почему не стоило прыгать в логово к зверю. Особенно, если зверь, сам имевший спецификацию стратега-тактика, серьезно подготовился.
   - Ну и дерьмо... - угрюмо подвела итог я.
   Дэйн, Халк и Баал одновременно рассмеялись. Звякнули поставленные на стол стаканы.
   - Добро пожаловать в отряд, мадам, - подмигнул Эльконто, начавший казаться мне после сегодняшнего дня не таким уж и весельчаком. И, будто прочитав мои мысли, тот добавил: - Ты права. Война - это война.
  
   Через час все разошлись. Отказались от моего предложения транспортировать всех по домам за щедрые чаевые и, устало посмеиваясь, покинули бар. На прощание ко мне подошел Декстер, на секунду накрыл мою руку своей и сказал, глядя в глаза:
   - Спасибо.
   Я смущенно кивнула.
   - Ты всегда желанная гостья в нашем с Элли доме.
   Эта фраза меня тронула. Я знала, что всего лишь выполняла свою работу, но оттого было не менее приятно.
   Он ушел прихрамывая. Рядом со мной остался один-единственный бессменный постовой - Баал.
   - Иди уже, - фыркнула я на него, чувствуя смешавшееся с депрессией опьянение. - Нечего за мной присматривать, как за глупой малявкой. У тебя, поди, своих дел по горло.
   Тот хмуро покосился на меня черными, как оникс, глазами, но ничего не ответил. Лишь неторопливо отпил золотистый коньяк и отвернулся. Стало понятно, что он не уйдет.
   Мое настроение расклеивалось стремительней размокшей ваты. Тоска нахлынула стократ сильнее, стоило остальным покинуть бар. Куда идти, что делать? Как убежать от себя самой и тревог?
   Я хотела к Дрейку так сильно, как не хотела еще никогда. Пусть бы просто побыл рядом. Пусть бы просто знать, что он поблизости, и плевать на касания... Только бы не отказывался от меня совсем, только бы не отрезал меня, как кусок от общего торта, лишая возможности чувствовать нашу связь. Ведь нить все равно не порвется, она лишь начнет передавать постоянные болевые импульсы, неужели он не понимает?
   Злясь на себя за то, что дала волю чувствам у других на виду, я грубо вытерла намокшие глаза, затем повернулась к Баалу и вымученной улыбкой произнесла:
   - Я боюсь идти домой, понимаешь? Боюсь оставаться одна.
   Он несколько секунд смотрел на меня, и от понимания и сочувствия в его глазах сводило скулы.
   - Баал, не дай мне нырнуть, отвлеки чем-нибудь.
   - Чем?
   - Расскажи мне, в чем заключается твоя специализация? Что значит Каратель?
   Он постучал по стакану кончиками пальцев; качнулись тяжелые черные волосы.
  
   Дом встретил темнотой и тишиной.
   Я прошла в спальню, разделась и, не обращая внимания на шебуршание Смешариков в корзине, забралась в кровать. Голова плыла от алкоголя и смешанных чувств. На одеяло тут же светлой тенью запрыгнул Михайло, ткнулся мордой в ладошку, мол, пускай в "домик". Забрался под него, растянулся под боком и громко замурчал, впиваясь когтями в руку.
   - Эй, больно же, - прошептала я коту и осторожно погладила его по лапам. Затем уткнулась носом в теплую, пахнущую домом шерсть и закрыла глаза.
   Одиноко и беспомощно. Привычное сочетание в последние дни.
   Для них - кота, Смешариков, Клэр и всех остальных - мир оставался привычным. Кто-то засыпал в хорошем настроении, кто-то в плохом. Для меня же мир разваливался. Надежда - удел тех, кто еще верит во что-то хорошее, вера - знание о том, что хорошее непременно придет. У меня же не было ни того, ни другого. У меня был лишь мир, готовый вот-вот потерять навсегда что-то важное.
   Удивляясь непривычной подавленности, я подумала о том, каково будет им, если меня не станет? Заметит ли кот? Расстроятся ли Смешарики? Быстро ли переживет потерю Клэр?
   С чего такие мысли? Откуда? Этого я не знала, лишь чувствовала, что все глубже тону в темной пучине отчаяния.
   Баал сказал, что Каратель - тот, кто приходит за потерявшими себя людьми. За теми, у кого не осталось сил жить и бороться. Каратель - это чистильщик Уровней. Бесполезное должно уходить и уступать место свежему и сильному. А как определить резерв оставшихся сил? Он это видел. Но на вопрос, сколько еще протяну я, отвечать почему-то не стал.
   Что ж... если я однажды попаду в этот список, он знал, где меня найти.
  

*****

  
   Логан не спал вот уже вторые сутки.
   Цифры бесконечной вереницей мелькали перед глазами, столбики уплывали за пределы экрана, новые цифры проталкивались снизу и снова уплывали наверх. Не то. Не то. Работай, программа подбора шифра!
   Он поднялся из-за стола, размял спину, прошел к холодильнику и открыл дверцу. На темный пол легло яркое пятно света. Взял запотевшую бутылку пива, подумал, не открыть ли пачку чипсов, но не стал: почувствовал, что желудок уже тошнит от бесконечных перекусов субпродуктами. Посмотрел на экран: программа перебирала сотни вариантов в секунду, но нужный все еще не был найден. А ведь он специально писал ее несколько часов подряд, существующие версии дешифраторов откинул сразу, как полностью в этом случае бесполезные.
   Голова гудела от усталости. Если не найти код - битва на "F" никогда не будет равной, и вся ответственность за потери ляжет на него.
   Логан подошел к темному проему окна и посмотрел на спящий ночной город. Машины безмолвно дремали у обочин, дороги, словно темные бетонные ковры, присыпанные снегом, приглашали пройтись по ним взад-вперед, но гостей-пешеходов не было. Вмерзли в стылую землю фонари, освещать улицу было не для кого, и они устало и бесполезно лили белесый свет на пустынный тротуар.
   Глоток пива и холодные пузырьки скользнули в желудок.
   Ничего, ночь длинна. Еще есть время. Любую систему можно взломать, даже самую сложную. Даже ту, которую хакер Андэра считал непробиваемой.
   Логан потер заросшую темной щетиной щеку и уже хотел зевнуть, когда раздался сигнал, установленный специально для того, чтобы оповестить об успешном завершении выполнения программы. Поначалу даже не поверил собственным ушам, решив, что разыгралось вымотанное сутками без сна воображение.
   Подлетел к компьютеру, жадно впился в слепящий после темноты экран глазами.
   Усталость была мгновенно выдавлена из тела выбросом адреналина.
   Вот она! Единственно верная комбинация цифр и букв, которая позволит изменить течение истории следующих нескольких дней.
   Три утра? Да какая разница?
   Дно пивной бутылки стукнуло о деревянный стол, зеркало на стене отразило мужской силуэт, беспокойно расхаживающий по комнате с трубкой в руках.
   - Канн? Я нашел его.
  

Глава 8

  
   Когда Дрейк впервые узнал о посетителе из другого мира, он всерьез обеспокоился безопасностью границ собственного мира. Когда узнал о том, кто именно пожаловал и какими талантами обладает, решил использовать его, а точнее ее таланты во благо собственным целям и сделать из Бернарды телепортера отряда. Когда взялся обучать иномирскую девушку и впервые в душе зашевелились чувства, Дрейк удивился и напрягся одновременно. Когда физически среагировал на ее близкое присутствие, испытал давно забытый шок. Когда понял, что влечение взаимно, почувствовал себя польщенным и глуповато-счастливым. Когда признался себе, что все это заходит слишком далеко, лишь рассмеялся в ответ на собственные мысли и стал еще счастливее. А когда все это на самом деле зашло слишком далеко, стало поздно что-то менять. Край провала, на котором стояла собственная нога, он не заметил ровно до того момента, пока ступня не начала соскальзывать вниз.
   Когда Бернарда оказалась готовой к вступлению в должность, Дрейк испытал стойкое нежелание позволить ей сделать это. Когда отправилась на Уровень "F", как довершение череды нелогических эмоций, мыслей и поступков навалился страх. Любовь, желание обладать, защищать и боязнь потерять сплелись в бомбу и рванули где-то внутри, похоронив под собой остатки логики и былого спокойствия.
   Дрейк не мог просто прийти и запретить ей участвовать в операции, не мог снять с должности и лишить работы просто потому, что начал бояться. Не мог предложить ей пожизненное финансовое обеспечение в ответ на согласие никогда больше не выходить из дома, дабы не подвергать себя риску. Как глупо, как по-мальчишески. Ди - не кукла, которую можно посадить на полку и любоваться, зная, что с ней все в порядке. Она - человек с принципами, жесткими принципами, о чем сама не всегда догадывается. Именно поэтому при благополучных обстоятельствах из них могла бы сложиться замечательная пара... Могла бы. На какой-то момент он всей душой поверил в это.
   Когда вероятность провала еще далека, она пугает не более грозовых туч на горизонте. И только когда молния бьет в дерево, под которым ты стоишь, возникает чувство, что спасаться надо было очень и очень давно.
   Начальник стоял и смотрел, как лабораторные эксперты конструируют сложнейшую по своей сути машину, спроектированную по его собственным чертежам, способную воздействовать на энергию на атомарном уровне, и чувствовал себя потерянным.
   Он позволил себе радоваться тогда, когда должен был сохранять хладнокровие и дальновидность. Впадал в счастливую эйфорию от одного ее взгляда, сфокусированного на нем как на целом мире, в то время как должен был помнить, что собственный фон нельзя понизить, а значит, нельзя стать обычным человеком. И нельзя вести себя как человек, нельзя думать как человек, нельзя заблуждаться как человек. И все же, на какой-то момент поверил в чудо.
   А теперь эта самая машина разрушит его последнюю надежду. Нет, не потому что она сделана неверно: эта конструкция была способна перерабатывать одно сплетение ткани реальности в другое, раскладывать энергетические сгустки до пустоты и сплетать их заново, заменять тончайшие человеческие фоновые потоки на подобные тем, что он излучал сам. Но окажется ли этого достаточно?
   Почему, если все еще есть надежда, на душе так тягостно и страшно? Откуда во рту этот неприятный металлический привкус? Почему он не позаботился о спасении тогда, когда небо на горизонте едва поменяло цвет?
   Лабораторный эксперт, одетый в белый халат, осторожно приложил поверх оголенных микросхем и проводов экран и принялся прилаживать его болтами. Дрейк сжал онемевшими пальцами холодный металлический поручень.
  

*****

  
   А дальше снова была война.
   На этот раз другая война, на равных условиях, честная. Если честной можно было назвать войну, где против двенадцати человек выступал, казалось, каждый второй житель погрязшего в сумраке Ревентона. Но невидимок не было. Они кончились, как и предсказывал Мак Аллертон, через несколько часов после того, как Логан сменил коды доступа в секретную лабораторию Ирэны. Вот, должно быть, бушевал Андэр и его спутница, равно как и нанятый ими же хакер. Стоило переметнувшемуся на темную сторону компьютерщику попробовать взломать новый код замка - как программа, установленная Логаном, тут же меняла комбинацию на другую, затем на третью и так до бесконечности.
   Зная это, отряд довольно посмеивался.
   Свистели пули, сотрясался от грохота пропитавшийся пороховым дымом воздух, крошились здания, падали, словно временно ожившие, а затем лишившиеся души манекены, тела врагов. Кровь вызывала тошноту у меня и придавала лицам остальных жесткую решимость. Дом за домом, квартал за кварталом, мы медленно, но неумолимо приближались к цели - полуразрушенному (как и все в этом городе) особняку Андэра. Мак подтверждал: объект находится там, пределы дома не покидает, что доказывало догадки Аарона Канна о дополнительной защите этого строения. В существовании сети для начала следовало убедиться, а потом уже думать о том, как ее преодолеть.
   Я вихрем металась от одной группы отряда к другой. Переносила то одного, то другого с места на место, молниеносно выполняла выдаваемые мне команды, не успевая ни о чем думать. Дом на карте, палец Хантера ткнул в объект - подрывник сиюминутно доставлен. Выкрик Канна, мой судорожный кивок, закрытые глаза - и снова новое место, где группа в сборе. Дэйна на крышу, новые боеприпасы из лагеря, нет, Дэлл захотел сам попасть к машинам - что ж, сделано. Не существовало лучшего в мире таксиста, способного за день разбогатеть на чаевых так, как это могла бы сделать я, плати мне за транспортировки.
   Теперь отряд воевал слаженно, точно, гладко и смертоносно. Противники пребывали в шоке. Они брали количеством, мы - качеством. Эльконто появлялся на тех крышах, путь на которые был перекрыт минами; с грохотом и треском рвались стены зданий, куда не смогла бы проскользнуть и муха. Дэлл холодно улыбался, глядя на состоящие из бетонных обломков могилы, все еще охраняемые снайперами по периметру. Те лишь спустя какое-то время понимали, что мимо их прицелов так никто и не проходил. Мысли о том, насколько сильным, наверное, был повергавший их в панику шок, заставлял волоски на моей шее вставать дыбом.
   О врагах нельзя думать как о людях - и все же они ими являлись. Казалось, одна лишь я ни на минуту не могла об этом забыть и оттого постоянно пребывала в полушоковом состоянии, абстрагировавшись от реальности.
   Это была жестокая война. Бескомпромиссная, грязная, по-лисьему хитрая и беспощадная. Как и любая другая.
   Каждый новый квартал встречал не цветами, а дулами пистолетов и автоматов, которые никто не желал опустить. Что же пообещал Андэр всем этим людям? За что они воевали? Для того чтобы сохранить жизнь, всего лишь не стоило целиться в отряд - вполне выполнимая, на мой взгляд, задача. Но мотивация противника в бою была необъяснимо сильной. Деньги, новые позиции, достаток? Или очередная сыворотка фанатичного поклонения лидеру? С Ирэны бы сталось изобрести очередную гадость, и этой гадости, похоже, не были нужны лабораторные холодильники. Иначе, чем еще можно было объяснить происходящее?
   Свист пуль, разбросанные здесь и там мертвые тела, ускользающие в небытие часы собственной жизни и бесконечные, сыплющиеся как из рога изобилия приказы. Казалось, так будет по кругу и до бесконечности.
  

*****

  
   Отряд прекрасно бы обошелся и без меня.
   Теперь, когда не было невидимок, я была, бесспорно, удобным бонусом, но не критичным элементом, отвечающим за победу. Именно так я и думала на протяжении двух суток без отдыха и сна, бесконечно перетасовывая череду картинок в воображении, чувствуя, как мои ладони или локти сжимают пальцы транспортируемых.
   Однако настал момент, когда мое мнение по этому вопросу накренилось.
   Под вечер второго дня все вымотались. Вымотались настолько, что, отстреливаясь, пропустили пробравшегося по одному из коридоров солдата, швырнувшего в помещение, где, помимо меня, находились Дэйн, Чейзер, Баал, Аарон и Халк, гранату.
   Солдат получил подарок от Мака мгновенно - зияющую во лбу дыру с неровными красными краями и торчащими осколками черепных костей, а вот граната с выдернутой чекой осталась лежать посреди комнаты.
   Та секунда, когда я бросила на нее взгляд, растянулась в вечность.
   Боковым зрением я видела, как исказилось жесткое лицо Аарона, превратившись в напряженную гримасу с белеющим на виске шрамом; как рот Канна приготовился выкрикнуть очередной приказ; как, звякнув, метнулись бусины на кончике белой косы Дэйна, когда тот резко повернул голову; как на долю секунды метнулась нервозность в светлых глазах Халка; как молниеносно подскочил с заваленного осколками битого стекла пола Мак и как готовый прикрыть меня от опасности своим телом Баал сорвался в сторону.
   Все это произошло в ту самую тягучую, словно прозрачное желе, самую долгую в моей жизни секунду.
   Наверное, они бы придумали что-то: успели бы выбежать из помещения или выпрыгнуть в окно, или укрылись бы за бетонными столбами, однако мой мозг сработал еще до того, как успел прозвучать рев Канна.
   - Все ко мне!!! - заорала я не своим голосом. - Взяться друг за друга!
   Я даже не приказывала, я орала на них, как Господь Бог, возможно, орал бы на неисправимых грешников, за ночь разрисовавших стены его обители фашистскими крестами, богохульными надписями и пенисами.
   Члены отряда, среагировав на мой крик, мгновенно посрывались со своих мест; оба моих локтя оказались сжаты до будущих синяков, на запястье сомкнулись чьи-то горячие сухие пальцы. Последними из-за местоположения в комнате к соединившейся группе подбежали Мак и Канн - все это время я молилась, чтобы коротких секунд, оставшихся до взрыва, хватило на побег. И как только цепь из коснувшихся друг друга людей замкнулась, я тут же закрыла глаза, унося ее прочь из смертоносной комнаты.
  
   Слушая собственное хриплое дыхание, я какое-то время боялась открыть глаза, подспудно ожидая почувствовать обжигающую волну взрыва. Ту, что вдребезги разобьет барабанные перепонки и вонзится под кожу тысячью осколков. Сердце колотилось так спешно, будто пыталось сбежать из груди до того, как подобный ужас произойдет с телом.
   Но взрыва все не было.
   Окружение наполнилось до боли знакомым бормотанием. Что это - голоса, звук кассовых аппаратов? И что за тетка так раздраженно орет, что мясо свежее и его привезли только сегодня?
   Я резко выдохнула и открыла глаза.
   Мы стояли посреди супермаркета. Мои глаза непроизвольно расширились, стоило родной речи проникнуть в голову (без ощущения перевода, к которому я уже успела привыкнуть). Мы стояли посреди российского супермаркета! Мать моя, женщина! С чего мой мозг, получив право свободного выбора, решил, что это и есть самое безопасное и привлекательное место на планете?
   Рядом слышалось тяжелое дыхание пятерых мужчин. Сжимающие мои локти пальцы медленно разжались: видимо, парни тоже осознали, что взрыва мы благополучно избежали.
   Сбоку стоял ряд лотков с пузатыми овощами, зеленью и глянцевыми фруктами. В отдалении расположился мясной отдел, справа жужжали холодильники, забитые упаковками с пельменями, пиццей и полуфабрикатами. Стоило мне увидеть знакомый рисунок на пакетах с брокколи, как становилось ясно, что еще находилось в холодильниках. Все магазины этой страны были чем-то схожи.
   Я уперла тяжелый холодный автомат дулом в пол и хохотнула. Сказывались нервы, внезапное облегчение и примешавшееся к нему удивление. Надо же, родной магазин! Кто бы мог подумать!
   Вокруг нас, покачивая стальными корзинками, ходили люди: выбирали куски мяса, запасались сметаной и молоком, копались в пакетах с мерзлой курицей. И эти люди смотрели на нас: кто с удивлением, кто с откровенным страхом, кто с раздражением (мол, разрядились, клоуны!)
   - Где мы? - спросил стоящий справа от меня Халк. Его светлые волосы казались пепельными из-за осевшего на них толстого слоя пыли от разрушенных стен. - Я не понимаю местный язык.
   - А я думал, я один такой идиот, - Эльконто опустил снайперскую винтовку и прошелся пятерней по белобрысому ежику.
   Перед нашей группой, не обращая никакого внимания на мать, пытающуюся отбуксировать их в сторону, остановились два мальчишки. Лет пяти и восьми на вид.
   - Солдатики! - возбужденно заверещал один - тот, что помладше - и ткнул в Эльконто пальцем. - Мам, смотри! Солдатики!
   - Дурак! - авторитетно и с раздражением перебил его другой. - Это Трансформеры!
   Мать с ужасом взглянула на наш отряд и торопливо утащила детей прочь, от греха подальше. Я ее не винила. Вокруг начинала собираться толпа. Откуда-то из глубины зала к нам торопливо спешили два местных охранника.
  
   Магазин мы покинули, прожигаемые неприязненными взорами двух секьюрити и облабзанные любопытными взглядами толпы, которая крысилась испуганными комментариями вполголоса, нервными смешками и фантасмагорическими версиями о том, кто мы такие. Охранники, в свою очередь, стойко старались делать вид, что наши декорации в виде гирлянд из оружия смешны для них - бывалых псов, прошедших армию и недельный курс спецподготовки - и не более опасны, нежели набор детских пластиковых водяных пистолетов. В мое короткое объяснение о том, что зашли за "жратвой сразу со страйкбола"* (Страйкбол - командная военная игра, где в качестве игрового снаряжения игроки используют мягкую пневматику, приводимую в действие электродвигателем, газовой смесью или углекислотой - здесь и далее прим. автора), никто не поверил. Но и задерживать не стал. Уходите? И слава Богу. Стоило нам направиться к выходу, как они облегченно выпятили грудь и принялись успокаивать толпу избитой киношной фразой "все под контролем" и словами "лохи, хоть бы переоделись перед магазином".
   Растворять пятерых мужчин в воздухе на глазах у многочисленных зрителей было рискованно. Как работал механизм отвода глаз, справился бы ли он с десятками людей, смотрящих в упор, я не знала. А что если у кого-то в голове помутится? Пойдут слухи, сплетни, не дай Господь, газеты...
   Именно по этой причине, покинув магазин как обычные люди, мы быстрым шагом направились в сквер, лежащий через дорогу. Вокруг подмораживала холодная ноябрьская ночь. Та самая, растянувшаяся, казалось, уже на годы...
   Ну, надо же было в родной мир! Черт бы подрал мой хитрый разум...
   Тягучей тоской вернулись мысли о маме и о том, что я так и не сподобилась придумать, как быть с двумя мирами. Времени и раньше катастрофически не хватало, а теперь, стоило появиться Уровню "F", не осталось вовсе.
   А она, любимая и родная, где-то там... совсем рядом....
   По дороге в сквер в голове реактивными истребителями проносились и другие мысли: хорошо, что в этот вечер, решивший догнаться чаркой водки и пельмешками, в супермаркет не спустился дядя Толя (с него бы сталось, и вот где была бы встреча, а потом и работа с памятью). И еще одна: ребята понимали мою речь даже здесь, значит, каким-то непостижимым образом язык Нордейла пропитал меня. Может, где-то помог Дрейк? Разбираться с этим было не время, и я лишь мысленно возблагодарила что бы то ни было за то, что ситуация обернулась именно таким образом. Любой другой исход спровоцировал бы новые проблемы.
   До сквера было недалеко, но за это время парни уже успели выспросить, что это за место. После некоторых терзаний, пришлось на страх и риск ответить честно (ведь Чейзер знал - чего скрывать от других?). Реакция на объяснение удивила - восторженный присвист и взбудораженное любопытство.
   - Что, правда, другой мир?
   - Ну ты даешь!
   - А поближе никак было? - беззлобно усмехнулся Баал.
   Не объяснять же, что когда на счету каждая секунда, задумываться о выборе места некогда.
   - В этом мире время идет по-другому, - бросила я Канну на ходу, - четыре минуты здесь равняются одной на Уровнях.
   - Понял, - он был краток и лаконичен. Потом задумчиво хмыкнул, - а это удобно. Вот где надо планировать операции, чтобы время зря не тратить.
   На этот раз хмыкнула я: тоже мне - практик.
   - А почему дома все такие?..
   Чья-то подошва наступила на замерзшую лужу - и лед громко хрустнул ломаясь. Зашуршала под ногами увядшая покрытая инеем трава.
   - Какие, Дэйн?
   Эльконто, озираясь по сторонам, подыскивал нужные слова. Свет от фонарей пробегался по стволу и прикладу его винтовки, закинутой на плечо.
   - Ну... одинаковые. Повыше или пониже, но как коробки.
   - Пятиэтажки и девятиэтажки - они стандартные. В свое время правительству было удобно строить именно такие.
   - И балконы маленькие.
   Я покачала головой и ничего не ответила. Добро пожаловать в Россию.
   До сквера осталось метров пятьдесят.
  
   Ночь выстудила воздух. Укрывшись за кустами, голыми, но довольно плотными, мы перевели дыхание. Я беспрестанно корила себя за недальновидность - за прыжок туда, куда не следовало.
   Убедившись, что опасности вокруг нет, отряд позволил себе на минуту расслабиться. Опустив оружие, они с любопытством разглядывали окрестности: дорожки, тускло освещенные фонарями, деревянные лавочки, урны и дорогу в отдалении. Из автомобиля, что припарковался у обочины, несмотря на поздний час, доносилась громкая музыка.
   - Здесь все как-то иначе, - отметил Чейзер, глядя на огни супермаркета, который мы недавно покинули. - Вроде, люди, дома, а атмосфера иная, понять не могу.
   - А бабы ничего!
   Неужто Эльконто уже успел заприметить кого-то по вкусу? И когда только успел?
   - Ловелас ты!
   - Ты чего ругаешься на непонятном языке? - обиделся тот.
   - Я не ругаюсь, а констатирую факт, что ты большой любитель женщин.
   - Не я большой любитель женщин, а у меня большой любитель женщин.
   Рядом прыснули.
   - Опять двадцать пять, - вздохнула я и сокрушенно добавила: - Дрейк меня теперь на тряпки порвет.
   Пять пар внимательных глаз уставились на меня.
   - Почему? - спросил Канн, доставая из кармана мятую пачку сигарет.
   - Не надо было сюда прыгать, но времени выбирать не было.
   - Да какая разница куда, лишь бы от гранаты, - проницательные глаза Халка Конрада приклеились к моему лицу. - Я знаю, из-за чего ты волнуешься....
   Мое сердце забилось предательски быстро, как в детстве, когда мама выясняла, кто именно украл конфеты, и призывала к ответу. Пусть мысли Халка будут совсем не о том! Иначе, как выкручиваться? Но мне не повезло.
   - Ты волнуешься из-за того, что мы видели детей.
   Он не спрашивал, он констатировал факт. Я уставилась на него в смеси раздражения и удивления. Откуда... Но тут же оборвала себя. Конечно, он же сенсор, ему не нужно далеко ходить, чтобы прочитать мысли.
   - Да, из-за них. Мой мир отличается. Здесь рождаются и стареют, здесь все иначе.
   - Мы в курсе, - Канн затянулся сигаретой, и на секунду его привычно тяжелый взгляд смягчился, - мы много о чем в курсе, пусть и живем не здесь. А Дрейку лишний раз говорить не будем, если не спросит. Ничего нового мы не увидели.
   Остальные согласно замычали. Я облегченно перевела дух - будто камень с души упал. Как хорошо, что они знают и не надо юлить с объяснениями.
   - Так куда мы отсюда?
   Аарон какое-то время разглядывал пустынную дорожку, составлял в голове план.
   - В то же здание нельзя: там все разрушено. Соседние быстро займут враги и опять расползутся тараканами по всей округе - зачищать придется заново. Но уже не сегодня, хватит. Заберем остальных и назад, по домам пока.
   - Ладно. Докуривать здесь будешь или на "F"?
   - Здесь, - он к моему удивлению улыбнулся. - А тут ничего.
   - Ага, - тут же присоединился Эльконто, - может, вернемся потусим как-нибудь? Девочки тут красивые, я заметил, а вот мужики какие-то... вялые.
   Моя челюсть отвисла до стылой земли.
   - Потусим? Здесь? Я и пять бугаев, которые даже языка не знают?
   - Почему пять, а не одиннадцать? - ухмыльнулся Баал. - Лагерфельду бы тут понравилось, он вообще любитель странных мест. Рена бы взяли прикрывать нас пьяных...
   Не иначе как моя команда издевалась надо мной.
   - Вы что, издеваетесь? - я посмотрела на Мака Аллертона, который в этот момент прислушивался к доносящейся из машины у обочины песне и покачивал темноволосой головой в такт ритму.
   - Мак, они издеваются надо мной?
   Тот даже не обратил внимания на мой вопрос.
   - Ты не знаешь, как она называется?
   - Кто называется?
   - Музыка эта. Кто поет? Я бы тоже у себя в машине послушал.
   Нет, они точно шутники! Стоило воздуху Уровней смениться загазованностью невиданного ими ранее города, как во всех без исключения проявился неуместный авантюризм. Я с сомнением посмотрела на Чейзера, затем махнула рукой на попытки объяснить происходящее и прислушалась к музыке.
   - Да, я знаю эту песню - "Garbage" -"Blood For Poppies". Но ты ведь не поймешь ни слова!
   - Мне все равно нравится. Достанешь ее мне?
   Какое-то время я ошалело смотрела на пустые дорожки сквера. Ну и ну... Принесла гостей на свою голову. Но в этот момент пришла и другая мысль: пусть они были странным, а иногда, оказывается, взбалмошным ребятам, но все равно они оставались родными и надежными. Моей командой.
   - Достану я тебе эту музыку. Но все равно вы - черти непредсказуемые! Фиг я вас буду сюда на вечеринки таскать!
   Они одобрительно загудели, чувствуя, что я дала слабину.
   - И что бы мы без тебя делали? - улыбнулся Чейзер.
   - Сегодня бы по углам размазались, - добавил Эльконто.
   - Да ладно вам... Не передергивайте, сами бы справились.
   Внутри, против воли, растеклась радость от похвалы. И мир вдруг стал теплым и приветливым, в нем было место и для меня - хорошее, удобное, нужное место. Чтобы скрыть смущение, я проворчала:
   - Аарон, докуривай уже: там остальные нас заждались.
   - Смотри, командует уже! - легко пихнул меня в бок Баал. А Канн улыбнулся.
  
   (В этом отрывке присутствует нестыковка: песня "Кровь для маков" группы "Garbage" вышла в 2012 году, в то время как действия в мире Дины происходят в 2011 году. Автор осознает этот факт, но хотел бы оставить эту композицию, так как Чейзеру нравится именно она.)
  

*****

   Мне снились длинные темные коридоры, все как один пустынные. Мой бег, шумное дыхание, осколки камней и повсюду лежащие гранаты. Гранаты с выдернутой чекой. Пот заливал глаза, один коридор сменял другой, а я продолжала бежать, наступая на жуткие пузатые предметы, несущие в себе смерть, испытывая панический страх перед скорым взрывом. Слишком много гранат, слишком много. От всех не убежать... И никто не узнает, если погибну, ведь вокруг только холод и тишина. И никто не придет за мной...
   Резко вздрогнув, я проснулась в темной спальне.
   Миша, сонно вздохнув, положил голову на вытянутые лапы и снова уснул.
  

*****

  
   Утро, как ни странно, задалось.
   Ночной кошмар почти забылся, солнечный свет вытеснил остатки тревоги, тело чувствовало себя отдохнувшим и полным сил. На постели, поблескивая разнообразными медальками, сидели Смешарики. Не успела я разлепить глаза и прочитать, что за имена появились на значках, как они вразнобой заверещали "Ди дома!", после чего скатились с кровати и на всех парах унеслись на кухню, откуда пахло блинчиками.
   К моему выходу из ванной заботливая Клэр уже накрыла завтрак на стол. Я не ошиблась: свежие блинчики с сиропом и ягодами, до которых втихаря пытались дотянуться пушистики.
   - Кыш, негодники! Сегодня уже двойную порцию сожрали!
   - Лэррошая!
   Расчесывая мокрые волосы, я поинтересовалась.
   - Что это за новое слово такое?
   - Дина! - она всплеснула руками. - Так здорово, что ты дома! А как похудела, Господи, почти как палка стала.... Ну-ка, садись, а то все бегаешь непонятно где. А слово это означает "Клэр хорошая". Подлизы мелкие!
   Она рассмеялась.
   Ее веселые глаза, белый, вышитый цветами фартук, рассевшиеся на диване Смешарики, залитый утренним солнечным светом камин и стол с блинами - все это я будто увидела впервые. Мой дом. Любимый и знакомый дом, где так тепло и уютно. Почему мы так редко замечаем эти самые чудесные "сейчас"?
   В этом маленьком мирке не происходило плохих перемен, здесь всегда было тепло и уютно.
   - Может, как освободишься, сходим вместе в этот центр красоты?
   Я села на диван между раскатившимися Смешариками и налила себе в стакан сока.
   - Сходим, конечно. Давно пора! А что за имена они себе выбрали? Смотрю, значки уже все нацепили.
   Фартук с розами повис на спинке стула, Клэр перевязала волосы и села напротив. Ее глаза смеялись.
   - Ой, вот уж где умора... Сейчас почитаешь!
  

*****

  
   Красота этого утра треснула подобно вчерашней тонкой корочке льда на застывшей луже - неожиданно и хрустко.
   Приехал Дрейк.
   Один взгляд в его серьезные глаза, одна фраза о том, что сегодня команда будет работать без меня (Аарон уже предупрежден), раздавили остатки спокойствия.
   Все. Пришло время последнего эксперимента. Откуда-то из небытия всколыхнулись в голове незнакомые строчки:
   Неужели последняя ночь в этом месте?
   Утром в путь. Мне за что?
   Глупо. Выдумал кто?
   И сегодня, скажи, мы отдельно иль вместе?
   Забылись блины, забылась радость, осталось лишь сосущее ощущение безнадеги. Почему же так? Ведь утро все еще зимнее и все еще красивое, снег блестит, и жизнь продолжается; тогда почему все это видит кто-то другой, но не я?
   - Ты мог просто позвонить, я бы приехала в Реактор. Зачем самому?
   Казалось, глаза Дрейка смотрели на это зимнее утро с той же печалью, что и мои - запоминая, но уже не впитывая. Вопрос был глупым. Ему нужна была эта последняя дорога так же сильно, как и мне, даже если эта дорога была битым полотном в ад, по которому катились колеса серебристой машины.
   Он повернулся, посмотрел на меня - и в этом взгляде было все: грустная улыбка, горечь, поддержка и одновременно стена. В нем была любовь к этому моменту и желание не думать о следующей минуте. В этот мгновение мне показалось, что мы едем умирать. Вместе.
  
   Аппарат, сконструированный Дрейком, стоял у стены - равнодушный и беспристрастный как судья. Я не стала рассматривать ни его, ни экраны, ни дополнительные модули: мне все равно не понять, для чего они. Вместо этого я рассматривала выложенную материалом, похожим на мрамор, площадку, которую окружали четыре излучателя. Именно на нее мне предстояло встать, чтобы испытать свою судьбу.
   А как не хотелось...
   Хотелось насладиться морозным утром, забыть о неприятностях, вновь очутиться в прошлом, когда по парковке перед воротами, вид на которую открывался из окна, я проходила беззаботно и легко, не думая о плохом. Тогда все было просто и понятно, тогда все было еще впереди. А много ли теперь осталось впереди? И каким оно будет?
   В этот момент дрожали не только руки - дрожало, казалось, все мое естество, начиная с самых глубин.
   "Не хочу... не хочу... не хочу... Пусть время повернется вспять, пусть что-то пойдет по-другому, пусть все это не закончится в этой комнате. Вселенная, помоги мне. Помогите, кто-нибудь..."
   Дрейк тем временем включил машину - по экранам поплыли графики и числа, замерцали на панели кнопки, излучатели по периметру начали разгораться, посылая в пространство невидимые волны, концентрировавшиеся в самом центре площадки.
   - Не хочу...
   Я дрожала.
   Дрейк повернулся и посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом.
   - Не хочешь проводить последний эксперимент?
   Пальцы взмокли, я принялась теребить их, как когда-то в школе перед сложным экзаменом. Тогда тоже было страшно, но совсем не так, как сейчас. Тогда спасало знание: провалюсь, так пересдам, жизнь не закончится. Угрюмые преподаватели, насмешки или сочувствие одноклассников - все это было временно и переживаемо, поправимо. Будет ли переживаемым сегодняшний провал? Наверное, будет... Только переживать его придется долго, болезненно и сложно.
   - Нет, я...
   - Мы можем все отменить, - улыбка Дрейка вышла усталой. Сколько времени он потратил, создавая этот агрегат? Ведь если создавал, значит надеялся? А если надеялся, значит и мне тоже стоило.
   - Нет, не будем отменять, - на душе было неуютно, как в дождь рядом с уличным кафе под единственным оставшимся зонтиком, когда все стулья убраны за ненужностью. - Я просто боюсь.
   Дрейк тоже чувствовал дискомфорт, в какой-то момент я осознала это и устыдилась. Трудно утешать другого, когда плохо самому, и, чтобы не провоцировать ненужные, тяжелые для нас обоих задержки, я попыталась внутренне собраться.
   - Говори, что нужно делать.
   - У нас будет только десять минут. Дольше воздействовать нельзя.
   - Только десять минут?
   Черт, как быстро все решится. Но уж лучше сразу в прорубь, чем совать туда сначала палец, затем ступню, потом колено и надеяться замерзнуть меньше.
   Я не стала спрашивать, есть ли шанс на успех, хоть и хотелось. Результат не изменится от заданного вслух вопроса, поэтому я лишь еще раз помолилась, попросив у неба поддержки, после чего шагнула на мраморную площадку.
  
   Было больно.
   Лучи, невидимые, но оттого не менее беспощадные, жгли насквозь. Я жмурилась, сжимала зубы и терпела: десять минут, пусть все изменится в лучшую сторону. Чужеродная масса струилась сквозь меня, вызывая внутри липкое неприятное чувство. Уйти от физических ощущений, сфокусироваться на главном - вот, что мне нужно, и, стараясь не замечать нарастающую боль, я принялась думать о Дрейке. Небо, пожалуйста, пусть все получится, ведь я от всего сердца желаю этого, помоги мне! Но ноги дрожали, а лучи продолжали резать на части - сильнее и сильнее - вот уже колющая боль появилась в груди, затем в животе, в голове... Как концентрироваться на хорошем, когда так больно? Сжать зубы... еще секунда... еще секунда... когда-нибудь они закончатся... Пульсация в голове нарастала, сила покидала конечности, ровный белый свет разъедал глаза и мысли.
   - Тебе больно! Черт...
   Я не успела даже сориентироваться, когда лучи погасли и, вместо жара, тело резко окутал холод.
   - Нет-нет... нормально...
   От резкой смены ощущений губы не желали слушаться, слова звучали комкано, а голос слабо.
   Дрейк решительно отключил машину и приказал:
   - Сойди с периметра!
   Только сейчас я поняла, что эксперимент завершен. И завершен неудачно, возможно, по моей вине. Неужели теперь?... Только не это... только не это...
   - Нет! Дрейк, не выключай, давай продолжим, я потерплю!
   - Нельзя терпеть! - стоя ко мне спиной, рявкнул Дрейк, после чего медленно оперся руками на панель с кнопками и опустил голову, опустошенный. - Боль - индикатор неверно текущего процесса. Такой нельзя продолжать. Сойди с периметра!
   Ступая на предательски слабые конечности и цепляясь пальцами за холодные стальные столбы, я осторожно сошла с мрамора. Внутри боролось желание тут же взойти обратно и умолять о продолжении и облегчение от схлынувшей боли. Новая боль пугала. Единственная мысль о ней вызывала панический страх и неконтролируемую дрожь во всем теле.
   Дрейк поднял голову, прошелся по волосам ладонями, взъерошивая их, будто одновременно решаясь на что-то.
   В этот момент единственное, чего я боялась, - это увидеть его лицо. Только не отрешенность во взгляде, только не страшные слова, пожалуйста...
   Он медленно повернулся и подошел ко мне. Уставший, будто разом постаревший. Еще никогда в серо-голубых глазах не было столько пустоты и безжизненности одновременно: будто человек, которого я знала, сломленный неудачей, отрекся от престола и ушел, захлопнув за собой дверь; и тот, что стоял передо мной, был лишь посыльным, готовым сообщить дурные вести.
   - Нет... нет... нет... - зашептала я, вглядываясь в любимое лицо сильного некогда мужчины, - не надо...
   Он стоял напротив - каменный, далекий, будто неживой.
   - Это все, Бернарда.
   Я хлопала глазами, как пластиковая кукла, неспособная поверить услышанному. Мой рот открывался и закрывался многократно, прежде чем смог произнести:
   - Все? Нет, не может быть... Нет.
   - Прости.
   - Нет... Дрейк.
   - Это все.
   - Нет! - я закачала головой, захлебываясь горьким ядом слов, пытаясь отыскать в его глазах намек на неуверенность, лазейку, позволившую бы мне найти нужные кнопки и нажать их, изменяя значение слов. Но ее там не было. Громадная обида смешалась с недоверием: - Все? Вот так просто? Так просто, Дрейк?
   Он долго стоял безмолвный, порушенный.
   - Просто? - повторил горько.
   - Почему ничего не получилось?! Почему должно быть так?! - теперь я кричала от нахлынувшей досады. - Ты ведь всемогущий! Почему же тогда ничего не получилось, почему, Дрейк! Ты ведь мог! Ты ведь все можешь!
   Мне показалось, я ударила его наотмашь.
   Голова Дрейка качнулась назад, губы сжались, он закрыл глаза. В этот момент я осознала, почувствовала глубину его боли и несправедливость собственных слов. Он делал все, что мог... Он пытался так долго и много, насколько хватало его обширных знаний. Я судорожно прикрыла рот ладонью, чувствуя, как из глаз собираются пролиться слезы. Только не надо слез... только не слезы.
   Дрейк открыл глаза - и это был самый болезненный взгляд, который мне когда-либо доводилось видеть. Он принял на себя удар и согласился с обвинением.
   - Видимо, я могу далеко не все, Ди, - слова, пропитанные горечью, были сказаны медленно и с расстановкой. - Потому как я не смог сделать главного... Прости, что я не стал для тебя тем, кем хотел стать.
   Противные, поганые, ненавистные слезы, символизирующие слабость, все же закапали по щекам. Он не пытался их стереть, не мог, а я не знала, что сказать: слов было слишком много, и их количество обращалось в пустоту, неспособную помочь. Как едко и обидно, меня почти тошнило от собственной слабости и неспособности принять правду.
   - Так бывает, да? Неужели так бывает?
   Жизнь, конечно, несправедливая штука, но чтобы так? До такого?
   Дрейк не отвечал долго, а на дне его глаз решимость стоять на своем боролась с желанием утешить. Мне же хотелось бежать так далеко, как только возможно. Чтобы никогда больше не видеть этой комнаты, этого взгляда напротив, не слышать разрушающих жизнь слов. Одновременно с этим хотелось ломать и крушить: почему мы так долго боролись за счастье, а в итоге пришли к подобному финалу?
   - Я останусь твоим другом, Бернарда. И если ты о чем-то попросишь, я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе.
   - Другом?! - от этого странного слова волосы на голове шевелились: не мог подобный термин относиться к нам - только не ко мне и Дрейку, к двум половинам одного целого. - Ты всерьез веришь, что однажды я начну воспринимать тебя как друга?
   Он молчал. Все слова, сказанные в этой комнате, были что ядовитые дротики, грозящие навсегда врезаться в память и засесть там, причиняя ежедневную неутихающую муку. От них бы отказаться вовсе, проявить силу, но ее не было, а был лишь последний шанс что-то исправить.
   - Мне не нужны другие мужчины, я никогда не смогу посмотреть ни на одного из них. Неужели ты не понимаешь? Касаться кого-то другого? Учиться лгать себе и ему, что все отлично? Ты - идиот, если веришь в мою способность так жить. Плохой ты или хороший, сильный или слабый, но я люблю тебя, Дрейк. Люблю.
   Стоило мне сказать это, как Начальник моментально прикрыл глаза, чтобы в них не отразились истинные чувства. Как это похоже на моего не желающего ничего публично афишировать Дрейка! Как глупо и как обидно.
   - Давай же, ответь мне! Что ты теряешь? Мне все равно скоро уходить, как ты того хочешь...
   (Не хочу уходить, не хочу... пожалуйста...)
   Тень негодования, боли и тепла смешались в его взгляде. А вот и он - настоящий живой человек, способный чувствовать.
   - Я тоже тебя люблю.
   Сказал и улыбнулся, признавая полнейшее поражение по всем фронтам.
  
   Мы стояли друг напротив друга молча - два человека, две судьбы, заплетенные в косичку.
   Слова, сказанные Дрейком, проникали в меня медленно, со вкусом... я смаковала каждый произнесенный в этой фразе звук, каждый оттенок, чтобы запомнить навсегда, чтобы пронести через последующую жизнь. Именно их я так долго хотела услышать и, наконец, услышала. Пусть и в самом конце. В безрадостном, фатальном, полном отчаяния конце.
   Но ведь услышала.
   Я медленно склонила голову в поклоне, счастливая и разрушенная, нашедшая и потерявшая то, что так долго искала.
   - Спасибо, Дрейк. Именно это я и хотела услышать.
   Что же теперь? Уходить?
   Просто выйти за дверь, чтобы навсегда оставить все позади? Чтобы каждый день испытывать страшнейшую боль потери, чтобы жизнь превратилась из сияющего солнца в тусклый ночник у койки больного? Эту любовь мне не вырвать, не утопить, не разорвать на куски. Скорее, она разорвет меня, обернувшись ядовитой подушкой для слез, напоминающей о том, чего никогда не вернуть и не получить. Других мужчин в моей жизни не будет - зачем, чтобы в каждом из них искать тень Его? А Дрейк с этого момента больше недоступен, кончился, вне зоны доступа.
   Что ж... Тогда, наверное, самое время кое о чем попросить.
   Стараясь выглядеть бодрой и, насколько это возможно, радостной (говорят, уходить надо с достоинством, даже если в душе стоят кровавые слезы), я обратилась к Начальнику:
   - Ну, что же... друг, - на этом месте я запнулась - еще ни разу это слово не звучало в моем исполнении настолько фальшиво, - тогда у меня есть к тебе одна просьба.
   (Интересно, это больно? Хотя, теперь поздно бояться...)
   - Только ты один сможешь мне с этим помочь.
   Он смотрел на меня внимательно, готовый положить к моим ногам все, что угодно, кроме себя - какая ирония. А я впитывала черты его лица жадно, проталкивала в горло памяти целиком, рискуя подавиться. Но пусть только останутся... не сотрутся никогда...
   - Я не могу попросить тебя стереть мне память. Для этой цели подошел бы и Халк, но, видит Бог, я этого не хочу. К тому же Халк не может помочь с тем, что мне требуется.
   - О чем ты говоришь, Ди?
   Я снова стала "Ди" - болезненно приятно, почти как примочка со льдом умирающему от лихорадки.
   - Я хочу, чтобы ты погасил мою любовь. Ты ведь можешь... Просто изыми ее из меня: жить с ней и одновременно без тебя невозможно. Я не смогу.
   - Нет.
   Он ответил быстрее, чем успел подумать. И оттого стало еще слаще. Так сладко пахнут только гнилые фрукты в период разложения.
   Я укоризненно посмотрела на него, разочарованная и удовлетворенная одновременно. Что ж... почему-то не верилось в другой ответ.
   - Тогда другая просьба, - я была решительно настроена забрать с собой из нашей последней минуты все, что смогу, - ты мог бы засунуть свой дурацкий фон себе в задницу секунд, эдак, на тридцать?
   Фраза прозвучала неожиданно и повисла в воздухе разорвавшейся на похоронах хлопушкой с конфетти.
   Боль в глазах Дрейка сменилась смехом. Мы были похожи на утопающих после кораблекрушения - под нами акулы, над нами стервятники. Не уйти, не скрыться, не изменить. Так хоть вдохнуть напоследок полной грудью.
   Он не ответил, но предпринял какое-то одному ему ощутимое титаническое усилие, после чего я почувствовала, как привычное давление вокруг его тела спало; и стоило этому произойти - шагнула навстречу.
   Я целовала его губы медленно, дурея от щемящей боли в груди и знакомого запаха. Сладкие губы, нежные, вкусные... Губы сильного мужчины, своего мужчины. Это воспоминание я унесу навсегда, если оно и канет в Лету, то только со мной. Прикусила нижнюю, позволила себе на секунду расплавиться, когда он требовательно проник языком внутрь... Боже... Затем аккуратно поцеловала уголок рта, запечатывая свое почтение, прощаясь, и нехотя отступила, не замечая слез на собственный щеках.
   Слов было достаточно.
   Все сказано.
   Нечего добавить.
   Пора...
  

*****

  
  
   Дрейк смотрел, как она уходит. Как идет к воротам, пряча за напускной фальшивой бодростью истинные эмоции, как не замечает того, что мороз обрадовался отсутствию теплой одежды на теле, как качает головой, словно не веря, что происходящее может быть правдой.
   Он и сам не верил. Может быть, когда-нибудь, но не сейчас, не теперь.
   Даже отсюда Дрейк ощущал досаду Ди, перекликающуюся с его собственной. Жизнь несправедлива - и это высказывание стало более чем справедливым для них обоих.
   Проходя мимо его машины, седана, доставившего ее этим утром в реактор, она на секунду остановилась, а потом, злая на предмет, косвенным образом повлиявший на судьбу, резко размахнувшись, ударила его по стеклу. Ударила не столько ладонью, сколько энергией - той ее разрушительной частью, что обида на судьбу скопила в ней за последние двадцать минут и от которой когда-нибудь в будущем им обоим еще предстояло избавиться, - и стекла машины вылетели все разом, ссыпались на снег острой крупой. Какое-то время Дина ошарашено смотрела на свою ладонь, а Дрейк, стоя за холодной перегородкой окна на четвертом этаже, улыбался.
   Обычная женщина не могла бы такого сделать, а его Женщина могла. Впервые за долгое время, Дрейк почувствовал, как непривычно щиплет глаза, но не стал заострять на этом внимания.
   - Я всегда буду любить тебя, - сказал он той, что уже не могла его слышать и, вытирая глаза, спешила прочь.
  

*****

  
   Волны обрушивались на скалистый берег яростно, будто мстили за нежелание камня поддаться, зло пенились, шипели и отступали, чтобы через секунду повторить попытку вгрызться и обрушить, наконец, глыбы. Твердь и вода беспрестанно противостояли друг другу - камни высокомерно насмехались молчанием. Море гневно бушевало. Шквалистые порывы ветра пытались наказать обоих; небо грозно нависало черными клубящимися облаками, скручивая вихри, а из них воронки, чтобы доказать, что не вода или твердь имеют право на существование, а лишь оно одно - темное и бесконечное. Вдали погромыхивал гром.
   Булыжники крошились под ногами - не поддаваясь морю, они поддавались моим подошвам; ветер бил по щекам моими же прядями волос, словно наказывая нерадивого ребенка за то, что подсматривает за ссорой взрослых. Однако я продолжала идти вперед, потому как была и четвертая сила, противостоящая существованию остальных, - моя собственная. Вселенская обреченность и ненависть, смотрящая на мир через глаза Бернарды.
   Волны оглушали, от ветра закладывало уши, неровная изъеденная рытвинами поверхность утеса старалась ухватить в капкан неверно ступающие ноги.
   За что я боролась и почему проиграла? Кто решает, кому выдать награду, а кого с позором изгнать из числа победителей? Пусть будет ветер, пусть бушуют волны, как теперь бушует моя собственная ярость, неугомонная и страшная, подобная урагану, сформировавшемуся вдалеке. Пусть она вольется в энергию природы и поглотится ею, потому что тело обессилело от муки бесконечных попыток сдержать ее.
   Когда я очутилась на этом берегу, как? Видимо, в какой-то момент сознание перерисовало антураж на более драматичный и выкинуло тело следом на скалы. Когда первые капли ударили по лицу, я подняла его к облакам и зло прокричала:
   - Думаешь, ты все украло у меня? Ну уж нет! Мы еще поборемся и посмотрим, на что ты способно!
   Чертова жизнь...
   Почему в ней приходится терять? Почему то, что по-настоящему важно, не дается тебе? Мол, живи, Бернарда, твори по мелочи, прыгай, довольствуйся малым, а большое оставь другим...
   - Почему?! - сжав кулаки, выкрикнула я небу. - Почему так???
   Вместо ответа, разодрав порывы ветра страшным треском и на секунду неестественно ярко высветив бугристую поверхность моря, ударила молния.
  

*****

  
   - Отвык я столько времени тратить на дорогу.
   Руки Дэйна Эльконто, покрытые пылью, сжимали рулевое колесо; джип, порядком утомившийся от неровных узких дорог, теперь спокойно и быстро летел по гладкому шоссе по направлению к Нордейлу.
   - Надо было либо там оставаться, либо вообще не ходить на "F" сегодня. В чем смысл? Сначала до портала, потом от портала до лагеря, оттуда до Ревентона, а потом весь путь обратно. Это не война, мать его, а ралли.
   Сидящий справа от водителя Декстер кивнул. Чистое небо, после тяжелого и серого над Ревентоном, радовало глаз. Дэлл, откинув голову назад, отдыхал с закрытыми глазами, Лагерфельд смотрел в окно, Халк - на дорогу.
   - Согласен, - отозвался Рен. - Привыкли мы к телепортеру, изнежились.
  

*****

  
   Клэр вот уже битый час взволновано слонялась по притихшему особняку, не зная, что предпринять. Смешарики попрятались по углам.
   - Эй! - позвала она тихонько в который раз, - вы где? Она ведь не специально на вас накричала. Плохой день у нее сегодня.
   Это трудно: слышать рыдания близкого человека и не быть способной помочь. Даже Мишу, и того выставили из спальни. Клэр, устав от бессмысленного блуждания по комнатам, села на диван в гостиной; на колени тут же запрыгнула рыжая кошка и принялась тереться мордой о пальцы.
   - Подожди, Гань... - кошка, которая была аккуратно пересажена на диван, укоризненно посмотрела на хозяйку зелеными глазами, - ... потом поглажу.
   Что же делать-то? Куда она могла пойти в таком состоянии, что натворить? И без рассказов понятно: ничего из того эксперимента не вышло. Как теперь все это пережить? Всхлипывания Дины из-за закрытой двери заставили сердце Клэр разболеться.
   Из-под дивана осторожно выполз пушистик, затем еще один и еще...
   - А вот и вы, наконец...
   Фурии молча собрались перед Клэр на ковре и теперь виновато взирали на нее золотистыми глазами.
   - Эйк? - тихо спросил один из Смешариков.
   - Да, он-он... только не стоило его имя при ней упоминать.
   - Расти.
   - Да я-то что - "прости". Я на вас и не обижалась. Только вот что теперь делать? Дина пропала, куда она в таком состоянии? На телефон не отвечает, а как позвонить ее друзьям, я не знаю. Вдруг что случится?..
   Клэр тяжело вздохнула и опустила голову.
   Комната застыла в тишине. Молчал потухший камин и выключенный экран телевизора, задумчиво смотрели с подоконника на лежащий под окнами снег цветы в горшках. Смешарики на ковре зашевелились, повернулись друг к другу, будто обсуждая что-то, однако слов слышно не было. Клэр встрепенулась в надежде.
   - Что?
   Не сказав ни слова, пушистики укатились прочь из комнаты. Темноволосая женщина разочарованно поджала губы и снова принялась думать: может, рассказать все ее начальнику, пусть сам Дину и ищет? Только как рассказать, если не знаешь, где его найти? Ноутбук под паролем, адресов мужчин из отряда нет... Приходила как-то Шерин, звала в гости, но Клэр так и не смогла отыскать записанный Диной на клочке бумажки адрес.
   Из коридора послышался шорох - Фурии возвращались, но возвращались странно, неуклюже перекатывая по полу непонятную вещь. Клэр пригляделась... что это? Неужели браслет, который она несколько раз видела на запястье у Дины?
   - Где вы это взяли? Зачем?
   Смешарики снова собрались перед диваном, то и дело поглядывая на находку.
   - Зьми...
   - Возьми или нажми? - Клэр подняла пластиковую вещицу и принялась разглядывать кнопки, - их тут много. Какую нажимать и что случится после?
   - Мочь Ди.
   - Кто-то придет помочь Дине?
   Они одновременно кивнули.
   Какое-то время она нерешительно смотрела на Фурий, не смея прикоснуться к кнопкам, затем качнула головой и нажала наугад две из них; напротив тут же загорелись лампочки.
   - Перь зди.
   Клэр нервно скрутила пальцы.
   - Жду.
  

*****

  
   Мак Аллертон уверенно гнал черный автомобиль по знакомым дорогам Нордейла к особняку Бернарды. После того, как на браслеты Канна и Лагерфельда поступил вызов и электронный датчик выдал ее домашний адрес, решено была ехать вчетвером. Аарон и Стивен в качестве вызываемых, Баал, потому что настоял на поездке вместе со всеми, как только узнал о вызове, и Мак, потому что собственно ему и принадлежал руль, крепившийся к приборной панели используемого транспортного средства.
   Спустя двенадцать минут они стояли в гостиной, где экономка (и по совместительству подруга хозяйки дома, как понял Аллертон) взволнованно рассказывала об исчезновении Бернарды. Как только худая темноволосая женщина, комкающая в руках носовой платок, замолчала, мужчины переглянулись. Первым задал вопрос Лагерфельд.
   - Клэр, почему вы решили, что она пропала? Может быть, ушла на прогулку?
   - Дина, когда у нее выходной, обычно отдыхает дома, и в таком состоянии уж точно не отправилась бы на прогулку.
   - Каком состоянии?
   Клэр подняла виноватые глаза на темноволосого, пугающего жесткостью лица мужчину, длинные волосы которого в этот момент были стянуты тесьмой. Наверное, это и есть тот самый Баал, про которого несколько раз упоминала Ди. Друг. Так она говорила... Доктора Клэр встречала раньше, тот заходил к ним на чай, а вот других двух - рослого детину со светлыми глазами, шрамом на виске и командирскими повадками и второго, равнодушно-спокойного, с зеленовато-карими глазами - она видела впервые.
   Не зная, имеет ли право выдавать чужие тайны, Клэр замялась (но ведь если не поверят, что это серьезно, то и не помогут, так ведь?), затем пролепетала:
   - Сегодня был последний эксперимент... который проводил ее начальник, - она умолкла, как только заметила, как челюсти брюнета сжались.
   Баал быстро взглянул на остальных.
   - Ищем ее. Срочно.
   - Не хочешь посвятить нас в детали? - нахмурился Чейзер, а вместе с ним и остальные.
   - Позже, - Регносцирос выглядел непривычно напряженным. Повернувшись к экономке, он коротко кивнул, - нам нужно идти. До свиданья.
   Попрощавшись с Клэр, мужчины последовали за ним в машину.
   - Что происходит, Баал? Ты, похоже, один в курсе.
   Держа руки на руле, Чейзер повернулся к сидящему на соседнем сидении другу. Тишина в салоне свернулась вопросительным знаком - почти синхронно застегнулись пряжки ремней безопасности.
   - Я объясню, как только мы ее найдем. Мак, попробуй нащупать: она вообще на Уровнях?
   Чейзер постучал пальцами по рулю, затем нахмурился и на несколько секунд прикрыл глаза. А когда открыл, в них застыло замешательство:
   - Да. Она на десятом, оконечность острова Аделау, зона близкая к межуровневому пространству. Что она там забыла?
   - Есть туда короткий путь?
   Аллертон задумался.
   - Есть. Через двенадцатый.
   - Едем.
   Со скрытой мощью в тихом урчании завелся мотор.
  

*****

  
   Остров Аделау. Пустынная, заброшенная окраина десятого Уровня.
   Какое-то время они сидели в машине и настороженно наблюдали за Бернардой издалека. Та стояла почти на самом краю обрыва и, похоже, ругалась с небом - по крайней мере, лицо ее было задрано именно к нему, а сжатые в кулаки руки подрагивали в такт неслышным отсюда выкрикам. Ветер уносил слова прочь, позволяя расслышать лишь обрывочные интонации.
   Океан обрушивался на утес с ревом, обдавая глыбы тоннами несущейся вперед воды и ворохом холодных брызг, но вымокшая гостья, стоящая на скользких камнях, не замечала этого.
   - Она в сильном стрессе, - заключил Лагерфельд спустя минуту. - Если увидит нас, то, скорее всего, глупостей не наделает, а вот если попытаемся уговорить ее пойти домой, то может либо попытаться отступить и тем самым спровоцировать падение, либо исчезнуть.
   - Угу, - согласился Чейзер, - и тогда мы по всем Уровням будем гоняться за ней еще пару лет. А то и в свой мир сиганет, тогда никому из нас ее не достать.
   - Жопа, - многозначительно подвел итог Канн. - Действовать надо быстро и наверняка. Баал, тебя она подпустит ближе всех - попробуй подойти, успокоить, прикрой от взгляда Лагерфельда. Стив, приготовься.
   - Уже, - доктор деловито достал из специально нашитых на штаны карманов шприц и снял с иглы защитный колпачок. Постучал по пластику, проверяя отсутствие пузырьков. Кивнул.
   - Пора.
   Четверо мужчин выскользнули из машины, оставив двери открытыми. Штормовой ветер наверняка заглушил бы хлопки, но рисковать не стоило. Шагать по острым камням приходилось осторожно, резкие холодные порывы, будто увидев новую игрушку, тут же взялись за длинные волосы Баала, швыряя их по мощным плечам то в одну, то в другую сторону. Регносцирос заткнул хвост за воротник.
   На краю утеса без драмы не обошлось.
   Баал никогда еще не видел Бернарду в таком состоянии. Он крепко держал ее и тогда, когда она изо всех сил пыталась вырваться, и даже тогда, когда кричала им всем "Ненавижу! Отпусти! Оставьте меня..."
   Игла вошла под кожу быстро, крики стихли, тело обмякло; успели до "прыжка". Затем, уже в машине, доктор наскоро произвел осмотр и неудовлетворенно покачал головой.
   - Что-то ввело ее в состояние сильного стресса. Ей бы отдохнуть пару дней под наблюдением.
   Канн протестующе поджал губы.
   - Нам завтра возвращаться на "F", ждать больше нельзя, мы почти загнали их в угол. Если сейчас затормозим, Андэр перегруппируется и выкинет очередной фортель, который будет нам стоить всех затраченных усилий, у него еще очень много людей - куда больше, чем хотелось бы.
   Чейзер хмуро воззрился на угрюмое лицо молчаливого Баала.
   - Не пора ли нам о чем-то узнать, друг?
   - Если бы это была моя тайна, - рыкнул тот в ответ и отвернулся.
   - Твоя или нет, а теперь мы все, так или иначе, в этом замешаны.
   Три пары глаз выжидающе буравили замкнувшегося в себе коллегу.
   - Рассказывай, Баал.
   - Черт бы вас подрал... - Регносцирос нервно прошелся пятерней по намокшим волосам и коротко взглянул на Бернарду, чье обмякшее тело спрессовали с двух сторон крупные мужчины; в черных глазах мелькнуло раскаяние. - Поехали назад, там расскажу.
  
   В тот вечер они долго сидели в баре, потягивая алкоголь.
   Хозяин забегаловки Билли то и дело бросал любопытные взгляды на группу из девятерых рослых мужчин, одетых в камуфляж. Другие клиенты покидали заведение, едва завидев пугающий контингент в дальнем углу, но он не остался внакладе: эти девятеро за час сделали ему дневную выручку, не говоря уже о том, что являлись постоянными клиентами (такое Билли ценил превыше всего). Залетные клиенты приходили и уходили, а эти возвращались всегда и никогда не ломали дубовые столы или стулья. Грех жаловаться на таких спокойных ребят.
   Окликнув официантку, чтобы та отнесла новую порцию заказанной выпивки, Билли принялся помогать бармену сортировать чистые стаканы.
  
   - А ведь ты и правда изменился, мы все это заметили. - Канн смотрел на Баала исподлобья.
   - Я бы не изменился, если бы не Бернарда.
   К этому моменту все уже порядком набрались, однако не настолько, чтобы завтра не быть способными продолжить боевые действия на "F".
   - Да-да, раньше ты рычал по поводу и без, а сейчас вменяемым стал.
   - Я любил Ирэну еще тогда, когда вы в других мирах торчали! - разозлился Регносцирос и хлопнул дном пустой стеклянной стопки по столу. Его тут же приобнял за плечо Хантер.
   - Точно, ты все тот же наш старина, Баал.
   - И еще я был зол на нее как черт, а теперь нет. Теперь мне все равно.
   Сидевший до того с непривычно грустным лицом Эльконто перестал прислушиваться к разговору Баала и Канна, влил в горло очередную порцию виски и повернулся к Декстеру; с некоторых пор Дэйн предпочитал жаловаться именно ему.
   - Поверить не могу! Дрейк, машина чертова, и тот нашел себе женщину. А я что, лысый что ли?
   - Не такая уж он и машина, значит, - покачал головой киллер, к этому моменту успевший убедиться, что судьба иногда сама вносит изменения в тщательно спланированную жизнь, и ничего с этим не поделать. - Только не хотел бы я быть сейчас на его месте.
   - А Бернарда, значит, того стоит, - подрывник отряда задумчиво бултыхал в стакане кубики льда, оставшиеся после выпитого бренди. - Всегда думал, что она сложнее, чем кажется на первый взгляд...
   - Дэлл, а ты разве не замечал, как изменился за последние месяцы Дрейк? - посмеиваясь, спросил Халк.
   - Ну, ты-то все замечал, чертов сенсор.
   - Я, да. Он ведь оттаял. Мы уже черт знает сколько по ушам не получали.
   - Не за что было.
   - Он всегда находил за что. Ради профилактики.
   - Твоя правда, - кивнул Чейзер. - Дрейк очеловечился, когда она появилась. Хотя, кто бы думал, что из-за женщины...
   - Красивой женщины, между прочим! - пробасил Эльконто, навалившись грудью на стол. - А я ей вазу подарил на Новый Год, как еще при яйцах за это остался...
   - Нужны ему твои яйца. Дрейк по мелочам не разменивается.
   - Да я тебе сейчас!
   Дэйн попытался схватить Лагерфельда за грудки, но не дотянулся, раскатив стаканы по столу, после чего был втянут на место Хантером.
   - Все это, конечно, неожиданно, - Дэлл пригладил светлые волосы, посмотрел на пустой стакан и сделал знак бармену о добавке. Затем взглянул на друзей, - но лучше о таком знать, чем не знать.
   - Жаль только, что помочь мы им не можем, - Халк выудил из нагрудного кармана футляр с сигарами, размял одну в пальцах и неторопливо ее прикурил, распустив по залу белесые кольца ароматного дыма. - Если бы у них получилось, этот мир зажил бы спокойнее. Что нам делать, Лагерфельд?
   Доктор задумчиво посмотрел на остальных золотисто-карими глазами.
   - Я не психоаналитик, но я бы посоветовал ничего не упоминать о наших знаниях при Бернарде. Не нужно жалости или утешений, ведите себя точно так же, как и до этого...
   Пока он говорил, все диалоги стихли: каждый прислушивался к советам Стивена. Тот, ничуть не удивленный тишиной (даже в пьяном виде эти мужики знали, в какой момент слухом выцепить главное), продолжил:
   - Вмешиваться в их отношения мы не имеем права, помочь им тоже не можем. Либо они найдут дорогу друг к другу сами, либо нет, нам остается только скрестить пальцы. И еще... Постарайтесь по мере возможности отвлекать Бернарду от тяжелых мыслей: не знаю, разговаривайте, уводите темы в сторону, заставляйте концентрироваться на другом. Ей очень нежелательно сейчас оставаться одной.
   - Ну, это мы можем обеспечить, - проголосил Канн, - будем везде таскать ее с собой, как проспится.
   - Ты бы сам к утру проспался...
   - Или к черту, Хантер.
   - Я и так сижу рядом с ним.
   Картограф тут же получил болезненный тычок в бок от Регносцироса.
   - Я хочу произнести тост... - Аарон, пошатываясь, поднялся, чем снова привлек внимание хозяина бара, который продолжал с любопытством коситься на странную подвыпившую команду. - Тост за нашего Начальника и нашего Телепортера, за Дрейка и Бернарду. Пусть у них все получится!
   Мужчины загудели. Послышался звук разливаемых из бутылок напитков, а затем синхронный звон стаканов. На секунду голоса стихли.
   Билли, подцепив к барному крану новую бочку с пивом, на мгновенье задумался, что значит "телепортер", но тут же выкинул эту мысль из головы. По телевизору начинался спортивный матч, которого он ждал с самого утра. Билли прибавил звук.
  

*****

   Не знаю, как они узнали.
   Возможно, пока я почивала в собственной спальне, куда мое безвольное благодаря заботливому Лагерфельду тело доставили для принудительного отдыха, в моей памяти покопался не менее заботливый Халк. А может, после случая на утесе остальные надавили на Баала и тот под кружкой пива и пристальными взглядами раскололся о происходящем между мной и Дрейком. Даже если так, я не стала давить на Баала и обижаться на отряд. Спасибо, не пытались лезть с душещипательными беседами или жалостью, и это было главным.
   Сама я заметила изменение в атмосфере общения уже следующим утром, стоило нам выдвинуться на "F"; я не столько увидела его признаки, сколько интуитивно почувствовала. Но днем мы работали на убой: я самозабвенно доставляла в указанные места взрывчатку, помогала Дэллу закладывать мины, переносила с места на место парней, методично очищавших территорию от всего, что держало в руках оружие, а уже вечером заполучила шанс воочию убедиться в правильности сделанных утром выводов.
   Они не собирались оставлять меня в одиночку.
   Вернувшись с "F" к девяти вечера, я едва лишь успела помыться и поужинать в компании Клэр, когда в дверь позвонили. На пороге, радостно склабясь, стояла команда в полном составе - отмытые и благоухающие. Что? Караоке - бар? Да идите вы к черту!
   Но тут удивила предательница Клэр, вытолкавшая меня из квартиры под предлогом неожиданно быстро возникших в ее голове планов о встрече с друзьями. Какими друзьями, когда она успела их раздобыть? И почему я не могла бы посидеть в собственной спальне, пока они там "встречаются"? Да еще Фурии - как они смели превращаться в плакат во всю стену с надписью "Скатертью дорога!" на котором был изображен "Караоки-бар" (грамотеи!) и вымощенная к нему кирпичная дорожка? Убить глазастых бестий мало!
   Обо всем этом, кипя от негодования, я думала уже сидя в машине, куда меня настойчиво затянули мужские руки, уговорив предварительно переодеться.
   Дурдом.
   На душе было тяжко, хотелось забыться и спрятаться от мира, а гомон поющих пьяных голосов никак не мог способствовать осуществлению планов. Я скучала по Дрейку, скучала по нему болезненно сильно, отчаянно, безнадежно.
   Сиденье машины плавно покачивалось; радостно переговаривались вокруг ребята. Слишком радостно, на мой притязательный вкус. Будто бы не вместе мы весь день провели среди пуль, взрывов и изувеченных тел... Какой, в задницу, мог быть после такого караоке-бар?
   - Расслабься, - Баал ласково потрепал мою руку теплыми пальцами, - будет весело.
   Я укоризненно посмотрела в его черные глаза и отвернулась к окну.
  
   А сорок минут спустя я, сидя за барной стойкой с третьим коктейлем подряд, сгибалась от смеха и хрюкала, не способная остановиться.
   Я неохотно начала улыбаться тогда, когда первым, взяв инициативу в свои руки, к микрофону шагнул Дэлл (вот уж не знала, что Одриард увлекался пением!) и неплохо исполнил какую-то заводную песню под одобрительные хлопки коллег и в изобилии собравшихся вокруг незнакомых людей. Уже громче я посмеивалась в кулак тогда, когда Лагерфельд, выпив для храбрости больше обычного, изображал из себя рок - гитариста, потряхивая в такт пению рыжеватыми волосами. И уже вовсе изнемогала от хохота, когда следом за ним пьяным басом вдохновенно и совершенно фальшиво решил исполнить какой-то романс Эльконто.
   Собравшиеся в баре смеялись вместе со мной, но я, к своему стыду, хохотала громче всех. Кто бы думал, что мои коллеги способны веселиться подобным образом! Пистолеты, гранаты и базуки - это пожалуйста! Но караоке-бар?! Господи, сколько еще я пропустила в жизни? Обещание доктора избавить меня на утро от любого похмелья сняло запреты на количество выпитого, и я с наслаждением потягивала вкусную сладковатую жидкость, намешанную для меня симпатичным голубоглазым барменом. Бармен этот, к слову говоря, уже несколько раз успел мне подмигнуть и всем своим видом дал понять, что вовсе не прочь дальнейшего знакомства; и чтобы не попадать в неловкую ситуацию, я отводила взгляд в сторону.
   Вывести себя к микрофону я стойко не позволяла (ссылаясь на отсутствие знакомых песен), но успела два раза сыграть в дартс с Канном и Хантером до того, как парни выдали финальное представление в виде пьяного дружного, похожего на греческий сиртаки танца. Еще никогда раньше я не видела опершихся друг на друга, пляшущих Чейзера, Халка, Дэлла, Баала и Дэйна, синхронно выбрасывающих ноги в различных направлениях. Кан-кан в исполнении спецотряда! Боже мой! Женская половина бара истерила от смеха, подбадривая моих нетрезвых коллег выкриками и хлопками, - я же окончательно сползла с барного стула под стойку, смахнув за собой бокал с коктейлем, на что совершенно не обратила внимания.
   Не помню, кто помог мне взобраться обратно, но когда я вскинула виноватый взгляд на парня за стойкой, тот лишь махнул рукой и выставил себе и мне по стакану с прозрачной жидкостью, в котором плавала оливка.
   - От заведения.
   Продолжение вечера слилось для меня в разноцветное мигание иллюминации, меняющиеся композиции и голоса поющих, сдобренных алкоголем и собственным подпеванием. В какой-то момент я даже с грустью засмотрелась на разливающего пиво в высокие стаканы голубоглазого бармена, раздумывая... сложно сказать, о чем именно раздумывая, но, к сожалению, тот спустя несколько минут неудачно подавился оливкой. После того как парню оказали первую медицинскую помощь, ему на смену пришел другой, белобрысый и лопоухий.
   Затем была обратная дорога, громкий нетрезвый хохот в машине, руки доктора, массирующие мою шею, а дальше собственная постель, в которой, несмотря на количество выпитого, я заснула мгновенно. Без мыслей и без эффекта вертящейся комнаты.
  

*****

  
   Наутро вечерний шум бара сменился свистом пуль.
   Западная окраина Ревентона очищена, восточная тоже. Северная часть города оказалась почти нежилой, но полностью заминированной. Зачем? Пытаясь ответить на этот вопрос, Канн лишь пожимал плечами. Особняк Андариэля всего лишь в нескольких кварталах отсюда - последних, самых сложных для зачистки кварталах. Перебираясь от точки до точки короткими перебежками, Аарон привычно, почти на автомате, отстреливался, укрывался, осматривался, планировал и снова перебегал. В противоосколочные очки постоянно летели крошки, отбитые от стены слишком близко просвистевшим патроном. Рядом двигалась группа.
   Бернарда, собранная и молчаливая, работала поочередно то с Дэйном, то с Одриардом, позволяя одному оказываться в наиболее удобных точках для стрельбы, а второму минировать найденные склады с оружием. Ряды врагов таяли, но на душе становилось лишь тревожней.
   Логан должен успеть отыскать и отключить генератор, создающий сеть-ловушку над домом, иначе придется держать особняк в осаде, пока озоновая преграда не падет, что означало двадцатичетырехчасовое безотлучное наблюдение за стратегически важным объектом. Уж лучше бы Логан успел...
   Канн резко выглянул из-за угла, почти одновременно с этим выстрелив - в подъезде дома напротив на землю повалилось чье-то тело. Одним меньше. Работа почти не перебивала мыслительный процесс, идущий на фоне. Хорошо вчера повеселились, Канн был доволен - вот только сегодня пустота в глазах Бернарды никуда не делась, просто подернулась непроницаемой заслонкой. Чертов Дрейк, не мог подождать с выяснением отношений до завершения действий на "F"? Девчонку было искренне жаль, Аарон в какой-то момент осознал, что привык и привязался к ней. Незаметно и гармонично она полностью влилась в отряд, не создавая в нем дискомфорта или дрязг. Случай с Баалом не в счет, к тому же он привел к лучшему исходу, чем возможно было ожидать. Зато теперь в команде и действиях наблюдалась сплошная слаженность - ни убрать, ни прибавить. К тому же, Бернарда оказалась просто хорошим человеком - адекватным, спокойным, светлым, - и тоска в ее глазах теперь беспокоила не только Аарона, но и других, он видел это. Не зря с утра Аллертон предложил вечерком заглянуть в бильярд, а Баал - прокатиться на катере по вечернему Нордейлу. Нет, катер не пойдет: слишком много времени на размышления, которые ей сейчас совершенно ни к чему. В бильярде тоже мало активности. Поэтому Канн решил: сегодня вечером будет боулинг.
   Если Халк и Рен откажутся, изъявив желание побыть с домашними, это нормально. А вот возражения со стороны остальных не принимаются.
   Рядом с правым ухом взвизгнула и отрекошетила пуля. Черт, подумать не дадут!
   Канн вскинул автомат, высунулся из-за угла и дал ответную очередь.
  

*****

  
   Пятнадцать гладких дорожек, по которым то и дело прокатывались тяжелые шары, поблескивали покрытием в свете электрических ламп. Слышался треск разбиваемых кеглей и радостные выкрики, экраны мерцали анимацией, поздравляя победителей и насмехаясь мультяшными героями над проигравшими. Динамичная, в меру громкая музыка подбадривала пришедших отдохнуть этим вечером.
   Канн сидел за столиком и неторопливо потягивал холодное пиво, успев к этому моменту выиграть у Хантера, но проиграть Лагерфельду. Давно они не были в боулинге, давно... Да и просто в последнее время редко выбирались на отдых всей командой. Новая тенденция нравилась Аарону.
   Эльконто, одетый в белую рубаху, бугрящуюся от мышц на спине и плечах, красовался перед телепортером, обещая суперточные броски, которые на деле редко оборачивались страйком, - Бернарда смеялась, Аллертон укоризненно качал головой, Дэлл скалился белозубой улыбкой. На соседней дорожке справа продолжали соревноваться друг с другом Баал, Хантер и Лагерфельд - последний, оказавшийся сегодня на редкость удачливой сволочью, уверенно вел счет.
   Канн ухмыльнулся, когда Стивен, красиво завернув руку за спину, снова послал шар прямехонько в центр - кегли с треском разлетелись в стороны. Хантер выругался.
   Все шло по плану.
   Через минуту в зал вошел Логан. Прихватив у бара бутылку с пивом, он опустился на стул рядом с Аароном.
   - Здорово, хакер.
   - Угу, - тот протянул руку для короткого пожатия.
   - Есть новости?
   - Есть, - Логан отпил пива и воззрился на играющих, - оттягиваетесь?
   - Надо иногда.
   - Надо, согласен.
   Канн внимательно присмотрелся к другу - выглядел тот опрятно: темно-синяя рубашка, джинсы, двухдневная щетина, но глаза не красные с недосыпа, белки не покрыты сетью лопнувших капилляров, значит, Логан этой ночью спал. Тогда почему в его синих глазах застыло странное сосредоточенное выражение?
   - Ты нашел, как отключить сеть?
   - Найти-то нашел...
   Аарон внимательно посмотрел на товарища, краем уха слыша радостный возглас Дэлла, когда тот выбил очередную десятку. Сменилась мелодия в динамиках.
   - Что не так, Логан? Не тяни кота за яйца.
   Тот какое-то время молчал, затем криво усмехнулся.
   - Вроде бы все так. Только... Понимаешь, как-то слишком легко.
   - Легко нашел, как ее отключить?
   - Да, я ожидал, что это займет куда больше времени.
   - Ну, должно же нам хоть иногда везти?
   Хакер недоверчиво покачал головой, наблюдая за Бернардой, придирчиво выбирающей следующий шар для броска.
   - Ты веришь, что в нашем деле можно полагаться на везение?
   Вроде бы причин для беспокойства не было, но Канн нахмурился, чувствуя возросшую тревогу.
   - Нет, не верю.
   - Вот и я не верю.
  

*****

  
   Они все старались.
   Старалась Клэр, готовя для меня любимые завтраки и ужины, бесконечно тараторя на отвлеченные темы за столом, наблюдая за тем, чтобы ее замкнувшаяся в себе подруга не скатывалась в депрессию. Старались в меру своих пушистых способностей Смешарики, один за другим запрыгивая на диван, чтобы похвастаться выбранными именами, которые к их непомерной радости я читала вслух:
   - Ляма... Это что - Лама?
   - Я - Ляма! - гордо поправил пушистик.
   - Хорошо, Ляма. Кто тут у нас дальше? Амма, Вака, Пук... Эй, это не потому, что ты громче всех того..?
   Смешарик поднатужился.
   - А ну, не смей! Брысь!
   Тот, хохоча, скатился с дивана, уступая место товарищам.
   - Нанаска... ну, это понятно - мелкий проглот. Феба, Нанни, Минь... тебе понравилось быть вазой? Кто там следующий - Дурас? Ты уверен, что это хорошо звучит?
   Пушистик надулся.
   - Ладно-ладно, лишь бы тебе нравилось...
   В последние два дня они часто превращались то в красивые картины, то в цветы, то в мягкие игрушки - лишь бы порадовать глаз - а то и вовсе забирались на колени или на кровать, чтобы посопеть рядом. Такой близости за пушистыми раньше не водилось. Даже Миша, и тот стал недовольно поглядывать, если один или двое ночью забирались на подушку.
   Старался и отряд.
   Сегодняшний боулинг, вчерашний караоке-бар... Что еще они придумают завтра, как долго собираются возиться со мной? Баал то и дело бросал на меня виноватые взгляды, мол, я хотел, как лучше; я успокаивающе улыбалась ему в ответ, чувствуя смущение и благодарность за искреннее желание коллег помочь. Будто своих дел у них не было... Однако, их забота помогала. Она не затыкала дыру, образовавшуюся в сердце после последней встречи с Дрейком, но позволяла временно забыть о ней. Хотя бы на полминуты - минуту. И все же, я тосковала по Начальнику, по его присутствию рядом. Может быть, друзья - это лучше, чем совсем никто? Хотя видеть любимое лицо, чувствовать знакомый запах - серьезная пытка, ежесекундно напоминающая о том, чего у тебя никогда не будет, но стоит ли она боли? Неужели правда придется учиться жить заново, с другими людьми, с другими планами, оставив позади мечты?
   Дэйн сегодня был просто красавчиком, глаза Мака лучились теплом, Дэлл ободряюще приобнимал, когда выходило послать шар точно в цель, Лагерфельд заботливо наблюдал, даже Хантер, и тот посматривал с пониманием и сочувствием.
   Хотелось плакать.
   Столько заботы я не испытывала никогда, и еще никогда желание других помочь не оказывалось столь бездейственным, как теперь. Как объяснить им, что они - часть моего мира, великолепная, нужная, но другая? Что Клэр, Смешарики, деньги, дом, возможность жить так, как хочется, - все эти невероятно важные вещи почему-то теряли ценность, когда в сердце не хватало еще одного звена. Звена с зачастую притворно равнодушным лицом и серо-голубыми глазами. Как объяснить, что за одну только возможность обнять его, прижаться к любимому телу, уткнуться носом в шею, я отдала бы что угодно. И в то же время, что бы я ни отдала, все напрасно, и именно этой возможности у меня не будет никогда.
   Чтобы не разрыдаться в присутствии остальных, я быстренько шепнула Маку, что иду в бар за кофе, тот кивнул и хотел проследовать за мной, но я не позволила. Его красивые губы поджались, а в глазах мелькнуло понимание. Он нехотя отпустил.
   У стойки бара я присела на стул. Хотелось чего-то много крепче кофе... хотелось забыться, хотелось биться в истерике - так сильно вдруг нахлынула тоска, но утопить всю жизнь в алкоголе - не выход. А где же тогда выход, где? Забыть? Скрутить себя узлом, сказать "Дина, проехали!" и притвориться, что не больно?
   Но ведь больно... Хреново и очень больно. Есть куда идти, да не хочется, потому что единственная желанная дверь замурована. Говорят, "покуда ни один из нас не покинул этот мир, все можно изменить...". Тогда почему находясь здесь, рядом с Дрейком, когда мы оба живы, ничего невозможно изменить? Почему?
   Кое-как взяв себя в руки, я расплатилась за кофе и понесла его к своему столику. Через несколько секунд путь мне преградил незнакомый парень.
   - Здравствуйте, девушка. Я весь вечер за вами наблюдаю...
   Я остановилась и подозрительно прищурила глаза.
   - Зачем?
   Симпатичный, но не в моем вкусе: длинные каштановые волосы чуть ниже воротника, узкие плечи, еще уже бедра, татуировка на предплечье.
   - Вы здорово играете. Плюс вы очень красивая. Не хотите выпить ваш кофе в моей компании?
   Нагло. Я взглянула в его карие глаза.
   - Не хочу.
   - Почему, у вас среди этих амбалов есть парень?
   На "амбалов" я обиделась. Ему самому бы в качалку не помешало сходить разок-другой, чтобы порушить непомерное самомнение, глядя на то, какими должны быть настоящие мужчины.
   - Нет, нету, - не стала обманывать я.
   - Тогда поужинаете со мной? Я знаю отличное местечко...
   Я коротко извинилась, не совсем вежливо обошла навязчивого собеседника по дуге и вернулась к своему столику.
   - Проблемы? - коротко спросил подошедший Баал.
   - Да упаси Господи тебя вмешиваться... - с нервным смешком ответила я. - Раскатаешь несчастного по дорожке, как потом по ней шары катать?
   Дэйн и Чейзер к тому времени тоже недобро поглядывали в сторону бара.
   Но раскатывать никого не пришлось. Минутой позже пытавшийся заигрывать со мной парень, вернулся к своей компании, расположившейся слева от нас, и при первой же попытке катнуть шар неудачно подвернул ногу. То, с каким хрустом он на нее приземлился, заставило меня вздрогнуть: сломал, не иначе.
   И в этот самый момент посреди толпы и звучащей музыки ко мне впервые закралось нехорошее подозрение. Подозрение, заставившее меня кивнуть собственным мыслям и холодно улыбнуться. Оставалось проверить: верна ли моя догадка.
  
   Полчаса спустя я, стоя у бара, тихо скрежетала зубами.
   Да, пришлось построить глазки, чтобы меня пригласили на танец, а потом терпеть на своем теле чужие, не особенно приятные руки, чтобы удостовериться в том, что тот бедолага, соизволивший отозваться на мой флирт, неожиданно оказался втянут в драку с какими-то подвыпившими незнакомыми парнями, после чего получил по голове бутылкой. Своих, чтобы не вмешивались, я предупредила сразу, сославшись на эксперимент, поэтому они лишь хмуро наблюдали за происходящим издалека. Что ж, пришло время с ними попрощаться и навестить кое-кого... Если этот "кое-кто" окажется на работе, значит, придется отвлечь, поэтому лучше бы ему в этот поздний час быть дома.
  
   Он сидел передо мной в кресле, прикрыв лицо книгой, потягивая красное вино из бокала. Рядом с креслом, почти как в Реакторе, в воздухе висела полупрозрачная карта, на которою Начальник иногда посматривал. Полутемно, из освещения только ночник на старинной тумбе.
   - Дрейк? - вкрадчиво поздоровалась я - и книга тут же ушла в сторону.
   - Выпьешь? - не здороваясь и не выказывая удивления, спросил он.
   - Нет. У меня к тебе вопрос.
   - Я слушаю, - он снял с пуфа ноги, поставил их на пол и сложил руки на животе поверх пряжки ремня. Красивая серо-голубая рубашка, дорогая, ее я раньше не видела.
   - Как ты думаешь, почему с тремя парнями, на лица которых я имела несчастье смотреть дольше тридцати секунд, произошли несчастья?
   Начальник неопределенно качнул плечами.
   - Совпадения?
   Лицо его было ровным, но вот опасный огонек, светившийся в глубине глаз, выдавал с потрохами. И когда Дрейк потянулся за бокалом с вином, я холодно улыбнулась.
   - Нет, это называется не так.
   Он неторопливо отпил вина и улыбнулся. Красивый, опасный, зловещий.
   - А как?
   - Это называется вешанье лапши на уши.
   - Что это значит?
   - Так в моем мире говорят в том случае, когда один пытается убедить другого в неправде.
   - Хм...
   Непробиваемая аура властности и равнодушия - замечательное прикрытие для эмоций. Я сделала вид, что собралась уходить, сделала два шага вглубь коридора, затем остановилась и кинула на него насмешливый взгляд.
   - Ах, да... забыла спросить. Каково это, чувствовать себя ревнивым идиотом?
   И тут же увидела, как тень страдания пробежала по знакомому лицу. Какое-то время Начальник молчал, теперь улыбка его не была самоуверенной, она стала насмешливой и грустной одновременно. Почему-то в этот момент мне вспомнился страдающий от головной боли Понтий Пилат, стоящий на залитом лунным светом бетонном круге и смотрящий вдаль.
   Я перестала делать вид, что ухожу, и приблизилась к нему.
   - Это неприятно, - только и ответил он. - Но твои ухажеры останутся живы, у них незначительные повреждения.
   Мне совершенно некстати теперь вспомнился фильм "Терминатор", в котором Шварценеггер расстрелял толпу полицейских, затем просканировал ее электронным глазом и выдал заключение "Жить будут".
   - Аллилуйя! - я не смогла удержаться от язвительного тона. - Но ведь они даже не поняли, за что пострадали. В чем был смысл?
   - У них не было насчет тебя серьезных намерений.
   - Ах, вот как? А у тебя есть?
   Дрейк поджал губы; в его глазах снова мелькнула тоска.
   - Извини.
   Я любила его. И понимала каждое идиотское нерациональное и нелогично совершаемое им действие. И последнее извинение, в отличие от проявленной ревности, почему-то не принесло ни радости, ни удовлетворения. Любовь застилает разум, а неограниченная власть развязывает руки - опасное сочетание. Наверное, хорошо, что те парни пострадали не так сильно, как могли бы. Любовь Дрейка была настолько же опасной для этого мира, как и его гнев.
   Сердце сжалось от жалости к себе и стоящему напротив мужчине. Он - красивый, умный, пусть даже немного жестокий - не заслужил того, через что теперь проходил. Поддавшись эмоциям, я шагнула в его сторону, желая прижаться всем телом, обнять, утешить, на мгновенье почувствовать его тепло.
   - Переоденься в форму...
   - Не надо, Ди, - Дрейк предостерегающе вытянул руку вперед - и я застыла.
   - Почему?
   - Не надо... - повторил он тихо. - И так больно. Я не железный.
   Чувствуя, как глаза щиплет от слез, я подошла к столику, подняла бокал с вином, повернула той стороной, которой касались губы Начальника, и отпила глоток. Горьковато-сладкое, на вкус совсем как наша любовь.
   - Мне пора.
   Не глядя на него, я исчезла.
  

*****

  
   Мама звала меня назад. Протягивала руки и плакала: "Доченька, вернись, вернись, дочка..." И я шептала, что вернусь, конечно, вернусь, уже совсем скоро, что осталось совсем немного, и я обязательно что-нибудь придумаю.
   А потом проснулась вся в слезах.
   В комнате темно, на душе скверно. Канн сказал, что, возможно, остался один день на "F" и все будет кончено.
   - Скоро, мам... скоро, - прошептала я освещенному первыми лучами восходящего солнца потолку, глотая слезы. - Как только все закончится, я первым делом вернусь домой.
   Только в этот момент, когда за окном забрезжил рассвет, я с гнетущей ясностью осознала, как давно не была дома. Все откладывала решение проблем на потом, лишая себя возможности увидеть тех, кого любила. Какой же я была дурой.
   Один день. Перетерпеть один день. Как-нибудь заснуть сейчас, проснуться, пережить утро, обед и вечер, а там порадоваться, что все, наконец, закончилось.
   Какое-то время я лежала с открытыми глазами, опасаясь того, что как только закрою их, снова увижу во сне мать, однако, усталость взяла свое: веки слиплись, и до звонка будильника я спала без сновидений.
  

*****

  
   Ирэна вторые сутки с тоской смотрела на унылые бетонные стены бункера, и ей казалось, что она медленно сходит с ума. Это ее тюрьма, ее карцер, ее наказание за неправильно принятое много лет назад решение, за опасные эксперименты, за череду слабостей, превративших ее в идущую на поводу алчных желаний недочеловека.
   Пробка от шампанского, вылетевшая из бутылки с громким хлопком, ударила по и без того натянутым нервам пистолетным выстрелом - выстрелом расстрела, который она давно заслужила за содеянное.
   - Иди сюда, моя девочка, отпразднуем.
   Андариэль - высохший и осунувшийся - разлил пузырящуюся жидкость в бокалы, но даже тяга к утешительному действию алкоголя не заставила повернуться женщину, сидящую на стуле лицом к стене, в которой не было ни единого окна. Ей не хотелось смотреть на него, на его больное изъеденное химией тело, видеть выцветшие глаза и слышать хриплый неприятный голос. Не столько физические недуги превратили некогда красивого мужчину в ссохшегося, нервного, одержимого безумца, сколько психологическая болезнь и многолетняя неиссякаемая жажда мести. Мести, в которой, как теперь казалось Ирэне, не было никакого смысла.
   - Не рановато праздновать?
   - Завтра откроем еще одну. Или послезавтра. Запасов продовольствия здесь хватит на месяц, но нам недолго осталось сидеть. Они уже близко.
   Ирэна вдруг почувствовала, что ее пересохшее горло жаждет не шампанского, а простой воды, и поднялась для того, чтобы наполнить пластиковый стаканчик из огромной бутылки в углу. Да, это хорошая вода, чистая, не та водопроводная, что она отравила ядовитым составом, вызывающим агрессию и галлюцинации. Сколько людей выжило там, наверху? Если они не погибли от пуль команды, посланной Дрейком для зачистки, то, скорее всего, сами перебили друг друга. Проникшая в их тела кристаллическая структура пагубным образом воздействовала на мозг, возбуждая определенные нервные центры, заставляя жаждать крови. И не важно, чьей крови - своей или чужой.
   Зачем? Зачем она сделала это? Зачем пополнила длинный список грехов еще одним, да еще и таким страшным? Хотя, была ли теперь разница? Скоро дом наверху рухнет, погребя под собой тех, чьей смерти Андэр желал так долго, и, может быть, тогда наступит серый просвет, успокоение, тишина.
   Там погибнет и Баал. Она почти убила его однажды, а теперь поможет убить еще раз, только теперь окончательно, а вместе с ним и свои мечты.
   Андэр сидел на кровати, перенесенной сюда с верхних этажей, держа в руках бокал - пластиковую копию настоящего Риннского стекла; мысли его витали далеко.
   Ирэна подошла к столику в углу и взяла свое шампанское, отпила глоток, поморщилась от неуместного вкуса праздника на языке.
   - Когда мы узнаем, что все закончилось?
   - Издеваешься? Там столько взрывчатки, что уровень содрогнется. Ударная волна снесет все в радиусе километра, им не выжить.
   - А нам? - риторически спросила Ирэна, вовсе не имея в виду продолжение их телесного существования.
   Мужчина провел рукой по спутанным белым волосам, явно не услышав подспудный контекст, заключенный в последнюю фразу.
   - Я отдал все... - он прислонился спиной к стене и закрыл глаза. - ...все, чтобы превратить собственный дом в идеальную ловушку, и она сработает. Мне плевать на этот город, плевать на Уровень, я не достал Дрейка, но я достану всю его команду. Мне хватит этого. Да, хватит. Они думали, что обыграли меня, думали, что я не смогу чем-то пожертвовать, но они ошиблись и скоро увидят это.
   Ирэна поставила бокал на стол и медленно подняла глаза к низкому потолку - двухметровой толще бетона над головой. Ненависть, исходящая от Андэра, душила, внезапно навалилась тоска, смешанная с ощущением собственной никчемности, и плохое предчувствие, что они навсегда останутся замурованными и похороненными в этом подземном бункере - он станет их общей каменной кроватью и могилой.
   - Эй, с тобой все в порядке? Лицо пошло пятнами.
   - Да-да, нормально...
   Темноволосая женщина смахнула со лба пот и тяжело опустилась на стул.
   Сколько еще ждать?
   И что будет после?
  

*****

  
   Серый каменный трехэтажный особняк контрастировал с городскими развалинами целыми стенами и сохранившимися в оконных проемах стеклами. Притаившись за развороченной кладкой из бетонных плит, служащей когда-то высоким забором, мы наблюдали за мерцающей над домом, едва заметной на фоне облаков голубоватой сетью.
   - Пять минут до отключения. Всем приготовиться. Хантер, проверь еще раз, сколько в доме человек, - скомандовал Канн, оторвав взгляд от пыльного циферблата наручных часов.
   Рэй вгляделся в дом, прищурив глаза.
   - Десять человек.
   - Будет жарко.
   - Мак, Андэр там?
   - Он в доме, да.
   - Ты уверен, что сам не сможешь его достать?
   - К сожалению.
   Чейзер неприязненно сжал челюсти. Накануне он уже провел эксперимент, пытаясь нащупать Андэра с помощью внутреннего зрения и "поиграть" с ним, но почти сразу же выяснил, что на последнем стоит некоторого рода защита, с которой Мак раньше не сталкивался. Он видел жертву, но не мог ее умертвить: фон мерцал, но не поддавался воздействию. Стоило Дрейку услышать об этом, как он тут же приказал доставить Ирэну живой, что моментально вывело из себя обычно спокойного Дэлла, с самого начала мечтавшего подорвать особняк. Теперь же о взрыве речи идти не могло.
   - Ждет, сука. Наверняка оставил лучших бойцов напоследок. У нас четыре минуты. Ждем.
   Мы прислонились спинами к жесткому холодному бетону, сидя на земле. Вокруг тихо: ни души, ни звука, лишь слабый ветер завывал в неровных глазницах между цементными плитами с торчащими из них стальной арматурой.
   Это были минуты навязанного отдыха, отделившие одно действие от другого, минуты, когда каждый мог подумать о своем. Я повернулась и взглянула на ряд мужских профилей - сосредоточенных, хмурых, собранных, готовых ко всему. Эльконто не улыбался, его губы были поджаты, пальцы сомкнуты вокруг автоматного дула, Халк смотрел куда-то вдаль, на клубящееся небо, остальные скользили взглядами по округе, контролируя периметр. О чем они думали? И о чем думала я сама?
   Наверное, о том, что устала и запуталась. Что устала воевать и потерялась во взаимоотношениях, и, может быть, о том, что в моей жизни нужны радикальные перемены. Разум вымотался, тело тоже; хотелось покоя и времени, чтобы собраться с мыслями, что-то пересмотреть, что-то переосмыслить. Отпустить уже из рук ненужный автомат, скинуть шнурованные ботинки, смыть с лица и волос грязь и стать прежней Диной - обычной собой, чтобы после сесть где-нибудь на песке и долго смотреть на море, ни о чем не думать и просто наблюдать за природой. А может, прыгнуть в Прагу и выпить на площади кофе, глядя на туристов, слушая бой башенных часов. Зачем мне "F"? Зачем мне вообще это все?
   - Две минуты, - коротко информировал Канн.
   Я повернула к нему голову и спросила:
   - Ты думаешь, там ловушка?
   - Вполне возможно. Придется быть осмотрительными, - он взглянул на меня стальными глазами, серьезный, хмурый. - На тебя большая надежда, Ди. Баал и Лагерфельд будут прикрывать тебя, но ты должна быть рядом с группой на случай немедленной эвакуации. Я бы тебя оставил, вообще бы не брал, но...
   - Я понимаю.
   Мы помолчали.
   На этот раз им действительно могла понадобиться моя помощь. Кто знал, какие опасности таил в себе стоящий поблизости особняк? Андэр - маньяк. Хуже того, маньяк-стратег, а недооценивать эту специализацию я бы теперь не рискнула. И пусть нас было много, по крайней мере, не меньше чем врагов, мне отчаянно хотелось, чтобы из дверей мы вышли в том же составе, что и вошли.
   - Одна минута.
   Небо клубилось над головой рваными клочьями, в воздухе висела душная давящая тревога. Мне почему-то подумалось, что я не могу представить сегодняшний вечер - каким он будет? Воображение не сработало. Сбоку завозились, переворачиваясь на корточки, принимая удобную позицию для быстрого старта. Как только экранирующая сеть погаснет, начнется самое пекло.
   - Тридцать секунд, приготовить оружие... Я и Рен первые, Дэйн и Хантер следом, остальные прикрывают. Как все в доме - расходимся; Баал, Стивен, следите за Бернардой. Все, пошли!
  
   Все было слишком.
   Слишком много мелькало по сторонам незнакомых комнат, слишком часто меня дергали за воротник, чтобы убрать с траектории полета чьих-то пуль, слишком близко к уху раздавались автоматные очереди, слишком сильно хотелось бежать прочь и орать во все горло от страха, а после забиться под камень и долго там сидеть. Зажать ладонями уши и изо всех сил зажмуриться - это все, чего я хотела, но на деле постоянно утыкалась лицом в стены, прижатая лапой Баала, приседала, снова задыхалась от бега, морщилась и вздрагивала, когда над ухом вновь раздавались выстрелы, и постоянно боялась, что кто-то из наших погибнет. Чьи-то крики, стоны, снова очередь, еще один поворот... еще одна комната... еще одно упавшее тело с винтовкой в руках. А в других комнатах? Не свои ли вместо чужих лежат на полу? Господи, помоги мне пережить это...
   Когда начало казаться, что все это никогда не закончится, когда я почти перестала соображать, где верх, а где низ, и что вообще творится вокруг, вдруг наступила тишина.
   Рядом шумно дышал Лагерфельд, из его руки сочилась кровь, он сидел у стены обшарпанной столовой, в которой на столе вместо тарелок, стояли какие-то колбы, и резкими движениями стягивал рану. В соседних комнатах и коридоре слышались шаги, ступающие по осколкам разбитого стекла, обрывочные фразы.
   - Ты нормально? - рядом со Стивеном на корточки опустился Баал.
   - Я - да, проверь Бернарду.
   - Я в порядке, - отозвалась я хрипло, наполовину оглохшая не то от автоматных очередей, не то от внезапно навалившейся тишины.
   В коридоре показался Канн, за ним Дэйн со ссадиной на лбу, следом Хантер. Через минуту подтянулись и остальные.
   - Кто-то еще ранен, кроме Стива?
   Все покачали головой: серьезных ранений не обнаружилось ни у кого; я медленно опустилась на ватных ногах на пол вдоль стены. В глазах стоящих вокруг мужчин плескалась сосредоточенность и адреналин. Пахло гарью.
   - Кто-нибудь видел Андэра? - вопросительно гаркнул Канн, оглядывая отряд. - Кто-нибудь положил его?
   - Нет.
   - Нет.
   - Нет.
   Качались головы.
   - Черт... Он еще жив. Мак, срочно найди местоположение этого урода.
   Лагерфельд закончил накладывать жгут и стянул его концы; Чейзер закрыл глаза.
   - Центральная часть дома, подпол... или бункер, не знаю. Сигнал идет из-под бетона.
   - Пошли выкуривать. Выдвигаемся! Быстро!
   Следуя за Маком и Дэллом, инспектирующим стены, пол и потолок на предмет мин, отряд, прикрывая друг друга, продвигался куда-то вглубь особняка. Халк хромал, я старалась не смотреть по сторонам. Вид осколков, крови и тел на полу заставлял желудок сжиматься в спазмах. Стены выщерблены пулями, пол усыпан крошкой и выстреляными гильзами. Спустившись на первый этаж, мы вошли в широкую, полностью пустую комнату с единственной дверью и окном. Мебели не было: уныло серели вокруг стены, посреди облезлого пола виднелся задраенный люк, ведущий вниз, а на его крышке лежал сложенный вдвое лист бумаги.
   В моей душе вдруг всколыхнулась тревога - плохое отвратительное предчувствие. Что это за черные столбики по всем углам? Для чего? И зачем бы кто-то оставлял на крышке люка записку?
   - Ловушка!!! - вдруг заорал Канн страшным голосом. - Всем на выход! НА ВЫХОД!!!
   Но никто не успел даже развернуться. Одновременно с выкриком, случилось сразу две вещи: единственный выход и окно, как двери безумного метро, схлопнулись бетонными створками, полностью отрезав пути к отступлению, и столбики по углам ярко засветились, после чего по периметру комнаты, включая стены и потолок, тут же образовалась знакомая озоновая сеть. Дэйну, стоявшему слишком близко к стене, моментально срезало кончик косы и обожгло спину.
   - Черт!.. - болезненно дернулся и отскочил тот.
   - Всем отойти, отодвинуться от сети, ни в коем случае не касаться! - теперь лицо Канна напоминало гримасу обезумевшего генерала, старающегося сориентироваться, как избежать наступления окружившего со всех сторон врага.
   Погрузившееся на секунду в темноту помещение залил неприятный синий свет и запах электричества.
   Мне вдруг стало трудно дышать. Это не просто ловушка, это очень плохая ловушка...
   Окно и дверь заблокированы, сеть даже не даст к ним приблизиться, чтобы попробовать взломать, а так же она не даст мне прыгнуть, телепортировать себя и отряд.
   От осознания невозможности прыжка, мое сердце забилось глухо и болезненно, внутренности слиплись от нахлынувшего ужаса. Нам не выбраться, не выбраться.
   Бумагу с крышки люка поднял Мак, прищурился, чтобы разобрать текст:
   "Эту сеть ваш хакер не успеет отключить. Добро пожаловать в мой дом. И прощайте. Ваш Андариэль. P.S. У вас минута, прежде чем заложенная в стенах взрывчатка рванет. Попрощайтесь друг с другом."
   Словно в подтверждение его слов, вспыхнувший на стене электронный циферблат начал обратный отсчет.
   Еще никогда лицо Чейзера не было таким бледным. И никогда до этого не молчал Канн.
   60 секунд.
   Последняя минута наших жизней, и никто ничего не сможет придумать. Экран не даст заложить взрывчатку к двери и не пропустит к ней ударную волну. А если пропустит, мы погибнем от нее же или от той, что заложена в стенах и рванет следом. Выхода нет, не двинуться и не трепыхнуться. Длинные тени протянулись по полу в четырех направлениях, яркие цифры счетчика слепили глаза.
   По моей спине, несмотря на духоту, прошел холод.
   54 секунды.
   Они все молчали, по грязным лицам тек пот, лихорадочный блеск глаз выдавал напряженную работу ума, но идей не было, не могло быть.
   48 секунд.
   С отчаянным ревом долбанул по гудящей сети прикладом автомата Эльконто. Приклад срезало молниеносно и бритвенно чисто. Загудело сильнее, по комнате разлился запах плавленого метала. Дэйн откинул нагревшееся оружие в сторону.
   - Мать твою так!
   - Вызывайте Дрейка! Срочно вызывайте Дрейка!
   Канн принялся яростно стучать по наушнику, прикрепленному к голове, но связь не срабатывала, рации молчали, из наушника доносился лишь треск помех. На него затравленно смотрел Лагерфельд.
   - Все сигналы блокированы!
   41 секунда.
   "Дрейк! - заорала я мысленно, - Дрейк, нужна помощь!!!"
   В ответ темно и тихо. Экран полностью блокировал способность передавать что-либо на расстоянии. Ноги дрожали, во рту появился нехороший привкус.
   - Ди, тебе не прыгнуть через сеть? - черные глаза Баала с надеждой смотрели на меня - знакомые глаза, глаза хорошего друга, отчаявшегося друга.
   - Нет. Я не смогу.
   В этот момент встретилась взглядом с Реном, в чьих глазах мелькнула тоска. Декстер сжал челюсти и опустил голову: наверное, подумал о ком-то близком, оставшемся "наверху".
   Меня начало трясти.
   35 секунд.
   Как же так? Неужели мы все погибнем?
   Тридцать пять секунд - слишком мало, чтобы терять их на бессмысленную надежду на чью-то помощь. Никто не поможет нам, если мы сами себе не поможем, слишком мало времени, чтобы надеяться на кого-то еще. Я до боли сжала челюсти и впила ногти в ладони - думай, Дина, думай. Соберись! Отряд погибнет в полном составе, все до единого. На этом их человеческие возможности заканчиваются, остаются только твои... Мир есть не то, что ты думаешь. Мир - это то, во что ты веришь на данный момент, это иллюзия, это стол, угол которого то твердый, то прозрачный... ты просто забыла... почему ты забыла... как ты позволила себе забыть? ПОЧЕМУ?!
   В этот момент я закрыла глаза и одновременно прозрела.
   Застыла.
   Притихла.
   А когда распахнула веки, глаза Творца распахнулись тоже.
   30 секунд.
   Они о чем-то говорили, спорили, Халк указывал рукой на стену, Хантер кричал в ответ. Мой голос, ставший вдруг отрешенным и властным, оборвал их всех:
   - Всем собраться в тесную группу у дальней стены!
   - О чем ты говоришь?
   - Зачем?
   "Зачем? Чтобы ваши эмоции мне не мешали. Если я встану среди вас, то не смогу сосредоточиться и осуществить задуманное. А я не могу рисковать, не имею права. Не в этот раз..."
   - К стене все! Встать как можно дальше от меня и теснее друг к другу!
   Наверное, мои глаза светились, потому что мужчины вдруг резко притихли.
   27 секунд.
   Потоки энергии клубились вокруг тела, собирались спиралями и проникали внутрь. Напитывали, наполняли, подчинялись воле того, кто умел с ними работать. Отрезать эмоции... полностью уйти от переживаний, перестать ловить чужие волны. Я медленно вдыхала и выдыхала воздух, пропитываясь силой, концентрируя ее в сознании. Тихо, спокойно, водная гладь озера - все, во что верит сознание, возможно. Я не верила в то, что смогу прыгнуть сквозь сетку, возможно, потому что ее когда-то создал Дрейк, но я верила в то, что смогу создать щит вокруг отряда, который защитит от осколков. О себе я подумаю позже.
   24 секунды.
   Группа столпилась у указанной стены. Усилием воли отрезав от себя их эмоции (стой они ближе ко мне, ничего бы не вышло) и не глядя на лица, я медленно скрутила в сознании поток, усилила его, влив все то, что смогла вобрать из воздуха, и направила на отряд - золотая мерцающая сеть тут же вспыхнула вокруг мужчин, делаясь с каждый секундой все прочнее. Иллюзия... Да, пусть иллюзия, но я верила в нее. Это будет сеть, прочная сеть, которую ничто и никто не сможет прошибить. Она не пропустит внутрь ни единого обломка или осколка, она не позволит нанести телам ни единого повреждения, она идеально защитит всех, кто внутри.
   Еще света... еще больше энергии, усилить поток, скрутить структуру, уплотнить сияние...
   17 секунд.
   Утекающие секунды больше не пугали. Все будут спасены. Не замечая того, что собственное тело с каждой секундой слабеет, я продолжала излучать сияние - все голоса и звуки отдалились, по шее потекли струйки пота. Теперь щит мерцал вокруг отряда красивым золотым светом, поглотив синеву, льющуюся от столбов. Осталось немного... осталось чуть-чуть.... Хорошо, если бы я была между ними, но я была слишком неопытной, чтобы работать под влиянием чужих фонов, тем более таких сильных, как теперь.
   9 секунд.
   Структура почти завершена. Теперь она совершенна и закрывает отряд, словно шар со всех сторон, включая ноги. Такая продержится не менее двадцати минут, пропустит внутрь воздух, но не пропустит ничто иное, потому что так решила я и тот, кто внутри меня.
   Ноги дрожали так, словно я не ела несколько суток. Тело шаталось. Шар был завершен.
   6 секунд.
   Они смотрели на меня в ожидании чего-то. Я стояла не двигаясь: энергия полностью иссякла, такой пустой я еще не была никогда - высушенная оболочка, пересохший источник, потухшая искра. Обидно, что меня немного не хватило... На себя. На мгновенье стало горько и пусто внутри.
   5 секунд.
   Лицо Баала вдруг перекосилось, и он кинулся на щит, пытаясь его пробить с внутренней стороны - сияние поглотило его крики. Я мягко улыбнулась: нет, друг, себя я спасти уже не смогу. Пришлось выбирать между собой и вами. Дрейк, наверное, смог бы сделать что-то другое, а я нет. А тебе не выбраться изнутри... И тебе тоже, Канн...
   4 секунды.
   Они, осознав, что сейчас произойдет, все пытались и пытались, били выстроенную мной субстанцию с обратной стороны теперь уже все вместе. Нет, вам суждено выжить. Мне, как не жаль, наверное, нет.
   3 секунды.
   В их лица было слишком тяжело смотреть, поэтому я отвернулась. Перед глазами возникло лицо Дрейка - и сердце кольнула тоска. Ты прости меня, ладно? Надеюсь, я была хорошей ученицей. И я люблю тебя, никогда не грусти без меня. Обещай, что никогда не будешь грустить.
   2 секунды.
   Они кидались на щит грудью, царапали, пытались порвать... По щекам Дэйна, который бил по нему кулаками, текли слезы. Чужая боль ранила сильнее собственной: не так страшно уходить, как плакать по кому-то тем, кто останется.
   И, мам... ты прости, что я не успела вернуться домой. Я очень хотела. Я больше всех тебя люблю.
   1 секунда.
   Как сильно трясутся руки, как страшно. Жаль, что я много чего не успела...
  
   Взрыв.
  
   Дрейк закричал.
   Он почувствовал то, что случилось, быстрее, чем понял, что произошло. Стоя посреди кабинета, он содрогнулся от боли в сердце, будто кто-то всадил в его центр стальной прут. И только потом, тяжело дыша, осознал.
   Осознал.
  
   Первым страшным моментом для Лагерфельда был тот, когда он смотрел в ее лицо. В отрешенное, усталое, перемазанное пылью лицо одиноко стоящей посреди комнаты девушки - и понимал, что ничем не может ей помочь, когда она, отгородив их от опасности, осталась там, за пределами спасительного щита. Никогда - ни до, ни после этого момента - Стив не чувствовал себя так же плохо, как в те последние секунды. Доктор был привычен смотреть, как умирают безнадежные пациенты, но к тому, как добровольно умирает его совершенно здоровый друг, он не смог бы привыкнуть никогда. Ни привыкнуть, ни смириться. Нет, он не бил по щиту, в отличие от Баала, понимая, что это бесполезно, но он чувствовал, что часть его умрет там же, вместе с ней.
   Взрыв запомнился как сон, и стал вторым самым страшным моментом. В сферу полетели обломки, пыль и куски стен, смешанные с жаром. И тогда он, ни живой и ни мертвый, закрыл глаза. Не потому что боялся погибнуть, а потому что боялся после такого остаться в живых.
   Третьим кошмарным воспоминанием стало лицо Дрейка, появившегося у сферы, едва пыль начала оседать. Страшное лицо, посеревшее, не выражающее абсолютно ничего. Начальник осунулся, погас изнутри и теперь смотрел ни них, словно спрашивая, как же такое могло случиться? А они не смели посмотреть друг на друга, стоя на единственном уцелевшем под ногами куске бетона.
   Затем Дрейк поднял руку, на секунду застыл, будто любуясь светящимся шаром, и довершил неуловимое движение ладонью - сфера начала таять. Начальник развернулся и пошел прочь, так и не сказав ни слова.
   Баал тут же рванулся следом, но сразу несколько рук удержали его; от рывка униформа треснула на плече.
   - Не смей! Нельзя за ним сейчас, Баал! - прохрипел Лагерфельд.
   Регносцирос рычал и бился, словно раненый волк.
   - Она, может быть, еще жива!
   - Если так, то никто не поможет ей лучше него, - слова застревали в горле доктора. - А если нет...
   Он не стал говорить, что после такого взрыва шансов не было.
   Баал взвыл, в последний раз рванулся, затем затих и медленно осел на колени.
   Через секунду, чередуясь со вспышками света, на "F" начали прибывать машины Комиссии.
  
   Она лежала под плитами.
   Местонахождение он определил сразу, приказал разгрести завал. А потом какое-то время сидел возле нее, гладил по пахнущим гарью волосам, прижавшись щекой к располосованной коже, не в силах поверить. Не было ни злости, ни отчаяния - было что-то многократно страшнее. Страшнее, чем что-либо другое, испытываемое им до этого. Он боялся, что если позволит себе почувствовать то, что творилось внутри, то разрушит мир до основания.
   Не позволяя себе ни думать, ни ощущать, Дрейк аккуратно поднял Бернарду и понес прочь от обломков, оставшихся от особняка - навстречу ему быстро шагал Сиблинг, а за ним еще двое, с носилками.
   Джон вздрогнул, когда встретился с холодными, будто ставшими стеклянными глазами, пустыми и одновременно глубокими.
   - Увези ее в мою лабораторию. Останови все процессы в теле, заморозь, дальше я сам. Распорядись об эвакуации отряда наверх.
   - А ты?
   Дрейк молча посмотрел на Сиблинга - и тот опять поразился холодной пустоте глаз, стоящего напротив человека.
   - Я скоро буду.
  
   Холодный ветер терзал обломки камней опустевшего города, задувал в щели, разносил пыль по близлежащим улицам, закручивал и уносил прочь клубы дыма. Тоска, смерть, разрушение. Дрейк знал, что под его ногами, схоронившийся в бетонном бункере сидел тот, кто все это сотворил, и это знание вызывало в нем такую ярость, что разум становился слепым, как у безумца.
   Когда-то он сам наложил правило невмешательства Комиссии для жителей этого Уровня, но сегодня собирался нарушить не только его, но и многие другие. Места, где погибла Бернарда, больше не должно существовать. Совсем. Никогда. Правил больше нет и не будет, здесь умрет все, что еще хранило жизнь, здесь рассыплется на частицы каждый дом, обернется прахом каждый камень, сотрется в ничто и земля, и небо, и страшной смертью погибнет каждый, кто когда-то назывался человеком, но давно уже не был им.
   Ни жалости, ни сомнения, ни даже гнева. Тихо и темно внутри.
   Когда Дрейк закрыл глаза, Уровень вздрогнул и застонал, завыл, материя начала трескаться по швам. Через минуту не останется ни почвы, ни строений, ни воздуха, ни времени, ни сидящего под землей Андэра, но ничто - даже если бы Дрейк самолично выпил кровь врага по капле - уже не могло помочь избавиться от смертельной горечи внутри.
   Гори все синим пламенем.
   Начальник смотрел на сворачивающийся умирающий кусок пространства пустыми глазами.
  
   Сиблинг торопился.
   Он не знал, зачем Дрейк попросил то, что попросил, но исправно выполнял приказ. Процессы в теле, если успеть вовремя, действительно можно остановить, а здесь повреждений было слишком много, такие не восстановить. Одно дело, если бы девушка была жива, но теперь....
   С назойливым побрякиванием катились по спрессованному ворсу ковра железные колеса каталки, блестела в свете ламп серебристая ткань, прикрывшая тело. Он должен сделать все как можно скорее. Лаборатория за углом.
   "Собрать команду медиков, - передавал он на ходу мысленный сигнал по Реактору, - помещение AUR1, подготовить оборудование к работе..."
   Вдруг за спиной послышался бег, топот, нет, грохот тяжелых ботинок, заставив Сиблинга резко затормозить и развернуться на месте.
   - Что?! - зло спросил он, зная, что не имеет права терять ни секунды.
   Бойцы спецотряда, тяжело дыша, приблизились к нему. Такими, как сейчас, он их не видел еще никогда - грязными, но решительными и сосредоточенными, с застывшим в глазах немым вопросом, почти что мольбой.
   - Она жива? - прохрипел Канн, стоявший ближе всех.
   - Нет. Она мертва.
   То, каким стало выражение их лиц при этих словах, заставило Джона на секунду прикрыть глаза и всей душой пожалеть, что не смог дать им другого ответа. Но только этот был единственно честным.
   Сжав зубы, он развернулся и быстрым шагом покатил тележку по направлению к лаборатории.
   За спиной осталась гнетущая тишина, больше его никто не преследовал.
  

*****

  
   Дрейк и сам не знал, на что надеялся.
   Прогнав всех до единого из лаборатории, он, с трясущимися руками, сидел рядом с ней на краешке стола.
   Дина. Его Ди...
   Глядя на нее, Дрейк не допускал к себе осознание свершившегося. Как только он сделает это, позволит себе поверить, допустит в голову единственную мысль о ее смерти, перешагнет черту, тогда все финализируется. Если это знание примет он - его примет мир.
   Дрейк не был к этому готов. Он медленно протянул руку и коснулся ее щеки, затем осторожно, будто дотрагиваясь до ценного антиквариата, вытер с виска пыль, убрал из волос кусочек пепла.
   Он должен попробовать, должен попытаться. Даже если еще никто на его памяти и за ее пределами не пробовал воскресить человека из ушедших.
   - Вернись ко мне, Ди... - прошептал он. - Я все сделаю. Только вернись...
  

*****

  
   Она била его ладонями и кулаками всюду: в грудь, по лицу, по плечам, снова по лицу. Била и захлебывалась рыданиями.
   - Не смейте! Не смейте этого говорить! Это не правда!!!
   Эльконто, получив очередной удар кулаком в грудь, остался стоять на месте, глядя куда-то мимо плеча худенькой Клэр, в этот момент кричавшей так сильно, что Дэйну расхотелось жить.
   - Это все... такого не может быть!
   Она толкнула его, стоящего неподвижной скалой, обеими руками, будто пытаясь прогнать со двора, а вместе с ним и дурные вести.
   - Как вы можете так говорить?! Зачем?!
   Она кидалась на него снова и снова, словно пес, не замечая холода вокруг и того, что вышла им навстречу в легкой одежде. Жалкая, в тапочках, с посиневшими от холода пальцами ног и текущими по лицу, выедающими на сердце снайпера кислотные дорожки слезами.
   - Зачем вы пришли сюда? Ведь это неправда!!!
   А потом перевела красные, обезумевшие от горя глаза на стоящего позади Баала, увидела поседевшую прядь у его лица и опустилась прямо на снег.
  

*****

  
   Клетка за клеткой, Дрейк восстанавливал ее тело. Ткал, как искусное тончайшее полотно, медленно и кропотливо. Еще одна клетка... соединить воедино части, восстановить атомарные связи, смешать с собственной энергией, закрепить, оставить. Следующая...
   Капли пота текли по его лицу, руки дрожали, перед глазами карта энергетического взаимодействия частиц. Его собственная энергия связывала и латала микроскопические разрывы и медленно по нанометру восстанавливала поврежденные кусочки тканей, оставаясь связующим звеном для атомов.
   Зачем? Господи, зачем он это делает? Она умерла... Нет.
   НЕТ!
   Только не думать... Ни о чем не думать.
   Его руки дрожат. Ее глаза закрыты.
  

*****

  
  
   Аарон Канн вот уже несколько часов стоял возле окна. Знакомая комната, но будто чужая жизнь. Что-то треснуло и больше не станет прежним. Стакан в его руке мелко дрожал, но еще сильнее дрожало что-то внутри.
   Уходящее солнце позолотило на прощание лежащий под окнами снег и медленно скрылось за крышами домов. Углубилась синева теней, темнело.
   В эту минуту они не хотели быть вместе, не сегодня: каждый, кто был там, стал бы не утешением, а напоминанием.
   Они потеряли ее.
   Каждый раз от этой мысли колени Аарона слабели, а в рот тут же вплескивалась новая порция алкоголя. Вот только не помогало. Ничего не помогало.
   "Скажи, в этом доме ловушка?"
   Ее волосы развевал ветер, тонкие женские пальцы непривычно смотрелись на жесткой стали автомата, он заметил это уже не в первый раз.
   "Да, возможно... Нам придется быть острожными. Я бы оставил тебя здесь, но не могу ..."
   "Понимаю..."
   Она понимала. Ей все это не нравилось, но она пошла за ним, а потом погибла для того, чтобы они выжили.
   - Что же я наделал? Прости меня, Господи... прости...
  

Глава 9

  
  

Мы - есть. Мы - будем. Это - аксиома.

В словах, в эмоциях, в обрывках мыслей,

Перерождаясь в формах незнакомых,

Когда-то снова будем выглядеть как люди.

Течем из ткани света, из структуры зыбкой,

Теряемся в оттенках, в переливах цвета.

Мы - он, она, предмет, вопрос, улыбка.

Мы - отзвук, выдох-вдох, осколок лета.

Мы не кончаемся. Незыблемое - вечно,

Не существует времени для мирозданья,

Мы - света луч, летящий в бесконечность,

Мы ходим почему-то иногда двумя ногами.

Материя умрет и вновь переродится,

Создаст, сплетет замысловатые узоры,

Кто дальше - нота, небо, птица?

Чей голос в этот раз достанется из хора?

Поток. Частица. Неразрывны связи.

Возникнет жизнь. Мгновенно распадется.

И буква, иероглиф, символ связи,

Мечтой и светом где-то обернется.

  
   Миров огромное множество.
   Больших, маленьких, странных, приятных, опасных, пустых, интересных, чужих или родных.
   Их было миллионы: сияющими точками они плыли вокруг - близко и далеко, и до каждого можно было дотянуться мыслью, в каждый можно было отправиться, чтобы прожить выбранный опыт - испытать горе или счастье, погрязнуть в проблемах или вкусить сладкие минуты славы, любить или ненавидеть, желать, страдать, мечтать, добиваться... Жить. Быть. Ощущать.
   А позади сияла гармония - свет, порождающий материю, способную воплотиться в предмет, улыбку, человека, звук, каплю воды, зеленый листок, эмоцию, камень, порыв ветра. Гармонию, в которой можно было отдохнуть, находясь в балансе со Вселенной и самим собой, с тем, что на самом деле представляет высшее и единственное "я", не облеченное в форму.
   Качнешься назад - и окунешься в ласковое сияние, что согревает, насыщает покоем и наполняет силой; вперед - приблизишься к миллионам светящихся точек, вновь к мирам, к воплощению.
   Кем я была? И почему нахожусь здесь, на пороге, не решаясь сделать выбор? Отдохнуть хотелось: умиротворения душа не знала давно... Однако что-то удерживало от принятия решения. Сознание застыло, созерцая миры. Из какого из них я пришла и что испытывала там? Почему я не помню почти ничего, кроме обрывочных эмоций и картин, тянущихся из как будто недавней жизни?
   Кто я?
   Я - свет. Я родилась из света и в любой момент уйду в него. Невозможно ни приобрести, ни потерять, ни бояться, ни желать: в истинной речи не было таких понятий. Но были другие - "быть", "сила", "чувствовать", "любить", "счастье". И Любовь была главным составляющим всех этих слов.
   Почему же я медлю? Там, позади, я найду все, что когда-либо хотела найти - идеальную гармонию, мир, паузу... Но миры впереди манили. Какой из них? И зачем?
   И вдруг память, до того затаившаяся на краешке сознания, будто прилипший к камешку листок, шелохнулась и воспроизвела изображение девушки, сидящей на краю чьей-то кровати в темной спальне.
   - Мама, проснись... я вернулась домой, мам...
   Спящая женщина, русоволосая, не старая и не молодая, проснулась в тревоге. Огляделась в пустой комнате, судорожно прижала руку к груди. Что разбудило ее? Как будто дочкин голос.
   - Мам... я здесь! Вот она я, здесь, с тобой! Я пришла домой...
   Женщина устало смотрела в окно: наверное, показалось.
   - Почему ты не видишь меня, мам?
   Девушка начала всхлипывать, не замечая, что ее сияние тускнеет.
   - Я же пришла, я же обещала... Почему не видишь, почему?
   От этого воспоминания сознание трепыхнулось; лицо женщины казалось смутно знакомым. Откуда это вернулось и что пыталось этим сказать? А потом в воображении возник мужчина...
   Крепкий, одетый в странный серебристый костюм, склонившийся над кем-то. Он не плакал, но излучал такое отчаяние, что мир вокруг него колебался волнами, прогибался в судорогах. Мужчина застыл - на кого он смотрел, что видел? Почему столько силы обратилось в боль? Его мир мог не выдержать, но того это едва ли интересовало...
   Почему это осталось во мне, не ушло, не растворилось, не рассеялось, как другие воспоминания? Что-то осталось незавершенным... Вокруг затрепетала разбуженная вспыхнувшими эмоциями сила.
   Сияние за спиной перестало привлекать: я еще успею в настоящий дом, но туда я приду позже. Мне что-то нужно срочно закончить. Но что? И какой из этих миров - нужный? Как найти? Как выбрать? Где он?
  

*****

  
   Они пришли в Реактор сутки спустя, собрались всем составом практически молча: необходимость поговорить с Начальником повисла тяжелым мечом над каждым. Хотя, о чем говорить? Извиниться за то, чего не изменить и не исправить? Может быть, хотя бы рассказать, облегчить душу или принять в лицо заслуженный укор? Нельзя просто забыть, нельзя не отдать последнюю дань, нельзя не попрощаться. С ней.
   Но кабинет Начальника оказался пуст.
   Канн, одетый во все черное, качнул головой в сторону коридора. Оставался Сиблинг. К нему в кабинет вошли не спрашивая разрешения.
   - Нам бы увидеться с Дрейком.
   Джон, оторвавшись от навалившихся на плечи забот, взглянул сначала на Канна, затем обвел хмурым взглядом остальных - мрачных, как туча, молчаливых, придавленных чувством вины. Хорошие люди и отличные бойцы - он не винил их за случившееся. Просто иногда карты ложатся не "за", а "вопреки". Джон знал это так же хорошо, как и Дрейк.
   - Нет.
   - По какой причине ты отказываешь нам? - угрюмо спросил Рен.
   Молчаливо ждали ответа и остальные: ссутуливший широкие плечи Дэйн, не побрившийся с утра Мак, с залегшими под глазами тенями Халк, упрямо сжавший губы Дэлл, смотрящий исподлобья Баал, Хантер, Лагерфельд, Логан... все они застыли напротив с мрачным выражением на лицах.
   Джон сложил руки на груди и какое-то время молчал.
   - Дрейк занят. Он в лаборатории.
   - Тогда... - Лагерфельд сглотнул (слова давались сложно), - ...мы могли бы попрощаться с Бернардой?
   И снова Сиблинг покачал головой.
   - Нет.
   - Почему? - сдерживая негодование, спросил Баал. - Мы имеем право попрощаться...
   - Она тоже в лаборатории.
   Светлые брови Дэйна удивленно приподнялись.
   - Что он там делает с ней? Ты же сказал, что...
   Эльконто не хотел повторять слово "умерла", которое каждый раз будто раскаленным прутом прижигало уставшее от боли сердце.
   - Да, она умерла. И я не знаю, что он там делает, - медленно выговорил утомившийся за последние сутки Джон, в глазах его застыло странное выражение. - Видит Бог, я не знаю. Но я точно знаю, что Дрейк приказал не отвлекать его ни при каких условиях. Поэтому вам лучше уйти. Что бы он там ни пытался сделать, лучше сейчас не приближаться к тем дверям.
   И, заметив промелькнувший на лицах отряда слабый луч надежды, покачал головой.
   - Я бы не рассчитывал на чудо. Не надо. Дрейк не в себе... просто оставьте его наедине пока. И помолитесь, чтобы, когда он выйдет оттуда, мир не рухнул.
   Джон достал из пачки сигарету, прикурил, бросил зажигалку на стол и отвернулся к окну. Непривычно нервный. Даже растерянный.
   И это пугало.
   Они уходили еще более подавленные, чем пришли сюда, с ощущением того, что мир сдвинулся. И проблема была куда шире, чем гибель одного единственного человека - содрогнулась основополагающая ось, и накренилось все, что прилегало к ней.
   Десять человек покинули кабинет с неосязаемым чувством, что наблюдают невидимое, но неотвратимое начало конца.
  
   Какое-то время Баал шел по коридору следом за остальными, но потом вдруг развернулся и направился назад. Толкнул дверь и вошел в кабинет, где под потолком сизыми слоями плавал сигаретный дым.
   - Джон!
   Тот повернулся; зашуршала серебристая куртка, в серо-зеленых глазах застыло, как тина на поверхности пруда, непонятное тоскливое выражение.
   - Да?
   - А Уровень "F", что случилось с ним?
   - Его больше нет.
   - Как нет? Совсем?
   - Да, совсем. Дрейк уничтожил его. Полностью, - не дожидаясь очевидных вопросов, Сиблинг добавил: - Андариэль, Ирэна и другие, кто еще был жив, погибли. Уровень был дематериализован.
   - Что это значит?
   Сиблинг помолчал. Затянулся, выпустил дым, глядя куда-то вдаль.
   - Это страшная смерть даже для неодушевленных объектов, Баал. И еще страшнее для живых. Это то, когда пространство распадается на части перед твоими глазами, включая твое тело и сознание. Это больно. Даже больше, чем больно: это короткий ад перед тем, как сгинуть навсегда без права на... Это сложно очень. Я не буду вдаваться в детали.
   Регносцирос застыл, не в силах разобраться, является ли его ответное чувство на эти слова сожалением или же удовлетворением. Да, когда-то он любил инженера-генетика Ирэну Валий, даже не ее, а скорее свою мечту, любил то, какой Ирэна могла бы быть, но никогда не стала. Он любил иллюзорный, созданный собственным воображением фантом, который теперь погиб вместе с физической оболочкой. Нет, он погиб раньше, гораздо раньше, развенчался в тот вечер, когда Бернарда извлекла из его тела душевную боль, навеянную ложными иллюзиями и желанием видеть то, чего не было на самом деле.
   Наверное, Ирэна не заслужила подобную смерть, но после всего что произошло, Баал не мог думать о ней. Теперь он думал о той, которая погибла, оставила свою жизнь на несуществующем более Уровне "F".
   - А как же информация, ведь Дрейк хотел получить её? Они провели множество исследований, которые могли пригодиться.
   Джон покачал головой, будто говоря " я тоже об этом не раз задумывался".
   - Дрейк впервые нарушил правило, созданное им самим. И я не могу сказать тебе, что это значит или к чему приведет. А теперь иди. Я должен работать.
   В стеклянной пепельнице мелко дрожащими пальцами был безжалостно затушен дымящийся окурок.
  

*****

  
   Он много о чем вспоминал за последние часы.
   Как она дрожала перед ним, сидя на стуле, привезенная Маком в Реактор - случайно обнаружившая в себе скрытые способности девчонка из другого мира с большими серыми глазами. Как сидела на крыше, глядя на небоскребы и освещенная солнцем, пытаясь перебороть робость и рассказать правдивую историю о первом в жизни совершенном перемещении. Как удивилась и возликовала, когда он, вместо того чтобы прогнать, пригласил ее на работу. Как выбирала дом, радовалась ему, а после делала первые шаги, постигая искусство сохранения внутреннего баланса. Как училась приходить в гармонию с внутренним я, как сопротивлялась прыжку в непривлекательное место с фотографии - заброшенное строение, окруженное осколками битых камней, где на подоконнике лежал оставленный им белый конверт. Межуровневое пространство.
   Дрейк осторожно сместил руки ниже и посмотрел на лицо с идеально ровной кожей, новой, восстановленной благодаря его усилиям коже. Сложнее всего было с мозгом, но он справился; теперь все молекулы застыли в ожидании сигнала - первого электрического импульса, способного пробудить.
   Но еще не время... еще очень много работы. Ди должна проснуться в здоровом теле.
   Мертвые не просыпаются...
   Усилием воли он прогнал эту мысль, прервался на секунду и устало потер переносицу. Мысли о собственном потенциальном сумасшествии сменились жесткой решимостью не думать и завершить процесс. Укорить себя в безумии он сможет потом...
   Сколько он уже здесь?..
   Дрейк потерял счет времени. Да это и неважно. Он снова взялся за работу, сложнейшую в его жизни работу по восстановлению человеческого тела, а мысли текли в тишине.
   Она писала ему с ноутбука робкие фразы, боялась и в то же время хотела приблизиться. Храбрая, в чем-то даже безрассудная, немного наивная и очень красивая, обратившая свой взор на стоящего у вершины мира холодного стратега, занятого своей сложной игрой по перемещению судеб на шахматной доске. Тогда ему неведомы были многие из чувств, переживаемые сейчас. Думал, умерли... Ошибся.
   Поздно ты понял...
   Она спасала всех и все: сначала бездомного кота, потом молчаливых Фурий, которых он лечил... Она с самого начала вила из него веревки, а теперь он вил структуру новых клеток ей самой, чтобы попытаться вдохнуть жизнь.
   Не выйдет...
   Выйдет. Не получается у того, кто не пробует. И не ему ли, Дрейку, лучше всех известно, что возможно покорить даже те вершины, до которых никто еще не добирался. Намерение. Желание. Вера. Действие. Может быть, он безумец, может быть. Но лишь ограничения, созданные человеческим разумом, мешают воплощению в жизнь самых невероятных идей.
   Молекулы медленно соединялись, выстраивались в прежнюю структуру; руки Дрейка дрожали от колоссального напряжения сознания. Проще было взять клетки клона, но они не хранили памяти, того опыта и знаний, что открылись ей в последние секунды, а ведь именно в эти секунды она осознала себя лучше, чем когда-либо до этого. Стоило лишь посмотреть на тот щит - великолепное сплетение материи, прочное, красивое, шедевральное по свойствам.
   А также клетки клона не хранили и другую ее часть, называемую душой.
   Дрейк почему-то вспомнил, как однажды Ди послала ему мысленный поцелуй - он помнил этот момент так ясно, будто все случилось сегодня. Одна лишь мысль о ее губах, о том, как они касаются его - и он долго сидел в машине, не способный вести, лишь чувствовал жар, разлившийся по телу. Чертовка, она всегда находила, чем удивить его, застать врасплох. Застала и снова, но уже в последний раз, все-таки поставив критический узел на карте собственной судьбы. Как же он этого боялся...
   Она спасла его ребят. Ценой себя. Слишком светлая, научившая его тому, что помимо упоения от сложнейших тактических расчетов, точного предугадывания линий поведения и влияния на чужие судьбы есть и другие вещи, которыми стоит наслаждаться. Смех, тепло, сердце, полное любви...
   - Я не умею завязывать галстуки, ты меня научишь?
   Нет, я не могу взять это кольцо, оно слишком дорогое...
   А каково это, быть богатым?..
   Она все время о чем-то спрашивала...
   Он вытаскивал ее из скорлупы, когда она закрылась в ней, почувствовав собственное могущество, а она назвала его импотентом... Он до сих пор помнил тот вечер, когда сидел напротив нее в кресле желая так сильно, как никогда никого не желал.
   Почему все не пошло по-другому? Почему он не вмешался раньше, зачем отдал тот последний приказ, изменивший все? Да, он успел сканировать из воздуха нужный кусок информации до того, как все разложилось - Ирэна, умирая, поделилась с ним тем, что он искал. Но в чем теперь была ценность добытых такой ценой знаний?
   Дрейк не удержался и склонился над любимым спокойным, застывшим лицом. Ди уже не принадлежала к числу мертвых, но все еще не принадлежала к числу живых. Прижался лбом, провел по волосам, закрыл глаза.
   - Вернись. Я, наверное, смог бы без тебя, если бы захотел. Но я не захочу.
   На какое-то время он застыл, зажмурив веки, затем преодолел сковавшую сердце боль, поднялся и покачал головой. Теперь он мог касаться ее кожи, мог прижимать к ней ладони, мог гладить ее щеки. Он настолько сильно пропитал ее тело своей энергией, что теперь, скорее всего, мог прикоснуться к живой Ди без последствий. Мог. Но не мог. Потому что она больше не была живой.
   Подобный эксперимент невозможно было провести на живом человеке... Судьба жестко и иронично поступила вмешавшись. Но помогла она этим или же лишила навсегда? Ему не узнать, не проверить, пока процесс восстановления не будет завершен.
   Да, восстановить он восстановит. Но как вдохнуть жизнь? Как сделать то, чего никто и никогда не делал? Фурии не в счет - те, что она дала ему, были еще живы, хоть и на грани.
   Не думай, Дрейк. Не думай...
   Просто делай.
  

*****

  
   Направляясь к любимому кафе под названием "Rih'ndo skaa", что в переводе с Валлийского означало "Дворик", журналист "Нордейл-Экспресс" Донован Кряг, привыкший завтракать на углу тридцать девятой и Майн-авеню, заметил странную вещь: мир вздрогнул и будто выгнулся навстречу.
   Донован тоже вздрогнул от неожиданного ощущения, замедлил шаг, затем и вовсе остановился. Сердце билось гулко, хотя он не спешил и уж точно не бежал; до начала буднего дня в редакции оставался еще час.
   Перекресток выглядел обычно: несколько машин, стоящих на разъезженном грязном снегу на дороге у светофора, идущие через "зебру", закутанные в теплую одежду (с утра снова поддал мороз) пешеходы.
   Журналист огляделся. Улица выглядела привычной - немного пустынной, сонной, с обледенелыми ступеньками и заиндевевшими урнами; позади автобусной остановки скреб лопатой дворник.
   Застыл невидимыми иголочками утренний морозный воздух, вырывались изо рта клубы пара; он вдруг пожалел, что вместо тяжелой и теплой зимний шапки одел шляпу - свой излюбленный головной убор, который стоило бы оставить на полке до начала марта, но его недавно встреченной подруге, к которой Кряг намеревался заехать после редакции, полюбился его шпионский образ в пальто и именно этом головном уборе. Любовь, как известно, требовала жертв не меньше чем все остальное, поэтому мерзнущие уши можно было потерпеть: дорога до кафе не длинная, а до редакции от перекрестка и того меньше.
   Почему же ему вдруг показалось, что произошло что-то странное?
   Кряг не мог описать то, что почувствовал несколько секунд назад, словами, хотя именно ими оперировал лучше всего... что-то похожее на землетрясение, прокатившееся не по земной поверхности, а по воздуху. Даже сквозь воздух и сквозь предметы. Мир "вздрогнул" - именно эти слова подходили для его ощущений лучше всего.
   Бред какой-то. Галлюцинация. Не нужно было вчера на ночь допивать коньяк.
   Мужчина поднял воротник пальто, еще раз обеспокоенно огляделся и продолжил путь; снег резко заскрипел под подошвами. Вот и знакомая дверь "Дворика".
   Несколько минут спустя он почти забыл о произошедшем на перекрестке, устроился на стуле в углу, развернул газету, которую купил в киоске по пути на работу, и принялся привычно и быстро пробегать глазами по колонкам новостей: открытие нового торгового центра, парад любителей пива, перестрелка в западной части города, начало выставки какого-то художника...
   Находясь в окружении привычных и знакомых вещей и наслаждаясь запахом заказанной яичницы, тостов и кофе, рассеянный и полностью погрузившийся в чтение Донован не подозревал о том, что в этот самый момент в здании, находящемся в нескольких километрах отсюда, из лаборатории на верхнем этаже вышел человек. Жующему теплый хрустящий тост журналисту было невдомек, что человек этот покинул лабораторию впервые за трое суток. Не видел он и того, каким пустым и безучастным взглядом, подойдя к окну, тянущемуся по периметру всего этажа, мужчина в серебристой форме посмотрел на раскинувшийся внизу город.
   Что-то пошло не так.
   Конечно, если бы Донован не читал газету в кафе, а стоял рядом, он - от природы любопытный и участливый - обязательно бы спросил незнакомца: "Эй, у тебя все в порядке?" А может, и не спросил бы... Слишком жуткими для восприятия были исходящие от человека в форме волны, совсем не те, с которыми хотелось находиться рядом. Но независимо от того, задал бы он вслух свой вопрос или нет, человек с тяжелым взглядом вряд ли ответил бы ему.
   Потому что в этот момент мужчина, стоящий у окна, почти потерял надежду и находился на волосок от того, чтобы признать полное поражение.
   Шах уже был.
   Остался мат.
  
   Второй раз странное ощущение застало Кряга уже у кассы. Лежащая на прилавке мелочь, стоящая рядом касса, витрина с бутербродами - все вдруг сделалось "нестабильным", на короткую долю секунды потеряло реалистичность. Что за слово такое - "нестабильный"? Дурацкое какое-то. Почему именно оно? Нет ответа. Предметы продолжали существовать, он даже потрогал холодную поверхность прилавка, чтобы избавиться от наваждения, но чувство, что вот-вот мир вывернется наизнанку, не уходило.
   Внутри стало тревожно, непривычно страшно. Да, он собирался на работу, где намеревался плодотворно поработать над новой статьей; главный редактор был всего лишь в шаге от того, чтобы повысить Донована в должности; вечером в квартире с зажженными свечами и накрытым столом ждала любовница, чем не подвод для радости?
   Но радостно не было, внутри тихо разрасталась беспричинная паника.
   У выхода на улицу журналист остановился: возле окна стояла девушка, взгляд ее был устремлен в низкое, все еще темное в этот час зимнее небо.
   - Вы не замечаете ничего странного? - неожиданно для себя спросил он незнакомую девушку.
   Студентка медицинской Академии Нордейла Дженни Райт, держащая в руке картонный стакан с дымящимся кофе, который покупала каждое утро перед занятиями, даже не обернулась на чужой голос.
   - Вороны, - сказала она.
   - Простите, что?
   - Вороны. Вот уже три дня в небе кружат вороны, - к холодному стеклу, указывая на небо, прикоснулся тонкий палец с ухоженным ногтем. - Почему?
   Кряг перевел взгляд с пальца на неприятно низкое небо, в котором кружили птицы.
   Он не знал "почему".
   И несмотря на кричащие заголовки первых статей, которые могли бы появиться, раскрой он причину этого феномена, журналист боялся узнать истинное положение вещей.
  

*****

  
   Проснувшись этим утром, а точнее сказать "вынырнув" из тяжелых кратковременных погружений в забытье, которые сложно было назвать сном, Клэр поняла, что не хочет подниматься с постели.
   Зачем?
   Вставать, одеваться, готовить завтрак.... Для кого готовить? Вот уже третий день подряд Смешарики отказывались есть. Она пыталась, как могла: каждое утро заставляла себя идти в магазин, хотя совершенно этого не хотела, упиралась остекленевшим взглядом в прилавки, накладывала что-то в корзинку, отстаивала очереди в кассе, не слыша ни покупателей, ни кассира, следила за тем, чтобы в холодильнике всегда был запас свежих фруктов, ягод и кошачьей еды.
   А теперь Фурии сложили с груди значки и перестали есть.
   Хуже того, они перестали говорить. Совсем.
   Не отзывались на слова, почти не смотрели на нее, часто сидели в самой дальней комнате, притихшие; некогда любимый дом замолчал, опутанный скорбью.
   В зале иногда шумела далекими листьями подаренная Дрейком картина с осенним парком, с чаши продолжала литься вода. Клэр иногда убирала наметенные на ковер, выпавшие из картины желтые листочки и выкидывала в мусорку. Привыкла. Но вот уже трое суток она не могла на нее смотреть - каждый раз, проходя мимо, отворачивалась. А в спальню Дины Клэр не могла зайти совсем. Боялась, что не удержится и вновь согнется пополам, и захлебнется в истерическом рыдании.
   Заходить туда было все равно, что заходить в мир, в котором когда-то было светло и тепло, где звучал смех, где светились чьи-то глаза, где в воздухе плавали мечты, а теперь все потухло. Тихо, пусто, мертво. В шкафах спальни осталась ее одежда, обувь, а в прилегающей ванной - туалетные принадлежности: зубная щетка, расческа, мыло, шампунь, духи... Клэр даже взяла их в руки, чтобы понюхать, вспомнить Динин запах, а потом долго сидела на холодном полу, не в силах двинуться с места, растирая по лицу горячие слезы.
   Огонек, почувствовав, что хозяйка вновь дрожит, перебралась с одеяла в районе ног последней на грудь. Клэр погладила мягкую шерсть трясущимися пальцами.
   - Она принесла мне тебя... Подарила.
   Боясь погрузиться в отчаяние, из которого едва выплывала в последние дни, она заставила память замолчать: хорошие воспоминания обязательно тянули за собой болезненный момент осознания, каждый раз одинаково сильно бьющий по нервам и сердцу, что всего того, что было, уже никогда не будет.
   А сколько слез было пролито на медальон, отказывающийся показать лицо подруги, когда Клэр шептала "Дина... Дина... Дина...", и только серая мгла кружилась в его сердцевине при этих словах, будто возмущенная, что в сотый раз кто-то пытается вызвать несуществующего более человека.
   И Клэр, скрючившись на диване в гостиной, снова и снова плакала. Забросила хобби, не могла заставить себя включить телевизор или выйти на улицу, забывала поесть, потому что каждый раз, проходя по коридору, видела сидящего на холодном подоконнике у дверей белого кота, смотрящего на пустынную зимнюю улицу.
   Миша терпеливо ждал. Днем и ночью он сидел там, а она... как она могла объяснить ему, что хозяйка больше никогда не вернется?
  

*****

  
   Зародить жизнь легко.
   Достаточно поместить клетку в подходящую субстанцию, создать необходимые условия - и тогда жизнь начнет развиваться, пробьет себе дорогу, даст рост, сформирует форму. Но "возродить" жизнь? То, с чем они оперировали до этого, уже содержало в себе искру - дар свыше, который было не под силу воссоздать членам Комиссии. Кем и где награждались клетки искрой? И как вернуть обратно наиболее важный элемент, случись его утрата? Нет, они хоть и достигли определенных высот в знаниях, пользовались в какой-то мере "готовым" продуктом, но не умели создавать сырье.
   Джон Сиблинг, развернувшись в кресле спиной к столу, смотрел в окно.
   На что рассчитывал Дрейк? Неужели верил, что шагнет выше головы и сумеет за несколько суток разгадать загадку, на изучение которой они уже потратили столетия?
   Судя по тому, как содрогался мир, нет.
   Джон не боялся того, что мир Уровней схлопнется, нет: члены Комиссии уже объединили свои усилия для поддержания его энергетической оси, и теперь идущие сквозь пространство волны лишь отражали эмоциональное состояние наиболее могущественного из людей их расы, но Джон боялся другого - того, что Дрейк, проиграв, изменится.
   И тогда Сиблинг потеряет... друга.
  

*****

  
   Халк Конрад, сидя на диване в собственной гостиной, нежно гладил по кудрявой голове прижимающуюся к нему девушку.
   - Как-то плохо стало на улице, - уткнувшись носом в его шею, прошептала та. - Туда не хочется, там почему-то страшно.
   Взгляд светло-серых глаз соскользнул с камина на висящую на стене фотографию, окруженную сертификатами и наградами из бизнес - школы, в которой когда-то обучалась его вторая половина. На фотографии они оба счастливо смеялись - то был отпуск на островах, солнце и море вокруг.
   А теперь мир кренился, они все это чувствовали. Мир обиделся, и Халк знал, что те, кто был в тот день на "F", являлись тому причиной. Глаза устало закрылись, челюсти сжались.
   Она почувствовала, отняла лицо от шеи, провела тонкими теплыми пальцами по щеке.
   - У него получится, милый... - прошептала Шерин. - За чем бы Дрейк ни ушел в эту лабораторию - у него все получится.
   Оптимистка - она всегда ею была, даже сгорбленная тяжестью проблем в Тали никогда не унывала. Халк медленно прижался к рыжим кудрям лбом.
   Он очень хотел верить. Очень.
  

*****

  
   Мак медленно, как если бы делал это в последний раз, натирал автомобиль воском. Багажник уже блестел, теперь пришло время капота и передних крыльев. Ткань равномерно двигалась по прямой линии, касаясь полированного металла, распределяя по поверхности защитный слой. Еще немного воска, и снова ровные отточенные движения.
   Стеклянные стены и крыша гаража пропускали внутрь неяркий зимний свет и позволяли видеть часть сада и зависшее над головой серое небо.
   Каркали вороны.
   Чейзер отнял тряпку от поверхности и посмотрел на птиц, кружащих в небе, затем сместил взгляд вбок и долго стоял, устремив его к горизонту.
   Что будет дальше? Он устал от царившего в воздухе ощущения беды.
   Дальше будет то, что будет, и он примет это.
   Но до того момента хотелось бы отполировать свой автомобиль.
  

*****

  
   Печенье совершенно не желало таять на языке, оно распадалось на мелкие сладкие камушки, похожие на дробленую гальку, которые приходилось грызть, грызть и грызть. Дэйн нашел его в тумбе у дальней стены и теперь, рассеяно скользя взглядом по широкому экрану-окну на стене штаба, доедал вторую пачку. Печенье было противным на вкус, затхлым и каким-то пыльным, но прекрасно справлялось с поставленной задачей: его хруст на зубах отвлекал главнокомандующего Уровня Войны от нежеланных в последнее время размышлений.
   Боевые действия в разных точках разрушенных городов, передаваемые на ряд мелких экранов многочисленными камерами, в другое время стали бы самым занимательным шоу для Эльконто, но теперь едва ли удостаивались взгляда.
   Печенье заканчивалось; сидящий в кожаном кресле блондин поморщился. И хорошо, что заканчивается, а то, подсев на вредную привычку, можно быстро разрастись в борова, что при двухметровом росте вряд ли будет смотреться особенно привлекательно.
   Мигали точки на широком пульте, ожидал ввода команд синий экран. Надо бы выдать дополнительные юниты оружия и медикаменты повстанцам в северной части карты. Надо бы проследить за работой медиков, надо бы спросить, как идут дела у собственных солдат... Война - дело сложное.
   Надо бы, надо бы, надо бы...
   Дэйн вздохнул, кое-как стряхнул наплывшее после последнего прожеванного куска печенья оцепенение и катнулся вперед вместе с креслом. Надо бы заняться делом.
   Но заниматься прямыми обязанностями он смог не дольше трех минут: лежащий справа на пульте браслет, брошенный туда после окончания (провала?) операции на "F", привлек внимание засветившейся лампочкой. Хм, кому могло прийти в голову воспользоваться этим гаджетом сейчас? Ведь были телефоны, почта, близко расположенные порталы, в конце концов...
   Эльконто оторвал взгляд от экрана, убрал руки с клавиатуры, повернулся и застыл, глядя на светящуюся лампочку. На миг по телу прошел озноб - непривычная реакция; Дэйн снова пересчитал порядок лампочек, чтобы убедиться в очевидном, но совершенно невероятном - вызов был от Бернарды.
   Именно ее лампочка светилась.
   Что за бред?
   Первой мыслью была та, от которой он вздрогнул: его вызывали с того света. Через секунду эту мысль сменила другая, более рациональная: наверное, это Клэр, возможно, ей понадобилась какая-то помощь.
   Эльконто моментально откатился от стола вглубь комнаты и поднялся. Вызвал по внутреннему телефону заместителя, предупредил о своем временном отсутствии, прихватил с пульта браслет и, шурша полами длинного плаща, зашагал по длинному, тускло освещенному коридору к порталу.
  
   Последний визит в этот дом оставил неприятный осадок, и, выворачивая на подъездную дорогу, Дэйн поймал себя на мысли, что и теперь, по прошествии трех дней, смотреть в глаза этой женщине будет не легче. Но ответственности за совершенные ошибки еще никто не снимал, и придется, стиснув зубы, принять от судьбы столько укоров, сколько та уготовила.
   Захлопнулась дверца джипа, заскрипели по снегу высокие ботинки.
   Входная дверь распахнулась, едва лишь он протянул руку к звонку, но за ней никого не оказалось. Пустой холл, тишина, тусклый дневной свет, льющийся из гостиной.
   Что за ерунда?
   Эльконто решил было шагнуть внутрь, автоматически опустил взгляд на ковер и тут же уперся взглядом в "нечто", сидящее на пороге.
   - Ох ты, ядрит твою копалку! - глаза расширились; рука моментально легла на рукоять пистолета, заткнутого за пояс. - Это что еще такое?
   На его голос в прихожую тут же выскочила экономка, одетая в мятую пижаму, со спутанными волосами и опухшими от слез глазами.
   - Ой, что вы здесь делаете? Дверь нараспашку, сквозит; еще думаю, показался мужской голос или нет?
   - Я что здесь делаю? Я приехал, потому что вы меня вызвали.
   - Я вызвала?!
   Клэр, удивленно посмотрела на гостя и растерянно обняла себя за плечи.
   - Ну, а кто же? И это еще что такое? - Эльконто недружелюбно указал в сторону сидящих на пороге особей непонятного происхождения, которые все как один уставились на него золотистыми глазами. - Так ведь и кони бросить недолго! С перепугу-то...
   - Это наши... питомцы.
   - Волосатые яйца с глазами?
   - Не оскорбляйте их! И вообще, я вас не вызывала! Зачем вы пришли?
   - Ми звали, - вдруг подал голос один из Смешариков.
   Снайпер и домохозяйка одновременно уставились на них; Клэр обрадовалась, что Фурии, наконец, заговорили, а Дэйн стоял, на секунду лишившись дара речи.
   - Они еще и говорят?!
   - Да, говорят, - экономка встрепенулась, - раз это они вас вызывали, то, будьте добры, пройдите в дом. На улице холодно очень; внутри разберемся.
   Чувствуя, что скоро станет неврастеником (сначала вызов от почившего человека, теперь волосатые глазастые пугала, способные говорить), двухметровый мужчина ошарашенно проследил, как "пригласившая сторона" укатилась вглубь дома по направлению к гостиной, затем сделал медленный вдох, шагнул в прихожую и закрыл за собой дверь.
  
   Спустя минуту он, чувствуя себя участником сюрреалистической сцены фильма с пришельцами, сидел в кресле и наблюдал за тем, как Смешарики (именно таким странным словом их звала экономка) изъясняли причину своего поведения отрывочными слогами, из которых Дэйн мог расшифровать меньше половины.
   А еще через три минуты, закончив с расспросами, Клэр обратила к нему свои темные глаза.
   - Они говорят, что нашли в спальне Дины тот браслет, что вы принесли три дня назад, и нажали на нем первую попавшуюся кнопку.
   - Зачем?
   - Чтобы за ними кто-то приехал.
   - Кто это вообще такие, простите за наглость? Они, судя по всему, разумные?
   - Да, разумные, - Клэр протянула руку и погладила сидящего на коленях пушистика. - Это Фурии. Высокоинтеллектуальные существа с рядом уникальных способностей. Дрейк вывел их в лаборатории для того, чтобы Дина могла практиковаться в телепортации объектов, а потом она оставила их жить у себя. Не смогла смириться с мыслью, что, как только практика закончится, они будут уничтожены.
   Дэйн кивнул. Такой поступок был в духе Бернарды. Становилось хоть немного ясно, "что" именно сидело перед ним на диване, а двадцать минут назад нажимало на кнопки браслета. И чем только нажимало, хотел бы он знать?
   - Так зачем им нужно было, чтобы кто-то приехал?
   - Они хотят видеть Дрейка.
   Эльконто нахмурился. Он совсем не был уверен, что с подобным грузом его пропустят в Реактор даже к Сиблингу, не говоря уже про Дрейка.
   - Дрейк пока никого не принимает. Мы пытались...
   - Они говорят... - Клэр запнулась и вытерла внезапно намокшие глаза тыльной стороной ладони, - ...что могут помочь ему. Может быть... позвать ее... назад.
   Это был третий раз за сегодняшнее утро, когда Эльконто, сидя в теплом помещении, ощутил озноб в позвоночнике. Какое-то время он молча смотрел на глазастых Фурий, чувствуя во рту неприятный привкус и не позволяя себе почувствовать пытающуюся проклюнуться из глубины надежду, затем медленно кивнул.
   - Соберите их во что-нибудь, чтобы я мог их нести.
   Меньше всего ему хотелось заявиться в Реактор похожим на маму-уточку мужского пола, за которой равномерно катится, растянувшись до середины улицы, мохнатый глазастый выводок.
  

*****

  
   Черный джип катился по улицам Нордейла с черепашьей скоростью не потому, что постоянно застревал в многочисленных пробках (сегодня дороги были непривычно пусты: несколько машин впереди, остальные припаркованы у обочин), а потому что водитель опасался перевернуть стоящую на пассажирском сиденье корзину с "делегацией", путешествующую в полном составе в Реактор.
   Нет, подумать только! Он войдет в Реактор с корзинкой в руке. Корзинкой, на дне которой лежит оранжевое одеяло!
   Стоя на светофоре, Дэйн устало потер глаза рукой.
   Ну и дела... За последние дни многое изменилось, перевернулось с ног на голову. Взять тот же город - ни потока пешеходов, ни, толком, транспорта, ни музыки из барных полуподвальчиков. Тоскливо, грустно, атмосфера горше, чем на его "Войне".
   Изредка бросая взгляды на притихших Фурий, Дэйн молча вел машину по знакомым бульварам и проспектам. Еще несколько минут, а там Реактор.
  

*****

  
   Глаза стоящего у дверей двухметрового снайпера зло буравили лицо Джона Сиблинга. Тот оперся на стол двумя руками и раздраженно качнул головой.
   - Дэйн, я уже объяснил тебе, почему произошел такой "радушный прием" и извинился за клетку, за кордон, за сканы и за другие принятые меры предосторожности. Пойми, ты принес сюда инородные тела без клетки. Фурии - не самый безопасный вид существ, способных перевоплощаться и мгновенно изменять форму. Они - потенциальная угроза для всех там, где появляются.
   Эльконто неожиданно для себя обиделся за смиренно сидящих в корзине Смешариков, вспомнил, как они сидели на руках у темноволосой женщины, пытаясь ей что-то объяснить. Может быть, они и опасны, но настолько ли, чтобы их встречали с дематерилизаторами наготове?
   - Думаю, что если бы они хотели навредить этому месту, - зло процедил он, - им не понадобилась бы моя помощь и твое согласие на вход. Так?
   Сиблинг промолчал в ответ.
   - Я должен доставить их к Дрейку.
   - Я уже говорил тебе...
   - Да, говорил. Придется пересмотреть это.
   - С чего бы? - теперь агрессию проявил Сиблинг.
   В этот момент Смешарики осторожно выбрались из корзины и подкатились к столу. Джон едва удержался от того, чтобы шагнуть назад: он до сих пор считал, что Дрейк недооценил риск, позволив им жить, и не просто жить, а находиться в свободной форме, обитая в одном из домов в центре города; и, тем не менее, оспорить решение Начальника не решился бы даже сейчас.
   Внезапно в воздухе над Фуриями вспыхнуло несколько светящихся символов. Представитель Комиссии, вчитавшись в них, застыл; теперь на его лице читалось незнакомое выражение, напоминающее шок.
   - Открыть проход? Да быть того не может...
   - Проход куда? - Дэйн уже устал удивляться сюрпризам этого дня.
   - Веди их к Дрейку, - вдруг резко переменив решение, приказал Сиблинг, - он в лаборатории на двенадцатом этаже.
   Рот Дэйна на секунду приоткрылся от удивления.
   - Ух ты, как быстро... Ладно, понял. Ну-ка, в корзину! - скомандовал он Фуриям. - Дядя извозчик потащит вас наверх.
   Меховые шары, не дожидаясь повторного приглашения, плотно утрамбовались на оранжевом одеяле.
  
   Кабинет Сиблинга остался позади, в руке покачивалась плетеная корзина. Коридор, еще один коридор, поворот, лифт. Шагнув в кабину, Дэйн принялся рассматривать полированные металлические двери и ряд круглых кнопок на стене: это позволяло унять возрастающую с каждой секундой нервозность. Главное, чтобы Дрейк не размазал его сразу, как увидит. Не то чтобы Эльконто плохо думал о Начальнике, просто именно так поступил бы он сам, покажись ему на глаза тот, по чьей вине погибла его вторая половина.
   - Ну почему всегда я? - пожаловался он корзине. - Нет, я точно лысый...
  
   И точно.
   Первой фразой, сказанной ровным, но от того не менее проникновенным тоном, которой поприветствовал его Начальник, стоящий у окна напротив дверей лаборатории, была:
   - У тебя должно быть очень большие яйца, раз ты решился прийти сюда.
   - Да, не говори, - нервно усмехнулся Эльконто, морально подготовившийся к подобному приему. - Сам не знаю, как хожу и не падаю.
   Голова Дрейка даже не повернулась в его сторону, напряженный профиль застыл.
   Дэйн, чувствуя себя не в своей тарелке, точнее не в своем тазу (это не на него направлены эти сильные волны неприязни, ну, по-крайней мере, не напрямую... нужно просто сделать то, зачем пришел), сделал еще несколько шагов вперед, после чего осторожно поставил корзину на ковер.
   - Я тут кое-что принес тебе... Точнее, "кое-кого".
  

*****

  
   Стоя возле сидящего на подоконнике белого пушистого кота, Клэр взволнованно скрестила хрустнувшие в суставах пальцы.
   - Пусть у них все получится. Пусть они помогут... Пусть что-то изменится в лучшую сторону, - шептали ее губы, обращаясь к низко висящему за окном серому небу.
   Миша повернулся и посмотрел на нее зелеными глазами, затем вернулся к исходной позиции и снова принялся терпеливо созерцать пустую улицу.
   Клэр крепко сжала висящий на шее медальон.
  

*****

  
   В своей жизни Дрейк, бывало, рушил судьбы. А бывало, и выправлял их. Наблюдал, менял или даже играл, как играет расставленными на ковре солдатиками, наслаждаясь властью, малыш.
   Иногда Дрейк помогал... Но еще никто и никогда не помогал ему. Да и кто бы смог помочь Творцу, ответственному за легчайшее дуновение ветра на созданных им когда-то Уровнях.
   А теперь в воздухе светились символы - древние руны языка Фурий, означающие (если переводить примерно. Этот язык никто бы не смог перевести дословно, и Дрейк лишь интуитивно догадывался о значении сложных узоров) "Мы. Приходить. Помощь".
   Эльконто ушел несколько минут назад. Фурии молчали, ожидая ответа.
   - Как вы можете помочь мне? - оправившись от оцепенения, в которое впал после того, как увидел, кого именно принес ему Дэйн, хрипло спросил он. - Как? Я восстановил ее... клетка за клеткой, восстановил ее тело, но так и не смог вернуть душу. Жизнь замерла, моя энергия держит молекулы в готовом для пробуждения состоянии, но искры нет.
   Яркий свет лаборатории резал воспаленные веки. Девушка лежала на столе - казалось, еще немного, еще совсем чуть-чуть, и она откроет глаза - Дрейк надеялся на это так долго, как мог, но всякой надежде, не встретившей на своем пути чудо, когда-то приходит конец. Вот и он почти перестал надеяться. Электрические импульсы, наполнение собственной жизненной силой, отчаянное желание - ничто из этого не заставило Дину вернуться обратно. А ведь он любил и желал.... Впервые в жизни настолько отчаянно чего-то желал.
   Фурии сидели в метре от стола, тесно сбившись в группу; их желтые глаза напряженно смотрели в его лицо. Символы, парящие над ними, вдруг заменились другими.
   "Искра. Душа. Звать можешь".
   Он долго на них смотрел, не в состоянии поверить. Фурии никогда никому не помогали, по неизвестной причине просто не делали этого. Их раса, название которой Дрейк не смог бы даже выговорить, была древнее его собственной. Именно из-за наличия тайных древних знаний, этих странных пушистых существ всегда преследовали, а те, в свою очередь, обладая уникальными способностями видоизменяться, изощренно защищались, изничтожая противников. Постоянная война в различных мирах свела количество глазастых особей на нет; в лаборатории лишь чудом сохранились молекулы ДНК, которые Дрейк по случайному выбору использовал, когда подыскивал подходящие для телепортации объекты, обладающие интеллектом и памятью.
   Кто бы думал, что однажды Ди выпустит их из клетки и оставит себе. И что однажды, они будут сидеть перед ним, предлагая помощь. Никто и никогда на его памяти не видел Фурий, изъясняющихся символами собственного языка - они веками хранили его в недрах своего сознания, не вынося на поверхность. Какая удача, что он может, нет, не понимать даже, но чувствовать его значение.
   Невероятно. Просто невероятно.
   Дрейк вдруг почувствовал, как сильно трясутся руки.
   - Позвать душу назад? Это возможно?
   "Все. Что есть вера. Возможно. Ты знать. Творец"
   Символы кружили в воздухе - вращались вокруг собственной оси и светились. Символы истинной речи.
   Дрейк нервно потер переносицу. Неужели многие недалекие люди действительно полагали, что эти лохматые существа, безобидный внешний вид и постоянное молчание которых постоянно вводили в заблуждение, глупы и совершенно бесполезны?
   - Быть не может.... О, Боги, быть того не может...
   Неужели, после долгих часов безнадежных попыток и отчаяния, у него, наконец, появился шанс? К горлу подступал ком. Еще никогда Дрейк так не волновался. Ни разу в жизни.
   - Что я должен для этого сделать?
   Глаза Фурий таинственно мерцали. Золотые искры плавали в них, напоминая кружение звезд далекой галактики.
   - Мы... Открывать... Проход? - прошептал Дрейк, силясь понять значение незнакомых рун. - Какой проход? Коридор... между...
   Последнее слово он не смог даже произнести вслух, лишь почувствовал, как моментально вспотели ладони.
   Мирами.
   Именно это означал последний символ. Проход между мирами. Ни один живущий во время прохождения жизненного опыта, не имел возможности попасть в этот коридор. Коридор перевоплощения.
   - Но как? - казалось, взгляд сидящих на полу Фурий, упрекал его. Ряд светящихся символов изменился вновь. - Избавившись от оболочки... свобода... свободен станешь. И воззвать... мочь... сможешь.
   Иссякшая за последние несколько суток энергия вдруг всколыхнулась в Дрейке с новой силой.
   - Я понял. - ответил он. - Я должен развоплотиться.
   "Да". Высветился красивый символ, означающий "согласие", и какое-то время плавал в воздухе. Затем к нему добавились другие: "Действовать. Скорость. Творец"
   Начальник нахмурился, пытаясь уловить точный смысл последнего послания.
   Глядя на него, один из Смешариков открыл рот и пояснил:
   - Ропись.
   Глаза Дрейка просветлели, а губы, впервые за долгое время, сложились в улыбку.
   - Понял. Спасибо.
  

*****

  
  
  
   Если вы желаете знать, чем закончилась история Дрейка и Бернарды, об этом можно прочитать в полной версии романа. О том, как ее получить, можно узнать вот здесь.
  
  
  
  
  

"Игра реальностей. Бернарда. Том 2"

  

1

  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"