Поезд ехал быстро, плавно. Жаль только, что живописные красоты средиземноморья столь стремительно ускользали от моего взора. Хотелось разглядеть их более подробно, увидеть их душу. Но вид моря утешал меня.
Послышавшийся щелчок отвлек от вида из окна. Вошедшая девушка была изумительно красивой. С первого взгляда почему-то возникла уверенность, что она венецианка. В ней была та особенная гордость, которой славится жители южной пальмиры - гордость свободой.
Сев прямо на край сиденья, ее взгляд небрежно скользнул по мне. В этом взгляде царило естественно-показное безразличие, так свойственное аристократии наших дней, а еще легкая, но удачно скрываемая ирония, но было еще что-то, я точно заметил: ее взгляд передернуло удивление. На груди у меня на коротенькой ниточке висел старинный медальон, можно сказать, талисман нашей семьи. И именно на него долгое мгновение девушка смотрела.
- Вы из России? - по-итальянски спросила красавица.
Улыбка замерла на моих губах, заиграв беспомощной инфантой.
- Не понимаю, как вам удается так безошибочно определять, - натянуто улыбнулся в ответ.
- Вы не думайте, я достаточно знаю ваш язик, - перешла она на русский.
- Простите, мне мою бестактность захотелось поговорить на родном языке, а то все английский, английский.
Она ответно рассмеялась:
- Я была в Париже, это как в том анекдоте, где французы, заслышав английскую речь, переходят на другую сторону улицы.
- Откуда у вас мидальон?
- Это короткая, но увлекательная история, хотите расскажу?
- Грацие, я послушаю.
- Дело было много лет назад. Мой прадед Александр Сергеевич Арбенин, будучи совсем юным мальчишкой семнадцати лет, за примерное поведение и рвение в учебе был отправлен родителями на море. Его повезли в Италию. После яркого морского круиза на белом корабле по средиземному морю, он достиг владычицы морей - Венеции. В то время Венеция находилась под властью Австрии, шел 1848 год. Великий год Итальянской революции. Уже достойные мужи предчувствовали явление Гарибальди, уже небо над Апеннинами затянуло грозными тучами народного гнева и негодования, а ветер дышал свободой. Все, и свет и тьма, и день и ночь жило жаждой низложения австро-венгерцев, - Я сделал паузу, а затем спросил: - Не слишком пафосно? А то мой дед всегда обожал это вступление, когда пересказывал нам маленьким историю своего отца.
- Нет, что вы, продолжайте, - опытным пикаперским взглядом девушка поддела меня.
- В общем, он - мой прадед, мой пращур, совершенно не задумывался и не задавался вопросами вольности и свободы. Как настоящий кадет - патриот своей страны, он весело и беззаботно загорал на чудесных пляжах, катался на гондолах, ругался с гондольерами - у вас ведь и тогда цены кусались, не сердечные, в целом цены, и, конечно, пытался ухлестывать за прекрасными итальянками.
При этих моих словах взгляд девушки стал слегка ироничнее, но я сделал вид, что не заметил изменения.
И случилось ему по-юношески влюбиться. Как без этого на курортах? Пронзительный обжигающий взгляд, думаю, почти такой же прелестный, как у вас. Лицо словно серп молодой луны сияло холодным блеском, околдовывая. Сочетание холода и жара южной ночи. Пращур мой потерял голову. Что делать? В новой Европе, а в то время Россия была ближе Европе, чем сейчас не принято отступать перед манящей неизвестностью. Мой предок может, и боялся, но на объяснения порыва его души хватило. Но она отказала. Какой ожидаемый, но неожиданный для него поворот!
Специально сделав патетическое усиление в голосе, я посмотрел в окно. Что-то в этой девушке манило и очаровывало, что-то большее, чем красота. Сквозь вихрь мыслей не получалось разобраться и маленькая передышка не внесла ясности.
- Отступиться мой прадед уже не мог. Как все пылко влюбленные он решился на повторный маневр, - произнес, переведя взгляд прямо ей в глаза.
В Венеции в ту пору состоялся маскарад.
Так и представляю сияние огней, ажур и атлас платьев, золото, брильянты и серебро, роскошные кареты. Такие балы - удел избранных.
Собственно мы всегда как заслышим о бале, представляем блеск и помпезность высшего света. Однако в то время даже аристократия венецианцев была разорена налогами. Но гордость, древность и величие не тускнеют, сколь не пышны были наряды австрийцев, столь они меркли перед светом непокоренного духа. Пусть мрачного, порой угрюмого, но не вставшего на колени. Вот такой бал увидел мой предок. Яркость красок одних и оживающую вольность у других.
Но разве искал он душу антуража? Нет, поиски его не могли быть обезличены. Одна лишь маска нужна была ему. И он нашел. Простое атласное платьице, черное и элегантное, маска Пьеро, свежесть любви...
Маска танцевала с ним, а он с ней.
Когда фейерверк расчертил небо, она неожиданно задала вопрос:
- О чем вы задумались русоволосый юноша? Неужели есть место раздумьям в веселье ночном и в безумье бала?
- Мне думается о гордости Италии.
- Ах, какая гордость?! Мы рабы... Плачь, плачь Венеция, когда-то ты была царица морей, владычица Средиземья, - помолчав, маска продолжила. - Сударь, что знаете о рабстве вы?
Предок мой смутился, так как, не знал всерьез или с усмешкой задан вопрос - настолько веселым был тон.
- Я ненавижу рабство! - вспомнив, что завещали великие наши писатели, с жаром наконец произнес он.
- Да! - подхватила дева. - Вы не похожи. Вы ведь...
- Я - русский!
Вы только не смейтесь, но они тут же уговорились на мятеж. Народ в том веке еще поддавался порывам души. Хотя, понимаю, звучит фантастически.
Долго будет рассказывать все подробности дальнейшего приключения моего героического предка, скажу лишь, что ему была передана бумага важная и его схватили. Позже оказалось, что это был отвлекающий маневр.
К тому же Россия и Австрия еще пили на брудершафт, хотя ножи за спинами уже держали и моего героического прадеда отпустили.
- Вы всем девушкам эту историю рассказываете? - улыбнулась незнакомка.
- Нет.
Девушка улыбнулась еще раз, уже сдержанно и достала такой же медальон, что висел у меня на груди.
- Простите, что сразу не представилась, я - это Паула Орсенти.