Ах больница ты, больница.
Сумасшедшие всё лица.
Я лежу в ней и лежу -
Никуда не выхожу.
Не пускают, словно птицу,
Залетевшую в силок.
Эта самая больница -
Пресквернейший уголок.
В тесноте здесь бродят психи,
Психи бродят в тесноте...
Я писал бы лучше стИхи,
Да условия не те.

Приходите в коридоры,
Все родные! Буду рад!
Приносите помидоры,
Апельсины, виноград...
Чтобы выйдя перед миром
Мы предстали мододцом,
Нас тут пичкают кефиром,
Кормят кашкою с овсцом...
Я хожу по коридору -
Свету белому не рад:
Утащили помидоры,
Утащили виноград
И оставили для сына
Половинку апельсина.
Будь доволен половиной,
А не то и ту отнимем.

Утешает лишь одно:
Через час идём в кино.
Мы заходим в чудо-зданье...
Ну а там идёт собранье.
Фильм, понятно, отменили,
Всех обратно потащили,
А на недовольства гулко
Отвечали: "Всё - прогулка".

Я лежу в сией больнице,
Улежаться не могу.
За окном порхают птицы,
Ковыряючись в снегу...
Как прекрасно им, как вольно -
Свежий воздух, благодать! -
Как противно мне, как больно -
Руки-ноги отлежать...
Я охотно стал бы птицей,
Я б ей отдал завтрак свой
И из этой, из больницы
Воротился бы домой.

Я, наверное, не первый,
Кто восстал перед судом:
Не залечит мои нервы
Этот сумасшедший дом!
Отпустите же на волю,
Я прошу вас: я не болен! -
И сюда уж не приду,
Даже ежели в бреду.

Февраль, 1974

В суете больничных коек
Я справляю день рожденья.
Что угодно, но такое
Не под-стать воображенью.
Бродят сёстры, санитары
И больные тоже бродят -
Принесли бутыль нектара...
Выпил малость - вкусно, вроде.

День длиннее и длиннее,
А душа-то леденеет...
Целый день гляжу в окно.
Там я вижу лишь одно:
Серо-жёлтые балконы,
Словно древние иконы
Смотрят с желчью в мрачном взоре -
Сердце чуткое позорят.
Им смешно, что в этой клети
Справил я двадцатилетье.

Ах, балконы-сумасброды,
Если б только знали вы,
Что за кровь по жилам бродит
Меж костей эмалевых.
Перебродит - будет польза:
Наберётся градусов,
Чтоб читатель, выпив, ползал -
Благостный да радостный.
А пока мне двадцать лет,
Кровь еще обычная,
И на воле пьёт весь свет
За меня "столичную".

6 Марта, 1974


                            лечащему врачу

Гад-Геннадий грозным громом
Гоготал, как град грозы.
Грезил гад в гнилом дурдоме,
О гнилых годах грезИл.

Я же, лёжа в жёлтом ложе,
Лишь жевал из жалких ложек
Желчь желе, и в жилах жалость
Не жила, а жил, пожалуй,

Гнусный гад-Геннадий грубый.
Гнусный гад, как грязи груда.
Гневны губы средь бугров,
Но нагрянут годы с громом -
Огребёт Геннадий гроб!..
Я ж увижу похорОны...

В жилы жалость не залезет:
Я живу и я железен!

Март, 1974