Он висит в пустоте почти две тысячи лет и смотрит на нас с укором, понимающего все, родителя. Его называют Спасителем человечества, а это самое человечество, которое спасать себя даже не собирается, ибо она занято своими сугубо мелкими личными интересами. Изможденное грязное тело уже истощилось до безобразия, а ладони и ноги были все в запекшейся крови. На лице у него читалось усталость, давно он висит в этой пустоте, и уже давно потерял человеческое измерение времени. Глаза замутились, но они видели больше, чем любой человек. А губы давно забыли, что такое улыбка.
Сколько он страдает от нас? Нельзя измерить ни в каких единицах. Только благородные поступки дают ему облегчение. И этой благодарностью за спасение мы очень мало радуем его. Гвозди в ладонях и в ногах грызут его, как черви, создавая ему неимоверную боль, которая постепенно убивает его, но никак не убьет.
Спасителя не так просто убить, так как он сын Господний, и он настроен, терпеть и переносить боль целую вечность.
Глаза направлены вдаль. Что же он видит?...
Первый грех. Гордыня.
Известный актер и режиссер Евгений Фиалов, титан русской киноиндустрии сидел на стульчики на просмотрах для очередного фильма. Ему были нужны талантливые актеры? Если честно, то нет. Он любил тешить свое самолюбие, глумясь над бездарностями. Ему совершенно не нравилось, когда он видел талант перед собой, и это значило, что ему человек уже не нравится. Любил он феноменальных актеров загонять в спартанские условия так, что, в конце концов, они ломались. Это для него была азартная игра, но в душе относился к ним высокомерно. "Да, кто они такие эти молокососы? Я трудился не для того, чтобы я какую-то соплю превозносил до небес. Это не мое". И оправдание у него есть на этот случай, ибо он не со всем выродок: "Их будут замечать, а о моих талантах забудут".
Раньше было со всем по-другому. Нищий голодный студент из Владивостока поступил в институт ГИТИС. Жил он, где придется на вокзалах, у друзей, потом ему дали в общежитие комнату. Преподаватели видели в нем безумно талантливого студента и чистой души человека. Все предвещали ему грандиозное будущее. Действительно и он его добился, слава, как лавина, обрушилась ему на голову. Правда, проблема состояла не в этом. Когда он был неопрятен и беден, в нем горел огонек, а сейчас обязанные люди подтирали ему задницу. В нем сразу появился червяк, который очень быстро увеличивался в его сердце.
- Следующий! - крикнул Евгений.
Вышел бледный худощавый молодой человек впалыми и где-то даже замученными глазами. Черноволосый, длинный с горбинкой нос, губы тонкие и некрасивые, подбородок острый.
- Здравствуйте, - сказал молодой человек. - Меня зовут Глеб Яблоков. Вот, мои рекомендаций, если конечно они вас интересует.
Фиалов поморщился. По его лицу было видно, что он чихал на любые рекомендации. Никто ему не указ! Глеб это понял и рекомендаций положил в карман пиджака.
- Приступим, - раздраженно сказал Евгений. - Становитесь на сцены. И прочите нам отрывок из "Гамлета".
Глеб сделал, что ему велели, встал на освещенную площадку. Выпрямил спину, вдохнул воздух и речь, как тихий, но приятно журчащий ручек, полилась из его громко открытого рта. Это поразила Евгения, но не настолько, чтобы ржавый гвоздь испарился из его груди. Гвоздь в груди усилил свою силу, начал зудеть в нем, как надоедливая оса. Появилась злость и зависть, но это быстро прошло, и пришла снисходительность.
А тем временим, Глеб распылялся и заворожено читал свой монолог. Красноречию не было придела, жесты рук ненавязчиво помогали входить ему в образ и свет, словно отражал его достоинство, скрывая недостатки. Это превосходило все его ожидания.
- Хорошо, - сухо сказал Фиалов, когда Глеб прочитал монолог. - А теперь можете нам что-то станцевать.
Это была любимая забава Фиалова, он любил смотреть, как молодые таланты танцуют. Это такая умора. Хотя ему эти танцульки были не нужны.
- Ну, я не умею, - замялся Глеб, - но я попробую.
Евгений хмыкнул, словно он ничего больше и не ожидал. Глеб начал что-то отплясывать. Это, конечно, скажем прямо, не очень походило на танец, но видно было, если парню подучиться, то он будет отлично махать ногами.
- Ладно, мы сообщим вам, приняты вы или нет... Следующий! - гаркнул Фиалов.
Вышел другой претендент. Светловолосый, щекастый, глазки поросячьи, а улыбка лошадиная. Сам он был полон, кривоног и что особенно бросалась в глаза это его пальцы, который походили на сардельки. Одет в джинсы, которые нисколько не украшали его и в черный мешковатый свитер.
Рекомендаций он этого человека принял, потому что не мог поверить, что это паренек к нему. Потом просмотрел их. Это был сынок, его хорошего друга, кстати говоря, Фиалов был ему должен. "Черт", - он не любил оставаться в долгу.
Отбросив рекомендаций, Фиалов послал его на освещенную сцену. Как и ожидал Евгений, он на сцене был просто жалкой пародией Глеба. Во время монолога Гамлета он все время заикался и запинался, а тело не шевелилось и лицо, как каменная глыба, ничего не выражала. Танцевать кстати он тоже не умел, даже никчемные попытки походили на кондрашку, а сам он прыгал по сцене как баскетбольный мячик, верх вниз, верх вниз. Но этот парень Евгению очень понравился, настоящий шут.
- Мы подумаем, Алексей, - подытожил он. - Следующий!
Через два дня. Зазвонил телефон. Снял трубку Глеб. У него было отличное настроение, ему казалось, что его возьмут на главную роль. Душа пела, а сердце упала от этого решающего звонка. Раздался голос Евгения.
- Извините, дорогой Глеб, но вы не приняты. Нашелся лучший кандидат. Не расстраивайтесь, у вас есть талант.
Улыбка слетала с губ Глеба, и слезы накатились на глаза. Он даже не знал почему, ибо с ним такое уже случалась, но никогда ему не было так больно, как будто с ним не справедливо обошлись.
- Я понял вас, - хрипло сказал Глеб. - Спасибо, вам. - И повесил трубку.
Евгений набрал еще один номер. Телефонную трубку подняли не сразу. Первое, что Евгений услышал это чавканье.
- Слушаю, - неразборчиво сказал Алексей.
- Хватит жевать, - неприятно-скрипучим голосом сказал Евгений. - Ты принят, обжора.
- Неужели, это правда? - не веря, сказал Алексей.
- Да, - холодно сказал Евгений.
- Ура-а-а... Я получил роль! Мама, я получил роль, - послышался голос издалека. - Мама, мама...
Евгений слышал эти слюни, визг радости, словно там семья людей, а не поросят. Это ситуация здорово разозлила его, но он с достоинством выждал. И когда счастливый, но инфантильный Алексей снова взял трубку, послышался голос матери на заднем плане.
- Не забудь сказать спасибо и передай, что твой отец говорит спасибо.
- Спасибо, господин Фиалов, от меня и моего отца.
- Жду тебе завтра в девять часов на съемочной площадке, - резко сказал Евгений и бросил трубку.
После снятого фильма в главных ролях, который был Алексей Снежный, критике похвалили режиссера, Евгения Фиалова за то, что он нашел неординарный сюжет и очень интересного актера, который сыграл очень нестандартно. Со временем, Евгений Фиалов затерялся в действительно талантливых актерах и режиссерах.
...Ему было больно смотреть на это. Гвозди просто взбесились и начали обжигать его раны, создавая невыносимые страдания. Евгений Фиалов, зачем ты сделал больно Спасителю твоему. Пустота и так его окружает, а ты хочешь, чтобы она и в душу проникла?..
Второй грех. Скупость.
- Брат, наша мать заболела. Помоги нам с деньгами, - в слезах говорила сестра. - Нужны дорогие лекарства, а у нас нет денег.
Денис Павлович поморщился. Опять эти непредвиденные расходы.
- Сколько нужно? - скрипя сердцем, спросил он.
- По меньше мере две тысячи, - сказала его сестра Надежда.
- Хорошо, - выдавил он из себя эти слова. - Я пришлю деньги.
Денис Павлович намеривался положить трубку, но Надежда остановила его.
- Она хочет, чтобы ты приехал к ней, Денис. Она хочет тебя поведать, - твердо, но с какой-то необъяснимой печалью, сказала она.
- Но мне некогда, - начал он с негодованием. - Мне надо работать. У меня полно дел, которые требуют незамедлительного разрешения.
Повисло недолгое молчание.
- Подождут твои дела. Ты у нас не был почти десять лет.
- Но...
- Да, что же ты за сволочь. Наша мать помирает, а тебе да фене, - закричала Надежда. - Какой же ты все-таки эгоист. Ты можешь больше свою мать даже не увидеть или только в гробу, не дай Бог...
- Но у меня работа, - чуть ли не хныча, говорил он.
- Прошу, Денис, приезжай. Я тебя умоляю, - тихо говорила она и так проникновенно, что Денис Павлович не смог устоять.
- Ладно, я завтра приеду.
- Отлично, Денис, - а потом виновато добавила. - Прости меня, Денис, за сволочь.
- Ничего страшного, - холодно сказал Денис. - Я же понимаю это твои эмоций.
Они попрощались, и Денис с меланхоличным видом положил трубку. Как же ему не хотелось ехать, потому что знал это, повлечет лишние расходы.
На следующий день Денис Павлович был в Омске. Стоял перед обшарпанной и замызганной дверью, которая отвечала ему молчанием, но воспоминания говорили о многом. Он вспоминал, как выбегал из этой двери на улицу, где его ждали друзья. Как через эту дверь он входил холодный и голодный, но всегда с радостью. Жили они хорошо. Пока отец не умер, их главный кормилиц. Тогда все пошло на пере косяк. Советский Союз развалился. Им много приходилось голодать. Он вспоминал, как еще с маленькой сестрой им приходилось тащить вещи из квартиры в комиссионку, как последние наркоманы, которым не хватает на дозу. Только им были нужны не наркотики, а кусок хлеба и маленький кусочек масло. В то время он уже учился в институте на юриста. Закончил с отличием. И он попал из маленького уголка своей жизни в большой круговорот чужой жизни, где сильный пожирает слабого.
Десять лет назад Денис Павлович уехал в Новосибирск. Там у него появилась большая фабрика по изготовлению обуви и сеть магазинов по всей стране. Это все выросло так неожиданно, и он никогда не говорил, откуда он взял деньги на раскрутку. И Денис Павлович стал богатым и влиятельным человеком, а о родных он со всем забыл. Он, разумеется, звонил, чтобы поздравить с днем рождением и все, но о положение семьи он со всем забыл. А теперь стоя у двери, все проплыло мимо его задумчивых глаз. Пришла ностальгия. Ему не хотелось звонить в дверь, а просто уехать в Новосибирск и чтобы его оставили в покое навсегда.
Денис Павлович позвонил.
Послышались быстрые громкие шаги. Отворили дверь. У порога стояла его прекрасная сестра, которая улыбалась, как маленький ребенок, открыто и с добротой. Ей уже исполнилось двадцать девять лет, а она так и не вышла замуж.
- Привет, Денис, - радостно сказала она и бросилась ему на шею.
Денис Павлович обнял ее и рассмеялся. Неожиданно ему полегчало, как будто старые и чуждые тенета порвались, выпуская того хорошего мальчика из прошлого.
- Заходи, скорее в дом, а то, наверное, замерз. На улице-то холодно, - отпустив его, сказала она.
Радость так же быстро прошла, как и появилась. Денис Павлович вошел внутрь квартиры и увидел все убожества жилья. Такое ощущение, что в квартире не жили лет сто. Раздевший и разувшись в коридоре, он прошел в гостиную. Она выглядела еще хуже, чем коридор. Не телевизора, не серванта не было, один грязный диван и старый еле стоящий на ножках стол, а рядом стулья.
Вдруг он посмотрел на свой руки и подумал: "Я даже не привез им подарки". От этой мысли его отвлекла Надя.
- Ты пока садись на диван. Сейчас будет чай готов, - весело сказала она, хотя глаза были покрыты усталостью.
Денис Павлович безучастно кивнул.
- А где мама? - спросил он, все время, оглядываясь по сторонам.
- Она спит. Со всем недавно заснула, - объяснила она и подозрительно добавила. - Ты, надеюсь, сегодня не уедешь?
Денис Павлович замялся. Ему ничего не оставалась, как ответить на этот вопрос.
- Я вечером улетаю.
- Улетаешь? Ты что даже не останешься на несколько дней? - изумилась она, а потом и разозлилась.
- Нет, у меня работы целая куча, - лаконично сказал он.
Надя потеряла над собой контроль.
- Денис, но как ты можешь, ведь ты ее не видел десять лет. Почти долгих десять лет, а она так часто вспоминала о тебе и так сильно скучала. А ты так поступаешь с ней и со мной кстати тоже.
- Но я ничего не могу поделать, у меня много работы, - оправдывался он.
- Что ты заладил о своей работе? У тебя постоянно тысяча одна отговорка...
- Но ты не понимаешь, - на повышенном тоне заговорил Денис Павлович, - как трудно зарабатывать деньги в нашей неспокойной обстановки. И я должен быть сегодня вечером в своем городе, в своем доме, на своем месте.
Наступила тишина. Но Надя не собиралась сдаваться в споре, и Денис это знал. Она делала маленькую передышку.
- Денис, ты посмотри вокруг себя, - печально заговорила она. - Видишь, как мы бедно живем, а ты о нас даже не разу и не вспомнил. Ты не помогал материально, хотя богател на глазах. Тебя даже по телевизору показывали, и не подумал...
- Ага! - в это момент его лицо сияла безумным торжеством. - Вы хотите вытрясти с меня денег! Ничего не получится! Как я вас раньше не раскусил! Таких людей как вы - много, которые хотели позариться на мои денежки! Но вы ничего не получите!
- Ты что с ума сошел! - крикнула Надежда, в гневе встав с дивана.
- Нет, я не сошел с ума! Я вас раскусил! Не дам ни копейки!
- Ах, ты сволочь, а еще родная кровь! Убирайся отсюда! - ершилась Надя.
- А ты хапуга, как и все остальные! Только и хотите обобрать меня до нитки!
Не говоря ни слова, Надя сократила расстояние от Дениса Павловича и начала бить его, не разбираясь, куда попадают ее тумаки. Денис укрывался от них, отступал к коридору.
- Чтобы духу твоего здесь не было, идиот проклятый! Скряга!
В конце концов, Дениса Павловича вышибли из квартиры. Он на лестничной площадке натянул ботинки и завернулся в свое пальто, пошел прочь.
Его безумная скупость прошла только тогда, когда он был у себя дома и лежал в ванне. Ему было тепло и хорошо. Мысли обдумывали произошедшие с сестрой. Неожиданно Денису Павловичу стало стыдно и хотелось расплакаться. Ведь он даже деньги не оставил для больной матери. Закрыл глаза и расплакался. Потом взял себя в руки, вылез из ванны и позвонил в Омск.
- Алло? - послышался хлипкий голосок.
Денис Павлович сообразил, произошло какое-то несчастье.
- Что случилось, Надя? - испуганно спросил он.
- Денис, наша мать умерла, - разрыдалась она прямо в трубку. - Это я во всем виновато, не надо было начинать с тобой ругаться.
Она бы еще долго причитала, если бы Денис Павлович не перебил ее.
- Как умерла? Ты о чем? - до сих пор не понимая о чем, она ему говорит.
- Я думаю, она услышала нашу стычку и... у нее случился инсульт, - выдавила она эти последние слова.
- Я выезжаю немедленно. - И повесил трубку.
Это были самые скромные похороны. Только он и его сестра больше никого, да еще служащие похоронного бюро, которые должны были закапать гроб.
Они оба постояли у гроба, и затем Денис Павлович приказал опускать гроб в яму. Через несколько минут березовый гроб опустили, и рабочие начали закапывать вырытую яму. Вскоре вырос маленький бугорок, на который поставили железный памятник.
Через год могила исчезла. Памятник заржавил и испарился, а березовый гроб больше не существовал, так как весь сгнил. И память о матери съела скупость Дениса Павловича. Вскоре и фирма пошла прахом.
"Зачем ты так поступил, Денис. Мне так больно. Ты причинил мне сильную боль"! Немой крик распространился в пустоте, но его никто не услышал...
Третий грех. Блуд.
- Нет, сынок, я сегодня не приеду. У меня слишком много работы. Я, наверное, приеду только завтра рано утром, - говорил Петр в трубку.
- Но почему, папа...
- Дай, сюда, трубку. Мне нужно поговорить с твоим отцом, - послышался голос на заднем плане.
Петр глубоко вздохнул. "Ну, вот, опять сейчас начнет орать в трубку. Как же мне все это надоело". В данный момент Петр ехал на машине и очень боялся, как бы от криков жены Кристины ему не врезаться в столб.
- Я не поняла, Петр, в чем дело? - на повышенном тоне говорила она. Как в воду глядел. - Подумай, ты же обижаешь Женю. У него глаза и так на мокром месте.
- Ну, объясни ему все, ведь ты понимаешь я же деловой человек. Мне надо работать, чтобы вам хорошо жилось, - развязано говорил Петр, как будто без него родимого не проживешь и дня. Он такой необходимый и неповторимый.
- Знаю, как ты работаешь, козел бесстыжий! - рявкнула Кристина, так что пришлось трубку отвести от уха.
- Что за глупые намеки? - раздосадовано, сказал Петр. - У меня действительно рабочая встреча. Очень важный клиент и мне надо поговорить с ним о делах в неофициальной обстановке.
- Ах, ты дрянь такая, я знаю, как ты работаешь. Наверное, опять едешь к очередной своей шлюхе. Ух, жаль, я до сих пор тебя не застукала, тогда бы я показала тебе кузькину мать.
- Успокойся, я приеду завтра утром. Все пока. - И положил трубку.
Его "Мерседес" ехал по темному городу. Везде мигали неоновые вывески завлекающих реклам, которыми весь город было просто засеян. Он думал о сыне. Впервые в жизни Петр думал о сыне, когда ехал к своей бабе. У него почему-то перед глазами стояла сцена, как Кристина внушает в день рождения Жени, что его отец подлец и мерзавец и он должен ненавидеть его за то, что относиться к нему пренебрежительно.
Это картина преследовала его повсюду. С тоской в глазах Петр заехал в темную подворотню и остановился машину у жилого дома. Он выключил двигатель, но выходить из машины не торопился. Прижав правую руку к щеке в знак раздумья, он размышлял, а не поехать ли ему домой. На кой сдалась ему это баба, нарезвиться он всегда успеет. В ушах все звенела: "Ты должен ненавидеть своего, отца... Он плохой... Он не выполняет обещания".
- Да, что за бред. Ей-богу как маленький. - Вышел из машины. Закрыл ее. Радость секса победила его истинное желание.
Правда, его рассуждения имели смысл. Помнится, он приехал домой с опозданием в тридцать минут. И застал Кристину за тем, что она внушала Жене, что его отец настоящая сволочь. Это ему очень не понравилось, и они здорово по этому поводу поругались. Выяснилось, что Кристина, таким образом, мстила ему за измены. Тогда Петр кричал:
- Откуда тебе это известно? Ты что меня застукала с кем-то?
- Нет! - ярилась она. Слышно было, как ее зубы терлись друг об друга. - Просто, когда ты приходишь, чувствуется запах женских духов.
- Да, что ты мелишь... - И тому подобные крики.
С тех пор Петр был очень осторожен на счет запаха своей одежды. Но жена все время со злорадной улыбкой говорила, опять духами несет и, скривив нос, махала рукой вокруг лица. Петр постоянно обнюхивал себя, как собака, но никаких духов не чувствовал, а Кристина все равно ловила его на этом.
Поднявшись по ступеням к двери с номером 38, Петр позвонил и услышал миловидный голосок:
- Иду.
Его любовница открыла дверь. Она стояла вся нагая. У Петра сразу вылетели мысли о сыне.
На следующий день. Петр приехал к себе домой в одиннадцать часов. У порога его встречал сын.
- Привет, папа.
Сонный Петр даже подпрыгнул от неожиданности и сразу очнулся, но потом сила сна снова вернулась. Его сын, будто ждал его.
- Привет, мальчуган, с днем рождением, - устало сказал Петр.
Женя ничего не ответил, внимательно следя за отцом. А Петр это даже не увидел. Ему сейчас было не до этого, очень спать хотелось, все-таки ночь любви откладывал свой негативный отпечаток на его жизнь.
Он снял туфли. Снял кожаную куртку, а затем и кофту.
- Я ненавижу тебя! - твердо сказал Женя, хотя в глазах стояли слезы горечи.
Для Петра эти слова подействовали как холодный душ. Он ничего не мог понять, почему сын так сказал, но ему вдруг стало по настоящему стыдно.
- Постой, Женя? - Петр догнал мальчика. Развернул его лицом к себе. - В чем дело?
Тут вышла Кристина взглянула на мужа с сыном и чуть не упала. Ее пробрал безумный смех до того, что она не могла сдержаться.
- А ты что ржешь? Что здесь смешного? - рассердился Петр.
- Посмотри,... посмотри на свою рубашку в зеркало. - Из глаза текли горькие слезы от смеха.
Петр подошел к зеркалу в коридоре. И увидел след от губной помады и такой смачный, что не было никаких сомнений - этот отпечаток поставлен женщиной. К горлу подкатила тошнота. Как же он будет оправдываться перед сыном, как же он будет смотреть ему в глаза. Черт с ней, с Кристиной, он бы ее век не видел, но его сын...
Петр повернулся к Жене и увидел холодный взгляд.
- Я тебя ненавижу. - И Женя побежал в свою комнату.
- Прости, сын, - шепотом сказал Петр и поднял руку, словно хотел его остановить, но не посмел.
А Кристина смеялась, как последняя дура.
- Что? добился своего? - заикаясь, сказала она.
- Заткнись.
Это ошибка стоила ему очень многого. Его сын в восемнадцать лет уже сидел в казенном доме, то есть на зоне.
"Зачем ты выбрал этот путь, ведь у тебя был выбор". Потом человек на кресте закричал. А из ран текла такая яркая красная кровь, которая попадала в прожорливую немилосердную пустоту. Но этот голод ей не заглушить никогда.
Грех четвертый. Обжорство.
Стэнли сидел перед телевизором в мягком широком кресле и ел булочки с кремом. В данный момент он смотрел новости про то, как остальной мир, кроме Соединенных Штатов бедствует. Всевозможные катаклизмы, террористические акты и часто передавали, как дети многих стран голодают. Ему нравилось смотреть телевизор и в тоже время обжираться. Но сколько бы он не ел, ему было мало, ибо Стэнли весил четыреста фунтов. Такую махину нужно прокормить. Он каждый день обжирался до отвала. Его жена, Мэри, с утра до ночи кормила его от пуза, но сама не далеко ушла по объемам. Да, целыми днями они жрали и смотрели телевизор, но на уик-энд вылезали из дома на прогулку или на пикник. Жили тем, что оба ездили на соревнования, как, например: "Кто больше и кто быстрее съест сосиски" или "Переедание яблочных пирогов". Победителю давали сумму в среднем пять тысяч долларов. Не плохая сумма только, чтобы пожрать сосиски. И такие крупные соревнования во всех штатах, так что можно нажраться за это еще и деньги дадут.
Все вокруг пытались похудеть и сбросить вес как можно больше, а Стэнли только набирал его. Чуть ли не каждый день он бегал в туалет, чтобы поблевать. Как у него не случился заворот кишок, до сих пор загадка природы.
Через неделю у Стэнли будет соревнование в Нью-Йорки по преданию сосисок. Он уже послал заявку об участие, как прошлый победитель в этом турнире. А теперь ему надо набираться сил, жрать, жрать и еще раз жрать.
- Дорогая, принеси мне цыплят.
- Сейчас, милый. Через пять минут будут готовы.
- Хорошо, а то я проголодался.
В остальном мире показывали, как голодают дети. Многие американцы, как Стэнли думали, что только разгильдяй и тупицы голодают, а кто не из их числа тот всегда сыт. Но даже в тихой спокойной стране, как Соединенные Штаты, есть свои скелеты в шкафу. Только это общество умело, скрывать недуги американского общества, и они сами себе и остальному миру показывают, что они лучшие. Так ли это? Вряд ли!
Через пять дней Стэнли и Мэри уезжали из пригорода Бостона, из штата Мэн и ехали по дороге ведущего в сладкое и сочное яблоко, который и являлся сам Нью-Йорк. Долгий путь пришлось им проехать. Но даже в поездки, хруст поедаемой еды в машине не прекращался. Многие проезжающие на автомобилях смеялись над забавной парочкой, хотя выглядели далеко не лучше.
В конце концов, с горе пополам они доехали до Нью-Йорка. Остановились в недорогом отеле, но сносным, чтобы немного отдохнуть. Завтра будет тяжелый день. Столько пищи нужно принять в желудок, как бы не лопнуть. Но они хорошо поедят.
На следующий день.
Все участники соревнований были дородными мужиками, тела которых не имели обхвата, а вес только будоражил воображение. Народу собралось достаточно много, но в прошлом году было больше. На одном участке собрались все известные пожиратели. Это как Билл Уорд, Фредди Гринвилл по прозвищу "Пукающий", Карл Фишер, Миллер Бром и многие другие, так что Стэнли придется попотеть для того, чтобы выиграть кубок и премию в придачу.
Рядом со столом участников находился комментатор и уже вещал, созывая зрителей на грандиозное представление. Это был Брайан Литтл, еще тот старый дурак, но язык, как говорится без костей, мог заболтать кого угодно. Сейчас прохаживался по сцене и играл с микрофоном, с такой же легкой непринужденностью, как он отмачивал шутки насчет участников и предстоящих соревнований. Зрители смеялись до упаду. Кстати зрители тоже не просто так пришли. Многие болели за своего любимца, высоко подымая плакат, и громко кричали: "Давай, сделай их всех".
Подходили последние минуты к началу соревнований. Рядом с этим местом, где должны вот-вот начаться соревнования по пожиранию, проезжал туристический автобус, где сидели африканские дети и их матери, пострадавшие от эпидемии желтой лихорадки и голода. Они еле выжили, хорошо вовремя подоспели медики из благотворительной организации. Теперь их пригласили в Америку пройти реабилитационный курс и отдохнуть в одном из лечебных санаторий. Как раз они сейчас ехали в городскую больницу, где их должны полностью обследовать.
Неожиданно автобус резко остановился.
- Черт, что-то с двигателем случилось, - недовольно сказал водитель. Потом еще раз выругался. - Я сейчас пойду, посмотрю, что случилось с двигателем. Хорошо, мэм? Справитесь без меня тут?
- Да, Сэм, иди, - сказала симпатичная женщина в костюме. Член благотворительной организации африканским детям, сокращенно БОАД. - Только, Сэм, прошу при мне больше не ругаться.
- Как скажите, мэм, - буркнул он и вышел из автобуса.
Дети с интересом начали смотреть в окна, хотя по их усталым и неулыбчивым лицам это было незаметно. Женщины сидели, и устало смотрели в потолок. Им совершенно не доставляло удовольствие смотреть на окружающий чужой мир, такой непонятный и пугающий. Так что они предпочитали смотреть куда угодно только не в окно.
Из духового ружья был дан выстрел к старту. Все участники начали запихивать в себя сосиски, полностью сосредоточившись на этом деле. Дети, которые в жизни не видели столько пищи, смотрели, разинув рот, как жирные дядьки через силу запихивали еду в глотку. Каждый ребенок, затаив дыхание, смотрел на это умопомрачительное зрелище.
Один из мальчиков, что был по старше, неожиданно понял это всего лишь игра. Здоровые взрослые дядьки, которые походили на животных, пожирали ради какой-то своей игры. Все об этом говорило. Буйство зрителей, которые смеялись и что-то кричали, поддерживая своего любимца. Не перестающие разглагольствование комментатора о событиях, переходили в истерических хохот и активные подбадривания. Но главное, что завидел тот мальчик, так это как люди на открытом месте ели сосиски. Они, не лукавя, толкали сосиски в рот, даже не жуя, проглатывали их. Люди едят очень медленно, особенно у них там, где мало еды. Им всегда приходилось растягивать это удовольствие, чтобы ощутить себя сытыми.
Даже сейчас, когда этот мальчик был сытым. Его мучил психологический голод. Ему бы съесть, хотя бы маленькую лепешечку. От этого зрелища у него потекли слезы. Как им нестыдно играть с едой, когда другие народы голодают. Устраивать такие соревнования. Неожиданно этому мальчику захотелось взять ружье, которых у них всегда было в селе, для отгона зверей и перестрелять этих толстожопых, которые играют с едой.
Раздался выстрел. Время окончилось. Начали подсчитывать, кто, сколько съел сосисок. Оказалось, выиграл Стэнли Кубрик. Раздался гром аплодисментов. Комментатор поднял руку Стэнли, как на ринги, и прокричал:
- Вот, наш победитель.
Стэнли одной рукой держась за живот, смущенно улыбался зрителям. Его глаза пробежали поверх зрителей и остановились на автобусах. Из окон виднелись дети, которые печально смотрели на него, а один горел лютой ненавистью. Даже от сюда Стэнли увидел это, а может, и почувствовал, но ему стало не по себе. Все хлопали ему в ладоши, и впервые в жизни он не обратил на них внимания. Стэнли смотрел на того мальчика, который почему-то ненавидел его. Вдруг к нему подбежала жена, и мальчик исчез из его мыслей. Схватила его и с силой обняла.
Он побледнел.
- Мэри, отойди, пожалуйста, - вежливо сказал он.
Она сразу поняла, что к чему и отошла подальше. Стэнли разинул рот и вся пища, которая была употреблена, выплескивалась наружу мощным фонтаном.
Для африканского мальчика это было просто катастрофой. Он закрыл глаза, чтобы не видеть этого зрелища...
Спаситель на кресте резко дернулся, а потом размяк. Из его рта потекла кровь, а глаза закатились. "Что же ты со мной делаешь?"...
Пятый грех. Гнев.
Ксения Юрьевна Лебедева была властной и сильной женщиной, и, разумеется, бескомпромиссной женой. Муж полностью ее противоположность. Олег Иванович высокий, общительный, немного идиотское выражение лица, очень симпатичный мужчина, но ужасно без характерный. Ксения Юрьевна вытирала об него ноги, как хотела, не заботясь, как себя от этого чувствует муж
Ксения Юрьевна женщина деловая и очень известная в торговых кругах. Каждое утро она уезжала и только вечером приезжала домой немного подвыпивший. И каждый вечер у них происходил скандал, инициатором которого была она. Ее почему-то сердило, что муж не работает и целый день развлекается, хотя сама ему категорически запрещала искать работу. Кстати Олег Иванович даже в доме ничего не делал, ибо у них были в доме две пожилые служанки, которые бдительно следили за домом. Две ходячие мымры, прибирали не только дом, но и следили за Олегом Ивановичем. Даже куда-нибудь пойти приходилось спрашивать разрешение у своей дорогой женушки. За эти страдания он ничего не получал, но если только тумаки и затрещины, и порцию гневной тирады.
В один из вечеров для получения очередной разрядки она напала на мужа, что он целыми днями бездельничает. А она такая хрупкая целыми днями трудится, и теперь у нее разболелась голова, а мужу хоть бы хны.
Наконец в Олеге Ивановиче из глубины души вышла, хоть тень мужчины.
- Что ты от меня хочешь, припадочная? - на повышенном тоне сказал он и сам испугался своего голоса.
- Как ты меня назвал?! - в гневе закричала она. - Да, я сейчас тебе покажу.
Она снесла свою туфлю с ноги и накинулась с ней на него. У Олега Ивановича сразу же ушла душа в пятки, и он начал отступать. Его глаза не отрывались от искаженной яростью лица Ксении. Она быстро пошла на него, с таким видом, как будто она своего мужа расстреляет на месте. Но произошла неожиданность, которая спасла его от гнева жены. Кошка ненароком оказалась у нее под ногами, заплела ноги хозяйки и так с грохотом упала, клюнув носом в пол.
Ксения Юрьевна завизжала от боли. Схватилась за нос. Вскоре через руку потекла кровь.
- Черт побери, я нос сломала! Твою мать, это все из тебя, чтоб ты провалился! - брюзжала она от негодования, держась за нос.
Олег Иванович хотел помочь ей, но та оттолкнула его и послала куда подальше. Сама еле-еле поднялась, так как голова у нее немного кружилась. Она пошла ванную, умылась, взглянула на свой нос, он весь посинел. Рядом была аптечка, она достала пластырь и прилепила его к больному месту.
- Как я завтра пойду на работу с таким носом? Да, меня на смех подымут, - сердитым голосом говорила она сама себе. - "Неужели тебя ударил муж?". Если мне такое скажут, я им скажу, - сгримасничало лицо. - "Нет, но если ты не заткнешься, я ударю тебя". Муженек мне еще хлопоты доставляет, да провалились бы вы все к черту на рога.
После этого она своего мужа просто затретировала.
На следующий день она ехала на работу, как всегда с поганым настроение. Гнев переполнял ее, ибо машины плелись как черепахи, жуткая пробка была на дороге. Не зная себя куда девать, Ксения Юрьевна включила радио.
- Опять эти долбанные диджей молотят языком. Занимают словоблудием. Да, что ты будешь делать одни дармоеды и уроды в нашей стране. Наверное, опять какой-нибудь кретин набрался с утра пораньше и сварганил аварию. - Вылезла из окошка и заорала: - Ну, что встали, водилы хреновы.
На нее из машины смотрел мужчина средних лет и удивленно чесал макушка. Увидев это, она со всем взъелась.
- ЧТО СМОТРИШЬ НА МЕНЯ, СТАРЫЙ КОЗЕЛ?! - рявкнула она, так что мужчина даже подскочил.
Потом взял себя в руки и видно, как по его шей вздулись вены.
- Кому это вы говорите? - с угрожающим тоном спросил он.
- Ты не только урод, ты еще и глухой.
Мужчина покраснел, как свекла, так что казалось, у него сейчас произойдет инфаркт
- Да ты, шлюха, ты представляешь, кому это сказала. Е... - А дальше одни маты и ничего кроме ругательств.
Зря он это наговорил. Еще никогда такой сильный гнев не вырывался наружу. Ее крики и проклятия покрывали весь путь. Мужика, словно в дерьме вывозили. Теперь его краска лица изменялась постоянно, он был взбешен. Он бы давно вылез и набил морду этой фурий, но ее поведение его немного пугало. Так мужчина слушал еще дополнительные вопли, смотрел на жесты и на обидные мимики лица, пока его терпению не пришел конец.
Он с гневом вышел из машины. Открыл капот и вытащил оттуда железный лом, он даже не удосужился закрыть багажник. Сразу подошел и начал колошматить ее машину "Audi".
Ксения Юрьевна закричала и выбежала из машины.
- Ах, ты, сволочь. За это ты сейчас получишь. - И кинулась на него, как бешеный кролик на волка, не обращая на его острые зубы.
Подбежала и как сумасшедшая начала лупить его дамской сумочкой, которая была легче перышка. Она в исступление била мужика, ничего не замечая вокруг. Тут между ними неожиданно вклинилась машина и придавила Ксении ногу. Она закричала, как подстреленный зверь.
Мужик, который получал тумаки от нее, словно почувствовал ее кровь и боль, кинулся на нее и с размаху ударил по носу. Ксения Юрьевна пошатнулась, но не упала, удержалась, но так хотелось прилечь прямо здесь. В голове пульсировала невыносимая боль. Почувствовав, как колесо съехало с ноги. Вскрикнула и упала навзничь. Ее сознание помутилось, а тут еще палящее солнце и асфальт накалился. Ее тело все горело. На нее надвинулась тень. Ксения Юрьевна открыла глаза и увидела того мужика, которого она со всем недавно обматерила. Он стоял и смотрел на нее с ухмылкой, которая не говорила ничего хорошего. Рука зашевелилась, поднялась вместе с ломом. Ксения Юрьевна зажмурила глаза и слабым голосом запищала:
- Не надо.
Закричала. Слезы брызнули из глаз. Ноги онемели. Она приподнялась. Ноги заливала кровь. Жар охватил ее, и она упала. Ее быстро покрыла тяжелая темнота. Но сознание еще до конца не уплыло от нее. Послышалось шум борьбы. Потом раздался дикий вопль:
- Я не виноват, она первая начала... - И она провалился в беспамятство.
На следующий день она проснулась в больнице. Продрала глаза и почувствовала резкую боль в глазах и голове. Ксения Юрьевна зашипела от своих страданий. Потом посмотрела вокруг. Она оказалась в палате. Рядом с ней сидел муж, который слабо, но приятно улыбался ей, но приняло это за ухмылку.
- Что ты лыбишься, чмо ушастое, приятно видеть меня такой.
Улыбка тут же слетела, и он устало вздохнул.
- Как ты себя чувствуешь? - печально спросил он.
- Как, как? Хреново, вот, как, - раздраженно сказала она. - А что с тем мужиком, которой меня избил.
- Оказывается он псих, из больницы сбежал, - охотно рассказал Олег Иванович. - Тебе повезло, он забил трех человек.
- Я так и думала, потому что таких идиотов на своем пути я еще не встречала, - задумчиво сказала она.
Олег Иванович откашлялся.
- Ксюша, я тут подумал, - нервно проговорил он. - И...
- И что надумал? - саркастически спросила она.
- Я ухожу от тебя, - спокойно сказал Олег Иванович.
Ксения Юрьевна сидела, открыв широко рот. Потом пришла в себя и напала на него.
- Да, ты, что обалдел? Я же тебя раздавлю, как червя. Что ты будешь делать без меня?... - тому подобное. Угрозы, упреки и самое главное ее раздражение.
Он слушал ее спокойно, и не перебивая, но видно сильно нервничал, верхними губами жевал губу. Увидев, что на него ее угрозы не действуют, она начала крыть его матом, чтобы подавить психологически. Через час ее запал немного иссяк. Этим умело воспользовался Олег Иванович. Поднялся с кровати, подошел к двери, угрюмо посмотрел на свою уже бывшую жену.
- Ты, Ксения, когда-нибудь останешься одна из-за своего холерического характера, и об этом будешь очень долго жалеть.
- Пошел к черту, ублюдок, - взяла со столика цветок и кинула его в Олега Ивановича. Кстати он принес ей этот цветок, чтобы украсить тусклую палату.
Он увернул и ушел, осторожно прикрыв дверь.
Слова Олега Ивановича оказались сакраментальными и роковыми.
Из груди Спасителя брызнул жидкий огонь, который не давал ему дышать. Изо рта текла слюна, он пытался кричать, но в легких не хватало воздуха. Зрачки глаз расширились, а по всему телу тек пот. Ноги опять начали кровоточить. "Как же больно"...
Шестой и Седьмой грех. Лень и Уныние.
Один без другого не существует. Где лень, там и уныние, они идут вровень. Один мальчик был сильно подвержен этими двумя грехами. Его звали Борис Иванов. Они убивали его изнутри, пытаясь выжечь всю его индивидуальность и превратить его в растение.
Борис проснулся неожиданно, а всего было полседьмого утра. Застонал и заворочался, но уснуть никак не мог, и вставать ему не хотелось. Он лежал в постели и со временем ушел в полудрему. И понеслись в голове мысли, которые угнетали его:
"Господи, и зачем ложиться спасть, если и так на следующий день приходиться вставать? Каждый день одно и тоже, один заурядный и будничный день заменяется другим. На кой черт вообще жить? А мне еще в школу идти, а я опять ничего не выучил. Что я там буду делать? Дурака валять, скучать и смотреть на чуждых мне людей, которых я ненавижу всем сердцем. Учителя уроды, которые угнетают меня и приводят в уныние. Зачем все это? Зачем нужна эта суета, терзающая мое сердце? Какая разница мы все равно идем к смерти, и твои знания пропадут вместе с твоим гниющим телом? Да еще, мои родители меня угнетают, которые все престают с одним пожеланием: учись, учись, учись. Но если я не хочу? Что теперь повеситься? Иногда вообще-то я думал об этом, но знаете, все-таки инстинкт самосохранение слишком развит во мне, так что мне не светит быстрой и легкой смерти. Меня до сих пор мучает вопрос: Зачем я на этой земле? Какой смысл? У меня до сих пор нет ответа на это каверзный вопрос. И это мучает меня и не дает развиваться моему разуму, ибо я схожу с ума с этими вопросами, словно я попал в липкий туман, который не хочет отпустить меня. Разум тонет в скуке и лени. Ничего не хочется делать.
Но допустим, я сейчас оденусь и пойду в школу. Меня на улице ждет опасность. Там надо бороться, чтобы никто к тебе не престал и не зашмонал. А может быть, я встречусь сбывшим другом, который противен мне всей душой, я просто не смогу видеть и слышать его. Все они предатели и недруги. А вдруг меня машина собьет и только потому, что мне пришло в голову, что надо идти в школу. Да, кто это сказал? Сегодня мне не хочется идти, надо умываться, одеваться, лучше полежу два часика на диване и посплю, увижу интересный сон.
Все-таки придется идти в школу. Все-таки надо, хотя мать ушла на работу, но мне надо идти в школу. Сколько сейчас время? О еще можно часик поспать.
Господи, как все надоело. Да еще в туалет хочется, а так не хочется вставать. И не буду вставать, буду терпеть. Я, вот, подумал, а какой смысл мне идти в школу, если у меня даже девчонки нет. Вообще, нет никакого смысла, она меня бы хоть чуть-чуть растрясла. Да, на мою морду никто не клюнет, словно я уродец. Подумаешь пару прыщей, вскочило, что теперь нужно повеситься. Я знаю, как они на меня брезгливо смотрят и смеются. Будьте вы все прокляты...
Боже мой, мне еще нужно собаку вывести и мусор вынести. Это просто рок какой-то. Если не вынесу, меня мать убьет на месте или в лучшем случае она мне даст по башке. Еще отец постоянно недовольный вылупиться в телевизор, дурак недоделанный. Сколько можно в этот телек пялиться, и яйца чесать, что он там увидел. Со мной даже не разговаривает, если не навязывать разговор состоящих из одних ответов, ДА и НЕТ. А еще говорят я лентяй и тупица, сами на себя посмотрели бы, сами в говне плавают, а еще требуют что-то от меня. Возьмитесь за себя, а я как-нибудь со своими проблемами сам справлюсь.
Еще с меня требует деньги и видеокассеты эти уроды с Мордобоем. Как они меня достали. Все угрожают: "Да, мы тебя побьем". Ну, бейте, заканали уже, хоть бы они провалились к черту. Ох, если бы у меня был пистолет, я бы каждого перестрелял и всех их родственников за то, что таких ублюдков нарожали. Эх, была бы власть, я бы натворил дел в этом мире. Ни один роман Стивена Кинга не показал бы всей полноты кровавых красок.
Как не охота вставать. Уже полчаса прошло. Как быстро летит время, даже спокойно нельзя полежать на диване. Господи, собака залаяла, гулять просится. Я, наверное, сейчас изнахрячу ее, чтобы больше голоса не подавала".
- Заткнись, ты дрянная псина! - рявкнул Борис.
Пес заскулил и пошел прочь.
"Ох, не дай Бог он насыт на пол, я ему всю морду набью этому Шарику. Ни дерьмо, ни санье я убирать не буду, и не надейтесь. Господи, я и забыл, что сегодня я должен своему приятелю отдать диск. Да, пошел он, если так приспичило пусть сам зайдет и заберет этот треклятый диск, а лучше он провалился к чертовой бабушке. Как мне это жизнь достала со своими идиотскими проблемами. Главное, проблемы возникают из ничего, словно мне на роду написано, всю жизнь страдать из-за того, что родители один раз приятно перепехнулись. Неужели не могли воспользоваться презервативом, и жили спокойно, и меня бы не было...
Черт возьми, телефон зазвонил. Опять, наверное, к матери очередная дура-подружка: "А, Веронику Геннадиевну, можно". Так и хочет сказать: "Нет, сука тупая, нельзя и чтобы больше сюда не звонила". Просто маразм какой-то, о чем можно базарить три часа? У меня до сих пор в мозгах не укладывается...