Гонять мяч по полу. Мы целый день играли в футбол. Около двадцати двенадцатилетних ребят пенале шарообразную конструкцию. На мече, на блестящей кожи, отражался свет шедший от палящего и безжалостного солнца. А мы бегали, истекали и облевались потом, но довольные своей игрой. Каждый из нас пытался забить гол, обвести игрока соперника и забить "красавчик" в кривые и шаткие ворота.
Так прошел день, и мы этого даже не заметили. Тени удлинились, а солнце почти село. Потихоньку ребята начали расходиться. Их звали звонкие голоса матерей и сварливые басы отцов. Таким образом, разошлись все, кроме меня и Данила, который всегда гулял до вечера.
Данил пинал мяч и делал всевозможные финты, пытаясь обвести невидимого соперника. Крича: "Хоп! Хоп!" А я сидел на скамейке, которая стояла за полем. Внезапно Данил замер. Потом подошел ко мне и заговорщически заговорил:
- Вася, у меня есть интересная идейка.
- Выкладывай, - заговорщическим гласом, подстать ему, сказал я. - Что опять у тебя на уме?
- Что? - выкрикнул я. - Повтори-ка, а то я не расслышал.
- Я говорю, пошли настойку, - более громко сказал он, и глаза горели от возбуждения. Хотел потрепать себе нервы, сукин сын.
- Зачем? - удивился я. - Что мы там будем делать?
- Как что? - опешил Данил. - Мы посмотрим на стройку в темноте...
- И только для этого туда переться? - воскликнул я.
- До конца меня выслушай, хорошо? - с раздражением сказал Данил.
Я промолчал. Тот фыркнул и продолжил:
- На прошлой недели там произошло убийство. Убили маленькую девочку, - говорил он шепотом, одновременно создавая мистический голос, от которого у меня по спине пошли мурашки. - Может, найдем остатки трупа. Как ты думаешь. А может быть там приведение... - И он завыл как волк.
- Прекрати! - отрезал я.
- Ну, что пошли, прогуляемся, не будь занудой. Посмотрим, - с пафосом выпалил он с улыбкой на устах. Надеялся заинтересовать меня.
- Да ну, не охота, - скептически проговорил я.
- Ты что? Испугался! - саркастически сказал Данил и закудахтал, как курица: - Ко-ко-ко боюсь, ко-ко-ко мне страшно...
- Перестань, - оборвал я его издевательства. - Ничего я не испугался.
- Тогда пошли! - И лукаво ухмыльнулся.
Я долго не давал ответа, и он опять завел свою песенку, громче повторяя свое "ко-ко-ко". Вот, это самое сакраментальное "ко-ко-ко" подействовала на меня.
- Пошли! - рявкнул я
- Это другое дело! - патетически прикрикнул он на меня и начала кривляться.
Мы тронулись в путь.
Пошли прочь от поля, удаляясь от девятиэтажных домов. Пройдя футбольное поле, дальше дорога вила в низину, где стояли грязные деревянные домики. Каждый дом был огорожен высоким забором, а не в которых местах даже колючей проволокой, боялись, что залезет недоброжелатель. Всякие тут происходили истории, и люди в этих местах не особо стремились к общению.
Мы шли по узкой земляной дорожке, а нас окружала шпалера всевозможной сорной травы, хуже всех из них считался репейник, "липучками", как мы их называли.
Наступили кромешные сумерки. Мне стало страшно, хотя не собирался показывать свою слабость перед Данилой, который чувствовал себя не лучше, но пытался беззаботно свистеть застывшими губами. Получалось не очень. Мы постоянно спотыкались на неровной земле, то споткнемся об какую-то кочку, то провалимся в желоб. Неглубокие быстрые дыхания нарушали ночную зловещую тишину. Правда, раздавался стрекот сверчков, но нам от этого легче не становилось. Из окон бился тусклый свет, освобождая улицу от пугающих теней.
Вся эта обстановка нервировала. Я поднял глаза на холм, где стоял высокий недостроенный дом. От него веяла опасностью и злобой. Мне померещилось, что он ухмыляется, смотря сверху на жалких людей. Пустые глазницы пронзительно глядели на меня, так что мое состояние из сдержанного перешло в обескураживающие. Монументальная тень скрывала этот дом, где таилась скрытая угроза, о которой узнаешь только в самую последнею минуту.
Мы шли к нему испытать свою храбрость и пощекотать нервы. А зачем? Почему это взбрело в голову Данила? И почему я послушался его?
Мы прошли группу деревянных домиков и начали подниматься. И когда я делал каждый шаг вперед, слышал в своем воображении голос матери: "Василий, иди домой!" - печаль и горе слышались в нем.
Фу, разыгралась у меня воображение. Мы очутились возле дома, выдыхавшись долгой ходьбой на возвышенности. Я взглянул наверх. Кирпичный дом впечатлял своими размерами и главное он со всем не похож при свете дня. Днем, освещаясь солнечным палящим светом, его вид выглядел безобидный и посредственный, ни чем не примечательный. Обычный недостроенный дом, на который не хватило денег, чтобы достроить.
- Данил может быть, не пойдем внутрь, а? - спросил я сиплым голосом, в котором слышалась мольба.
- Ты что струсил, да? - с негодованием сказал он. - Я не хочу, чтобы меня считали трусом. Да, чего ты боишься, там же никого нет.
- Но ты же сам говорил, что там убили девчонку.
- Ну и что. Ты думаешь, убийца сюда сунется? - кичливо сказал Данил. - Не дрейфь, Вася. Убийца скорей всего будет загорать в Сочи, чем находится здесь. Его уже давно ищут в городе и глупо возвращаться на место преступление.
- Не нравиться мне все это, - недовольно сказал я, но все-таки пошел внутрь. Данил за мной.
Я остановился перед самой лестницы, а Данил с чванным видом пошел вперед. На меня напал безудержный страх, мне не нравился этот дом, особенно в сумерках, где ничего нельзя было разглядеть.
Шли по твердой бетонной лестницы, даже через мой кроссовки ощущался могильный холод, а ноги сами собой задрожали, то ли от страха, то ли от холода. Поднявшись на второй этаж, мы свернули в амбразуру. Нам раскрылась анфилада комнат. Глаза привыкли к темноте, и мы уже могли осмотреться. Я увидел не приличные надписи и рисунки, которые "красовались" на стене создавая эстетическое разнообразие к этому месту. В одном углу обнаружил кучу человеческого дерьма, потерявший свою свежесть и запах. Слава богу. От одного его вида меня выворачивала наизнанку, а лицо корчилось в брезгливой гримасе.
Данил перепрыгнул через дыру в полу между плитами. И вошел в следующую комнату. Я посмотрел в дыру; тьма царила там, готовая поглотить кого угодно и что угодно - не поперхнувшись.
Что-то мелькнула. Мои очи в темноте не разглядели, но сердце мое забилось сильнее.
- Пойдем от сюда, Данил? - предательски задрожал мой голос.
- Да, брось ты, - раздосадовано сказал Данил. - Что опять случилось?
- По-моему я видел внизу какое-то движение, - просипел я.
Данил молча, обратно перепрыгнул на мою сторону и посмотрел в дыру, где стоял я. Прищурившись, пытаясь раздвинуть темный полог и заглянуть в помещение. Через несколько минут ответил:
- Никого там нет! - веско заявил он. - Опять, Вась, ты паникуешь. Сколько можно?
- Может быть я действительно ошибся, - неохотно согласился я. Тоже не рассмотрев никого и ничего.
- Если там кто-нибудь и пошевелился так это или кот, или крыса, - резонно подытожил он.
- Скорее всего, ты прав, - тяжело вздохнул я.
Мы вместе пошли сквозь темные анфилады, поглядывая по сторонам, высматривая что-то интересное. Через какое-то время Данил прервал молчание:
- Я думаю надо унести какой-нибудь сувенир, - задумчиво проговорил он: - Как ты думаешь?
- Надо, - лаконично сказал я, настороженно и бдительно смотря по сторонам. - Только надо быстрее, пока наши матери нас не спохватились.
- Успокойся, - деловито сказал Данил, чувствовалась, что я его уже достал. Потом он взглянул на часы: - Всего лишь одиннадцать тридцать, до июля это детское время, сам понимаешь.
Его хладнокровие, меня просто поражало. Нет, нет, вы не думайте, что я безмозглый трус - это место меня выводило из равновесия!
Мы опять пошли сквозь красные недостроенные коридоры, сквозь комнаты - и частенько их разглядывали. Наши глаза привыкли к темноте и видели, почти что все.
Один из коридоров нас вывел в большую, здоровую, широкую комнату, потолок, которого держали четыре колонны, а между плитами оставались сквозные прорехи ведущие куда вниз.
Мы обалдели от такого пространства. Но главное мои глаза наткнулись на рубиновый кристалл, источающий, по-моему, мнению, непреоборимую исполинскую силу. Я посмотрел на Данилу, тот раскрыл рот, не в силах выдавить из себя ни слова.
- Ты видишь? - спросил с затаенным дыханием он, не поворачивая ко мне голову.
- Да, - глухо сказал я.
- Это наш сувенир, - прохрипел Данил.
Двинулся к кристаллу, я за ним. Мы медленно осторожно, словно боялись спугнуть добычу, приближались к нему с каким-то зачарованным восхищением, пытаясь насладиться всей прелестью и фееричностью камня. Дойдя, где кристалл освещал участок комнаты, остановились и не могли ступить и шагу дальше. Господи, как он прекрасен. Подержать бы его в руках.
Зазвенел колокольчик, словно захлопнулась ловушка. Я вздрогнул и резко повернулся, напрягаясь, вглядываясь в темноту, но никого, как мне казалось, не было. Но колокольчик звенел все сильнее. Покосившись на Данила, я увидел страх и безнадежность в его взгляде, как будто сама смерть пришла за ним.
Из темноты с ревом выпрыгнула тень. Я вздрогнул. Это был небритый и кудлатый мужчина, в потертой одежде, но главное, что приковало мой взгляд это необычно светящийся тесак, грозно смотревшись в его длани.
Я закричал. Данил тоже. И мы бросились в разные стороны, спасаясь бегством от нашей смерти. Данил в левую сторону, а я в правую. Опрометью забежал в коридор, страх подстегивал меня бежать быстрее, рисуя перед моим воображением аморфные картины, пагубно действующие на психику. Мои ноги мчались вперед, не касаясь бетонного пола. Мерещилось, что именно за мной гонится маньяк. Мне действительно так мерещилось, что я слышал его тяжелое дыхание и топот армейских ботинок.
Я, запыхавшись, уже не мог бежать. Бок колол. На глазах накипали горькие слезы, пропитанные страхом самосохранения, где работает одно непредсказуемое подсознание. Пот тек с лица - каскадом, заливая мне глаза, делая мне больно. Пересохшие губы, я непроизвольно облизывал каждую секунду. Все мое жалкое состояние не внушало мне надежду выбраться живым из этого места. Я выдохся и не знал, где находиться выход и подумал: "Целый день играешь в футбол, идут такие нагрузки, а здесь выдохся через две минуты. Все из-за страха".
Кое-как прейдя в себя, я не осмотрительно ступил ногой куда-то в темноту. Я почувствовал, что падаю. Эфирный воздух подхватил, пытаясь смягчить мое падение. Нет, я не кричал, когда летел вниз. Я ничего не осознавал, словно мое восприятие внешнего мира и его опасностей, на время отключилось, чтобы не травмировать мою психику.
Послышался громкий треск. Я закусил губу до крови, чтобы не закричать, ведь где-то рядом бродит маньяк. Не представляю, каких усилий мне это требовалось. Вспышка боли оглушила меня, и я уже раскрыл рот, чтобы оглушить, весь несчастный, до конца не построенный, дом, но вовремя остановился, не давая своей слабости полностью подчинить свои разум. После первой болевой вспышки, мои страдания стали более терпимыми.
У меня сломалась нога. Не удачно упал. Я сидел в неудобной позе. Мне пришлось немного подвинуться к стене, чтобы болевой аркан немного разжался. Так я и сделал. Сосредоточено и не спеша, полз к стене, стараясь, во-первых, не создавать шум, а во-вторых, не делать себе больно. Коснувшись спиной сырой стены, ко мне пришло облегчение, и я как мог, пришел в состояние истомы.
Я не отчаивался, что остался один или лежу на сырой земле (по-моему, я угодил в подвал), облокотившись на бетонную плиту спиной. Верил. Верил, что Данилу удалось убежать из хитрых и ловких рук маньяка, который обжил старый дом - свою берлогу. Мои надежды сохранялись.
Но меня мучил один вопрос, хотя в моем положении это глупо: "Что за кристалл был там наверху"? Мне почему-то чудилось, что это важно. Но чем важно? Не понятно.
Послышались наверху тяжелые шаги. Ох, Господи. Я затаил свое дыхание, стараясь быть тише мыши. Под этой гнетущей тишиной, давившая со всех сторон, я слышал биение своего неугомонного сердца. Оно стучала в моих висках, и мне мерещилось, что этот стук раздается по всему дому. И вот убийца находит меня. Вот, его глаза алчно смотрят на меня, облизываясь. А нож, кровожадно сверкает. Нет, нет, нет... Ведение перед глазами исчезло.
Спасительная мысль упорно твердила, что Данил скоро прейдет с помощью.
Шаги громко отдавались по всему дому, словно он на плацу и усилено маршировал. Как дерзко действовал, не боялся, что его услышат. Да, чего ему бояться? Ничего, скоро прейдет Данил.
Послышалось, что сверху падает какой-то куль. Рядом со мной что-то с шумом приземлилось. Раздался злорадный хохот, и шаги начали удаляться. Я выдохнул с облегчением. Потом решил посмотреть, что все-таки свалилось на голову, несмотря на сломанную ногу. Подполз. Мои пальцы ощупывали гладкую поверхность. Наткнулись на жидкость. Я с отвращением поднес к носу, пахло чем-то солоноватым. Ничего, не понимая, я решил обследовать дальше. Коснулся на удачу. Провел руками и меня охватил ужас. Эфирный и липкий быстро переходящий в отчаяние. Это... Нет!!!
Это оказался труп Данила с перерезанным горлом. Как такое могло произойти. Только не это. Я застонал от обуревающих меня чувств, не зная, что станет со мной дальше. Как я выберусь от сюда со сломанной ногой. Ничего не вижу, а наверху ходит убийца, который не за что убил Данила! Да еще, я с трупом! Господи! И за что ты послал мне такое наказание?!
Внезапно я ощутил все отвращение к помещению, в котором нахожусь. Темный подвал, не обещающий ничего хорошего, заражал паникой и отчаянием. Глаза застлал черный непроницаемый туман. Отвратительный смрад облаком висел надо мной, не давая нормально дышать свежим воздухом. Затхлость и плесень, и еще какое-то дерьмо. Самое главное я сидел на холодной сырой земле.
Я намеревался закричать, но мое еще не сломавшиеся нутро запретила мне этого делать, ведь там убийца, если я начну звать на помощь - не протяну и пять минут, как найдет способ спуститься сюда и уничтожить меня.
Нет, нужно молчать и ждать удобного случая, чтобы потом использовать его. Но в мозгу, маленький чертик по имени пессимистический Вася говорил едко и остро: "Ты, что будешь дожидаться своего удобного случая вечно"! - а я собирался с последними силами и говорил, чтобы он заткнулся. И тот с легкостью умолкал, давая один на один пообщаться с безмолвной тишиной. И это, поверьте мне, было еще хуже.
Так, значит, у меня безвыходное положение, но выход всегда должен быть. Я противоречил самому себе, так как находился в панике. Вдруг мне захотелось закашлять, но я во время себя остановил, но горло рвало, и требовала прочиститься. У меня накатились слезы. Все по немного прошло. Только нога горела огнем, и сам я весь вспотел.
Черные очи ночи, светились пугающей чистотой, навевающие безжалостные глаза убийцы, которому только дай в руке нож и он тебя прикончит с удовольствием.
В недобрых мыслях и предчувствиях, я постанывал не в силах больше терпеть боль в ноге, оно раздирало меня, оно мучило меня, заставляя пройти все дороги ада. И я понимал, что никуда не смогу спрятаться от них, они найдут меня и, скорее всего, прикончат. Не сразу, постепенно, наслаждаясь моим положением. Конечно, все так и будет, если вовремя не спасусь.
Шаги снова раздались над головой. Черт возьми! Как будто бы выслеживает меня, играет со мной. Почему он не уходит? Вопрос потонул в бытие, а ответ вместе с ним.
Господи, Господи, за что ты меня покинул? Я тихо хныкал, пытаясь заглушить чувство отчаяние, которое обрушивалось на меня громадными волнами, пытаясь утопить мою волю. Но я хочу жить, и я намеревался бороться до конца, чтобы не произошло. Неожиданно я почувствовал, что теряю сознание, а боль расширялась и расширялась, переходя в нестерпимую. Мне захотелось заорать от страданий, которая причиняла мне нога, и позвать на помощь. Послышались громкий стук шагов. И я прикусил нижнюю губу и ощутил, как зубы впиваются в мягкую и горячую плоть. Кровь потекла по подбородку, капая на брюки. Солоноватый вкус в чувствительные рецепторы на языке, вызывая тошноту.
Сознание мое надломилось. Дало великую трещину, и я улетел в глубокую темную яму в ничто...
Пробудился я от тяжелого сна боли. Моя нога распухла и покраснела. Яркий свет бился сверху, тускло, освещая подвал. Теперь я смог оглядеться повнимательней. Четыре серой стены и сырая земля - все, но еще напротив меня рисунок. Нарисован большой глаз. Выхода не было. Я чуть не заплакал от понимания, в какую переделку попал. А рядом лежал труп Данила. Сейчас я мог его разглядеть. В остекленевших глазах застыл ужас и понимание, что ему пришел конец. Рот ужасно скривлен, а нос сморщен, словно от ужасного запаха. Но главное, бросающая в глаза деталь - это перерезанное горло и кровь на одежде.
Я не мог оторвать глаз от рваной раны, словно это сделано не ножом, а зубами. И еще мой мозг усмотрел, что труп лосниться как спортсмен после тренировки. Блестел, но запаха еще не чувствовалось.
На глядевшись, на почтенного Данила, погибший носильной смертью и не познавший эту глупую и бессмысленную жизнь. Может быть ему, и повезло. Я обратил внимание на себя, потрогал красную опухшую ногу. Притронулся, и тонкие пальцы потонули в воспаленной ткани. Боль пронзила ногу. Это хорошо. Значит с ногой все в порядке. Пока. Терзаемый болью, но успокоившись.
Может быть, он ушел? Мне надо крикнуть. Позвать на помощь. Ну, хотя бы попытаться это сделать. Я крикнул из-за всех сил: "На помощь"! Потом притих, прислушиваясь, может быть, маньяк засуетился и уже идет сюда. Но наверху стояла, законсервирована тишина. И меня прорвало. Я вкладывал пережитое мною горе в свои крик о помощи. Но таким образом я уже охрип через десять минут, и мне захотелось пить, ибо горло жгло и горело, впиваясь острыми зубами. Через час пить мне захотела до безумия, если мне сказали убить кого-нибудь за глоток воды - и я бы убил не задумываясь. Я решил еще покричать, немного рассчитывая на удачу, но сухие голосовые связки мне отказали, и из горла вырывался сиплый писк. И я прекратил, тратить силы на эту бессмысленную и безнадежную попытку. Дожидаясь своего чуда, когда прейдет ко мне.
"Отец, мать, где же вы? Я так страдаю. Помогите же мне", - кричал я про себя.
Я ждал еще час, и все было тихо. Свет бился наверху ослепительным светом, а здесь внизу всегда сумерки. Жажда и голод заставили меня уйти в себя созерцать свою безнадежность. Пустота поглотила меня, и я теперь видел сны на яви, перед глазами появлялись всевозможные картины...
Яркое лазурное небо.
Я бегу. Бегу, пиная перед собой мяч, пробиваясь к воротам обводя соперников. Мяч, как завороженный, подчинялся мне. А его эрзац из кожи блестел на солнце белизной. Зеленая и холодная трава после дождя, - На этом моменте я облизнул сухие губы, - щекотали мне икры, освежая мои раскаленные ноги, делая приятные ощущения. И мурашки бежали по моей спине, наполняя меня энергией и открывая второе дыхание.
Ребята кричали. Одни кричали: "Беги, беги, Вася! Забей гол! Ты это можешь"! - а противники с бранью перемежавшиеся гневными криками: "Не дайте ему забить гол, черт возьми"!
Но ничто не могло остановить меня. Я мчался по зеленой траве и почти что не касался ее ступнями, словно у меня выросли крылья. И, вот, ворота, а в них голкипер стойко стоял, дожидавшись, когда же я ударю поворотам. Глаза вратаря светились хладнокровным синим светом, и ухмылялся, давая понять, что я ничтожество и мои комариный удар не позволит распечатать ворота и открыть счет. Мои взгляд напоролся на его одежду: черные шорты и майка с белоснежным черепом, и на ней написано: "Команда тьмы и смерти".
Вот, хороший момент для удара, открыт дальний угол. Я остановился, чтобы нанести сильный и точный удар.
- Ну, давай, недоносок! Бей! Все равно промахнешься, браток! - пренебрежительно выкрикнул вратарь. - И твоя жизнь будет принадлежать мне! Хи-хи, - засмеялся он раздражительным смехом.
- Бей! - зычно кричали позади игроки из моей команды.
И вдруг я почувствовал, что на мгновение все замерло. Все стояли, как изваяния, в разных позах и вратарь тоже закаменел. Только я мог шевелиться. Вокруг меня был очерчен круг, через, который не мог переступить. И начал оглядываться по сторонам, пытаясь понять, что происходит.
Я посмотрел направо и увидел большое табло. От нее падала большая черная тень, поглощая часть свет. На табло написано две команды: "Команда света и жизни против Команды тьмы и смерти". Два-два. Ничья. Но до конца матча осталось несколько минут. И внизу под этим написано красно-кровавыми буквами: "Ничья равносильно поражению".
И вдруг все зашевелились, и я даже до конца не смог разглядеть, что происходит, хотя нужная информация лежало у меня в голове. От этого голоса зависела моя судьба.
- Давай, я жду. Гребаный козел. Бей по мячу, косой мудак, - сардонически говорил голкипер, корча рожу. А в руке он держал тесак, который только сейчас увидел. - Если ты промахнешься, то я вспорю тебе живот. - И он поднял тесак к своему лицу, а его лезвие смертоносно поблескивало. И это казалось очень устрашающе. Такой большой нож в руке шестнадцати летнего мальчика.
Я вздрогнул и...
Я проснулся весь вспотевший и почувствовал, что обосался. Господи! Но я не думал, что совершенно смешен, ибо это не имела теперь для меня никакого значения. Я дланью вытер пот со лба. Весь вспотел и понял, что у меня жар, хотя в этом земляном подвале и тянула сыростью, но это мне не помогала. Опять провалившись в какое-то исступление между явью и сновидением, не обращая никакое внимание на неудобство...
Мать подала мне манную кашу, которую я терпеть не могу, но она постоянно пичкала меня этим белым дерьмом. Я с тяжелым вздохом, взял у нее с рук тарелку, медленно начал ковыряться ложкой в белой жиже. С неохотой, поев, я отдал тарелку матери для мойки. Она дала еще одну тарелку с кашей.
- Я не хочу, мама, - с отвращением сказал я и отодвинул от себя протянутую мне тарелку.
- Ты будешь, есть, понятно? - сказала она непререкаемым тоном. - И попробуй не сожрать это кашу.
- Но...
- Никаких "но", - отрезала мать. - Ты сожрешь все до последней ложки, - И показала на большую кастрюлю, куда вмещается не меньше двадцати литров, - Все!
- Я не буду, есть кашу! - сказал я сквозь зубы.
- Будешь, мой дорогой. Будешь, никуда не денешься, - зловещим голосом проговорила она, и это обещание повергло меня в ужас. - А не то, я тебя прирежу, как овцу. - И мать вытащила тесак. Ее глаза угрожающе сверкали, а сардоническая ухмылка играла на губах.
Я испуганно и с отчаянием взял ложку в руки. Ложка окунулась в белое "дерьмо" и поднесла к губам кашу. С сомнением посмотрел на нее, а мать выставила перед моими глазами тесак. Я поднял на нее свой томный взгляд, она гневно смотрела на меня сверху вниз. И я проглотил первое содержимое ложки, и мать одобрительно покивала, и лицо ее изменилось - выражала вальяжность и скрытое торжество. А мои желудок взбунтовался, пытаясь избавиться от белого и вязкого, и даже где-то терпкого "дерьма"...
Стон и я снова окунулся в мучительные видения...
Мои глаза раскрылись. Очи встретились с высоким и монументальным потолком, его поддерживали большие белые колонны. Вокруг светился слабый свет и завывал какой-то душераздирающий гомон, где от этого звука у меня поползли мурашки по спине. Девственный холод проникал в мое тело, вызывая страх и дрожь.
Я приподнял голову и увидел большие канделябры спесиво стоящие вокруг с восковыми черными свечами. Они горели ярко-желтым пламенем, и оно тихонько трепыхалось, ибо неподалеку веяло сквозняком. А я лежал... на алтаре. Нет!
Я попытался приподняться, но мой ноги и руки были связанны кожаными ремнями. И мое обнаженное тело трепыхалось, словно лист перед ветром. Еще раз приподнял голову и еще раз оглядел чертог. В каждой стене стояли ворота перламутровой инкрустацией, и они одновременно открылись с четырех сторон. И вышли четыре человека в антрацитовых плащах с длинными капюшонами, закрывающие лицо, а из плаща торчали черные сапоги. Они шли ко мне, громко стуча каблуками об лощеный пол, эхом раздаваясь по всей комнате.
Тело мое залоснилось от пота. Я чувствовал приближение самой смерти.
Четверо подошли ко мне и встали около алтаря. Они молча смотрели на меня. Красные глаза светились сквозь тени, которые скрывали их лица. У одного из них в руках появилась баночка с красной жидкостью, и я сразу понял, что это кровь. Он окунул свой белый и длинный палец в жидкости, помешал. Потом вытащил и начал мазать мое тело, проделывая эту работу ни один раз.
Меня охватило отвращение и мерзостное ощущения всего происходящего. Когда их эстетический порыв прошел, эти "черные братья" - так я назвал их - сняли капюшоны. Я увидел мать, отца, старшего брата и сестру. Они иезуитски улыбались мне, пытаясь скрыть свои намерения, хотя это у них плохо получалось. Отец зычно произнес, подняв глаза к потолку:
- Хозяин наш, имя твое Сатана. Ты наш хранитель и благодетель, мы приносим тебе эту жертву в знак того, что мы чувствуем и ждем, когда ты возьмешь бразды правления над этим миром. Но нам Великий Сатана нужно бессмертие, чтобы дожить до тех памятных дней твоего правление, и мы просим стоя на коленях, - он встали на колени, - твою подать, снизойди к нам, к своим жалким слугам, - И его речь закончилась мощным и безумным прославлением Сатаны, - Да здравствует Люцифер! Да здравствует Повелитель Мух! Да здравствует Восставший!
После чего они все четверо выпели из баночки, громко чмокая и нисколько не стеснясь своего поступка.
- Как вкусно, - не удержалась моя сестра. Трое оставшихся из моей семья шикнули на нее.
- Сатана пей его кровь, а вместе с ней высоси его душу, - резюмировал мой отец.
Свечи вспыхнули, и огонь поднялся на три фута. Темные Обожатели схватились за руки. Смежили глаза и снова завыли в гомоне, отравляя вокруг меня атмосферу, так что мне стало жарко и душно. Отец вытащил из рукава больной нож, схватился за него двумя руками за ручку и размахнулся.
- Прими его, Наш Повелитель, - в исступление закричал отец и...
Я очнулась от грозы, которая разразилась в беснующих молниях, разрезавшие темные облака. Пошел сильный дождь, монотонно говоривший о чем-то, чего я никогда не смогу понять. Мое тело все отнялось, в ноге уже совершенно ничего не чувствовалась, но оный еще оставался красный, значит клетки кровоснобжаются. Пот лился с меня рекой, а водный баланс нечем было восполнить, ведь воды я не пил со вчерашнего дня. Язык распух от сухости, я им уже не мог шевелить. Голова раскалывалась, и плохо соображала. Все мое состояние не внушало никакой надежды. Но я верил, что мое время еще не пришло, ибо молод для смерти.
Неожиданно вода начала капать мне на голову, а гроза бушевало, с гневом и безудержной страстью, пытаясь, все затопить и сломать на своем пути. Я отодвинулся, и нога заколола от притока крови, так что мне пришло разинуть рот от такого мучения. Добивши своего, я подставил ладони и набрал грязную мутную воду, с плавающими черными частичками в ней. Я с жадность выпел ее. Никогда не пробовал такую сладкую воду, настоящий нектар богов. Подставил еще раз ладошку. Набралась вода. Так я проделывал процедуру не меньше десяти раз. Таким образом, моей жажде пришел конец. Конечно, на время.
Теперь я себя чувствовал лучше, чем прежде, даже немного пришел в себя. Потом я унюхал какой-то запах. Гниль. Разложение. Тухлятина. Это завонял труп Данила, но он выглядел нормально - по-своему нормально. Разложение вступила в активную стадию.
Я не пытался позвать на помощь, уже не надеялся на удачу, а копил силы. Они еще мне понадобятся. Так глядя в потолок, я сидел, пока не пришла непроглядная темнота. До этого любовался глазом, который был нарисован на стене напротив меня, и что-то в нем пугало меня и приводило в отчаяние, словно это непросто рисунок, а недоброе око, пыталась уничтожить меня психически. Но мои глаза не могли оторваться от ока, как бы я не старался. Оно притягивало, добиваясь, чтобы смотрели только на него.
Уснул от усталости...
Я проснулся от какого-то шума. Хрумканье. Словно какое-то существо что-то грызло. Вдруг моей ноги коснулась мокрая шерстка. Я испуганно заверещал, испугав всех крыс, они разбежались, и слышалось цоканье лапок с коготками. Успокоившись, я вздохнул и пытался дышать умеренно. Через несколько минут опять послышалось хрумканье и звук раздирающей ткани. И меня осенила догадка, что происходит. Я сначала, даже не понял, почему здесь находятся крысы, ведь снеди тут никакой. Но их привлек запах разлагающего трупа Данила, и теперь у них проходила трапеза из цельного мяса. Правда, не такого свежего, но для них в самый раз, они небрезгливы как люди.
Я долго вслушивался в этот звук и признаюсь, он меня нервировал. Но слабость взяла своё, и я провалился в грезы. В подсознание раздавался звук крыс. Хрум...хрум...хрум...хрум...
Проснулся на следующий день, труп безбожно вонял. Я посмотрел на него, и меня чуть не вывернула наизнанку, такой жуткой и мерзкой картины не видел, даже в фильмах ужасов. Мокрый и лощеный лежал в той самом застывшей позе, погрызен крысами и сейчас некоторые из их представителей сидели, неохотно и лениво жуя протухшие мясо.
Свет сверху пробивался и слепил мой очи. Жара, наверни-ка, будет неимоверной, так что и кошки искупаются. Я внутри содрогнулся, представляя, что случиться днем. Все бес толку, никогда мне от сюда не выбраться.
Желудок заурчал и затребовал снеди, несмотря на то, что поблизости лежит труп и воняет. Но мне оставалось только развести руками и пожалеть самого себя. Ну, когда же, черт возьми, меня найдут. Неужели это геенна или только прелюдия к нему. Если так будет продолжаться и дальше, я не выдержу и сойду с ума.
Я сидел и потел. Задница онемела, а горло запершило. Сегодня не меньше тридцати градусов. Влага с непреодолимой скоростью убывала из меня. А мое въедливое безрассудство сыграла свою роль. Вчера был дождь, я даже не накопил воды. Да, господи, боже мой, что я говорю, у меня нет никакого сосуда. Но голос внутри, неумолимо и скептически мне говорил, что умный человек вышел бы на первый взгляд из безвыходного положения, а дурак... Намек понял и проклинал, и бранил себя последними словами, где была моя голова, черт побери.
Вскоре я вернулся в то положение, от которого со всем недавно вышел. Но теперь мне было гораздо хуже, ибо почувствовал, что горю внутри и наружи. Пот градом катился по мне. Я заболел. Крысы шмыгали и бегали по мне пробирались к трупу Данила и хрумканье начиналось с новой силой.
Одна из крыс бесшабашно проползала по мне, словно считая каким-то дурацким экспонатом. Я с яростным умопомешательством к жизни, рефлекторно схватил крысу. Она запищала от страха и укусила меня за палец, но я это проигнорировал и разорвал ее на две половинке. Кровь полилась - сочная, питательная и утоляющая жажду. Впился в кровавую разорванную плоть зубами и залакал живительную влагу. Но я не обошелся этим, чтобы просто выпить кровь, я начал ее жевать. Я не смог сопротивляться голодному желудку, ведь голод не тетка. С наслаждением сожрал ее, и разум опять ко мне вернулся - и ужаснулся тому, что совершил. Меня затошнило, но я заставил себя не выплевывать содержимое; мне нужны силы.
Труп завонял еще сильнее. От сюда уже несло ни только тухлятиной, но и крысиным пометом, так что запах в буквальном смысле убивал меня. Задыхался. Мне трудно было дышать, а легкие с трудом работали и выполняли свои функций.
Через некоторое время смрад усыпил меня и одурманил так, что во снах зародилась одна тьма и никаких сновидений...
Я проснулся ночью, от боли, одна из крыс попробовала мою сломанную опухшею ногу. Отогнал ее от себя и снова провалился в грезы. Нет, это не смерть, но и не жизнь, это всего лишь прелюдия к смерти.
Очнулся на следующий день. Днем. И на этот раз температура была не меньше тридцати восьми градусов тепла. Мне захотелось в туалет по большому и по маленьком. Я расстегнул джинсы и направил струю мочи в сторону, но меня все равно задело. Трудности представляли, чтобы испражниться. Приподнял туловище одной рукой, так что бы задницей ни задевать сырую землю. Я стянул штаны, после чего оперся двумя руками. Пальца проникали в почву от напряжения; руки тряслись, ибо ослабели за эти три дня или четыре, сбился со счета. Говно вылезло из моей задницы, и зависла, не вылезая до конца. Стиснув зубы. Руки уже перенапряглись и во всю тряслись, но говешка висела, прилипшая к заднице. Черт возьми, да вылезай же. И затряс задницей, подталкивая ее к выходу. Говешка оторвалась и свалилась, но кусочек остался на моей жопе. Я не хотел, чтобы мой трусы и штаны воняли дерьмом. Но руки не выдержали, и я упал задницей прямо в дерьмо, который сам навалил. Послышался чмокающий звук, словно дерьмо поцеловала свое излюбленное место. С отвращением отполз от него, где я сидел и начал вытирать жопу об землю. Очистивший как мог я прополз подальше от этого места, ибо вид своего дерьма меня доводило до колик и судорог во всем организме.
Этот кросс, который я сделал по подвалу, растревожил ногу, и боль проникла в сознание, терзая и снедая - от этого голова закружилась, и впал в легкий обморок.
Когда сознание вернулось и снова жара, зной и живой ад. На этот раз ко мне пришло убеждение, что ад, который создают священники с чертом и вечными муками, которые ты искупаешь в огне, - это всего лишь чушь. У каждого своя преисподняя и, к сожалению, она оказалась здесь, на земле. Но если я переживу это, тогда я окажусь в раю, а если в аду? Только одно чего мне по-настоящему хочется, так это жить. Жить, чтобы познать все или почти все.
После долгого и пышущего жаром дня. Я совершенно был обескровлен. У меня появилась какое-то равнодушие, я спокойно с оттенком флегматичности, наблюдал драки крыс, и жевание протухшей плоти. Солнце зашло за горизонт, я вздохнул с облегчением. Славу богу, еще один душный день прошел, но что меня еще донимало, так это смрад, голод и жажда. Больше я не смог поймать ни одной крысы, они почему-то сторонились меня, а из-за сломанной ноги - это задача оставалось неразрешимой и невыполнимой.
Среди ночи замяукали коты, разбудив меня и, выдернув и без того неглубокого сна. Я кричал: "Кыш, пошли от сюда"! - но они не уходили. Этой ночью и кошачья порода хорошенько позавтракала.
Проснувшись рано утром. Воды и еды не было. Крысами, которыми я мог питаться - исчезли. Все. Я остался со всем один. Жара била меня импульсом в висках, от чего ужасно болела голова. Еще только утро мне уже жарко. "И почему я попал сюда в такой жаркий период", - в бреду подумал я.
Солнце поднялось до самого зенита, и на этот раз это был настоящий ад, который я никогда не забуду, даже если погибну. Смрад и духота - адская смесь. И эту адскую смесь пролили на меня, и это причиняло неимоверные страдания, где я уже просил, пощади, чтобы скорее меня взяли на небо. Это не выносимо!!!
В видениях мне представлялось, что я еду по горячим дюнам, тянувшиеся за горизонт и не видно им ни конца, ни края.
Вдруг мне послышались шаги - тяжелые, громко раздающие наверху. Мне подумалось, что это еще одно веденье, очень жесткое и бессердечное, от которого болела нутро. Провалился в грезы, ибо не мог пережить издевательств, от своего же разума...
- Ну, давай, бей, мой братец! - прикрикнул на меня брат, оказавший голкипером. Это действительно мой брат, господи, а я его даже не узнал. Он помахал тесаком
Я ударил по мячу. И шарообразный конструкция полетела в створ ворот, медленно, боже мой, так медленно. Шум и гвалт я не замечал, полностью сосредоточившись на мече. Брат играючи подпрыгнул. И, вот, его руки уже хватают мяч. Нет! Неужели я опять проиграл! Голкипер схватил мяч, но он летел вперед и утаскивал моего брата прямо в ворота. Его сардоническая улыбка исчезла, а вместо нее появилась удивление и непонимание - как это возможно. Но факт остается фактом, голкипер влетел с мячом в ворота. Я выиграл!!!
- Этого не может быть! - Его тесак куда-то исчез, - Этого не может быть! - с бешенством кричал он...
Это картина растворилась и появилась новая...
- Я не буду, есть эту кашу! - непререкаемо сказал я и молниеносно встал из-за стола.
Мать удивленно посмотрела на меня с ножом в руке.
- Ты будешь, маленький наглец, - ярилась мать.
Вены надулись на шей, а глаза покраснели, как у кролика. Гнев и реальность неподчинение разозлили ее, до невозможности. Она подняла тесак на уровне плеча и перед самым носом прорезала лезвием воздух. Но я парадоксально подошел в плотную.
- Режь меня! - дерзко проговорил я.
Мать со всем свихнулась. Размахнулась и пыталась опустить нож, но я ей не позволил. Перехватив ее руку, и резко ударил ей под живот кулаком. Её легкие выплюнули воздух вместе со слюной. Она согнулась на пополам, а тесак выпал из руки. Упала на колени и судорожно задышала, глотая воздух, с трудом проглатывая.
- Я победил тебя, мать, и твое иго, - резюмировал я.
Еще раз сглотнула воздух и сиплым голосом промолвила:
- Не может быть! - ошарашено сказала мать, и сама не поверяла, что выговорила эти слова четко и флегматично...
Перешел к следующему...
...размахнулся, намереваясь пробить мое сердце холодным острым металлом. Неожиданно для себя я почувствовал силу в своих хилых мышцах. Я дернул двумя руками, и ремни порвались, как два бумажных листа. Отец выразительно опустил нож, немного суетясь. Моя рука перехватило тесак, бесцеремонно вырвал его. Взял в длань и полоснул отца по руке. Он вскрикнул и отшатнулся, как от бестии. Мать, брат и сестра тоже отступили, ошарашено глядя на меня, а в их очах читался испуг и непонимание происходящего.
Я оторвал державшие ремни на ногах и вырвался на волю, на свободу. Они сжались в клубок. Проходя мимо них к выходу, я плюнул рядом с ними и презрительно сморщился, а моя семья смирно сидела, и терпели мою ненависть к себе. Я потопал дальше.
- Этого не может быть! - раздался то ли стон, то ли ропот.
Игнорируя их слова, пошел дальше...
Проснулся я в больничной палате. Мои тяжелые веки разлепились и взглянули на сияющую чистую комнату. Столик стоял рядом, на нем мешочек с апельсинами. Рядом с моей кроватью была кушетка. Напротив меня стояла странная картина, особенно в больнице. Нарисован мальчик на сером фоне в инвалидной коляске и стыдливо смотрел себе в ноги. А под картиной, на раме написано: "Жизнь дается тебе лишь раз! Подумай об этом, как ее провести"! Прикованный к кровати под капельницами, я любовался на эту картину.
Ко мне постучали в дверь. Заглянула мама до ушей улыбаясь. Я обрадовался.
- Мама? Заходи! - радужно пригласил я.
- Я ни одна, - таинственно сказала она.
Вся моя семья зашла в больничную палату.
- О, папа! Брат! Сестра! - моим патетическим чувствам не было придела.
Они уселись на кушетку. Папа держал брата и сестру за спины, как всегда он это делал, а мама подсела рядом.
- Но как ты? - с участием спросил отец, во всю ширь улыбаясь.
- Нормально, - охотно ответил я. - А как вы нашли меня на заброшенной стройке.
- Да так, - отмахнулась мать. - Благодари своего папашу. Это его великий мозг догадался, туда заглянуть. И найдя тебя, за сердце схватился, и чуть не грохнулся от инсульта.
- Да, это правда, - подтвердил отец. - Ну и напугал ты нас, чуть с ума не сошли. - И погрозил пальцем.
Я беззаботно улыбнулся.
- Да в состояние ты, братец, был неважным, - подтвердила сестра. - Особенно твоя нога на нее было страшно смотреть. Честное словно. А когда мы увидели твое дер.... - Мать на нее шикнула, не дав договорить слово "дерьмо".
Я густо покраснел, мне стало очень неловко и стыдно. И про себя посетовал за это глупое происшествие.
- Но не будем об этом, - отец переменил тему. - Давай, поговорим о хорошем. Ты жив и скоро отправишься домой. Тебя дома ждет бо-о-о-льшой сюрприз. Мы всей семьей приготовили тебе подарок.
Мне это не понравилось, как отец протянул слово "большой". Это меня начало беспокоить. Моя семья переглянулась между собой, а их глаза прищурились в какой-то тайне и лукавые улыбки не сходили с их лиц. Это еще больше мне не понравилось. Что же ждет меня дома? Я захотел переменить тему.
- Скажите как там семья Данила? - печально спросил я.
- Ты об этом? - проговорил сдавленно отец и истомно вздохнул. - Он уже похоронен. Его семья оплакивало эту трагедию, и мы только можем надеяться, что он теперь находиться в лучшем мире, чем этот. - Отец кусал губы. Мне показалось, что его горечь напускное, а на самом деле пытался не расхохотаться. Остальные сидели с каменными и ничего не выражающими лицами, но в их глазах искрился злорадный смех.
Нет, по-моему, я не совсем еще здоров. Эта чертова паранойя, где я ее мог подхватить? Наверное, и с тех видений почерпнул. В конце концов, не сходи с ума и не пори горячку. К тебе пришла семья, которая любит, а ты порешь всякую ерунду, придумаешь того, чего на самом деле не было. Пришли к тебе, тратят на тебя драгоценное время, и ты так им отплачиваешь. ВЕДЬ ОНИ ПРИШЛИ ТЕБЯ НАВЕСТИТЬ!!! И ОНИ ТЕБЯ ЛЮБЯТ!!!
Это походило на крик отчаяния и заглушение противоречивого голоса внутри. Семья. Это моя любимая семья. Они внимательно смотрели на меня, выражая... выражая голод. Их лица были голодные, как у волков, которые с голодным любопытством смотрели на меня и думали, какой он на вкус.
Постучались в дверь.
Все глупые страхи рассеялись моментально. Я чуть не рассмеялся. "Какой ты все-таки дебил"! - сказал я сам себе. Зашел доктор бледный как сама смерть. Черные круги под глазами. И телосложением тоже не вышел, как тростинка, при том длинная. Он слегка поклонился моей семье, ехидно улыбаясь, и не отрывал взгляда от моих родичей. Ужо глаза покосились на меня, и моя душа ушла в пятки. Он смотрел на меня с нескрываемым интересом, а его уста раздвинулись в страшном оскале.
- Ну, как чувствует наш больной? - учтиво спросил доктор.
- Все нормально, - равнодушно сказал я, стараясь выглядеть более естественно.
- Это хорошо, - подчеркнул доктор, - но вам нужно отдыхать, - Он повернулся к моей семье и заговорил с ними: - Ему нужен отдых, так что я попрошу вас выйти из палаты. Пожалуйс-йс-йс-ста! - это слово "пожалуйста" звучала как шипение змей.
- Как скажите доктор, вы же тут главный, - согласился отец.
Они встали.
- Пока, Василий. Выздоравливай, - напутствовал отец. - Дома тебе ждет бо-о-о-льшой сюрприз. - Меня затеребила от этого "бо-о-о-льшого сюрприза".
Повернулись к двери все вместе.
Я про себя застонал. О, нет. Все вдруг расплылось перед глазами, но тут же все снова вошло в фокус. Этого не может быть. У отца на руке был бинт.
- Что с твоей рукой, папа, - неожиданно для них спросил я.
Отец повернулся. Зорко посмотрел на меня, так что душа заледенела, и игриво улыбнулся:
- Порезался, сынок. Просто порезался, - Но в глазах полыхнул злобный огонек, - Главное ты выздоравливай.
Семья вышла, а вместе с ним и доктор. Из-за двери услышал отрывок разговора.
- ... классно тебя молокосос надул. Не думал, что ты так лопухнешься, - порицательно сказал доктор.
- Тише! Он может услышать! - испуганно сказал мой отец.
- Успокойся, он ничего не услышит, - заверил его доктор. И тяжелые шаги начали удаляться.
Я внимательно смотрел на картину, как будто там находился ответ. Но ничего в голову мне не приходило. Только одно эхом раздавалось у меня в голове: "Тебя ждет бо-о-о-льшой сюрприз"! Я догадывался, что это за "бо-о-о-льшой сюрприз".
Неожиданно у меня в ладони что-то запульсировало. Я раскрыл длань. Комната вспыхнула красным цветом. В моей руке находился рубиновый кристалл. Я снова почувствовал ту монументальную силу и понял, чтобы меня не ждало дома, я, и это тоже переживу, как это случилось в том злом доме. У меня у самого есть бо-о-о-льшой сюрприз и великая тайна.
Кристалл исчез с моей ладони. Спокойно сжал длань в кулак. Я не расстраивался, что кристалл исчез, потому что знал, он находится в моей груди, освещая душу ласковым светом. Мне открылся весь огромный мир. Скрытое бытие открылось для моего взора...