--
Пойду покурю, - сказал он, все-таки не выдержав и поворачиваясь к двери. Андрей обернулся, кивнул головой, и Дима вышел в кают-компанию.
Здесь имелся большой стереоэкран, дававший звездную панораму, находившуюся впереди по курсу. Дима хотел вытащить сигарету, но вдруг задрожавшие пальцы мешали ему это сделать. Повозившись несколько секунд, он несколько раз глубоко вздохнул, глядя на звезды, чуть пульсировавшие на фоне бездонной черноты. Сигарета тут же поддалась его усилиям. С тайным удовлетворением он подумал, что квалификация еще ощущается. И все-таки он не был в космосе почти пятнадцать лет.
Тогда его долго лечили, возили по "светилам" и клиникам, и иногда ему думалось, что ради такой, пропади она пропадом, жизни не стоило и возвращаться о т т у д а. Хорошо еще, что старания врачей не пропали даром. Правда, его предупредили, что болезнь ушла не навсегда, а только на время. Так он и жил, перейдя к более мирной профессии земного пилота, где нашел новое призвание, успех и само счастье, каким обычно его понимают. Лишь иногда случайно он узнавал о новых разведывательных полетах в Даль, возобновлении рейсового сообщения, возрождении планетарных баз.
И почему это должно было волновать его больше, чем тех пятерых, тоже вернувшихся обратно? Как стадо без пастуха, разбрелись-разлетелись они по всей Солнечной и, казалось, были забыты. Конечно, они получили все, что им полагалось, сразу по возвращении, а те, кто был без сознания - получили посмертно, да и не нужны были им никакие награды. Земля продолжала жить - этого было достаточно.
Но вот мелькнуло сообщение, что к Нептуну отправляется эскадра, а через несколько дней он был приглашен на Лунный космодром имени Гагарина - главный космодром системы. Может, он и не полетел бы, но написал ему сам Командор, а ему он не мог отказать.
У ограды взлетного поля Дмитрий увидел старого друга, бывшего командира эскадренного ракетного крейсера (ЭРК) "Вектор" эскадры "Твердость" Заслона - Андрея. Здоровались почти сурово, как всегда. Не приняты были у них сентиментальные излияния. Андрей явно был мрачен.
--
А где же командор? - было первым вопросом прибывшего, ибо мыслью о нем он был поглощен на протяжении всего пути да и сейчас.
Андрей с упреком посмотрел на него и тихо сказал:
--
Нет больше Командора.
Пораженный, его собеседник растерялся, а Андрей тем временем повел его за собой и усадил на стоявшую неподалеку скамью. Это было неожиданно - такая активность со стороны Андрея, и его товарищ с холодком в душе почувствовал, что многое в этом мире изменилось явно не к лучшему.
Андрей же знал, что времени у них вдоволь или, вернее, что говорить они могут бесконечно долго и о чем угодно, чтобы наговориться.
--
Да, он был толковый мужик, Командор, - сказал наконец Андрей, выходя из раздумья. - Он не стал дожидаться конца.
--
Что ты имеешь в виду? - спросил сидевший рядом.
Андрей удивленно усмехнулся и покачал головой:
--
Дружок, да ты совсем ничего не знаешь? Хорош отшельник! Я знал, что ты ушел в подполье, но не до такой же степени! Неужели ты и видеогазеты не смотришь? - он горько усмехнулся, заставив Диму ощутить безотчетный страх. - Но, может быть, это и лучше - вот так до сих пор ничего не знать? Однако ж правда есть правда, дорогой Дима, и узнать ее все равно придется. - Он на секунду замолчал и наконец закончил:
--
Все, кроме меня и тебя, умерли в течение последних четырех месяцев, умерли от того, что нам и предсказывали.
--
Неужели...все? - Дмитрий не мог поверить этому, так как жизнь его - земная жизнь, которую он вел столько последних лет, отучила его от их специфики.
--
Все, не считая Командора, который покончил с собой, - сказал Андрей, с сочувствием глядя на товарища. - В его честь были пять минут молчания всего Космофлота. Неужели ты не слышал даже об этом?
--
Я беседовал с главным компьютером Комитета, - продолжал Андрей. - Наша ситуация - лишь сочетание причин и следствий, ничтожная игра вероятностей. Так вот, результаты самые неутешительные. Восемьдесят один с лишним процент за то, что и мы покинем сей чудный мир в течение сорока дней. Причем не могу обещать кончины мирной и безболезненной. Наверное, и поэтому тоже Командор не стал ждать конца. Он оставил нам письмо и еще одну вещь, ее я покажу потом. - С этими словами он протянул Дмитрию вскрытый конверт.
Тот осторожно развернул вложенный в него лист бумаги. Почерк был твердым, не было ни пятен от слез, ни каких-то еще признаков жалости к себе. Даже решив уйти, Командор оставался Командором, чьи слова "Космофлот умирает, но не стопорит двигателей" теперь можно было прочитать в любом учебнике истории космонавтики. Заслон и Командор очень крепко вошли, врезались в эту историю.
"Ребята! Когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в живых. Прошу вас как бойцов "Твердости" - не осуждайте меня. Этот поступок просто логичен, и не более. Каждый решает свою судьбу на своем месте.
Я уговорил Андрея быть организатором полета туда, где мы достигли цели своей жизни. Да, все, чем мы занимались потом, было несравненно мельче и ничтожней.
Не хочу вас огорчать, но вы узнаете это и сами: времени вам отведено немногим больше, чем мне, только поэтому я и прошу вас об этом полете. Вспомните тех, кто не вернулся, тех, кто погиб, закрыв собой Землю. Ради их памяти и своего душевного спокойствия отправляетесь вы в этот полет.
Я очень прошу тебя, Дима, поддержать Андрея, ведь вас остается всего двое, двое из более чем пятидесяти членов эскадры "Твердость".
Я договорился с председателем Комитета, вас посадят на первый же планетолет Луна - Нептун. Полных вам баков и верного курса. С этим прощаюсь. Ваш бывший командор. Ветер Песчаный, оазис "Норда", Марс, 14 апреля 216... года".
Дмитрию было жаль Командора, но слова последнего, как всегда, вдохнули в него неизъяснимую уверенность. Он спросил лишь:
--
Когда улетаем?
--
Послезавтра, - ответил Андрей. Они одновременно поднялись и посмотрели друг на друга. Словно боевая труба прозвучала неподалеку. Эскадры Заслона снова уходили в Дальний космос. Длинные биллионы снова лихорадили их сердца.
--
Куда теперь? - спросил Дима.
--
Пока в гостиницу, старина.
--
Пока? Значит, есть и культурная программа?
--
Да, но поневоле, - улыбнулся Андрей. - Полет туда длится почти месяц. Мы, помнится, прошли этот путь всего за десять дней. Как мы тогда спешили! Теперь трудно представить, что мы смогли сделать это.
Они поняли друг друга с полуслова, как тогда. Сегодняшний и завтрашний дни были в их жизни последними, прожитыми на Земле.
Когда они вошли в комнату, Дмитрию сразу бросился в глаза треугольный бело-голубой вымпел, висевший прямо посредине голой стены. Андрей сказал:
--
Это наш единственный багаж и пожизненное удостоверение личности.
Дима подошел ближе и прочел:
Демократический Союз
Международный космический флот
Эскадра "Твердость"
"Цель" « 2524\0\1Ф
Буква "Ф" означала "флагман". Это был корабль Командора, тот самый, на котором уцелевшие члены "Твердости" вернулись на Землю.
Андрей тем временем собирал на стол.
--
Знаешь, я, собственно говоря, не нуждаюсь в специальном прощании, - негромко произнес он, не поднимая головы. - Это, по-моему, лишний надрыв. Облечу шарик на трансконтинентальном, взгляну и вспомню все хорошее. - Он умолк и через несколько секунд добавил:
--
Я всегда сомневался в нашем чудесном спасении. Поэтому после возвращения так и не пустил в Землю корни, не связал себя с этим миром так, чтобы разрывать связь потом было бы больно.
В последних словах Андрея скрывался вопрос, который требовал ответа именно теперь. Андрей с грустью подумал, что друг его не избежал того, чего сумел избежать он сам.
Когда Дмитрий поднял глаза, Андрей сразу обо всем догадался по ним. Эти глаза слишком любили красоту и слишком не хотели ее смерти.
--
Ну почему, почему этот дамоклов меч все-таки настиг нас? - Дмитрий встал и быстро ходил по комнате. - Это глупо, жестоко противоестественно, когда уходят полные энергии и планов люди, уходят зря, уходят не со своим поколением. Мне всего сорок два. Понимаешь ты, что значит умереть в сорок лет?
--
Ну, во-первых, Бобу было тридцать девять, и его уже нет с нами, - прервал его Андрей. - А во-вторых, я ничем не лучше тебя. Так что сядь, успокойся и давай хоть немного поедим. - Сам он уже чувствовал отвращение к пище. - Не забывай, что у нас есть задание, нет, лучше приказ, приказ всей эскадры: дожить! Поэтому еще целый месяц надо как-то функционировать.
Что оставалось делать? Вспышка Дмитрия угасла.
Андрей еще не закончил своей мысли:
--
Когда ты пробирался ко мне через тело горящего "Вектора", а он каждую секунду мог взорваться, и на тебя могли рухнуть сотни тонн металла, ты ведь, конечно, не думал о смерти? Хотя если и нужно было когда-нибудь думать о ней, так только пятнадцать лет назад. И вообще, дорогой мой, все мы знали, на что идем. Мы понимали, что ни один из нас не вернется. Ты помнишь, что сказал Командор перед стартом, собрав нас у себя на "Цели"?
--
Друзья, - сказал он. - За нами остаются наши люди, в наших руках счастье всего мира. Второй Боевой флот еще не построен. Мы должны задержать их. Мы можем быть полностью уничтожены сами, но мы о б я з а н ы задержать их! Я верю, что о нас не забудут, и что когда малыши Земли будут поднимать свой взгляд к звездам, то первое, о чем они узнают, это о нас.
--
По большому счету он был прав, наш Командор, хотя, - Андрей иронически хмыкнул, - обстановка не слишком соответствует этому. Ну так всякой молодежи плевать на своих стариков.
--
Космос и чужие предъявили нам свой счет, который должен быть рано или поздно оплачен. Нам была дана отсрочка, и мы должны были радоваться ей, но не более. А теперь пора спать, завтрашний день не должен пройти зря.
...Он посадил авиетку в траву у калитки старого сада. Теперь многие земляне жили так, работой добывая свой хлеб насущный.
Калитка, закрываясь, стукнула за ним. Время начало свой неотвратимый отсчет. Он мог бы не прилетать, но он прилетел, он мог бы не говорить - но для него это было теперь невозможно. Многого уже нельзя было изменить.
Наталья Сергеевна, увидев его, слегка удивилась, и это было естественно - для них он работал сейчас далеко отсюда.
Он выпил у нее чаю и задержался чуть дольше обычного. Эту приятную женщину он тоже видел в последний раз.
Впереди у Дмитрия было самое трудное. Наталья Сергеевна сообщила ему, что Лена сегодня на занятиях до трех часов. Всю дорогу до ее института - а она заняла пятнадцать минут - он старался ни о чем не думать. Решение было принято. Перемена решения там, где он работал раньше, часто вызывала гибель сделавшего это, а иногда и других людей. Правда, он теперь на Земле. Но и Земля была частицей космоса, и лишь немного более безопасной.
Он ругательски ругал себя за то, что позволил втянуть себя в это бывший безвыходным круг. Но его никто никуда не втягивал. Это он сам не устоял перед призраком обычной человеческой жизни, о которой ему следовало бы забыть. Отсюда и происходили все его беды. И главная из них состояла, пожалуй, в том, что, попадая в душистую, слегка влажную земную ночь и чувствуя рядом тепло девичьего тела, он каждый раз терпел поражение. Не стоило выживать т а м, чтобы получить смертельную рану здесь, на Земле.
Авиетка неприметного серо-голубого цвета неотрывно следовала за ним.
Приближаясь к цели, он заметил клубы сизого дыма, выплывающие из лестничного пролета. Здесь в углу курили студенты.
Из аудитории вышел лектор и, скользнув по Диме бесстрастным взглядом, исчез за лестничным пролетом. Стрелка неумолимо бежала по циферблату. Когда их глаза встретились, и она ускорила шаг, почти побежала навстречу ему, у них оставалось всего шесть с половиной минут. А он знал, что для него никакого "второго часа" не будет, и эти минуты были его последней надеждой в земном мире. Надеждой и вызовом, если таковой возможен со стороны обреченного на смерть.
Он взял ее тонкие запястья и медленно поднес их к губам. Они смотрели в глаза друг другу.
--
Что-нибудь случилось? - тревожно спросила она.
--
Случилось, - ответил он. - Я улетаю.
--
Опять? - удивилась она. - Ты же говорил, что с этим покончено. И далеко?
--
Нептун, - сказал он. - А лечу я по просьбе хорошего человека, моего старого друга.
Лена выжидательно смотрела на него.
--
Дело в том, что полет опасен, - наконец решился он. - Я могу не вернуться.
Лена проницательно смотрела на него:
--
Ты сказал не все. Сейчас не двадцатый век. Корабли не сбиваются с курса.
--
Сплошные экстрасистолы, - сказала она, отпустив руку. - Что с тобой стряслось?
--
Это побочное действие... - он назвал один из недавно созданных препаратов, который начал принимать по указанию Андрея.
Лена с ужасом посмотрела на него:
--
У тебя ...?
--
Да, - горько усмехнулся он. - Война так и не отпустила меня, Леночка. - Он ласково сжал Ленины руки, глядя в ее темные глаза.
Маленькая слезинка скатилась по ее щеке. Дима осторожно отер ее.
--
У тебя вся жизнь впереди, а я для тебя старик, - сказал он. - Не грусти...
Лена помолчала, глотая слезы.
--
Неужели ничего нельзя сделать?
Дима медленно покачал головой.
- Медицина бессильна, - пошутил он, хотел улыбнуться, но не смог.
Пора было уходить. Дима чувствовал, как что-то тяжелое, густое, неотвратимое накрывает его с головой. А внутри было пусто-пусто, как в оранжерее, где погибли все цветы.
Сделав усилие, Дима отпустил на два шага назад. Ему удалось все же преодолеть мучительное оцепенение, и, отвернувшись, путь до лестницы он проделал быстро. Здесь его что-то толкнуло, и он в последний раз обернулся. Лена стояла, прислонившись к стене. Маленькая хрупкая девочка, которую кто-то жестоко и несправедливо обидел.
Его словно ударили по лицу. Он стиснул зубы и побежал вниз по лестнице. Один из студентов в этот момент говорил своему товарищу:
--
Видишь знак на рукаве? Это знак Заслона. Форма отменена десять лет назад. Их осталось всего пять или шесть человек. Они умирают от отдаленных последствий: лейкозов, рака...
Дима в который раз сунул голову под кран. Не помогает. Бессилие было полное. Он посмотрел в окно. Двадцать метров, внизу асфальт. Стоит ли продолжать? Даже Командор решил уйти.
Вдруг он услышал чей-то зовущий его голос. Дима вышел в коридор и осмотрелся. Никого не было. Но голос теперь звучал настойчивее, часто отдаваясь в его мозгу.
Повинуясь голосу, Дмитрий спустился на первый этаж. Голос уже грохотал, причиняя боль. Но он не мог противиться этому голосу. Дмитрий двигался в полусознании, а ноги сами несли его к цели. Из тумана перед ним показалась приоткрытая дверца авиетки. Дима падал на сиденье, теряя сознание. За управлением сидел Андрей. Кажется, он сказал что-то вроде: "Бедолага..." И еще Дима заметил носовой платок, перепачканный кровью. Андрей резко взял ручку на себя и авиетка, взвыв, рванулась в небо. Прямой биополевой контакт сделал свое дело.
...В рубке все уже были на своих местах. Как понял Дмитрий из цифр на экране сумматора, оставалось еще около десяти минут. "Через десять минут, - подумал он, - снова настанет наш час".
Время летело быстро, как никогда, и вот командир корабля поднимается от штурвала, уступая место Андрею, и тот снова, как пятнадцать лет назад, занимает командирское место. А он, Дмитрий, по праву садится на место второго пилота, самое важное место в рубке, у экрана сумматора.
Точка, координаты которой вот-вот должны были появиться на экране, была единственным известным местонахождением эскадры "Твердость" в последние несколько минут перед боем. Единственным потому, что сражение с кораблями агрессоров развернулось на площади в несколько сотен тысяч квадратных километров. И потому, что именно в этой точке разрушился и погиб при превышении своего числа Маха один из кораблей эскадры - плазмолет "Тополь" вместе со всем экипажем из пяти человек. Вопрос о необходимости форсирования скорости полета не раз потом задавался Командору как членами эскадры, так и специалистами на Земле после их возвращения. Можно себе представить, что при этом чувствовал сам Командор и что он испытывал, отдавая приказ о максимальном форсировании двигателей. Он получил отчаянную радиограмму с Урана, гласившую, что две ядерные бомбы сброшены чужими на его города, а один из их кораблей приземлился, и агрессоры пиратствуют с использованием лазеров. Отдавая приказ, Командор знал, что его выполнение угрожает гибелью сразу трем кораблям старой постройки, число Маха которых будет превышено на десять процентов. Но другого выхода у него не было, хотя всю свою жизнь потом он мучился мыслью о пятерых людях, что умерли, даже не вступив в бой. "Алгоритм" и "Улыбка" выстояли, но "Тополь" канул в небытие. В скором боевом раскладе пришлось обойтись без его людей, его пушек и ракетных установок. И началось то, что впору было бы назвать адом, если бы никто не вернулся оттуда. Но они вернулись из ада. Не все, далеко не все, но вернулись.
Вскоре после первой фронтальной атаки двух эскадр сражение разделилось на три или четыре очага. Память Дмитрия, не сломленная ни электрошоком, ни лекарствами, вновь настойчиво рисовала ему картины пятнадцатилетней давности. Постороннему наблюдателю, если бы таковой оказался, битва представилась бы грандиозным зрелищем. Беспорядочно летящие пучки энергии, освещающие пространство, маневры ракет на огромной скорости, взрывы, пожары, кровь людей, плач мучаемых кораблей, борьба и смерть, смерть вокруг... Все это свивалось в одну страшную ленту, бежавшую перед глазами. Всплывали отдельные, лучше других запомнившиеся эпизоды. Вот "Мадрид" попадает в окружение пяти кораблей противника, и оставшиеся в живых члены его экипажа вызывают огонь на себя. И Командор отдает приказ на залп ядерными ракетами по "Мадриду". От их рук гибнут товарищи, но гибнут и враги, и лишь их смерть равна этому. Вот подбивают "Грацию" - корабль Дмитрия, и на помощь ему приходит Командор. Огнем бортового оружия он прикрывает "Грацию" до тех пор, пока ее экипаж не оказывается на "Цели". Позже Дмитрий приходит на помощь "Вектору" и Андрею. Бой длился несколько часов. Корабли расходились и вновь встречались, каждый раз со все большим ожесточением набрасываясь друг на друга. И с каждым разом их становилось все меньше и меньше. Чужие гибнут, но и "Цель", выйдя победительницей из этой кровавой схватки, остается в одиночестве. Напрасно обходит она черные тела сгоревших кораблей эскадры. Живых здесь нет. Все, кто уцелел, уже на "Цели". И медленно, на единственном работающем двигателе, ползет "Цель" к Земле. Ее отягощает и груз победы - такой увесистый и ощутимый. И люди на борту "Цели", хотя они страшно устали, но безумно рады этой победе.
У орбиты Юпитера их встречает Подразделение зачистки - звездолеты "Кастор" и "Поллукс". Они узнают, что состоялась битва при Дионе, война закончена. Командир "Поллукса" предлагает членам "Твердости" перейти к нему, но они отказываются. "Не слишком ли много чести? - говорит Командор. - Мы способны и сами доковылять до Земли".
Они доковыляли. К месту посадки вызвали "Скорую помощь". Когда в проеме люка появился Командор, все молчали. А он сказал только: "Ну вот мы и дома..." Следом вынесли Макса, погрузили в "Скорую". Через несколько часов он скончался: злокачественное поражение кроветворения, геморрагический синдром. Что-то подобное ожидало и всех их, казалось, так счастливо спасшихся от неминуемой смерти.
...Неожиданно для себя Дмитрий почувствовал на глазах слезы. Но ни к чему было скрывать их. И он рыдал, закрыв лицо руками, уткнувшись лицом в жесткий пульт управления. Никто не лез с бесполезными утешениями. Лишь Андрей положил тяжелую руку ему на плечо и сказал тихо: "Ничего, Дима, ничего..." Что еще он мог сказать? Потом он негромко скомандовал в микрофон:
--
Внимание! Говорит ведущий. Строю притушить огни. Повторяю: в память о тех, кто сражался и погиб здесь пятнадцать лет назад, притушить огни!
И слезы высохли, Дима встал рядом с Андреем, и все присутствующие устремили взгляды на экраны обзорных телекамер. Там все было черно, и на фоне далеких холодных звезд тепло светили сгруппированные по двое зеленые и голубые огоньки. Эти два сигнальных огня гаснут лишь в том случае, если экипаж оставляет свой корабль или погибает. Люди, летевшие на этих кораблях, не думали умирать. Многое нужно было начать сначала, но они не боялись этого. У них была своя мечта, они гордились совершаемым и летели вперед.
И те двое, что вернулись, казалось, из небытия и уходили сегодня в него снова, теперь уже навсегда, были сейчас спокойны и радостны. За их надежными плечами уже осталось все, что так или иначе связывало их с жизнью. Они отдали последнюю дань павшим товарищам, подтвердили верность своей "Цели" и убедились в ее правильности.
Дальше были лишь боль и черная пустота. Но пока они еще были самими собой, пока они еще стояли, по привычке широко и прочно расставив ноги, и еще раз бросали вызов космосу, чужим и всему тому, что не давало им жить эти пятнадцать лет и что прикончило их в конце концов.
Позже на месте гибели "Тополя" был сооружен памятный знак. "Притушите огни! - говорит он всем пролетающим кораблям. - Здесь защищали Землю и погибли бесстрашные бойцы эскадры "Твердость" Заслона. От личного состава МКФ, всех людей. Вечная слава!"
Через несколько дней на первой странице видеогазеты Комитета по космической навигации был помещен обширный материал, посвященный Заслону, его жизни и гибели. Он был озаглавлен "Вспомним их сегодня, всех до одного..." По распоряжению Председателя ККН в этот день весь личный состав МКФ на всех кораблях и орбитальных станциях молчал в течение пяти минут. Молчал в память о трех эскадрах Заслона.
Лена, получив диплом врача, стала работать на дальних космических линиях.
В памяти многих людей, даже никак и не связанных с космосом, навсегда остались слова Командора, ставшие олицетворением подвига эскадр Заслона. Это слова "Космофлот умирает, но не стопорит двигателей". Погибая, корабли Заслона шли на таран...