На Кунашире немного видов диких животных: лисы, зайцы, соболя, норки, ласки. И, конечно, медведи. Есть ещё морские млекопитающие: каланы, тюлени и всякие китообразные. Тюленей считать легко, их лежбища известны - ластоногие валяются на островках мелководья и крупных каменюках, греются на солнышке, гадят под себя, отдыхают. Если подойти на лодке близко, мормлеки попрыгают в воду, и подсчёт затруднится. Потому рассматривают их издали, фотографируют на оптику, а после на снимке считают по головам. Тот же метод работает в отношении птиц, за исключением редких видов.
Учёт зверей на суше ведут в зимнее время, поскольку на снегу отпечатки хорошо различимы. Инспектор заповедника выходит на маршрут по свежему снегу: шагает в снегоступах, поглядывая под ноги, отмечает на GPS координаты замеченных цепочек следов. Часто повторяется след одних и тех же зверей, но итоговый результат принимает во внимание данную погрешность. Интересное занятие для любителей прогулок в зимнем лесу: тишь (только птахи щебечут), чистота, хороший обзор (деревья голые, высокотравье под снегом) и нет необходимости опасаться неприятных встреч - косолапые спят. А медведей, как цыплят, считают по осени.
Учёт их ведётся по следам и при визуальном контакте. Делается это в сезон нереста, обычно в конце лета, в начале сентября, когда горбуша уже заканчивает идти и начинается кета. В сезон самые взрослые и крупные, сильные и авторитетные Михал Потапычи дежурят на устьях нерестовых рек.
В хороший год вода прямо кипят от играющей рыбы, чьи инстинкты подчинены природному феномену, согласно которому лосось возвращается туда, где появился на свет, чтобы так же отнереститься и умереть. Причём горбушу на рыбстанах презрительно называют проституткой, ведь возвращается она не всегда в то же место - может в близлежащий ручей нырнуть, а может и на соседний остров отправиться. Едва попав в пресную воду, горбуша меняет цвет, розовеет и устремляется вверх по течению, отдыхая за камушками и продвигаясь рывками дальше, чтобы исполнить своё предназначение. Удел слабых - бултыхаться в низовьях, разлагаясь при жизни. Странно смотреть на них: полуслепые, полудохлые, они сонно трепыхаются в воде день за днём, как зомби, почти не сопротивляясь, если берёшь их рукой. Схватив, такую рыбу легко выдоить - икра начинает буквально сыпаться из неё красной струйкой. Надоив икры из обречённой, сделайте "пятиминутку" и съешьте, согласно принципу естественного отбора, по которому слабые не только не выживают, но и не оставляют потомства.
Кушать "проститутку" курильчане не гнушаются. Зато нет на свете рыбы, сильнее подверженной ностальгии по родным краям, чем кета - она стремится ровно туда, откуда вышла неопытной молодью, по чёткому курсу, заданному внутренним навигатором.
2019-й год выдался рыбным и в конце августа на территории заповедника было медвежье столпотворение. Тогда-то мы с коллегой из научного отдела отправились на учёт на водопад Птичий в северной части Кунашира.
Птичий водопад не особенно высок - около двенадцати метров, зато в ширину под двадцать, с моря видно издалека. А с берега нам было видно лишь медведей. Птичий изливается в короткий одноимённый ручей с широким устьем, в которое беспечно лезет горбуша, не зная, что выше подняться не сумеет, и становится добычей зверей и птиц. Если можешь одним взором охватить больше десятка косолапых, значит позиция для учёта самая подходящая.
Сначала мы рассматривали их в оптику бинокля и фотоаппарата, затем замеряли следы (ширину и длину мозолей передних лап). Шли, покрикивая - мишки разбегались прочь, с хрустом вламываясь в заросли, как коровы в лопухи. Белоплечие орланы, сидящие на ветвях, провожали их сытыми взглядами.
Дорогу нам преградил крупный старый потапыч с шрамами на заднице. Путь к водопаду ему уже, видимо, был закрыт молодыми соперниками, но местечко у ручья поменьше он ещё мог удержать. Не то, чтобы он нас не пускал, просто сидел на камнях, пытаясь лапой подцепить горбушу, но раз за разом промахивался. Неподалёку в тени кустов дремал рыжеватый трёхлеток, зная, что Старый, когда удача к нему наконец вернётся, отойдёт, чтобы съесть добычу, и можно будет ненадолго его сменить. Красться меж двумя мишаками нам не улыбалось, а крики Старый игнорировал. Весь его вид свидетельствовал о том, что без добычи он пост не покинет.
Прошло четверть часа, когда из леска появилась медведица с двумя сеголетками - увидев Старого, малыши замерли на краю леса, взъерошив загривки, как два ёжика, но их родительница бестрепетно проследовала дальше. Будто ни в чём не бывало, с видом: "Я же мать, у меня льготы!", зашла в море в двух шагах от Старого, через полминуты метким броском выхватила из воды пузатую рыбину и вышла на сушу.
В момент, когда она вынырнула из леса, мы примолкли, увлёкшись фотографированием, а тут решили возобновить попытки пройти, заорали, из-за чего "ёжики" у леса вскочили, засуетились. Медведица, которая прежде, видимо, нас вовсе не замечала, кинулась к ним, по пути едва не наступив на трёхлетка, отчего тот, не разбирая дороги, помчался в сторону. Непосредственно в нашу. Мы возопили ещё громче, но тот приближался. Тридцать метров, двадцать пять... я вынул фальшфейер, коллега кивнул: "Зажигай!"... двадцать... я дёрнул кольцо файера - а оно не выдёрнулось! Как застряло. Рванул сильнее - и кольцо отвалилось... В пятнадцати метрах лохматый резко остановился, словно только обнаружил людей, проморгавшись спросонок. Посмотрел на нас. Обернулся назад: мол, а куда это я бегу?.. Затем полуотвернулся и принялся обнюхивать камни. Растерянно потоптавшись, отправился обратно, как будто ничего не произошло. А мне было так обидно! Фальшфейер, который я целый год таскал с собой, оказался нерабочим. Впрочем, такое случилось единственный раз.
За время всей заварушки Старый даже не взглянул на нас. Мы тоже притихли. Наконец, потапыч поймал горбушину и зашагал к лесу. По его виду было ясно, что он уходил не оттого, что ему надоели шумные людишки, а лишь потому, что обед подоспел.
Разогнав всех косолапых на берегу, мы заняли удобную позицию для наблюдения наверху у водопада, перекусили и насчитали за следующий час ещё полтора десятка взрослых хищников и восемь детёнышей разного возраста, включая белоснежного медвежонка. Учёт удался.
Курильские медведи отличаются от живущих на материке. Во-первых, в их рацион не включены крупные животные (за отсутствием таковых). Иногда задерёт потапыч телёнка на погранзаставе, но то, скорее, случайность - под лапу попался. Во-вторых, близкородственное скрещивание есть постоянный фактор их жизни. Топтыгины - коренной народ Кунашира. Исчезли айны, пропали японцы, сменяются русские почти вахтовым методом - а косолапые, как жили в тесном островном сообществе, так и живут. И размножаются. Множество поколений, зачатых в одной семье. Грубо говоря, на Курилах живут медведи-мутанты. Внешне мутация выражается в цвете шерсти, в заповеднике регулярно попадаются звери со светлыми пятнами на шкуре, частично или целиком "белые" медведи. Местные жители называют их седыми. Образовался особый, исконно здешний подвид: "Кунаширский серебристый".
Медведица воспитывает своего отпрыска до трёх лет, а после выставляет "на улицу". В апреле-мае, когда начинается гон, половозрелый наследник пробует залезть на самку, чего та, утомлённая трёхгодичным материнством, не допускает. Выгнанный пестун поперву неприкаянно шатается в окрестностях, не имея собственной территории, порой побиваемый взрослыми сильными самцами, ищет еду, которой ранней весной негусто, разрывает муравейники, лакомясь личинками, копается в морских выбросах на берегу, покусывает молодые деревца... В общем, кормится не сытно. И если не успеет удалиться от родительницы, когда половое обострение завладеет её естеством, то его первой спутницей в брачных играх станет собственная мать. В природе это не извращение, а седой медведь, появившийся на свет, не получает роль изгоя, ведь его "личностный рост" не особенно зависит от успехов социализации в обществе, корпоративного этикета, карьеры и тому подобного, он готов довольствоваться малым - той пищей, что сумеет найти и есть, и теми самками, кого изловчится отбить и еть. Инстинкты предлагают дистанционные коммуникативные методы: читать следы лап на песке, затёсы на деревьях, рассматривать лёжки в траве, обонять запах куч экскрементов и меток мочой, и наверняка многое другое, что неподвластно органам чувств человека.
Морской берег очень удобен для коммуникации, не зря пограничники используют его в качестве контрольно-следовой полосы: настоящий мессенджер для понимающего человедя. Но у косолапых аборигенов наблюдательные способности гораздо выше и там, где homo sapiens разглядит следы лисы, в первой половине дня пробежавшей вдоль литорали, и отдельно заметит останки круглопера, медведь узнает, что юный лис-сеголеток с рваным ухом, проводя ежедневный обход после утреннего отлива, обнаружил вкусную рыбку с присоской на пузе и обглодал её.
Человек читает следы, как новостную сводку - кто прошёл да проехал, а лесной хозяин смотрит берег, как телепередачу, в которой рассказывается, кто, зачем и почему.. Это медвежьи медиа... медведиа.
Все, кто живут в заповеднике, и люди, и звери, ходят в патрули по подответственной территории, орлан облюбовывает наблюдательный пункт на сопке или хоть на кухтыле, торчащем из ручья, полозы тоже, поди, совершают некие планомерные поползновения. За сезон соседства на одном участке мы узнаём друг друга лучше: человеки различают примелькавшихся медведей по возрасту, окрасу шкуры, форме морды и следам, орланов по размеру и деталям оперения и так далее. Мишки тоже нас как-то идентифицируют, от одних бегут, на других - ноль внимания.
Чтобы проще было вести записи, я давал медведям прозвища, как индейцам: Грустный Пёс, Тощая Лошадь, Подлый Бурундук... Для быстроты произвёл сокращение существительных до окончаний: едь, ца, жонок. Вот типичная запись в дневнике за 21-е мая 2020-го:
10.40: ца 5-6 лет с рыжиной на хребте и морде с двумя бурыми жатами 2 г южный берег оз. Песчаное, меня не видели, лежали в тени.
12.55: Грустный Пёс спускался с сопки возле кордона, от окрика драпанул в распадок.
18.32: Тощая Лошадь с жонком прошли по дороге в сторону м. Знаменка.
Обычный день.
|