Аннотация: Попытка выразить ужас обыденного, отпустив своё сознание в свободное плавание.
Маршрут.
Сегодня в маршрутке народу мало. Хорошо. Можно ото всех отодвинуться и вытянуть ноги. Останавливаемся. Интересно, кто войдёт? Тут же нет домов. А нет, есть. Два жилых, один брошенный, а на другой стороне дороги только заводы и склады. Ну и лицо. Никогда такого уродства не встречал. Интересно, она знает, что его, будто с силой натянули на череп, врезая кости в мясо? Не похоже, чтобы она была живой. Кожа белая, как оконная рама, глаза мутные, водянистые. К тому же у лица гнилостно - зеленоватый оттенок. Белая шапка сидит плотно, но не закрывает её синюшные уши. Хотя, трудно представить, что ей может понадобиться тепло, трудно представить, что у неё есть кровь, что по венам течёт что - то красное и тёплое. Наверное, по её венам, сваливаясь в скользкие комки, тянется к замершему сердцу зелёная слизь, холодная, как зимнее стекло. На чёрной куртке пятна свежей грязи. Зачем ты рядом со мной села, уродливая кукла? Хозяйка оплавила, смеха ради, твоё пластиковое лицо зажигалкой? От тебя тепло идёт? Я не чувствую, наверное просто всем холодно, всем, но не тебе. Завод раскинул лапы своего дыма, на безветрии он отравляет холодный воздух и мороз начинает пахнуть ядом, на окоченевший город спускается смог. Зима в этом году жуткая, а от тебя несёт скукой, лучше бы ты не сидела рядом со мной.
2.
Уже битком. Сначала заходили один за другим, теперь протискиваются, прокладывая плечами дорогу. С сапог течёт грязь, и коричневая лужа на полу вибрирует от двигателя. Все слиплись в один комок, в одно, дышащее паром и протянувшее ко всему, за что можно ухватиться, руки существо. Водитель даёт газ, и мышцы напрягаются, комок мотнулся назад. В мою правую щёку дышат, вонь от дыхания перебирается через капюшон и лезет в ноздри. Накрашенная блядь щекочет моё оголившееся запястье своей шубой и распространяет вокруг себя запах духов. Мразота, какого хрена я должен дышать этой приторной дрянью, пол флакона которой ты вылила на себя, полагая, что это хорошо? Сука, насоси у своего начальника на машину и разбейся, избавь мир от себя! Разжиревшая после родов мамаша держит за плечо своего сына, чтобы тот не упал, хотя упасть здесь попросту невозможно. Они обмениваются парой фраз и начинают ржать, почему то, поглядывая на меня, будто я должен охренительно развеселиться и гыкать им в ответ. Будь я пьяным или накуренным, то возможно посмеялся бы тоже, а потом, согнувшись вдвое, наблевал бы им на ноги, и вышел бы из маршрутки, под вопли чурбана - водителя и раздувшихся от старости бабок, от которых и без меня рвотой несёт. Кто-то наступил на правую ногу и не спешит сходить, спихиваю его ногу и слышу справа от себя недовольное сопение. Вот мразь то. Сзади кто - то упёрся локтём мне в спину, сука, да убери же ты его! Водитель тормозит и все, матерясь, летят вперёд, я лицом падаю в шубу размалёванной суки. Блядь, да чтоб ты сдохла!!!
3.
Мало найдётся на свете дел занимательнее и страшнее созерцания слепого без тёмных очков. Эта девочка сидит напротив и её глаза блуждают во все стороны, причём, как мне от сонливости показалось, независимо друг от друга. Или не показалось? Ладно, техническая сторона - проблема окулиста. Она что-то слушает в розовых наушниках и улыбается губами - в стороны, глазами - наискосок.
4.
Круглое лицо, глаза карие, сросшиеся брови. Он жирный как боров и раздутый как пузырь, сидит, раздвинув свои сальные ноги, и смотрит в одну точку перед собой. Губы чуть сложены, образуя трубочку, что почему - то, усиливает сходство с земноводным. Ну и вырожденец.
5.
Маршрутка простаивает уже минут двадцать. Кроме меня в салоне ещё три человека. В дверное стекло заглядывает собачья морда. Дверь распахивается и человек с собачьей головой заходит, суёт водителю деньги, идёт, пригнувшись, в глубь салона, садится напротив меня. Никто не обращает на него внимания. Он вдруг наклоняется вперёд и обнюхивает меня, потом ворчит, приподымается с места, спускает штаны и мочится на дверь запасного выхода. От тёмно - жёлтой лужи распространяется едкий, сладковатый запах. Сущёство заправляет член обратно, застёгивает штаны и садится.
6.
Семеро собакоголовых стоят на остановке и ждут. Красное солнце ползёт за скрытый панельными многоэтажками горизонт. На его поверхности сегодня появилась ослепительно - белая трещина, из неё на белёсое небо льётся тонкой струёй что - то красное.
Собакоголовый в военных штанах задирает дублёнку стоящей рядом суке и нюхает у неё между ног. Она проделывает в ответ то же самое. Они начинают совокупляться там же, на ковре из грязного снега, плевков и окурков.
- Вы не подскажете, который час?
Один из них воет. Двое других рычат друг на друга, падают на четвереньки и начинают драться.
- Время не подскажете?
Да пошла ты нахуй, дурр... а, нет, это какой - то парень в очках. Просто обычно так обращаются женщины.
- Без пяти пять. Вечера.
- Спасибо.
-Да чего уж там, всё прекрасно, кстати, вам какой из тех собакоголовых больше нравится, который в крапинку или чёрный?
Он делает такое лицо, будто вообще ничего не понял (врёт, врёт, сука!!!) и уходит.
7.
На входе в круглосуточный стоит собакоголовый и глушит разливное из трехлитровки. Свиноматка продавщица жрёт чипсы, крошки застревают у неё в усах. Жирные щёки будто накачаны чем-то розовым.
- Вам пива? Какого?
- Того же, что и ему.
- Хорошо, сколько?
- Пять литров. И рыбы. Вон той.
- Так, ваши пятьсот. Пять рублей не будет?
- Нет.
- А ты посмотри.
- Ещё что мне сделать? Нету, блядь, отсчитаешь.
- Слышь, ты что матюкаешься? Я тебе кто? Каждый блядь без мелочи!
- Сосчитаешь, не сдохнешь.
- На, пидор! Захлебнись!!!
- Брюхо спусти, свинья.
- Чё сказал?! Чё сказал?! Я своему мужу скажу!!!
- Ссал я на твоего свиноёба.
Кстати, неплохое пиво. Она ещё что - то пиздит вслед. Луну иногда на долю секунды перечёркивает чёрная, непроницаемая полоса.
8.
Ледяное серое утро. Спускаюсь по лестнице вниз. На площадке собакоголовые пожирают чей-то труп, их морды в крови и слизи. Осторожно прохожу мимо них, испачкав в красной луже подошвы. На меня они не смотрят. Дверь подъезда пищит, на улице идёт снег. Из окна маршрутки высунулась собачья морда. Заглядываю в неё, сука кормит щенков прямо там. Шесть грудёй покрыты негустым чёрным волосом. Нет, здесь я не поеду. Пошло оно нахуй, я вообще больше никуда не поеду. Красного шара на небе больше нет. Пятна высыхают. Свет теперь просто льётся с серого верху.
9.
Щенок неуверенно ковыляет по тропинке на двух ногах. Он смотрит прямо в глаза. Ненавижу, когда дети пялятся. Он вдруг опускается на четвереньки, издаёт слабенький рык и кидается на мой ботинок. Его родителей нет рядом, так что я, со всей дури, пинаю его по голове. Он отлетает на несколько метров, поскуливая. Подхожу и прыгаю ему на голову, трещит череп, сапоги в розовых мозгах.
10.
На моей лестничной площадке, сидя по-турецки на матрасе перед костром из досок и палочек, расположился какой-то худой парень. Забинтованными руками он держит над огнём стальной прут, с нанизанным на него куском какого - то мяса. Завидев меня, он оживляется и с нездоровым весельем в голосе произносит:
- Привет, человек. Мясо не хочешь? Я угощаю!
- Хочу, а что за мясо?
- А хуй его знает, я пьяный был, когда покупал. Да не боись, я уже большую часть съел.
Сажусь рядом с ним и смотрю на истекающий соком аппетитный кусок.
- А кто там у вас пролётом ниже валяется?
- Сосед, наверное.
- И тебе на него похуй, я угадал? - спрашивает он, но без подковырки, а с внезапной серьёзностью и любопытством.
- Угадал.
Парень отреагировал на мой ответ очень бурно, вскочил на ноги и подпрыгнул вверх, наполнив вибрацией крика застывший воздух.
- Да, да, да, да! Наконец - то встречаю честного человека! Обычно ни один придурок не желает признать, что для него большинства людей в этом мире просто - нет!!! Он их не замечает, они ему не нужны, и их смерть ему тоже по боку. Я ведь прав?
- Прав.
- То - то. Может, выпьем?
- А у тебя есть?
- Ещё бы блядь у меня не было.
Он поднимает с матраса надувшийся рюкзак и извлекает оттуда сначала шесть литров пива, а потом - литровую бутылку хорошей водки. Хорошей не в плане вкуса, а в том, что её можно пить ничем не сопровождая без рвотных позывов.
Спустя три литра пива, бутылку водки и пару кусков мяса, мы сидим разморенные и пялим глаза в пространство темнеющего подъезда.
- Закуска...кончила.
Сказав это, он вытягивает вперёд ноги и протяжно смеётся.
- А это... тот внизу... он не протух ведь...холодно...
- Нет.
- Человек... ты мне другом... другом, будешь, если... притащи его сюда, ну, bitte...
- Ладно... щас встану...
Ползу вниз на брюхе, в - вниз... вот... он. Надо поднять... подняться. А он не такой уж тяжелый.
Я подпихиваю труп к нему ногой. Он суёт руку в комок склизких внутренностей и извлекает оттуда что - то круглое.
- Вроде почка...
Он размахивается и швыряет её в окно, чёрный в тусклом свете след появляется на нём.
- Слушай... хочешь эту вялость... тык! - он изобразил пальцами, что выключает что - то - и всё!
- А что, это можно?
- Можно... уже десятерых осчастливил.
Тут бы поостеречься, но мне плевать. Знакомец что - то почувствовал и говорит:
- Не бойся, я сначала сам...
Он роется в похудевшем портфеле, достаёт оттуда литровую банку с мутным содержимым, плещущимся на дне, и шприц.
- Сейчас я.
Мутное неизвестное поползло по его венам. Он хватает порожнюю бутылку водки и швыряет её во вторую дверь на лестничной площадке. Облачко звона растворяется в алкогольном угаре. Высовывается сосед и начинает пиздеть.
- Давай зайдём и убьём их всех?! - шепчу ему.
- Зайдём, зайдём, но сначала! - он достаёт второй шприц.
Лягушкоподобный человечек улыбнулся мне из неонового света содержимого шприца. И откуда он взялся? Он начинает победоносный поход по моему телу, сокрушая армии упрямого организма, не желающего расстаться с ощущением своей значимости. Наконец человечек входит в мой мозг, усаживается там, в позе лотоса, и озаряет бирюзовым сиянием мои стекленеющие органы. Парень отрывает меня от созерцания своих внутренностей и указывает на дверь, расколовшую бутылку.
. . .
Неожиданно для себя я легко встаю и озираюсь вокруг, ощущая себя и всё вокруг иначе. К подъездному окну прижались снаружи сотни серых губ, похотливо влажных и жаждущих, я это чувствую ногтями, соприкосновения с живой плотью.
- Хотят нас.
Его голос спокоен.
- Пошли к соседу.
- Подожди.
Иду на кухню за ножом, из-под стола на меня смотрят уродливые близнецы. Ну и пусть. Бросаю им ключи и выхожу. Парень протягивает руку и открывает дверь без ключа.
- Хлеб - соль.
В соседской квартире господствует вязкая чернота. В её однотонном теле зияют белые свищи ламп. Они стоят на полу вдоль стен коридора. А вот и сосед. Просто бью его ножом в живот. Крик тонет в квартирной духоте. Прыгаю ногами на его голове, в ожидании треска. Друг идёт дальше. Трещит череп. Иду за ним.
- Смотри!!! Смотри!!!
Что он так орёт? Уши режет. На разобранном диване, прикрытом белой простынёй, скулит в страхе сука в ночнушке. Стена поддерживает мою спину. Парень режет суку. Кровь течёт на простынь, волосатые груди распороты.
- Какая дрянь, не хочу видеть, не хочу видеть, закрашу...
Он увлечённо пластает тело ножом. Мои уши улавливают тонкий треск. На стекле появилась трещина. Сейчас они войдут сюда.
- Не успеем заварить чай, как думаешь?
Он сидит на окровавленной постели и лижет нож, глядя на будильник на тумбочке. Стекло лопается и в квартиру врывается зима.
11.
Лежу на боку и смотрю на полосатую заводскую трубу, растущую из моего рта. Подо мной затянутое серой пеленой зимнее небо. По временам дует ветер, по небу проносится рябь. На трубу падает комок снега и от неё и неба мне в лицо летят брызги. На комок наступает женский сапог. Тяну взгляд влево. Здравствуй кукла. Не холодно? Нет? Ну и иди дальше, что встала? Значит, после смерти разум продолжает существовать. Надо повернуться. Да, та самая остановка, те самые три дома. Раз можно повернуться, значит можно и что - то ещё. Только вот я устал. Надо полежать ещё и тогда пойду.